Текст книги "Доктор Жизнь. Психологические эссе о жизни"

Композитора Малера жена решила бросить

Увлеклась другим, изменила и решила уйти. Густав Малер страшно переживал, ему было больно и обидно. Он был умный человек. И записался на прием к другому умному человеку – к Зигмунду Фрейду. Он хотел получить помощь и облегчить свои страдания, конечно. И после курса психоанализа вот что случилось. Жена не ушла. Альма осталась с мужем до самой его смерти. Потому что муж изменил свое поведение. Он стал своей жене посвящать симфонии. Он стал видеть в ней личность. Хотя до этого запрещал творчеством заниматься, требовал, чтобы она вела хозяйство и за детьми смотрела. Он стал говорить и писать своей Альме слова любви. Он пересмотрел свое прошлое поведение. А может, увидел, как Фрейд любит свою жену. И как относится… Вот так психоанализ помог Малеру сохранить отношения. Он думал только о себе. Он вел себя эгоистично. И к Фрейду пошел, чтобы ему лично стало легче. А получилось хорошо, правильно. Потому что иногда причина разрыва и измены – в поведении самого человека, но он этого не понимает. Искренне не понимает, что тот, кто рядом, нуждается в любви и внимании. В уважении. В том, чтобы симфонии посвящали. И уходит потому, что его просто не ценят, не замечают…

И бывают измены подлые, холодные. И бывает, что человека бросают, несмотря на всю его любовь и самопожертвование. Чаще всего так и бывает, к сожалению. Но иногда бывает и так, как с композитором, который совершенно не понимал свою жену. А потом изменился. Просто изменил свое поведение – и его не бросили, хотя, конечно, Альма была не подарок. Но он ее любил. Просто не говорил об этом прежде. И на память о себе он оставил прекрасную музыку; для своей жены, которая его не бросила. Хотя, я считаю, мог бы и Фрейду симфонию посвятить…

Иногда так хочется пожаловаться

кому-то. Не чужому человеку, а близкому, своему, дорогому. Чтобы обняли и утешили. И сказали, что обидчики – плохие. Мы им еще покажем! Те, кто бросил – еще пожалеют! Еще локти будут кусать! А разбитая коленка заживет непременно, вот подорожник. Мы его послюнявим и приклеим, завтра и следа не останется от ссадины. Но взрослому человеку обычно некому жаловаться, если он нормальный. Он прекрасно понимает, что у всех куча проблем своих. И коленки у многих в кровь разбиты. И в лучшем случае скажут: «чего ты ревешь, как маленький? Давай выпьем!», – а пить не хочется. Хочется, чтобы пожалели и погладили по голове седеющей или лысой. Все-таки надо обнять близкого и сказать: «Пожалей меня!». Здесь может помочь только близкий. И рассказать надо, как изобидели, как толкнули или обманули. И близкий человек сначала удивится даже. И начнет говорить вот это, мол, ты не маленький. Или не маленькая. А потом тоже обнимет и пожалеет. Как один ребенок обнимает другого. И станет легче. И счастливы те, кому есть, кого обнять и кому поплакать. Или зубами поскрипеть, если вы мужчина. Это ничего, это можно, это хорошо. Это лечит. Поплачет тихонько большой мальчик или девочка, прижмется к родному плечу или животу – и все пройдет. И психолог тут не поможет, и друзья не помогут, и коллеги, и просто посторонние люди, потому что к ним не прижмешься всем телом. Это ненормально. А с близким нормально. Даже с котом или собакой – нормально обняться и рассказать, пожаловаться. Мы же их тоже жалеем. А на следующий день вернутся силы, плохое забудется – так лечат нас близкие. И нам надо тоже их обнимать и жалеть. И шептать нелепые слова про то, что мы им еще покажем! Они еще пожалеют! А коленка непременно заживет, если на нее подуть…

