Текст книги "Небесная музыка. Луна"

Лилит с каким-то внутренним недоумением опускается на переднее сиденье машины, а Октавий сам садится рядом – за руль. Он включает зажигание, они медленно выезжают из подземного гаража и едва не врезаются в какой-то столб. Кажется, вождение – не главный конек Октавия. У Лилит хоть и нет машины, водит она в разы лучше.

– А ты точно умеешь водить? – с опаской спрашивает она. Расставаться с жизнью в столь юном возрасте никак не входит в ее планы.

– Умею, – цедит сквозь зубы Октавий. – Но не люблю.

– Оно и видно. Эй, осторожнее! – кричит Лилит – они едва не въезжают в машину впереди. И резко оборачивается – в какой-то момент ей кажется, что она видит на улице Чета. Но скорее всего ей просто показалось. Откуда ему тут быть?

– Зря я отпустил Уилла, – вздыхает Октавий, крепко сжимая руль.

– Давай я сяду? – предлагает Лилит, прикидывая в уме, что вина она пила мало и прошла уже пара часов. Октавий соглашается, и теперь за рулем – Лилит. Она, конечно, не ас, но чувствует себя уверенно. И почти без проблем доезжает до дома, в котором живет Октавий, – это элитное здание в одном из самых дорогих районов Нью-Корвена.

– Теперь, как джентльмен, ты должен оплатить мне такси до дома, – весело говорит Лилит, заезжая на подземную парковку – третью за сегодняшний день. Она довольна собой.

– Как истинный джентльмен могу пригласить тебя к себе, – хмыкает Октавий.

– Ох, спасибо, пожалуй, откажусь, – задирает подбородок Лилит и выходит из машины. Она громко захлопывает дверь, не замечая, как та прищемила ей юбку. Лилит делает шаг вперед, и… раздается странный треск. Она не сразу понимает, что порвалось ее чудесное пудровое платье из тончайшего нежного материала. Да еще как порвалось – по шву, и разрез просто потрясает воображение своей откровенностью.

– Милое, – замечает Октавий, который тоже успел выйти из машины.

– Кто?! – пытается прикрыться опешившая Лилит.

– Нижнее белье, – кашляет он в кулак.

– Что?! Боже, только не это…

На Лилит – белоснежные бесшовные танга, ничего особенного, но она ужасно смущается и пытается прикрыться. Видя ее смятение, почему-то смущается и сам Октавий, хотя только что он с интересом рассматривал разрез и все то, что было видно в нем.

– Предлагаю тебе переодеться, – сообщает Октавий, смотря не на Лилит, а куда-то в сторону.

– Во что?! Мое платье! Я должна переодеться в свое платье! – вспоминает Лилит про пакет со своей одеждой. Однако ее радость преждевременна – видя такой разрез, Лилит понимает, что теперь не сдаст пудровое чудо обратно в магазин. Ею овладевает настоящее отчаяние – столько денег потрачено впустую. Она даже случайно всхлипывает от горя. Октавий же воспринимает этот всхлип ошибочно.

– Перестань, – говорит он. – Разное случается. Подумаешь, порвала. Я, можно сказать, ничего и не видел.

– Но как же так?! – вскидывает руки к потолку подземной парковки Лилит. – Как так?!

Разрез снова расходится, и Октавий опять видит то, чего не должен был видеть. И ухмыляется про себя.

– Сейчас достану твое платье, – говорит он и идет к багажнику. Мгновение – и пакет с одеждой Лилит у него в руках.

– Ты прямо здесь переодеваться будешь? – спрашивает он. – Если что, тут камеры. Может быть, поднимешься ко мне?

Лилит так разочарована тем, что упустила столько денег и осталась с идиотским рваным платьем, что соглашается, не подумав, что переодеться можно было и в машине. И уже спустя минуту они оба стоят в зеркальном лифте. Лилит прикрывает разрез руками и трагично вздыхает.

Ее телефон снова вибрирует – и снова Бен.

