Текст книги "Искушение Анжелики"

Глава XXIII

В каюте «Голдсборо» Жоффрей де Пейрак заканчивал обсуждать торговые дела с Джоном Ноксом Мэзером, его помощниками и английским адмиралом. Здесь же находились Колен Патюрель, д’Юрвиль, Берн и Маниго. Оплывшие свечи свидетельствовали о том, что они начали работать, едва рассвело, поскольку корабль из Бостона должен был отплыть с началом прилива.

Анжелику проводил в каюту Энрико Энци. Она ощутила укол в сердце, узнав, что ее муж проводит ночи на «Голдсборо», в своем логове Рескатора.

В глубине души она была довольна, что события подтолкнули ее к действию и заставили вновь побеспокоить этих мужчин. Раз муж ее не прогнал, она снова займет свое место, и ему придется с ней заговорить. Так она разъяснит недоразумения. В это раннее утро Анжелика чувствовала себя сильной и готовой опять стать хозяйкой своей судьбы.

При виде ее все мужчины встали; они молчали и были охвачены сомнениями, так как эта необыкновенная женщина в большей или меньшей степени занимала мысли каждого из них, и ее появление всякий раз придавало их жизни новый смысл.

Поздоровавшись с ними, она ровным и спокойным голосом сообщила им о стычке между экипажами «Неустрашимого» и «Сердца Марии». Первые считали, что девушки были их законной добычей, а вторые решили, что их послал им в жены Господь в ответ на их молитвы.

– Эге, да это отличная мысль! – воскликнул Пейрак, поворачиваясь к Колену. – Надо признать, что чудесное появление на наших берегах этих девушек может успокоить тех членов вашего экипажа, которые впали в дурное настроение, решив, что вы обманули их надежды. Господин губернатор, вот решение, которое вам надлежит принять. Не может быть и речи об отправке этих девушек в Квебек, раз уж судьба закинула их в наши края. У нас сейчас нет на это ни времени, ни средств. Я подумывал о том, чтобы отправить их в Пор-Руаяль, но решение, которое предлагают ваши люди, пожалуй, самое мудрое и самое выгодное для всех. Их сюда привезла какая-то частная компания, и, вероятно, во французских поселениях в Акадии, и без того очень бедных, никто не пожелает взять их содержание на себя. Так что, если они пожелают остаться, мы примем их в качестве жен наших поселенцев-французов. Предоставляю заняться этим вам, господин губернатор.

Колен Патюрель встал, свернул карты и пергаменты и рассовал их по широким карманами своего камзола. Теперь он носил строгую одежду, не исключающую, однако, некоторых уступок роскоши, которой требовало его новое положение. Его жабо и манжеты были из белоснежных кружев, а обшлага, воротник и карманы темно-рыжего суконного камзола, из-под которого виднелся жилет из серебряной парчи, были украшены вышивкой. Борода его была аккуратно подстрижена, выражение лица стало серьезным и сосредоточенным, теперь Анжелика узнавала его с трудом. Перед нею стоял другой человек, широкие плечи которого, казалось, легко выдерживали груз обязанностей, который взвалил на них Пейрак.

Колен взял свою круглую бобровую шляпу, украшенную черным пером.

– Я тоже за то, чтобы оставить этих девушек здесь, – сказал он, – но в Квебеке это может вызвать недовольство, и тамошние власти могут счесть это захватом. Господин де Пейрак, не обострит ли это наши отношения с Новой Францией?

– Это уже моя забота. Если они начнут жаловаться, я отвечу, что им следовало бы нанимать для своих кораблей хороших лоцманов, а не таких, которые заводят их бог знает куда. Как бы то ни было, наши отношения с Новой Францией и без того так плохи, что одним инцидентом больше или меньше все равно ничего не изменит. Предлогом к войне может стать все, что угодно. Но в одном я уверен: я их больше не боюсь, и я сам буду решать, в согласии нам жить или нет. Я думаю, что, если ветра принесли этот очаровательный груз к нам как раз в тот момент, когда мы этого желали, мы должны принять этот дар Небес. Так что я с удовольствием присоединяюсь к мнению ваших людей на сей счет.

