Текст книги "Доктор Жизнь. Психологические эссе о жизни"

Дама в белом пушистом пальто

мучила другую даму. Даже не даму, а бедно одетую женщину с коляской. И с маленькой девочкой в очках. Это в магазине сейчас было. Дама в белом пальто очень ласково разговаривала; она ласково задавала вопросы. И покачивала сочувственно головой, выслушивая ответы. Как учитель младших классов. Или психиатр на экспертизе. «Почему ваша девочка в очках?»; «Ах, она плохо видит, надо же! Да, заметно, что один глазик косит. Это вам операцию придется делать. Хотя может не помочь. А почему ваша девочка молчит? Ах, она стесняется? Может быть, у нее аутизм. Сначала родители думают, что стесняется ребенок. А потом оказывается, что он психбольной. А кем ваш муж работает? Двоих детей ведь трудно сейчас содержать. Одни очки вон сколько стоят! А сколько младшему лет? Который в коляске?"… И бедно одетая женщина покорно отвечала – такие дамы гипнотизируют. Трудно их оборвать и уйти, есть в них что-то начальственное, липкое, обволакивающее. Я знаю. Поэтому я просто прошла между ними, разделяя невидимые узы. И стала картошку выбирать. Мама с детьми ушла, а дама в пальто мне доверительно сказала: «У нее и коляска закрыта почему-то. Там, наверное, вообще монстр сидит. Нарожают нищету!». Я отвечать не стала, взвесила картошку, мороженое купила хорошее. Три. Тяжело на душе было, вот и купила. Но суть не в этом. Пока я копалась в ящике с мороженым, случилось вот что: дама в белом пальто взяла банку с майонезом. Просто взяла банку. И случилось нечто удивительное – банка у нее в руках то ли лопнула, то ли взорвалась. Короче говоря, конец пришел и пальто пушистому, и шляпе пуховой, и даминому макияжу – все в жирном майонезе. Бабах! – как в детстве говорили. Все заохали и побежали ее отчищать и мыть пол. И стены. И другие продукты. Бабах был сильный, здоровский, как мы в детстве говорили. А мороженое я, конечно, отдала этой маме с коляской и девочкой в очках. Я и сама в очках, чего там. Люди в очках должны помогать друг другу! – так я сказала, и мы засмеялись с девочкой Леночкой. Она мне сказала, как ее зовут. И леночкина мама засмеялась. И коляску открыла – там никакой не монстр, а толстый малыш спит с румяными щеками. Ему тоже дома дадут немножко мороженого. Кому мороженое, а кому – майонез на пальто. Сверху все видят…

Жалко Фиделя Кастро

Я про него знаю хорошую историю. Один мой однокурсник в девяностые совсем потерял себя: работы нет. Преподаватели философии не нужны были. Денег нет. Маму уволили, предприятие распалось. К сожалению, этот Вова начал выпивать еще. И выглядел ужасно: он для тепла лыжную шапочку натягивал на очки, а под плащик надевал мамину кофту. В общем, опускался товарищ… И повадился еще ходить в пивную рядом с домом и там за чужой счет угощаться, рассказывая о древнихфилософах. В общем, «На дне»… И однажды, в затуманенном состоянии, он занял у меня немножко денег. Ему надо было купить международный конверт с марками. Он написал письмо Фиделю Кастро. Мол, дорогой товарищ Кастро! Пишет вам бывший комсомолец, выпускник идеологического факультета Вова. Мне бы очень хотелось побывать на Кубе, посмотреть, как вы строите социализм, не предавая идеалы. Искупаться в синем море, поесть бананов и кокосов. Да вообще – поесть не мешало бы. Попробовать кубинский ром и сигары. Пожать вашу честную руку. Но пасаран! Примерно такое письмо он отправил. Глупое и безнадежное действие, вполне в духе героев пьесы Горького… И продолжил спуск. И, знаете, месяца через три он такой радостный пришел! Очки сверкают! В руках – конверт, весь в штемпелях и марках. А в конверте – ответ от Фиделя Кастро! Ну, не от него самого, а какой-то сотрудник ответил. Мол, пригласить вас не имеем возможности. Но приветствуем вашу верность идеалам. Всего вам доброго, Вова! Но пасаран! И этот Вова прямо нюхал конверт и мне совал – от конверта пахнет апельсинами и морем! Кубой пахнет! Заморскими странами, путешествиями, борьбой, надеждой… И вообще – ответили! Ответили лично! И, знаете, этот Вова прекратил спуск. Нашел работу. Сначала – одну, потом – другую, а потом третью, хорошую. Очки новые купил, шапку. Ласты и маску. И через десять лет действительно съездил на Кубу – путевку купил. Дорогую! И сейчас живет хорошо, достойно. А всего-то – отписку получил из солнечной Кубы в страшные темные годы… Так что и про Фиделя Кастро есть добрая история. Иногда крошечная надежда и внимание могут очень помочь…

