Текст книги "Небесная музыка. Луна"

– Будешь пить на камеру, – вставляет продюсер. – Смачно открываешь и заливаешь в рот. С дюймов четырех.

Дастин лишь мрачно на него смотрит – попробовал бы он себе так что-нибудь в глотку залить. С пяти футов. У Дастина похмелье после вчерашнего пойла – где рыжая взяла такой отвратительный абсент? Во рту сухо, как в пустыне, в черепной коробке стучит по костям компания развеселых чертей. А самый главный черт – рыжий – сидит в его комнате под кроватью.

– Ты пил? – строго спрашивает его менеджер.

– Нет, – говорит Дастин равнодушно.

– Я чувствую запах, – вздыхает менеджер и делано ласково выговаривает ему, что перед съемками пить не надо. Зато когда возвращается Хью, орет на него так, что трещат стены. По мнению менеджера Хью виноват в том, что тот не удержал Дастина от алкоголя.

– Но меня же нет с ним все двадцать четыре часа! – восклицает Хью.

– Какая разница! – орет Джим. – Ты за него отвечаешь, придурок!

– Я сам отправил его домой, – вмешивается Дастин, над которым работают гример и парикмахер одновременно.

– Неважно! – бушует менеджер. Он с трудом успокаивается.

Наконец начинается съемка. Один оператор остается в квартире, второй выходит из нее вместе с Ларри – потом кадры будут монтироваться, и зритель будет все видеть и глазами Дастина, и глазами ведущего.

– В прошлых выпусках этого сезона мы уже были в гостях у нескольких супер-звезд: рэппера, футболиста, кинопродюсера, селебрети и популярного блогера. Сегодня настало время узнать, какие дома у актеров и насколько они шикарные! Итак, сейчас мы попадем в квартиру Дастина Лестерса, известного всем вам по фильму «Беглец по встречной». И посмотрим, как он живет. Залезем в каждый угол! Погнали!

И он звонит в квартиру. Дверь гостеприимно распахивается.

– Доброе утро! – радушно восклицает Дастин, видя Ларри за порогом.

– Доброе утро, братишка, отлично выглядишь!

– Да и ты неплохо!

– Пустишь к себе?

– Да без проблем, заходи!

Они пожимают руки и обнимаются, хлопая друг друга по плечам, – словно и не провели вместе уже целый час. Дастин показывает холл и отвечает на вопросы въедливого Ларри, которому необходимо все знать, а после ведет в гостиную, разделенную на несколько секторов. Это огромное помещение с лестницей, ведущей на второй уровень, в котором царствуют холодные оттенки: белые, алебастровые, пломбирные, матовые и нежно-серые, и оттого кажется, будто это настоящее царство современной Снежной Королевы. Ну или Кая, из сердца которого так и не смогли вынуть осколок дьявольского зеркала.

Ларри рассматривает едва ли не каждую вещь и продолжает задавать вопросы, а потом вдруг заглядывает за белое, как облако, бесформенное кресло и двумя пальцами брезгливо достает оттуда женские облегающие темно-синие джинсы и футболку, на которой написано: «Повелитель ящериц». Вещи влажные и помятые. Откуда это взялось в подобной гостиной – роскошной и чистой, – непонятно. И почему так сильно пахнет лавандой – тоже.

– Что… это такое? – спрашивает Ларри изумленно.

Менеджер Дастина закатывает глаза, Хью едва сдерживает смешок, а у Дастина в голове проносятся сцены расправы над Рыжим Франкенштейном, которая умудрилась напоить его. Он вдруг вспоминает еще одну забытую сцену.

* * *

Дастин и Санни заходят в его квартиру, обнимая друг друга и смеясь, – они так долго и упорно целовались, что их губы даже слегка устали. Настроение обоих – на высоте, и спать уже совсем не хочется. Хочется быть друг с другом – это неожиданно приятно, до дрожи в коленках у нее и до сбившегося дыхания у него.

Дастин включает свет, и Санни восхищенно хлопает в ладоши.

– Как тут красиво! – восклицает она, разглядывая белоснежную гостиную.

– Тебе нравится? – непонятно чему радуется Дастин. Эмоции этой девушки для него – настоящий кайф. Он давно не видел такой искренности, такого огня в глазах – лучистых, теплых, цвета застывшего медового янтаря.

