Текст книги "Небесная музыка. Луна"

– Все в порядке, – отвечаю я.

Почему-то на душе неспокойно, но я списываю это на волнение. И говорю парням, что нам надо подождать еще полчаса. Парни морщатся.

Мимо нас быстрым шагом проходят трое парней и одна девушка – яркая, с синими дредами, густо-подведенными глазами, рубиновыми губами, облаченная в корсет с шипами и клетчатую красно-черную юбку. На тонких ногах у нее тяжелые ботинки. Рок-красотка. Наверняка она умеет зажигать и сердца парней, и залы – в ней есть задор.

– Я не понимаю, Брайан! – говорит она – у нее низкий красивый голос. – Почему такая спешка?

– Я позже все объясню, Николь! – спешно говорит высокий светловолосый парень в джинсовой рубашке. – Нам нужно торопиться!

Я не придаю этой встрече и этим словам никакого значения. Однако рядом со мной рок-красотка запинается, что в таких ботинках не мудрено, и я не даю ей упасть.

– Спасибо, – говорит она и улыбается мне своими пухлыми рубиновыми губами.

– Не за что, – отвечаю ей я и почему-то добавляю: – Удачи на прослушивании, – я знаю, что она – одна из нас.

– И тебе, подружка, – подмигивает она мне и уходит вместе со своими приятелями.

– Красивая, – задумчиво говорит Нейтан, глядя ей вслед.

– Я пропустил красивую девчонку? – возвращается в это время Чет, с любопытством смотрит вслед эпатажной Николь, замечая, что вид сзади у нее «ничего так», и делает вид, что трогает растопыренными пальцами в воздухе что-то явно мягкое и приятное.

Парни ржут и начинают обсуждать женские достоинства, явно забыв о том, что я – девушка, о чем я им тут же напоминаю.

– Эй, – говорю я с возмущением. – А ничего, что с вами я?

– Ничего, – хитро улыбается Чет. – И вообще, не лезь, тебе есть что трогать, – смотрит он мне на грудь, – а нам – нет. И нам завидно.

– Ох, бедняжки, – «сочувствую» им я. – Как же вам живется?!

– Плохо, – вздыхает Нейтан.

– Ничего, парни, – говорю я, поднимая указательный палец вверх, – сейчас делают специальные операции. Даже мужикам. Вы можете себе размер пятый сразу поставить и наслаждаться в режиме нон-стоп.

Им мое предложение не нравится. Мы болтаем и смеемся, желая скоротать время ожидания, а когда Оливер рассказывает какой-то баянистый анекдот о противостоянии басистов и барабанщиков, неподалеку от нас останавливается темно-синий элегантный «Мерседес», к которому тотчас подбегает один из многочисленных охранников небоскреба, – видимо, его руководство решило, что такая большая толпа молодежи представляет определенную опасность. Охранник открывает дверь машины, и оттуда выходит высокая молодая женщина с длинными прямыми волосами пепельно-жемчужного оттенка. Она стройна, длиннонога и одета в изящное платье до колен бледно-василькового цвета, поверх которого накинут белоснежный жакет, в тон которому подобраны крохотная сумочка и элегантные туфли с закругленными носами и шпилькой средних размеров – с такой не боишься упасть. Лицо молодой женщины красиво – овальное, с тонкими чертами, выразительными светло-зелеными глазами, высокими скулами и прямым аккуратным носиком. И красота ее – естественна, приятна и прохладна. Ни капли вульгарности, ни подозрения на искусственность. Мне отчего-то кажется, что эта молодая женщина – аристократка. Слишком прямая у нее спина, слишком легка походка, слишком благородное лицо.

Видя ее, парни замолкают – рассматривают блондинку с ног до головы.

Особенно зачарованно смотрит ей вслед Чет, провожая взглядом до тех пор, пока она вместе с водителем и охранником не скрывается в огромных стеклянных дверях здания.

– Офигеть, – говорит Чет. – Какая… девочка.

– Сладкая? – ехидно спрашиваю я.

– Не знаю, но я бы ее попробовал, – отвечает тот.

Я хмыкаю – слишком двусмысленно. А внимательный Оливер говорит:

– У нее на пальце кольцо было, приятель. Наверняка она почтенная жена и мать.