Мне парикмахер сегодня рассказала

про свою маму. Очень суровую и очень пожилую женщину, которая сильно заболела и два года назад ей сделали операцию. Чудом сделали и выжила она чудом. И всякие трубки и мешочки к ней приделали, к маме-то – обойдемся без подробностей. И сказали, что так теперь и придется жить, с этими причиндалами. Ничего не поделаешь. Хорошо, что вообще жива осталась! Сильная воля к жизни и сильный организм. Но сердце слабое, и второй операции уже не выдержать. Эта мама выждала год. А потом пошла к врачам и стала настаивать, чтобы ей сделали операцию и убрали трубки и мешочки. И лично говорила с анестезиологом, который даже родным позвонил – это бред и опасность! Лучше жить с трубочками, чем не жить. Но мама сурово отвергла все доводы. И сказала: «я теперь и так не живу. Я не могу ничего делать. И на лыжах кататься не могу. И в саду работать не могу. Я сижу на диване и смотрю в телевизор. И плачу. Это не жизнь. Пусть я умру – лучше умереть стоя, чем жить на коленях!» – это она Долорес Ибаррури процитировала. Старой закалки дама. И все врачи задумались. И молодой анестезиолог сказал, что сердце слабое, конечно. Но такой железный характер он первый раз в жизни видит. И, если мама и родственники подпишут все бумаги, он возьмется… Хотя ему страшно. У него лично не такой железный характер. И операция прошла успешно! Эта мама уже и на лыжах катается даже. Любимое занятие это у нее. И гуляет, и посещает бассейн, и водится с внуками и правнуками, которых учит быть сильными. Мужественными. Ответственными… Надо жить и нести ответственность за свою жизнь. И принимать самые серьезные решения. И парикмахер Лена любит свою суровую маму, хотя отказывалась сначала бумаги подписывать – очень боялась. Но для некоторых людей, действительно, невозможно жить на коленях. Невыносимо. И я ушла в раздумьях – как трудно сделать выбор. Но и в хорошем настроении – радостно думать, что эта мама достала лыжи и катается! Погода как раз такая, лыжная…

