Текст книги "Искушение Анжелики"

Жоффрей де Пейрак стоял, наклонившись над маленькой овальной бухтой, где он оставил свою узкую остроносую шебеку, выглядевшую с высоты совсем крошечной.

Это судно было построено по его чертежам в Киттери, старом прибрежном городке в Новой Англии в колонии Массачусетс. Что осталось сейчас от его верфей? Наверное, только пепел? Начатая индейцами война грозила всем неисчислимыми бедами.

К вершинам утесов кругами поднимались стаи кричащих птиц. Они возвещали появление одного из властелинов этих мест – тумана.

Жоффрей де Пейрак сложил подзорную трубу и присоединился к своим спутникам, которые, спрятав носы в воротники, терпеливо пережидали непогоду.

Он уселся рядом с ними, завернувшись в свой широкий плащ. Ветер яростно трепал разноцветные перья на их шляпах. Внезапно и безмолвно их окутал и поглотил туман, густые клубы которого поднимались по розовым склонам горы. Ветер уступил место мощному дыханию тумана и, прошептав что-то, стих. Белые люди теперь сидели словно внутри облака над слепым исчезнувшим миром.

– Итак, господин д’Юрвиль, вы, кажется, собрались подать в отставку с поста губернатора Голдсборо?

Нормандский дворянин покраснел, потом побледнел и уставился на графа как на человека, обладающего опасной способностью читать самые сокровенные мысли собеседника. Однако никакого колдовства здесь не было – просто несколько дней назад Пейрак видел, как д’Юрвиль, столкнувшись с трудностями управления Голдсборо, готов был рвать на себе волосы.

– В Голдсборо собралось слишком много народу! – воскликнул он.

И то сказать, среди всех этих гугенотов, рудокопов и матросов всех национальностей было нелегко разобраться, что к чему. Куда ушли те славные денечки, когда он был в этом глухом углу почти единственным хозяином и вел прибыльную торговлю пушниной, покупая ее у индейцев и продавая на те редкие корабли, капитаны которых отваживались заходить в местный необустроенный и труднодоступный порт.

Теперь же в Голдсборо было вавилонское столпотворение, и у д’Юрвиля, дворянина с нормандской косы Котантен, не оставалось времени ни на то, чтобы уделить внимание своей супруге, красавице-индианке, дочери местного вождя Абенаки-Каку, ни на то, чтобы под предлогом визита к какому-то дальнему соседу, французу или англичанину, немного поплавать по волнам океана.

– Монсеньор, – воскликнул он, – не думайте, что я отказываюсь вам служить. Я всегда буду к вашим услугам, дабы по мере моих сил сокрушать ваших врагов, дабы с помощью пушек, а если понадобится, то и со шпагой в руке защищать ваши владения, командовать вашими солдатами и матросами. Но я должен признаться, что не могу совладать с такими ситуациями, в которых в дело вступают святые, демоны и Священное Писание. Ваши гугеноты – трудолюбивые, храбрые, умелые и предприимчивые люди и отличные торговцы, но они такие зануды! Они, несомненно, сделают из Голдсборо прекрасный город, но мы никогда не избавимся от говорильни, потому что невозможно понять, какие законы здесь применять. Как бы дурно с ними ни обращались в Ла-Рошели, эти люди, похоже, очень страдают оттого, что не чувствуют себя более подданными короля Франции, но стоит здесь появиться французам с образками Пресвятой Девы на шее, как они впадают в ярость и готовы отказать им даже в том, чтобы сойти на берег у их поселения и пополнить запасы пресной воды. Мы неплохо ладили друг с другом этой зимой и немало беседовали у огня, когда бушевали бури. Я немного нечестивец – простите меня, святой отец, – и не рискнул докучать им своими молитвами. И мы славно сражались плечом к плечу, когда нам пришлось обороняться от этого пирата, Золотой Бороды. И именно потому, что теперь я слишком хорошо их знаю, мне ясно, что я недостаточно хороший дипломат, чтобы поддерживать равновесие между верующими различных конфессий и национальностей, к которым теперь прибавились еще и пираты Ваннерейка.

