Текст книги "Идея государства. Критический опыт истории социальных и политических теорий во Франции со времени революции"

Христианская политическая экономия Вилльнев-Баржемона[975]975
  Économie politique chrétienne, ou Recherches sur la nature et les causes du paupérisme en France et en Europe, et sur les moyens de les soulager et de les prévenir (1834).


[Закрыть] имела в глазах современников такое важное значение, в котором нам довольно трудно дать себе отчет. Социалисты цитируют этого писателя как авторитет[976]976
  Louis Blanc. Le socialisme, droit au travail (C. 46).


[Закрыть]. Экономисты отводят ему почетное место[977]977
  BlanquI. Histoire de l’Economie politique (T. II. C. 241).


[Закрыть]. Его книга длинна и переполнена цифровыми данными, не отличающимися новизной. Но его полемика против промышленной конкуренции отличается живостью, и у него впервые выступает христианский социализм.

Подобно Сисмонди, которого он хвалит и без достаточного основания выдает за своего единомышленника[978]978
  Economie politique chrétienne (T. I. C. 131).


[Закрыть], Вилльнев-Баржемон полагает, что экономическая проблема сводится прежде всего к «справедливому распределению богатства»[979]979
  Ibid (T. III. C. 582).


[Закрыть]. Английская политическая экономия, по его мнению, не способна разрешить этой проблемы. Но между тем как Сисмонди не обвинял экономистов в бедствиях промышленного пролетариата, Вилльнев-Баржемон склонен думать, что порождаемые конкуренцией бедствия «с полным правом могут быть приписаны самой науке»[980]980
  Ibid (Т. I. Введение. C. 81).


[Закрыть].

Решение проблемы может быть дано лишь новой наукой, содержащей «теорию счастия народов»[981]981
  Ibid (T. 1. Введение. C. 81).


[Закрыть]. Но счастие не состоит лишь в обладании материальными благами. Важную роль играют здесь «нравственные добродетели». Нельзя поэтому искать разрешения загадки счастия в науке, «видящей смысл человеческой жизни в узкой сфере грубых чувств и физических наслаждений»[982]982
  Ibid (T. III. C. 582).


[Закрыть]; разрушающей «связи, которые должны соединять богатых с бедными»; лишающей труд «его моральной цели и справедливой надежды; иссушающей источники довольства рабочих классов, т. е. трезвость, экономию, предусмотрительность и довольство своим заработком»[983]983
  Ibid (T. III. C. 582).


[Закрыть]. Теории Адама Смита, годные, быть может, для «будущих веков», для времен, когда «любовь к покою не будет более присуща человеческой природе», когда земля станет «обширной всемирной монархией», в настоящее время не могут привести к «общественному строю, обеспечивающему мир и счастие человеческому роду»[984]984
  Economie politique chrétienne (T. 1. Введение. C. 81).


[Закрыть].

Вилльнев-Баржемон не ограничивается лишь этими общими жалобами. Он направляет свои усилия на два пункта: во-первых, он также требует новой организации труда, признавая выгодные стороны той, которую уничтожила революция, но не добиваясь ее восстановления в чистом виде[985]985
  Ibid (T. III. C. 183).


[Закрыть]; затем вместе с «законодательством для предупреждения нищеты» он требует «официальной и публичной» организации благотворительности[986]986
  Ibid (T. III. C. 154 и сл.).


[Закрыть]. В этом именно, собственно говоря, и заключается оригинальность его книги и ее настоящая задача. «По нашему мнению, правительственное вмешательство в дела благотворительности требуется как религией, так и политикой»[987]987
  Ibid (Т. II. C. 395).


[Закрыть]. Правители – это «видимые исполнители воли Провидения». Их назначение – «обеспечивать всем членам общества справедливость, защиту и свободу». Автор прибавляет, что они должны простирать свои заботы «более на бедных, чем на богатых, на слабых еще более, чем на сильных». И он набрасывает план публичной организации благотворительности, по которому правительство «должно делать все»[988]988
  См. подробности этой организации. Ibid (T. III. С. 132 и сл.).