– Как же мне он надоел, – вздыхает Лилит.

– Кто это? – спрашивает Октавий.

Лифт стремительно несется вверх – зеленым цветом зажигаются номера этажей.

– Так, один придурок, – откидывает назад волосы Лилит.

– Настойчивый поклонник?

– Болезненно начтойчивый, – фыркает она и делает вид, что ее тошнит. Тогда Октавий вдруг берет из ее руки телефон и отвечает на звонок – Лилит и пикнуть не успевает.

– Хватит звонить моей девушке, приятель, – говорит он. – Иначе мне придется провести с тобой серьезную беседу, после которой я не уверен, что ты останешься цел.

На этом Октавий довольно отключается.

– Видишь, – словно успокаивая себя, говорит он. – От нашего союза тебе одна польза. Отшил твоего поклонника.

– Я и сама могу его отшить, – отзывается Лилит, ловя себя на том, что рассматривает его руки, переплетенные голубоватыми венами. Ее Сладкий стал совсем взрослым…

Она первой выходит из лифта.

Квартира Октавия, в которой, по всей видимости, он бывает крайне редко – только когда приезжает в Нью-Корвен, так же огромна и так же не лишена изящества, как и апартаменты его матери. Над квартирой явно работали дизайнеры, но это не величественный ампир, а что-то близкое к минимализму. Все вокруг лаконично, пропорционально, просто и точно. Не квартира, а стерильная операционная, в которой все блестит и сверкает. Днем тут много света – всюду массивные окна, однако сейчас, когда власть над городом захватила ночь, тут темно, даже когда включается прохладный рассеянный свет. Лилит не знает, смогла бы она жить в такой квартире, но ей определенно здесь нравится. К тому же, как и с крыши апартаментов Элинор, из окон квартиры Октавия видны огни большого города – и они завораживают.

Октавий оставляет Лилит в гостиной, а сам тактично уходит, давая ей время переодеться. Пока она занята, он достает из холодильника кофе со льдом и шоколадом.

– Оставайся тут ночевать, – с этими словами Октавий протягивает стаканчик Лилит. Свой стаканчик он держит в руке.

– Ночевать? – озадаченно смотрит она на него.

– Не то чтобы я джентльмен, но мне неловко отправлять тебя посредине ночи домой. Мало ли где ты и это платье порвешь, – заявляет Октавий. – Выбирай любую спальню кроме моей. А я пошел в душ.

С этими словами он уходит. А Лилит, попивая кофе, отправляется на экскурсию по его квартире, мысленно считая, во сколько обошлась вся эта минималистичная красота. Спален несколько, и все похожи друг на друга, как близнецы. Единственная спальня, которая нравится Лилит, принадлежит самому хозяину дома. И девушка, недолго думая, плюхается на огромную кровать на подиуме, раскинув ноги и руки как звезда. Она лежит, смотрит в окно и слушает приглушенный звук воды, доносящийся из ванной комнаты, примыкающей к спальне. Она и не замечает, когда звук прекращается и Октавий, на ходу вытирая мокрую голову полотенцем, появляется в спальне. Кажется, он не ждет, что в его комнате будет кто-то еще – на нем ничего нет.

Лилит с озадаченным любопытством смотрит на него, подперев голову рукой. Визжать и возмущаться она не намерена – напротив, ее забавляет ситуация, хотя, конечно, долю неловкости она чувствует. А вот Октавий, кажется, злится. Он ненавидит чувствовать себя неловко. Но не может с воплями убегать и прятаться, негодуя, что его застали без ничего.

– Ну как я тебе? – спрашивает он злобно.

– Ничего так, – невозмутимо говорит Лилит. Ей нравится то, что она видит, – Сладкий неплохо сложен. Отлично подтянулся со времен «Пепельных цветов». Особенно ей нравится разворот его плеч и мышцы на руках – ударник как-никак. Вообще Лилит предпочитает более загорелых парней, но пусть некоторая бледность будет единственным недостатком этого мужчины. Он – почти идеален. И даже татуировки на предплечье и икрах его не портят.

