Текст книги "Охранительная концепция права в России"

II. Период восприятия охранительной правовой доктриной России православных традиций в X–XIII вв. и необходимости дальнейшего упрочения православия на Руси, укрепления княжеской власти в условиях взаимодействия с язычеством и внешними духовными (иудаизм Хазарского каганата, католицизм европейских государств и рыцарских орденов) и военными угрозами (хазары, половцы, монголы). Среди представителей консерватизма данного периода можно назвать митрополита Плариона, Владимира Мономаха, Феодосия Печерского, Даниила Заточника, авторов «Слова о полку Пгореве», монаха Нестора – автора «Повести временных лет».

III. Этап формирования целостной концепции русского православного царства, симфонии церковной и светской властей, правды как религиозно-нравственного идеала правопорядка в XIV–XVI вв. Идеологами охранительных правовых концепций стали нестяжатели св. Нил Сорский, Вассиан Патрикеев, Максим Грек, Зиновий Оттенский, стяжатели св. Иосиф Волоколамский, мономах Филофей, Иван IV, кн. Андей Курбский, Иван Пересветов, Федор Карпов.

Причем значительную роль в формировании идеологии охранительства сыграло татаро-монгольское иго, консолидировавшее русское общество и показавшее необходимость единства русского государства как единственного оплота независимости русского народа, его традиций и веры.

IV. Период активизации консервативной правовой идеологии в эпоху Смутного Времени, а позднее европеизации и секуляризации русской жизни при Алексее Михайловиче и Петре Алексеевиче и возникновения первых прозападнических течений русской мысли в XVII–XVIII вв. Носителями охранительного мировоззрения в этот период были Иван Тимофеев, Аврамий Палицын, Юрий Крижанич, прот. Авакуум и в целом староверчество как форма народного консерватизма в рамках попытки изменения традиционного православия, И. С. Посошков, М.В. Ломоносов, АН. Болотов, М.М. Щербатов. По сути дела катализатором динамического развития охранительных идей и движений, причем во многом в стихийной, народной форме (раскольничество, восстание Степана Разина, бунт Емельяна Пугачева и др.) стало подчинение церкви государству после Собора 1666–1667 гг. и исправления традиционного богослужения, а при Петре Насильственное изменение русских традиций на европейский шведо-голландский лад. Можно сказать, что это эпоха народного охранительства, выразившегося в восстаниях и бунтах. Причем речь шла не о свержении как таковой власти, а о ее возвращении в лоно традиции Московского государства с народным самодержцем, независимостью православия, народным самоуправлением, Земскими Соборами и т. п. Характерно, что все руководители бунтов получали поддержку народа за счет приписывания себе царского происхождения – выживших, спасшихся царей (например, Петра III во время восстания Емельяна Пугачева).

V. Эпоха формирования теоретических основ русской консервативной правовой идеологии в первой половине XIX в. в связи с планами либеральных преобразований России Александром I, угрозой монархии в виде Наполеоновского похода и восстании декабристов. По сути дела, консерватизм Николая I был подготовлен предшествующими либеральными и революционными идеологиями русского дворянства, ставящими под сомнение судьбы монархизма в России. В своих проектах Пестель и Муравьев собирались уничтожить царскую семью и ликвидировать монархию, что и вызвало сильные охранительные тенденции в правление Николая I. Теоретические основания охранительной правовой мысли в этот период были заложены Н.М. Карамзиным, А. С. Шишковым, Ф.В. Растопчиным, архим. Фотием, се. Филаретом, С.С. Уваровым, М.П. Погодиными, С.П. Шевыревым, И.Д. Беляевым, Н.В. Гоголем, славянофилами А.С. Хомяковым, И.В. и П.В. Киреевскими, КС. и И.С. Аксаковыми, Ю. Ф. Самариным, А.И. Кошелевым.