[Закрыть]. Разве оно не «центр просвещения, силы и власти, лучи которого могут проникать до отдаленнейших окраин государства?»[989]989
  Economie politique chrétienne (T. III. C. 11).


[Закрыть]

Пламенный призыв к государственному вмешательству, одушевленный протест в пользу обездоленных, живые нападки на любимцев счастья[990]990
  Он, в свою очередь, говорит о «финансовом феодализме… более деспотическом, в тысячу раз более жестоком, чем феодализм Средних веков». Ibid (T. I. С. 389).
  Вилльнев-Баржемон, впрочем, ссылается на книгу, написанную ранее его и в том же духе, где это выражение также употребляется, – именно книгу барона d’Haussez: La Grande-Bretagne en 1833.


[Закрыть] – таково содержание идей Вилльнев-Баржемона. Говоря о нем, как о предтече христианского социализма, мы делаем это потому, что он сам старается отделить себя от других реформаторов своего времени, и в особенности от сен-симонистов. Он упрекает их в том, что они вдохновляются Спинозой[991]991
  Economie politique chrétienne (T. I. C. 429).


[Закрыть]; но, главным образом ссылаясь на их слова о присущих им религиозных потребностях, он приглашает их, вместо того, чтобы стремиться к обновлению христианства, присоединиться к католической церкви[992]992
  Ibid (Т. I. C. 442).


[Закрыть]. Он сам отмечает свое место в истории социальных теорий, когда, отозвавшись с похвалой о «новой школе», начинающей образовываться во Франции и «более нравственной и гуманной», чем школа Смита, он приглашает ее сделать еще один шаг вперед и «слить в одно нераздельное целое науку о материальных богатствах с наукою о моральных богатствах, положив в основание великую цивилизующую стихию – христианство»[993]993
  Economie politique chrétienne (T. 1. Введение. C. 82–83).


[Закрыть].

Поток идей, увлекший Вилльнев-Баржемона и Сисмонди, отличается такой силой, что захватывает даже экономистов, принадлежащих к господствующей школе – укажу хотя бы на Бланки, – и вызывает появление книги, принадлежащей перу Бюре, в которой социалисты найдут впоследствии весь свой запас оружия для борьбы с политической экономией, хотя Бюре и не был, собственно говоря, социалистом.

Бланки связывают с ортодоксальной политической экономией тысячи нитей[994]994
  Histoire de l’Économie politique en Europe (1837). Cours d’Économie industrielle.


[Закрыть]. Он даже доводит оптимизм этой школы до крайних пределов. Если разделение труда осуждает рабочего приготовлять всю жизнь булавочные головки и только – что, несомненно, должно действовать на него отупляющим образом, – то в этом не следует, как можно было бы думать, винить разделение труда, в настоящее время еще «не вполне» осуществившееся, а напротив того, ожидать всего от его дальнейшего развития[995]995
  Cours d’Économie industrielle (T. I. C. 70).


[Закрыть]. Однако, проявляя столь безусловное доверие к будущему, Бланки не закрывает глаз на то, что настоящее оставляет желать многого.

Теория народонаселения Мальтуса или, по крайней мере, ее выводы и приложения кажутся ему очень спорными. Он одобряет попытку Сисмонди «снова ввести в недра общества тот многочисленный класс, у которого Мальтус хотел отнять место за общим столом»[996]996
  Cours d’Economie industrielle (T. I. C. 75).


[Закрыть]. По поводу разногласия между Сисмонди и английской школой он принимает сторону Сисмонди, если не во всех отношениях, так как взгляды последнего ему кажутся иногда слишком крайними[997]997
  «Он вышел из границ истины». Ibid (T. I. С. 76).


[Закрыть], то, по крайней мере, в смысле их общей тенденции, которую он считает более гуманной. В Истории политической экономии он сам настойчиво указывает на «горькие плоды», принесенные теорией Адама Смита, и считает для себя честью принадлежать к «французской школе», у которой более внутренней теплоты, чем у английской»[998]998
  Histoire de l’Économie politique (T. II. C. 126–127).


