Текст книги "Небесная музыка. Луна"

– Быстро заходите внутрь!

– Что? Просто отдай мне телефон. Я потерял его в парке и…

– Отпусти, – в этот же момент рявкает брюнет. – Какого черта ты вообще разослала снимки?! Решила отомстить или?..

Он резко замолкает и оглядывается на Уилл и Ричарда – понимает, что сболтнул лишнее.

Рыжая закатывает глаза.

– Что за идиот? – спрашивает она сама у себя и вновь упрямо тянет его за руку в квартиру.

– Заходите скорее! Внизу журналист с камерой.

Эти слова действуют на всех троих самым волшебным образом. Они моментально оказываются за порогом, и дверь захлопывается в тот самый момент, когда на лестничной площадке появляется мужчина с камерой, хорошо знакомый темноволосому, – судя по его крепким выражениям.

Ричард стоит в узкой полутемной прихожей, которая кажется тесной из-за такого количества человек, и на него восторженно пялится та самая черноволосая девица.

– Пришел все-таки, – говорит она и добавляет ехидно: – Сладкий.

 
Твоя драма
подходит к концу.
И ты –
сама безупречность.
Сейчас.
Для меня.
Танцуй.
Я падаю.
В бесконечность.
 

Глава 17. Корона из кленовых листьев

Слабым не дается познать глубины ни зла, ни добра.

В прихожей я смотрю на незваных гостей с усталым недоумением. Почему человек, в котором мы с Лилит заподозрили то ли Ричарда из группы «Пепельные цветы», то ли Октавия из «Красных Лордов», приехал в наш дом, я понимаю. Он хочет забрать свой телефон. Но что тут забыл Лестерс, по вине которого мы не попали на концерт, я понятия не имею. И о каких снимках он говорит – тоже. Если честно, если бы здесь не было Ричарда-Октавия, я бы не открыла Лестерсу дверь – пусть папарацци, которого мы с Лилит заметили через окно, поймал бы этого зазнавшегося актеришку и зафотографировал бы до смерти.

Все началось с того, что мы с Лилит вернулись домой. Обе – недовольные. Я – потому что не попала на концерт. Она – потому что не смогла как следует выгулять свой наряд Готической Лолиты. С Кирстен и Эми все-таки удалось связаться, но уже после концерта. Девочки были в жутком недоумении, не понимая, куда мы подевались. И по их восторгам я поняла, что выступление «Лордов» не просто понравилось им – они были от него без ума. Правда, подробности они обещали рассказать завтра, ибо сегодня после концерта поехали к Эми домой – она жила в том же районе, в котором находился «Гиперион».

Лилит, поизводив меня сотнями извинений, затихла в своей комнате: то ли читала, то ли занялась арт-терапией. А я, взяв в руки акустическую гитару, кстати говоря, новенькую, купленную на деньги, полученные от миссис Мунлайт, стала наигрывать любимые песни – это меня успокаивало. Звонок в дверь, раздавшийся тогда, когда на улице уже стемнело, удивил и меня, и подругу. Мы никого не ждали и дружно подбежали к двери, чтобы открыть ее. За порогом стоял незнакомый светловолосый парень с короткой ухоженной бородкой и кольцом в ухе. Не представляясь, он довольно-таки наглым тоном заявил, что в нашей квартире находится его телефон.

– С чего вы взяли, что он у нас? – спросила Лилит. Она, как и я, прекрасно помнила, кому принадлежит мобильник. Отдавать его кому попало не хотелось.

– Я потерял его сегодня, – сказал парень, буравя нас взглядом. – Программа отслеживания и определения геопозиции указывает, что он у вас. И я хочу немедленно получить свою вещь обратно.

– Какая модель телефона? Какого он цвета? В каком чехле? Или без чехла? – спросила тут же Лилит.

Парень без запинки назвал модель, а вот вопрос о цвете и чехле его напряг. Вспоминая, он наморщил лоб и возвел глаза к потолку, однако его ответ оказался неверным.

– Извините, а вы уверены, что это ваш телефон? – не сдержалась я.

– А вы думаете, что этот телефон уже ваш? – нахмурился он и перешел в наступление, решив, что лучшая защита – это нападение: – Почему вы не перезвонили?!

– Телефон заблокирован, – выдохнула Лилит. – Как мы, по-вашему, должны были это сделать? Я еще не стала хакером, чтобы взламывать чужие смартфоны, извините!

