Текст книги "Искушение Анжелики"

Вдруг тишину нарушил странный резкий крик, вырвав Анжелику из ее кошмара. С бешено бьющимся сердцем она очнулась у подножия дерева.

– Что такое? Зарезали свинью?

Нет, это всего лишь шотландцы заиграли на своих волынках на берегу.

Анжелика заметила сидевшего неподалеку Джека Мервина. Он смотрел на берег, где разжигали громадные костры. Шотландцы веселились: одни танцевали вокруг воткнутых в землю скрещенных кинжалов, другие затеяли рукопашную с черным медведем.

– Мне приснился сон, – произнесла Анжелика вполголоса. – Люди затеяли братоубийственную войну, превратив эти места в заброшенную пустыню.

Тут она спохватилась, что говорит по-французски.

Спина Джека Мервина была неподвижна, как скала. Руки его лежали на коленях, кисти свисали. Анжелика впервые обратила внимание, что, несмотря на мозоли, они отличались изысканной формой.

Чувство беспокойства, которое она испытывала всякий раз в его присутствии, охватило ее с еще большей силой. Она сразу вспомнила его странное поведение там, на берегу, когда он не подал ей руки, а стоял и наблюдал за ее мучениями своим холодным безжалостным взглядом.

Что заставило этого англичанина спокойно взирать на ее безумную схватку со стихией, а потом, в последний момент, вдруг кинуться ее спасать ценой сверхчеловеческих усилий? Странный какой-то. А может, вообще ненормальный?!

– Дайте мне вашу руку, Джек Мервин, – произнесла она неожиданно, – я расскажу, что вас ждет впереди.

Но он лишь бросил на нее негодующий взгляд и решительно скрестил руки на груди, ясно давая понять, что не собирается ей ничего показывать.

Анжелика внезапно расхохоталась. Она и вправду еще не до конца проснулась, если осмелилась заигрывать с этим букой и женоненавистником. Ее собственное сердце готово было вырваться из груди и на крыльях устремиться к горизонту. Даже напевы визгливых волынок ее не раздражали.

– Как же здорово остаться в живых, Мервин. Я так счастлива, что вы меня спасли!

Он продолжал хмуриться, упорно не расцепляя рук. Наверняка, слушая ее монолог, он счел ее сумасшедшей.

Анжелика снова рассмеялась – эта июньская ночь с ее необычными звуками пьянила, околдовывала.

Теперь протяжный вой волынок перекрывала ритмичная дробь барабанов и звуки флейт.

Анжелика вскочила на ноги.

– Мисс Пиджент, миссис Мак-Грегор, миссис Уинслоу и вы, Дороти и Жанетон, идемте скорее… будем танцевать фарандолу с басками.

Она схватила их за руки и потащила за собой вниз по склону.

Баски двигались друг за другом на носочках, кружась и подпрыгивая. Их грациозные, порывистые движения завораживали. При свете костров красные береты вспыхивали, как маки.

Рядом с ними кружился высокий подвижный парень. Над головой он держал бубен с медными бубенцами, стуча по нему ловкими пальцами.

Когда Анжелика и ее спутницы оказались в круге света, танцоры издали радостный вопль и расступились, давая им место.

– Клянусь святым Патриком, – воскликнул ирландец Парсонс, – эта колдунья заставила танцевать наших жен!

– Чего только о ней не говорят, – отозвался англичанин Уинслоу. – Кажется, она ведьма.

– Скажешь тоже – ведьма! – возмутился старик Мак-Грегор. – Замолчи, раз ничего не знаешь. Она – фея. Когда я был маленький, то встречал таких, как она, на песчаных равнинах Шотландии. Я ее сразу узнал. Так что хватит зря болтать, сосед. Сегодня волшебная ночь. Как только слышу флейты этих басков, у меня мурашки по всему телу. Пойдем и мы спляшем, сосед. Сегодня ночь волшебства.

Фарандола увлекала за собой танцующих, огибая костры, дома, деревья и скалы.

