Текст книги "Великие князья Владимирские и Владимиро-Московские. Великие и удельные князья Северной Руси в татарский период с 1238 по 1505 г."

Даниил Ярославич
Род. в 1238 г. – ум. в 1256 г

Даниил Ярославич, один из младших сыновей Ярослава Всеволодовича⁵⁰³, в первый раз упоминается в летописях под 1238 г. в перечне князей, которых Бог спас от меча Батыя⁵⁰⁴. Затем он еще только два раза упоминается в летописях: в 1246 г. 30 сентября вместе с дядей Святославом и братьями он оплакал смерть своего отца; тут же замечено в летописях, что преемник Ярослава Святослав племянников своих «посажа по городом, якоже уряди брат его, князь великий Ярослав Всеволодич»⁵⁰⁵. Но нет других – ни прямых, ни косвенных – указаний, получил ли какой-нибудь удел Даниил Ярославич или нет.

Даниил скончался в 1256 г.⁵⁰⁶ Был ли он женат и имел ли детей, известий об этом до нас не дошло.

Василий Александрович
Род. после 1238 г. – ум. в 1271 г

О времени рождения Василия Александровича, старшего из четырех сыновей Александра Ярославича Невского, летописных известий до нас не дошло⁵⁰⁷. В первый раз он упоминается в летописях под 1245 г. В том году литовцы совершили набег на Новгородскую землю и воевали около Торжка и Бежецкого Верха. Новоторжцы преследовали их, но неудачно; тверичи, напротив, разбили их под Торопцом. На другой день после этого подоспел Александр Ярославич с новгородцами и отнял у литовцев весь полон, забранный ими в Новгородской земле, причем убито было восемь литовских князей. Новгородцы вернулись домой, а Александр вместе с двором продолжал преследовать литовцев и еще раз разбил их. Оставив преследование неприятеля, Александр поехал в Витебск, взял здесь сына Василия, который, вероятно, гостил у родственников матери, Александры Брячиславны, дочери полоцкого князя⁵⁰⁸, и поехал далее в Новгород.

В 1252 г. Александр Невский, после того как его брат Андрей бежал от татар, выехал из Новгорода во Владимир. В Новгороде остался, как видно из последующих событий, его сын Василий.

В следующем, 1253 г. литовцы опять совершили набег на Новгородскую землю. Василий Александрович с новгородцами догнал их близ Торопца, разбил и отнял полон⁵⁰⁹. В 1255 г., по-видимому, без всякого разумного повода новгородцы выгнали его из города, приняв к себе Ярослава Ярославича Тверского, который, также по неизвестным причинам, ушел со своими боярами из Твери в Псков, откуда и приглашен был в Новгород. Василий засел в Торжке и известил об этом отца. Александр Ярославич вместе с двоюродным братом Димитрием Святославичем, князем Юрьево-Польским, пришел в Торжок, а оттуда – к Новгороду. Он требовал головы оклеветанного перед ним посадника Анании, но ограничился заменой последнего другим посадником, Михалком (Михаил Степанович), тайным врагом Анании. Посадив в Новгороде опять Василия, Александр возвратился во Владимир⁵¹⁰.

В 1256 г. на Нарову приходили шведы, Емь, Сумь и др. и начали ставить город. В это время в Новгороде не было князя, и граждане отправили к Александру Ярославичу послов с просьбой о помощи. Великий князь сам с суздальскими и новгородскими полками ходил на Емь, воевал поморье и много вреда нанес неприятельской стране. Вернувшись из похода, он опять посадил в Новгороде сына Василия, а сам уехал во Владимир⁵¹¹.