[Закрыть].

Кроме того, Бланки склонен расширять промышленную деятельность государства в области общественных работ. Ж.-Б. Сэй видел в этом нарушение принципов школы. Бланки восстает против этого мнения[999]999
  Cours d’Economie industrielle (T. II. C. 35).


[Закрыть] – и это имеет значение, если обратить внимание на то, в какой резкой и определенной форме был поставлен тогда вопрос. Дело шло о проведении железных дорог, этом характерном эпизоде в истории государственной идеи в течение XIX века. В данном случае Бланки поддерживает мнение демократической партии, которое с ожесточением оспаривали либералы, во имя и при помощи того, что они называли принципами здравой политической экономии.

Книга Бюре[1000]1000
  De la misère des classes laborieuses en Angleterre et en France (Bruxelles, 1842). Не безынтересно отметить, что отрывок этого сочинения, представленный в 1840 году в Институт для конкурса по вопросу о нищете, был удостоен награды.


[Закрыть] была, как мы сказали выше, арсеналом, откуда различные социалистические школы добывали себе оружие. Луи Блан, Пьер Леру и многие другие часто цитируют его, и историк социализма, сам социалист, считает автора этой книги предвозвестником социалистических идей[1001]1001
  В. Malon. Socialisme intégral (T. I. C. 79).


[Закрыть].

Бюре не ограничился очень энергичной критикой loissez faire[1002]1002
  Misère des classes laborieuses. Введение (T. I. C. 16).


[Закрыть] или наименованием промышленного строя своего времени «Средними веками промышленности»[1003]1003
  Ibid (T. I. C. 17).


[Закрыть] с указанием на то, что в смутную и варварскую эпоху Средневековья правительства, собственно говоря, не существовало и что то, «что потом стали называть социальным гнетом и несправедливостью, было лишь выражением избытка свободы некоторых ко вреду всего общества, злоупотреблением laissez faire»[1004]1004
  Ibid (Т. I. C. 18, 20, 21).


[Закрыть]; он не ограничился щедрыми и красноречивыми похвалами Сисмонди[1005]1005
  Ibid (Т. I. С. 25).


[Закрыть] и порицанием Адама Смита за то, что тот до крайности сузил область политической экономии, превратив ее в такую же «положительную науку, как математика»[1006]1006
  Ibid (Т. I. C. 10).


[Закрыть]; он не ограничился всем этим, и пошел далее. Он очень определенно высказался об отношениях капитала к труду; он решительно взывал к вмешательству закона и государства в промышленные дела и в нравственное руководительство страной; наконец, и он, в свою очередь, требовал для разума права вмешиваться в руководство важнейшими интересами человечества и вырывать их из рук случая.

«Истинный бич промышленности», – говорит Бюре, – это «все возрастающее» отделение капитала от труда, разделение промышленного мира на враждебные «классы»: печальное положение, которое прекратится лишь при условии, что труд «завоюет хоть самую малую часть собственности на употребляемые им орудия производства»[1007]1007
  Misère des classes laborieuses (T. II. C. 231).


[Закрыть]. Я не имею в виду рассматривать здесь средств, рекомендуемых для этого Бюре[1008]1008
  Ibid (T. II. C. 232 и сл.).


[Закрыть]. Мне достаточно напомнить, что он требует принудительного вмешательства закона[1009]1009
  «Пусть закон сделает в пользу труда хоть половину того, что он сделал некогда ему во вред, и важнейшая причина нищеты будет устранена». Ibid (T. II. С. 234).


[Закрыть]. Совершенно чуждый недоверия к нему, он говорит о нем, как о благодеянии. «Закон, вызванный к жизни благими побуждениями и разумно формулированный, может содействовать счастию народа: разумный закон – сама справедливость»[1010]1010
  Ibid (Т. II. С. 251).