Жоффрей де Пейрак молчал. Он думал о своем друге, капитане Язоне, преследуемом гугеноте, привыкшем на Средиземном море к темпераменту латинян, человеке, который прекрасно исполнил бы роль, от которой отказывался д’Юрвиль. Но Язон был мертв, как и замечательный арабский ученый и врач Абд-эль-Мешрат, который мог бы помочь ему в этом деле. Веселый и проницательный д’Юрвиль уходил в отставку отнюдь не из малодушия и даже не в силу лени – просто полная свобода, которой он пользовался в Америке, привила ему склонность к вольготной жизни.

Будучи младшим сыном и потому не получив никакого образования, если не считать того, что его научили владеть шпагой и ездить верхом, едва умея читать, он, впрочем, отлично осознавал свои недостатки. В Америку он бежал, убив своего противника на дуэли и спасая свою голову от законов, введенных кардиналом де Ришелье. Ничто другое не могло бы привлечь его сюда, так как он не мыслил себе жизни без трактиров и игорных домов Парижа. К счастью для него, он родился на полуострове Котантен, этом роге французской улитки, вытаращившей глаз, чтобы подглядывать за Англией, этом почти острове с дикими пустынными берегами, рощами и ландами.

Выросший в старом замке на мысу Ла-Аг, д’Юрвиль любил и понимал свою кормилицу – море. Сегодня он мог бы творить чудеса, командуя маленьким флотом Голдсборо, который каждый год увеличивался на несколько кораблей, но Жоффрей де Пейрак понимал, что надо снять с его плеч груз обязанностей, грозящих превысить его возможности.

– А вас, господин Ваннерейк, если вы устали от побоищ с испанцами, не соблазнит звание вице-короля наших широт?

– Возможно!.. Но только когда у меня будет деревянная нога. Лучше уж это, чем продавать на улицах Тортуги репу и кокосовые орехи… Кроме шуток, мои сундуки для этого еще недостаточно полны. Нужно быть богатым, чтобы внушить уважение населению, состоящему наполовину из искателей приключений, наполовину из гугенотов. Последних я и так уже шокировал появлением моей Инес. Вы видели Инес?

– Да, видел.

– Разве она не прелестна?

– Да, она прелестна.

– Вы понимаете, что пока я еще не могу отказаться от этого очаровательного создания. Но позже… я бы принял ваше предложение. Взять хотя бы Моргана, величайшего пирата и грабителя нашего времени, – теперь он губернатор Ямайки, и уверяю вас: с порядком он не шутит, и даже самые знатные господа снимают перед ним шляпу… Я чувствую, что я той же породы, что и он. Я совсем не такой глупец, каким кажусь, поверьте мне!

– Поэтому я с полным доверием и сделал вам это предложение.

– Вы оказываете мне большую честь, дорогой граф… Но позже! Позже! Видите ли, я еще не перебесился, хотя уже пора бы.

Глава XVII

Туман отступал.

Жоффрей де Пейрак поднялся на ноги и вернулся на площадку на вершине горы.

– Вы, наверное, ищете и надеетесь увидеть корабль Золотой Бороды, спрятавшийся в каком-нибудь укромном уголке? – спросил д’Юрвиль.

– Может быть!

Что же он искал, что надеялся обнаружить в этом лабиринте воды и деревьев, что расстилался внизу? На вершину горы его привела не столько логика, сколько чутье, сродни чутью охотничьей собаки.

Человек, которому он дал розовые жемчужины, когда плыл по Кеннебеку. Человек, который ему солгал. Был ли он просто сообщником Золотой Бороды? А таинственный корабль? Не принадлежал ли он этому же пирату? И почему его уже два раза пытались ввести в заблуждение, рассказывая небылицы об участи Анжелики?

Может быть, эти «ошибки» были случайностью? Он так не думал. На море известие, передаваемое из уст в уста, обычно бывает достоверным. Ибо этого требует братство всех моряков, их души и надежды… Но кто же пытался уже два раза так хитро его обмануть? Какая новая опасность таилась за этими попытками?

Последний порыв ветра взмахом крыла пронесся над бухтой, отогнав туман до самого горизонта. Над морем раскинулось бело-голубое небо, подобно широкому крылу, подобно раковине, выстланной перламутром.

На вершине ветер дул так сильно, что графу приходилось идти наклонившись, преодолевая его сопротивление. Подойдя к краю площадки, он лег на камень, чтобы его не снесло.

Приставив к глазу подзорную трубу, он начал внимательно, точка за точкой, разглядывать бухту и рассыпанные по ней острова.