Дыхание ее становится чуть тяжелее, хотя Лилит предпочитает не замечать этого.

– Может, мне поближе подойти, чтобы ты лучше все рассмотрела? – раздраженно интересуется Октавий, вешая влажное полотенце на блестящую от капель воды шею.

– Повернись, – крутит пальцами в воздухе Лилит. – Хочу оценить тебя все…

Закончить она не успевает – в нее летит полотенце.

– Как некрасиво, – дует губы она в шутку, откидывая полотенце в сторону… – Кстати, а где то тату?

– Какое еще тату?

– Которое сделал тебе Кезон, – расплываются в коварной улыбке губы Лилит.

Октавий хмуро на нее смотрит и уходит в гардеробную.

– Какого черта ты делаешь в моей спальне? – спрашивает он оттуда.

– Жду тебя, – отвечает Лилит, переворачиваясь на живот и болтая в воздухе ногами. Ощущения – странные. Октавий определенно нравится ей как мужчина.

– И ты считаешь это нормальным? – интересуется он.

– Все мы люди, – хмыкает она, понимая, что если бы вдруг Октавий сейчас предложил ей нечто большее, чем просто разговоры, она бы не отказалась.

– Вот мне интересно, – продолжает Октавий. – Если бы я ворвался к тебе в комнату и увидел без одежды, то кем бы был? Грязным извращенцем? Или тоже бы сказала, что все мы люди?

– Конечно, первое, – откликается Лилит весело. – Да ладно, не смущайся. Что я, мужчин не видела?

– Таких, как я, – нет.

– Самонадеянно, – смеется она.

– Зато правдиво.

Лилит ждет, когда он вернется в спальню. На нем – спортивные штаны и футболка, и это кажется ей ужасно милым – Октавий кажется теперь домашним и взъерошенным. Однако он не настроен так дружелюбно, как Лилит, и заявляет, что будет спать.

– И тебе советую тоже, – говорит он, бухается на кровать и накрывается с головой. Лилит, которая почему-то хочет обнять Октавия и крепко-крепко к нему прижаться, обижается. И уходит, напоследок громко хлопнув дверью. Она направляется на кухню, где допивает холодный кофе и крадет из холодильника виноград. А после идет к первой попавшейся пустой спальне и тоже решает принять душ перед тем, как лечь спать. Лилит не может уснуть, не смыв с лица макияж, да и постоять под верхним душем – под таким душем! – ей тоже хочется. Это чудесный тропический душ с голубой подсветкой, огражденный с двух сторон стеклом, а с двух других – каменными плитами. Лилит кажется, что она находится под настоящим ливнем. Она закрывает глаза, подставляет лицо вверх и наслаждается тем, как теплые капли бьют по ее коже. Приятные ощущения заставляют ее расслабиться. И даже горечь от потери дорогого платья уходит.

Однако в какой-то момент Лилит чувствует дискомфорт – ей кажется, что на нее кто-то смотрит. Сначала она думает, что ей это чудится, но потом Лилит зачем-то распахивает глаза. И видит стоящего за стеклом весьма довольного Октавия, который, засунув руки в карманы штанов, беззастенчиво на нее пялится.

У Лилит сердце ухает в пятки. Не то чтобы она стесняется, но такого откровенного издевательства она не вынесет!

– Все мы люди? – кричит Октавий весело. А Лилит, от ужаса потеряв самообладание, вылетает из душевой кабины, хватает висящий халат и молниеносно надевает его. А потом с полотенцем в руках надвигается на Октавия. Вид у нее самый угрожающий. И щеки румяные – то ли от смущения, то ли от ярости.

– Ты с ума сошел? Как ты посмел? – шипит она и бьет его полотенцем по рукам и торсу. – Я тебя сейчас убью!

– Перестань. Я что, женщин не видел? – снова отвечает он ее словами.