– Извиняю, – рассердился еще больше парень, и это показалось нам обеим подозрительным. – Вообще-то, на экран блокировки должно было прийти сообщение о том, что этот телефон потерян, и просьба перезвонить на мой номер!

Я взглянула на подругу, а она лишь легонько пожала плечами. Как оказалось, Лилит так увлеклась своей арт-терапией, что просто не брала найденный телефон в руки. Как она потом сказала мне – на следующий день планировала пойти с ним в полицию.

– Отдавайте телефон, – продолжал повышать голос парень. – Я спешу.

– Ничего мы вам не отдадим, – воспротивились мы с Лилит разом.

– Я видела, кто потерял телефон, – сказала подруга, – и это был явно не ты, приятель.

– Не получится поживиться, – добавила я и попыталась закрыть дверь. Однако пальцы незнакомца крепко вцепились в нее, и Лилит пришлось прийти ко мне на помощь. Пока я изо всех сил тянула дверь на себе, обещая вызвать полицию, если он не уберется куда подальше, подруга отцепляла его пальцы и даже несколько раз ударила по ним, заставив его наконец отцепиться. Не без усилий, но дверь мы все-таки закрыли, запершись на все замки. Парень с бородкой несколько раз позвонил в дверь, постучал в нее то ли кулаком, то ли ногой, смачно выругался и наконец ушел. А мы с подругой, чувствуя, как сердце колотится где-то в висках, переглянулись, ничего не понимая.

Оставив Лилит сторожить дверь, я метнулась к окну и осторожно выглянула из-за нежно-васильковой занавески. Около дома было безлюдно, лишь стояли припаркованные автомобили. Спустя секунд двадцать странный тип, решивший забрать чужой телефон, появился на улице. Он подошел к припаркованной под окнами машине, сел в нее, однако почти тут же из этой машины вышел настоящий хозяин мобильника – то ли Сладкий Ричард, то ли Октавий, то ли все вместе. Свет фонарей падал прямо на него, поэтому я сразу поняла, кто это. Изумлению моему не было предела, когда я увидела, что он идет к нам вместе со своим бородатым дружком. Но еще большее удивление я испытала, когда вдруг из припаркованной поблизости машины вылез Дастин Лестерс и быстрым шагом направился следом за этими двумя. Я уже хотела отойти от окна, чтобы броситься к двери, как в последний момент заметила, что дверь еще одной машины открывается. И из нее осторожно выходит тот самый папарацци, за которым мы с Лестерсом гонялись в Хартли. С неизменной камерой в руках он направился по пятам за Лестерсом. Однако в какой-то момент замер и поднял голову вверх. Я мигом юркнула под подоконник, надеясь, что он не видел меня. А когда высунулась вновь, журналиста уже не было.

Я побежала к двери и шепотом быстро объяснила Лилит, что происходит. Мы затаились и стали ждать звонка в дверь. Но эти трое умников остановились у нашей двери и принялись обсуждать какую-то чушь. Пришлось самой открыть дверь и жестом доброго дядюшки Тома пригласить всех троих в нашу скромную обитель. Они не поняли. Тогда пришлось тащить Лестерса за руку. И только когда я сказала про папарацци с камерой, они все втроем словно по мановению волшебной палочки оказались в нашей квартире…

Я терпеливо объясняю, что видела папарацци, который заходил в дом следом за ними троими. Сладкий бледнеет, Лестерс ударяет кулаком по стене позади себя, а тип с бородкой и серьгой в ухе возводит глаза к потолку, словно надеясь увидеть там лик святой Девы Марии. Лестерс смотрит в глазок – видеофона у нас, естественно, нет. А после потрясенно поворачивается и говорит, что на лестничной клетке ошивается какой-то тип с камерой.

– И я даже знаю, что это за тип, – с отвращением говорит он.

Его место занимает парень с бородкой, а после начинает что-то шептать Сладкому. Тот грустнеет на глазах. А я замечаю на его пальцах все те же два кольца.

– Как мне надоели эти папарацци, – говорит он со вздохом и прислоняется к стене. – Прошу извить за неудобства.

– Позвольте, – не собирается уступать пальму первенства Лестерс. – Это за мной.

– В смысле? – не понимает Сладкий.