VI. Со второй половины XIX в., начале XX вв. в связи с распространением либерализма и социалистических течений, террористических угроз для монархии охранительство постепенно приобретает свои резко очерченные защитные черты и окончательно преобразуется в рационалистическую концепцию обеспечения безопасности самодержавия, православия и русских традиций. Причем одной из серьезных угроз становятся западничество интеллигенции и бюрократизация русской жизни. В этот период консервативные правовые ценности развиваются Н.Я. Данилевским, почвенниками М.М. и Ф.М. Достоевским, А.А. Григорьевым, Н.Н. Страховым, государственниками-охранителями М.Н. Катковым, КП. Победоносцевым, Л.А. Тихомировым, КН. Леонтьевым, В.П. Мещерским, Н.Г. Черняевым, А.А. Киреевым, Т.П. Филипповым, Н.П. Гиляровым-Платоновым, неославянофилами С.Ф. Шараповым, В.И. Ламанским, Д.А. Валуевым, В.Н. Лешковым, Н.П. Аксаковым, Д.А. Хомяковым, А. А. Башмаковым и др. Особое значение приобретают в начале XX в. представители монархических партий и союзов, в том числе А.С. Вязигин, П.Ф. Булацель, В.А. Грингмут, КН. Пасхалов, М. О. Меньшиков, Б.В. Никольский.

VII. Период с 1917 по 1991 гг., в котором русская консервативная правовая мысль в связи с крушением традиционных основ русской жизни пошла двумя путями:

– путем развития традиционализма в философии и правоведении Русского Зарубежья – С.Н. Булгакова, Н.А. Бердяева, И.А. Ильина, И.Л. Солоневича, Г. Флоровского, евразийцев (Н.Н. Алексеева, М.В. Шахматова, Н. С. Трубецкого), ожидавших восстановления традиционной культуры и государственности России;

– путем восприятия советской властью и идеологией консервативных правовых идеалов и их преемственное развитие в национальном сознании советского народа и части сохранившейся консервативной интеллигенции вплоть до развала СССР (И.А. Флоренский, С.Ф. Юшков, Н. Гумилев и др.).

VIII. Последний этап в развитии охранительной правовой доктрины связан с либерализацией советского строя в 80-е гг., падением СССР и восприятием идеологии либерализма, которому стали противостоять видные писатели и философы славянофильского, традиционалистского толка – А.И. Солженицын, И.Р. Шафаревич, В.В. Кожинов, AM. Величко, О.А. Платонов, А.В. Репников, А.С. Карцов, И.А. Исаев, В.В. Сорокин, М.Б. Смолин, С.В. Перевезенцев, А.С. Савельев и др.

Подытоживая, следует признать, что предпосылки зарождения охранительной правовой доктрины следует искать не в XVII или XVIII вв. в связи с европеизацией русской культуры и секуляризацией сознания аристократии. На взгляд автора, исторические факты убедительно подтверждают тезис о том, что консервативные правовые идеалы исторически пронизывают весь ход возникновения и эволюции русского государства и права. Сама природа русской культуры такова, что с необходимостью нуждается в наличии эффективной охранительной правовой идеологии. Территория, природные ресурсы, географические особенности (естественная открытость для нападения) России на протяжении всей истории превращали ее в постоянный объект для нападения или уничтожения со стороны внешних военных, политических и идеологических сил.

Следовательно, рождение и развитие охранительной правовой доктрины, ее превращение в государственную идеологию – историческая неизбежность для истории России. Иная идеология не смогла бы обеспечить выживание российского народа. По этой причине и история юридического традиционализма начинается в V–VIII в. и не прекращается после европеизации русской жизни в XVII–XIX в. и даже социалистической революции в 1917 г. До тех пор актуальна консервативная правовая мысль, пока сохраняются внешние угрозы для самостоятельности российской цивилизации. Очень точно характер национального мировоззрения России выразил И.Л. Солоневич в словах «российский народ – пример того, как дух побеждает материю, природу и географию»[79]79
  Солоневич И.Л. Указ. соч. С. 65.


