Текст книги "Идея государства. Критический опыт истории социальных и политических теорий во Франции со времени революции"

Книга первая
ПОЛИТИЧЕСКАЯ РЕАКЦИЯ ПРОТИВ ПРИНЦИПА ИНДИВИДУАЛИЗМА

КНИГА ПЕРВАЯ

Реакция против индивидуализма, достигшая полного расцвета в XIX веке, возникает еще в последнюю четверть XVIII. Подобно индивидуалистическому движению, она получает общеевропейский характер. Некоторые из выражающих ее наиболее ярких формул принадлежат английским и немецким писателям. Поэтому, даже имея перед собой специальную задачу – проследить историю идеи государства во Франции, нельзя, ознакомившись с теократами, не ознакомиться также с Бентамом, Берком, Савиньи и Гегелем, оказавшими такое огромное влияние на умы далеко за пределами своей родины.

Глава первая
РЕАКЦИЯ ВО ФРАНЦИИ

Можно сказать, что Сен-Мартен, де Местр, де Бональд, Балланш и Ламенне образуют настоящую школу При всем различии между ними в складе ума, в характере и плане работ все они исповедуют одну и туже доктрину, очень удачно названную теократической, потому что она, по собственному признанию одного из ее представителей, должна добиваться того, чтобы Декларацию прав человека заменить «Декларацией Прав Бога»[331]331
  De Bonald. Discours préliminaire à la Législation primitive (Сочинения. T. II. C. 250).


[Закрыть].

Теократическая идея впервые является у Сен-Мартена[332]332
  Полного собрания сочинений Сен-Мартена нет. Вот заглавия и даты главных произведений, в которых изложены его политические взгляды: Des Erreurs (1775). Lettre à un ami, ou Considérations politiques, philosophiques et religieuses sur la Révolution française, an III (1795). Eclair sur l’association humaine, an IV (1796). Réflexions d’un observateur sur la question posée par l’Institut: Quelles sont les institutions les plus propres à fonder la morale d’un peuple? an VI (1798).


[Закрыть]. Хотя он очень мало интересуется политикой, у него в высшей степени определенно намечен ряд вопросов, разработанных впоследствии теократической школой; с другой стороны, у него слишком много общего с де Местром, чтобы можно было опустить его в этом беглом обзоре авторов и их произведений.

Сен-Мартен – иллюминат, мысль которого витает в области грез; со своих химерических высот он бросает на мир взгляд, полный сострадания. По его мнению, человек все еще не понял истинной природы общества. Происхождения последнего нельзя объяснить ни господством силы, как полагал Гоббс, ни договором, как думал Руссо. Сила управляет отношениями животных, но не людей. По какому праву, с другой стороны, человек, который самому себе не принадлежит и самого себя не создал, мог бы заключить договор[333]333
  Des Erreurs et de la Vérté (C. 270).


[Закрыть]? Здесь, таким образом, впервые проскальзывает идея, тщательно разработанная преемниками Сен-Мартена: человек совершенно не в состоянии открыть причины происхождения общественного строя и создать его.

У Сен-Мартена мы встречаем и первое применение излюбленного метода теократической школы. Он утверждает, что все заблуждения философов по данному вопросу происходят оттого, что они опираются исключительно на разум; но один разум здесь бессилен: необходимо участие всей души. А душа по этому вопросу говорит нам, что первичным обществом следует считать то, в котором наши слабые силы находят себе наибольшую поддержку: таковы семья, религия. И та и другая, кроме того, опираются на волю Божию. Вот где истинный источник власти[334]334
  Lettre à un ami (C. 51).


[Закрыть].

По мнению Сен-Мартена, всякая власть, не носящая на себе печати Божества, является сомнительной, даже прямо незаконной. С этой точки зрения, одинаково незаконными оказываются и монархия 1775 года, строго осужденная им в книге О заблуждениях, и республика 1795 года, не менее сурово осужденная в Письме к другу. В самом деле, монархия опирается на силу, постоянно созидающую и разрушающую свое создание. Нет устойчивости, а следовательно, нет истинной справедливости. Республика опирается на народное верховенство. Но человек, обладавший верховенством до первородного греха, уже не обладает им в настоящее время. Не обладая же верховенством, народ никому не может передать тех прав, которыми он сам не обладает[335]335
  Ibid (C. 62 и след.).


[Закрыть].

Таким образом, ни чисто народное правление, ни сделки, которые народ может заключать с избранной семьей или избранным индивидуумом, ни стародавняя традиционная монархия не пользуются расположением Сен-Мартена. Его государь, истинный «посланник Божий»[336]336
  Ibid (C. 60).


[Закрыть], должен быть «человеком возрожденным», оправданным добродетелью, который станет применять к своим менее счастливым братьям то, что правильно назвали «святым деспотизмом милосердия»[337]337
  Caro. Essai sur la vie et la doctrine de Saint-Martin (C. 277).