«Ты опять все сделал не так!»,

или «сделала». В принципе, хорошо сделал. Но не совсем так, как надо. Вот этак вот с ума даже детей сводят в «шизофреногенной семье». «Ты молодец, ты красиво нарисовал (хорошо пыль вытер, игрушки сложил, песню спел). Но немного не так». Надо по-другому, лучше, правильнее, давай покажу и расскажу, как надо! Уже не надо. Уже не хочется ни рисовать, ни петь, ни котлеты жарить – они все равно будут не такие, как надо. И делиться мыслями не хочется. И чувства свои выражать. И получать «пятерки», потому что спросят, похвалив: «а „плюс“-то где? „Пятерка“ – это хорошо. Но где „плюс“?». «Пятерка» – это отлично. Нарисовал, спел, помог прибраться, суп сварил, купил путевки к морю – это отлично. Помог, чем мог, выслушал, поддержал – это тоже отлично. Не надо от людей требовать совершенства, когда они что-то для нас делают. Или просто делают хорошее, от души. Любой добрый порыв можно убить «легкой критикой». И ребенку не захочется ничего делать, и взрослому не захочется. Хорошее надо ценить. А уже потом поделиться секретами мастерства, показать, как можно сделать лучше, – если можно сделать лучше. Если мы лично лучше котлеты жарим и рисуем, и нам есть, чем поделиться; есть у нас в запасе пара «лайфхаков». А если нет – стоит похвалить и поблагодарить за усердие. Сказать: «спасибо, мне очень приятно, что ты это сделал для меня! Я понимаю, как ты старался. И отлично получилось!». Потому что все, что для нас делают – это отлично. Даже подгоревший пирог, даже не очень вкусный суп или не гениальный рисунок; в них любовь и внимание. А потом мы деликатно научим, как сделать лучше – если сами умеем, конечно…

Если нечего дать собаке —

не надо ее подманивать. И протягивать пустую руку. А потом погладить и идти дальше; вроде как по-доброму все, по-хорошему. А тяжело такое видеть. И с людьми так поступать не надо – не надо человека подманивать, если нечего ему дать. Втягивать в пустые отношения, протягивать руку пустую, говорить: «на-на!"… Это пустое и жестокое развлечение чужими чувствами. Другой человек одинок и голоден. Эмоциональный голод – он как физический, мучителен. И ждет человек такой любви, дружбы, внимания и нежности. И готов идти рядом, как собака. А его потреплют по голове и уйдут по своим делам… Это очень печально наблюдать. Один сытый и довольный. Он просто немного развлекся. А второй – одинокий и несчастный. И он втайне на что-то рассчитывал, чего-то ждал, такой человек. Любви. И потом ждет, что ему позвонят, напишут, вспомнят о нем! Позовут куда-то. Скажут: я соскучился! А не звонят и не пишут. Если и вспомнят – то так, из прихоти, или если уж вовсе не с кем общаться. И нужно самооценку подкрепить… Нечего дать человеку – не надо заводить отношения. Играть чужими чувствами не надо. И протягивать пустую руку не надо – люди верят. Особенно те, кто одинок и не очень счастлив…

Одна умная девушка спросила

«Что со мной? У меня ничего не болит, и депрессии нет. Я ко всем врачам сходила. Но у меня совсем нет сил. Хотя я хорошо живу: у меня есть семья, дети, работа. Я от карьеры сознательно отказалась ради семьи. И мы прекрасно живем в своем прекрасном доме. Мне хватает общения с близкими, они меня любят. И я их люблю. И я довольна, в сущности, всем. Но я слабею и ничего не хочу, не могу делать. Но ведь ничего не болит, не мучает!». Вот, предположим, как вы опишете голод? Что чувствует человек, когда он очень голоден? Боль? Нет, ничего не болит. Сосет под ложечкой, может, подташнивает. И слабость наступает. И сильное страдание, которое нельзя выразить словами. Можно только желанием: «я хочу есть!». Так мучает и убивает эмоциональный голод. Особенно губительный для людей чувствительных, восприимчивых, тонких, способных к эмпатии. Человек может погибнуть от эмоционального голода так же, как от физического. Это научно подтверждено. Необходимо общение, понимание, развитие в кругу единомышленников, смех и слезы, радость и огорчения. И иногда к специалисту идут за едой. За энергией. За пониманием. И это спасает в ситуации, когда негде больше получить эмоции, почувствовать себя принятым и понятым. Наполненным. Хотя в жизни общения хоть отбавляй; и такое бывает. Но все это – топливо, которым нельзя заправить именно наш автомобиль. Или муляж еды, восковые яблоки и груши, совершенно несъедобные. Или группа крови, которую нам никак нельзя перелить – не подходит она нам. И возникает эмоциональный голод, который подтачивает силы и отнимает радость. Хотя все хорошо, ничего не болит. Так, сосет под ложечкой – но разве же это страдание? И потому человек даже говорить об этом боится – его на смех поднимут. Помимо семьи, должны быть друзья. Помимо друзей, должно быть развитие и обучение. Кроме развития и обучения, должно быть понимание. Счастье общения. Любовь и дружба. И хотя бы крошечная благотворительность, забота о ком-то. И будут правильные эмоции, силы начнут возвращаться, краски жизни заиграют всеми цветами. Главное – понять, что вы голодны. Душа нуждается в пище, а тело – в объятиях и поцелуях. Или хотя бы в добром понимающем общении с тем, кому вы небезразличны.