В ночь святого Иоанна все женщины – молодые и старые, матери и дочери, девушки и маленькие девочки – должны танцевать. Эрнани д’Астигуарра, капитан и гарпунер, подал руку Анжелике и закружил ее в танце, не отрывая от нее глаз. Очень скоро он обнаружил, что она знает почти все традиционные па баскской фарандолы. Как только их цепочка вновь оказалась на берегу, он тут же вывел ее в центр круга. Отдавшись зажигательной музыке, она выполняла все более замысловатые и грациозные фигуры этого народного танца басков.

Когда-то давно в Тулузе, в Аквитании, Анжелике доводилось танцевать фарандолу. Ее предпочитали чопорным придворным танцам, к тому же Жоффрей де Пейрак не раз возил свою молодую супругу в Страну Басков, в Пиренеи, на большие народные гулянья, где она, жена сюзерена, от души веселилась вместе со своими подданными.

Воспоминания всплывали одно за другим под воздействием неистовой музыки.

Благодаря короткой юбке, одолженной у юной Эстер, Анжелика двигалась легко и свободно, высоко поднимая ноги. Она смеялась, увлекаемая неотразимым капитаном басков. Ее ступни почти не касались земли, а густые светлые волосы то летели за ней, словно шлейф, то окутывали лицо шелковой вуалью.

Капитан обращался к ней то на языке басков, то на французском по мере того, как их тела сближались в танце, а его твердая рука по-хозяйски сжимала ее талию.

– Как же повезло острову Монеган, – говорил он. – В эту ночь святого Иоанна из моря вышла фея. Истинная магия, мадам. Откуда вы знаете наши танцы?

– Все дело в том, что меня зовут графиня де Пейрак де Моран д’Ирристру.

– Ирристру?.. Это имя из наших мест.

– Ну вот.

– Так вы из Аквитании?

– Да, но по мужу.

– Как же ваш супруг отпустил вас одну на край света?

– А он здесь, неподалеку, так что будьте осторожны, сударь.

– Мадам, – сказал он на языке басков, – у вас самая красивая талия, которую я когда-либо держал в руках, а ваши глаза одурманивают… Знаете ли вы жигу, что танцуют во время сбора винограда? – продолжал он по-французски.

– Думаю, да.

– Тогда вперед!

И он завертел ее в вихре танца, пока у нее не закружилась голова: темно-синее небо покачивалось в ярком пламени костров, веселые лица проносились мимо одно за другим.

– Все, больше не могу! – вскричала она. – Голова кружится.

Капитан сбросил темп, но сначала все-таки крутанул ее пару раз, оторвав от земли.

Вокруг раздались аплодисменты.

Анжелика смеялась, переводя дух. Кто-то протянул ей обтянутую кожей фьяску. Следовало пить залпом, чтобы вино лилось прямо в горло. Новое испытание было пройдено успешно, за что ее вознаградили очередными аплодисментами.

Чуть дальше от воды, на возвышении, стояли преподобный Пэтридж, не одобрявший подобные забавы, и моряк Джек Мервин, который был не в настроении веселиться. Прислонившись к стволу дерева, они с осуждением наблюдали за происходящим.

Заметив эту парочку, Анжелика разразилась неудержимым смехом – уж очень забавно они выглядели.

Ее громкий смех заразил окружающих, и все опять закружились в танце, взрослые – парами, дети встали в хоровод. Волынки подхватили ритм барабанов, лимузенский танец бурре сменялся шотландской джигой и корнуольским бранлем; те, что были постарше или просто устали, поддерживали танцоров, хлопая в ладоши.

Время от времени люди вырывались из круга и подходили к столу выпить кружку пива или стакан вина. С кораблей, стоящих в порту, на берег доставили праздничные припасы: испанские вина с островов Карибского моря, вина из Франции, а еще – терпкое ароматное вино из дикого винограда с острова Матиникус. Смешиваясь на дне бокала, все эти сорта винограда, впитавшие в себя солнце разных континентов, священным теплом разливались по пустым желудкам, заставляя ноги слабеть и подкашиваться.

Две местные старушки, одной из которых была бабушка Дюмаре, видевшая во сне утопленников, сидели за столом и ловко, без устали, открывали ножами устриц и прочих моллюсков.

Господин д’Астигуарра напомнил Анжелике о том, как правильно есть любимое блюдо басков и беарнцев.