– Меня постоянно выслеживают эти чертовы журналисты, – раздраженно говорит Лестерс. – Наверняка и этот следом притащился. Поэтому я должен просить прощения.

– Бросьте, не вините себя. Его цель – это я, – говорит Сладкий. Лилит смотрит на него в упор, сложив ручки на груди. А я даже не знаю, что делать и что говорить.

– Ошибаетесь, сэр, – устало говорит Лестерс.

– Увы, не ошибаюсь.

– Но не в этот раз.

– А вы вообще кто?

– А вы?

Они волком смотрят друг на друга через стекла солнцезащитных очков.

– Я актер, – цедит Лестерс, который явно сегодня без настроения.

– А я музыкант, – небрежно говорит Сладкий. Ага, все-таки мы с Лилит были правы. Остается только понять: Ричард или Октавий. Или все вместе.

– Что-то не могу вас узнать, – отвечает Лестерс.

– Это Сладкий Ричард из «Пепельных цветов»! – выдает радостно Лилит, которую все это неимоверно забавляет. Сладкого передергивает. На лице бородатого появляется ухмылка, правда, он тотчас ее прячет.

От изумления Лестерс снимает очки, оставляя их на кончике носа, и внимательно разглядывает Сладкого, у которого по лицу ходят желваки.

– Да? – удивленно спрашивает актер. – Прелестно. Помнится, лет восемь назад моя сестра с упоением слушала вас. Вы тот блондин? – догадывается он. – Если так, то ваше лицо радовало меня в туалете. Сестра, знаете ли, любила развешивать ваши плакаты.

– Как мило, – с затаенной яростью отвечает музыкант. – Рад, что узнали. А вот я вас узнать никак не могу.

– Дастин Лестерс, – подсказывает Лилит. Я кручу около виска, но подруга только беззвучно смеется.

– Не припомню таких актеров. Вы из Австралии? – спрашивает Сладкий. – Хотя акцент у вас совершенно не австралийский.

– Ты же смотрел с ним кино, – открывает рот его бородатый помощник. – Помнишь, в самолете, когда в прошлом месяце пересекали Атлантику. – Сказал, что понравилось.

Наступает черед Лестерса ухмыляться.

– Тебе показалось, Уилл, – холодным тоном говорит Сладкий – теперь уже точно понятно, что это он. – Посмотри в глазок. Папарацци убрался?

Однако стоит Уиллу повернуться к двери, как раздается пронзительный звонок. Сладкий и Лестерс от неожиданности вздрагивают, и к двери пробираюсь я. Случайно задеваю своей рукой ладонь Дастина, от чего чувствую вдруг в груди странную теплоту, что меня ужасно смущает. Однако я тотчас вспоминаю, что именно по его вине я лишилась концерта, и вместо теплоты в груди появляется холод.

Я смотрю в глазок и вижу… женщину. Обыкновенную молодую женщину с рыжими кудряшками до плеч. Мне кажется, будто она смотрит прямо на меня сквозь дверь и мило улыбается. Ее рыжий цвет кардинально отличается от моего. У меня волосы огненно-рыжие, у нее – тусклые, будто выцветшие.

– Уйдите из прихожей, – шепотом велю я. – Чтобы вас не заметили.

Они внимают моим словам и моментально испаряются. Остается только Лилит.

– Хочешь открыть? – спрашивает подруга.

– Если не открыть, им покажется подозрительным, – отвечаю я. – Уверена, это коллега того парня с камерой. Скорее всего, они не знают, в какую квартиру вошли Сладкий и Лестерс.

– Тогда я сама открою, – говорит Лилит, но перед этим молнией забегает в ванную комнату, мочит лицо и наматывает на голову полотенце. Затем она подходит к двери – звонок раздается вновь, – отпирает ее и высовывает голову.

– Мыла голову, извините, – говорит Лилит. – Что вы хотели?

– Простите, мисс, – слышу я голос рыжеволосой женщины. – Я ищу своего друга. Забыла номер его квартиры, помню лишь дом и этаж…

– Я живу здесь одна, – говорит Лилит ангельским голоском, моментально включая актрису. – Вообще я переехала совсем недавно, однако точно знаю, что справа живет одинокая старушка – ужасная перечница, по правде говоря, – переходит она на доверительный шепот. – А слева квартира, которую снимают японские студентки – студентки Хартли. Они играют на скрипке, и это невыносимо, я никак не могу сосредоточиться. Может быть, ваш друг живет этажом выше или ниже?