[Закрыть]. Государство должно поэтому вмешиваться в промышленный строй. Оно должно вмешиваться с тою целью, чтобы «расширить промышленные предприятия» и дать возможность «умным, трудолюбивым, экономным рабочим вступить в них на правах участников ассоциаций»[1011]1011
  «Если промышленность откажется от подобных реформ, то правительство должно само попытать их произвести на счет всего общества». Misère des classes laborieuses (Т. II. C. 247).


[Закрыть]. Оно должно также вмешаться для того, чтобы способствовать образованию своего рода «промышленного правительства». Все организовано, кроме промышленности. Армия, магистратура, духовенство имеют свои регламенты: почему труд должен составлять исключение из этого благодетельного правила[1012]1012
  «Мастерская не должна быть ни монастырем, ни казармой; следует ли, однако, отсюда, что она должна быть местом смуты и беспорядка?» Ibid (T. II. С. 290).


[Закрыть]? Это не все. Государство должно вмешиваться также в порядок наследования, обеспечивая обществу долю в наследстве[1013]1013
  Ibid (T. II. С. 264).


[Закрыть]. Оно должно вмешиваться в духовную жизнь граждан, заботясь об их первоначальном образовании[1014]1014
  Ibid (Т. II. С. 315).


[Закрыть]. Только при этих условиях случай, «слепые силы» перестанут управлять миром. Наступит царство «разума»[1015]1015
  Ibid (Т. I. Введение. С. 39).


[Закрыть]. Вмешательство последнего тем более необходимо, что близок к нарождению «новый мир». Предоставить его рождение самому себе, а организацию «действию лишь силы вещей» значило бы совершить грубую ошибку. Его пришлось бы перестраивать «чрез несколько дней»[1016]1016
  Ibid (T. I. Введение. С. 42).


[Закрыть].

Я не знаю, читал ли Бюре Декарта, но на той же самой странице он отдает предпочтение новым городам и новым мирам, вытянутым по струнке, перед «старыми городами, свободно построенными по принципу laissez faire».

Глава пятая
ВЫВОДЫ ИЗ ВТОРОЙ КНИГИ

В предшествующих главах мы не ставили себе задачей дать историю социализма во Франции. В таком случае не доставало бы замечательных имен: Фурье и Прудона, которых мы, напротив того, встретили сейчас в числе мыслителей и писателей, отстаивавших право индивидуума против государства. Мы имели в виду лишь показать, пользуясь некоторыми из форм социализма, как настойчиво раздается и становится все настойчивее призыв к закону, власти, государству. Фурье и Прудон потому и не были рассмотрены нами, что их голоса не слышно в этом призыве, между тем как Сен-Симона и сен-симонистов, Бюше и Пьера Леру, Луи Блана, Пеккера и Видаля, Кабе, Сисмонди и Бюре, несмотря на все их различие, сближает друг с другом именно эта, всем им общая, черта.

Все названные писатели работали в пользу расширения деятельности государства, но не все они одинаково смотрели на государство и его деятельность.

Сисмонди, занятый прежде всего моральными целями, обязывает государство внести более справедливости в отношения людей друг к другу. Кабе восстановляет понятие о государстве, напоминающее просвещенный абсолютизм, усложняя это понятие и связывая его с своей экономической утопией. Луи Блан и первые коллективисты желают сделать государство слугой индивидуума, не будучи, однако, в состоянии обеспечить последнего от захватов государства. Бюше, прокладывающий пути для государственного социализма, видит в государстве главным образом орудие прогресса. Пьер Леру, сен-симонисты и сам Сен-Симон дают апологию авторитета ради авторитета, питают пристрастие к власти как таковой.

Согласно одному правильному замечанию[1017]1017
  Espinas. Histoire des Doctrines économiques (C. 300).


[Закрыть] точка отправления первых французских социалистов почти та же, что первых экономистов, хотя выводы тех и других прямо противоположны. Требуя свободы труда, первые экономисты уступали «порыву жалости» к положению трудящихся. Равным образом различные, только что рассмотренные нами, школы действуют под влиянием того же чувства, протестуя против безусловной свободы труда и требуя его «организации». Государство им кажется лучшим средством добиться поставленной себе цели.