Он не мог побывать в Байонне и не привезти оттуда целую кучу этих нашпигованных специями колбасок. Их обжаривали на огне и тут же съедали, сильно обжигаясь, а в довершение обязательно закусывали устрицами.

Величайшее наслаждение! Обжигающая колбаска и свежая прохладная устрица. После каждого танца – стаканчик жюрансона. А затем – еще одна чертовски острая колбаска, от которой на глазах выступали слезы, и, конечно, холодная зеленоватая устрица, еще плавающая в своей перламутровой раковине. Танцы, смех, ладони, выбивающие ритм, янтарное вино, ароматное и певучее, как зов флейт…

Одни присели за столы, другие повалились на землю, третьих разобрал неудержимый смех. Кому-то не по себе, кто-то в растерянности, но никому нет до этого дела.

С опушки леса индейцы микмаки и могикане наблюдали за развлечением бледнолицых почти так же строго, как преподобный Пэтридж. Они считали, что пить вино, от которого не сильно пьянеешь, бессмысленно. Единственный божественный и волшебный напиток – это огненная вода.

Когда им удастся собрать много водки, выменяв ее у моряков на шкуры диких зверей, они устроят в лесной чаще настоящую попойку, будут безумствовать и вызывать дух снов… Они не станут довольствоваться глупым смехом, дурацкими танцами и какими-то там моллюсками, как эти бледнолицые…

В полночь первый смельчак перепрыгнул костер, выскочив из огня, словно чертенок.

И опля! Один за другим баски принялись прыгать сквозь пламя, с подогнутыми ногами и поднятыми вверх руками. Каждый прыжок сопровождался громкими возгласами, в которых смешивались страх и восхищение.

– Тот, кто пройдет крещение огнем в ночь святого Иоанна, весь год будет в недосягаемости для дьявола, – сказал Эрнани д’Астигуарра.

– Тогда я тоже хочу прыгнуть! – воскликнула Анжелика.

– Женщинам не положено, – запротестовал один из басков, возмущенный нарушением традиций.

– Вы что, хотите отдать женщин на волю дьявола? – вскричала Анжелика, надвинув ему берет на глаза.

Пусть она была немного пьяна и безумна, но она мечтала об этом всю жизнь, и неизвестно, представится ли еще когда-нибудь такая возможность.

– Она сможет! – вступился Эрнани, обжигая Анжелику пылким взглядом. – Но будьте осторожны с вашими волосами, мадам, – добавил он, ласково погладив ее по голове. В ту минуту пьянящего веселья Анжелика не придала значения этому жесту.

– Не бойтесь! Я родилась под знаком Стрельца, это огненный знак, из когорты неудержимых и легиона Саламандры, что беспрепятственно проходят сквозь пламень. Я должна прыгнуть! Господин д’Астигуарра, вашу руку!

Они встали в нескольких шагах от потрескивающего пламени. Вокруг все смолкло.

Анжелика сбросила туфли, которые ей одолжила миссис Мак-Грегор. Босыми ступнями она ощутила прохладный песок. Перед ней вздымался гудящий огненный столп, высокий и золотистый.

После острых, обжигающих колбасок, огненного вина и морской соли Анжелика сама чувствовала себя пламенем, готовым взмыть ввысь.

Эрнани протянул ей небольшую дорожную флягу. Она понюхала – запах был ей знаком.

– Арманьяк!.. Тысяча благодарностей, мессир!

Она сделала большой глоток.

Все взгляды были прикованы к ней. Эти люди уже успели позабыть ее имя, но их затуманенная память сохранила то, что они о ней слышали.

С босыми ногами, готовая к прыжку, она казалась им воплощением какой-то неземной богини; их покорила ее спокойная независимость и уверенность в себе.

Ее талия, хоть и тонкая, не была хрупкой; ее плечи, несмотря на грациозность, вынесли немало тяжких испытаний; видя блеск ее глаз, присутствующие поняли, что вызов, брошенный пламени, был своего рода печатью, которую она хотела наложить на все предыдущие пожары ее жизни.

Что касается самой Анжелики, она не стала долго размышлять, целиком сосредоточившись на сложном и увлекательном испытании.