– Может быть, – отвечает женщина. – Извините, а вы не могли бы одолжить телефон? Дело в том, что мой разрядился…

– Простите, не пользуюсь телефоном, – резко отвечает Лилит и, прежде чем женщина успевает что-то сказать, захлопывает дверь и торопливо запирается на все замки.

– Ты чего? – спрашиваю я.

– Я заметила мужика, – говорит подруга. – Вернее, его тень. Он стоял внизу. И, наверное, подслушивал.

– Наверное, тот, с камерой, – выдыхаю я, не понимая, почему на мою голову падает новый ком неприятностей. После встречи с Лестерсом моя жизнь становится похожей на бесконечную комедию положений.

– Кто это был? – появляется он тотчас, стоит мне подумать о нем. Следом в прихожую выходят Сладкий и его бородатый приятель.

– Наверное, коллега того журналиста, – говорю я, а Лилит кивает, вновь впиваясь взглядом в беднягу Ричарда.

Воцаряется неловкая тишина. И слышно, как где-то далеко гремит гром.

Я приглашаю всех пройти в гостиную, и это звучит как-то чинно, что ужасно меня веселит, но я сдерживаю улыбку. Гости садятся на диван, я устраиваюсь в нашем потрепанном, но уютном кресле, накрытом клетчатым пледом, а Лилит стоит рядом, положив на его спинку руку. Она словно мой страж, который внимательно оглядывает всех троих, то и дело останавливаясь на Сладком. Кажется, Лилит он не на шутку заинтересовал.

– Что происходит? – спрашивает Лестерс, с великой неприязнью глядя на меня в упор.

– Это я у вас хотела спросить, – холодно говорю я. В моем взгляде тоже нет добра. То, что благодаря ему я лишилась концерта любимой группы, я не прощу. Но и кидаться с воплями на него тоже не собираюсь.

– Я хотел получить свой теле… – Говорит Сладкий, но его перебивает Лестерс, который все никак не может оторвать от меня глаз, полных ненависти. И чего это он так смотрит? Это я должна смотреть на него так, будто хочу испепелить взглядом!

– Сколько это стоило? – вдруг спрашивает Лестерс, перебивая Сладкого.

– Кто? Телефон? Не знаю, это спонсорская вещь, – он с недоумением поворачивается к Лестерсу – между ними сидит тот самый тип с бородкой и кольцом в ухе. Вид у него несчастный.

– Я не вам, – отмахивается Лестерс. – Ей, – стреляет он в меня новым взглядом. Наверное, надеется, что наповал.

– О чем вы, господин? – сквозь зубы спрашиваю я.

– Фотографии, – выплевывает Лестерс.

– Какие? – приподнимаю я бровь.

– Ха! Как будто ты не знаешь, какие! – восклицает он.

– Представь себе – не знаю, – отрезаю я. – Зато я знаю, кто лишил меня концерта.

– Именно поэтому ты решила наши фото разослать журналистам? – спрашивает Лестерс со смешком.

– Что? В смысле – журналистам? – не понимаю я. – Погоди, ты хочешь сказать, что те фото… попали в СМИ?!

Я вскакиваю на ноги. Сердце колотится как после пробежки. Нет, только не это!

– А ты будто не знаешь, в чем дело, – лениво хлопает в ладони Лестерс. – Определенно в тебе есть талант, милая. Ты не музыкант, а актриса. И еще какая. Так сыграть удивление!

– Знаешь что, идиот, – говорю я, чувствуя, как ярость обжигает грудь. – Говори нормально, что произошло. Хватит выставлять себя еще более тупым, чем ты являешься.

Лестерс тоже резко поднимается на ноги.

– Вот как заговорила? – делано ласково спрашивает он. – Я тебя раскусил. Это ты отправила те фото журналюгам. Больше некому.

– Что? – сощуриваю я глаза. – Ты решил, что я… кому-то отправила те фото? В своем уме, мистер Слабоумие? Зачем мне так подставлять себя?

– Ты решила, что это будет хорошей местью? Или решила пропиариться за мой счет? Не получится. Те снимки вовремя удалили с того портала, на который ты их отправила.

– Я не отправляла, тупая твоя голова!

