Текст книги "Охранительная концепция права в России"

6.2. Охранительные политико-правовые взгляды митрополита Московского Филарета

Митрополит Московский Филарет (1782–1867) родился в семье дьякона Успенского кафедрального собора в Коломне. Все его предки были людьми духовного звания. В миру Филарет носил имя Василия Михайловича Дроздова. Первоначально он получил семейное воспитание, а позднее прошел курс обучения в духовной семинарии – Коломенской, а потом и в Троицкой семинарии в Сергиевом Посаде. Семинария находилась под покровительством митрополита Платона (Левшина) – духовника императора Павла I. Митрополит Платон, видя незаурядные способности и благочестие Василия Михайловича Дроздова, после окончания семинарии назначил его учителем языков и риторики. Позднее, в 1806 г., митрополит убедил его принять монашеский постриг.

Позже Филарет последовательно занимал более высокие места в церковной иерархии русской православной церкви. В 1812 г. он был определен ректором Духовной Академии в Петербурге, в 1812 и 1817 – настоятелем монастырей. В 1817 г. он стал епископом Ревельским, а в 1819 – Тверским и вошел в состав Синода. В 1821 г. Филарет был определен митрополитом Московским.

Митрополит Филарет сыграл ключевую роль в эпоху царствования Николая I и Александра II. Именно он составил текст манифеста о вступлении Николая I на российский престол и вел церемонию коронации. В годы царствования императора Николая I он стоял на консервативных началах сохранения православной веры, российского самодержавия, борьбы с ложными идеалами либеральной культуры – выборами, свободой слова и печати, республиканскими парламентскими учреждениями.

При Александре II митрополиту Филарету было поручено составить текст Манифеста 1861 г. об освобождении крестьян от крепостной зависимости. По сути дела, в манифесте нашла выражение охранительная государственно-правовая концепция, основывавшаяся на идее тесной связи монарха с народом. Ведь отмена крепостного права была чуждой большей части помещиков и дворян, но акт императора основывался на чувстве справедливости и доверии между царем и народом. Поскольку ранее свободу от тягла получило дворянство, постольку теряет смысл обладание дворянством крепостными крестьянами, ранее прикрепленными к помещикам с условием несения ими государственной службы.

Митрополит Московский Филарет внес значительный вклад в духовное просвещение русского общества. Он был среди основателей Храма Христа Спасителя, посвященного Бородинскому сражению и снесенного большевиками. Митрополит Филарет настоял на переводе Священного Писания на русский язык и ведении литургий на русском языке. Сам он лично принимал участие в работах по переводу библейского текста на русский язык. В этом переводе он видел возможность достижения понимания текста духовенством и прихожанами. Церковнославянский язык далеко не всем был понятен и затруднял восприятие божественной истины. За свои труды Филарет еще при жизни получил признание в среде духовенства, светских кругах и среди простых прихожан. Он была награжден высшей государственной наградой Российской Империи – орденом Святого Андрея Первозванного. Немало сил, времени и средств он вкладывал в строительство церквей, монастырей и богаделен. За свой святой подвиг служения православию и отечеству он был в 1994 г. причислен к лику святых.

Митрополит Московский Филарет был человеком разносторонним, наделенным талантом писателя. Он оставил после себя множество богословских, философский, государственно-правовых работ, трудов, касающихся богослужения и царской власти. Особый интерес представляет практически незатронутое в правовой науке государственно-правовое наследие Филарета.

Митрополит Филарет в своем учении представил существо христианского понимания государственной власти и права. Видя человеческий идеал в братстве людей в церковном общении, государстве и праве, он придавал государственно-правовым институтам роль средств, сдерживающих зло и пороки в людях. Охраняя общество от зла, государство и право выполняют духовную миссию, через которую освящаются Богом. Сама власть Филаретом воспринимается как охранительная сила, спасающая общество от разрушительного действия порочных сил. Любое ослабление власти есть угроза для устоев человеческого общества – мира, спокойствия и стабильности. Филарет пишет: «Где есть человеческое общество, там необходимо есть власть, соединяющая людей в состав общества; ибо без власти можно вообразить только неустроенное множество людей, а не общество. Но власть действует в обществе и сохраняет оное посредством повиновения. Следственно, повиновение необходимо соединено с существованием общества. Кто стал бы колебать или ослаблять повиновение, тот колебал или ослаблял бы основание общества»[280]280
  Митрополит Московский Филарет. Государственное учение. – Джордан-вилль.: Свято-Троицкий монастырь. 1997. С. 7–8.