Все ее тело, взвинченное этой жаркой ночью, стремилось к броску, чтобы еще полнее ощутить жизнь после того, как оно оказалось на краю гибели. В дрожащем пламени ей мерещилось лицо, страшное и одновременно манящее; он словно взывал к ней, этот мифический дух ночи святого Иоанна, дух суккуба, дьявола в женском обличье, дьяволицы с волосами, то темными как ночь, то пурпурными…

Раздалась барабанная дробь. Эрнани д’Астигуарра схватил Анжелику за руку и потащил вперед, заставляя бежать все быстрее и быстрее…

Вот перед ними выросла золотистая огненная стена.

Руки баска подняли Анжелику в воздух, и она прыгнула, ощущая дыхание костра, прорываясь сквозь его раскаленную завесу, чувствуя его легкие пощипывания, его обжигающий водоворот, жаждущий поглотить ее… но она ускользнула от него, приземлившись на другой стороне, в прохладе ночи, где ее ждал другой баск, чтобы отвести подальше от опасного жара.

К ним поспешили еще двое – голыми руками они затушили искры, сверкавшие на подоле ее юбки.

В воздухе витал легкий запах опаленных волос. Анжелика встряхнула своей роскошной шевелюрой.

– Ничего страшного! Я проскочила! Слава Богу!

– Вы сведете меня с ума! – вскричал Адемар, расплакавшись всерьез. – Что бы мы делали, если бы вы свалились в костер?.. Мало того что вы чуть не лишились жизни в море, вам подавай еще и огонь!..

Впрочем, он был совершенно пьян.

Вновь заиграла музыка, но неровно, с перебоями.

Рослый Эрнани, обхватив Анжелику за талию своей сильной рукой гарпунера, отвел ее в сторону.

– Мадам, встреча с вами незабываема. Вы озарили мою душу. Согласны ли вы провести со мной остаток ночи?

Анжелика отстранилась, чтобы взглянуть на него более пристально. Однако ее изумление было вызвано вовсе не его дерзкими словами, а тем, что она поняла их смысл, несмотря на то что произнес он их на языке басков.

– Невероятно! – воскликнула она. – Но мне кажется, будто я понимаю баскский язык!.. Я – и баскский! Эта тарабарщина, которую в состоянии понять только те, кто родился в провинции Суль!.. Вы что, подсыпали в арманьяк какое-то приворотное зелье, господин д’Астигуарра?

– Нет, но… говорят, мадам, что вы владеете некоторыми диалектами индейцев Акадии, не так ли?

– Я действительно знаю язык абенаков, что живут в районе Кеннебека.

– Вот вам и объяснение загадки. Язык басков и язык этих индейцев – родственные. Полагаю, что обе наши нации – азиатского происхождения. Однажды наши предки обогнули землю в противоположных направлениях, и в результате они оказались здесь, а мы – в Байонне. Когда, охотясь на китов, мои деды добрались до этих мест, они без труда понимали дикарей и часто выступали переводчиками между ними и миссионерами.

Он снова сделал попытку привлечь ее к себе.

– Если вы все-таки поняли мое смелое предложение, мадам… каков будет ваш ответ?

Она приложила палец к его губам:

– Тсс, мессир! В ночь святого Иоанна люди говорят много глупостей, но это не значит, что их следует совершать. Все дело в магии, плоть тут ни при чем.

Пришло время порядочным женщинам отправляться домой.

Одной рукой Анжелика придерживала мисс Пиджент, другой тянула за собой миссис Мак-Грегор, которая, в свою очередь, поддерживала одну из своих дочерей, тащившую свою маленькую дочь и целую ватагу малышни. Вся эта процессия не без труда начала взбираться вверх по песчаному берегу к едва различимым в темноте хижинам, смеясь до слез над собственными неловкими движениями.

Преподобный Пэтридж, угрюмый поборник справедливости, встретил их наверху и тут же принялся за нравоучения:

– Мисс Элизабет Пиджент, я осуждаю ваши действия. Вы, такая набожная…

– Ах, оставьте бедняжку в покое, – оборвала его Анжелика, с удивлением обнаружив, что ее голос почему-то охрип. – На ее долю выпало немало ужасов и страданий за эти две недели! Теперь, когда все опасности позади, можно немного повеселиться!