– Ты…

– Вы не могли бы решить свои личные вопросы чуть позднее? – говорит в это время Сладкий, старательно игнорируя мечтательный взгляд Лилит.

– Сами решим! – хором отвечаем мы и снова испепеляюще смотрим друг на друга.

– Давайте успокоимся, – улыбается во все тридцать два зуба Лилит. – Садитесь. Садитесь и дышите ровно. У нас сейчас другая проблема – парочка журналистов за дверью. Поругаетесь, когда ее решим.

Я и Лестерс одновременно опускаемся на свои места.

– Это не я, – говорю я, убирая назад волосы. – Я никуда и ничего не посылала.

Лестерс молчит.

– Это не я, – приходится повторить мне. – Я не настолько глупа, чтобы так себя подставлять. Те снимки я уничтожила, как мы и договаривались.

Он не верит. Или не хочет верить.

– А за то, что ты так поступил сегодня со мной, я тебя не прощу, – говорю я. И он понимает, что это не шутка. Кажется, Лестерс хочет что-то сказать, но сдерживает себя.

На несколько секунд воцаряется тишина, и слышно, как в стекла начинают изредка бить тяжелые капли – на улице дождь. Лилит говорит, что приготовит всем кофе, и упархивает на кухню. Ричард картинно вздыхает, поправляя свои светлые шикарные волосы. Лестерс звонит Хью, который, как оказалось, ждет его в машине на улице.

– Почему ты не увидел журналистов? – раздраженно спрашивает актер. – Писал сообщение? Ты вообще выполняешь свою работу?! А если за мной по пятам ненормальная с ножом пойдет, ты тоже не увидишь?!

– Найти хорошего менеджера – это проблема, – с пониманием вздыхает Ричард. Уилл закатывает глаза, пока тот не видит.

Встретились две звезды… И сейчас больше похожи на двух капризных мальчишек.

Двух красивых капризных мальчишек.

– Еще какая, – ворчливо откликается Лестерс, закончив разговор и велев Хью ждать его и докладывать обо всем, что происходит. – Мне кажется, он меня нарочно изводит. Делает все, чтобы меня раздражать. Я прошу одно, а получаю совершенно другое.

– Уилл будит меня по утрам тем, что просто сдергивает одеяло. А иногда обливает водой, – говорит Ричард. Будто жалуется. – Знает, что я ненавижу это.

Кажется, что они сейчас просто кинутся в объятия друг к другу.

Теперь Уилл закатывает глаза так, что видны одни лишь белки. Мне становится смешно, хотя ярость никуда не ушла – она хорошо затаилась. И шепчет на ухо, обвив шею, словно змея: «Выдай Лестерса журналистам, отомсти ему… ну же». Но я держусь. Потому что если те, кто пасет то ли Лестерса, то ли Сладкого, пронюхают, что оба они сидят у меня в квартире, распустят еще более нелепые сплетни, в которых будут мелькать мои фото и имя. Мне не нужна лишняя шумиха.

Дождь начинает стучать все сильнее. Где-то за домами мелькает росчерк молнии. А гром слышится все отчетливее. Гроза вот-вот доберется и до нашего района. Впрочем, это сейчас меня волнует мало. Куда больше я переживаю из-за этой нелепой ситуации.

Сияющая Лилит возвращается с подносом и ставит кофе на столик, который разделяет кресло и диван. Я, Лилит и Уилл берем кружки, а Лестерс и Сладкий игнорируют его. И оба до сих пор сидят в своих солнцезащитных очках, хотя наша квартира мало похожа на пляж.

– Сладкий, а почему ты так кардинально решил поменять стиль музыки? – спрашивает Лилит ласково.

Тот дергается.

– Как – так? – раздраженно спрашивает он.

– Ой, ну мы же знаем, что ты – Октавий, – говорит она непосредственно.

– С чего вы взяли, чудесная леди, что я – какой-то там Октавий? Да, вы раскусили меня – я тот самый Ричард. Плакат с которым висел в вашей комнате, когда вам было двенадцать.

Если у меня были какие-то сомнения по поводу того, что Сладкий – Октавий, то они отпали. Музыкант слишком сильно нервничает, хоть и пытается скрыть это.