Вон там на якоре стоит корабль, а вон лодка, вон целая флотилия индейских каноэ, переплывающих узкий пролив, а дальше два рыбацких баркаса и, наконец, на островке сами рыбаки.

Они сошли на берег, и к небу поднимался дым: они конопатили свое судно, готовили еду и коптили треску.

Оглядывая бухту, он чувствовал, как острые выступы гранита больно врезаются в его грудь.

Обнаружит ли он в море то, за чем пришел на эту лысую гору, обдуваемую ветрами?

На западе в разрывах тумана виднелись очертания Синих гор, таких же синих, как и лежащая внизу бухта.

Может быть, где-то там Анжелике грозит опасность?

– Анжелика! Анжелика! Жизнь моя!

Припав к холодному камню, он звал ее в порыве, преодолевающем любые расстояния.

Она стала вдруг далекой и безликой, но осталась полной теплоты, бесконечно живой, прекрасной в своем неповторимом очаровании.

– Анжелика! Анжелика! Жизнь моя!..

Его хлестал северный ветер, жестоко свистя и шипя.

«Он вас разлучит! Вот увидите! Вот увидите!»

Это было предсказание человека, которого он убил за то, что тот пожелал Анжелику, это были его слова: «Он вас разлучит… вот увидите!..»

Его охватило острое чувство тревоги, машинально он прижал руку к груди, но тут же спохватился.

«Чего мне бояться?.. Завтра, самое позднее послезавтра она будет здесь… Анжелика уже не та беззащитная неопытная юная девушка, какой была когда-то. Она не раз доказывала мне, что жизнь не может выбить ее из седла. Она справится с любыми испытаниями. Она продемонстрировала это еще раз, избежав – один Бог знает как – этой странной засады в Брансуик-Фолз… Да, она из породы воинов и рыцарей, моя неукротимая. Можно сказать, что опасность делает ее еще сильнее… еще удачливее… еще прозорливее… еще прекраснее… как будто опасность дает пищу ее невероятной жизненной силе!.. Анжелика! Анжелика!.. мы пройдем через все, не так ли, моя родная?.. Пройдем вместе… Где бы ты ни была, я знаю, что ты ко мне вернешься…»

Он вздрогнул. Пока он размышлял, его блуждавший среди беспорядочной россыпи островов взгляд зацепился за необычную деталь – оранжевый вымпел на верхушке мачты корабля, спрятавшегося за растущими на острове деревьями. Жоффрей де Пейрак долго лежал неподвижно, как охотник, высматривающий дичь, внимательно глядя в подзорную трубу. Потом, задумавшись, встал.

Он нашел то, за чем пришел на вершину горы Мон-Дезер.

Глава XVIII

– Монсеньор, монсеньор!

Граф услышал это обращение с французского рыболовецкого судна, которое шло под ветром в нескольких кабельтовых от его шебеки, в тот момент, когда она огибала мыс Шудик.

У его бортового ограждения стоял Жан Ле Куеннек, которого он послал из Попхэма на поиски Анжелики.

Вскоре оба судна бросили якорь у пристани Голдсборо, и граф поспешил навстречу бретонцу.

– Рассказывай, и побыстрее!

Вопреки обыкновению, лицо Жана было невесело, и Жоффрей де Пейрак почувствовал, как сердце его сжимает страх.

– Ты смог найти госпожу графиню? Почему она не с тобой? Ты встретил по дороге «Ларошельца»?

Бедный Жан опустил голову. Нет, он не встретил по дороге «Ларошельца». Да, он смог добраться до госпожи графини после того, как прошел вдоль устья реки Андроскоггин, где все английские поселения разграблены и сожжены. Он нашел госпожу графиню на берегу залива Каско.

– Все это я уже знаю… Нам обо всем этом сообщил Кантор. Он отправился туда за госпожой графиней и остальными.

– Увы, он уже опоздал, – чуть не плача, ответил Жан. – Когда Кантор туда приедет, там уже никого не будет. Золотая Борода взял госпожу де Пейрак в заложницы. – Но чтобы смягчить впечатление от столь ошеломляющей вести, он тут же добавил, что, по его мнению, никакая опасность госпоже графине сейчас не грозит. Она умеет за себя постоять, а этот пират Золотая Борода, похоже, держит свой экипаж в узде. Ей хватило хладнокровия для того, чтобы помочь ему, Жану, сбежать, чтобы рассказать о случившемся графу.