От бестактности

мою тетю избавили в детстве. Лет восьми от роду она стояла на остановке и ждала трамвая. А рядом стояла настоящая лилипутка, самая настоящая – может быть, из цирка. И, может быть, в чемоданчике у лилипутки лежали цирковые принадлежности или пышное платьице – кто знает, что было в этом чемоданчике крошечном? И маленькая тетя прямо, извините, вылупилась на эту лилипутку. Впилась в нее взглядом и рассматривала, и так, и этак. Открыв рот и выкатив глаза. И лилипутка подошла, поднялась на цыпочки и стукнула маленькую тетю чемоданчиком по голове. Небольно. Чемоданчик был маленький. И лилипутка тоже. Но чувствительно. И сказала что-то вроде: «нехорошо так смотреть на людей, девочка!» – только нецензурно. Лилипуты вообще очень обидчивы, такая у них психика. Тетя выросла очень воспитанным человеком, стала художником известным. И навсегда избавилась от нетактичности. Она ведь была ребенком, ей простительно! А взрослые бестактные люди очень опасны. После общения с ними чувствуешь себя оплеванным и униженным, хотя, вроде, они не со зла так себя ведут. В присутствии нездорового человека обязательно расскажут, что именно от этой болезни у них знакомый умер. Сравнят вас со своим выжившим из ума дедушкой – дескать, вас прямо перепутать можно, до того вы похожи. Напомнят о всем плохом, что вам довелось пережить – и о чем вы так хотели бы забыть. Или в присутствии мужчины закричат, как кричали продавцы Агате Кристи: «Мадам, у нас здесь платья самых больших размеров! Как раз на вас!». Это не дети. Это вполне взрослые люди; они отдают себе отчет в том, что делают. И делают это умышленно – испортить вам настроение. Так удобно иметь власть над человеком! – пакостить ему открыто и смотреть в глаза с детским недоумением. И приговаривать: «вечно я что-нибудь брякну!». Да не «что-нибудь», к сожалению – это пустяки, «что-нибудь». А именно обидное, унизительное или пугающее. И добрые люди переводят разговор на другое, пытаются смягчить обиду, как-то защититься от бестактного человека… Но без чемоданчика это бесполезно. Лучше попросить персонажа удалиться; развлекаться за наш счет позволять нельзя. Пусть поищет другое развлечение, так я думаю.

Я давным-давно смотрела фильм

Короткий очень, японский, по-моему. Там юноша отличный промысел изобрел – он кидал камни в машины на автостраде. Ночью, когда они ехали на бешеной скорости. И машина попадала в аварию, а этот подросток обшаривал салоны с умирающими водителями и брал себе айфоны, всякое барахло и деньги. Многих погубил. И родители потом скрыли его от правосудия, спрятали в монастыре, у старичка. Который сказал, что правосудие все-таки будет. И для этого надо ночью постоять на пустыре – и все. Это и есть правосудие. Развязный юнец рассмеялся и пошел ночью на пустырь. Плевое дело! И из темноты и пустоты полетели камни. Ровно столько же, сколько он бросил. И убили его. Такой простой фильм, немудреный. Сколько бросил камней – столько и прилетело. С какой силой бросил – с такой и прилетело. С каким умыслом кидал – с таким и прилетело. Никто никого не наказывает. Просто в жизни это происходит помедленнее, не сразу, по частям. И Плутарх горько сетовал – почему правда торжествует так поздно, а божьи мельницы мелют так медленно? Злодей уже позабыл о своих поступках! И думает, что ему случайно прилетело… Так никто и не собирается злодеев перевоспитывать. И вообще – людей. Просто все брошенные в кого-то камни летят обратно. А сколько им лететь – мы не знаем. Иногда моментально они прилетают, иногда – много времени проходит. Но камешек тот же самый. И это не буддийская мудрость, об этом еще Плутарх и Еврипид писали. И слова их перевел Лонгфелло спустя тысячи лет – про божьи мельницы:

Медлят жернова Господни,

Да мелка идет мука;

Велико Его терпенье,

Но тверда Его рука…

Так что бросаться камнями не надо. И плевать в колодец или в других людей. И словами бросаться не надо. Вдруг придется стоять ночью на пустыре…