– Кстати, – вмешалась Анжелика, – я хочу, чтобы Жиль Ваннерейк, его Инес и его экипаж убрались ко всем чертям. Они мешают нам, осложняют нашу жизнь и не находят ничего лучшего, как развлекаться за наш счет… Мне пока что удалось поручить их капелланам, и, возможно, во время мессы они будут вести себя смирно, но что потом? Мне очень жаль, капитан, – сказала она, заметив присутствие уроженца Дюнкерка, – что я говорила о вашем экипаже без обиняков, но вы знаете не хуже меня, что ваши люди отнюдь не паиньки и что в приличных местах им лучше появляться пореже…

– Хорошо, хорошо! – простонал флибустьер. – Я ухожу, но вы ранили меня в самое сердце, – добавил он, со страдальческим видом прижав руку к груди.

– Давайте вернемся на берег, – заключил Пейрак.

Идя по берегу с Ваннерейком, Анжелика попыталась смягчить впечатление от своих не слишком любезных слов.

– Поверьте, сударь, в другое время я была бы только рада вашему обществу, потому что вы очень приятный человек. И я знаю, что мой муж питает к вам самые дружеские чувства. Вы вместе сражались во многих битвах, и совсем недавно…

– В Карибском море мы оба принадлежали к береговому братству. Это связывает навсегда.

Разглядывая склонного к полноте, однако проворного авантюриста-француза, Анжелика думала о том, что этот человек составлял часть той жизни Жоффрея, которая была ей неизвестна. У них было множество общих воспоминаний. А у нее нет. Он знал также и Кантора и часто говорил о нем с любовью, называя его «малышом» и «проказником».

Она была искренна, когда сказала, что в другое время с удовольствием побеседовала бы с ним о прошлом своего мужа и младшего сына, но сейчас она просто больше не могла. Невольно она призналась ему в этом:

– Я устала всех их лечить. Их судьба беспокоит меня, и я все время боюсь, что, если будут новые стычки, раненых станет еще больше.

Ваннерейк заговорщически ей подмигнул:

– А теперь признайтесь, ваше сердечко тоже ранено и именно это вас и терзает, ведь верно? Да, да, это заметно… Я знаю женщин. Скажите, милое дитя, ваша ссора с мужем продлится долго? Полно-полно! В самом деле, что такое серьезное может крыться за этими шалостями? Согласен, швейцарец был слишком болтлив! Если бы он не увидел вас в неподходящий момент, ничего бы не было. Дело ведь не стоит и выеденного яйца. Вы допустили небольшую супружескую измену?.. Подумаешь! Вы, моя красавица, так соблазнительны, что вам вполне естественно иногда пошалить. Вы должны пойти к нему и все ему объяснить.

– Увы! – с горечью сказала Анжелика. – Как было бы хорошо, если бы мой муж смотрел на сердечные дела так же спокойно, как вы. Потому что должна признаться, что он мне дороже всего на свете. Но он очень скрытен… и иногда я его боюсь.

– Действительно, когда речь идет о вас, он упрям, как англичанин, и ревнив, как сарацин. Хотя вы и относитесь ко мне с подозрением, я питаю к вам такие дружеские чувства, что попытаюсь убедить господина де Пейрака в том, что у него нет оснований так на вас сердиться, или скорее в том, что это неразумно – относиться так именно к вам. Я постараюсь заставить его понять, что есть такие женщины, которых мужчина, даже если он очень печется о своей чести, должен уметь прощать. «Возьмите, – скажу я ему, – хотя бы меня и мою Инес…»

– Ах, прошу вас, – вознегодовала Анжелика, – не смешивайте меня с вашей Инес.