И они снова пустились в пляс – Анжелика кружила хохочущую мисс Пиджент.

– Я отвезу вас в Голдсборо, дорогуша, там вы будете в безопасности… Миссис Мак-Грегор, можно нам переночевать у вас?

– Конечно, мои красавицы, – пропела совершенно захмелевшая миссис Мак-Грегор, – мой дом – ваш дом.

Они расположились на матрасах, набитых морскими водорослями, уложив их прямо на землю в общей комнате. Но едва им удалось устроиться поудобнее, как в ставни забарабанили матросы, горланя песни и требуя женщин.

Тут на пороге появился старик Мак-Грегор – рубаха развевалась на ветру, в руке он держал мушкет. Он крикнул негодяям, что продырявит любого, кто осмелится нарушить покой его женщин.

Потом все вокруг стихло. И почти сразу наступил рассвет.

Так закончилась безумная ночь святого Иоанна на острове Монеган, самая короткая ночь в году, языческая ночь солнцестояния, когда на холмах и на берегу загораются костры, в лесной чаще цветет папоротник, а старый Шепли бродит по лесам Нового Света и собирает дикую вербену… слезы Юноны… кровь Меркурия… веселье простых людей…

Глава VIII

Наступил третий день путешествия, день после праздника… Над островом навис туман, готовый вот-вот превратиться в дождь. Ветер доносил запах погасших костров и мертвой рыбы. Лишь чайки да бакланы, эти сороки моря, вновь кружили над водой, собирая сплетни. Казалось, они злобно ворчат: «Настал наш черед!»

Когда Анжелика спускалась к причалу в сопровождении Адемара и маленького Сэмюэла, ее догнала дочь миссис Мак-Грегор с двумя девочками восьми и двенадцати лет.

– Пожалуйста, заберите с собой моих дочек, – проговорила она, задыхаясь, – заберите их в Голдсборо! Там, кажется, есть школа. Их научат хорошему французскому, на котором говорила моя бабушка и ее предки. У нас здесь уже целых три года нет пастора… Что касается грамоты, то здесь эти бедняжки скорее обучатся всяким ругательствам.

Взяв за руки Дороти и Жанетон, Анжелика в некотором смущении направилась к пристани.

– Я вам заплачу за провоз девочек, как только мы прибудем в Голдсборо, – обратилась она к Джеку Мервину.

Скорчив гримасу, он отвернулся, всем своим видом давая понять, что его барка вовсе не мусорная свалка.

Позевывая и пошатываясь, подтягивались пассажиры «Белой птицы».

В последний момент из тумана выскочил капитан Эрнани, столь же стремительный, как и накануне, и положил на колени Анжелики довольно увесистый подарок.

– Это для ваших друзей из Голдсборо, – шепнул он. – Я знаю, что они из Шаранты – им должно понравиться!

Это был бочонок из светлого дуба, полный чистейшего арманьяка, – бесценное сокровище!

Мервин злобно взялся за багор и оттолкнул лодку от берега. Анжелика едва успела поблагодарить любезного капитана.

– Приезжайте к нам в Голдсборо! – крикнула она.

Он стоял, посылая ей воздушные поцелуи, пока пятнышко его красного берета не растворилось в тумане.

Пассажиры уже привыкли к причудам своего английского капитана, поэтому, повинуясь ему, сели в барку.

Но по размышлении стало ясно, что выходить в море в такую отвратительную погоду было чистым безумием.

К счастью, пассажиры были не в том состоянии, чтобы размышлять. Недостаток сна также притуплял сознание. Что касается Анжелики, то она радовалась такому поспешному отъезду. Вечером они уже будут в Голдсборо, поэтому сейчас ничто не могло испортить ей настроение – ни хмурая погода, ни мрачное море, ни еще более суровый вид преподобного Пэтриджа, отчитывавшего мисс Пиджент, которая смотрела на него с выражением кающейся грешницы, ни даже лицо Джека Мервина, враждебное и непроницаемое, как никогда.

