Текст книги "Доктор Жизнь. Психологические эссе о жизни"

«Останемся друзьями!», —

это очень больно звучит. Когда так говорит разлюбивший или вовсе нелюбивший – любящему. И любящий что-то лепечет, пытается сказать: " какими друзьями? Я же люблю тебя! Я хочу с тобой жизнь прожить, я не могу без тебя!» – но потом соглашается. Или отказывается. В любом случае, берет ответственность на себя. И теперь с ним можно как с другом обращаться, запросто, не стесняясь измен – какие измены между друзьями? И получать помощь и поддержку – друзья ведь должны помогать друг другу. А при отказе от странной «дружбы» – еще лучше. Сам ведь человек отказался от нормальных человеческих отношений. От великой ценности – от дружбы! Ну, пусть и сидит один! Один начальник всех увольнял с работы, действуя жестоко и беззаконно – тогда еще можно было – и всем предлагал остаться друзьями. И заходить, чаю попить, с коллективом на празднике встретиться. Или мужчина бросил женщину и довел до депрессии, став ее лучшим другом. Она пыталась таким образом продолжить отношения, надеялась – а он ее вместо психолога использовал и обсуждал с ней свои романы. Пока она с нервным срывом не попала в клинику. И доктор его не пустил, хотя этот мужчина приезжал с дружеским визитом. Так что не всегда и не со всеми следует дружить. Никакая это не дружба, а просто хочется человеку избежать неприятного объяснения, болезненных сцен и упреков. Да и попользоваться можно морально новым другом – бывшим возлюбленным. Несколько потоптать самооценку и возвыситься, наблюдая краем глаза, как «друг» страдает. Бывали, конечно, случаи дружбы искренней – но только при условии, что любви уже нет у обоих. Прошла любовь и наступила дружба! А когда один любит и ждет – это сплошное издевательство получается…

Минута слабости

– самое опасное состояние. Вы утомлены и огорчены; что-то случилось нехорошее, здоровье подвело или переживаете за близкого человека. Вы устали, вам требуется отдых – всего лишь отдых. Ресурсы на исходе. Больше всего на свете вам нужна поддержка или просто – чтобы хотя бы не трогали. И именно в эту минуту тронут. Так тронут, что на ногах можешь не устоять. Каким-то образом именно минуту слабости чувствуют дурные люди. И нападают. Как идиот-студент напал на фокусника Гудини: фокусник демонстрировал железные мышцы и невероятную силу. Освобождался от цепей, крепких веревок, а по стальным мышцам живота его били молотом! И молот отскакивал – вот как Гудини мог напрягать мышцы, какой он был сильный. И после выступления в гримерку пробрался студент и ударил ничего не подозревающего усталого после выступления Гудини кулаком в живот. Изо всех сил. Хотел посмотреть, как он потом объяснял, насколько крепок фокусник на самом деле. Гудини умер в страшных мучениях. Потому что в обычной жизни он был обычным человеком, которому больно. И которого можно запросто убить. Да еще он страшно устал и не смог защититься – не ожидал нападения. Надо помнить – в минуту слабости они и нападают. Студенты-то. Поэтому слабость лучше не показывать. И переживать трудные времена в безопасном окружении старых друзей. Или даже одному – и то не так страшно. Потому что на тысячу сочувствующих обязательно найдется один студент, который ударит. Обидит, оскорбит, напишет гадость – они караулят, чтобы проверить, можно ли нам причинить зло. Ждут. Поэтому крепче запирайте двери, даже если вы очень, очень сильный человек – они обязательно захотят это проверить. Или просто – безнаказанно напасть…

Старик и старушка —

хотя надо говорить «пожилая пара». Но это именно старик в тюбетейке и в жилетке, и старушка в платочке. Платочек аккуратно повязан – но это не старушка его повязала. Она чистенько одета – но не она надевала платье. Старушка сидит в инвалидном кресле у дома и смотрит на облака и деревья – вряд ли что-то понимая: инсульт у неё был или Альцгеймер… Но надо бывать на свежем воздухе, и старичок каждый день вытаскивает кресло из дома. Нелепое, старое кресло, таких уж и не увидишь. И садится рядом на лавочку, отдышаться надо! Было жарко, а сегодня свежий ветерок подул – скоро осень, а потом – зима. Все засыплет белым снегом, и нельзя будет гулять. А пока ещё можно, последние дни… И старичок тоже смотрит на облака высоко в небе. А рукой держит руку старушки. Крепко держит натруженной морщинистой рукой руку старушки. Это любовь. Это лучшее, что есть в любви – верность и преданность. А крепко держаться за руки надо, чтобы не потеряться в небе и облаках, и навсегда остаться вместе. В тех краях, где нет ни старости, ни болезни, ни инвалидных кресел, ни лютой зимы – там есть только любовь. Вот такая, как эта.