Критика индивидуализма и основанного на нем экономического строя в то время носилась в воздухе. Можно констатировать, что по мере удаления от эпохи Реставрации и приближения к Июльской монархии эта склонность и этот дух беспрестанно заражают даже таких писателей, которые не занимаются ни социальными, ни политическими науками.

Церковь также не избегает общего течения. Значительно ранее появления книги Франсуа Гюэ[1018]1018
  Le règne social du Christianisme, par F. Huet (Bruxelles et Paris, 1853).


[Закрыть], настоящего родоначальника христианского социализма, тогда как Вилльнев-Баржемон был лишь его предвозвестником, журнал Лакордера и Озанама Новая эра высказал свое расположение к школе социалистов. Лакордер лично восхвалял в 1845 году с кафедры собора Богоматери чувство, одушевлявшее эти различные школы и казавшееся ему выражением признания истинных потребностей человечества. Мы видим, таким образом, что образуется очень странная смесь из разных доз католицизма, революционного духа и даже коммунизма[1019]1019
  См. Joly. Le Socialisme ehrétien. Глава IV.


[Закрыть].

Литература, роман, сцена представляют примеры того же самого зрелища. Бенуа Малон перечисляет в одном месте[1020]1020
  В. Malon. Le socialisme intégral (T. I. C. 145 и сл.).


[Закрыть], правда, без достаточной методической осторожности, имена Беранже и Ламенне, Жорж Санд и Эжена Сю, даже Шатобриана как сторонников социализма. С тех пор появился новый и чрезвычайно важный документ: книга Ренана, написанная им в 1843 году, но опубликованная лишь сорок лет спустя[1021]1021
  L'Avenir de la Science.


[Закрыть]. Эта книга не представляет собой ни политического сочинения, ни исследования по социальной науке, и тем не менее критика индивидуализма, призыв к государству встречаются в ней так часто, что мы должны остановиться на ней как на знамении времени.

Общество не представляет «атомистического соединения индивидуумов», оно – «организованное единство», явление «первичное»[1022]1022
  L'Avenir de la Science (C. 252).


[Закрыть]. Политическая свобода не цель сама по себе, а лишь средство для достижения высшей цели: «облагорожения и эмансипации всех людей путем цивилизующего воздействия общества»[1023]1023
  ibid (С. 355).


[Закрыть]. Либеральная агитация названа «бесполезной и пустой»[1024]1024
  Ibid (С. 357, 343–344).


[Закрыть]. Идеал правительства – «правительство ученых», так как цель политики – «наивозможно высокая культура человечества»[1025]1025
  Ibid (С. 364).


[Закрыть]. Государство в глазах Ренана этой стадии развития его мысли «не простое полицейское учреждение для поддержания порядка». У него есть «обязанности», состоящие в том, чтобы доставлять человеку условия для его совершенствования. Оно – «пластическая и реально направляющая сила»[1026]1026
  Ibid (С. 252).


[Закрыть]. Государство, говорит также Ренан, – «машина для прогресса»[1027]1027
  Ibid (С. 378). Эта формула вызывает вопрос, насколько идеи Ренана изменились впоследствии. См. ниже, кн. v. Гл. 1.


[Закрыть]. Социалисты правильно ставят проблему, но они дурно ее разрешают, сводя все к вопросу «о благосостоянии и наслаждении»[1028]1028
  Ibid (С. 377).


[Закрыть]. Нужно поставить высшую цель, но при этом нельзя устранить государство от вмешательства. Публикуя свою книгу, Ренан не упустил случая раскрыть «иллюзии», с которыми он встретился, когда писал ее: «социалистические идеи»[1029]1029
  L'Avenir de la Science (Предисловие. C. IX).