[Закрыть]. Мы не будем, однако, детально выяснять, как Сен-Мартен представляет себе того верховного вождя, который одновременно должен был исполнять обязанности первосвященника, верховного судьи и главного врача народа теософов[338]338
  Des Erreurs et de la Vérté (C. 283).


[Закрыть]. Здесь перед нами уже не политический писатель, а иллюминат. Его мечты, часто изложенные очень красноречиво, нас не касаются.

Итак, Сен-Мартен оставляет своим преемникам три очень важные идеи, из которых две касаются сущности доктрины, а последняя – метода.

Методическая идея заключается в следующем: вопрос о происхождении политических обществ не может быть решен при помощи чистого разума, как это думали философы XVIII века; инстинкту, бессознательному процессу отводится очень важная роль, как факторам общественного развития. Устанавливается тесная связь между идеей творчества вообще и идеей социальной жизни; власть исходит непосредственно от Бога; это уже не та довольно слабая связь между властью и божеством, какую признавали теологи старого порядка, допуская, что Бог освящает всякую власть, если она возникла законным путем или достаточно долго просуществовала; нет, это очень тесная связь: государь должен носить на своем челе «печать слова Божия». Вот идеи, относящиеся к доктрине.

Гораздо более важное место в теократической школе занимает Жозеф де Местр, оригинальности которого ничуть не может повредить, признаем мы или нет, что он отчасти черпал свое вдохновение в сочинениях Сен-Мартена, добывая из них, как из необработанной руды, идеи Неведомого философа[339]339
  Considérations sur la France (1796). Essai sur le principe générateur des constitutions politiques et des autres institutions humaines (1810). Les Soirées de Saint-Pétersbourg (1821). Du Pape (1819).
  По частному вопросу об отношении Жозефа де Местра к Сен-Мартену см. Саго: Essai sur la vie et la doctrine de Saint-Martin (C. 282 и 283) и Sainte-Beuve: Portraits littéraires (T. II. C. 422–454).


[Закрыть].

Свои наиболее страшные удары де Местр направляет против человеческой воли, которую так высоко ставили Руссо и Кант. Он метко поражает врага прямо в сердце. Воля человека, говорит он, окончательно извращена вследствие его грехопадения. Эта извращенная воля обязательно должна быть управляемой. Человек уже не обладает тем, что он, преисполненный гордости, считает свойством своей природы: способностью творчества. Общество дело не его рук. Оно не может возникнуть вследствие добровольного акта, личного или коллективного, потому что народная масса так же бессильна создать что-нибудь, как и индивидуум. Общество – необходимый факт. Правительство существует не по милости народов[340]340
  Ibid (T. I. C. 213).


[Закрыть]. Закон уже не выражает общей воли: он является настоящим законом лишь тогда, когда «исходит от высшей воли»[341]341
  Essai sur le principe générateur des constitutions (C. 3).


[Закрыть].

Учреждения – заметьте себе эту идею, наиболее интересную и оригинальную из всех идей де Местра – не могут служить предметом обсуждения и бумажного творчества[342]342
  Considérations sur la France (C. 106).


[Закрыть]. Одним словом, человек по существу своему пассивен; и в особенности тогда, когда он считает себя самостоятельно действующим, в смутные периоды истории, подобные французской революции[343]343
  «Революция увлекала за собой людей, а не наоборот». «Чем более всматриваешься в наиболее активных, по-видимому, деятелей революции, тем более находишь в них чего-то пассивного и механического». Considérations sur la France (C. 9).


[Закрыть]. Никогда Провидение не играет более важной роли; никогда роль человека не бывает до очевидности столь ничтожной. Таким образом, де Местр, подобно Паскалю, доказывает ничтожество человека теми самыми деяниями, которыми он наиболее гордится[344]344
  Де Местр доказывает бытие Бога фактом революции, как янсениты-существованием ересей и неверия. Тем, кто не хотел бы видеть в революции руки Провидения, он отвечает: «Первое условие революции по повелению свыше заключается в том, что ничто не может ее предупредить, и никто не в состоянии ей помешать». Considérations sur la France (C. 4).


[Закрыть].

Будучи неспособным создать общество, установить правительство, законы и руководить событиями, человек равным образом не способен давать предметам названия по собственному желанию. Язык нельзя считать человеческим изобретением[345]345
  Essai sur le principe générateur (C. 65–66).


[Закрыть], и отрицать эту истину для человека небезопасно. Давая название новой власти или новому учреждению, он тем самым обрекает их на уничтожение[346]346
  Ibid (C. 82). «Можно быть уверенным, что такие название и предмет очень скоро исчезнут».


[Закрыть]. Один Бог имеет право давать названия, как Он один создает учреждения, дает законы и руководит миром.