Про убытки

Это ужасно – все потерять. И в «черный вторник» разорившиеся брокеры якобы выпрыгивали из окон от отчаяния – ничего подобного. Это выдумка журналистов. Брокеры – парни с характером. И знают о превратностях фортуны. Были, конечно, единичные случаи, но вовсе не так все было, как описывали в газетах. И ещё консьержи помогли – многие бедняки испугались потери работы, – ведь началась Великая Депрессия. Но они жили в маленьких домах, а в «высотках» консьержи бдительно сторожили вход. И не пускали отчаявшихся! И потом все как-то наладилось, хотя и трудно было. А потом началась мировая война, и Великая Депрессия показалась не такой уж великой; есть вещи похуже временного разорения. Или вот вдова Клико все потеряла – русская армия вошла в Париж и разграбила на радостях винные погреба. Все драгоценное шампанское выпили! Вдова не стала прыгать в окно, а спокойно дождалась лучших времён. Шампанское так всем понравилось, что через год она его целыми кораблями в Россию отправляла – и очень разбогатела. А шоколадную пасту изобрели потому, что за ночь все пирожные и конфеты, в которые вложил деньги кондитер, растаяли и превратились в месиво. Самое, казалось бы, время прыгнуть в окно! Но он это месиво стал намазывать на хлеб и продавать – всем ужасно понравилось! И кондитер разбогател. Материальные трудности преходящи; это дело поправимое, – не надо себя винить и отчаиваться, не все от нас зависит. От нас зависит только терпение. Предприимчивость – тоже хорошо. Смирение с объективной ситуацией. Дальновидность. И отдельное спасибо консьержам – многим они спасли жизнь! А потом все вошло в свою колею, как обычно. И терпеливые выиграли.

«Я люблю тебя», —

вот что успевали написать гибнущие люди из «башен-близнецов» во время атаки террористов, и из падающих самолетов. Из затопленной подводной лодки и из-под завалов после землетрясения. В последние секунды успевали написать эти слова тем, кого любили. Вместо жалоб, мольб о спасении, проклятий врагам или нравоучительных афоризмов. Хотя все они уходили из дому в разном состоянии – они же не знали, что больше не вернутся. И некоторые ссорились; ругались, что не могут найти ключи; завтрак невкусный; опять ты лезешь под ноги; где мои туфли?.. Дура какая! Приду и на развод подам! Или: как этот кретин мне надоел! Сил больше нету! Да-да, такие мысли бывают. У всех. Но потом случалось страшное – и все эти люди писали одно: «я люблю тебя!». Как будто бы поняли, что это – самое главное. Именно эти слова надо успеть написать или сказать. А вся мелочная шелуха: обиды, раздражение, гнев – они ничего не значат, глупости это. И ревность – глупость, и жадность, и все остальное. Надо успеть написать главное! Так что любовь – она есть в каждом сердце; и в конце пути только она и остаётся, только она и имеет значение. Только надо чаще об этом вспоминать; не всегда есть возможность написать это и попросить прощения – как ни странно, все эти люди просили прощения. Если успевали…

Рассказы о прошлых возлюбленных

тяжело слушать и не очень приятно. И это обижает, ранит… Между тем, Цветаева мудро сказала; мол, рассказ о былой любви – это ваша победа. Если речь идёт о начале отношений, конечно. Человек открывает раненое сердце – значит, он доверяет. И в глубине души готов к новым отношениям – с вами. Так что стоит выслушать и проявить сочувствие. Как неграмотная девушка Кейт выслушала художника и поэта Блейка. Он ей рассказал, что любимая девушка его отвергла и отказалась замуж выйти. И эта простушка Кейт так хорошо слушала, что Блейк спросил: «Вам жалко меня?». Кейт ответила искренне: «Очень!». «Теперь я люблю вас!», – вдруг сказал художник. И немедленно предложил руку и сердце. И, знаете, они прожили жизнь счастливо. Он научил жену писать, читать и рисовать. И восхитительные гравюры они вместе стали делать. Так люди нашли друг друга. Так что часто любовь начинается с доверия и сочувствия. А потом о прошлом и не вспоминаешь – зачем вспоминать, если все хорошо? Выслушать надо; и мучительное прошлое померкнет и поблекнет. А сострадание и умение понимать приведут к любви…