[Закрыть].

Охранительная правовая мысль до сих пор сохраняет свою актуальность постольку, в общественном сознании русского общества живучими остаются традиционные ценности и идеалы – святость семейного быта, патриархальность, авторитет государства, вера в нравственную правду, национальная терпимость, вплоть до самоуничижения, православные доминанты, приоритет неформальных социальных регуляторов и т. п. В силу чего в исследовании и предлагается универсальная периодизация истории отечественной охранительной правовой доктрины, охватывающая всю историю российского государства и права.

Автор не пытается при этом оправдать советский строй, но лишь подчеркивает неизбежную логику развития традиционных правовых идеалов русского общества в истории советской государственности. В конце концов, следует признать, что советский тоталитаризм 1927–1953 гг. в отличие от агрессивного тоталитаризма национал-социализма в Германии – своего рода защитная реакция на угрозу войны с Германией. Коллективизация и индустриализация, репрессии, сопровождавшиеся колоссальными людскими потерями, были не в последнюю очередь обусловлены ростом агрессии со стороны антисоветских держав, а позднее и опасностью военного вторжения гитлеровской Германии. Поэтому советский режим, подчиненный единой для отечественной истории логике движения (защиты и выживания народа) носил ярко выраженный защитный характер, выполнял охранительную функцию. СССР не догонял западный капитализм, а пытался выстроить адекватный политический, военный, экономический и правовой режим для противодействия возможным внешним нападениям. Концентрация, централизация власти были вызваны историческими и внешнеполитическими условиями и тем самым обеспечивали сохранение народа и государственности. Эти причины и толкают на необходимость пристального внимания к охранительной стороне советской правовой идеологии.

Как справедливо утверждается рядом философов, историков, политологов и правоведов, советский строй и марксистская идеология, при всей своей насильственной форме внедрения в России, не смогли бы укорениться, если бы не соответствовали базовым компонентам русской культуры – идея социальной справедливости, обязанностей, коллективизма-солидарности, мессианские ожидания царствия небесного и т. п. Так, Н.А. Бердяев в своей работе «Истоки и смысл русского коммунизма» доказывает, что коммунизм в России приобрел традиционные, национальные черты и привился, потому что соответствовал ряду национальных архетипов русского сознания. Вот как философ резюмирует свою работу: «…русский коммунизм более традиционен, чем обыкновенно думают, и есть трансформация и деформация старой русской мессианской идеи. Коммунизм в Западной Европе был бы совершенно другим явлением, несмотря на сходство марксисткой теории. С традиционно-русским характером коммунизма связаны и его положительные и отрицательные стороны: с одной стороны искание царства Божьего и целостной правды, способность к жертве и отсутствие буржуазности, с другой стороны – абсолютизация государства и деспотизм, слабое сознание прав человека и опасность безликого коллективизма»[80]80
  Бердяев Н.А. Истоки и смысл русского коммунизма. – М.: Наука, 1990. С. 152–153.


[Закрыть].

В этом ключе заслуживают поддержки слова А.Н. Кокотова, который высказал в целом далеко не самые популярные мысли о консервативной сущности советского строя: «Придя к власти как сила откровенного космополитического терроризма, большевики вынуждены были двигаться в сторону осознания и выражения национально-государственных запросов, срастаясь с почвой, над которой получили власть. Почва постепенно «переваривала» их, превращая в известном смысле в силу национально-охранительную. Почва задала перемещение большевиков с радикального политического фланга на фланг консервативный. Отмеченную тенденцию трудно не заметить в практике индустриализации, в подключении страны к научно-технической революции, укреплении, пусть медленной, противоречивой, производственной и политической демократии»[81]81
  КокотовА.Н. Доверие. Недоверие. Право. – М.: Юристъ, 2004. С. 56–57.


[Закрыть].