Верховная власть, исходящая от Бога, «выражающая Бога», по своей природе абсолютна. Формы ее могут меняться, но, если она в Лондоне и не говорит так, как в Константинополе, раз она заговорила, ее решение безапелляционно[347]347
  Du Pape (T. I. C. 2).


[Закрыть]. Де Местр рассуждает как политик, а не как мечтатель, подобный Сен-Мартену. Поэтому он признает в существующих властях законных государей в том смысле, какой придавали этому слову теоретики старой монархии[348]348
  Essai sur le principe générateur (C. 38).


[Закрыть]. Кроме того, по его мнению, необходимо, чтобы законные государи получали свою власть путем делегации от единственного настоящего суверена – непогрешимого папы, представителя Бога на земле[349]349
  Du Pape (Сочинения. T. I. С. 333 и след.).


[Закрыть]. Непогрешимость папы это не только теологическая, это «общая истина», раскрытая в теологической области. Нельзя оспаривать эту истину, не нападая на один из «мировых законов»[350]350
  Ibid (T. I. С. 2).


[Закрыть].

Таким образом, у де Местра теократический принцип получает необыкновенную определенность и значение, какими он не обладал у Сен-Мартена. Де Местр сокрушает человеческую волю, выясняя ее коренную несостоятельность; показывает ничтожество человеческого разума перед тайною происхождения вещей. Наконец, на что, как мы увидим, будет опираться де Бональд, де Местр объясняет религиозный, социальный и гражданский строй «мировыми законами».

Философия XVIII века сделала могучее усилие, чтобы отделить человека от остальной природы; де Местр снова сливает их воедино, чтобы тем самым лучше показать бесконечное расстояние, которое разделяет человека и Божество.

Де Бональд[351]351
  Théorie du pouvoir politique et religieux dans la société civile (1796). Essai analytique sur les lois naturelles de Vordre social (1817). Législation primitive considérée dans les derniers temps par les seules lumières de la raison (1821).


[Закрыть] облекает в строгую школьную форму идеи, которые у де Местра еще лишены систематичности. Де Местр по преимуществу – полемист теократической школы, де Бональд – ее ученый. Обыкновенно он отличается строгой логичностью, хотя иногда и грешит хитроумными определениями, искусственными противопоставлениями и произвольной классификацией. Тем не менее он очень ярко освещает большую часть затронутых им вопросов, и вопросов существенных. Подобно Сен-Мартену и де Местру, он прежде всего ставит проблему происхождения Обществ и Власти (это он пишет с большой буквы). Подобно им, он объясняет Власть и Общество волей Божией, но гораздо глубже их исследует сущность Власти и Общества.

Власть – «живое существо», которое стремится к сохранению Общества. «Воля этого существа называется законом, а его действия – правительством»[352]352
  Discours préliminaire à la législation primitive (Сочинения. T. II. C. 145).


[Закрыть]. Бог, Богочеловек, человек – глава государства, человек – отец семейства – такова иерархия живых существ, воплощающих различные степени Власти[353]353
  Législation primitive (Сочинения. Т. II. C. 109).


[Закрыть]. Общество также живое существо, имеющее свое детство, юность и зрелость[354]354
  Ibid. Гл. VIII (Сочинения. T. II. C. 408).


[Закрыть] и обладающее своими собственными способностями, особенно же способностью действовать на индивидуума и пользоваться им для достижения своих целей[355]355
  Théorie du pouvoir. Предисловие (Сочинения. T. XIII. С. 3).


[Закрыть]. Одной из последних способностей является, например, прогресс; следовательно, прогресс создается не отдельной личностью, а обществом[356]356
  Législation primitive. Гл. VIII (Сочинения. Т. II. С. 405–406).


[Закрыть].

В данном случае реакция против индивидуализма XVIII века впервые пользуется идеей, которая впоследствии получит крайне важное значение.

Руссо и Кант допускали, что общество создано человеком и для человека. Бональд возражает на это: «Человек существует только для общества; общество создается только для самого себя»[357]357
  Théorie du pouvoir. Предисловие (Сочинения. T. XIII. С. 3).


[Закрыть]. Взвесьте хорошенько эти слова – они содержат в себе в зародыше все нападки, направленные впоследствии весьма различными школами против индивидуализма XVIII века и революции: отрицание человеческого творчества в устройстве политического общества; отрицание индивидуальной деятельности, направленной к личным целям; отрицание права как неотъемлемой части моральной личности. Де Бональд отлично понимал, какие выводы можно сделать из его основного положения. Он сам делает эти выводы и излагает их очень убедительно. Умы Европы, говорит он, тревожит следующий великий вопрос: «Человек ли создает себя и общество, или общество создает самого себя и человека?»[358]358
  Observations sur un écrit de Condorcet (Сочинения. T. XIV. C. 488).