Все лето 1257 г. новгородцы находились в смятении и тревоге, потому что пришла злая весть из Руси, что татары хотят брать на Новгороде тамгу и десятину⁵¹². По всему видно, что большая часть новгородцев не хотела платить татарам податей и налогов, и только немногие осознавали, как трудно избавиться от этой беды. К числу первых принадлежал и Василий Александрович. Зимой татары вместе с великим князем пришли в Новгород, и Василий бежал в Псков, зная, конечно, чего будет требовать отец. Новгородцы не дали ни тамги, ни десятины, а дали только дары хану и с миром отпустили татар. Разгневанный Александр выгнал сына из Пскова и отправил его «в Низ» (в Суздальскую землю), а тех, «кто Василья на зло повел», казнил: «Овому носа урезаша, а иному очи выимаша»⁵¹³. Новгородцы в свою очередь убили посадника Михалка, вероятно, за то, что он держал сторону великого князя, а весной убили еще какого-то Мишу (в Никоновской летописи сказано, что убили посадника Михалка и другого посадника [именем также] Михалка). С этих пор Василий Александрович не упоминается в летописях до самой его кончины, последовавшей в 1271 г.

Василий Александрович потомства не оставил⁵¹⁴.

Александр Димитриевич
Ум. в 1292 г

Об Александре Димитриевиче, внуке Невского, среднем из троих сыновей великого князя Димитрия Александровича, до нас дошло одно только известие, что он в 1292 г. скончался в Орде⁵¹⁵. Хотя летописи ничего не говорят о причинах его поездки в Орду, но так как в то же самое время в Орде хлопотал о великокняжеском достоинстве его дядя Андрей Александрович, можно предполагать, что поездка Александра Димитриевича в Орду была в связи с кознями Андрея, стремившегося отнять великокняжеский стол у его отца.

Занимал ли какой-нибудь удел Александр Димитриевич, был ли женат и имел ли детей, не видно ни из летописей, ни из родословных.

Иван Димитриевич
Род. в 1290 г

Иван Димитриевич – третий, самый младший сын великого князя Димитрия Александровича. Одна только Никоновская летопись отмечает под 1290 г. его рождение, а более нигде никаких сведений о нем мы не находим⁵¹⁶.

Даниил Иванович
Род. в 1320 г

Из четырех сыновей Ивана Даниловича Калиты старший, Семен, и третий, Иван, один за другим занимали великокняжеский стол; самый младший, Андрей, сидел в Боровске; о втором же сыне, Данииле, известно только, что он родился в 1320 г.⁵¹⁷ Вероятно, он умер в младенчестве.

Василий Семенович
Род. в 1337 г. – ум. в 1338 г

О Василии, старшем сыне Семена Ивановича Гордого, известно только то, что он родился 12 апреля 1337 г. и умер в следующем, 1338 г.⁵¹⁸

Константин Семенович
Род. и ум. в 1341 г

Второй сын Семена Гордого Константин родился в 1341 г. и жил только один день⁵¹⁹.

Даниил Семенович
Род. в 1347 г

Третий сын Гордого, Даниил, родился 15 декабря 1347 г.⁵²⁰; умер неизвестно когда, но, надо полагать, во младенчестве.

Михаил Семенович
Род. в 1348 г

О Михаиле, четвертом сыне Семена Ивановича Гордого, известно только, что он родился в 1348 г. и умер, кажется, в младенчестве⁵²¹.

Иван Семенович
Род. в 1351 г. – ум. в 1353 г

Пятый сын Семена Ивановича Гордого Иван родился зимой 1351 г., а скончался на первой неделе марта 1353 г.⁵²²

Шестой и последний сын Гордого Семен родился 1352 г., а скончался в 1553 г. ⁵²³

Даниил Димитриевич
Род. до 1371 г

Старший сын Димитрия Ивановича Донского Даниил известен нам только по упоминанию его в родословных и в «Слове о житии и преставлении великого князя Дмитрия Ивановича, царя руского»⁵²⁴. Так как летописи ничего не говорят о нем, надо полагать, что он скончался в отроческих годах, а потому Строев в указателе к «Истории государства Российского» Карамзина неосновательно приписывает ему жену Марию⁵²⁵.