[Закрыть].

Филарет признает создание государства процессом естественным, органичным – разрастанием человеческой семьи, обусловленной божественным промыслом. В своем учении он сочетает теологическую и патриархальную концепции происхождения государства. Митрополит очень тонко уловил то национальное восприятие власти, которое характерно для русского народа. С одной стороны, семейственный, отцовско-сыновний, доверительный характер отношений между царем и народом прослеживается на всем протяжении русской истории. С другой стороны, царская власть по воле Бога призвана выполнять христианскую задачу по ограничению зла в человеческом обществе. Своей жертвенной работой царь уподобляется царю Небесному, приобретает черты святости, так почитаемые в русском народе. Филарет отмечает: «В семействе лежат семена всего того, что потом раскрылось и возросло в великом семействе, которое называют государством. Там нужно искать и первого образа власти, и подчинения видимых ныне в обществе. Отец, который естественно имеет власть дать жизнь сыну и образовать его способности, есть первый властитель; сын, который ни способностей своих образовать, ни самой жизни сохранить не может без повиновения родителям и воспитателям, есть природно подвластный. Но как власть отца не сотворена самим отцом и не дарована ему сыном, а произошла вместе с человеком о Того, Кто сотворил человека, то открывается, что Он – глубочайший источник и высочайшее начало первой, а следовательно всякой последующей между людьми власти в Боге»[281]281
  Митрополит Московский Филарет. Указ. соч. С. 6.


[Закрыть].

Резко отрицательно митрополит относился к бытующей среди светских ученых концепции рационального устроения государства (теория общественного договора). В рационалистических теориях он видел искажение органической эволюции власти, не поддающейся какому-либо логическому конструированию. Развитие государства подчинено тому замыслу, который определил Бог. Изменение естественного хода эволюции властных институтов чревато социальными катастрофами – войнами, революциями, социальной напряженностью, опасными природными и техногенными катастрофами. О теории общественного договора Филарет писал: «Вот прекрасное основание для того, чтобы на нем построить государство в высокоумной книге или в мечтательной голове, а не в природе вещей. Если думают, что нельзя иначе основать общество, как на общественном договоре, – то не нам ли основаны и общества пчел и муравьев? И не надобно ли подлинно выламывающим соты и разрывающим муравейники поручить отыскивать в них… хартию пчел и муравьев?»[282]282
  Митрополит Московский Филарет. Указ. соч. С. 6.


[Закрыть].

Филарет в своих работах показал духовное предназначение государства и права как форм защиты нравственности, добра в людях от угрозы зла. Власть и закон, оберегая правду, нравственность, сохраняют человеческую природу от падения в хаос, анархию и животное состояние. С другой стороны, вырождение самой нравственности необратимо приведет к постепенной деградации власти и законов, которые станут на защиту пороков и нравственного беззакония. В произведениях Московского митрополита встречаются пронизанные христианским мироощущением определения власти и законов. К примеру Филарет писал: «Что есть государство? Союз свободных нравственных существ, соединившихся между собой с пожертвованием частью своей свободы для охранения и утверждения общими силами закона нравственности, который составляет необходимость их бытия. Законы гражданские суть не что иное, как применение к особенным случаям истолкования сего закона и ограды, поставленные против его нарушения. Итак, где священный закон нравственности непоколебимо утвержден в сердцах воспитанием, верой, здравым, неискаженным учением и уважаемыми примерами предков, – там сохраняют верность к отечеству и тогда, когда никто не стережет ее, жертвуют ему собственностью и собой без побуждений воздаяния или славы. Там умирают за законы, тогда как не опасаются умереть от законов и когда могли бы сохранить жизнь их нарушением»[283]283
  Митрополит Московский Филарет. Указ. соч. С. 32.