В итоге можно вывести закономерность в эволюции охранительной правовой доктрины России. Нарастание угроз для традиционных ценностей российского общества актуализирует охранительные юридические взгляды и ведет к ее рационализации и концептуализации, формированию целостных, систематических концепций. Напротив, в периоды стабильного государственно-правового развития охранительная правовая доктрина пребывает в форме естественных, бессознательных образов и ценностей, хранящихся в общественном сознании. Охранительная правовая идеология России – доктрина сохранения русской государственности и права. Игнорирование консервативных государственно-правовых идей ослабляет отечественный государственный строй и правовую систему.

Глава 2
Сущность права в охранительной правовой доктрине России

2.1. Понятие права в охранительной правовой доктрине России

Принятие воззрения консерваторов на право позволяет преодолеть утвердившееся, но неверное представление большинства современных мыслителей, и в частности юристов, о низкой правовой культуре России, биче России – правовом нигилизме – отрицании права и его ценности для российской цивилизации. Главное заблуждение, в которое впадают ученые, – это оценка русской правовой культуры с точки зрения западноевропейских теорий верховенства права и закона в жизни общества, естественных прав человека во главе с идеалом свободной личности[82]82
  См: СемиткоА.П. Русская правовая культура: мифологические и социально-экономические истоки и предпосылки.//Государство и право. 1992. № 10. С. 109.


[Закрыть]. Проблема правового нигилизма в России признана на официальном уровне. Так, 5 мая 2011 г. Президент РФ утвердил «Основы государственной политики Российской Федерации в сфере развития правовой грамотности и правосознания граждан», в которых, в частности, говорится, что «недостаточный уровень правовой культуры и правосознания, правовой нигилизм граждан России являются серьезной проблемой обеспечения реализации принципов верховенства права»[83]83
  www.kremlin.ru


[Закрыть].

Вслед за идеей правового нигилизма отвергается и особое, традиционное правопонимание в России. Презюмируется, что лишь благодаря усвоению европейского правового наследия в XVIII–XIX вв. в России вместо неразвитого представления о праве стало формироваться правильное понятие о праве, и стала складываться особая наука – юриспруденция. Так, О.А. Омельченко вынес неумолимый приговор русской правовой традиции, говоря, что: «На протяжении почти всей своей истории российская политико-юридическая мысль представляла собой лишь отражение-ответвление общей христианской традиции или общеевропейской философии права. Самостоятельное, и более того, теоретически конкурирующее с западноевропейскими учениями значение (не говоря уже о подразумеваемом влиянии на собственно политико-юридическую практику) русская традиция политико-правовых размышлений обретала лишь эпизодически и преимущественно в рамках проблем, уже поставленных западноевропейской юридической мыслью. К тому же на протяжении большей части своей истории (по крайней мере до конца XVIII в.) эта традиция была полностью лишена юридического содержания»[84]84
  Омельченко О.А. История политических и правовых учений. – М.: Эксмо, 2006. С. 13–14.


[Закрыть].

Однако, европоцентризм, до сих пор определяющий российское правоведение, не позволяет раскрыть особое, по-своему глубокое, а, главное, исконное, традиционное правопонимание в России. Именно консервативной правовой мысли России удалось показать самобытность, мировоззренческую и практическую пригодность понятия права в русской культуре.

Консерваторы справедливо указывали на уникальность не только русской духовной культуры, но и восприятия русским народом права. И.В. в XIX в. Киреевский точно заметил: «Даже самое слово «право» было у нас неизвестно в западном смысле, но означало только справедливость, правду»[85]85
  Киреевский И. В. В ответ А. С. Хомякову//И. В. Киреевский. Духовные основы русской жизни. – М.: Институт русской цивилизации, 2007. С. 355.


[Закрыть]. Как показали результаты современных исследователей, консерваторы были правы в том, что право в русском сознании связывается с нравственностью, правдой, справедливостью, а не с государством установленными юридическими правилами поведения[86]86
  См.: Сорокин В.В. Понятие и сущность права в духовной культуре России.
  – М., 2006.450 с.