Октавий со смехом отступает назад – удары полотенцем безболезнены, а разъяренная Лилит выглядит забавно.

– Иди сюда! – требует она. – Иди сюда, говорю!

– Но мы ведь все люди, ты же сама сказала, – с самым издевательским видом повторяет Октавий. – Я вот тебя не бил, когда ты на меня пялилась.

– Извращенец! – кричит Лилит. – Какого дьявола ты посмел на меня пялится?!

– Может быть, ты мне нравишься, – отлично уклоняется от ударов скрученным полотенцем Октавий.

Лилит замирает и склоняет голову набок. Кажется, для нее все это – своего рода игра.

– Нравлюсь, значит? – певуче спрашивает она и велит: – Целуй меня.

– Я боюсь тебя целовать. Вдруг заражусь бешенством?

– Целуй, – скрежещет Лилит, закатывая глаза и выставляя вперед руки. Теперь она играет роль зомби, который медленно, но неотвратимо двигается к своей жертве. – Целу-ууй.

– Нет, спасибо, – пятится Октавий. – Я спать пойду. И тебе советую. И да, хватит так шутить, Лил, – говорит он, видя, как трясутся ее руки. – Кезон называет это спонтанной деградацией.

– Це-е-елуй, – безжизненным голосом велит Лилит. Теперь ей почему-то весело, словно и не кричала она минуту назад.

– Кстати, у тебя неплохая фигурка, – заявляет Октавий и получает полотенцем прямо в лицо. Это ему явно не нравится – он без какого-либо труда вырывает его из рук зомби Лилит, а ее саму хватает за предплечья. И склоняется к ее лицу.

– Перестань, если не хочешь по-настоящему меня разозлить, девочка, – произносит он тихо.

– А что тогда будет? – спрашивает Лилит. Мокрые волосы ее слиплись, а по лицу и шее стекает вода, попадая прямо под воротник.

– Хочешь знать, что будет? – еще чуть ниже склоняется Октавий.

– Хочу, – смело шепчет Лилит, подавляя внезапное желание коснуться его гладко выбритого лица. Все снова резко меняется: больше нет ни веселья, ни возмущения, ни злости – одна томная, приятная слабость. Она растекается по венам, губы чуть подрагивают, сердцебиение учащается.

– Уверена? – чуть сильнее сжимает пальцы на ее предплечьях Октавий. Его губы почти касаются ее губ. И Лилит чувствует непреодолимое желание поцеловать Октавия. Это искушение прикосновениями. И чем сильнее это искушение, тем тяжелее становится дыхание и ярче – желание. Оно как прозрачная радуга-удавка, накинутая ей на шею Октавием.

– Да, – говорит Лилит.

– Точно? – переспрашивает он, проводя по ее рукам вниз, почти до самых запястий. Пальцы у него совсем не нежные – вопреки образу.

– Да, – шепчет она. Вместе с искушением приходит нетерпение. А следом за ним спешит жадность.

Пусть этой ночью он будет только ее.

Когда Октавий невинно касается губами щеки Лилит и проводит ими до уха, обжигая дыханием, виски ее слегка сдавливает невидимый обруч. Вместо слабости по рукам, ногам, животу волнами бежит жар. Она хочет обнять Октавия, но сдерживается – чувствует, что инициативу он пока хочет держать в своих руках.

Октавий отпускает предплечья Лилит. Осторожно касаясь горячими губами то щеки, то мочки уха, он развязывает пояс на халате. И вдруг коротко, но требовательно целует Лилит в губы, поддев ее подбородок вверх указательным пальцем. Она даже не успевает как следует ответить на этот поцелуй-вспышку, как Октавий отходит за спину и выключает свет. В ванной комнате горит лишь подсветка тропического душа, создавая мягкую, почти интимную полутьму – то, что нужно для двоих.