Анжелика любовалась очаровательными шотландскими девчушками, чьи круглые мордашки торчали из огромных пледов в красно-зеленую клетку, в которые они укутались с головы до пят. У каждой на коленях лежал узелок с пожитками, а младшая еще и прижимала к себе простенькую индейскую куклу, сплетенную из кукурузных усиков, с малиновыми щеками и волосами из сена.

Анжелика подумала об Онорине и о прелести детства, озаряющего жизнь.

В тот день произошел лишь один инцидент.

Их остановила барка акадийцев с полуострова, они хотели захватить в плен англичан.

Дело было так. Туман сгущался, и Мервин велел юнге трубить в сигнальный горн, чтобы предупредить другие суда. Парень изо всех сил дул в огромную раковину, раздувая щеки, как вдруг из тумана показался большой рыбацкий баркас, направлявшийся прямо к ним. Казалось, на борту нет ни души. Однако, когда судно приблизилось, оттуда раздался жуткий вопль – воинственный клич краснокожих. Пассажиры Мервина в ужасе застыли, и тут над бортом баркаса показался длинный ствол пистолета, и кто-то невидимый окликнул их по-французски:

– Во имя Святого причастия, вы англичане?

– Французы, французы! – поспешно крикнули Анжелика и Адемар.

Баркас подошел к борту «Белой птицы», и акадийцы забросили крюки, удерживая лодку на месте.

Неожиданно на палубе баркаса показался молодой человек со смугло-золотистым безусым лицом в обрамлении длинных черных косичек. На голове у него красовалась фетровая шляпа с орлиными перьями. Его черные как уголь глаза внимательно изучали пассажиров «Белой птицы».

– Хо! Хо! По-моему, у нас здесь целая толпа англичан!

Он выпрямился во весь рост.

На его замшевом камзоле, украшенном бахромой на индейский манер, позвякивали медали и серебряный крест.

На поясе у него висели охотничий нож и топорик, а в руке незнакомец держал седельный пистолет с перламутровой рукояткой. У него за спиной расположились матросы с лицами настоящих морских разбойников, среди которых виднелось несколько индейцев из племени микмаков в черных остроконечных шапочках, украшенных жемчугом.

Подозрительный взгляд молодого главаря задержался на Анжелике. Он прищурился и спросил:

– Вы уверены, что вы француженка, а не англичанка?

– А вы сами, – тут же отозвалась Анжелика, – уверены, что вы француз, а не индеец?

– Я? – возмутился юный пират. – Я – Юбер д’Арпантиньи, с мыса Сэйбл. Меня знают все и в Акадии, и во Французском заливе!

– А я, молодой человек, – графиня де Пейрак, и я уверена, что в Акадии и во Французском заливе все знают моего супруга!

Нимало не смутившись, Юбер д’Арпантиньи запрыгнул в барку Джека Мервина.

Если по материнской линии его предком был великий сагамор, то его дед со стороны отца, служивший конюшим у Людовика XIII, обучил его придворным манерам, так что, оказавшись на борту, юноша грациозно поцеловал руку Анжелики.

– Мадам, вы оправдываете вашу репутацию: вы прекрасны и бесстрашны одновременно! У меня и в мыслях не было причинить вам вред. Но мне кажется, что среди ваших спутников полно англичан, что для меня весьма кстати, – я возьму их в заложники и потребую выкуп.

– Я за них отвечаю и должна доставить их моему мужу, графу де Пейраку.

Юный д’Арпантиньи испустил глубокий вздох:

– А нет ли на вашем шлюпе какой-нибудь провизии или товаров? В наших владениях была суровая зима, и мы никак не можем дождаться корабля из Бордо, который должен доставить нам запасы продовольствия. Если он затонул или стал добычей пиратов, мы окажемся без каких-либо средств к существованию.

– Поэтому вы грабите других, – отозвалась Анжелика, стараясь получше прикрыть своими юбками бочонок арманьяка, подаренный Эрнани д’Астигуаррой. – Мне жаль, но здесь вам нечем будет поживиться. Мы бедны, как церковные крысы.

– А это мы сейчас проверим! Эй ты, папаша, ну-ка отойди в сторону. Поглядим, что тут у тебя в ящике!