– Очень! – с горящим взглядом сообщает ему Санни. – Тут так красиво! Кажется, словно все сделано изо льда и перьев ангелов!

Дастина забавляют такие метафоры. А она подбегает к белоснежным легким полупрозрачным шторам, что лишь подчеркивают воздушность гостиной, и закутывается в них. Дастин, у которого до сих пор любое движение вызывает смазанный эффект, идет за ней, словно зачарованный волшебством солнечной феи. И снова целует Санни, прислонив к прочному оконному стеклу. За ее спиной ночные пульсирующие огни Сент-Ирвинга. За его – непонятная легкость, не алкогольная, а душевная. Дастину легко с Санни, он греется об нее, наслаждается ее глазами, губами, голосом.

Их поцелуй – концентрат вдохновения.

Губы – к губам, пальцы – к пальцам, одно на двоих дыхание.

Дастин обнимает ее, прокладывает дорожку из поцелуев от подбородка к ключицам, заставляя Санни откидывать голову назад, нежно гладит по скулам и щекам, играет с рыжими волосами… В какой момент он срывает с нее футболку, Дастин и сам не понимает – лишь чувствует под пальцами не хлопок, а горячее тело.

А потом Санни становится щекотно, она смеется и брыкается, и Дастин тоже начинает смеяться и хватает ее на руки. Кружит, звонко чмокая то в щеку, то в нос, а после несет в ванную комнату. Перед тем, как она начала ему названивать, он, репетируя новую роль, решил отдохнуть и порелаксировать в ванне с лавандовой пеной. Однако планы изменились, и Дастину пришлось оставлять все и ехать к этой пьяной сумасшедшей, потому что он боялся, что она реально сможет что-нибудь сделать.

Лавандовая душистая ванна, рядом с которой стояла открытая бутылка красного вина и горький бельгийский шоколад, до сих пор дожидались Дастина. И он, не найдя ничего лучше, аккуратно кладет туда Санни, приведя ее в восторг.

– Водичка! – кричит она, брызгаясь, пьет вместе с ним из одного бокала, и теперь вкус их поцелуя – винно-шоколадный, изысканный.

Они вместе сидят в огромной круглой ванной с резными бортиками, разговаривают о каких-то глупостях, считают огни на улице – в ванной, на удивление Санни, есть окно, бросаются друг в друга лепестками роз, пытаются найти звезды, не находят и вновь заключают друг друга в объятия.

Дастин хочет не только поцелуи и объятия, и он снова предпринимает попытки перейти к чему-то большему, точно зная, что его прикосновения нравятся Санни, но она мотает головой и строго грозит ему пальчиком. А после объявляет:

– Я хочу спать, милый.

– Идем спать, – соглашается Дастин грустно.

– Но я вся мокрая, – расстраивается Санни.

– Я дам тебе свою одежду, – утешает ее он и гладит по волосам.

– А можно я выберу сама? – спрашивает она с надеждой. Он кивает, и они, завернувшись в большие полотенца поверх мокрой и пахнущей лавандой одежды, идут в его гардеробную.

Переодевшись, Дастин сушит Санни рыжие волосы, а она зачем-то кидает свои влажные вещи на кресло в гостиной (чтобы не потерять), но промахивается. И они идут спать в его кровать – оба сухие и довольные.

Им обоим снится море – холодного лазурного цвета, у горизонта переходящего в глубокую синеву.

Санни видит себя маленькой девочкой, чьи рыжие волосы достигают поясницы. Она радостно несется по гальке в пену, оставшуюся на берегу, а после с воплями убегает от очередной накатывающей волны. А рядом стоят ее бабушка и дедушка.

Дастину – эпизод из прошлого, где он, после двух смен в баре, обессиленный, сидит ночью на берегу и слушает чье-то красивое пение. Как будто бы поет русалка, и он засыпает под это пение и мерцание редких звезд, рассыпанных по небу.

* * *

– Что это? – удивленно повторяет Ларри, держа женские джинсы и футболку.

– Это вещи Марго, – выдавливает из себя Дастин.

– Твоей бывшей? – уточняет ведущий.

– Да, – кивает актер.

– Ты их хранишь на память?

– Да… Так вышло, – устало отвечает Дастин. Вот же рыжая… Опять подставила его!