– Не какой-то, а из «Красных Лордов», – продолжает Лилит и жестом фокусника достает телефон. – Вот, возьмите. Вашему другу мы его не отдали, – стреляет она глазами в Уилла, – потому что он показался нам подозрительным. Но вам с удовольствием возвращаем! Ой, – говорит она смущенно, – на чехле стразинка отвалилась. Извините. Я ее где-то потеряла.

Ричард почему-то заходится нервным смехом.

– Стразинка? – сквозь смех спрашивает он. – Стразинка, мой бог!

– А что смешного? – непонимающе спрашивает Лилит. – Если она была вам так важна, я вам другую приклею.

– Другую!.. – продолжает смеяться он весело.

Уилл берет телефон и осматривает его.

– А, вот какой чехол был, – говорит он и смотрит на Лилит. – Это бриллиант.

– Что? – с недоумением спрашивает она, а я чешу лоб.

– Бриллиант, не стразинки, – отвечает менеджер. – Этот чехол сделан по заказу из натуральной кожи ската и инкрустирован бриллиантами. В один карат, кажется.

На щеках Лилит расцветают алые розы смущения.

– Это ж сколько стоит? – спрашивает она. – Я же могла…

Я понимаю, что подруга хочет сказать: «Я же могла оставить это себе и продать». Однако Лилит поправляется:

– Сколько же теперь я вам должна?!

– Один карат – это фигня, – машет рукой знаток драгоценных камней Лестерс.

– Ну, – задумывается Уилл, а Сладкий продолжает задорно смеяться. Он выглядит как совсем юный мальчишка и ведет себя точно так же.

– Нисколько, – твердо говорю я. – Лилит не виновата, что ваш бриллиант был плохо приклеен к вашему замечательному чехлу из кожи ската. У вас возможен замечательный бартер.

– Какой бартер? – резко перестав смеяться, спрашивает Сладкий.

– Вы ей прощаете бриллиант, она хранит молчание и никому не говорит, что вы – Октавий из «Красных Лордов».

– Да сколько можно, – говорит он хмуро. – Я не играю в этой группе. Хватит нести чушь.

– Вас выдали кольца, – с сожалением говорю я. И Лилит кивает:

– Точно, – говорит она. – Я же кричала вам, что нашла ваш телефон!

– Где? – изумляется Сладкий.

– В толпе ваших фанатов, когда вы подъехали к стадиону, – говорит она не менее изумленно. – Вы что, не слышали?!

– Разумеется, нет, – чуть дрогнувшим голосом отвечает музыкант. – Там стоял такой шум, что я сам себя не слышал.

Мы с Лилит переглядываемся. Наивные! А мы-то думали…

Глаза подруги восторженно сияют.

– Если бы я слышал, не приехал бы за телефоном, – говорит он раздосадованно и закрывает лицо руками. – Боже, как глупо…

– Так вы, правда, из этой группы? – заинтересованно спрашивает Дастин. – Как их там… «Красные господа»?

– «Лорды», – поправляет его Уилл.

– А, ну да, – отмахивается Дастин – его поведение мгновенно меняется, и мне чудится, что он кроме Ричарда-Октавия теперь никого не видит. Наверное, они с Лилит в итоге подерутся за него. И кто бы мог подумать, что музыкант из такой крутой группы будет сидеть у меня в гостиной?.. Но странное дело, я не вижу в нем того Лорда Октавия, которого привыкла видеть на сцене, исступленно, даже яростно бьющего по тарелкам и барабанам и извлекающего при этом невероятный звук. Да, может быть, Октавий и не один из лучших ударников мира, но, как минимум, очень талантливый и скоростной.

Как тем демоном, находящим покой только в музыке, может быть этот красавчик?

– Так вот, вы оттуда? – продолжает щебетать Лестерс. – Как забавно. А я был на вашем концерте и…

– Коз-зел, – шепчу я. Он-то был! А я!..

– … это было зрелищно, громко и атмосферно, – не затыкается актер, позабыв о фотографиях. – Честно признаться, я не слишком большой фанат подобной музыки, однако ваше выступление было в духе традиционного блэк-метала.

– Мы не играем блэк-метал, – насмешливо сообщает Ричард, который понимает, что нет смысла больше скрывать свое инкогнито.

Словно подтверждая его слова, раздается гром – прямо над нашими головами. Дождь колотится в окна как сумасшедший.

– Послушайте, дамы и господин, – продолжает музыкант. – То, что вы стали посвящены в мою… кхм… тайну, обязывает вас хранить ее.