Ну, не взяли куда-то

не приняли, задали нелепые вопросы, попросили выполнить тесты – и сказали, что вы не подходите. Вы глупый или ненормальный. Не для вас эта работа. Или учебное заведение – оно не для вашего ребенка. Просто вас изначально брать не хотели по каким-то причинам. Например, ваши мама и папа не сошлись в сумме вознаграждения директору школы. Это ужасно звучит, но так и было лет сорок назад – французские духи были отвергнуты, а югославские сапоги достать не смогли. Мама и папа не снимали с пациентов последние сапоги. А у папиных часто и не было сапог-то – он же нарколог, психиатр. В общем, меня повели на собеседование в английскую школу. Причесали, нарядили и повели – я и пошла доверчиво. Читать-писать умела, музыке училась, нормальный развитый ребенок. И там три тетеньки с такими высокими прическами, как у Фрекен Бок, задали мне много вопросов, на которые я постаралась найти ответы. Кого я больше люблю: маму или папу? Как грифель в карандаш вставляют? Что такое два конца, два кольца, посередине ножницы? Почему люди не летают? Сколько будет корень квадратный из четырех? Как зовут главную тетеньку по имени-отчеству? Я на все вопросы отвечала, как бравый солдат Швейк на комиссии в сумасшедшем доме. Его признали идиотом, а меня не взяли в английскую школу, потому что я не говорю по-английски. И не знаю, чем ворон похож на конторку. Напоследок меня попросили выполнить «ласточку» и несколько раз отжаться. Чтобы намекнуть не только на отставание в умственном развитии, но и в физическом. Когда мы уходили, папа мстительно сказал, что тоже задаст на приеме много вопросов. Мы все еще встретимся! А мама просто презрительно посмотрела – она могла себе позволить, она красавица была. И мы ушли. Пошли через дорогу в обычную школу и поступили. И ровным счетом ничего плохого не случилось. Мне еще мороженое купили и погладили по голове. И покачали на качелях во дворе, чтобы смягчить боль и обиду – никакой обиды не было. Все к лучшему! Меня просто не хотели брать изначально, вот и издевались – так всегда бывает. Так что нечего огорчаться из-за собеседований или результатов психологических тестов со словами: «задержка», «гиперактивный», «невнимательный» и так далее. Мало ли, что у тетенек на уме и зачем они вообще это пишут. Если к вам плохо относятся или к вашему ребенку – нечего делать в таком месте. Ни учиться, ни работать там не следует. Даже если вы отдадите им сапоги и последнюю рубашку… Надо жить и работать с нормальными и добрыми людьми, с обычными. А если обидели и унизили – купите мороженое себе и ребенку. И вспомните про мою историю.

Чашка чая —

мелкое дело. Это неважно – можно попить купить в магазине или в кафе зайти. Или до дому потерпеть и сколько угодно чаю выпить, как дореволюционный купец. Подумаешь, чаю не предложили, зачем из этого делать трагедию? Это какое-то мещанство и больные нервы! – так одна женщина уговаривала сама себя и горько плакала. Шла и плакала под дождем. И дома попила воды, легла на диван, укрылась пледом и все плакала, как маленькая девочка. Хотя она была немолодой упитанной тетенькой. И подушка промокла от слез, хотя она не была истеричкой, а была завпроизводством в столовой. Она купила сыну квартиру; смогла. Сама осталась в «малосемейке», а сыну купила. Потому что сын женился. И она собрала деньги на свадьбу – чтобы все было, как у людей. И стала помогать выплачивать кредит за машину – машина же нужна. И очень радовалась, что у сына хорошая жизнь! Она одинокая была дама, замуж не вышла, не хотела сыну портить детство. И не лезла к сыну и его жене, а просто был сильный дождь на улице и она вся промокла и замерзла. И решила переждать непогоду у сына. «У детей», так она говорила себе, считая невестку тоже как бы своим ребенком. Ну, зашла. Зашла и вышла. Невестка довольно холодно спросила: «Чего хотели? Чего надо?», – а женщина растерялась и что-то начала пояснять, сбиваясь и путаясь, про дождь. Невестка справедливо отметила, что дождь уже кончился. Можно домой идти, тут ведь недалеко. И эта Ирина Альбертовна пошла, конечно. Хотя дождь вскоре опять пошел – но это и хорошо, никто не видел, что она плачет. Но чаю-то могли же ей предложить? Может быть, она бы отказалась даже – она стеснительная была дама, хоть и завпроизводством. И вот из-за чашки чаю – какая глупость! – так плакала в своей крохотной комнатке. Человека легко обидеть, вот я о чем. И иногда человеку даже сказать неловко, что его огорчило – ведь скажут: «Какая глупость! Какой пустяк! Нашли, из-за чего обижаться! Отпустите обиду и простите!». Она и не думала о прощении или об обиде. Только сердце сжималось и слезы она по-детски утирала кулаком. И все пила воду – чаю не хотелось вовсе. Ни капли…