– А почему они влажные? – удивленно спрашивает Ларри.

– Я их вчера стирал.

– Зачем?! – никак не может понять ведущий, и Дастину хочется ему вмазать, но он мило улыбается.

– Чтобы отдать их чистыми! – находит выход он.

Съемки продолжаются. Дастин отлично играет роль хорошего хозяина, однако нервничает, виня во всем Санни. Апогей его беспокойства достигается тогда, когда они заходят в его спальню. И Ларри ходит по его комнате, лапая все, что можно, – Дастина это ужасно бесит, но он продолжает улыбаться. Улыбается даже тогда, когда ведущий просит заправить кровать, и актер сам это делает, боясь, что кто-нибудь увидит его личного Рыжего Франкенштейна.

– Итак, мы побывали в спальне самого Дастина Лестерса и еще раз убедились в двух вещах: во-первых, в отличие от своего знаменитого героя Тома из «Беглеца по встречной» Дастин любит жить в комфорте, а во-вторых, у него есть чувство стиля. Спальня превосходна! Сколько ты отдал за то, чтобы иметь возможность проводить ночи в такой белоснежной красоте, а? – спрашивает со смешком Ларри, обожающий подсчитывать чужие деньги, и Дастин, улыбаясь и время от времени косясь на кровать, что-то отвечает ему.

Съемочная группа, переговариваясь, направляется в ванную комнату, в которой проводит не больше трех минут, ибо в ней словно произошел свой маленький локальный апокалипсис. Вода всюду – на полу, на бортиках, в самой ванной (ее так и не слили), и ужасно пахнет лавандой – так, что чешется в носу. На стенах и даже на потолке – брызги и пена, шампуни, бальзамы и гели открыты, лепестки роз плавают в воде и валяются под ногами.

– Наверное, здесь лучше не снимать, – говорит Дастин, стараясь сохранить свой тон ровным. – Я вчера принимал ванную…

– Как ты ее… бурно принимал, – насмешливо отвечает Ларри, брезгливо поднимает с бортика красный лепесток и вертит его в пальцах. – Моя бывшая любила тащить в ванную всякую дрянь вроде этого, – с намеком говорит он. – И какой толк от цветочков в водичке?

– Они делают кожу более мягкой, – говорит Дастин, вспоминая, как осыпал хохочущую Санни лепестками роз. В него вчера вселился демон абсента? Или фея? Зачем он вообще приволок рыжую к себе?

– Понятно, – окидывает его странным взглядом Ларри. – Ладно… Другие ванные в доме есть?

– Есть. Там чисто.

– Тогда снимем там. Ну ты и грязнуля, приятель, – треплет его по плечу костлявой ладонью Ларри. А Дастин вдруг замечает на одной из полочек, между зубной пастой и пеной для бритья телефон, и этот телефон явно не его. Скорее всего, мобильник оставила рыжая. И Дастин, пропуская вперед всю съемочную группу, хватает телефон и кладет в карман халата.

– Так, что происходит? – спрашивает менеджер и грозит кулаком – не Дастину, а Хью, как ответственному за Дастина, который должен отвечать за все его выходки. – Какого черта ты не позаботился, чтобы квартира была в порядке?! Я же сто раз напоминал о том, что сегодня съемка!

– Все было в порядке, – говорит Хью устало. – Вчера я лично проследил, чтобы квартиру убрали.

– Ни черта тут не в порядке! – рычит менеджер и тащит актера за собой.

В спальне Дастин с подозрением глядит на кровать, не замечая знаков, которые подает ему Хью.

Затем они оказываются в гардеробной. Там все в порядке – за исключением, разве что, двух самых интимных деталей женского гардероба алого цвета, которые ведущий находит на первой полочке. Они аккуратно сложены и, по всей видимости, дожидаются хозяйку. Дастин проклинает тот час, когда встретился с Рыжим Франкенштейном.

– Это мое, – спешно говорит Лестерс, хватает белье Санни раньше, чем это успевает сделать любопытный Ларри, и закидывает на самую верхнюю полку. Теперь ему хочется не целовать, а задушить эту чертовку. Она бы еще тут посредине комнаты оставила свое идиотское бельишко, которое он вынужден был трогать!