– Вы подпишете договор, – влезает Уилл. – О неразглашении сведений.

– Все – через мое агентство, – мило улыбается Лестерс. Я и Лилит непонимающе смотрим на Октавия. Он хочет сказать что-то еще. Но во всей квартире вдруг вырубается электричество – впервые на моей памяти. Мы оказываемся во тьме.

За окном скальпель молнии разрезает небеса надвое, и ее синеватый отсвет падает на гостиную, следом раздается новый взрыв грома. Лилит вскрикивает – она боится грозы. А мне отчего-то чудится, что кто-то пытается открыть дверь.

Мы почти одновременно включаем телефоны – их холодный бездушный свет слабо освещает комнату, падая на наши лица.

– Что это? – первым говорит Лестерс, и мне чудится в его голосе нервозность. Может быть, он боится темноты?

– Отключили электричество, – любезно поясняю я, лихорадочно соображая, есть ли в доме свечи. Кажется, нет.

– Это мы поняли, – нервно говорит Ричард. – Но как часто это бывает?

– Никогда раньше не было, – растерянно отвечаю я.

– Наверное, это он, – заявляет Лестерс. – Этот мудак, который стережет нас в подъезде. Он вырубил свет.

– Зачем? – изумляется Уилл.

– Чтобы проникнуть сюда, разумеется, – невозмутимо отвечает Ричард, рассевшийся как король и скорбно скрестивший руки на груди. – Он же охотится на нас.

– Боже, а если он хочет нас убить? – подливает масла в костер общей нарастающей паники Лилит. – Как в фильмах ужасов… Они всегда начинаются с того, что внезапно вырубается свет…

– Не пори чушь, – говорю я. – Как он заберется в дом? И зачем ему для этого вырубать электричество? Глупости.

– Наверное, просто автомат вырубило, – говорит Уилл – кажется, это единственный присутствующий здесь мужчина, смыслящий в бытовых проблемах. – Где находится щиток?

– Снаружи, на лестничной площадке, – отвечаю я.

– Иди и включи автомат, – приказывает Лестерс. Он до сих пор кажется мне каким-то напряженным.

– Вот сам иди и включи, – злобно смотрю я на него. – Ты же мужик.

– А ты хозяйка этой халупы.

– А ты сме-е-елый, – насмешливо протягиваю я. – Один в один твои герои в боевиках.

– Я все сделаю, – с готовностью поднимается на ноги Уилл. – Сейчас все будет.

– Не будет, – говорю я и, глядя в окно, сажусь на место.

– Почему это? – с подозрением спрашивает Уилл.

– Потому что… света нигде нет, – картинно отвечаю я.

– В каком смысле – нигде? – не понимает Лестерс.

Я молча киваю на окно за их спинами, они все поворачиваются к нему и пристально смотрят. Электричества нет во всех ближайших домах. И даже фонари не горят. Зато яркая молния вновь прорезает небеса. И гром взрывается у нас прямо над головой.

– Интереснейшая ситуация, – произносит насмешливо Ричард. – Я в доме у бывшей фанатки, снаружи меня пасут папарацци, а внутри нет света.

– Зато есть я, – вставляет Уилл, но его не слышат.

– Я же сказал, что папарацци – мои, – бросает небрежно Дастин. Боже, теперь они не могут поделить журналистов и их внимание.

– Кстати, им, наверное, не менее стремно, чем нам. Они вдвоем в темном холодном подъезде, а снаружи льет стена из дождя, – вслух размышляю я.

– И что ты предлагаешь? Пригласить их на чай к нам? – насмешливо спрашивает Лилит, которая как-то незаметно перемесилась к Ричарду и стоит за его спиной, как смерть, правда, без косы. От ее голоса он вздрагивает и задирает голову вверх. Подруга широко улыбается.

Ответить я не успеваю.

– Слышите? – спрашивает вдруг Лестерс настороженно и подается вперед.

– Что? – не понимает Ричард.

– Кто-то скребется в дверь, – уверенно отвечает актер.

– Да кто там может скрестись? – не выдерживаю я. – У тебя галлюцинации, Лестерс.

Однако сама вдруг слышу странный стук и скрежет. Внутри все холодеет. Это еще что?..

– Я тоже слышу, – говорит Уилл тихо.