[Закрыть] Между этими двумя формулами, по мнению де Бональда, не может быть колебаний. Претензия человека на роль законодателя общества так же несостоятельна, как была бы несостоятельна его претензия «придавать телам вес».

Строй общества (религиозный или политический) вытекает из природы последнего с такой же неизбежностью, с какой вес вытекает из природы тел. Здесь мы имеем противопоставление личного творчества и природы. Критикуя индивидуализм, де Бональд говорит: философы нового времени создали философию личности, философию я; «я хотел создать философию социального человека, философию мы, если можно так выразиться»[359]359
  Introduction à la démonstration du principe constitutif des sociétés (Сочинения. T. XII. C. 65).


[Закрыть]. «В обществе нет прав, а есть только обязанности»[360]360
  Observations sur un écrit de Condorcet (Сочинения. T. II. C. 461).


[Закрыть], утверждает он, критикуя идею права. Де Бональд особенно интересуется последним вопросом. Он часто нападает на самый термин право, который «политически совсем не выражает справедливости и принес много вреда»[361]361
  Discours préliminaire à la législation primitive (Сочинения. T. II. C. 117).


[Закрыть]. В данном случае де Бональд опять-таки должен был найти много подражателей, и на страницах этой книги мы часто будем встречать критику идеи права почти в той форме, в какую ее облекает де Бональд.

Не довольствуясь опровержением философов XVIII века, де Бональд в одном из своих сочинений дает план социально-политической организации, которая не признает прав индивидуума и похожа на то, благоприятное свободе таких групп, как семья, община и провинция, патриархальное государство, более подробное описание которого мы сейчас встретим у Галлера и к которому вскоре должна была приблизиться одна из континентальных держав под влиянием общего хода своего политического развития[362]362
  Пруссия.


[Закрыть]. Государство, по идее де Бональда, представляет «большую семью», образованную из многих домашних обществ и повинующуюся общим законам, причем ему принадлежат телом и душой все те «обездоленные индивидуумы», которые не входят ни в одну из маленьких семей, составных элементов большой[363]363
  Législation primitive. Гл. IX (Сочинения. T. III. C. 82–83).


[Закрыть]. Государство часто вмешивается в материальную и моральную жизнь составляющих его групп. Согласно аскетической и вместе с тем ограничительной формуле де Бональда оно должно делать «немного для удовольствия людей, достаточно для их потребностей и все для их добродетелей»[364]364
  Ibid. Гл. XII (Сочинения. T. III. C. 100).


[Закрыть].

Балланш[365]365
  Essai sur les institutions sociales dans leur rapport avec les idées nouvelles (1818). Essais de palingénésie sociale (1827–1828).


[Закрыть] – самый оригинальный и, несомненно, самый привлекательный из писателей теократической школы. В то время, как де Бональд как бы остановился на точке замерзания, а де Местр замкнулся и как бы замуровал себя в определенном круге предвзятых идей, Балланш обладает гибким умом и способностью понимать чужие идеи; не оставляя принципов своих предшественников, он умеряет и гуманизирует их. Именно в силу своей оригинальности он в меньшей степени является представителем теократической школы, чем де Местр и де Бональд, но его вкрадчивый талант выставляет в более выгодном свете лучшие стороны их общего учения.

Балланш повторяет только что указанные нами основные положения. Общество поглощает индивидуума, и последний живет и развивается только благодаря ему[366]366
  Essai sur les institutions sociales (Сочинения. T. II. C. 220, 222, 293); Palingénésie, I-я часть (Сочинения. T. IV. C. 37).


[Закрыть]. Человек не способен что-либо изобрести[367]367
  Essai (Сочинения. T. II. C. 282).


[Закрыть]. Не он дает наименования предметам[368]368
  Ibid (Сочинения. T. II. C. 234).


[Закрыть]. Учреждения не создаются в один день. Законы, собственно говоря, не создаются: они «обнародываются»[369]369
  Ibid (Сочинения. T. II. C. 75).


[Закрыть].

На некоторых из этих идей Балланш особенно настаивает и как бы присваивает их себе. Таковы, например, идея благодетельности традиции[370]370
  Ibid (Сочинения. T. II. C. 133, 136).


[Закрыть] и идея необходимой в социальной жизни непрерывности во времени и пространстве. Во времени: «Все поколения являются современниками в глазах Божества, а также в глазах мудреца»[371]371
  Essai sur les institutions sociales (Сочинения. T. II. C. 48).


[Закрыть]. В пространстве: человек поддается и следует «движениям, сообщаемым ему целым, части которого он составляет. Индивидуальность не для него в этом мире»[372]372
  Ibid (Сочинения. T. II. C. 50). – Ср.: «Человек является человеком лишь вследствие своего симпатического сосуществования с остальными людьми». Palingénésie, I-я часть (Сочинения. T. IV. С. 37).