– Когда меня это останавливало? – ухмыляется друг.

Все то время, что мы ждем до половины одиннадцатого, они обсуждают замужних женщин. А когда я говорю, что нам пора, замолкают и с некоторой опаской смотрят на вход.

– Идемте, – нетерпеливо говорю я, а мне вновь начинает звонить Кайл.

– Я жду вас, – напоминает он мне и кладет трубку. Мы вчетвером наконец попадаем в огромный холл небоскреба, в котором царят спокойствие и прохлада – настоящий контраст с жаркой громкой улицей. А еще тут властвует едва уловимая атмосфера высокомерия.

Кайл – рыжеволосый, костлявый и с беспокойными глазами – ждет нас у стойки и улыбается.

– Привет! – говорит он, поднимая в приветствии узкую ладонь, и я слышу легкий западный акцент. – Идем за мной!

И он, по пути раздавая бейджи, ведет нас к лифтам для персонала, кивнув перед этим одному из администраторов.

– Вы будете выступать под номером тридцать восемь, – объясняет Кайл уже в лифте. – Ну и само собой, никому не нужно говорить, что во втором туре вас не было.

Я киваю.

В моем сердце горит надежда.

Мы выходим из лифта и оказываемся в огромном коридоре, заполненном другими музыкантами, некоторых из них я узнаю. Прослушивание уже началось, но прошли его пока лишь первые несколько групп. Похоже, нам придется долго ждать. И я силой воли заставляю себя успокоиться, потому как ожидание всегда плохо действует на меня.

Кайл объясняет нам кое-какие нюансы и говорит, что результаты должны объявить только завтра. Но я почти воочию вижу, что мы – в списке вошедших в финал конкурса. Не должно быть иначе. Не должно.

Цифра 38, не подведи меня!

Я обещаю, что буду играть отличную музыку – так, чтобы от сердца к сердцу! И Макс Уолтер, который лично пригласил нас, почувствует это.

Чем ближе наша очередь, тем сильнее волнуются парни, и я вновь начинаю их успокаивать. А когда мы стоим у дверей, ведущих к жюри, готовясь войти внутрь по команде администратора, я говорю, стараясь сделать голос уверенным:

– Чуваки, забейте на то, как играть. Не думайте ни о чем. Как на репетициях.

Чет ухмыляется. Нейтан говорит, чтобы я отстала, а Оливер крепче сжимает ручку чехла с гитарой.

– Все будет хорошо! Мы сможем! – упрямо заявляю я.

Я первой протягиваю руку вперед. И тотчас чувствую тяжесть горячих пальцев Чета. Сверху свою руку кладет Нейтан. Последним оказывается Оливер, но его лицо – решительное.

– Кто облажается – тому набью морду, – говорит Чет строго. Парни ржут и обещают набить морду ему.

Помощник манит нас за собой – пора, предыдущая группа покинула сцену.

И мы заходим внутрь.

Я надеюсь, что навстречу своей мечте.

* * *

Макс Уолтер сидит в центре длинного стола перед небольшой сценой. Справа от него сидят двое мужчин, слева – две женщины. Ряды кресел позади них пусты. Все они – жюри конкурса «Твой рок», третий отборочный этап которого должен в скором времени начаться. В отличие от парней и девушек на улице они спокойны, и для многих из них это мероприятие – скучная обязанность, простая формальность, за которую заплатили деньги. Они негромко разговаривают между собой, вальяжно сидя в черных кожаных креслах. Кто-то попивает кофе, кто-то разговаривает по телефону. Макс Уолтер скупо отвечает на вопросы техперсонала и то и дело поглядывает на наручные швейцарские часы – ждет появления незаконнорожденной дочери Большого Босса. Подумать только! В Мунлайте взыграли отцовские чувства!»