Ботинки были ужасные

На мой взгляд, конечно. Лаковые такие, на шнуровке, на толстой подошве, как обрубки. А девочка очень красивая, стройная, волосы длинные, густые, а на лице немного прыщиков – это возраст такой. Потом пройдут. А удивительная красота останется! Ужасные ботинки, мне даже хотелось головой покачать, но я не стала – надо быть деликатной. А туфли, которые девочка сняла – еще ужаснее. Они протоптаны до дыр на подошвах и совсем потеряли форму. И одета девочка очень скромно, очень. Она сначала мерила другие – дешевле на триста рублей. Но они не такие модные, хотя тоже страшные, по-моему. А эти, лаковые, очень дорогие – на триста рублей дороже. Но девушке их ужасно хотелось. И она звонила маме и рассказывала, что вот, есть чудесные туфли! Прелесть! Самые модные! Пока она покупать ничего не будет, а будет разносить газеты – ей предлагали. И полы мыть – все равно надо работать, учебный год же начинается, все надо покупать. Так что, мамочка, я потом себе куплю обувь, когда накопим денег, а пока похожу в туфлях – они еще нормальные, еще можно носить! Мда. И телефон такой, не как у красивых девочек. Убогий очень телефон… Я как в страшной истории сказала ласково: «Девочка-девочка! Сейчас мы вот что сделаем – я куплю себе вот эти тоже довольно страшные туфли, поскольку ходить в чем-то надо. И на вторую пару мне положена скидка – десять процентов. Триста рублей. Так что сейчас эти лаковые не знаю как их называют ты купишь себе, да и все. А деньги у тебя обязательно будут потом, потому что ты красивая и добрая». И все. Потому что совать деньги стыдно, да и девушку испугаешь и унизишь. А вот так ловко получилось и хорошо! Теперь у меня есть обувь, и девочка ушла счастливая, румяная, так что никаких прыщиков и не видно стало. А сияющие глаза остались. У меня в юности были точно такие туфли, как у этой девочки – с протертой подошвой. Но я не была такая красивая, конечно – это редкость, такая красота. Ее даже ужасными лаковыми ботинками не испортишь, а только подчеркнешь. Хорошо, когда есть скидки. И хорошо, когда можно просто помочь кому-то; это совсем нетрудно иногда.

Завтрак для Когана

включал в себя витамины в виде тертой моркови с яблоком. И пышные печеные пирожки с мясом. Или бутерброд с колбасой и сыром. Коган был хулиган и плохой ученик, очень плохой. Поэтому с ним каждый вечер отдельно бабушка занималась. И орала на него хриплым, сорванным на войне голосом. А может, она в школе его сорвала – она же учительницей работала. А завтрак Когану готовился отдельно – он был из неблагополучной семьи, мама – пьющая, папа – в тюрьме. Коган должен был хорошо питаться. Чтобы хоть что-то соображать на уроках, поэтому утром питание заворачивалось в оберточную бумагу – завтрак для Когана. В школьной столовой ели те, кто платил, а малоимущим давали молоко и булочку, но это как-то унизительно было. «Я убью тебя, Коган, – сообщала бабушка громко после занятий. – Застрелю из наградного дедушкиного пистолета. Пей кефир, Коган, ты меня в гроб сведешь. И будь как Вика Тобиас! Она всегда опрятная, аккуратная, в бантиках. И учится на „отлично“. А ты неряха и грязнуля. Давай я пришью тебе пуговицу и штаны зашью». Коган вертлявый такой, худенький, грязноватый и вруша – совсем не похож на полную красивую Вику Тобиас. Но завтраки готовились именно ему. А потом передачи ему в тюрьму посылались. И поучительные письма. С судьбой трудно что-то поделать, даже хорошему учителю. Но завтрак готовился, да. И седой, весь в наколках, пожилой мужик приходил в гости, когда бабушке уже под девяносто было. И она все так же орала на него и порывалась пришить пуговицу. И смягчившись, говорила, что Достоевский тоже сидел в тюрьме, но исправился и взялся за ум. И в книжечке, которую после бабушки я нашла, был список, за кого молиться – она втайне молилась, оказывается. Там все родные, я – «любимая внучка Анечка» и Коган. Как его звали – не знаю, не могу сказать. Плохой ученик Коган, для которого готовился завтрак. Это непедагогичный рассказ, но такой – человечный. И это важнее все же…