[Закрыть].

Филарет, выступая за опору государства на духовность народа, проводил различие между государством и церковью. Церковь призвана усовершенствовать человека через действие внутреннего закона совести, тогда как государство внешними силами, законом, принуждением должно минимизировать проявления зла во внешней общественной жизни, оградить людей от беспорядка и насилия. Он прямо подчеркивал различия в целях и методах деятельности церкви. Церковь, заботясь о спасении души, должна действовать на основе закона любви и милосердия. Государство же не может оставить безнаказанным совершенное зло и обязано применить силу к преступнику.

В своем учении Филарет отмечал: «Христос Спаситель созидал Церковь, а не государство. Силою внутреннего благодатного закона Он благоустрояет внутреннюю и внешнюю жизнь человека. Государство старается силой внешнего закона поставить в порядок и охранить в порядке частную жизнь человека и общественную жизнь государства. И посему государство не всегда может следовать высоким правилам христианства, а имеет свои правила, не становясь через то недостойным христианства. Например, христианство говорит: хотящему судиться с тобой и (посредством неправды в суде) ризу твою взятии, отпусти ему и срачицу. Но государство не может сказать ограбленному: отдай грабителю и то, что еще не отнято у тебя.

С таким правилом не могло бы устоять государство, в котором есть добрые и злые. Оно по необходимости говорит ограбленному: иди в суд; по суду грабитель (хитрый и наглый) должен возвратить отнятое и быть обличен и наказан»[284]284
  Митрополит Московский Филарет. Указ. соч. С. 27.


[Закрыть]. Иными словами, церковное общество – цель, идеал, жизнь для людей, вставших на путь правды, жизни в свободном исповедовании любви, добра и сострадания. Государство же есть ограждение верующих от зла, средство недопущения расцвета порока и наступления анархии, хаоса.

Подчеркивая неизбежность средств государственного насилия (покуда есть зло, постольку необходима власть и законы), Филарет указывал на узость закона и принуждения как методов достижения порядка. Одними законами и государственной силой невозможно удержать людей в повиновении. Слабость государства приведет к тому, что внутренне порочные люди перестанут повиноваться и станут сопротивляться власти. Поэтому необходимо церкви и государству заботится он нравственном воспитании людей, внутреннем преображении человечества и как крайнее средство использовать закон и принуждение.

Митрополит Филарет подчеркивал недостатки того порядка, который власть обеспечивает корыстью, раболепным страхом, честолюбием подданных. И на голом законе, подкрепленном силой государства, невозможно достичь прочного и справедливого правопорядка. По мысли Филарета, повиновение, принятие власти как необходимой социальной силы может быть основано только на крепких духовных скрепах – благочестивой вере и совести подданных. Закон же уместен лишь для духовно порочных людей, но не для всего общества. В своих выступлениях он отмечал: «Чем же обеспечить верность? Не страхом ли наказаний? Как неприятно было бы, если бы и было возможно, основать общее спокойствие на одном общем страхе! Но это и невозможно; потому что могут быть нарушения верности, которых человеческая проницательность не может открыть и правосудие человеческое не может преследовать. Страх наказания нужен и полезен для обуздания склонных к преступлениям, но недостаточен для образования качества верноподданных. Таким образом, неудовлетворительность более близких и обыкновенных средств к обеспечению верности приводит к крайнему средству – к запечатлению обещаемой верности великим и страшным именем Божиим, дабы каждый так уважал верность, как благоговеет пред Богом; дабы тот, кто вздумал бы дерзновенно коснуться своего обещания, неизбежно встретился с именем Божиим, которое не есть только произносимый звук, но призываемая сила Божия, проницающая души, испытующая сердца, благословляющая верных и карающая неверных»[285]285
  Митрополит Московский Филарет. Указ. соч. С. 10.