[Закрыть]. Такова еще, например, идея, что в основе так называемого права на существование лежит тайна. Балланш напоминает, что статуя Изиды была покрыта тройным покрывалом: первое приподнимали неофиты, второе – священнослужители, третьего никто не приподнимал[373]373
  Ibid (Сочинения. T. II. С. 21).


[Закрыть]. Все – символ: «Видеть истину нам не суждено»[374]374
  Ibid (Сочинения. T. II. С. 71). – Ср. Palingénésie, 5-ю часть (Сочинения. T. IV. С. 148) и 3-ю часть (Сочинения. T. IV. С. 370–371).


[Закрыть]. Повторяя вслед за де Местром и де Бональдом, что ни язык, ни власть не могут быть изобретением человека, Балланш, кроме того, показывает связь между этими двумя положениями и надеется таким образом политический вопрос выяснить филологически[375]375
  Ibid (Сочинения. T. II. С. 182).


[Закрыть]. Именно потому, что человек существо общественное, он должен был с самого появления в мир обладать умом столь же высоко общественного характера, как и дар слова[376]376
  Ibid (Сочинения. Т. II. С. 212–213, 225 и след.).


[Закрыть].

В других отношениях Балланш отличается от представителей своей школы. Де Местр и де Бональд крайне сурово относятся к философам XVIII века. Балланш отдает должное Монтескье[377]377
  Palingénésie, часть 2-я (Сочинения. T. IV. С. 169).


[Закрыть], Руссо, удивительный талант которого заключает в себе нечто высокорелигиозное[378]378
  Ibid, часть 2-я (Сочинения. T. IV. С. 168).


[Закрыть], и даже Вольтеру, в котором он с удовольствием признает «истинного друга человечества»[379]379
  Ibid, часть 2-я (Сочинения. T. IV. С. 169).


[Закрыть]. Справедливый к своим противникам, он откровенен и со своими друзьями и при случае отмечает их странности и ошибки. «Сочинениям де Местра следовало бы появиться при Людовике XIII»[380]380
  Ibid, часть 3-я (Сочинения. T. IV. С. 290).


[Закрыть]. В другом месте он обвиняет де Местра в отсутствии жалости к людям. «Де Местр, по его прекрасному выражению, неумолим, подобно року, но не обладает милосердием, подобно Провидению»[381]381
  Ibid, часть 3-я (Сочинения. T. IV. С. 299).


[Закрыть].

Жозеф де Местр и де Бональд просто отрицали все новшества; Балланш старается разгадать их смысл[382]382
  «Когда хотят, вопреки прогрессу, сохранить устаревшие формы, тогда последние противоречат природе, т. е. Провидению, отрицают божественное право». Ibid, часть 3-я (Сочинения. T. IV. С. 341).


[Закрыть]. Он видит, что возникло новое общество, отличное от старофранцузского, что мысль освободилась и в учреждения должна проникнуть большая доля свободы[383]383
  Essai (Сочинения. Т. II. С. 416).


[Закрыть]. Он не отрицает ни свободы печати, как ее понимали в то время, ни суда присяжных. Он допускает, что при современном ему состоянии умов простого участия народа во власти не достаточно: необходимо, чтобы «власть исходила от самого народа»[384]384
  Palingénésie, часть 2-я (Сочинения. T. IV. С. 224–228).


[Закрыть]. Он допускает, что правительства имеют свои обязанности, и первая из них – «идти по пути прогресса и развития во главе того стада, которое они призваны пасти»[385]385
  Ibid, часть 3-я (Сочинения. T. IV. С. 349).


[Закрыть]. Роль династий состоит именно в том, чтобы превращать факт в право. Власть непогрешима только тогда, когда «она является верным выражением существующего»[386]386
  Ibid, часть 2-я (Сочинения. T. IV. С. 283).


[Закрыть]. Не пора ли, прибавляет Балланш, «одинаково любить старую и новую Францию, примирить археофилов с неофилами?»[387]387
  Essai (Сочинения. Т. II. С. 37) и гл. VII (Сочинения. Т. II. С. 197).


[Закрыть] Реставрация отчасти легализировала революцию, подобно тому как христианство внесло в мир «дух совершенствования». Следовательно, всякое новое движение вперед следует приветствовать как результат этого духа христианства[388]388
  Palingénésie, часть 2-я (Сочинения. T. IV. С. 278).


[Закрыть].

Прибавьте к этому, что Балланш до Сен-Симона и Конта говорил о «миссии Запада»[389]389
  Réflexions diverses (Сочинения. T. IV. С. 392).


[Закрыть] и констатировал отрицательный характер философии XVIII века – «этого тарана, который отлично разрушал старые стены, но который пора уничтожить, если не хотят, чтобы он стал опасным орудием»[390]390
  Palingénésie, часть 3-я (Сочинения. T. IV. С. 369).