Направив дуло пистолета на Мервина, он сделал ему знак посторониться. Его сообщники следили за тем, чтобы «Белая птица» не отцепилась от их барки, отпуская тем временем шуточки на языке индейцев, строя глазки юной Эстер, украдкой изучая Анжелику и откровенно потешаясь над пастором-еретиком.

Анжелика размышляла, чем все это закончится, как вдруг молодой д’Арпантиньи запрыгнул обратно в свой баркас и отвесил ей несколько почтительных поклонов, улыбаясь во весь рот.

– Продолжайте ваше путешествие, мадам! Вы свободны, и ваши пленники тоже. Да хранит вас Господь!

– Благодарю вас, месье. Если вам придется тяжко до начала сбора урожая, приезжайте к нам в Голдсборо.

– Обязательно! Господин де Пейрак всегда был щедр к нам. А вы действительно так же прекрасны, как о вас рассказывают во Французском заливе. Мой день не прошел даром…

– Вот юный сумасброд! – сказала Анжелика, пожимая плечами.

И они остались одни, покачиваясь на волнах в густом тумане.

Не переставая ворчать, Джек Мервин развернул барку, чтобы ветер вновь надул паруса, и попытался сориентироваться. Торговец вытирал пот со лба. Если бы акадийцы забрали у него товар, он был бы разорен.

– Спасибо, миледи. Если бы не вы…

– Не благодарите меня. Я тут ни при чем.

У нее действительно было ощущение, что юный разбойник так внезапно изменил свои намерения вовсе не из-за нее. Может, все дело в том, что он обнаружил на нижней палубе Мистера Уиллоби? Не похоже. Такой человек, как Юбер д’Арпантиньи, вряд ли испугается какого-то там медведя, тем более прирученного.

Она с удивлением огляделась по сторонам. Что, если эти французы из Акадии, проводящие в море почти столько же времени, сколько и на суше, заметили какие-то неуловимые признаки надвигающейся бури, невидимые глазу обычного человека, и поэтому так поспешно ретировались?

Ей показалось, что на море стало неспокойно. Джек Мервин пытался замедлить ход. Он явно не решался снова трубить в рог, опасаясь привлечь внимание очередных бедствующих разбойников с местных берегов. Поэтому он поворачивал лодку боком к ветру, лавировал в тумане и напряженно вглядывался вперед, чтобы не налететь на препятствие.

Анжелика взволнованно следила за ним взглядом.

– Удастся ли нам сегодня добраться до Голдсборо? – спросила она.

Он сделал вид, что не слышит.

К счастью, туман понемногу рассеивался. Сначала по плотности он напоминал прозрачный фарфор, затем поредел, как газовая ткань. Наконец горизонт совсем расчистился и предстал перед путниками сверкающей эмалью ярких красок. Солнце еще стояло высоко в небе, на море по-прежнему бушевали высокие темные волны с гребнями пены, но вдалеке уже виднелась береговая линия, и в ее зеленых очертаниях было что-то неуловимо напоминавшее пейзажи Голдсборо.

Сердце Анжелики встрепенулось.

Она уже не могла думать ни о чем, кроме скорой встречи. Подавшись вперед, она вглядывалась в даль, совершенно позабыв о своих спутниках, которые радостно переговаривались в предвкушении окончания путешествия.

«Жоффрей, любовь моя!»

Казалось, целая вечность прошла с тех пор, как их неожиданно разлучило течение.

Помимо тех трудностей, что возникали у нее на пути, она боялась каких-то нематериальных препятствий, злого рока, с которым невозможно бороться. Она не успокоится, пока не окажется рядом с Жоффреем, пока не сможет прикоснуться к нему, услышать его голос. Тогда все ее сомнения рассеются. Как хорошо она знала этот взгляд, предназначенный ей одной, который говорил ей, что она прекрасна, что она – его единственная; взгляд, полный волшебной любви. Ему, как никому другому, было присуще стремление к уединению, к изоляции от окружающего мира, столь свойственное мужчинам, охваченным страстью. Эта решительная черта мужского характера временами шокировала Анжелику. Ведь она была женщиной, внутри которой бурлило множество всего – чувства, страсть, тревоги, желания, подобно тому как бурлят водовороты морских течений в устье реки.