Хью, который, кажется, понимает, в чем дело, вновь начинает подозрительно похрюкивать. А менеджер актера хмуро смотрит на ведущего, продумывая план действий на тот случай, если этот тощий кретин начнет распускать о Дастине слухи.

– Твое? – удивленно переспрашивает Ларри. – Но это же женское.

– Какая разница, – пожимает широкими плечами Дастин. – Иногда нужно почувствовать себя слабее. Узнать свою Аниму.

– А? – ничего не понимает ведущий. – Кого?

– Аниму, – покровительственным тоном говорит Дастин. – Женский архетип в психике мужчины. Анима, Анимус, Юнг… Ничего не говорит?

– Не очень, – признается Ларри.

– А мы проходим в Хартли в контексте изучения древнегреческой литературы, – говорит Дастин, – и сопоставления ее с психоанализом, для того чтобы лучше понимать принцип духовного осмысления ролей.

– Понятно, – говорит ведущий. – Замечательно. Продолжаем!

Во время третьего дубля, в самый неподходящий момент, звонит чей-то телефон – раздается рок-музыка, громкая и тяжелая. Громыхают барабаны, воет гитара, скрежещет бас и тяжелыми волнами обрушивается на уши брутальный мужской голос, поющий что-то о говорящих свиньях, которые возомнили себя людьми.

– Кто не выключил телефон?! – орут Ларри и менеджер Дастина одновременно. И все с непонимающими лицами начинают проверять мобильники, пытаясь понять, кому звонят. Особенно недоволен Дастин – он уже порядком устал. Однако каково же становится его изумление, когда Хью говорит ему:

– Это, кажется, у тебя…

Ничего не понимая, Дастин лезет в карманы своего роскошного черного халата, дабы доказать, что его мобильник – в спальне, и натыкается рукой на телефон Санни, о котором он уже благополучно забыл. Именно он разрывается от звонка.

Вся съемочная группа в недоумении смотрит на актера, не зная, что сказать, а сам он не отрывает взгляда от экрана телефона, на котором высвечивается фото звонившего. Это широкоплечий парень без футболки, демонстрирующий татуировки на обеих руках и задорно высунутый язык. «Чет», – подписан входящий звонок. И Дастин щурится – вот, значит, как выглядит парень Рыжего Франкенштейна. Чет, значит.

– Может, ответишь? – ласково спрашивает его менеджер.

– Не хочу, – раздраженно говорит Дастин, отклоняет наконец звонок, а потом и вовсе вырубает телефон – чтобы тот не мешал. Почему у него становится злобно на душе, он и сам не знает.

После съемок в гардеробной, где Дастина заставляют показывать едва ли не все, что он носит, они возвращаются в спальню, к которой она примыкает. Их следующий пункт – кухня и гостиная. Однако внимательный Ларри вдруг что-то замечает и радостно несется к наскоро заправленной кровати.

– А что у тебя под кроватью торчит? – спрашивает ведущий и резко становится на четвереньки, чтобы заглянуть под нее.

И Дастин понимает, что не сможет объяснить им наличие рыжей полуобнаженной девицы у себя дома.

* * *

До того славного момента, как в спальню кто-то заходит, я почти полтора часа провожу под кроватью в компании с полом, тем самым одеялом и кедами. У меня то затекают руки и ноги, то жутко хочется кашлять, то пить, то вдруг начинает тошнить. От воспоминаний о поцелуях прошлой ночью становится плохо, и мне срочно требуется в ванную комнату, чтобы хорошенько почистить зубы. Я больно кусаю себя за руку, когда вдруг чувствую, что при мысли о губах Лестерса вновь появляется горячий солнечный луч, который падает на живот и легко скользит его, дразня кожу.

Я не знаю, как могла позволить себе подобное, и не могу оправдать себя алкоголем – это лишь отягощает мое преступление! Как же так? Что актеришко сделал со мной, чтобы я так спокойно позволила ему целовать себя, прижимать к груди и запускать мерзкие пальцы мне в волосы?! Срочно в душ, срочно смыть с себя эти прикосновения!

От одной мысли, во что я одета и кто носил это раньше, мне становится еще гаже, и я молча проклинаю Лестерса, лежа на животе и уронив голову на скрещенные руки.