[Закрыть].

К примеру, авторитетный российский специалист по русскому юридическому языку Т. В. Губаева проводит сравнение представлений о праве у европейских народов и славян и замечает: «У христианских народов Европы полностью совпадает словесное обозначение правой стороны тела и права как совокупности юридических норм, или эти слова имеют одно значение. Согласно традиционным воззрениям за правым плечом пребывает светлый ангел, за левым – демон… Однако задолго до этого, еще в языческие времена, славянам было известно близкое по содержание понятие святости, выраженное архаическим корневым элементом svet – процветающий. Так обозначали возрастание, набухание, вспухание, существенное увеличение объёма либо иных физических параметров, воспринимавшихся как результат действия особой жизненной силы… Впоследствии идея святости соединилась с христианским образом «всеединства сущего» – Истины, Красоты и Добра… Эти представления, составившие основу всей духовной культуры русской нации, были сформированы с общественном сознании уже к середине XI в. и сосредоточены в главном мировоззренческом концепте «святой правды», или «правды-истины» как особой жизненной позиции и высшим нравственным идеалом поведения»[87]87
  Губаева Т.В. Язык и право. Искусство владения словом в профессиональной юридической деятельности /Т.В. Губаева. – М.: Норма, 2007. С. 18–20.


[Закрыть].

Консервативные правоведы России обратили внимание на то, что сущность права в русской культуре определяется традиционным мировоззрением, формировавшемся еще в V–IX вв. и продолжающим превалировать в XX и XXI вв. Традиционное мировоззрение русского народа, очевидно, отличалось от европейского правосознания рядом черт:

– глубокое, синтетическое, синкретичное единство религиозных, нравственных и правовых принципов, объединяемых идеалом Правды;

– преобладание внутренней, совестной стороны в переживании права-правды над внешней, формально-юридической стороной права;

– отсутствие ощутимого влияния римского права на русскую правовую традицию вплоть до начала XX в. (лишь отдельные нормы и институты проникали в русское право через византийское право и то лишь в области церковного права). Так, В.А. Томсинов, анализируя влияние византийской традиции на русское право, констатирует: «…степень влияния правового наследия Византии на древнерусскую юриспруденцию была весьма ограниченной. Ее черты определялись в большей мере условиями экономического, политического и культурного развития Древней Руси, особенностями общественного сознания русского народа»[88]88
  Томсинов В.А. Юриспруденция Древней Руси и правовая культура Византии // Вестник Моск. ун-та. Серия 11. Право. 2009. № 4. С. 26.


[Закрыть];

– приоритет идеалов соборности, социального служения и обязанностей, отчасти обусловленных отсутствием частной собственности вплоть до конца XX в., господством крестьянской общины и хозяйства, служением всех сословий государству;

– преобладание обычного, неписаного права, выражающего народные идеалы правды, совести, справедливости.

Нравственность, справедливость или, по словам консерваторов «внутренняя правда», «совесть», «внутренний закон», «интуитивное право» преобладают в русском сознании над законом, юридическими нормами – внешней правдой. Консерваторы не смешивают нравственные идеалы и формальное, государством установленное право. По их мнению, внутренняя правда, живущая в сознании русского человека, – это высшие духовные ценности, которым человек покоряется по зову сердца и совести без внешнего принуждения со стороны государства. Идеал для консерваторов состоит в нравственном возвышении души человека по православным заповедям любви к людям, а не обеспечении собственной свободы при помощи государственного закона. В начале XVIII в. в «Книге о скудости и богатстве» И.Т. Посошков отмечал: «Паче вещественного богатства надлежит всем нам вместе печься о невещественно богатстве, то есть об истинной правде; правде – отец Бог, и правда умножает богатство и славу, и от смерти избавляет; а неправде отец дьявол, и неправда не только обогащает, но и древнее богатство умаляет, и в нищету приводит, и смерть наводит»[89]89
  Посошков И.Т. Сочинения. М., 1842. С. 26.