– А почему бы и нет? Я знаю, что говорю: и такая благородная дама, как вы, и такая маленькая чертовка, выросшая на берегу Карибского моря, как она, принадлежите к той великолепной породе женщин, которые своей красотой, искусностью в любви и еще чем-то загадочным, что называют обаянием, заставляют простить Создателя за то заблуждение, в которое Он впал в тот день, когда решил сотворить Еву из ребра Адама.

«Так вот, – скажу я ему, – учтите, что есть женщины, которым надо прощать некоторые их грешки, потому что иначе ты сам будешь наказан еще более жестоко, чем та, которая перед тобой провинилась. Когда тебе повезло в любви и у тебя на руках козырная карта, нельзя пренебрегать этим преимуществом, надо, наоборот, благодарить богов. Ведь есть столько мужчин, которым за всю жизнь так и не выпал ни один козырь…»

– Представляю, как мой вспыльчивый супруг воспримет ваши лицемерные и безнравственные рассуждения, – с грустной улыбкой сказала Анжелика.

Только что в каюте «Голдсборо» он опять сделал вид, что не замечает ее, и это обидело ее еще больше, чем все, что он делал прежде. Эта сцена окончательно лишила ее мужества. Она чувствовала себя совершенно разбитой – день не принес ей облегчения, и надо думать, вечер будет не лучше. Ее будут мучить те же страхи!

Все это было гораздо серьезнее, чем воображал славный Ваннерейк.

Ибо ему было неведомо, что, если Жоффрей ее отвергнет, она не сможет жить. Это ее убьет. Страх перед этим сдерживал ее порывы.

– Да что же в вас такого есть, что он так вас любит? – вскричал Ваннерейк, глядя на Анжелику своими горящими темными глазами. – Это невероятно! Я никогда бы не поверил, что этот великий флибустьер, умудренный опытом, постигший науки и философию и, наконец, такой везучий, окажется так уязвим! На Тортуге его все уважали, и женщины были к нему благосклонны, хотя он не ставил их ни в грош. Но увидев вас, я понимаю… он не устоял. Должно быть, близость с вами – это что-то незабываемое, чудесное, что-то…

– Капитан, умерьте ваши фантазии, – смеясь, отвечала Анжелика. – Я всего лишь простая смертная, увы!

– Слишком! Слишком простая смертная. Как раз то, что нужно нам, мужчинам. Прекрасно! Мне все-таки удалось заставить вас рассмеяться. Стало быть, ничего еще не потеряно. А теперь послушайте, что я вам посоветую. Ни с кем не говорите больше об этой истории и не думайте о ней! Сходите на исповедь – всегда хорошо начать с получения прощения от Бога. А чтобы получить прощение вашего супруга, выберите удобный момент и юркните как-нибудь вечером без предупреждения к нему в постель. И я гарантирую вам отпущение грехов.

– Положительно, теперь я верю, что вы настоящий друг, – повеселев, молвила Анжелика. – А раз так, мой дорогой Ваннерейк, если у вас здесь нет иных занятий, кроме лечения разбитых сердец, то я повторяю вам свое предложение поднять паруса. Ветер попутный, туман разошелся, да и мне порядком надоело с утра до ночи перевязывать людей, которых хлебом не корми, а дай перерезать кому-то горло. Если вы не уйдете с ближайшим же приливом, ваши горячие головы с Тортуги снова затеют здесь кровопролитие. Ваши раненые уже поправляются, и я с легким сердцем передаю их вам для новых плаваний.

К Анжелике и Ваннерейку подбежала, а вернее, подкатилась Петронилла Дамур, снова растрепанная и в слезах.

– Ах, сударыня, на помощь! Девушки сошли с ума! Я ничего не могу с ними сделать. Они собрались бежать отсюда, через лес пешком, неизвестно куда!

Глава XXIV

– Ну что, девушки, собираетесь на свадьбу?

Громовой голос Колена и появление на пороге его исполинской фигуры прервали наполнявшие сарай плач и клацанье зубов. Если бы рядом с ним не стояла Анжелика, самые впечатлительные из девушек умерли бы со страху. Они бросились к ней и обступили ее плотным кольцом, успокоенные ее присутствием.