[Закрыть].

Ламенне принадлежит к теократической школе своими сочинениями, написанными до 1830 года[391]391
  La religion dans ses rapports avec l’ordre civil et politique (1826). Des progrès de la Révolution et de la guerre contre l’Église (1829).
  О политике Ламенне см. у Janet: La philosophie de Lamennais и y E. Spuller’a: Lamennais.


[Закрыть]. Он ограничивается, впрочем, повторением основных положений, разделяемых всеми представителями школы: общество устроено не человеком; народ не обладает верховенством и потому не может ни передать, ни разделить власти, исходящей от Бога[392]392
  Mélanges religieux et philosophiques (C. 212).


[Закрыть].

Оригинальность Ламенне в этот период времени состоит в том, что он больше нападает на принципы галликанской церкви, чем на философию XVIII века. Если Общественный договор взлелеял химеру народного верховенства, то Декларация 1682 года создала идолопоклонство перед человеческой властью[393]393
  Des progrès de la Révolution (C. 58).


[Закрыть]. Людовик XIV в известном смысле так же виновен в заблуждениях и проступках духа нового времени, как и Руссо. Ламенне чуть-чуть не видит в нем прямого предка революционеров. Необходимо, следовательно, прежде всего уничтожить результаты 1682 года, освободить духовную власть от господства светской, а затем, соединив духовное и светское, «свести их к общему центру – Богу»[394]394
  Ibid (C. 93).


[Закрыть].

Занятый главным образом отношениями церкви и государства, Ламенне, разумеется, принужден был внимательнее, чем Балланш, де Бональд и де Местр, рассмотреть роль государства и определить границы его власти. По этому вопросу у него встречаются интересные взгляды. Он один из первых указывает на злоупотребление централизацией[395]395
  Статья из Avenir (дек. 1830), в Journaux et Articles (C. 204). – Cp. Progrès de la Révolution (C. 214–215).


[Закрыть]. Он выставляет принцип, что все, имеющее определенный круг интересов, обладает правом на самоуправление; государство не должно вмешиваться в частные дела общины, округа и провинции, как оно не вмешивается в «дела отца семейства»[396]396
  Journaux et Articles (C. 204).


[Закрыть]. Он отмечает так же как одну из характерных черт своего времени (1829 г.), существующее во Франции противоречие между «демократическим строем учреждений и деспотическим духом администрации»[397]397
  Des progrès de la Révolution (C. 136).


[Закрыть].

Мы слишком удалились бы, однако, от теократов и их политических взглядов, если бы вздумали остановиться на полемике в защиту свободы обучения, в которой Ламенне принимал столь живое участие и по поводу которой ему привелось употребить приведенные слова.

Галлер[398]398
  Луи де Галлер, швейцарец по происхождению, написал сначала по-немецки свое главное сочинение, и немецкие историки политической науки считают его одним из представителей немецкой теократической мысли. Но не следует забывать ни того, что он служил во Франции, ни того, что он сам напечатал французское издание своей книги: Restauration de la Science politique ou Théorie de l’état social naturel, opposé à la fiction d’un état civil factice, 1824 г. (З тома, in 80; перепечатано в 1875 г. Paris, Vaton. 6 т., in 80), ни того, что эта книга пользовалась популярностью во Франции. О Галлере см. превосходное сочинение: Robert von Mohl. Die Geschichte und Literatur der Staatswissenschaften (T. II. C. 259 и след.).


[Закрыть] не теократ, но он любопытным образом комбинирует реалистическую теорию государства, сложившуюся в XVII веке, с главными воззрениями теократов на политическую философию XVIII века. Кроме того, он дает одну деталь, которой нет ни у Сен-Мартена, ни у Балланша, ни уде Местра, ни у самого Бональда. Его книга придает, таким образом, законченную и определенную форму мысли теократов.

«Законные государи возвращены на свои троны; мы постараемся возвратить трон и законной науке, той науке, которая служит верховному владыке и может в доказательство своей истинности сослаться на всю вселенную»[399]399
  Restauration de la Science sociale. Введение (T. I. C. 9).


[Закрыть]. Эти строки, напечатанные на первых страницах книги Галлера, поясняют выбранное им заглавие: Восстановление социальной науки, и против обыкновения автора в немногих словах говорят многое. Они говорят, что, подобно законной монархии, существует законная наука; что эта наука «служит» небу, и для познания ее достаточно созерцать строй вселенной, одним из элементов которой она является, созерцать природу вещей, которую она отражает и выражает. Это действительно руководящие идеи Галлера, выставляемые им в противовес идеям философов XVIII века, проникнутых революционным духом, изобретателей ложной науки, которая не служит Богу и ставит себя вне природы, выше ее.