[Закрыть].

Для охранителей важно состояние человеческой души, а не внешнее соблюдение закона. Православное учение консерваторов исходит из постулата о том, что в своем духовном мире человек делает выбор в пользу добра или зла. Его поведение – результат нравственного выбора. Поэтому консерваторы смотрят в корень – душу человека, его нравственное состояние, а не только на внешние последствия человеческого поведения.

К.С. Аксаков по этому поводу писал: «Закон нравственный, внутренний требует, прежде всего, чтобы человек был нравственный и чтобы поступок истекал, как свободное следствие его нравственного достоинства, без чего поступок теряет цену Закон формальный или внешний требует, чтобы поступок был нравственный по понятиям закона, вовсе не заботясь, нравственный ли сам человек, и откуда истекает его поступок. Его цель – устроить такой совершенный порядок вещей, чтобы душа оказалась не нужна человеку, чтобы и без нее люди поступали нравственно и были бы прекрасные люди… и общество бы благоденствовало. Внешняя правда требует внешней нравственности и употребляет внешние средства»[90]90
  Аксаков К.С. Собр. соч. Т. I. М., 1889. С. 56.


[Закрыть].

Иными словами, внешней правде безразлично состояние души человека, единственное, что необходимо от человека – соблюдение закона. Мотивы подчинения закону для внешней правды не имеют никакого значения – из-за страха перед наказанием, боязни общественного суждения и т. п. По этой причине соответствующим закону является конформистское и маргинальное поведение, а также те поступки человека, которые социальное вредны, но допустимы (курение, употребление алкоголя и т. п.). Человек может быть внутренне и безнравственным, хотя и действующим в соответствии с юридическими нормами. Как только ослабевает контроль в отношении такого человека, его порочная душа вырывается на волю в виде нарушений права.

Для консерваторов немыслимо, чтобы жизнь человека зависела от действия принудительного закона. Формализм и принудительность разрушают естественность и органичность общественного мира. Не может система принудительных правил быть идеалом порядка в обществе. Общество, основанное на принуждении людей к добру, очень хрупко и может рухнуть под гнетом порока и зла. Власть и общество, равнодушные к нравственности, недолговечны и, рано или поздно, разрушаются. Традиционалистские мыслители призывали к нравственному совершенствованию человека, духовному лечению общественных недугов, которым помочь принуждение и законы бессильны. Закон слаб в смысле нравственного воспитания человека и всегда борется с имеющимися последствиями преступления. Нравственность человека самоограничивает и возвышает его над миром тлена и зла. По словам П.П. Новгородцева, писавшего об фундаментальных основах русской философии права, «высший идеал общественных отношений есть внутреннее свободное единство всех людей, единство, достигнутое не принуждением и внешним авторитетом, а только Законом Христовым, когда он станет внутренней природой человека»[91]91
  Новгородцев П.И. О своеобразных элементах русской философии права // История философии права. – СПб.: Юридический институт, 1998. С. 510.


[Закрыть].

Из традиционалистской концепции права вытекают два не потерявших значения до нашего времени вывода. Во-первых, русская культура отдает приоритет внутренней правде – нравственным идеалам, а закону (внешней правде) придает подчиненное положение. Во-вторых, из учения консерваторов вытекает удивительно верная мысль о том, что нравственной личности нет надобности в формальном законе. Поэтому духовно добродетельные люди отвергают какое-либо значение закона в своей жизни, не видят в нем ценности. Закон создан для духовно слабых людей, не способных жить по нравственным заветам добра и справедливости. Этих людей закон удерживает от совершения зла другим членам общества. Вследствие чего консерваторы отводят внешней правде роль борьбы со злом безнравственных людей, но не самодовлеющего принципа общественной жизни.