– Ну, мои дорогие, что произошло? Почему вы так разволновались? – спросила Анжелика с самой ласковой своей улыбкой.

– Да, расскажите мне все, – возгласил Колен, стукнув ладонью по своей широкой груди. – Я здешний губернатор, и я вам обещаю, что злодеи, испугавшие вас, барышни, будут наказаны.

Девушки кинулись к нему, говоря все разом. Каждая рассказывала, что случилось с ней. «Я ничего не слышала, потому что спала». «Этот ужасный человек схватил меня за руку и потащил наружу… Я не знаю, чего он от меня хотел…»

– От него несло ромом, – скривившись, добавила Дельфина Барбье дю Розуа, барышня, которой в этой свалке досталось больше всех. Пытаясь сохранить достоинство, она смахивала со щек слезы унижения.

Анжелика достала из-за пояса гребень и начала приводить в порядок волосы несчастной девушки. Затем принялась вытирать носы и опухшие веки, поправлять шейные косынки и корсажи, потом велела принести большую кастрюлю бульона и доброе вино, которое для французов и француженок всегда было, есть и будет наилучшим лекарством от всех бед.

Между тем Колен Патюрель продолжал расспрашивать и выслушивать жалобы своих юных собеседниц. В конце концов его суровое, но доброе лицо и внимание, с которым он выслушивал их жалобы, успокоили их, и даже Дельфина, задетая тем, что он в своем обращении отнес ее к «девушкам», а не к «барышням», смотрела на него с доверием.

– О, господин губернатор, умоляем вас, отправьте нас в Квебек!

– Но только по суше! Мы никогда в жизни больше не сядем на корабль…

Бедные девушки! Было ясно, что они не имеют никакого представления о Канаде, ничего не слыхали об Акадии и Новой Шотландии, и хорошо, если хотя бы одна их них знала, что земля круглая, и хоть раз в жизни посмотрела на географическую карту.

Пообещав им, что опасные субъекты, которые напали на них на рассвете, покинут эти места еще до захода солнца, Колен рассказал им о поселении Голдсборо, куда их, похоже, занесло по воле Господа или благодаря какому-то необъяснимому чуду – впрочем, чудеса, как известно, и не должны поддаваться объяснению – как раз в тот момент, когда бравые французские моряки, решившие начать здоровую, но требующую немалого мужества жизнь колонистов, сокрушались о том, что рядом с ними не будет храбрых подруг, которые помогали бы им и скрашивали их жизнь.

В этом краю было очень красиво, а зимы отличались меньшей суровостью, чем в Канаде.

Когда же девушки узнали, что «дар короля», о потере которого они так сокрушались, – это всего лишь крохи по сравнению с тем, что любезный и представительный губернатор предлагал новобрачным в Голдсборо, и что при этом им не придется больше пускаться в плавание по бурному океану или пробираться в Канаду по лесам, кишащим индейцами и дикими зверями, на их лицах снова заиграли улыбки и появился интерес. Правда, некоторые запротестовали, но только для проформы.

– Но моим трем подругам и мне обещали, что нас выдадут за офицеров, – серьезно сказала Дельфина. – В монастыре нас научили хорошим манерам, умению вести хозяйство, принимать именитых людей, вести светскую беседу и делать реверансы. Я уверена, что в Квебеке от мужчин, предназначенных нам в супруги, не будет нести ромом.

– Вы правы, – согласилась Анжелика. – Потому что от них, скорее всего, будет пахнуть ржаной или маисовой водкой. Кстати, это превосходный напиток, который часто пьют суровой зимой. Полно, дорогие дамы, – добавила она с улыбкой, – если сейчас, находясь в Америке, вы сразу всего пугаетесь, то как же вы собираетесь противостоять ирокезам, бурям, голоду и всему тому, что ждет вас в Новом Свете, в том числе и в Канаде? Надо сказать, что в Канаде этих трудностей еще больше, чем у нас, потому что она находится дальше и потому что это более дикий край.