[Закрыть]. Как бы то ни было, но эта книга может служить примером воздействия только что рассмотренных нами доктрин на самые независимые умы[1030]1030
  В l’Avenir de la Science можно было бы легко отметить многочисленные черты воздействия на ум Ренана господствовавших в то время доктрин. См, например, стр. loi, где религия будущего изображается в выражениях, от которых не отказался бы Пьер Леру. См. также на стр. 81 место об истинном счастии, написанное совершенно языком сен-симонистов: «Жизнь духа осуществится здесь, а не на фантастическом небе. Для человека важно, таким образом, стать сначала властелином материального мира, чтобы затем освободиться чрез победы духа. Вот в чем несправедливость проклятия, наложенного христианством на жизнь настоящего…» и проч.


[Закрыть].

Указанная выше тенденция обнаруживается не только в одной Франции. Экономическая и социальная реакция, подобно реакции философской и политической, по существу – космополитического характера. Англия и Германия играют здесь свою роль; но тогда как в философском и политическом отношениях английские и немецкие идеи оказали значительное влияние на движение французской мысли, в экономическом и социальном отношениях или оказывали влияние французские идеи – в Англии, например, на таких людей, как Стюарт Милль, в Германии – как первые теоретики социализма, – или же особенные условия обеих стран определяли их собственные направления мысли, сходные с французскими, но не связанные с ними непосредственно: таково, например, направление Оуэна в Англии или очень важное и интересное направление, во главе которого стоит Лист в Германии.

В другом месте я привел доказательства влияния на ум Стюарта Милля как французской мысли вообще, так в особенности сен-симонистов и демократической школы, Токвиля и теоретиков революции 1848 года. Я показал, как изменились его экономические взгляды и как он был приведен к сознанию необходимости предоставить очень широкую долю участия государству в национальной деятельности; мне нет нужды поэтому долее останавливаться на этом[1031]1031
  См. нашу работу: De Stuarti Millii individualismo.


[Закрыть].

В Германии, где успех проповеди сен-симонистов был, по-видимому, очень значителен[1032]1032
  См. Hubbard. Vie et Travaux de Saint-Simon (C. 84).


[Закрыть], предшественники современного социализма также отражают на себе французское влияние[1033]1033
  E. de Laveleye. Le Socialisme contemporain (Гл. I).


[Закрыть]. Лассаль, остановившийся на полпути между первоначальными и более новыми формами социализма, более, чем кто-либо другой, черпал из этого источника. Без сомнения, благодаря своему гегельянскому образованию он, как и Карл Маркс, обладал пониманием эволюции учреждений и для характеристики результатов, добытых политической экономией, дал формулы, которыми воспользовался Маркс[1034]1034
  См. далее (Кн. IV. Гл. III).


[Закрыть]; тем не менее его критика индивидуализма[1035]1035
  Lassalle. Kapital und Arbeit (Reden und Schriften. T. III. C. 20, 21 и сл.).


[Закрыть], его теория социальных связей[1036]1036
  Ibid (C. 32).


[Закрыть] вполне соответствуют взглядам французского социализма. То же самое следует сказать по поводу понятия Лассаля о государстве и роли последнего в оказании кредита рабочим ассоциациям[1037]1037
  Kapital und Arbeit (C. 212 и 218).


[Закрыть]. Согласие с Луи Бланом в данном случае полное, и, несмотря на усилие Лассаля замаскировать это[1038]1038
  Ibid. Добавочные статьи (C. 254 и сл.). Заимствования Лассаля у Луи Блана точно указаны Дюрингом в Kritische Geschichte der Nationalökonomie und des Sozialismus (3-e изд. Лейпциг, 1879. VIII ч., s-я гл.).


[Закрыть], даже более, чем согласие.

Нетрудно объяснить себе широту и силу этого идейного движения. Самые разнообразные причины способствовали его возникновению и развитию. Кроме уже указанных нами – роста крупной промышленности и причиняемых ею бедствий, а также теорий Рикардо и Мальтуса – теория народного верховенства, с ее логическим последствием, всеобщим избирательным правом, также приводит, хотя и не столь необходимо, к требованию как права на труд, так и некоторых других средств обеспечения всеобщего благосостояния. «Было бы противоречием, – сказал Токвиль, – если бы самодержавный народ был в то же время нищим».