Иван Димитриевич
Род. в 1380 г. – ум. в 1393 г

Иван Димитриевич, один из младших сыновей Димитрия Ивановича Донского⁵²⁶, начинает упоминаться в летописях с 1380 г. В этом году Димитрий Иванович, отправляясь в поход против Мамая, оставил жену и детей, Василия, Юрия и Ивана, на попечение воевод, в частности Федора Андреевича Свиблова⁵²⁷. Далее он упоминается в духовном завещании отца, который относится к нему несколько странно. Донской говорит, в частности: «А приказываю отчину свою Москву детем своим: князю Василью, князю Юрью, князю Андрею, князю Петру». Об Иване в этом месте завещания ничего не говорится; четверо братьев получили жребии в Москве, он не получил, хотя был старше Петра, родившегося в 1385 г. Почему же такое предпочтение младшему брату перед старшим? А между тем, как сейчас увидим, отец относился к Ивану с заметным состраданием. Распределяя волости между детьми, Донской назначает Ивану – после младшаго из братьев, Петра, – самое незначительное количество селений: «А се даю сыну своему князю Ивану: Рамененце с бортники и что к нему потягло, да Зверковьское село с Сохонским починком, что отошло от князя от Володимера; а Сохна сыну же моему князю Ивану; а в том уделе волен сын мой князь Иван, который брат до него будет добр, тому даст». С.М. Соловьев, объясняя этот факт тем, что Иван был болен и не мог иметь надежды на потомство, очевидно, не сомневается в том, что Иван был женат, как не сомневается и составитель «Родословной росписи» потомков Рюрикова дома Головин. Едва ли это верно. Если старший из наличных сыновей Донского, Василий, был женат в 1391 г., а следующий, Юрий, в 1400 г., то когда же мог бы жениться Иван? Он не был женат и, надо полагать, потому, что действительно был болен, но, кажется, не столько физически, сколько умственно. «Который брат до него будет добр» и т. д. О каком человеке можно так выразиться? О таком, о каком и в наше время сказали бы: «блаженненький» или что-нибудь подобное⁵²⁸.

Иван Димитриевич скончался в 1393 г., постригшись в иноческий чин с именем Иоасафа, и погребен в кремлевской церкви (тогда монастырь) Спаса на Бору, близ гроба бабки его, княгини Александры⁵²⁹.

Семен Димитриевич
Ум. в 1379 г

О Семене Димитриевиче, одном из средних сыновей Димитрия Донского, известно только, что он скончался 11 сентября 1379 г.⁵³⁰ Принимая во внимание год женитьбы Донского (1367), надо полагать, что Семен Димитриевич скончался в младенческих годах.

Юрий Васильевич
Род. в 1395 г. – ум. в 1400 г

Юрий Васильевич, старший из пяти сыновей великого князя Василия Димитриевича, родился весной 1395 г., а 30 ноября 1400 г. скончался; он погребен был в храме Архангела Михаила⁵³¹. Вот все, что дошло до нас об этом княжиче.

Иван Васильевич, второй сын великого князя Василия Димитриевича, по одним известиям, родился в 1396 г., а по другим – в 1397 г.⁵³²

Василий Димитриевич, желая упрочить новый порядок престолонаследования (в нисходящей линии по праву первородства), написал духовное завещание (первое в 1405 г.), по которому Иван становится его наследником, т. е. объявляется будущим великим князем, каковым и признали его дядя Василия Димитриевича, Владимир Андреевич Храбрый, и братья великого князя, Андрей и Петр Димитриевичи. Последнее заключение мы выводим из следующих слов духовной грамоты великого князя: «А о своем сыне [Иване] и о своей княгине покладаю на Бозе и на своем дяде, на князи на Володимере Ондреевиче, и на своей братьи, на князи на Ондрее Дмитреевиче и на князи на Петре Дмитреевиче по докончанъю, как ся имут печаловатися»⁵³³.

В 1416 г. 14 января Василий Димитриевич сыграл в Москве и свадьбу будущего великого князя, женившегося на дочери князя Ивана Владимировича Пронскою⁵³⁴. Но в июле месяце (20) следующего года на пути из Коломны в Москву наследник Василия Димитриевича, «зело превозжеленный ему» Иван Васильевич, скончался, не оставив потомства⁵³⁵; он погребен в Архангельском соборе.