Когда наконец раздаются громкие голоса и в спальню заходят люди, мне становится страшно и весело одновременно – вот будет умора, если меня найдут здесь прямо во время передачи о домах звезд. Ведущий будет чрезвычайно доволен! Наверное, передача взорвет все рейтинги.

– Неплохая спальня, Дастин, – раздается высокий капризный голос совсем недалеко от кровати. – Подгони мне контакты твоего дизайнера!

– Без проблем, – отвечает Лестерс небрежно, но я почему-то уверена, что он нервничает. Так, и когда я успела так изучить господина актеришку?

Я вижу множество ног и молюсь, чтобы головы, крепящиеся к этим ногам, не увидели меня.

– Сначала снимаем здесь, потом идем в ванную и гардеробную, – говорит ведущий совсем неподалеку от меня. – Парни, вот здесь и здесь возьмете крупным планом. Только, пожалуйста, кто-нибудь, заправьте постель!

– Минуту, сейчас сделаю! Дастин, а где одеяло? – раздается голос Хью.

– Я сам! Оно упало! – подскакивает к кровати Лестерс, а я спешно перекатываюсь, освобождая одеяло, на котором лежу. Он становится на четвереньки и заглядывает под кровать. Мы встречаемся взглядами. У него в глазах ярость, у меня, подозреваю, тоже. Но я умудряюсь показать Лестерсу язык. А он, прежде чем вытащить одеяло, успевает скорчить злобную гримасу. После чего бодро вскакивает и лично расстилает одеяло, а после – покрывало, валявшееся на полу.

Начинается съемка.

Пару раз я видела эту передачу, и при всей своей глупости она была довольно живой и бодрой, однако на самом деле оказалась постановочной от и до. Съемку постоянно прерывали, чтобы уточнить тот или иной момент или поменять диалоги, для некоторых сцен делали несколько дублей и даже кое-что рекламировали – я отлично слышала, как кто-то, предположительно, продюсер, велел поставить на столик бутылку содовой «Ванила Эйр», которую старательно выпил до половины Хью – чтобы смотрелось правдоподобней.

Когда ведущий и операторы оказываются у кровати, сердце мое сжимается – очень уж не хочется быть обнаруженной. И я даже дышать боюсь и зажимаю себе рот и нос рукой. Однако они довольно быстро отходят в сторону, продолжая исследовать святая святых дома Лестерса.

Но все-таки меня обнаруживают, и это делает Хью, наклонившийся, чтобы поднять пробку от бутылки, укатившуюся почти к моему лицу. Хью видит меня и, кажется, все понимает. На его круглой добродушной физиономии расплывается улыбка, но тотчас исчезает. И он встает, не сказав ни слова обо мне.

Вскоре вся съемочная группа перемещается в ванную комнату, примыкающую к спальне. Вся, кроме Хью, который спешно идет обратно, заглядывает под кровать и шепчет:

– Эй, тебе нужно уходить!

– У меня нет одежды, – тихо говорю я в ответ. Он кивает и исчезает, а через полминуты возвращается, чуть запыхавшись.

– Вот твои вещи. Вылезай – и в гостиную. Одевайся и быстро уходи – я открыл тебе входную дверь, – шепчет Хью, и я понимаю, что он привык подчищать за Лестерсом. – Я пойду в ванную комнату, если что, прикрою тебя. Надеюсь, вы с Дастином хорошо повеселились, – подмигивает мне он напоследок и уходит.

Я выползаю из-под кровати, щурясь от яркого света, сдуваю с лица прядь волос, достаю кеды и, воровато оглядевшись по сторонам, подхватываю одежду и несусь в гостиную, никем не замеченная. И едва только покидаю спальню, как вся компания выходит из ванной комнаты – по какой-то причине они не стали там слишком долго задерживаться.

В гостиной я быстро натягиваю влажные и до сих пор пахнущие лавандой джинсы и футболку, не сразу вспомнив, где оставила нижнее белье. А когда вспоминаю, решаю за ним не возвращаться – пусть останется на память обо мне Лестерсу.