Октавий становится позади Лилит – она чувствует жар его тела, но не поворачивается, потому что знает, что он не хочет этого. Октавий молча касается ее плеч и снимает халат – тот падает в ноги. А после, положив ладонь под грудь, целует залитую тенью ложбинку над ключицей. Это всего лишь незамысловатые прикосновения, но у Лилит подгибаются ноги. Почему – она и сама не понимает.

Радуга на ее шее затягивается, и дыхание становится еще чаще – оно срывается с полураскрытых губ.

Октавий – или все-таки Ричард? – проводит грубоватой ладонью по телу Лилит вверх и останавливается на ее шее, чуть сжимая ее и продолжая целовать. Лилит запускает руку ему в волосы, тая от восторга, который заполняет ее вместе с жаром все сильнее и сильнее.

В какой-то момент Октавий резко разворачивает ее лицом к себе и начинает целовать в губы. И Лилит кажется, что он целуется лучше всех на свете – жадно, неистово, горячо, требуя полной отдачи. Она отвечает ему с тем же пылом, с силой сжимая пальцами его плечи и разрешая его ладоням свободно скользить по ее телу, заставляя вздрагивать, напрягать мышцы, кусать губы, чтобы с них не срывались тихие стоны.

Так не бывает, чтобы хотелось кричать от переполняющего восторга и плакать – от него же.

– Иди ко мне, – шепчет Октавий, и Лилит не может сопротивляться: ни этим глазам, ни этим рукам, ни этому бархатному голосу.

Ни самой себе.

Она не знает, будет ли сожалеть утром. Но точно знает, что сейчас будет сожалеть, если сделает шаг назад.

Они не засыпают до самого утра, находясь в объятиях друг друга. Это похоже на борьбу, в которой кто-то с переменным успехом захватывает власть. И лишь тогда, когда небо окрашивается рваным золотом, а из-за крыш домов появляется солнце, Лилит и Октавий откидываются на подушки его кровати.

Она все еще не может поверить в происходящее. Даже после того, что было. Ее голова лежит на его груди, а он неспешно гладит Лилит по волосам, которые успели высохнуть. Спальню все сильнее и сильнее заливает золотистым светом. А глаза слипаются все больше.

Внезапно Лилит поднимает голову и приподнимается.

– Что? – шепчет Октавий и касается большим пальцем ее нижней губы, чуть припухшей от бесконечных поцелуев.

– Скажи, а ты помнишь… Дэншорт?.. – в ее темных блестящих глазах – непонятная надежда. В его голубых – непонимание.

– Что – Дэншорт? – спрашивает он, играя с ее черными волосами.

– У вас был там концерт.

– Разве? – пытается припомнить Октавий и морщит лоб. – По-моему, мы выступали несколько раз в Нью-Корвене и пару – в Хердмангтоне.

– Ты не помнишь, – разочарованно протягивает Лилит.

– Что не помню? – теперь его пальцы скользят по ее шее к ключицам, затем опускаются чуть ниже, рисуя на распаленной коже круги. Лилит выгибает спину как кошка.

– Перестань, – шепчет она.

– Оставить на утро? – интересуется он.

– А утром что-то будет? – спрашивает Лилит.

– Если ты захочешь. А теперь – спи, – велит Октавий. Лилит снова кладет голову ему на грудь. В это время Октавию на телефон приходит сообщение. Телефон лежит на прикроватной тумбочке, и Октавий берет его в руки, читая сообщение. Между его бровей появляется едва заметная морщинка.

– Что там? – заглядывает в телефон любопытная Лилит. И видит только отрывок фразы: «…должен продержаться еще!» А еще она видит имя отправителя – Кезон.

– Этот тот самый?.. – спрашивает она, а Октавий резко убирает телефон, не отвечая на собщение.

– Кто?

– Кезон? Который сделал тебе татуировку, – смеется Лилит.

– Он самый, – отвечает Октавий. – Но лучше не произносить его имя вслух.

– Потому что он злой и могущественный волшебник, как Воландеморт? – спрашивает Лилит. Это ее любимая книга.

– Потому что он вездесущ, как дьявол. Надеюсь, рыжая его приструнит, – добавляет Октавий. – Все. Спать.