– А что будет со мной? – спросила мавританка. – Со мной не будут обращаться как с рабыней, как обращаются, насколько мне известно, с теми, у кого темная кожа, на Антильских островах? Я воспитывалась в монастыре в Нейи, и за мое содержание платила одна знатная дама. Я умею читать, писать и вышивать по шелку.

Колен ласково взял ее за подбородок.

– Вы не засидитесь в девках, моя милая, если вы так же добры и благоразумны, как выглядите, – сказал он. – Я сам позабочусь о вашем устройстве. В любом случае мы дадим вам достаточно времени, чтобы обдумать наши предложения и обсудить их с вашей дуэньей. И если они вам не подойдут, знайте, что господин де Пейрак тут же переправит вас в какое-нибудь акадийское поселение на другом берегу Французского залива, где вам наверняка окажут теплый прием.

Госпожа Петронилла Дамур была охвачена беспокойством. Более осведомленная, чем ее спутницы, и менее растерянная, чем могло показаться, она понимала, что эти перемешанные с англичанами французы, хотя и не разбойники, заманивающие корабли на скалы, в чем их обвинял Джоб Саймон, не являются также и особо преданными подданными короля Франции. Наконец, она не очень хорошо умела ориентироваться в пространстве, и карты, которые Колен и граф де Пейрак развернули перед нею, чтобы убедить ее, что Квебек находится далеко, запутали ее вконец.

– Ах, если бы здесь была наша дорогая благодетельница! – вздохнула она.

– Тогда мы смогли бы устроить здесь в придачу и бордель, – сказала Жюльенна с выговором, выдававшим в ней уроженку парижского предместья. Она явно знала толк в борделях не меньше, чем в молитвах.

Антуанетта, ее личный враг, снова вцепилась ей в волосы. Их еле разняли.

– А ну, девица, подойди сюда! – приказал Жюльенне Колен.

Она была единственной из девушек, к кому он обращался на «ты», показывая тем самым, что он отлично понимает, к какому сорту женщин она принадлежит.

– Я не могу оставить тебя здесь, – объявил он ей, отойдя с нею в угол. – Не потому, что ты из предместий, а потому, что ты больна, и я не допущу, чтобы мои люди от тебя заразились.

Жюльенна завопила, нисколько не заботясь о том, что учиняет скандал.

– Это я-то больна? Как бы не так! Совсем недавно в Шатле меня осмотрел тамошний врач, и он сказал мне, что я свежа, как роза… А потом я все время была под замком в Отель де Дье, так что подхватить эти ваши болезни мне было просто не от кого! Госпожа Анжелика, помогите! Только послушайте, что он несет!.. Будто у меня гнилое нутро!

– Эта женщина больна, – повторил Колен, призывая Анжелику в свидетели. – Только посмотрите на ее лицо.

И правда, круглое лицо девушки обращало на себя внимание болезненной восковой бледностью, а под глазами ее залегли темные круги. Глаза ее блестели, что говорило о сильной горячке.

– Не думаю, что она больна, – сказала Анжелика. – Мне кажется, она была просто ранена при кораблекрушении. Она все время отказывалась от лечения, и ее рана наверняка нагноилась. Полно, Жюльенна, дайте мне вас перевязать, ведь без лечения вы можете умереть…

– Идите-ка вы на… – грубо ответила наглая девица.

Анжелика тотчас влепила ей пару пощечин, от которых та рухнула на землю. Оказалось, что несчастная грубиянка еле держалась на ногах.

– Дай себя перевязать, иначе пощады не жди, – приказал Колен. – Нынче же вечером отправлю тебя отсюда вместе с парнями с «Неустрашимого».

Лежащая на земле Жюльенна казалась побежденной и вызывала жалость. В ее глазах застыл панический ужас.

– Я просто боюсь, – захныкала она, не находя других аргументов. – Боюсь, что вы сделаете мне больно, когда начнете меня кромсать.