Думаю я о том, что посмотрела очень плохой фильм

И потеряла два часа времени. Билет недорогой, не в билете дело. А вот в этой вежливости, которая отняла у меня лично два часа времени. Мне было неудобно уйти. Встать и сказать: «Ребята, нас же червями кормят!», – как матрос на броненосце «Потемкин». И я сидела в темном зале, стараясь не смотреть на экран. А до этого я из вежливости выпила чашку очень плохого кофе. Дрянного. И не сказала: «ребята, это очень плохой кофе. Не надо его продавать людям». Я и сам кофе купила из вежливости – раз зашел в кафе, надо ведь что-то купить, а то невежливо как-то. Я потеряла много времени. И очень сожалею об этом. Я сожалею обо всех скучных книгах, которые дочитала до конца. Обо всех скучных разговорах, которые невежливо было закончить и уйти. Вообще обо всем, что совершила из вежливости, в ущерб себе. И на улице мне встретился совершенно незнакомый мне человек; может, я его просто не помню. И он держал меня за рукав и что-то говорил. И мне казалось невежливым отстраниться и уйти. Ведь он может почувствовать себя обиженным, этот человек! Потом меня спутник увел к машине. И я вернулась домой, где никто не требует вежливости. Просто все любят друг друга. И все снова стало хорошо. Не надо из вежливости себя убивать, вот что я думаю. Пить дрянной кофе, смотреть дрянной фильм, разговаривать с человеком, которому наплевать на нас. Жизнь такая короткая. И вежливым надо быть, пока это нас не убивает. Пока не заставляет делать то, что мы делать не хотим и не можем.

Вот был мальчик один

сын уголовников и алкоголиков. Его добрая женщина взяла из детдома. В те годы мало объясняли, что ребенок может унаследовать генетически плохие черты родителей; и даже внешность ребенка была не очень приятной. Фетальное лицо называется; некоторые особенности. Ну, и поведение ужасное: ребенок принялся воровать в школе, совершенно не мог учиться, убегал из дому. И женщине предлагали отдать мальчика обратно, в детский дом. Или вообще в специнтернат для малолетних преступников. Все меры были приняты, сделать ничего нельзя. Я с женщиной поговорила, мы были знакомы. И она сказала, что любит Игорька. Какой бы он ни был – любит она его. Хотя исправить не может. Дитя целыми днями сидит и слушает блатные песни. Курит и сам с собой в карты играет. Такой это был страшноватый Игорек с продольными морщинами на низком лбу. А носить он любил телогрейку и резиновые сапоги с отворотами. Ну, и ножик. Лет двенадцать ему было. Но вот что выяснилось: Игорек никогда не крал дома. А наоборот, старался принести что-то в дом. И маму никогда не обижал. Говорил, что любого за нее зарежет. И из побегов возвращался обратно к маме. Обнимет ее и снова дома живет… И песни ему нравились добрые, жалостные, про вязаный жакет, про мать-старушку, про голубей, которые летят над зоной. И справедливость он понимал; убивать нельзя, если не за что. Или если старичок. И тем более, старушка. И я этой маме сказала, что действительно, средства исчерпаны. И все отказались, руками развели – гены! Но почему нельзя любить Игорька? Можно его любить. Какой есть – такого и любить. Не всем быть инженерами и врачами, у каждого своя судьба, ничего не поделаешь. Любите свое дитя, помогайте ему, как-то все образуется. Гены – это гены. А душа – это душа. И мама любила сына. Передачи в тюрьму носила. Адвокатов нанимала. В лагерь ездила. Так они и жили. И этот Игорек не стал ни алкоголиком, ни наркоманом, как ни странно. И к тридцати годам выправился. Завел небольшой бизнес с машинами. И кое-как стал жить нормальной жизнью. А то, что он в татуировках весь – так сейчас многие так выглядят. Главное, он любит маму и заботится о ней. И даже ей сад купил крошечный. И собирается жениться на даме старше себя с тремя детьми – он любит детей. И собак. И вообще животных. Так что судьбу изменить нельзя. Но улучшить и смягчить – можно. И лицо у Игорька стало нормальное, хорошее, человеческое. Вот что любовь может. И принятие. Иногда надо принять то, что есть.

18 мая 2017 года. Екатеринубрг-Санкт-Петербург