И хоть он просил Уолтера лишь взглянуть на девчонку, тот уже точно решил, что она будет победительницей. В любом случае. Уолтеру даже любопытно, что из себя представляет вторая дочурка Мунлайта, как поет и как выглядит, – чисто спортивный интерес. Впереди – разработка целой стратегии промоушена для ее успешного и скорого продвижения. И многое зависит от ее первоначальных данных. Хотя – тут Уолтер позволяет себе ухмыльнуться – у денег куда больше власти, чем у голоса и внешности исполнителей. На своем веку он видел сотни примеров, когда реально талантливые музыканты не перерастали уровень захудалых клубов, и когда безголосые мальчики и порочные девочки с невинными личиками удосуживались звания «мировых звезд», совершенно ничего из себя не представляя. Уолтер давно вывел для себя идеальную формулу в музыкальной индустрии: для успеха нужны какой-никакой голос и фактура, а также определенные вложения. Исключения бывали редко. Но одно из них – по имени Джонатан Тэйджер – сидело рядом, закинув ногу на ногу, и беспечно болтало о современном состоянии рок-сцены.

Тэйджер был известным композитором, подавляющее большинство песен которого становилось хитами. Однако насколько знал Уолтер, столь впечатляющих успехов он достиг самостоятельно. Да и вообще Джонатан слишком сильно отличался от коллег по музыкальной индустрии. Он выглядел моложе своих лет, носил удлиненную прическу – Уолтера это раздражало, – постоянно улыбался, был легок в общении и имел привычку очаровывать всех вокруг, хотя часто становился угрюмым и капризным. Поговаривали, что он честный, однако Уолтер не верил в честность так же, как и в любовь с первого взгляда и прочие глупости.

Уолтер старался держать Тэйджера рядом по вполне понятным причинам, а тот искренне считал его своим приятелем. Правда, приятелями он считал едва ли не половину шоу-бизнеса.

Время идет – шагает размашисто, как солдат на смене караула перед собором Святой Хельги.

За пару минут до начала помощник Кайл звонит продюсеру и коротко отчитывается – нашел ее, ведет на прослушивание, и они уже у лифтов.

– Дамы и господа, в скором времени начинаем! – объявляет зычным голосом Уолтер, дает последние указания своей команде, а потом тихо, но проникновенно говорит остальным участникам жюри:

– Сейчас будет довольно интересные участники. Прошу обратить внимание. Настоятельно.

Рок-музыкант, популярная соул-певица и заместитель генерального директора лейбла «Биг-Скай Рекордс» смотрят на Уолтера с пониманием. Они отлично знают, что тот имеет в виду. И согласятся с любым его решением – все, как один, должны ему. И только Тэйджер – наивный идиот! – спускает на кончик носа солнцезащитные очки, которые не снимает даже в помещении. И, чуть сдвинув прямые густые брови, внимательно смотрит на Уолтера.

– Насколько настоятельно, Макс? – спрашивает он.

– Настолько, насколько возможно, – ничуть не теряясь, говорит тот. – Они должны тебе понравиться.

– А если они мне не понравятся – что тогда? – спрашивает композитор вновь. Уолтер начинает сердиться – если бы это был не тот-самый-знаменитый-Джонатан-Тэйджер, он бы послал его к чертям собачьим.

Однако продолжить они не успевают – в помещение, свет в котором царит лишь над пустой сценой, забегает Кайл. И Макс разрешает начать прослушивание, веля заводить первую команду.

Уолтер подается вперед. Так-так-так.

Дочка Мунлайта заходит последней, пропустив вперед троих парней, которые внешне ничего особенного из себя не представляют. Зато она – красотка. Не эталонная, глянцевая, вылизанная стилистами, но запоминающаяся. Гибкая женственная фигурка, синие дреды до середины спины, дерзкие, густо подведенные глаза, упрямый подбородок, рубиновые губы, на которых застыла полуусмешка. Шарм в ней определенно есть. И характер тоже.

Неплохо-неплохо.

Уолтеру нравится, как она выглядит, как шагает, как смотрит на жюри, – без страха, с уверенностью в себе. Он ищет в девчонке – как ее там зовут? – сходство с Мунлайтом, но не находит. И, скрестив пальцы под подбородком, наблюдает, как девчонка и ее музыканты становятся на край сцены, перед жюри и здороваются.

– Представьтесь, пожалуйста, – первой начинает соул-певица.

Те по очереди отвечают, передавая друг другу микрофон:

– Николь, – первой говорит девушка. – Близкие называют меня Санни.