Даниил Васильевич
Род. в 1401 г

Даниил Васильевич, четвертый из пяти сыновей великого князя Василия Димитриевича, родился 6 декабря 1401 г., «да недолго жил, – как говорит летопись, – толико пять месяц и умре»⁵³⁶.

Семен Васильевич
Род. в 1405 г. – ум. в 1406 г

О Семене Васильевиче, пятом и последнем сыне великого князя Василия Димитриевича, знаем столько же, сколько и о брате его, Данииле: он родился 13 января 1405 г., «да жил 12 недель и умре»⁵³⁷.

Юрий Васильевич Большой, старший из семи сыновей Василия Васильевича Темного, называемый в летописях Большим, в отличие от другого брата, Юрия-меньшого, или младшего, князя Дмитровского, родился осенью 1437 г.⁵³⁸, а умер зимой 1441 г.⁵³⁹

Семен Васильевич
Род. в 1447 г. – ум. в 1449 г

Семен Васильевич, пятый из семи сыновей Василия Васильевича Темного, родился 1 сентября 1447 г. Время смерти его неизвестно, но, по некоторым соображениям, можно сказать, что он скончался не раньше второй половины июля 1449 г. и не позже 1453 г., следовательно, во всяком случае, во младенчестве⁵⁴⁰.

Приложение 2
Свод летописных известий о Новгородской земле в хронологическом порядке за период времени от 1230 г. до падения самостоятельности Новгорода

Следуя принятому плану, по которому мы должны давать краткие исторические сведения о главных центрах удельной Северо-Восточной Руси, нужно сказать несколько слов и о Новгороде Великом.

Первоначальная история Новгорода, как и многих других древних городов, основана на полубаснословных или даже чисто баснословных сказаниях. Последние дошли до нас не в первоначальном виде, а в извлечениях, переделках и дополнениях позднейших бытописателей и историков. Так, сказание не дошедшей до нас Иоакимовской летописи о начале Словенска, на месте которого потом поставлен был Новгород, и о первом князе словен Гостомысле сохранилось в летописном своде Татищева⁵⁴¹, который, как и князь Щербатов, полностью принимает на веру это сказание. Гостомысл, по этой версии, был князем словен еще до Р. X.; он перешел со своим словенским племенем с Дуная на север Европы, где построил обширный город Словенск, в котором и скончался. Спустя несколько сотен лет из его потомков в сказании упоминаются Вандал, Избор, Владимир и многие другие, наконец, в девятом колене Буривой. Этот Буривой, не выдержав борьбы с варягами, бежал в город Бярмы и там скончался, а его враги овладели всей словенской землей и начали жестоко притеснять покоренных. Притесняемые словяне выпросили у Буривоя в князья себе его сына Гостомысла, который прогнал варягов и, как и подобает полубаснословному герою, начал спокойно и мудро править землей и быть грозой для соседей. Он имел четырех сыновей, которые еще при жизни его умерли бездетными, и трех дочерей, которые были замужем за соседними князьями. Гостомысла, как мудрого правителя, беспокоила мысль, что у него нет наследника. Два раза он вопрошал богов об этом и получал благоприятные ответы, хотя и не верил им, так как был стар и жены его не рожали. Наконец, он увидел во сне, что из чрева его второй дочери Умилы выросло плодовитое дерево, которое покрывало ветвями какой-то обширный город и плодами насыщало людей. Призванные им волхвы или сногадатели объяснили сон в том смысле, что один из сыновей Умилы будет его преемником и что земля удобрится его княжением. Все были рады этому обстоятельству и особенно тому, что преемником будет не сын старшей дочери, который «негож бе». Перед смертью Гостомысл созвал всех старейшин своей земли от славян, руси, чуди, мери, кривичей и дряговичей, рассказал им свой сон и отправил к варягам посольство просить князя себе в преемники. Таким образом и явились три брата: Рюрик, Синеус и Трувор с их родами.