Цветаева сказала

на том свете нас не за поступки будут судить, а за умыслы – что мы помышляли своим поступком. Какой смысл вкладывали… Бабушка Роза купила тюлевые шторы с цветочками – это было шикарно, роскошно, невероятно пышно после войны. Она воевала и имела право купить такие шторы – не так ли? А маленький папа остался дома один и вырезал из штор цветочки. Нанизал на нитку кое-как – он был совсем малыш. И эту гирлянду бабушке преподнёс. Красота, изящество, упорный труд! Мама, это тебе! И суровая бабушка, которая даже в фотоателье не улыбалась, прижала сыночка к груди и прослезилась. Действительно, сколько труда вложено! Сколько любви! А шторы с дырками – ерунда. Из них сделали марлю, полезную в хозяйстве. Мужчина делает что-то глупое или ненужное покупает – не спешите его бранить. Он имел самый лучший, благородный умысел иногда. Он хотел как лучше! Зять взял все свои сбережения и купил мне телефон. Скользкий, неудобный, с массой ненужных функций, совершенно негодный для меня. Вместо того, чтобы свою машину чинить… Эх! А он сирота. И я – его мама. Я понимаю. Я издам негромкий радостный вопль, схватив телефон… И буду слушать, сколько в нем полезных функций. Ненужных мне. Ну и что? Умысел – любовь. В глупом подарке, невкусном торте, в билетах на скучный спектакль, в нелепом комплименте, даже в замечании – «где ваш шарф?». И этот умысел мы отлично чувствуем сердцем – его только сердцем можно почувствовать. А в красивых словах, шикарных подарках, нейтральных вроде бы комментариях – злой умысел. И душа их не принимает! Чувствует яд, как в отравленных фруктах страшного таксиста – он всех угощал… Так что люди в основном – далеко не дураки. И понимают умыслы. И все прощают за любовь: нелепые подарки, слова, поступки… Главное – умыслы. И на том свете, и на этом!

Одна женщина

очень стала уставать. Нет сил – и все тут. Хотя ничего особенного она не делала. Не в шахте работала. А простым бухгалтером – обычная работа. И домашние заботы совершенно обычные. А энергии совсем нет… И она не могла понять, в чем дело. Она не болела вроде, но еле волочила ноги и ничего её не радовало… А знакомая предложила путёвку задешево в дом отдыха на три дня. Даром почти! И эта Инга Петровна очень захотела в дом отдыха – такое приятное название! Там можно отдыхать, гулять, в лес ходить, питаться в столовой изысканными яствами и выбирать любой суп и любую кашу! И отдельный номер… Инга Петровна сказала робко мужу, что хотела бы поехать на три дня в дом отдыха. Муж рассердился и стал кричать – нормальные жены не ездят в одиночку отдыхать! Только распутные бабы так поступают! Вышел скандал. И взрослый сын тоже вмешался с женой – а кто будет ребёнка забирать из школы, водить на английский и на хоккей? А? И на работе возмутились – два-то дня выходных, ладно. Но ещё день – рабочий! Даже два! Кто будет готовить отчёты и нести ответственность? Масса работы! И старенькая мама разозлилась – она болеет и нуждается в уходе, а неблагодарная дочь собирается на курорте прохлаждаться… Женщина расплакалась от отчаяния. Все стыдили её за эгоизм. Но потом она поняла, почему так устала – в рабстве очень устаёшь. И не понимаешь, что ты – в рабстве, пока не попытаешься пойти погулять. Шаг вправо сделать или шаг влево… В общем, Инга Петровна поехала все же отдыхать. Не в дом отдыха, а на хороший курорт, на две недели. Дождалась отпуска и поехала нахально, взяв деньги, отложенные на покупку свиней – муж хотел завести свиней на даче, он на пенсии был. И ровным счётом ничего страшного не случилось. Все как-то обошлись, справились. А работу Инга Петровна сама поменяла – бухгалтеры всегда и везде нужны. И сейчас работает в санатории бухгалтером, и устаёт, конечно, но нормальной, здоровой усталостью. Не такой, как в рабстве.