[Закрыть].

Важно отметить, что Филарет не противопоставляет церковь и государство, веру, правду, совесть и юридические институты. Он отводит власти и закону свое место – охранения национальной культуры, веры, безопасности и общественного порядка. Государство и законодательство выполняют свою роль в деле борьбы со злом присущими им методами и возможностями. Но исключительно на одних инструментах государственного принуждения обеспечить нравственные основания цивилизации невозможно, это дано лишь церкви и внутреннему голосу человеческой совести. Им высказана очень глубокая мысль о том, что злом нельзя победить зло (насилием – зло преступления). Одним злом можно лишь пресечь другое зло (из двух зол выбираем меньшее). Со злом может справиться лишь душа, добро, акт совести в порочном человеке: «Зло не исправляется злом, а добром». На взгляд Филарета, искоренение преступления возможно не спекуляциями на всех подробностях содеянного, а их негативной оценкой с указанием на примеры, образцы, идеалы в поведении людей.

Митрополит Московский Филарет приводил целый ряд принципов устройства государственной жизни:

– власть должна быть не формальным исполнением обязанностей, а жертвенным служением. Так он пишет: «Защищение отечества против воюющего врага, очевидно, невозможно без самоотвержения, без готовности пожертвовать даже жизнью. Но и в мирных отношениях всех дел государственных верность не обеспечена, если не готова к самопожертвованию»[286]286
  Митрополит Московский Филарет. Указ. соч. С. 13.


[Закрыть];

– следование суда христианским законам справедливости, сострадания, совести. По мнению Филарета, судья не может быть слепым интерпретатором закона, но должен совестливо водворять правду в отношения между людьми. Филарет говорил, что «искусный судья, простирая мудрую сеть законного изыскания и действуя силой законов, улавливает коварных и низлагает дерзких преступников, и приводит в безопасность добрых граждан; а у неискусного или невинные увязают в сети, простираемые для виновных, или виновные расторгают ее. Судья справедливый, изъясняя закон совестью, делает добро и невинному, которого оправдывает, и виновному, которого осуждает, пресекая для одного зло, которое от претерпевал, в другом – еще боле существенное зло, которое он делал; а судия несправедливый бедственным образом умножает зло, которое должен был истреблять или хотя бы уменьшать»[287]287
  Митрополит Московский Филарет. Указ. соч. С. 26.


[Закрыть];

– государственная работа должна носить консервативный характер, избегая радикальных и революционных изменений, дабы сохранить общественную стабильность и безопасность. Филарет полагал, что власть должна избегать торопливых и неназревших реформ, чтобы не открыть дорогу для роста социальной напряженности и возможного народного волнения. Его опасения сбылись, поскольку реформы Александра II спровоцировали революционные выступления и политический терроризм. Филарет подчеркивал: «Усиленное стремление к преобразованиям, неограниченная, но неопытная свобода слова и гласность произвели столько разнообразных воззрений на предметы, что трудно между ними найти и отделить лучшее и привести разногласие к единству. Было бы осторожно как можно менее колебать, что стоит твердо, чтобы перестроение не обратить в разрушение»[288]288
  Митрополит Московский Филарет. Указ. соч. С. 25.


[Закрыть].

Митрополит Филарет пришел к выводу, что русский народ и государство в годы войн, внутренних волнений, экономических и социальных катаклизмов выстояли благодаря мощной энергетике христианских воззрений и чувств русского народа, высокому авторитету нравственных добродетелей в русском обществе. Несмотря на падение силы государства, народ продолжал повиноваться власти не за страх, а за совесть, не просто спасая свои жизни и имущество, а жертвенно восстанавливая порядок и независимость. Вот что написал о народе Филарет в период Отечественной войны 1812 г.: «Простые, но чистые и твердые правила нравственности, переданные о предков и не ослабленные иноплеменными нововведениями, поддержали сию верность к своим обязанностям среди опаснейших соблазнов и величайших трудностей. Когда глас законов уже почти не слышен был среди шума бранного, закон внутренний говорил сердцу россиянина столько же сильно и повелительно: «Не смущайся сомнением и неизвестностью; в клятве, которую ты дал в верности царю и отечеству, ты найдешь ключ к мудрости, разрешающий все недоумения»[289]289
  Митрополит Московский Филарет. Указ. соч. С. 34.