Как выше замечено, Татищев, безусловно, верит этому сказанию Иоакимовской летописи и даже, неизвестно из каких источников, пополняет ее сведениями о дочерях Гостомысла. Иоакимовская летопись называет по имени одну только У милу, Татищев же говорит, что старшая была за князем Изборским, что от этого брака произошла Ольга (впоследствии жена Игоря); о младшей же дочери ничего не известно, но есть предположения, не была ли она матерью Вадима. Этот Вадим поднял новгородцев против Рюрика, от руки которого и пал. По безосновательным догадкам и предположениям Татищева (в его примечаниях к Иоакимовской летописи), Вадим был, возможно, внуком Гостомысла, как и Рюрик, но, происходя от старшей сестры, имел больше прав на власть, чем последний, почему и был убит младшим (двоюродным) братом. Эти сказания, основанные, вероятно, на желании дать естественное объяснение факту призвания князей, в позднейшее время (в XVII в.) досужими грамотеями, и особенно известным Каменевичем-Рвовским, переделывались по личному вкусу. Гостомысла, однако, они называют не князем, а новгородским старейшиной, избранным всенародно. Перед смертью он созвал всех начальных людей Русской земли и советовал им, по его кончине, отправить посольство в варяжскую землю и в Пруссию к тамошним самодержцам от рода Августа Кесаря и просить их к себе на княжение. По смерти Гостомысла, который был похоронен в Болотове⁵⁴², его сограждане долго не хотели привести его совет в исполнение и не имели князей, а избирали только посадников. Но беспрестанные междоусобицы заставили их, наконец, отправить послов в варяжскую землю и в Пруссию, к тамошнему курфирсту Рюрику, потомку Августа Кесаря в 14-м колене. Щекатов⁵⁴³, говоря о начале Новгорода, делает общую ссылку на новгородских летописцев, под которыми, очевидно, понимает варианты одного и того же сказания. У него говорится, что задолго до построения Новгорода в версте или несколько выше последнего был построен город Славенск, который населен был славянами. Но его опустошили войны и моровое поветрие; уцелевшие жители перешли на берега Дуная и жили там долгое время, но потом (в середине V в.) вернулись на прежнее место и неподалеку от старого поставили Новый город; остатки же старого на месте, называемом Старое городище, видны и поныне.

Насколько в этих баснословных сказаниях сохранились элементы действительного происхождения Новгорода, судить, конечно, трудно. Но в основе этих сказаний, без сомнения, лежат отчасти действительные факты, а отчасти понятное желание как сравнительно древних летописцев, так и позднейших сводчиков летописных известий, хроникеров, найти начало и рациональное (естественное) объяснение того или другого явления, факта и пр. Факт призвания князей не подлежит сомнению. Чем же вызван этот факт? Предание могло сохранить его общую причину, а именно: отсутствие крепкой власти, которая могла бы сдерживать частные, эгоистические стремления, идущие вразрез с общим благом народа и производящие смуты и усобицы, и надо полагать, это так и было. Но позднейшие хроникеры и составители отдельных сказаний о тех или других явлениях Древней Руси, в противоположность своим первообразам, древнейшим летописателям, которые и разукрашенные народной фантазией предания вносили в свои бытописания, «не мудрствуя лукаво» (почему в них и можно до известной степени разобраться), давали полный ход своей необузданной фантазии: известный голый факт они старались обставить интересными, по их представлениям, подробностями; им нужны были действующие лица, почему-либо необыкновенные и часто с драматическим положением, – словом, хроникеры, еще мало способные к отвлеченному мышлению, старались изображать факты наглядно, конкретно, а для этого им приходилось выдумывать и действующих лиц, и названия топографические, географические и т. и., или, наоборот, от последних производить названия личные.