– Брайан.

– Дэвид.

– Аллигатор.

– Как-как? – не понимает соул-певица. Огромный парень – настоящая скала мускулов – поясняет басом:

– Ну, Аллигатор. Это моя кликуха. Все друганы так называют.

– А какое у вас имя? – интересуется соул-певица.

– Ромео, – смущенно улыбается здоровяк, и на его лице появляются трогательные ямочки.

В жюри раздаются смешки.

– Как называется ваша команда? – задают им новый вопрос.

– «Стеклянная мята», – громко говорит девчонка, отбирая микрофон, и Уолтер понимает, что в группе главная – она. Вот и схожесть с властным Мунлайтом.

Николь… Неплохое имя. Звучное.

– Интересное название, – замечает небрежно рок-музыкант, развалившись в своем кресле. Уолтер хмыкает про себя – его группа называется «Три мили до тебя». – Почему вы выбрали именно его?

Николь пожимает плечами:

– Рандомно выбрали за пять минут до первого совместного выхода на сцену. Хотели, чтобы было что-то контрастирующее.

– Как давно вы играете и в каком жанре?

– Мы вместе три года, – отвечает Николь, откидывая назад синие дреды. – Наша музыка – смесь синти-рока, индастриал-рока, дарквейва и альтернативы.

– Мы – на стыке жанров, – добавляет светловолосый парень в джинсовой рубашке, который в отличие от Николь волнуется.

– И мы хотим экспериментировать и искать идеальное – для нас – звучание, – продолжает Николь, глядя прямо в глаза Уолтеру. – Мы не боимся меняться. И готовы разделить с другими свои идеи и чувства.

– А если вам скажут, что выберут победителями, но вы должны будете играть не рок, а поп-музыку, – говорит Уолтер. – Каково будет ваше решение?

– Мы не боимся меняться, а не изменять себе, – говорит Николь и вновь раздраженным жестом отбрасывает назад длинные дреды. Она определенно горяча. Но Уолтер тут же заставляет себя не думать о подобном – Мунлайт его убьет, и это не преувеличение, а жалкая констатация фактов.

– Замечательно, – складывает руки на животе продюсер. – Что вы будете исполнять? Кавер или что-то свое?

– «Дорога в ночь» – это композиция нашего сочинения.

– Замечательно, – повторяет Уолтер.

– У меня вопрос к леди, – встревает Тэйджер. – Вы считаете поп-музыку плохой?

– Я считаю, что нет плохой музыки, – отвечает Николь. – Есть люди, которые плохо ее исполняют и пишут.

– А вы, должно быть, делаете это замечательно? – спрашивает композитор.

– Не так хорошо, как бы нам хотелось, – пожимает плечами Николь. – Нет пределу совершенства. Но я думаю, вы оцените и скажете, как вам.

– Скажу, – улыбается Тэйджер. Уолтеру не нравится эта улыбка.

Музыканты расходятся по сцене. Николь застывает посредине, крепко держа микрофон в руках. Двое парней подключают гитары, один – синтезатор, а ударник Аллигатор садится за заранее поставленные на сцену барабаны – они не его, ибо носить с собой этот инструмент нереально.

«Стеклянная мята» начинает играть, и со сцены льется «темная музыка». Сначала мягкими звонкими каплями – одна за другой, потом – мощным морским потоком. Уолтер не ждет от них ничего сверхъестественного, однако приятно удивлен – парни играют средне, кое-где лажают, но сама песня хороша – если бы с ней грамотно поработать в студии, придумать пару фишек для гитарного риффа, правильно расставить акценты, а затем грамотно свести, вышел бы хит. И голос Николь совсем неплох, он мощный, в нем много энергии, но сразу видно, что ей не хватает занятий вокалом. Что ж, это поправимо.

Нет, Уолтер не нашел неограненный редкий бриллиант, но яркий рубин – точно. И он доволен. Дочка Мунлайта не промах, да.

Песня заканчивается. «И я ухожу по дороге в ночь. И я ухожу в сладкую тьму», – шепчет Николь. И снова звенят капли. И воцаряется тишина.