Крадучись, я выхожу из квартиры, держа в руках кеды, и оказываюсь в светлом уютном холле с несколькими дверями, ведущими в квартиры. Одна стена – полностью стеклянная, и через нее открывается чудесный вид на Хэмпл – местечко, в котором стоят высотки элитного жилого комплекса для богатых. Однако у меня нет времени любоваться всей этой красотой. Бросившись к лифту, я нервно нажимаю на кнопку вызова. Створки тотчас распахиваются передо мной, я запрыгиваю внутрь и мчусь вниз, понимая, что телефон я забыла у Лестерса, зато в кармане у меня несколько новеньких, согнутых вдвое купюр – видимо, заботливый Хью вложил мне их, дабы я убралась отсюда подальше на такси.

Стараясь быть как можно более невозмутимой, я выхожу из лифта на первом этаже и, засунув руки в карманы, иду по черному мрамору мимо охраны и полукруглой стойки с двумя приветливыми девушками, которые, завидев меня, улыбаются и громко здороваются. Я неразборчиво здороваюсь в ответ, моля, чтобы они не спросили, из какой квартиры я вышла. И тут в меня едва не врезается какой-то мужчина в спортивном костюме, не отрывающий взгляда от экрана телефона.

– О, простите! Не заметил! – восклицает он, наконец подняв глаза, и вдруг говорит весело:

– Это ты! Рыжая студентка из Хартли! Которая выступала со своей группой на конкурсе! «Связь с солнцем»! – щелкает пальцами в воздухе не кто иной, как Джонатан Тейджер. – Верно?

– Здравствуйте, – радостно отвечаю я. – Верно!

– Что ты тут делаешь? – снимает он солнцезащитные очки. Глаза у него яркие, зеленые, но без хитринки, добродушные.

– Была в гостях, – кривлю я душой, зная, что никому, кроме Кирстен и Лилит не смогу рассказать о том, где я была, что со мной сегодня произошло и что чуть не произошло.

– А я здесь живу, – говорит Джонатан. – Жаль, что мы не живем поблизости. В соседях – одни снобы, ни с кем не повеселиться, – жалуется он. – Когда я был в твоем возрасте и учился в Хартли, у меня были куда более приветливые соседи. Какие вечеринки мы устраивали! – улыбается он воспоминаниям. – Напомни, как тебя зовут?

– Санни, – отвечаю я, нисколько не обидевшись на то, что Джонатан не помнит моего имени.

– Да, точно, Санни, – кивает он лохматой головой и спрашивает: – Результаты конкурса уже объявили?

Внутри меня все мрачнеет, но я стараюсь улыбаться.

– Да, – киваю я. – Вчера в полночь. Мы не попали в десятку. Так что зря вы хвалили нас на выступлении. Не оправдали доверие и все такое. Наверное.

У Джонатана мрачнеет лицо.

– Вот же… – Он бранится так грозно, что у меня, кажется, вытягивается лицо.

– Послушай, я очень хотел, чтобы вы попали в финал, девочка, – говорит композитор. – Но этот ублюдок…

Он осекается и внимательно смотрит на меня.

– Санни, ты завтракала? Может, составишь мне компанию? – спрашивает Джонатан. – И я попытаюсь тебе кое-что объяснить.

– Что? – удивленно спрашиваю я.

– Как устроен мир шоу-бизнеса, – с долей отвращения в голосе сообщает он и приглашает меня в гости. А видя мой недоумевающий взгляд, добавляет:

– Не бойся, дома жена и племянники. Ждут меня после пробежки. И Саманта восхитительно готовит!

– Спасибо за приглашение, но, боюсь, я одета не для гостей, – улыбаюсь я несколько смущенно. Пообщаться поближе с таким человеком, как Тейджер, – это круто и очень вдохновляюще. Но не в одежде, которая все еще влажная после купания в ванной. И запах лаванды мне порядком надоел.

– Ерунда! – машет рукой Джонатан. – У меня и приведешь себя в порядок. Идем! – хватает он меня под руку, порядком удивив. – Идем-идем! Саманта и дети обожают гостей, тем более что я им про тебя рассказывал!

Я не знаю, почему я это делаю, но соглашаюсь. И снова иду к лифтам вместе с композитором, который вдохновенно между делом рассказывает о своей работе над каким-то там фильмом. Мы поднимаемся на десятый этаж – тот самый, на котором живет Лестерс. Если бы я знала, что мне придется сюда возвращаться, сделала бы ноги. Но теперь уже не убежишь.