Он засыпает, а Лилит вспоминает, как давным-давно, в далеком Дэншорте, когда она и ее подружки попали на долгожданный концерт «Пепельных цветов», произошло чудо. В тот день, когда Лилит оказалась на стадионе – в первых рядах фан-зоны, Сладкий Ричард поцеловал ее в щеку, выделив из всех других фанаток.

И это был ее первый поцелуй в жизни.

Лилит вспоминает это с неожиданной теплотой – той самой, которую с особенной тщательностью хранят в сердце.

Она засыпает, когда солнце касается ее ног, и ей снится космос – словно она подлетает к огромной яркой звезде и видит ее сокрытую тенью сторону.

«И пусть правдой станет то, что ты выдумал», – говорит она и растворяется в свете звезды.

Пусть.

 
Слова станут правдой,
И мысли – надеждой.
Влюблен? Не оправдан.
Сожги свою нежность.
 

Эпилог. Демон, который тянулся к свету

 
Ночь.
Небо темнеет.
И зажигаются звезды.
Как фонари, они освещают
Нам путь.
 
 
Бежишь
По хитросплетениям улиц,
По венам мостов,
По жилам дорог.
И дыхание рвется.
 
 
Но знаешь,
Какие бы тени
Ни мчались за нами,
Ты встретишь рассвет.
И историю эту узнает весь мир.
 

Группа «Стеклянная мята»

Я перестаю понимать, где проходит тонкая грань между тем, как все началось, и тем, что происходит сейчас. Но я знаю, что это никогда не закончится.

Ни в голове, ни в сердце. И ни в душе – если она, конечно же, есть.

Единственное, что держит меня на плаву, – это музыка, хотя я и отказалась от нее. Я засыпаю с ней и просыпаюсь с ней же, словно с любимым человеком. Когда-то я мечтала о том, что смогу делить свою кровать с Кристианом и вместе с ним же стану встречать рассветы, однако эти мечты разбились вдребезги, оставив после себя сотни осколков.

Мне пришлось стать голосом Дианы Мунлайт не потому, что я очень хотела денег – а это единственное, в чем она превосходит меня. И не потому, что перестала верить в себя и свою мечту.

Я оказалась в безвыходном положении. И тогда мне пришлось продать свой голос. Продать себя.

Я уже видела два погасших солнца, и я не могла позволить себе увидеть еще два. Иначе и сама могла бы потухнуть, растворившись навеки в дыхании вселенной.

Мне нужно было спасти своего брата и Мэг. И вместо сказки о Золушке я попала в сказку о Русалочке, потеряв голос. Но это была честная сделка – я не могу уличить Мунлайт в обмане. Все условия выполнены.

Мои родные в порядке. А я больше не пою. В группе «Связь с солнцем» новая солистка. И в Хартли я не появлялась уже два семестра – почти год.

Жалею ли я об этом? Нет – я должна была сделать это.

Больно ли мне? Наверное, да, но я научилась терпеть эту боль и скрывать ее.

Сломалась ли я?

Нет.

Все начинается в моей голове.

И заканчивается в моем сердце.

Но остается в моей памяти.

* * *

Шоу заканчивается.

Музыка затихает, зажигается бьющий по глазам свет, клубы дыма отползают прочь. Концерт завершен. Но зрители не уходят. Они остаются на своих местах, аплодируют, кричат что-то, шумят, настойчиво требуют новых песен.

Сцена пуста – Диана и музыканты покинули ее после финальной песни «Свет пылающих звезд», которая стала настоящим хитом и до сих пор держится на вершинах многих чартов, а клип на нее был просмотрен несколько сотен миллионов раз. Даже Санни нравится эта песня – ее написал талантливый человек, но кто, никому неизвестно. Тот, кто пишет тексты и музыку для Дианы, остается в тайне.