Превращение закон в превалирующий социальный регулятор консерваторами рассматривалось как признак деградации общественной нравственности, социальной аномалии, поскольку единственным средством сдерживания зла и преступлений становится сила государственного принуждения. Однако, такое социальное устройство обречено на тотальную подозрительность, взаимное недоверие, контроль и вырождение. Более того, при ослаблении контроля со стороны власти общество поражает язва преступности и насилия. Наконец, объективно невозможно обеспечить тотальный контроль за поведением человека.

Отечественные консерваторы видели альтернативу в построении общества с опорой на религиозные и нравственные традиции, свободно принимаемые совестью человека. При таком подходе путь оздоровления общества лежит в сфере воспитания, нравственного развития личности, общественной и государственной заботе о культуре и нравственном здоровье граждан. Закону же уготовано крайнего средства в борьбе с безнравственностью людей, где уже не срабатывают совесть и религиозно-нравственные требования. К примеру А. И. Солженицын идеальный общественный строй связывал не с совершенствование общественных и государственных институтов, а с укоренением в национальном самосознании, и даже сознании всего человечества христианской идеи самоограничения – свободного, добровольного ограничения своих потребностей и желаний ради совместной, соборной жизни. Другого пути у человечества для выживания и самосохранения нет, поскольку идея индивидуализма и прав человека постепенно приведет к социальной и природной катастрофе. А.И. Солженицын так сформулировал принцип совершенной личности и идеального общества: «Права человека» – это очень хорошо, но как бы нам самим следить, чтобы наши права не поширялись за счет прав других? Общество необузданных прав не может устоять в испытаниях. Если мы не хотим над собой насильственной власти – каждый должен обуздывать и сам себя. Никакие конституции, законы и голосования сами по себе не сбалансируют общества, ибо людям свойственно настойчиво преследовать свои интересы. Большинство, если имеет власть расширяться и хватать, – то именно так и делает. (Это и губило все правящие классы и группы истории.) Устойчивое общество может быть достигнуто не на равенстве сопротивлений – но на сознательном самоограничении: на том, что мы всегда обязаны уступать нравственной справедливости».

Традиция различения права и закона, правды (благодати, совести) и формальной юриспруденции глубоко укоренена в русской национальной культуре. Испокон веков идеалом русской культуры выступало идея правды – нравственного развития личности. Так, еще в XI в. киевский митрополит Иларион различал закон и благодать (истину, веру, правду). В соотношении Закона и Благодати проявляется традиционное для русского мировоззрения противопоставление закона и справедливости, правды. Закон обеспечивает принудительное подчинение религиозно-нравственным императивам, а Благодать воспринимается свободной совестью человека добровольно. Однако, закон ценен для нравственно слабых людей, которые удерживаются от зла. Иларион подчеркивает традиционный смысл закона как религиозного, писаного канона, который принуждает человека к соблюдению веры страхом перед возможным наказанием. По словам Иллариона: «Бог положил Закон на предуготовление истине и Благодати; да обвыкнет в нем человеческое естество, от многобожия идольского уклоняясь, в единого Бога веровать. Как сосуд скверный, омовенный водой да приимет человечество Законом и обрезанием млеко Благодати и крещения; Ибо Закон предтечей стал и слугой Благодати и Истине, истина же и Благодать – слуга веку будущему, жизни нетленной. Как Закон приводил подзаконных к благодетельному крещению, так крещение сынов своих впускает в вечную жизнь. Ведь Моисей и пророки поведали о Христовом пришествии, а Христос и апостолы его – о воскресении и о будущем веке»[92]92
  Илларион. Слово о Законе и Благодати // Первые книги Святой Руси. – М.: Даръ, 2005. С. 5.


[Закрыть]. В трактовке Илариона закон был необходим для того, чтобы люди отвергнув языческих Богов, постепенно путем внешнего исполнения заветов Священного Писания усмирили свой дух для принятия высшей истины – Благодати. Закон (Ветхий Завет) требовал формального следования заветам божественной истины, за что и влек внешние наказания. Но, высшее состояние общества и духа по Илариону – это свободное принятие христианских начал любви, свободы, сострадания и жертвенности, т. е. приятие правды, благодати духа.