Эти философы имеют претензию быть «лучшими архитекторами»[400]400
  Restauration de la Science sociale (T. III. C. 435).


[Закрыть], чем Господь Бог. Опираясь исключительно на свой разум, они хотели перестроить общество и провозгласили верховенство народа. Но верховенство народа, непосредственно применяемое, порождает деспотизм[401]401
  Ibid (Т. II. C. 443).


[Закрыть]. Вот почему революция, обещавшая людям свободу, привела их к рабству[402]402
  Ibid (T. II. C. 95). Галлер намерен бороться с революцией во имя «прав слабого».


[Закрыть].

Допуская, что государство – искусственное образование, представляющее из себя высшее проявление человеческой воли, ему сейчас же приписывают тем самым определенную цель; и всякое государство, каковы бы ни были особые условия его образования, должно стремиться к этой цели. По мнению одних, цель государства – гарантировать права граждан[403]403
  Ibid (Т. I. С. 543).


[Закрыть]; по мнению других, государство должно быть всеобщим врачом и учителем, должно кормить бедных, старых и больных[404]404
  Ibid (Т. II. С. 426).


[Закрыть]. Но все это – «бессмысленные доктрины, абсурдные системы»[405]405
  Ibid (Т. II. С. 428).


[Закрыть]. Государство как таковое не имеет никакой цели; а если и имеет какую-либо, то, как мы сейчас увидим, она видоизменяется сообразно времени, месту и обстоятельствам[406]406
  Ibid (Т. I. С. 548).


[Закрыть]. Какой же метод правилен и соответствует «законной науке»?

Тот метод правилен, отвечает Галлер, который заключается не в противопоставлении социального или гражданского состояния естественному, а напротив, в признании естественного состояния вечным и неизменным, и в выяснении посредством него социальных отношений[407]407
  Restauration de la Science sociale (T. I. C. 592).


[Закрыть]. Другими словами, различные отношения зависимости и господства естественно образуются между людьми, без вмешательства человеческой воли. Гражданское общество – только «вершина всякого естественного общества»[408]408
  Ibid (T. I. C. 541). Cp. T. I. C. 399–400, где Галлер, как указывает Эспинас, цитирующий это место (Les sociétés animales. Введение. C. 65), говорит об «обществах животных». Но не следует забывать, что природа, о которой говорит Галлер, как и природа де Местра, представляет совокупность второстепенных причин, служащих орудиями Божества (Considérations sur la France. C. 149).


[Закрыть].

Эти естественные отношения зависимости и подчинения вытекают из одного первичного: неравенства условий. Люди разнятся по богатству, а следовательно, и по независимости[409]409
  Ibid (T. III. C. 11).


[Закрыть]. Сеньор такой же человек, как и все; но он богаче и потому распоряжается, а не повинуется[410]410
  Ibid (T. I. C. 556).


[Закрыть]. Следовательно, независимость, которую Галлер называет также верховенством и величеством, представляет «дар природы, дар судьбы», или, говоря по-христиански, «благословение, милость Божию»[411]411
  Ibid (T. I. C. 567). и Ibid (T. I. C. 595).


[Закрыть].

Сеньории бывают или монархиями, или республиками, одинаково законными там, где они установлены[412]412
  Ibid (Т. I. С. 595).


[Закрыть]. Граждане не имеют права менять монархию на республику или наоборот. Если подданные монарха предпочитают служить республике, пусть они свободно эмигрируют. Как видно, Галлер мало считается с чувством любви к родине. По его мнению, это не что иное, как «рабство, прикрытое громким словом»[413]413
  Restauration de la Science sociale (T. II. C. 102). Cp. Jèzd. C. 103, любопытное примечание о дезертирах. Галлер осуждает революцию, между прочим, и за патриотизм. Не следует забывать, кроме того, что он должен был покинуть родину и служить во Франции.


[Закрыть].

Как отец – господин в своей семье, так король – в своем королевстве. Попытки политической науки установить разницу между монархиями абсолютными и ограниченными, простыми и смешанными лишены смысла[414]414
  Ibid (T. II. С. 12–14).


[Закрыть]. «Соответственно характеру власти, давшей начало сеньориальным отношениям», существуют лишь три вида государств: патримониальные, военные и духовные.

Галлер описывает только государство патримониальное. Государь получает власть от Бога и совершенно не обязан отдавать в ней подданным отчет. Он решает вопросы о войне и мире, потому что у него есть личное право защищать свою собственность[415]415
  Ibid (Т. II. С. 79).


[Закрыть]. Он заключает договоры, так как имеет право отчуждать территорию, являющуюся его личным имуществом[416]416
  Ibid (Т. III. С. 68).


[Закрыть]. Он издает законы[417]417
  Ibid (T. II. C. sog).


[Закрыть] и дарует[418]418
  Ibid (T. II. C. 248).