Санни слышит, как разрывается «Скай-Арена» – поклонники мисс Мунлайт все еще надеются, что певица появится на сцене и подарит еще несколько замечательных минут. Но все тщетно. Санни точно знает, что Диана не выйдет.

Она сама не понимает, что чувствует: то ли горечь поражения, то ли слабую радость от того, что ее голос все-таки способен сделать людей счастливее. Санни устала, выдохлась, полностью отдав себя тем, кто даже не подозревал о ее существовании. И покорно идет следом за помощником продюсера, которому дали задание незаметно ее увезти. О том, что вместо знаменитой Дианы Мунлайт поет другой человек, никто не должен узнать: ни фанаты, ни СМИ, никто. Никогда.

Навстречу Санни идет Диана, которая в своем сценическом костюме и с ярким мейком похожа на инопланетянку – девушку с Луны. Не зря же на ее лбу изображен черный полумесяц в окружении звезд. Лицо певицы непроницаемо. От нее веет холодом так же нестерпимо, как от Санни – огненным жаром.

Они останавливаются друг напротив друга: рыжеволосая Санни, на чьих щеках все еще цветут пудровые розы, и Диана, чьи волосы белы, как снег.

Медово-карие и прозрачно-серые глаза встречаются.

Девушки молчат.

«Я снова пела за тебя. Ты довольна?» – устало спрашивает взгляд Санни.

«Ты будешь делать то, на что сама подписалась. И мы обе будем довольны», – отвечает пустой взгляд Дианы.

Санни не замечает, как сжимает руки в кулаки, – от бессилия, которое стало ее постоянным спутником. Но она сдерживается. Как и всегда. В конце концов шоу удалось. Она пела так, как никогда. И словно сама находилась на сцене перед зрителями. Словно ее мечта стала реальностью.

Словно все было так, как и должно было бы быть.

Словно – мерзкое слово.

– Сделай одолжение, – говорит вдруг Диана.

– Какое? – удивленно спрашивает Санни.

– Еще раз «Ангела». А капелла.

– Что? – не понимает Санни.

– Еще раз, – повторяет Диана. – Для них. Они хотят. Ты же знаешь, что я не могу, – улыбается она вдруг, и эта улыбка кажется пугающей.

– Хорошо, – вдруг соглашается Санни. А почему бы и нет? «Скай-Арена» ревет. Она ждет.

– Никаких больше песен! – вдруг появляется рядом с ними Уолтер – он любит делать это в самый неподходящий момент. – У нас нет на это времени. Диана, пожалуйста, за мной, – привычно лебезит он, – у тебя раздача автографов. А потом ВИП-вечеринка в честь твоего первого концерта. Ты же знаешь, туда приглашены все звезды. Опаздывать нельзя! Идем, идем. Не разочаровывай своих поклонников. Уводи ее, – кивает напоследок Уолтер своему помощнику, явно имея в виду Санни. Ее нужно увести.

Девушек уводят в разные стороны против воли.

Через один из выходов для сотрудников Санни с гитарой наперевес выходит на парковку. Ее молча приглашают к незаметному черному автомобилю, и уже спустя пару минут Санни объезжает «Скай-Арену», у одного из центральных входов которого собралась огромная шумная толпа – это желающие получить автограф Дианы Мунлайт. И с каждой секундой их становится все больше и больше.

Молодая, но популярная и подающая большие надежды певица Диана Мунлайт остается со своими многочисленными поклонниками, торопливо расписывая маркером листы бумаги, диски, постеры, фото и даже части тела. А никому неизвестная Санни Ховард, бывшая студентка школы музыки Хартли, а ныне просто музыкант-любитель, которая не имеет права петь, отправляется домой. В съемную квартиру с большими окнами и выходом на крышу в спокойном Парк-Хайтс. В квартиру, в которой не бывает гостей, но изредка, по утрам, заглядывает солнце, окрашивая стены в медные оттенки.

Это тайное убежище Санни, в котором она прячется от других и от прошлой жизни. Только от самой себя не спрячешься – сколько ни старайся. Даже если попадешь на самый край земли, все равно заранее обречен на поражение.