Такова женская натура, которая каждый момент подвержена буре эмоций. Она не всегда поспевала за мужем, но старалась не отставать, а он искусно поощрял ее, и в эти минуты казалось, будто единственное его предназначение на земле – это любить ее и доказывать ей свою любовь. Он обладал таким даром внушения, что все ее сомнения, страхи и опасности оставались за порогом спальни. Он уводил ее в мир, где существовали только они одни, где сердце и плоть пели от радости и восхищения.

Нет, она не станет сразу рассказывать ему о Колене. Потом… Позже… После того, как воспрянет духом у него на груди, как они окунутся в пьянящий водоворот любви, как ее тело наконец обретет свободу в нежной сладости его ласк, как она насладится неповторимым ощущением собственной наготы и хрупкости в его сильных горячих руках.

Анжелика ощутила на себе пристальный взгляд Джека Мервина.

Давно ли он смотрит на нее вот так? Какие мысли сумел он прочесть на ее задумчивом лице?

Стоило ей взглянуть на него, как он тут же отвел глаза и отвернулся. Она видела, как он сплюнул табачную слюну далеко в море. Все так же спокойно и педантично Мервин вытащил изо рта комок жевательного табака, положил его в свой берет, по обычаю моряков, и водрузил головной убор обратно. В его привычных обыденных жестах сквозила некая решимость, причину которой Анжелика поймет позже. Затем он стал принюхиваться к ветру.

Словно решившись, он вытянул вперед узловатую ступню. Длинным пальцем, цепким, как клешня краба, он подхватил канат большого паруса и стал его натягивать с не меньшей силой, чем если бы держал его пятерней. Без посторонней помощи он совладал и со штурвалом, и с другими канатами одновременно. В результате его тяжелое судно повернулось почти на сто восемьдесят градусов, легло на борт вплотную к волнам, поперек ветра. Этого было достаточно, чтобы шлюп продолжал потихоньку двигаться, не отклоняясь от курса.

Неожиданно Анжелика вскрикнула.

Однако причиной тому был вовсе не искусный маневр, который в исполнении менее ловкого моряка мог бы перевернуть лодку.

Она вдруг обнаружила, что берег совсем рядом. Уже можно было различить деревья и шум прибоя, бьющегося о скалы.

Но при этом два розовых холма, прозванные куполами Мон-Дезер, за которыми находился Голдсборо, постепенно удалялись, исчезая на востоке.

– Вы взяли неверный курс! – воскликнула Анжелика. – Голдсборо – там. Он остался у нас за спиной.

Ни слова не говоря, англичанин продолжал движение, и очень скоро «купола» исчезли из виду.

«Белая птица» взяла курс на северо-восток и зашла в широкую бухту, испещренную островками. Юная Эстер, однажды навещавшая своего дядю на острове Матиникус, узнала бухту в устье реки Пенобскот.

Анжелика взглянула на солнце, пытаясь определить время. Небесное светило было еще высоко. При удачном стечении обстоятельств, если Джек Мервин не задержит их здесь слишком долго, они еще смогут попасть в порт до наступления темноты, – к счастью, солнце в июне заходит поздно.

– Куда это вы нас привезли? – спросила она, обращаясь к англичанину.

Никакого ответа.

Почти час они ждали, пока вода в устье реки поднимется. Когда же барка двинулась влево по узкой тенистой речушке, Анжелика обменялась взглядами с раздраженным Илаем Кемптоном. Обоих так и подмывало наброситься на капитана Джека Мервина, хорошенько проучить его и забрать штурвал.

В тени деревьев ветер совсем спал. Осталось лишь легкое теплое дуновение, и барка лениво плыла против течения реки. Англичанин спустил парус и взялся за весла. Вскоре он направил суденышко к песчаному берегу, поросшему ивой и ольхой. Дальше в роскошном беспорядке стояли сосны, дубы, клены и буки, и от них поднималось жаркое дыхание летнего леса. Морской прохлады здесь как не бывало. Вокруг жужжали дикие пчелы.

Моряк спрыгнул в воду, доходившую ему до середины бедра, протащил за собой лодку и поставил на якорь у берега.