[Закрыть].

6.3. Государственно-правовая теория национальной самобытности славянофилов (А.С. Хомяков, И.В. Киреевский, К.С. и И.С. Аксаковы, Ю.Ф. Самарин)

В мировоззрении представителей славянофильского движения единственной возможной формой правления для России может быть самодержавие. Даже одно время сомневающийся И.В. Киреевский признавал: «Русский человек любит своего царя. Это действительность несомненная, потому что очевидная и ощутительная для каждого»[290]290
  Киреевский И.В. Записка об отношении русского народа к царской власти // Киреевский И.В. Духовные основы русской жизни. – М.: Институт русской цивилизации, 2007. С. 33–34.


[Закрыть]. Русский народ, отказавшийся от политической жизни ради духовного спасения, в земном мире нуждается во власти – хранительнице мира от зла и пороков. Но коль скоро весь народ отстраняется от власти, то естественно, что государство вверяется в руки одного человека, который ни с кем не разделяет своих властных полномочий. В государственном плане идеал для славянофилов – не ограниченное законом самодержавие, чутко оберегающее духовный мир русского народа от проникновения зла, политиканства, материального порока.

Российское самодержавие выступает формой народного менталитета, отражает его мечту о духовной свободе в поисках царствия Божиего. Политика отвлекает человека от нравственных дел и веры, приземляет его мир до материальных успехов и благополучия. Поэтому человек в политике подвержен искушениям и соблазну и постепенно отдаляется от Бога в мирских заботах и делах. Власть не прельщает русского человека своим внешним блеском и могуществом, так как в его глазах земные блага тленны, а истинный смысл человеческой жизни в духовном подвижничестве. Знаток славянофильства Н.В. Устрялов верно подметил: «При самодержавии народ свободен. Славянофилы думали даже, что только при самодержавии он свободен воистину. Он всецело предоставлен самому себе. Он не вмешивается в область правительственной власти, но зато и правительственная власть должна уважать его внутреннюю жизнь»[291]291
  УстряловН.В. Политическая доктрина славянофилов. – Харбин. 1925.С.25.


[Закрыть].

Д.А. Хомяков справедливо сравнивает западного и восточного человека: «Но именно этот “гром земли" никогда не оглушал вполне восточного человека, всегда понимающего, что есть интересы выше этой земной мишуры и что настоящая цель человека – это проявление внутренней свободы и охранение ее не столько от так называемой политической зависимости, сколько от зависимости от поглощения интересами политическими, тем, что на Западе выражается словом “цивилизация". Восточный человек искал просвещения, а западный – цивилизации, т. е. просвещения же, но на почве градостроительства, обращения человека в гражданина… Русский народ в отношении духовном ближе стоит к жителям разноплеменной Азии»[292]292
  Хомяков Д.А. Православие, самодержавие и народность. – Монреаль: Изд. Братства преп. Иова Почаевского, 1982. С. 115.


[Закрыть].

Внимательное прочтение трудов славянофилов относительно самодержавия позволяет сформулировать ряд характерных черт само – державного строя.

1. Русское самодержавие обусловлено христианским сознанием народа, ищущего не земного, а божественного, святого, духовного в мире. Самодержавие для славянофилов – отражение народного духа, доверившего власть верховному и неограниченному законом властителю ради освобождения себя от тягостей политической жизни. В силу чего политический идеал славянофилов можно назвать народной монархией. Народный характер русского самодержавия А.С. Хомяков выразил в следующих словах: «Когда после многих крушений и бедствий русский народ общим советом избрал Михаила Романова своим наследственным государем (таково высокое происхождение императорской власти в России), народ вручил своему избраннику всю власть, какою облечен был сам, во всех ее видах. В силу избрания Государь стал главою народа в делах церковных, так же как и в делах гражданского управления»[293]293
  Хомяков А.С. Собр. соч. Т. 2. С. 36.