И он рассказал, при каких обстоятельствах ему удалось вырваться из ловушки.

– Я пустился наутек, и, к счастью, они не стали меня преследовать. Я шел вдоль берега целый день и вечером увидел стоящее на якоре в бухте французское рыболовное судно. Его экипаж сошел на берег, чтобы пополнить запасы пресной воды. Они взяли меня на борт и даже согласились отклониться от своего курса, чтобы как можно быстрее доставить меня сюда.

Жоффрей де Пейрак был мертвенно-бледен.

– Опять Золотая Борода! Вечно этот бандит… Я буду преследовать его, пока не убью! В прошлом месяце он захватил в плен командира моих наемников, а теперь – мою жену!.. Какая наглость!

Он с беспокойством подумал о Ле Гале и Канторе, которые, вероятно, приплыв к месту встречи, обнаружили, что там никого нет, или хуже – что оно все еще занято опасными морскими разбойниками. А что, если, узнав, что его мать находится в их руках, Кантор не устоит перед искушением преждевременно броситься в бой? Впрочем, нет, его сын для этого слишком осторожен! В Средиземном море он научился тем хитростям, к которым прибегают пираты, чтобы уцелеть. Наверняка он удовольствуется тем, что будет внимательно наблюдать за кораблем Золотой Бороды, и попытается послать весточку отцу.

К несчастью, «Голдсборо» был не в том состоянии, чтобы выдержать погоню и морское сражение – он будет готов для этого только через два дня. Если работать всю ночь напролет, быть может, удастся вывести в море завтра вечером шебеку, усилив ее двумя пушками, и корабль Ваннерейка. Можно надеяться, что, увидев эти силы, Золотая Борода испугается и пойдет на переговоры.

Жоффрей де Пейрак повернулся и снова подошел к бретонцу.

– Что ты не осмеливаешься мне сказать?.. Что ты скрываешь?

Его горящий взгляд встретился с испуганным взглядом Жана, и тот отрицательно затряс головой.

– Нет… монсеньор, я вам клянусь… Клянусь Девой Марией и святой Анной… Я вам все сказал… Почему вы решили, что я от вас что-то скрываю?

– Но с нею все же что-то случилось?.. Она ранена, да?.. Или больна?.. Говори…

– Нет, монсеньор, я бы не стал скрывать от вас такие несчастья… Госпожа де Пейрак вполне здорова… Она поддерживает всех остальных… Для этого она там и осталась – чтобы ухаживать за больными и ранеными… Она даже зашила брюхо одному из этих бандитов, тому, который ее продал…

– Это я тоже знаю…

Проницательный взгляд Пейрака впился в честное лицо бретонца, который за зиму стал для него не только соратником, но и другом. Его не страшили ни ирокезы, ни надвигавшийся голод. Но сейчас Жан дрожал.

Пейрак одной рукой обнял молодого человека за плечи:

– Что с тобой?..

Жан почувствовал, что еще немного – и он разрыдается, как ребенок. Он опустил голову.

– Я так долго шел, – пробормотал он. – Это нелегко – столько пройти и не попасть в лапы вставших на тропу войны дикарей.

– Это верно… Иди отдохни. Под фортом открылся трактир, его держит госпожа Каррер с дочерьми. Там хороший стол, и сегодня туда доставили из Франции отличное бордо. Наберись сил и будь готов выйти со мной в море уже завтра, если не помешает непогода.

Граф де Пейрак и Ролан д’Юрвиль собрали в форте в зале совета Маниго, Берна, пастора Бокера и других именитых граждан Голдсборо. Они также попросили прийти Ваннерейка, его первого помощника и капитана «Голдсборо» Эриксона. Кроме них, в совете участвовал также францисканец отец Бор.

Одетый в темное, дон Хуан Альварес, глава испанской стражи графа, неподвижно стоял за его спиной, охраняя от всех опасностей.