– А ваша жена не будет против? – спрашиваю я, косясь на дверь в квартиру Лестерса. Из нее никто не ломится.

– Что ты! – машет изящной кистью Джонатан. – Говорю же – мы обожаем гостей.

Он открывает передо мной дверь, и я оказываюсь в большом светлом холле. Мы проходим в гостиную, и я понимаю, что квартира Тейджера – точная копия квартиры Лестерса, только она не чинно-благородная, белоснежная, как зимняя резиденция Кая, а какая-то по-своему теплая и уютная. В ее оформлении сочетаются нежно-коричневые и горчичные оттенки со всевозможными голубыми и сочно-зелеными цветами: лазурная мягкая мебель на фоне фисташкового ковра и сливочных стен выглядит ярко и как-то по-домашнему нарядно, воздушные небесные шторы вносят в комнату освежающую нотку, а яркие бирюзовые, лаймовые, мятные и горчичные подушки – игривость. А еще тут царит творческий легкий беспорядок и всюду разбросаны детские игрушки. На полу перед игровой приставкой сидят двое мальчишек лет десяти и увлеченно во что-то играют. Но стоит им обернуться и увидеть Джонатана, как они с радостными криками вскакивают и несутся к нему, чтобы обнять с двух сторон. А потом смотрят на меня.

– Это кто? – с любопытством спрашивает мальчик с рыжими вихрами на затылке. Второй тоже рассматривает меня во все глаза.

– Это мой друг Санни, – беспечно говорит Джонатан, и я хмыкаю про себя – ага, друг. – Мальчики, поздоровайтесь!

– Привет, я – Элтон, – говорит второй мальчик, темноволосый и высокий.

– А я – Питер, – добавляет рыжий, с подозрением глядя на меня. И добавляет: – Похожа на тетю Эл на старых фотках.

– Точно! – говорит Элтон. – Только тетя Эл – злая грымза.

– Гаргулья! – подхватывает его брат.

– Баньши.

– Ведьма.

– Мальчики, – укоризненно говорит Джонатон, хотя глаза его смеются, и я уверена, что он такого же мнения о неизвестной мне тете Эл, что и мальчики. – Нельзя же так!

– А Санни милая, – заявляют дети.

О-о-о, какие они забавные! Я подмигиваю им украдкой.

– И вообще, пора мыть руки – сейчас будем завтракать. Тетя Эл – сущее исчадие ада, – добавляет он мне со смехом, когда Питер и Элтон убегают в ванную наперегонки. – Вся наша родня от нее стонет. И ты ни капли на нее не похожа!

– Милый, у нас гости? – раздается позади нас приветливый женский голос. Я оборачиваюсь и вижу миловидную женщину средних лет на коляске – ее ноги аккуратно прикрыты клетчатым пледом. У нее большие, глубоко посаженные голубые глаза, тонкий «породистый» нос и каштановые локоны, обрамляющие треугольное улыбчивое лицо. С коляской она управляется весьма ловко, как человек, который уже долгое время находится в ней.

Джонатан тотчас направляется к женщине, наклоняется, целует ее, поправляет плед на коленях и, взяв за руку – это смотрится невероятно мило и трогательно! – говорит:

– Саманта, дорогая, познакомься. Это Санни. Помнишь, я рассказывал тебе о талантливой девочке с конкурса, которую… Кхм, – делает вид, что кашляет он, а после обращается ко мне: – Санни, это моя любимая жена Саманта.

– Здравствуйте, – говорю я приветливо. – Надеюсь, я вам не очень помешала.

– Ну что ты, – улыбается Саманта. – Я всегда рада гостям. Тем более что сейчас мы будем завтракать.

– Санни нужно привести себя в порядок, у нее что-то с одеждой, – вспоминает Джонатан и отправляет меня в просторную ванную, обещая, что они дождутся меня – не будут есть. Правда, следом за мной направляется Саманта и протягивает синий халат.

– Прими душ, переодевайся и приходи в столовую. Одежду оставь – я вижу, что она мокрая. О ней позаботятся. Чистые полотенца – в шкафчике слева.

– Спасибо большое, – отвечаю я, тронутая ее гостеприимством. Не многие бы на ее месте радушно приняли незнакомую девчонку, которую в дом притащил муж.