– И я, – шепчет Лилит.

Раскат грома раздается так близко, что все почему-то оказываются на ногах.

– Мне страшно, вдруг он пришел за нами?! – трагично выдыхает Лилит и хватает за руку Ричарда. Кажется, он попал.

– И что же делать? – растерянно спрашивает знаменитый музыкант, явно слишком сильно оторванный от бытовых реалий. Одновременно он пытается незаметно сбросить с себя Лилит, но это получается у него плохо.

– Посмотреть! – первой иду я в прихожую. Дастин крадется следом, как привидение.

– Почему ты так по-дурацки ходишь? – резко оборачиваюсь я, и он налетает на меня.

– Вообще-то, Франкенштейн, так ходят полицейские, – важно отвечает он.

– Только ты не полицейский, Лестерс. Это уже сыгранная роль.

– Не дерзи, – хмурится он.

– После твоего сегодняшнего «сюрприза» мне тебя хочется матом покрыть – с головы до ног, – честно отвечаю я. – Ты должен быть рад, что я себя сдерживаю.

В это время за нашими спинами кто-то громко падает – трижды ловкий Ричард, так и не сумевший стряхнуть Лилит, падает вместе с ней, сшибая старый деревянный стул и стопку книг, которая стоит на нем. Грохот стоит на всю квартиру. Скрежет тут же прекращается. Ричард по-джентельменски помогает Лилит встать. Ее флюиды долетают и до нас.

– Вернитесь в гостиную, – говорит Уилл своему подопечному. – Возьми нож и держи телефон наготове, чтобы позвонить в службу спасения. И помни – у тебя очень большая страховка даже на незначительные повреждения.

– Вы серьезно? – спрашиваю я сердито. – Какие нож и служба спасения?

– Наверное, и правда лучше вызвать полицию, – говорит Лестерс, отпрянув от дверного глазка. – Там кто-то есть.

Я тоже смотрю в глазок и понимаю, что в темноте видны очертания какой-то фигуры. Мое место занимает Уилл. И тоже заключает, что за дверью – человек.

Мы переглядываемся. Папарацци совсем одурели.

А потом он начинает стучать. Тихо, но настойчиво.

– И что делать? – спрашивает Лилит, прижимаясь к Ричарду, который, кажется, решил покориться судьбе.

– Открыть? – предлагаю я. – Как там говорится? Стучите и вам откроют?

– Да ни за что! – решительно возражает Лестерс. – Открыть дверь какому-то незнакомому типу посреди ночи, когда вырубили электричество? Нет. Это сумасшествие.

– Как это незнакомому? – невинно похлопав глазами, говорю я. – Ты же только что уверял нас, что это твой папарацци.

Лестерс дергается. Ричард смеется в кулак.

– Не зли меня, – говорит актер.

– Лучше не рисковать, – говорит сквозь смех музыкант.

– Тут трое взрослых мужчин, – отвечаю я. – И вы боитесь открыть дверь?

Словно в подтверждение моих слов, стук становится чуть громче.

– Если это папарацци, то не думаю, что у него есть оружие, – высказываю я разумную, как мне кажется, мысль. И новый раскат грома подтверждает это.

Дверь все-таки открывает Уилл – с великой предосторожностью, будто боится, что за ней зомби. Однако страхи звезд остались напрасными. За дверью стоит помощник менеджера Лестерса – тот самый приятный парень Хью.

– Что ты здесь делаешь? – спрашивает актер сердито. – Я же сказал тебе занять наблюдательный пост в машине.

– У меня сел телефон, – оправдывается Хью. – Поэтому я решил быть ближе к тебе.

– А папарацци где? – сверлит его грозным взглядом Лестерс.

– Так уехали, как гроза началась. Я поэтому и пришел. Стучу тихонько. Звонок-то не работает.

– Все-таки найти хорошего менеджера – это проблема, – поворачивается Лестерс к Ричарду. И тот кивает – они ведь так друг друга в этом понимают!

Когда в дверь вдруг снова стучат – но на этот раз громко, почти со вкусом, – мы вздрагиваем все.

– Кто это? – нервно спрашивает Лестерс.

– Сейчас настрою свои локаторы, которые смотрят сквозь стены, и скажу, – отвечаю я. Дастина хочется злить и раздражать – в общем, выводить на эмоции. А почему, я и сама не понимаю.