За их спинами раздался скрипучий голос Аристида Бомаршана, который неизвестно как забрел в амбар.

– Только не она, моя красавица! Я ручаюсь, она не сделает вам больно. Ни у какой другой знахарки нет такой легкой руки. Гляньте-ка на эту работу. Это она меня заштопала, видите?

Он проворно распустил шнуровку своих коротких штанов и продемонстрировал завороженной его повелительным видом Жюльенне свой жалкий бледный живот, пересеченный длинным фиолетовым шрамом.

– Полюбуйтесь на это! Это госпожа Анжелика зашила иголкой и нитками, во как, моя красавица! У меня кишки вываливались на песок. Я думал, мне крышка!

– Невероятно! – вскричала Жюльенна, сопроводив это восклицание забористой бранью.

– Вот и я говорю. Только посмотрите на меня сегодня! А то, что ниже, в полном порядке, моя красавица, и к вашим услугам!

– Ну хватит скабрезностей, – перебила его Анжелика, видя, какой оборот начинает принимать разговор. – Вы, Аристид, отъявленный мерзавец, и я не посоветовала бы даже дочери дьявола или самой последней из подзаборных шлюх связываться с вами. Это было бы слишком хорошо для вас и слишком плохо для нее.

– Вы меня обижаете, сударыня, у меня есть своя гордость, – заявил Аристид, медленно зашнуровывая штаны. – Я считаю, что вы меня оскорбили.

– Ладно, – вмешался Колен, оттолкнув его. – Иди, тебе больше нечего здесь делать.

И, взяв Аристида за воротник, потащил его к двери.

– Честное слово, от тебя труднее отвязаться, чем от блох. Кончится тем, что я утоплю тебя своими собственными руками.

Ободренная Жюльенна расхохоталась:

– Этот малый как раз по мне! Гордый, настоящий мужчина!

– Тем лучше для тебя. Но предупреждаю: это самый презренный негодяй обоих полушарий.

Анжелика опустилась на колени рядом с поверженной, несчастной Жюльенной, которая, однако, сохранила в себе достаточно задора, чтобы браниться и шутить. Настоящая дочь парижского Двора чудес!

– Я знаю, почему ты не давала себя перевязать, – вполголоса сказала ей Анжелика.

– Нет, вы не можете этого знать, – возразила девушка, затравленно посмотрев на Анжелику.

– А вот знаю! Я догадалась… Потому что ты заклеймена цветком лилии! Послушай, я обещаю, что ничего не скажу губернатору, но при условии, что ты будешь мне повиноваться во всем.

На лице бедной Жюльенны отразился ужас, что было равносильно признанию.

– Вы правда никому ничего не скажете? – выдохнула она.

– Слово маркизы. Клянусь.

И Анжелика скрестила пальцы и плюнула на землю – именно так клялись члены парижского братства нищих и воров.

Совершенно ошеломленная, Жюльенна молча позволила Анжелике приложить примочку к своим распухшим ребрам и покорно выпила целебную настойку и отвар. Она была настолько поглощена мыслями о тайнах, ожидающих ее в Америке, что даже забыла постонать. Теперь Анжелика больше не беспокоилась о ее здоровье. Она подложила ей под голову валик, укрыла ее и потрепала по щеке, после чего ушла.

– Готова поспорить, что на спине у малого, который тебе понравился, выжжен такой же цветок лилии, как и у тебя. Поправляйся скорее, девочка. Тебя тоже ждет свадьба. Из вас получится прекрасная пара! Слово маркизы…

От усталости горящие глаза Жюльенны стали мягче. Успокоенная лекарствами, она стала засыпать.

– У вас тут такие чудные люди, – прошептала она. – Кто вы, сударыня? Хозяйка Америки… Вы видите то, что скрыто от других… И вам очень идет эта коса… Вы похожи на тех святых, которых изображают… на молитвенниках. Невероятно, что мне, нищенке и оборванке, так повезло…