«Вчера еще в глаза глядел

а нынче все косится в сторону!», – это про мужчину, который бросил женщину. Охладел. И она все спрашивает: «Мой милый, что тебе я сделала?». Ничего не сделала. И надо радоваться, что и он ничего не сделал, просто бросил. Хотя еще вчера бурно признавался в любви и душу раскрывал. Равнял с китайскою державою. Да, психически больные люди склонны к таким метафорам. И бурному проявлению эмоций. Есть такое дело и такой диагноз, уточнять не буду. А потом, действительно, без всяких причин человек проявляет удивительное равнодушие. И с трудом вспоминает, как нас звали по имени-отчеству. Это диагноз, знаете ли, и особо переживать не стоит – гораздо хуже, если у вас на шее окажется психически больной с диагнозом и небольшой пенсией. Впрочем, эти люди умны, социализированы и работают вполне нормально, только в личных отношениях могут проявить такие милые странности. А вы себя мучаете и ночами не спите… И в бизнесе на таких нездоровых людей нельзя положиться – он работает, работает, генерирует идеи и даже вкладывает средства. А в один прекрасный день теряет интерес к проекту и прекращает им заниматься. Полностью саботирует. И завывать: «мой милый, что тебе мы сделали?» – не надо. Человек не виноват в своей болезни, и одно состояние закономерно сменилось другим. И вы теперь ему абсолютно безразличны, хотя он просто горел идеей и других зажигал. Внезапное прекращение отношений и утрата интереса – нехороший признак, вот я о чем. И вы здесь совершенно не виноваты, вы растаяли в нездоровом сознании, как парус одинокий и скрылись за горизонтом. И хватит себя мучить и ломать голову. Радоваться надо, что с вами не случилось то, что с одним господином, который путешествовал с поэтом Хлебниковым и в голой степи заболел. И умирать начал. А Хлебников собрал мешок с припасами и ушел. А на мольбы товарища не оставлять его и хотя бы похоронить ответил: «Степь тебя отпоет!». Больной выздоровел и как-то выполз. И Хлебников довольно добродушно с ним потом поздоровался, едва узнав; конечно, он же называл себя Председателем Земного Шара. И имел диагноз, на который я намекаю. Так что не стоит слишком многого ждать от людей, которые равняют нас с Китайскою державою, восторгаются и проявляют удивительную любовь. А себя считают Верховными Главнокомандующими или еще кем. Конечно, так не всегда бывает, но бывает. И хорошие люди переживают и мучаются. Но не в голой степи, к счастью, – хотя бы это радует…

Можно, конечно, вынудить человека признаться

Объяснить причины. Подтвердить свою позицию фактами. Но лучше не надо. Не надо спрашивать за столом у гостя: «Почему вы не пьете? Сухое вино не повредит!» и предлагать выпить бокальчик. И обижаться, что гость сухо отвечает, что вообще не пьет. А почему? Да потому, предположим, что он только от алкоголизма вылечился. Или принимает лекарство, о чем не желает прилюдно сообщать. «Возьмите тортика! Почему вы так мало съели тортика?». «Спасибо, я наелась, очень вкусно!» – «Но вы все-таки возьмите вот этот кусочек, с розочкой! Съешьте! Не отказывайтесь!». И что теперь, даме прилюдно рассказывать, что у нее диабет? Или что она в весе прибавила два килограмма и теперь боится крошку лишнюю проглотить? Почему вы не танцуете? Давайте танцевать! Я не умею. А я вас научу! Туфли натерли ногу. Живот болит. Я хромой, но не хочу, чтобы все это знали. И человек так сухо и сдержанно отвечает иногда – но до поры, до времени. Пока его не доведут до бегства или крика, как героя Мопассана, которого возлюбленная все спрашивала, почему он не желает идти в кафе. И обижалась на отказы. Пока он не заорал: «У меня нет денег! Вообще нет! Я весь в долгах!"… Отказался человек тихо и спокойно – не стоит настаивать на объяснении причин, можно разрушить все отношения и человека унизить. Тех, кто заставляет оправдываться, люди не прощают никогда – так уж человек устроен. Оправдываться или лгать. Надо научиться принимать чей-то отказ спокойно; основания всегда есть, уверяю. Захочет человек – потом наедине расскажет, в чем дело. Не захочет – не расскажет. Может, дело и не в диабете или алкоголизме: торт отвратительный, вино дрянное, а танцевать именно с вами не хотят. Но из вежливости не говорят об этом. Такое тоже возможно. «Нет» – это означает просто «нет». И пояснения излишни…