Российские традиционалисты выступали против формального следования закону, которое обесценивает смысл, дух права – правды. Действие права означает не слепое и бездумное воплощение в жизнь буквы закона, ритуалов и процедур, а осуществление духа права, правды. В этом контексте интересно сопоставление веры-обряда и веры-правды, истины И.С. Пересветовым, мыслителем XVI в. В уста молдавскому воеводе Петру по поводу Москвы И.С. Пересветов вкладывает следующие слова: «Аесть ли в этом царстве правда?». А служи у него московитянин Васька Мерцалов, и он спросил того: «Все ты знаешь о царстве том Московском, скажи мне истинно!» И стал тот говорить Петру, молдавскому воеводе: «Вера, государь, христианская добра, во всем совершенна, и красота церковная велика, а правды нет». Тогда Петр, молдавский воевода, заплакал и так сказал: «Коли правды нет, так ничего нет… Христос есть истинная правда, ярче солнца освящает он всю небесную высоту и земную ширину и бессчетные глубины преисподние. Поклонились ему все племена небесные, земные и преисподние, все восхвалили и восславили имя его святое, ибо свят Господь наш Бог, силен и крепок, и бессмертен, велик христианский Бог, и чудесны дела его, долготерпелив и многомилостив. В каком царстве правда, там и Бог пребывает, и не поднимается Божий гнев на это царство. Ничего нет сильнее правды в божественном Писании. Богу правда – сердечная радость, а царю – великая мудрость и сила»[93]93
  Пересветов И.С. Сочинения. – М.-Л.: Академия наук СССР, 1956. С. 124.


[Закрыть].

Соотношение нравственности и формального права (государственного закона), традиционное для русской политико-правовой мысли, основывается на следующих началах.

1. Необходимость следования нравственной добродетели вытекает из православного идеала единства и любви людей, свободно принимающего единые нравственные и юридические предписания. Закон же основан исключительно на авторитете власти и возможном применении принуждения к нарушителям. Так, А.С. Хомяков писал: «Русской земле была чужда идея какой бы то ни было отвлеченной правды, не истекающей из правды христианской, или идея правды, противоречащей чувству любви»[94]94
  Хомяков А.С. Полное собр. соч. Т. I. С. 164.


[Закрыть].

2. Внутренняя правда обращена к духовному миру человека, а внешняя правда имеет дело преимущественно с поступками человека, следствием нравственных идеалов личности.

3. Внутренняя правда выражается в самоограничении человека, несении им моральных обязанностей перед обществом, долге. Внешняя правда выражается в правах и обязанностях, навязанных извне человеку государственной властью. А. С. Хомяков заметил: «Для того чтобы сила сделалась правом, надобно, чтобы она получила свои границы от закона, не закона внешнего, который опять нечто иное, как сила, но от закона внутреннего, признанного самим человеком. Этот признанный закон есть признаваемая им нравственная обязанность. Она, и только она, дает силам человека значение права»[95]95
  ХомяковА.С. Мнение иностранцев о России //А.С. Хомяков. Всемирная задача России. – М.: Интрусской цивилизации, 2008. С. 560.


[Закрыть].

4. Мерило поведения с точки зрения внутренней правды – человеческая совесть, которая внутренне подчиняет волю человека нравственным идеалом и тем самым приводит к совершению поступков по доброй воле, а не внешней необходимости. Внешняя правда, напротив безразлична к вопросам нравственного выбора и ее реализация всецело зависит от механизма государственного принуждения. Для консерваторов покорность, даваемая силой государства, ложь, духовный обман. Принуждение умерщвляет внутреннюю свободу и выбор человека. Человек, подчиненный закону, духовно не свободен – он не делает осознанного нравственного выбора.