Уолтер бодро начинает хлопать в ладони, и все жюри – за исключением Тэйджера – тоже. А потом минут десять они вчетвером хвалят «Стеклянную мяту» на все лады – все так, как и хотел продюсер. Только Тэйджер сидит скучный и задумчивый.

– Кто написал эту песню? – спрашивает он в самом конце, после вдохновительной тирады рок-музыканта.

Музыканты переглядываются.

– Я, – говорит светловолосый, тот, который Брайан. Он стоит с гитарой наперевес.

Композитор задумчиво смотрит на него.

– Когда? – задает он новый вопрос.

– Месяц назад, – отвечает парень нервно. – Мы еще не успели как следует отшлифовать песню.

– То есть другие свои песни вы исполняете лучше? – приподнимает он бровь.

– Да, – говорят сразу несколько из них.

– То есть, – вновь спускает солнцезащитные очки на кончик носа Тэйджер, – вы приехали с материалом, который знаете… плохо?

– Нам показалось, что «Дорога в ночь» – лучшее, что у нас есть. Мы хотели показать себя с лучшей стороны.

– Понятно, – откинулся на спинку кресла композитор.

Музыканты уходят. Николь – вновь последняя, как конвоир, который ведет своих заключенных. И это нравится Уолтеру. Он любит таких девушек – уверенных и самодостаточных.

– Как они вам, коллеги? – спрашивает он. – Я думаю, они достойны войти не только в десятку лучших, но и возглавить ее. Я уже готов работать с ними.

– Да, все правильно, Макс, – воркует соул-певица.

– Неплохие ребятки, – пожимает плечами рок-музыкант. – Мрачно, но пробирает!

– Согласен, – кивает заместитель генерального директора лейбла, делая пометки в записной книжке. – Потенциал вижу.

– Нет, – говорит Тэйджер, и его слова как гром среди ясного неба. – Они лгут.

– Что ты имеешь в виду? – рявкает Уолтер, уже жалея, что позвал его в жюри.

– Если бы этот парнишка написал такую музыку, он бы не играл так паршиво! – заявляет композитор уверенно.

– Что за глупость? – раздраженно спрашивает Уолтер. – Совершенно необоснованно.

– Не буду мучить вас терминами, но композиция построена таким образом, что там должна быть вторая вокальная партия. Должна быть!

Они долго спорят – уже на повышенных тонах, и их прерывает лишь появление новых конкурсантов.

Группы и вокалисты, аккомпанирующие себе на гитаре, идут один за другим, но жюри уже почти все равно – остальных выбирают «для галочки». И только Тэйджер недоволен – он пытается действительно отыскать талантливых музыкантов. Особым его вниманием удостаивается коллектив под названием «Связь с солнцем», который приходит на сцену под номером тридцать восемь – к этому времени члены жюри порядочно устали и откровенно изнывают.

«Связь с солнцем» состоит из трех парней и одной задорной девчонки с рыжими волосами, которая отлично поет и потрясающе играет на гитаре – даже рок-звезда, ноющая о том, что ему хочется курить, замолкает и внимательно слушает, изумленно изогнув брови. Их песня называется «Я не забуду» и словно насквозь пронизана солнечными весенними лучами. Она легкая, драйвовая, смелая, свежим ветром заполняет все пространство, неся позитив в каждой ноте. Она запоминающаяся. И яркая, как волосы солистки.

Музыканты играют уверенно и технично. Ритм-секция звучит гармонично и аккуратно, подчеркивая скоростной атмосферный гитарный рифф. Вокал солистки такой же зажигательный и харизматичный, как и она сама – девушка явно умеет петь и делает это с большим удовольствием.

Соул-певица притаптывает ногой в такт музыке, рок-музыкант восхищенно смотрит на задорную рыжую, которая скачет по сцене, словно по своей комнате, даже хмурый заместитель генерального директора позволяет себе улыбнуться.

– Это отличная группа! – с восторгом говорит Джонатан, когда «Связь с солнцем» уходят, не забыв дружно поклониться – как на настоящем концерте. – Лучшее, что я сегодня видел!