[Закрыть].

Сын А.С. Хомякова, Дмитрий Алексеевич, так трактовал своеобразие русской политической формы: «Таким путем получаются два народных типа: один – нуждающийся в Самодержавии духовном и не терпящий его в области политической: это Запад эллино-римской культуры; и другой – Восток с Россией во главе, твердо стоящий за самодержавие гражданское, но не терпящий никакого властного вмешательства в дела духа и даже почти не понимающий такового. В одном случае Самодержавие государственное и республика в области духа; а в другом Самодержавие духовное и республика в области гражданской»[294]294
  Хомяков Д.А. Православие, самодержавие и народность. – Монреаль: Изд. Братства преп. Иова Почаевского, 1982. С. 122.


[Закрыть].

2. Власть самодержца не ограничена юридическими нормами, поскольку между народом и царем не может быть формальных гарантий, а существует нравственная связь – доверие друг к другу. Вот что по этому поводу писал Ю.Ф. Самарин: «Мы твердо убеждены, что все современные толки о перемене формы правления не что иное, как пустая болтовня, чуждая не только правды, но даже искренности. России нужно не то. После освобождения крестьян, которое могло быть исполнено успешно и мирно только самодержавной властью, нам нужны: веротерпимость, прекращение полицейской проповеди против раскола, гласность и независимость суда, свобода книгопечатания как единственное средство выгнать наружу все зараженные соки, отравляющие нашу литературу, и через это самое вызвать свободное противодействие искренних убеждений и честного здравомыслия. Нам нужны: упрощение местной администрации, преобразование наших налогов, свободный доступ к просвещению, ограничение непроизводительных расходов, сокращение придворных штатов и т. д., и т. д. И все это не только возможно без ограничения самодержавия, но скорее и легче совершится при самодержавной воле, чуждой страха и подозрительности, понимающей свою несокрушимую силу и потому внимательной к свободному выражению народной мысли и народных потребностей»[295]295
  Самарин Ю. Ф. Православие и народность. – М.: Институт русской цивилизации, 2008. С. 314.


[Закрыть].

В дальнейшем ряд мыслителей подхватили идею неограниченности самодержавной власти. Так, М.Б. Смолин на основе работ Л. Тихомирова, В.Д. Каткова, П.Е. Казанского формулирует мысль: «Законы для Верховной Власти имеют – очевидно – лишь нравственное значение. Как только нравственная правда закона перестает работать, как только закон перестает обеспечивать поддержание правды в обществе, так в отношении такого закона Верховная Власть теряет необходимость самоограничиваться и либо изменяет, либо отменяет его вовсе. Самодержец владеет Верховной Властью не для утехи вседозволенностью, а для исполнения своего долга и побуждения других к его исполнению. Поэтому, собственно, будучи ограниченным самой сущностью монархического принципа, Самодержец должен быть образцом служения долгу, правде»[296]296
  Смолин М.Б. Идеал Самодержавия как православный тип русской государственной власти // Православная государственность: 12 писем об Империи / Сборник статей под ред. А.М. Величко, М.Б. Смолина. – СПб.: Изд-во юрид. инс-та, 2003. С. 228.


[Закрыть].

3. Самодержавная власть передается по наследству, тем самым ограждая приход к власти с помощью насилия и борьбы неспособных нести тяжкое бремя государственного дела. «Наследственность высшей власти – особенно по душе русскому человеку, – указывает Д. А. Хомяков, – во-первых, потому, что еще более удаляет от необходимости совершать избрание, что опять-таки форма политического действия, и, во-вторых, потому, что наследственность власти дает союзу с ее народом характер «ограниченности всего строя», при которой личные черты властителя сглаживаются фактом «прирожденности», следовательно, гармоничной связи, которая, по народному понятию, крепче, чем связь только утилитарная, при которой власть будто бы поручается всегда лучшему. Лучший для народа тот, кто органически вырос во властителя, хотя бы другой был и умнее, и способнее: ибо относительные достоинства человека не исчерпываются одним формальным умом»[297]297
  Хомяков Д.А. Православие, самодержавие и народность. – Монреаль: Изд. Братства преп. Иова Почаевского, 1982. С. 122.