В машине Санни просматривает сообщения и снова видит: «Предательница». Этим словом ее просто ранят – словно ножом наживую проводят по сердцу. Но это правда. Она действительно предала: своих друзей, свою музыку, себя. Все верно.

Санни никогда не строила иллюзий и не пыталась себя оправдать. У нее был выбор.

Она не отвечает ни на одно сообщение и на звонок «Круглосуточной доставки пиццы» – тоже. Молча едет, откинувшись на спинку заднего сиденья, и рассматривает вечерние улицы.

Год назад все было совсем иначе. И, кажется, даже солнце светило ярче. А тьма не была такой болезненной.

Санни привозят к дому – четырехэтажному зданию без лифта, в котором есть выход на террасу на крыше. Санни предлагали жить в более комфортабельных и дорогих апартаментах, но она сама выбрала это место.

Воздух на улице спертый, как перед дождем. Ветер притих. Уже довольно темно, да еще и низкое небо хмурится как перед дождем, а из-за рваных туч выглядывает изредко круглая, неимоверно большая луна. Ярко горят ряды фонарей, похожих на храбрых тонконогих солдат. Санни идет мимо этих фонарей, все еще чувствуя себя странно после выступления. Ей ничего не хочется – есть лишь желание забыться и уснуть крепким сном.

Раньше ее сердце горело как сотни таких фонарей, а сейчас солнце в нем едва теплится. Она касается кулона в виде солнца, который теперь всегда с ней.

«Это не повод сдаваться», – шепчет Санни себе, глядя на красноватое сияние фонарей. Если огни не в сердце, то в глазах.

У широкой лестницы, ведущей в дом, стоит какой-то молодой мужчина. Санни, погруженая в свои мысли, не замечает его. Не замечает до тех пор, пока он вдруг не хватает ее за руку, останавливая.

Санни замирает – перед ней Дастин Лестерс, в обычных джинсах и черной рубашке слим-фит с закатанными рукавами. В его руках букет белых нежных роз.

– Это было чудесно, – говорит он тихо, глядя в изможденное лицо Санни. Его глаза, как и всегда в полутьме улиц, выглядят не голубыми, а сизо-серыми. В них – странная нежность.

Санни изумленно смотрит на него. И не противится, когда он отдает ей розы. Она просто разглядывает Дастина, не понимая, что он тут делает.

Дастин касается ладонью ее щеки, чувствуя жар. В это же время первые капли дождя падают на скулу Санни и на широкое запястье Дастина.

– Ты была прекрасна. И пела тоже прекрасно, – шепчет Дастин и на мгновение стискивает зубы. Он обнимает Санни и целует в лоб – осторожно и бережно. Рука Санни оказывается на его плече против ее воли. Вторая крепко сжимает букет. Капли попадают на белые хрупкие цветы, в которых искрится свет фонарей, и кажется, будто розы в сверкающей росе. Пахнет дождем и ментолом.

Дастин и Санни стоят так несколько минут (а может, и целую вечность), не обращая внимания на дождь. Потом Санни отстраняется, закрывая глаза ладонью. Дастин, хмуря брови, внимательно всматривается в ее лицо. Она беззвучно плачет – впервые дает волю слезам при ком-то.

– Все будет хорошо, – говорит он, не зная, что еще сказать. – Ведь главное, что я нашел тебя. И что я все знаю.

Верит ли он в это? Санни не знает. Она пытается улыбнуться, но это у нее получается плохо. Вместо слез на ее лицо теперь капает дождь.

Рваные тучи отползают от яркой луны, давая ей захватить небо, но дождь не прекращается.

Прежде чем зайти в дом, Санни оборачивается и смотрит на небо.

Луна и дождь.

 
…демон тоже хотел любви.
Может, не по тому пути
Он направился на рассвет,
Оставляя кровавый след.
 
 
Оставляя куски души –
Демон к солнцу скорей спешил.