Жоффрей де Пейрак кратко рассказал собравшимся о последних событиях. В связи с тем, что его супруга, графиня де Пейрак, попала в руки врага, необходимо вести себя крайне осторожно. Поскольку он, Пейрак, немало походил по Карибскому морю, он знает нравы тамошних авантюристов-дворян, и Жиль Ваннерейк тоже подтвердит, что можно не опасаться, что с госпожой де Пейрак будут обращаться дурно, пока она остается ценной заложницей. Знатные дамы, будь они испанки, француженки или португалки, ожидающие прибытия богатого выкупа, чтобы выйти на свободу, не имели оснований жаловаться на своих тюремщиков. Толковали даже, что если пират, который ее захватил, был красив, то иная дама не слишком торопилась на волю. Но было известно также и то, что некоторые пираты, ожесточившись оттого, что за ними гонятся и принуждают их к битве, или потеряв свое судно в кораблекрушении и поняв, что выкупа им не получить, убивали заложников и заложниц.

Надо также помнить, что, если в их отсутствие пираты нападут на Голдсборо, поселение сможет обороняться только с суши. Так что надо будет раздать защитникам порох и пули.

Пока они обсуждали эти вопросы, в дверь просунулась голова часового-испанца в шлеме из вороненой стали, который испуганно прокричал:

– Ваше превосходительство, вас тут спрашивают.

– Кто спрашивает?

– Какой-то человек.

– Пусть войдет!

На пороге появился ладно скроенный бородатый мужчина, одетый в одни только рваные и мокрые моряцкие штаны.

– Курт Риц! – воскликнул Пейрак.

Он узнал во вновь прибывшем второго заложника Золотой Бороды, наемника-швейцарца, которого он нанял в качестве вербовщика во время поездки в Мэриленд. Жители Голдсборо тоже его узнали – в мае прошлого года он сошел на берег вместе с ними и с солдатами, которых он завербовал на службу к графу де Пейраку. С набранными им людьми он собирался отправиться вглубь континента, когда однажды вечером на него напали люди Золотой Бороды, таившиеся среди островов и осаждавшие Голдсборо. Это было незадолго до решающего сражения, после которого пират бежал. В Голдсборо опасались, что Курт Риц поплатился жизнью за это поражение Золотой Бороды. Однако сейчас он был здесь, в добром здравии и только немного уставший после долгого пути.

Пейрак сердечно положил руки ему на плечи:

– Grusse Gott! Wie geht es Ihnen, lieber Herr?[22]22
  Слава Богу! Как у вас дела, дорогой господин? (нем.)


[Закрыть] Я за вас беспокоился.

– Мне все же удалось сбежать с проклятого судна этого чертова пирата, монсеньор.

– И когда же это произошло?

– Почти тря дня назад.

– Три дня назад, – задумчиво повторил Пейрак. – Не стоял ли тогда корабль Золотой Бороды в северной части залива Каско у мыса Маквойт?

– Да вы, сударь, ясновидящий!.. Именно это название я и слышал в разговорах членов его экипажа… Мы бросили якорь на рассвете… Между кораблем и берегом начали сновать шлюпки, поднялась суматоха… Вечером я заметил, что каморка, в которой меня держали, плохо заперта. Юнга, который принес мне еду, забыл закрыть ее на висячий замок. Я дождался глубокой ночи и, выскользнув наружу, очутился под полуютом. Казалось, на корабле никого нет, но на берегу я заметил огни. Похоже, там пировал весь экипаж. Ночь была безлунной. Я взобрался на полуют, затем, держась за выступы резного орнамента, украшавшего его, спустился к балкону капитанской каюты и, спрыгнув в воду, доплыл до ближайшего островка. Удостоверившись, что на корабле не подняли тревогу, я высмотрел следующий островок и поплыл к нему, хотя я не такой уж хороший пловец… На рассвете я до него доплыл и на его западном берегу обнаружил беженцев-англичан, но не подошел к ним, а направился на восток и спрятался среди скал. Днем я увидел каноэ тарратинов, себейго и эчеминов – они плыли на север, и на поясе у каждого дикаря висели скальпы. Я махнул им рукой и показал крестик, который ношу на шее. В долине верхней Роны мы все католики. Они подобрали меня и высадили где-то в устье Пенобскота. После этого я шел днем и ночью. Вместо того чтобы обходить фиорды, я их переплывал, и меня едва не унесли в море течения и отливы. Но я все-таки дошел, и вот я здесь.

– Gott sei dank![23]23
  Слава Богу! (нем.)