Уолтеру он откровенно надоел – достал своим нытьем и желанием протолкнуть откровенный неликвид, мотивируя, что это – таланты! И Уолтер назло композитору говорит:

– Я против. Мне не понравилось. К тому же у нас есть похожий коллектив – парни и вокалистка, – намекает он на «Стеклянную мяту».

Остальное жюри тут же соглашается с Уолтером, хоть и нехотя. Тейджер в ярости кидает очки на пол, и они разбиваются.

А после уходит.

Но Уолтер лишь улыбается – знает, что тот остынет и вернется.

Да, положа руку на сердце, эта группа была ничего так, даже понравилось. Но заниматься сразу двумя группами – тем более похожими – он не намерен.

«Связь с солнцем» – или как вас там? – идите с миром.

Большой Босс, твоя дочь Николь станет звездой.

И ты мне за это будешь должен.

* * *

– Что это было? – хмуро спрашивает Николь у Брайана, едва только группа покидает жюри и выходит в коридор – не в тот, где находятся все остальные участники конкурса, а в пустой. С белыми стенами и черной блестящей плиткой на полу. Откуда-то доносится приглушенная музыка, а в воздухе витает аромат предвкушения.

– Это был наш шанс, – твердо говорит Брайан. На сцене он слишком сильно волновался, но теперь тревога спала, оставив после себя легкую головную боль.

– Шанс? – приподнимает проколотую бровь Николь. – Поэтому ты заставил меня сказать, что для друзей я – Санни?

И она, и остальные парни не понимают, что произошло?

Почему они вдруг резко заспешили на прослушивание к десяти – первыми, хотя другие конкурсанты ждали дольше?

Почему Брайан настойчиво просил Николь назвать себя Санни?

Почему сказал, что песню «Дорога в ночь» написал он, хотя ее автором была Диана? Почему вообще просил играть именно ее, хотя они готовили другой материал?

И самое главное – почему к ним так хорошо отнеслось жюри, почему сам Макс Уолтер хвалил их и намекал на будущую совместную работу, будто уже выбрал победителей?

Они хотели ответы на все эти вопросы, и Николь – больше всех.

– Объясни, чувак, – просит Аллигатор, почесывая коротко стриженую голову.

– Говори, – требует Николь, и остальные парни ее поддерживают.

– Не могу, – негромко произносит Брайан и на миг закрывает глаза. – Забудьте об этом. Просто ждите результатов.

– Да ты охренел! – по-мужски бьет его кулаком в плечо Николь. – Отвечай – что произошло?

– Ты мечтала о том, чтобы «Стеклянная мята» стала знаменитой, – говорит Брайан и обводит всех остальных музыкантов тревожными карими глазами. – Вы все мечтали об этом. А я нашел для всех нас шанс. Один на миллион. И если все пройдет, как надо, у нас получится.

– Не понимаю, – говорит Дэвид растерянно. – Ты о чем, приятель?

– Ты должен нам рассказать, – говорит Николь, прожигая взглядом Брайана. – Мы же друзья, черт побери! Ты должен нам сказать! Почему я чувствую себя так стремно? Как будто сделала что-то мерзкое!

Брайан ловит Николь за руку и чувствует пальцами ее быстрый пульс.

– Ты говорила, что если и в этот раз ничего не получится, – бросишь все, – произносит он с непонятной горечью. – А я этого не хотел. Все вы стали мне второй семьей. Я не мог тебя – всех вас – отпустить просто так. И когда мне дали шанс – я решил использовать его. Не ради себя, ради вас, Николь.

Она смотрит на него с непониманием и обидой. Николь действительно чувствует себя странно.

– Парни, я не сделал ничего плохого, клянусь, – в голосе Брайана появляется твердость, убежденность в собственных словах.

– Мы ничего не понимаем, – говорит Дэвид растерянно.

– Чувствуем себя придурками, – добавляет Аллигатор.

– Один человек хотел нам помочь. И сказал, что я должен сделать сегодня. Тогда победа «Стеклянной мяте» обеспечена. Что бы вы сделали на моем месте? – спрашивает он почти в отчаянии. – Отказались бы?

Николь и парни молчат – не знают, что сказать.

– Ты должен был сначала рассказать нам, чтобы мы решили это вместе, – говорит наконец Николь.