Женская измена —

страшная вещь. Конечно, бывают легкомысленные дамы, которые просто так изменяют, от порыва страсти, как Айседора Дункан. Пока её мужа-миллионера держали в клетке и лечили электрическими разрядами, она изменяла ему на рояле, под роялем и рядом с роялем – с музыкантом. И вообще со многими. Или Мессалина изменяла Клавдию – так уж она была устроена… Но обычно женщину до измены надо довести. И не случайно мужчины так сильно и гневно на измену реагируют – они инстинктивно понимают, что это – не минутное увлечение, не зов плоти; это – эмоциональная связь с другим человеком. Любовь, проще говоря. Так устроена женщина; она не просто увлекается на минуту. Она любит. И происходит эта влюбленность от нехватки внимания, такого простого и обыденного. От того, что не поцеловали на ночь, не обняли, не сказали: «ты красивее всех!», не купили шоколадку или цветочек… Какая глупость! Она же должна понимать, что её любят, для неё работают, за неё жизнь отдадут! Так-то оно так. Понимает. Но вот это крошечное внимание, прикосновение, похвала, подарочек без повода – они чрезвычайно важны. Как сладкое для ребёнка. Чтобы его конфетами страшный дядька не заманил… Мы все равно – немножко дети, хотя и взрослые женщины. И самое опасное – не гладить нас и не хвалить, редко обнимать и целовать. Кричать, ругать, намекать на глупость и некрасивость… А потом – горько упрекать и ненавидеть за измену. Причина которой так банальна, что мужчинам трудно в это поверить – это же глупо! Согласна. Глупо и плохо. Может, Пушкину надо было быть помягче с женой, не называть её «брюхатой коровой», и не рассказывать о посещении публичных домов? Перед смертью он все просил прощения у жены, он многое понял, да поздно было… Немножко внимания и мягкости, вот и все. Это так просто! Многого дурного можно было бы избежать…

Домик у моря —

вот о чем мечтал один бизнесмен. И мне рассказывал печально, что, в сущности, ему так немного надо. Домик у моря беленький, чтобы виноградная лоза вилась по окнам веранды, садик, а в садике – сливы, черешня, яблони… Он в детстве с мамой отдыхал на море «дикарями» и жил в таком домике. И чтобы была собака. И много удочек для рыбалки. И чтобы с ним жила его любимая женщина, с которой он так редко видится. И вообще не может быть вместе – у него семья. Дети, внуки – всех надо обеспечивать. Но он бы так счастливо жил в домике у моря… С любимой смотрел бы на закат. Черешню бы ел. Ловил рыбку… Но это невозможно! Надо завод купить, а другой – продать. Надо решать общественно-политические вопросы. Надо выступать на важных собраниях. Надо работать и работать. И ведь есть у него большой дом в Майами – он, правда, там редко бывает… Так он мечтал о домике с виноградной лозой. А потом внезапно умер от сердечного приступа. Я очень горевала – мы с детства дружили. А другой мой знакомый художник продал свои две комнаты в общежитии и купил домик у моря. Развалюшку в деревне. Удочки купил тоже – на удочки тоже хватило. Взял с собой любимую женщину – свою натурщицу, собаку, и уехал. И живет в беленьком домике с окнами, увитыми виноградной лозой. Пишет закат над морем, продает картины, и вполне ему хватает на жизнь. И любимой женщине хватает. Он с нее русалок пишет. И двум мальчикам хватает. С них можно херувимчиков писать морских… Вот и думаешь – как же так? Мечту ведь так легко исполнить! Продать что-нибудь и купить домик у моря. И жить там, с кем хочешь… Жизнь короткая такая. И я только надеюсь в душе, что богатый бизнесмен на том свете живет в домике – в каком мечтал. Может быть, там мечты сбываются, если здесь никак не получается жить счастливо? Хотя это так просто иногда…