[Закрыть] милости, но ведь каждый глава семьи делает это у своего очага. Государственной казны не существует, есть только казна государя[419]419
  Restauration de la Science sociale (T. II. C. 318).


[Закрыть]. Согласия подданных на налоги не требуется. Налог – это вспоможение, которое подданные дают государю в своих интересах[420]420
  Ibid (Т. II. C. 364, 392–393).


[Закрыть]. То же можно сказать и о военной службе[421]421
  Ibid (Т. II. С. 87–94).


[Закрыть].

Идея независимости государя или сеньора вполне объясняет всю жизнь государства. Искусство продлить существование последнего, макробиотика, состоит в совокупности средств, пригодных для «сохранения и укрепления могущества и власти государя по отношению к подчиненным и равным ему»[422]422
  Ibid (T. III. C. 237).


[Закрыть]. Нетрудно узнать в этом концепцию XVII века, и неудивительно, что Галлер восхваляет Макиавелли[423]423
  Ibid (T. III. C. 233).


[Закрыть]. А если государства пренебрегают правилами макробиотики? Тогда они тотчас же теряют независимость, что для них равносильно гибели[424]424
  Ibid (Т. II. C. 446).


[Закрыть]. Независимая сеньория ничем не ограничена, кроме нравственности. Государь должен соблюдать божественные законы; в противном случае подданный имеет право сопротивляться; впрочем, Галлер обставляет это право существенными ограничениями[425]425
  Ibid (T. I. C. 484; T. III. C. 46–64).


[Закрыть]. Нельзя надеяться помешать всякому злоупотреблению власти: чтобы быть безупречной, власть должна была бы осуществляться самим Богом[426]426
  Ibid (T. I. C. 511).


[Закрыть]. Кто это говорит: Боссюе или современник Реставрации?

Итак, суверен – индивидуум или корпорация – царствует не в силу делегации, а в силу личного права; он управляет не общественными, а своими собственными делами. Однако, по мнению Галлера, эта система, столь высоко ставящая прерогативы государя, не так благоприятна деспотизму, как система философов XVIII века[427]427
  Restauration de la Science sociale (T. III. C. 434).


[Закрыть]. Патриархальный режим отличается мягкостью. Отношения сеньора к подданным управляются законом «благорасположения и справедливости». При условии не переходить должных границ каждый отец семейства пользуется в своей собственной маленькой сеньории властью, а следовательно, реальной свободой.

Многими аргументами Галлера пользовались впоследствии для борьбы с результатами политической работы XVIII века и французской революции[428]428
  Галлер указывает на печальное однообразие во Франции после революции и противопоставляет ему удивительное разнообразие учреждений старого порядка (Ibid. T. III. С. 438 и 448). О подобных же выражениях у Ройе-Коллара см. кн. III, гл. 1 настоящего сочинения.


[Закрыть]. И до него говорили, что Франция знала свободу при старой монархии; но никто не противополагал с такой силой либеральных обещаний начала революции возрастанию власти в ее конце. Равным образом Галлер один из первых установил, что государства не имеют и не могут иметь одной, обязательной для них всех, цели. Занятые почти исключительно вопросом о происхождении гражданского общества и вопросом о природе власти, теократы мало думали об определении границ государственной власти. Впрочем, из совокупности их принципов можно заключить, что они склонны предоставить ей полную свободу. Галлер также не решает этого трудного вопроса, но, по крайней мере, видит его и ставит на очередь[429]429
  См. особенно Restauration de la Science sociale (T. I. C. 548).


[Закрыть].

Таким образом, мы находим у Галлера возрождение если не политической науки, то, во всяком случае, положительного и реалистического склада ума политиков старого порядка. Теория независимых сеньорий с трудом заслуживает названия теории, так как она сводится к простому заявлению: повсюду существуют различным образом учрежденные власти, эти власти должны быть уважаемы. Галлер берет каждое политическое общество в том состоянии, в каком его находит, и обязывает к нему приспособляться. Он совсем не задается вопросом о причинах политических явлений[430]430
  Ibid (T. I. C. 436).


[Закрыть]. Подобно теоретикам государства XVII века, он довольствуется знанием того, каким образом эти явления приняли тот или другой вид. Подобно тем же теоретикам, он отрицает идею права. Право сводится для него, как и для Гоббса, к силе[431]431
  Ibid (T. III. C. 4).


[Закрыть]. Наконец, подобно им же, он считает единственной целью политического общества жизнь, и притом жизнь в полном довольстве[432]432
  Кузэн в своих Fragments et Souvenirs (C. 127) рассказывает, что, будучи в 1816 г. в Берлине, он встретил там Ансильона, погруженного в сочинение Галлера; вместе с тем он прибавляет, что первый том этого сочинения «имел сначала огромный успех в Германии».


[Закрыть].