Был ли на самом деле Гостомысл, сказать трудно. Надо заметить, что у Нестора он не упоминается, но в позднейших летописных сводах⁵⁴⁴, как Софийский (Софийская 1-я), говорится, что славяне, придя с Дуная, сели около озера Ильмень, прозвались своим именем, поставили город, который назвали Новым городом, и посадили у себя старейшину Гостомысла. Другой летописный свод (Воскресенская летопись) дополняет это известие некоторыми подробностями, говоря, что, придя с Дуная, славяне сели у Ладожского озера, а отсюда перешли к озеру Ильмень и назвались иным именем – Русью, по имени реки Руссы, впадающей в Ильмень; размножились здесь и посадили у себя старейшиной Гостомысла. А составитель Густинской летописи, как бы сомневаясь в существовании Гостомысла, только после передачи факта призвания князей, прибавляет: «Неции же глаголют, яко Гостомысл» и т. д., как в вышеприведенных сказаниях⁵⁴⁵. Предание о Гостомысле держалось еще в XVI в.: так, о нем упоминает Герберштейн, два раза посещавший Россию в первой половине XVI в. Что касается самого имени Гостомысл, то оно, несомненно, могло существовать у славян; Гостомыслы упоминаются также в древнейшей истории Мекленбурга⁵⁴⁶.

Итак, первоначальная история Новгорода все-таки остается неясной, подернутой, так сказать, туманом баснословных сказаний, к составлению которых часто подавали повод, вероятно, названия географические, топографические и т. и. Надо полагать, таким-то именно образом и произошли, например, такие баснословные сказания, как приводимые Н.И. Костомаровым в его «Истории Новгорода»⁵⁴⁷, где географические имена, как, например, реки Руса и Волхов и озеро Ильмерь (Ильмень), связываются с именами личными; название одного из новгородских концов Славянским, а самого города Новым могло привести к предположению о существовавшем когда-то старом городе, городе Славянске⁵⁴⁸.

Таким образом, о древности Новгорода вообще и времени основания его в частности ничего определенного нельзя сказать. Но что Новгород в эпоху призвания князей имел уже весьма важное значение среди славянских поселений севера, это видно из того, что он стоял во главе союза племен, решивших призвать князей. Это обстоятельство, само собой, указывает на давнее возникновение города и на сравнительно высокое материальное развитие его еще до призвания князей.

Благосостояние Новгорода происходило не от главного общеславянского занятия хлебопашеством, для которого неудобна была болотистая почва занятой новгородскими славянами территории, а прежде всего от торговли, которая, в свою очередь, вызвала среди новгородцев сильное колонизационное движение на восток и северо-восток, в бассейн Волги и Ледовитого океана. Выгодное положение Новгорода при выходе Волхова из озера Ильмень в северной части великого водного пути «из варяг в греки» само собою определяло торговую деятельность новгородцев, и в первые годы своего исторического существования новгородцы, конечно, контактировали с югом по торговым делам; с юга же они получали и хлеб. Только впоследствии, когда Южную Русь начали терзать и разорять, с одной стороны, княжеские усобицы, с другой – набеги степняков, хищных азиатов, а Северо-Восточная Русь заселялась и обстраивалась городами и селениями и начала выступать главным историческим деятелем Северо-Восточной Европы, торговые интересы отвлекли новгородцев от юга на восток и северо-восток, а при дальнейшем развитии экономической жизни и на запад, где Новгород вошел в тесные сношения с Ганзой.

Но кто же были эти новгородские славяне, откуда они пришли и как обширны были их владения?

Некоторые из наших историков, как Д.И. Иловайский⁵⁴⁹, считают новгородских славян тождественными кривичам, славянскому племени, обитавшему по Западной Двине и верховьям Днепра (в нынешних Витебской и Смоленской губ.); другие, как И.Д. Беляев⁵⁵⁰, говорят, что Полоцк, Смоленск и даже Чернигов были новгородскими колониями; Н.И. Костомаров⁵⁵¹, наконец, на основании фонетических данных, а также позднейших баснословных измышлений грамотеев, на которые указано выше, считает новгородских славян южно-руссами и в известной своей монографии («Северно-русские народоправства») старается провести эту мысль часто не без натяжек. Что касается кривичей, то мы видим их в числе племен, участвовавших в призвании князей; внешней же связи Чернигова с Новгородом не видим; сами кривичи участвовали в призвании князей (а следовательно, предполагается, входили в состав союза, во главе которого стоял Новгород), может быть, только потому, что были очень близкими соседями новгородских славян, с которыми могли находиться в тесных сношениях⁵⁵².