[Закрыть].

4. Самодержавная власть ограничивается, обрамляется нравственным долгом царя и доверием народа. Можно сказать, что между царем и народом в России сложилась органическая нравственная связь, которая оберегается как самодержцем, так и обществом. Царь не всевластен и не абсолютен в своем государевом деле. Его забота – благо народа всеми силами и средствами. Нравственное ограничение самодержавного строя И.С. Аксаков раскрыл в своей речи: «Не скрыта от мудрости немощь человеческого естества, возможность греховных уклонений или падений, да и не ищет он безрассудно совершенства в делах земных, но споспешествует им молитвою, нравственным подвигом жизни, ждет, долготерпит и, веруя в благую мощь Божией правды, неуклонно верует и в святыню души и совести человеческой. “Верой в человека" любят рядиться порой на Западе так называемые гуманисты, но эта их вера лишена нравственной божественной основы, а потому посрамляется ежечасно. Ни в одном народе не живет эта вера с такой силой, как в русском; высшим ее проявлением и служит полнота власти, которой облечены его самодержцы. Не бездушным, искусно сооруженным механизмом является власть в России, а с человеческой душой и сердцем… В том-то вся и сущность союза царя с народом, что божественная нравственная основа жизни у них едина, единый Бог, единый Судия, един Господень закон, единая правда, единая совесть. На совести, на вере в Бога и на страхе Божием утверждаются их взаимные отношения, и вот почему ни для царской власти, ни для народного послушания не существует иных ограничений, кроме заповедей Господних»[298]298
  Аксаков И.С. Речь на коронационных торжествах 1883 года при короновании Императора Александра Третьего // Аксаков И. С. Наше знамя – русская народность. – М.: Институт русской цивилизации, 2008. С. 261.


[Закрыть].

По мысли славянофилов, юридические гарантии в отношении власти бессильны и превращают нравственное общение царя и народа в формальные, узкие и хрупкие правовые связи. Там, где имеет место внешняя правда (закон), теряется живое, органическое доверие между людьми. Общество и власть противополагаются друг к другу, поскольку между ними нет больше доверия. Таким путем пошла Европа, выдвинув теорию общественного договора, чтобы в условиях борьбы, отчуждения и недоверия найти взаимовыгодный компромисс.

Сила самодержавия в России не в законе и принуждении, а в вере народа. Константин Аксаков восклицал: «Гарантия не нужна! Гарантия есть зло. Где нужна она, там нет добра; пусть лучше разрушится жизнь, в которой нет ничего доброго, чем стоять с помощью зла. Вся сила в идеале. Да и что стоят условия и договоры, коль скоро нет силы внутренней?… Вся сила в нравственном убеждении. Это сокровище есть в России, потому что она всегда верила в него и не прибегала к договорам»[299]299
  Аксаков К.С. Собрание сочинений. – М., 1889. Т. I. С. 18.


[Закрыть].

Любопытно, что с точки зрения славянофильского учения концепции общественного договора и правового государства не выдерживают критики. Юридическое самоограничение власти договорами или законами – колосс на глиняных ногах, который в любое мгновение может рухнуть. Юридические рамки не выражают совесть и веру человека, от которых зависит каждый поступок как власти, так и народа. По сути дела правовое государство – это политический миф, обеспечивающий мнимое и лишь кажущееся уважение народа к власти в западных странах. Действительно, разве не способна власть, издавшая закон, его отменить?. Какие юридические гарантии помешают ей снять с себя ограничения? Границы задаются зовом человеческой совести, которая одна способна сдержать внутренние порывы зла.