[Закрыть] – воскликнул Пейрак. – Господин Берн, нет ли у нас поблизости бутылки доброго вина, чтобы подкрепить силы самого великого пловца в соленой воде во всем Вальдштатене?[24]24
  Старое название первых швейцарских кантонов – букв.: Лесные Кантоны.


[Закрыть]

– Найдется.

Взяв с маленького столика бутылку бордо, мэтр Берн наполнил им оловянный кубок.

Курт Риц осушил его залпом. Наглотавшись соленой морской воды, он испытывал сильную жажду, и, так как он давно ничего не ел, крепкое вино тут же ударило ему в голову.

– Уф! Es schmeckt prima. Ein feiner Wein![25]25
  Очень вкусно. Прекрасное вино! (нем.)


[Закрыть] Меня так укачали волны, что кружится голова.

– Вам повезло, – сказал кто-то. – В период равноденствия здесь часто бывают бури, но на этот раз они прошли стороной.

Швейцарец налил себе еще один кубок вина и выпил его, после чего заметно воспрянул духом.

– А вы сохранили мою славную алебарду? У меня не было ее при себе, когда я гулял среди скал и на меня напали эти проклятые бандиты.

– Она по-прежнему хранится здесь, – сказал ему Маниго, показав на козлы у стены, в которых стояли копья различной длины. Самое длинное оружие, украшенное восхитительным стальным цветком чертополоха, принадлежало швейцарцу. Изящные стальные украшения маскировали смертоносное оружие, которым эта алебарда становилась в руках Курта Рица: крюк, с помощью которого можно поддеть и протащить врага, заостренное лезвие, чтобы рубить головы, и острие, чтобы протыкать животы и сердца.

Курт Риц схватил свою алебарду и вздохнул с облегчением:

– Наконец-то ты со мной! Сколько же жутких недель я провел на этом корабле, грызя кулаки! Кстати, что с моими людьми?

– Они сейчас в форте Вапассу.

Глядя на него, все думали, что швейцарец, наверное, сбежал с корабля как раз в тот день, когда Анжелика де Пейрак попала в плен к Золотой Бороде. Знал ли он об этом? Видел ли он супругу графа? Но какое-то смутное предчувствие удерживало их и самого Пейрака от расспросов.

– С вами обращались дурно? – поколебавшись, спросил Берн.

– Вовсе нет! Золотая Борода отнюдь не негодяй и добрый христианин. Каждый вечер и каждое утро его люди на палубе творили молитвы. Но он хочет убить вас, господин граф. Он говорит, что ваши земли в Мэне принадлежат ему и что он со своими людьми явился сюда, чтобы основать здесь колонию… Ему обещали, что все женщины Голдсборо будут принадлежать ему и его людям.

– Какая наглость! – воскликнул Маниго.

– И еще: он не ожидал встретить в Голдсборо такое сопротивление. Он похитил меня только для того, чтобы иметь козырь на переговорах, потому что он упрям как мул. После того как его обстреляли раскаленными ядрами присутствующие здесь господа, он отправился на один из островов в заливе Каско, чтобы там починить корабль, но он вернется.

Швейцарец выпил еще вина и впал в полную эйфорию.

– О, я многое могу порассказать вам про Золотую Бороду. Я говорил с его матросами, да и с самим Золотой Бородой, потому что он человек хоть и крутой, но честный, да, честный… Тем, кто видит его издалека, он внушает страх, но у него намерения человека чести… И еще там была женщина… Его любовница… Она встретила его на мысе Маквойт. Должно быть, она все и подстроила, во всяком случае, она, похоже, бойкая бабенка… Одна из тех женщин, которые умеют безошибочно подсчитать на листке пергамента вашу добычу, наполнить деньгами свои сундуки и послать вас на войну, чтобы наполнить их еще больше… Но они умеют и отблагодарить мужчину за старания. Они красивы, как Венера, и умны. И если мужчина не готов рисковать за такую своей головой, то он не любит ни жизни, ни любви… Любовница Золотой Бороды сделана как раз из такого теста… И к тому же красавица, каких поискать… Когда она поднималась на борт, все матросы словно с ума сошли, весь корабль бурлил. Она француженка и ждала его там, на мысе Маквойт. Глаза у нее как ключевая вода, а волосы как луч солнца… Это благодаря ей я сумел тем вечером улизнуть. Золотая Борода пожаловал всем своим матросам по три пинты рома, чтобы отпраздновать встречу с ней… Сам же он…

Курт Риц откинул голову назад и беззвучно рассмеялся. Затем опрокинул еще один кубок вина.