Что касается обширности самого Новгорода, как центра новгородских славян, и его владений, то относительно первого пункта существуют только предположения и более или менее удачные догадки. Относительно же второго – есть несколько указаний, из которых только одно относится к более раннему периоду существования Новгорода, остальные же относятся к более позднему периоду, когда Новгород вошел уже в тесные отношения с Суздальской землей (которую он называл по ее географическому положению относительно себя – Низовской землей, Низом) и ее князьями. На основании некоторых данных, кажется, совершенно верно полагают, что Новгород, подобно Киеву, возник из отдельных поселений, группировавшихся около общего города: названия концов, как Плотничий, Гончарный, указывают как бы на некогда бывшие отдельные слободы, население которых занималось определенным ремеслом; эти слободы постепенно расширялись и примкнули, наконец, к центру. Особое управление концов и частые враждебные столкновения между ними указывают именно на бывшую обособленность их, на отдельные их интересы. Когда все части слились в одно целое, Новгород стал делиться на две крупные части, которые назывались сторонами и, в свою очередь, делились на концы: на Софийской стороне были Неревский, Загородный и Гончарный концы; на Торговой стороне – Плотницкий и Словенский. Впоследствии число концов увеличилось. Концы делились на улицы. Названия некоторых концов и улиц указывают или на род занятий жителей (Гончарный конец, где жили гончары, Плотницкий конец, где жили плотники), или на племенное происхождение жителей (Прусская улица с пруссами, Неревский конец с неревлянами, Варяжская улица, где жили варяги⁵⁵³). Вероятно, сравнительно большое количество концов и улиц подало некоторым повод сделать заключение об обширности древнего Новгорода; но еще митрополит Евгений на основании состава почвенных слоев в окрестностях Новгорода доказал несостоятельность этого мнения⁵⁵⁴.

Что касается обширности владений Новгорода за городской чертой, или волостей Святой Софии, как любили называть свои владения новгородцы, то, само собою разумеется, они приобретались постепенно. Но мы не имеем точных указаний на время приобретения этих волостей. Из приводимого «Повестью временных лет» рассказа новгородца Юряты Роговича видно, что новгородцы в XI в. собирали дань с Печоры; в XII в. совершались частые походы в Заволочье (земли от Онеги до Мезени по обеим сторонам Северной Двины), а в XIII в. собиралась дань с Терского берега (Тре – в грамотах). Собственно Новгородская земля занимала нынешние губернии: Новгородскую, Псковскую и западную часть Тверской; тут были пригороды: Псков, Изборск, Старая Руса, Великие Луки, Торжок, Бежецк или Бежичи, Ладога. В некоторых из официальных документов⁵⁵⁵ второй половины XIII в. новгородцы называют своими следующие волости: Волок, Торжок, Бежичи, городец Палиц, Мелеча, Шипино, Егна (отсюда Весьегонск), Вологда, Заволочье (Колопермь), Тре, Пермь, Печора, Югра. Ближайшие к Новгороду земли делились на пять пятин: Водская – по Ладожскому озеру, Обонежская – от Онежского озера к Белому морю, Бежецкая (до р. Меты), Деревская (до р. Ловати), Шелонская (от Ловати до Луги).

Теперь обратимся к изложению событий Новгородской земли при первых князьях.