Столь обильный событиями 1848 год образует кульминационный пункт только что изученного нами движения идей. Достигнутое к этому времени развитие демократии сильно угрожало индивидуальной свободе.

В наше намерение не входит примешивать к настоящим очеркам хотя бы самую малую долю политики. Однако как не сказать, что на доктрины, которые мы изучали, и на людей (без сомнения, честных и благородных), которые их пропагандировали, пробуждая тем стремление к власти и ослабляя чувство справедливости, падает тяжелая ответственность за то, что события 1850-го и 1852 годов могли так легко совершиться и, совершившись, встретить такую позорную снисходительность? Разумеется, они не предвидели ни готовившихся совершиться событий, ни последствий своей пропаганды. Но история идей показывает, что, помимо своего желания и не ведая о том, они заранее подготовили к этому умы[1039]1039
  Проповедуя полнейший индифферентизм в политической свободе и формам учреждений. Мы видели, что Сен-Симон придавал мало значения политическим формам. В посвященном ему некрологе, от 4 июня 1825 г. Globe (в то время орган доктринеров) ставит ему в заслугу, что он «предчувствовал наступление новой эры, тогда как вся Франция занималась исключительно политикой в старом смысле этого слова…»
  Луи Блан, не оспаривая того, что политические формы имеют значение, ставит выше их цель, которую должно достигнуть общество» (Questions, 5-й отдел. С. 246–247).
  Видаль (Répartition des richesses. Предисловие. C. II): «О политике рассуждали достаточно, пора заняться настоящими вопросами, вопросами социальными».
  Кабе очень старательно доказывает, что коммунистический строй совместим со всеми формами правления (Voyage en Iearie. Предисловие. C. V).


[Закрыть]. Позволительно думать, что демократия при другом строе и другой духовной пище выказала бы меньше склонности к личному управлению; и нельзя сомневаться, что только совершенно иное воспитание может сделать ее доступной свободе и способной ею воспользоваться.

Безразличное отношение к политическим формам, отрицание абстрактного права ставят их защитников в совершенно ложное положение. Первые социалисты заявляют себя идеалистами и не делают никакого различия между двумя способами удовлетворения человеческих потребностей: путем ли беспрерывного распространения все большей свободы и приносимых ею благодеяний, или путем все большего расширения власти. Равным образом и притом столь же непоследовательно, первые социалисты хотят добиться фактического пользования правами и начинают с отрицания абстрактной идеи права, т. е. с уничтожения того юридического базиса, на котором человек может и должен основывать все свои требования.

Помещая на первом месте и окружая таким глубоким уважением идею права, философию права, французская революция выполнила не только критическую и отрицательную работу: она дала в руки современного общества оружие, единственно пригодное для упрочения сделанных завоеваний. Если это оружие сломать, то останется голая сила.

Книга третья
ИНДИВИДУАЛИСТИЧЕСКИЕ ТЕОРИИ В XIX ВЕКЕ

КНИГА ТРЕТЬЯ

Нам нужно показать теперь, каким образом индивидуалистическая идея перешла от публицистов эпохи революции к публицистам эпохи Реставрации, а также к их преемникам эпохи Июльской монархии и Второй империи.

В то время как Фурье и Прудон доводят индивидуализм до крайних пределов и приходят к парадоксальным выводам, а демократическая школа безуспешно старается идти по стопам XVIII века, в руках доктринеров, либералов и экономистов индивидуализм искажается и мельчает, пока, наконец, не поглощается неизвестной раньше абсолютной противоположностью между индивидуумом и государством.

Но даже в таком измененном виде индивидуализм, благодаря превосходной связи своих элементов и тесному единению с господствующей философией, все-таки играет большую роль, и содержащая его формула кажется окончательной выдающимся умам.