Здоровый образ жизни —

о нем писал доктор Амосов. Который сто лет почти прожил благодаря здоровому образу жизни – так говорят те, кто книг Амосова не читал. А я читала. Как он на операциях потом обливался, терял по два килограмма веса, матом кричал и трясся от гнева, когда другие врачи ошибались. Как он горевал, если пациентов не мог спасти. Как сочувствовал родителям. Как негодовал, когда его обвиняли незаслуженно. Как спал в ординаторской на матрасике. А чтобы уснуть – пил коньяк и снотворным закусывал. И за весь день выпивал стакан компоту из больничной столовой и съедал черствую булочку; вкуса все равно не чувствовал, весь рот был обожжен табаком… И грубо обращался с коллегами, если они не выполняли обязанности и дурно относились к пациентам. А потом – переживал и мучился. И все это – на седьмом десятке! В юности он и вовсе в палатке на войне оперировал. И не соблюдал режим дня, наверное. Амосов понимал, что так жить вредно. И даже думал, что уже истратил всю психологическую защиту. И, возможно, умрет от нервного истощения и болезней. Но не умер и даже не заболел. И в глубокой старости заинтересовался здоровым образом жизни – он всегда им интересовался, только некогда было «жить здорово». А он и жил здорово – по-настоящему жил. Искренне, истово, от всего сердца, от всей души. Как и положено настоящему человеку и доктору. Так что нужно, конечно, заботиться о себе и о своем здоровье. Это очень полезно. И продлевает жизнь. Наверное. Но и живые эмоции, переживания, высокие цели и самопожертвование – тоже жизнь-то не укорачивают в итоге. Потому что это и есть – жизнь. Хорошая книга. И я до утра перечитывала. Хотя спать надо восемь часов и думать только о хорошем, позитивном – и беречь себя в первую очередь. А не про операции читать и не про коньяк со снотворным. Но это иногда очень помогает, как ни странно. А «покой» и «покойник» – однокоренные слова…

Добро возвращается

Хотя я далека от слащавых россказней о добром мальчике, которому на голову упал сундук с золотом после того, как он дал от яблока откусить бродяге. Это в Ветхом Завете я прочитала наставление; мол, если придет к тебе нищий, ты не скупись. Дай ему взаймы! И я прекрасно поняла, о чем речь – про взаймы-то. Это сказано и другими словами: отпускай хлеб свой по водам. По прошествии многих дней вновь найдешь его. Взаймы – потому что добро возвращается. Через других людей, в иных обстоятельствах, через годы и расстояния, но оно непременно вернется. Хлеб приплывет обратно и напитает нас в трудный час. Это свекровь моя, которая не читала религиозных трудов, ходила кормить солдатиков. Рядом с домом была железная дорога, и там солдатики работали. Ободранные, грязные и голодные – в голодные годы. А муж мой, ее сын, в армии служил, в Казахстане. И мама испечет пирогов с картошкой – и каждый день идет кормить солдатиков. И говорит: моему сыну тоже кто-нибудь даст покушать! Пусть солдатики кушают! Это было трогательно и наивно. По-деревенски так. А моего мужа тоже кормила казахская женщина. Угощала баурсаками в казахских степях. Он ей напоминал сына. И добрая женщина его угощала, когда могла – кушай, солдатик! Это потом уже он рассказал, просто так, не зная ни о чем. Такая простая история. Совпадение. Но в каждом совпадении – глубокий трансцендентальный смысл, как писал Юнг. Добро действительно возвращается. Все дорогие подарки кому-то обернутся тем, что и вам потом кто-то что-то прекрасное подарит. Все угощения нежданные – и для вас обернутся угощением. Спасение – спасением. Отданные деньги – полученными деньгами. Все дается взаймы; не нищему, не нуждающемуся, а самой жизни. И все будет отдано с процентами, придет такой день. Просто мы забываем о своих добрых поступках. Не записываем то, что дали. И проценты не начисляем, как ростовщики. Дали – и забыли. И обрадовались, получив: ура! Какое счастье! А это – наш собственный каравай, который мы отпустили по водам давным-давно… И это радует очень, поддерживает и вдохновляет в трудную минуту. Так что мы не милостыню даем, а даем взаймы. И забываем об этом – так устроено сердце доброго человека. И рука его не оскудеет, и сердце наполнится.