Когда Синеус и Трувор скончались, Рюрик переселился из Ладоги в Новгород и начал раздавать города мужам своим⁵⁵⁶. Но уже второй князь, Олег, перенес свою резиденцию на юг, в Киев, который занимали Аскольд и Дир. В Новгороде он оставил варягов, которым новгородцы «мира деля» должны были давать дань в 300 гривен, «еже до смерти Ярославле даяше варягом»⁵⁵⁷. Очевидно, князь этим распоряжением исполнял свой долг – поддерживать порядок и защищать граждан от внешних врагов. С перенесением столицы на юг и внимание летописцев как бы отвлекается от севера: они интересуются более югом, где жил и действовал великий князь. Впрочем, по некоторым отрывочным известиям наши историки⁵⁵⁸ находят, что связь Новгорода с Киевом и киевскими князьями не прерывалась. Так, в 903 г. Игорь женился на Ольге, родом псковитянке⁵⁵⁹: Ольга, будучи великой княгиней, ездила по Новгородской земле и установливала погосты и дани по р. Мете и Луге⁵⁶⁰. Это указывает на то, что Новгород наравне с Киевом вполне признавал ее власть. Но в 970 г., когда Святослав раздавал сыновьям уделы, оказалось, что Новгород был без князя и, может быть, без его представителя: пришедшие в Киев новгородцы требовали себе князя и даже грозили: «аще не пойдете к нам, то налезем князя себе» (разумеется, в другом месте)⁵⁶¹. «Абы пошел кто к вам!» – отвечал Святослав. Действительно, старшие сыновья великого князя отказались идти в Новгород. Тогда Добрыня подговорил послов просить Владимира, матерью которого была ключница Малуша, сестра Добрыни, и Святослав охотно отпустил его вместе с его дядей⁵⁶². Н.И. Костомаров⁵⁶³ говорит, что князья неохотно шли в Новгород потому, что тот пользовался известной автономией, при которой князь не мог свободно распоряжаться в управлении землей. Как бы то ни было, но младший из сыновей Святослава, Владимир, пошел к новгородцам.

Кто же управлял Новгородом до тех пор? За отсутствием летописных известий на этот вопрос можно отвечать только гадательно. Игорь и Святослав, надо заметить, слишком поглощены были делами на юге, чтобы строго и неуклонно следить за автономным Новгородом; в Новгороде, вероятно, со времен Олега продолжали исполнять обязанности князя те же варяги, которые, при совершенном невнимании киевских князей к своей первоначальной резиденции, могли самовольно вмешиваться в не подлежащие их ведению дела по управлению Новгородом. Потому-то, может быть, новгородцы так настойчиво и требовали себе князя у Святослава. Но есть еще предположение⁵⁶⁴, что Новгород управлялся кем-нибудь из родственников княжеского дома, о которых упоминается в договоре Игоря с греками. Как бы то ни было, к новгородцам пошел Владимир. Однако отношения его с Новгородом были, должно быть, не совсем удовлетворительны: так, когда, уже по смерти Святослава (умер в 972 г.), Олег погиб в столкновении со старшим братом, Ярополком, Владимир, опасаясь честолюбивых замыслов последнего, обратился за помощью не к новгородцам, а ушел за море к шведам (это было в 977 г.); новгородцы же в его отсутствие без всякого сопротивления приняли к себе посадников Ярополка. Между тем Владимир, пробыв два года в Швеции, возвратился с варягами и выгнал из Новгорода Ярополковых посадников; с теми же варягами он добыл и Киев. Естественно, что варяги чувствовали себя хозяевами в этом деле, почему и требовали откупа по две гривны с человека. Владимир, однако, отделывался одними обещаниями, так что варяги, наконец, начали просить его, чтобы он показал им «путь в греки»; князь исполнил их просьбу, но лучших, более храбрых, оставил при себе и раздал им города⁵⁶⁵.

В каких же отношениях с новгородцами был Владимир, заняв киевский великокняжеский стол? Костомаров, предполагая, что Новгород совершенно, так сказать, отбился от власти великого князя, говорит, что Владимир при помощи, вероятно, тех же варягов, которые помогли ему овладеть Киевом, покорил Новгород и в продолжение всего княжения своего относился к нему как победитель к побежденному. Не знаем, насколько верно это предположение; видим только, что со времени занятия Киева Владимиром летопись мало дает материалов для суждения об отношениях Новгорода и великого князя. Летописцы говорят, что в 980 г. Владимир посадил в Новгороде дядю своего, Добрыню, с которым в 985 г. ходил на землю Болгарскую; затем под 990 г. отмечают, что Владимир начал ставить города по Десне, Остеру, Трубежу, Суле, Стугне «и насели их словены, сиречь ноугородцы, – кривичи, сиречь смолняны, и чудью и вятичи»⁵⁶⁶.