– Он сам… Кто бы мог подумать… Да он от нее без ума… В щель между досками моей каморки я видел, как он вел ее на полуют, держа под руку, и так на нее смотрел… так смотрел.

Хмель все сильнее ударял ему в голову, и он продолжал разглагольствовать, не замечая, что все присутствующие молчат, не видя, что они застыли как статуи, что они не улыбаются и их лица окаменели.

Раздался резкий вопрос графа:

– Имя этой женщины?

Голос Жоффрея де Пейрака донесся словно из-под слоя ваты, он был глух и шел как бы издалека. Всех присутствующих охватили панический ужас и острое желание убежать. Курт Риц покачал головой:

– Weiss nicht![26]26
  Не знаю! (нем.)


[Закрыть] Мне известно только, что она француженка… и что она очень красива, это да! И что Золотая Борода любит ее до смерти… Я ИХ ВИДЕЛ… ночью… через окно полуюта… Оно было открыто… Я спустился до него и, не удержавшись, заглянул внутрь… На столе горела свеча, и я их увидел… Женщина была голая, и Золотая Борода обнимал ее… У нее было тело, как у богини, а волосы рассыпались по плечам… При солнечном свете они показались мне просто светлыми, но тогда, ночью, я увидел, что они того же цвета, что и лунный свет… Бледно-золотой покров… Волосы феи… В этой женщине есть что-то такое, чего нет ни в одной другой, что-то… похожее на чудо… Я понимаю, почему этот пират потерял от нее голову… Я не осмеливался прыгнуть в воду из-за этого открытого окна… Потому что даже те, кто занимается любовью, могут иметь чуткий слух… А Золотая Борода, как любой командир, всегда начеку… Поэтому мне и пришлось еще немного подождать…

Он все говорил и говорил. Теперь он был уже пьян и продолжал болтать, не удивляясь тому, что в зале повисла давящая тишина, не находя ничего тревожного в том, что ему дают подробно описать эту любовную сцену.

– Откуда взялась эта женщина? Понятия не имею. Она встретила его там… Ее имя… Подождите, я, кажется, вспомнил. Я его слышал… Он выкрикивал его, когда занимался с ней любовью, он словно звал ее: «Анжелика! Анжелика!» Это имя ей подходит…

Наступило зловещее молчание.

И тут алебарда выпала из рук Курта Рица. Швейцарец зашатался, попятился, прислонился к стене, внезапно протрезвев и побледнев, и его вытаращенные глаза уставились на Пейрака.

– Не… не убивайте меня, господин граф!

Однако никто не сдвинулся с места, даже граф де Пейрак, неподвижный, прямой, но в его темных глазах Курт Риц увидел свою смерть. Бывалый солдат, он понял, что она рядом. Окончательно протрезвев, но все еще не понимая, что произошло, он смотрел в глаза Пейрака, уверенный, что тот его убьет.

Интуитивно он понял, что все участники этой непонятной для него сцены, те, кто сидел, подобно привидениям, в этой могильной тишине, все вместе и каждый в отдельности предпочли бы быть глухими, немыми, слепыми и лежать под шестью футами земли, чем присутствовать при том, что происходило в это мгновение за закрытыми дверьми этого зала.

Он испуганно сглотнул слюну.

– Что тут происходит, мессиры? – простонал он. – Что я такого сказал?

– Ничего!..

Это «ничего», слетевшее с уст Пейрака, было похоже на удар отрубающего голову топора.

И снова его голос прозвучал, словно из другого мира:

– Ничего, в чем вы могли бы упрекнуть себя, Риц… А теперь идите… идите. Вам нужно отдохнуть… Через несколько дней вы должны будете отправиться к вашим людям в Аппалачи, в форт Вапассу.

Швейцарец, шатаясь, поплелся к двери. Когда он вышел, все поспешили молча удалиться, но перед этим каждый низко поклонился владетелю Голдсборо, как если бы перед ним был сам король.

Выйдя из зала, каждый надел шляпу и, не говоря ни слова, отправился домой. Только Жиль Ваннерейк отвел д’Юрвиля в сторонку и попросил: «Объясните мне…»