– Да ладно, – вдруг поддерживает друга Дэвид. – Мы ведь все хотели победы. Любой ценой, хоть сейчас и сложно признаться. Если бы не хотели – послали бы его с предложением сыграть «Ночь».

Остальные вновь молчат.

– Я никому не сделал плохого, – говорит Брайан. – Это была просто хитрость. И пока я не могу рассказать об этом.

– В этом замешана она, – вдруг произносит Николь. И все понимают, что она – это Диана. Но Брайан все равно ничего не говорит. Повторяет раз за разом, что хотел лишь шанса для своей команды. И ни в чем не виновен.

Они спорят – но уже как-то вяло. В их душах в единый клубок сплелось желание победы и непонимание. И в конце концов Брайан вдруг, не выдерживая, бросает:

– Если вы считаете, что я поступил подло, – я уйду. Только скажите.

И первым идет по коридору дальше. Николь не успевает ему ничего крикнуть – открывается одна из дверей в коридоре, и оттуда выходят несколько молодых мужчин, в которых легко можно узнать музыкантов из группы «Биг дарсет стар». Непосредственный Аллигатор и их фанат Дэвид тотчас пытаются взять у них автограф и даже просят сделать совместное селфи, хоть тем и не особо нравится такое внимание. Они – звезды, а участники «Стеклянной мяты» кажутся им жалкими – по крайней мере, так решает молчащая Николь.

– Какая сладкая кошечка, – отвешивает ей сомнительный комплимент длинноволосый солист, забитый татуировками под самую шею. Кажется, Николь нравится ему куда больше, чем парни, которые горящими глазами смотрят на него.

Девушка молча показывает ему средний палец, слышит парочку сальных шуточек и идет следом за Брайаном, вдруг с горечью думая, что она очень ждала этого шанса. Дэвид прав – если бы она не хотела, она бы и не сказала, что ее второе имя – Санни.

И если все так повернулось – не должна этот шанс упустить.

А Брайан незаметно отправляет короткое сообщение Диане:

«Все OK».

Он не чувствует себя виноватым. И сделал лишь то, о чем просила его Диана, обещая успех для «Стеклянной мяты».

* * *

Диана смотрит на экран телефона и улыбается. Она рада, что все прошло хорошо. И надеется, что группа – ее группа – «Стеклянная мята» добьется многого. Они заслужили это. И пусть она больше не член их команды, но все равно любит их и благодарна за те два года, что они были вместе. За их дружбу. Участие. Смех. Веру в нее.

За то, что они не побоялись связаться с такой, как она.

О том, что у отца появилась «незаконнорожденная дочь», Диана узнала несколько дней назад от Лианы, жены Макса Уолтера. Расчетливая Лиана решила, что эта информация должна попасть к Диане, явно надеясь на ее покровительство в дальнейшем.

Сначала Диана была шокирована, хоть и сохраняла отстраненное выражение лица. А потом поняла, что глупые Уолтеры что-то напутали – рыжеволосая Санни никак не могла быть дочерью ее отца. Что за глупость. Она и в дом их попала только благодаря Диане, только из-за того, что их перепутали.

Она построила верную логическую цепочку: Санни понравилась отцу, и тот решил помочь ей, а Уолтер решил, что она – его дочь. Однако все это ужасно не понравилось Диане. Ее раздражало то, что отец оказывает Санни внимание, но еще больше бесило то, что эта рыжая вместе со своей группой попадает на конкурс, в котором участвовала и «Стеклянная мята» – они прошли два отборочных тура и должны были приехать на третий. А из-за того, что отец решил помочь Санни (он, что, с ума сошел?), у «Стеклянной мяты» не оставалось никаких шансов. Уолтер не обратит на них внимания, потому что уже точно решил – по словам Лианы – работать с «дочкой» Мунлайта.

Диана была равнодушна к понятиям справедливости и несправедливости, но когда она поняла, что все старания Николь и парней будут никому не нужны, ее сердце словно кипятком обожгло. Они достойны большего, чем выступать по клубам и репетировать в гараже. Они должны заниматься музыкой и получать за это деньги, а не пропадать на своих постоянных подработках. Они – музыканты, а не массовка для победы Санни.