– Все в порядке? – осторожно спрашивает Саманта. Я киваю:

– Да, конечно. Просто случайно упала в полную воды ванну. Знаю, что звучит странно, – тороплюсь сказать я. – И вообще, извините.

– За что? – приподнимает она тонкую бровь.

– За то, что вломилась к вам.

– Глупости, – твердо отвечает она. – Я действительно люблю гостей. И мне было интересно тебя увидеть после рассказа Джонатана. Ничего не стесняйся. Мы тебя ждем, – напоминает она и уходит, оставив меня в одиночестве.

Я игнорирую ванну, к которой нужно подниматься по ступеням, и захожу в душевую, больше похожую на стеклянный куб. Прохладный душ – это то, что мне сейчас надо. Упругие струи водопадом падают на мое тело, и я понимаю, что головная боль уходит, смывается вместе с водой, зато появляется бодрость. Я мою голову виноградным шампунем, набираю в ладонь густой мятный гель, а помывшись, быстро стираю одежду, потому что не хочу, чтобы ею кто-нибудь занимался, поскольку я и сама в состоянии это сделать. Затем наскоро сушу волосы и укутываюсь в синий халат, который приятно холодит кожу. Теперь от меня пахнет не проклятой лавандой, а виноградом и мятой.

А потом я оказываюсь в столовой, такой же уютной, как и гостиная, но здесь с бледно-голубым сочетаются апельсиновый цвет и дерево. Вся семья Тейджеров в сборе и дожидается меня, сидя за огромным круглым столом, уставленным тарелками. Рядом с ними трется белая короткошерстная кошка.

– Ты до-о-олго, тетя Эл, – тянет рыжий Питер, и Джонатан тотчас на него шикает.

– Ты как раз вовремя, Санни! – говорит композитор и отодвигает для меня один из стульев с высокой спинкой. – И тебе очень повезло попробовать то, что готовит моя жена!

С этими словами он звонко чмокает в щеку Саманту, которая вновь улыбается, и мне кажется, что ее улыбка очень счастливая.

– Есть! Есть! Есть! – стучат вилками по столу дети, и Джонатан их с трудом успокаивает, а я вскакиваю и помогаю Саманте подать блюда.

Завтрак в семье Тейджеров сытен и прост – и не подумаешь даже, что эти люди живут в подобном элитном доме: жареный бекон с хрустящей корочкой, воздушный как облако омлет, тосты, порезанные овощи, хлопья с молоком, а на сладкое, которого Джонатан то и дело грозит лишить племянников, – восхитительные блинчики с вишневым джемом.

– Вы сам все это готовите? С ума сойти, Саманта! – говорю я.

– Готовить – мое хобби. Я целыми днями сижу дома, должна же я чем-то порадовать мужа, – смеется она. Они с Джонатаном постоянно переглядываются, даже кормят друг друга с рук и выглядят юной влюбленной парочкой. Только мальчишки, видя, как эти двое воркуют, корчат рожицы и незаметно перекладывают друг другу еду. Потом понимают, что это не очень эффективно, и почему-то смотрят на меня, а спустя пять минут я понимаю, что бекона и омлета в моей тарелке становится больше. И тогда в отместку я подкладываю зазевавшемуся Элтону овощи. Это так веселит его братца, что он смеется с полным ртом, и весь апельсиновый сок летит на братца. Мальчишки едва ли не начинают драться, и Джонатан с трудом призывает их к порядку, грозя оставить на неделю без сладкого. Питер и Элтон успокаиваются, но, судя по их лицам, угрозам дядюшки они не особенно верят. А потом начинают скармливать бекон кошке, сидящей под столом.

После завтрака мы пьем отменный кофе по-восточному, который варит лично Джонатан.

– Это все, что я умею делать на кухне, – заявляет он, колдуя над медной туркой, – кухню от столовой отделяет лишь арочный проем. – Кроме тостов, разумеется!

Его кофе получается крепким, ароматным и с пенкой – Джонатан разливает его по небольшим чашкам и подает на стол. На вкус кофе превосходен: горечь, кислота и сладость складываются в идеальной пропорции, кроме того, чувствуются корица и кардамон. Почему-то этот кофе напоминает мне музыку композитора – в ней всего в меру, но она особенна, неоднозначна и создана кропотливо, с любовью.