5. Самодержец – человек, несущий гнет власти, а потому почитаемый народом как человек нравственного подвига. Иван Сергеевич Аксаков справедливо указывал: «Русский венец или жезл правления не игралище периодических выборов, не предмет добычи для борющихся партий – способом насильственного или искусственного захвата. При благословенном наследственном образе нашего правления Царь приемлет власть не своим честолюбивым или властолюбивым хотением, а по произволению Божьему, приемлет как бремя, как служение, как подвиг, Богом ему сужденный»[300]300
  Аксаков К.С. Речь на коронационных торжествах 1883 года при короновании Императора АлексанрраТретьего //Аксаков К.С. Наше знамя – русская народность. – М.: Институт русской цивилизации, 2008. С. 262–263.


[Закрыть]. В русском отношении к власти нет патологической тяги, жажды господства над людьми и самообожания. Власть дана не для удовольствия и выгод, а для служения обществу. В противном случае, это не власть, а вырождение, нравственная деградация.

Национальное мироощущение по поводу власти А.С. Хомяковым описывалось так: «Государство, скрепляясь в своем единстве для исполнения потребности разумной и неотвратимой, никогда не теряет из вида своего несовершенства и, сохраняя язык и чувство смирения, не допускает в себя ни гордости, ни самоуспокоения. Ему неизвестны ни древние триумфы, ни торжества самодовольной силы, ни притязания на святость, как в Святой Римской Империи… В народе пороки, следствие невежества или увлечения страсти, не оправдывали себя пред судом совести или закона божественного призраками самосозданных законов, и никогда личное или общественное самодовольство не наряжало себя в мишурный блеск мнимоправедной гордости»[301]301
  Хомяков А.С. По поводу статьи И.В. Киреевского «О характере просвещения Европы и о его отношении к просвещению России //Хомяков А.С. Всемирная задача России. – М.: Институт русской цивилизации, 2008. – С. 405–406.


[Закрыть].

По сути дела, бремя власти, вверенное царю, превращает его жизнь в подвижничество, схожее с русским старчеством, только в области земного порядка. Н.В. Устрялов так охарактеризовал нравственное бремя самодержавного правителя: «И вот царь, живой русский человек, человек из народа, берет на себя народом на него возложенное бремя власти, государствования. Во имя служения Земле он как бы отрекается от себя и посвящает себя тем делам государственным, которым так чужд по природе всякий русский человек… На венец царя славянофилы смотрели, как на своего рода мученический венец, жертвенный символ самоотречения»[302]302
  Устрялов Н.В. Политическая доктрина славянофилов. – Харбин, 1925. С. 14.


[Закрыть].

А.С. Хомяков в стихах отразил тягость власти венценосного самодержца:

 
А ты, в смирении глубоком
Венца принявший тяготу,
О, охраняй неспящим оком
Души бессмертной красоту!
 

6. Функции царя ограничиваются охраной порядка и мира от внешних угроз и проявления зла людей. Обществу, земле предоставлена свобода духа и быта. Дмитрий Алексеевич Хомяков отношения между государством и обществом раскрыл в следующих рассуждениях: «Древнерусское понятие о земле и государстве было такое живое, что ни народ, ни царь ни минуты не задумывались насчет взаимоотношения этих двух факторов государственного строя. Земля очень хорошо понимала, что есть государево дело и что ей в это дело мешаться не подобает без приглашения; но и Царь очень понимал, что такое великое земское дело, и знал, что цель его великого государева дела состоит в том, чтобы дать Земле жить своею земской жизнью. Древнерусские Самодержцы так и смотрели на вещи: они не боялись в народе властолюбия, а напротив, зная, как народ чуждается власти и вместе с тем, зная, как необходимо общение умственное с народом для правильного «бега родного корабля», понуждали его к разрешению государственных дел, от которых этот самый народ был наклонен «сверх меры уклоняться»[303]303
  Хомяков Д.А. Православие, самодержавие и народность. – Монреаль: Изд. Братства преп. Иова Почаевского, 1982. С. 125–126.


[Закрыть].