Сначала Диана просто хотела сказать Уолтеру, что Санни – никакая не дочь ее отца. Она вообще никто. И брать на конкурс ее и ее команду не нужно. А потом в голове болеющей Дианы родился иной план. План, который требовал тонкого подхода, казался странным, но мог подарить ее друзьям шанс.

Они этого заслужили. Хотя бы шанса. Одного на всех!

Диана не спала целую ночь, несмотря на температуру, головокружение, слабость и боль в горле, которая стала меньше, но все еще причиняла дискомфорт. Она думала, беспокойно ворочаясь с бока на бок. И ее план был прост: подменить группы. Сделать так, чтобы вместо группы Санни перед Уолтером выступала «Стеклянная мята». Чтобы он думал, будто Николь – дочь ее отца. Чтобы подписал контракт с ее друзьями – и тогда Уолтеру придется выполнять обязательства, даже если правда потом раскроется.

Наутро Диана позвонила Лиане и хриплым голосом задала множество вопросов, чтобы понять все нюансы. Как она и думала, Уолтер не видел настоящую Санни – знал лишь ее имя, которое она сказала по телефону. И это значительно упрощало дело, как и то, что Лиана деликатно предложила свою помощь. Она связалась с помощником мужа Кайлом и велела ему в день конкурса вместо группы, которую тот должен был встретить в десять утра, привести другую – «Стеклянную мяту». Сначала Кайл отказывался, но Лиана предложила ему неплохую сумму, и, в конце концов, он вынужден был согласиться.

В день конкурса помощник Уолтера сделал два звонка. Первый – Брайану из «Стеклянной мяты», велев к десяти утра подойти к стойке вместе со всей группой. Второй звонок – Санни, номер телефона которой ему дал шеф. Ей Кайл сказал, что прослушивание переносится на половину одиннадцатого. А когда встретил их, просто поставил по расписанию на место «Стеклянной мяты», дав тридцать восьмой номер. «Связь с солнцем» ничего не заподозрили. Они решили, что им просто дают возможность попасть на третий тур в обход второго, на который они не смогли попасть.

Кроме того, ранним утром конкурсного дня Диана связалась с Брайаном, который когда-то и привел ее в группу.

– Я хочу помочь вам, – произнесла она тихим голосом, не давая ему возможности что-либо сказать. – И если ты сделаешь все то, что я велю, вы сможете выиграть.

Она велела следующее: Николь должна сказать, что ее второе имя – Санни, а Брайан должен ждать звонка от помощника Уолтера. А еще попросила исполнить ту песню, которую написала сама, – уже просто так. Ей хотелось, чтобы в памяти друзей от нее осталось что-то светлое.

Группы поменялись. И их судьбы – тоже.

Хотя бы временно – это точно.

Когда правда раскроется (если она раскроется вообще) – у «Стеклянной мяты» уже будет контракт с «Биг-Скай Рекордс».

Диана в который раз убедилась в своем двуличии, но теперь ей было все равно. Она старалась не ради себя, ради тех, кто был ее друзьями. А Санни… Она пробьется. В какой-нибудь другой раз. Может быть.

Диане все равно. У Санни есть свобода – и это главное. И она потрясающе играет на гитаре.

Она дотрагивается рукой до горла и думает, что раз ей лучше, значит, скоро нужно будет заняться вокалом – благотворительный бал, где Диана выступает, близится – будет уже через две недели. Доктора, правда, против, говорят, что сначала нужно долечиться, восстановиться и только потом напрягать связки. Но они не понимают, что отец ждать не станет.

У нее тоже один шанс.

Перед тем как погрузиться в беспокойный сон, Диана пишет сообщение Дастину:

«Привет. У меня есть кое-что, что тебя обрадует. Встретимся?»

Он не отвечает ей. Зато снится.

Во сне они сидят на лавочке у реки и целуются так, словно и мира вокруг нет.

* * *

Вы когда-нибудь слышали звук разбитой надежды? Я – часто.

Это звук хрустального шара, висящего под потолком и играющего со светом огненными искрами, который вдруг со звоном упал на мраморный пол и разбился. Разлетелся на тысячи сияющих осколков. Поранил руку, от локтя до запястья обагрив алой кровью.