Текст книги "Люди земли Русской. Статьи о русской истории"

Народ отсутствует
[Б. Н. Сергеевский]

Издательство «Россика» (Нью-Йорк) приняло на себя выполнение чрезвычайно важной, но столь же трудной и ответственной задачи – выпуск учебника русской истории. Эта работа была поручена Б. Н. Сергеевскому[194]194
  Борис Николаевич Сергеевский (1883–1976) – полковник императорского Генерального Штаба, эмигрант. Разбираемая книга вышла в 1954 г.


[Закрыть], бывшему директору русской гимназии в Мюнхене, который и составил учебник «Прошлое русской земли», базируясь на трудах дореволюционных историков и, как сам он указывает в предисловии, на работах А. Л. Погодина, Ф. В. Тарновского, Е. В. Спекторского[195]195
  Александр Львович Погодин (1872–1947), Федор Васильевич Тарновский (1875–1936), Евгений Васильевич Спекторский (1875–1957) – историки-эмигранты.


[Закрыть] и других профессоров из среды русской эмиграции в Югославии. О трудах историков, работавших в иных странах рассеяния, а также и на советской территории, автор упоминает лишь вскользь, о чем, конечно, приходится пожалеть, т. к. вряд ли югославская группа русской эмиграции была первенствующим центром русской исторической мысли послереволюционного периода и вряд ли она располагала обширными материалами для этой работы по сравнению с другими группами русской эмиграции, пользовавшимися книгохранилищами мирового значения, а на порабощенной родине – и подлинниками подлежавших разработке архивов.

Составить хороший учебник русской истории – необычайно сложная задача, и мы должны признаться, что в нашем дореволюционном прошлом мы не имели такого учебника для средней школы. Распространенные в то время пособия (Иловайского, Елпатьевского, Иванова, Острогорского и др.) далеко не удовлетворяли своему назначению, результатом чего и явилась та недооценка своего национального прошлого русской интеллигенцией, которая и привела ее к отрыву от национальных корней.

Задача составления такого учебника в эмиграции еще более сложна, т. к., помимо общих требований, этот учебник должен отвечать и специфическим потребностям самой эмиграции в ее настоящем состоянии, т. е. он должен давать ученикам возможно более полное представление о российском народе, от которого они в настоящий момент оторваны, давать понимание его и внушать любовь к нему, иначе говоря, быть острым орудием в борьбе с неизбежной в условиях оторванности от родной страны денационализацией молодела! Кроме того, есть и большая техническая трудность: нормальный учебник для нормальной школы бывает рассчитан на определенный возраст ученика и соответствующее этому возрасту развитие, в эмиграции же приходится строить его в расчете на несколько возрастов, которым предстоит им пользоваться за неимением других пособий. Необходимость ознакомить с исторической правдой значительную часть «новой» эмиграции, т. е. уже взрослых людей, еще более осложняет эту задачу.

Автор выпущенного издательством «Россика» учебника Б. Н. Сергеевский пошел по линии насыщения страниц своего труда возможно большим количеством фактического материала в до предела сжатом изложении его, не давая этому факту «политической и нравственной оценки», как он сам говорит в предисловии. Правилен ли этот, принятый им принцип? Достаточно ли говорит ученику один голый факт без его разъяснения? Думаем, что далеко недостаточен и даже может принести вред; ученику придется самому искать его разъяснения, причем ошибки более чем возможны, или же разъяснять его придется учителю. В этом случае Б. Н. Сергеевский как бы устраняет самого себя от воспитательно-педагогической работы, перекладывая ее на неизвестных ему и, как показывает практика, далеко не всегда отвечающих необходимым требованиям учителей, что снижает смысл выпуска самого учебника, низводя его роль к конспекту.

До крайности сжато излагая одну лишь фактическую сторону русской истории, Б. Н. Сергеевский и в ней ограничивается лишь изложением военных действий и административно-государственных актов. Религиозную жизнь Руси-России он освещает лишь вскользь, перечисляя только события внешней официальной церковной жизни, но оставляя в тени огромную внутреннею творческую работу служителей Церкви, воспитывавшую на протяжении одиннадцати веков дух русского народа, стержень его самобытной национальной культуры, вовлекшей в свое русло свыше ста пятидесяти примкнувших к Руси в ходе истории иных народов и спаявшей их в единое целое – неразрывную, неделимую Российскую Нацию. О культуре этой нации в учебнике Б. Н. Сергеевского вообще ничего не сказано. Абсолютно не освещена и экономическая сторона жизни русского парода в целом, а сам народ… полностью отсутствует. О таких грандиозных проявлениях народно-государственного творчества, так, например, Земские Соборы, ополчения Смутного времени, стихийная колонизация Севера и Востока, вплоть до Ледовитого и Тихого океанов, освоение и окультуривание этих громадных пространств, произведенных Российским народом совместно с его Монархами, упомянуто лишь вскользь, наравне с фактами, во много раз меньшего значения. Исторического рельефа в учебнике Б. Н. Сергеевского не дано.

Как же сможет полюбить свой народ и его прошлое оторванный от него эмигрант-ученик, не видя его, того народа, на страницах учебника истории?

Я не предполагаю оспаривать в этой статье некоторые исторические взгляды В. Н. Сергеевского, которые он все же высказал, несмотря на свой отказ от «политической и нравственной оценки». Не предполагаю указывать и на допущенные им противоречия, которые иногда очень значительны. Так, например, повествуя о деятельности Петра I, он говорит, что его преобразования были сделаны, «не трогая основ русской жизни…, чтобы вырвать общество из косности и ставшей привычкой лжи» (лжи и косности Московского Царства? – Б. Ш.), а на странице 83 перечисляет факты разрушения Петром всех устоев национальной жизни: превращение русского самодержавия в западный абсолютизм, подчинении Церкви государству по лютеранскому образцу, переформировании служилого слоя в шляхетство, прикреплении крестьянина к помещику, а не к земле и т. д. Это детали, частности. Я позволю себе высказаться лишь о пригодности его учебника для поставленной им цели в целом, и даже не ко всему его целевому комплексу, но к одной лишь его части – сближению, сращению зарубежной русской молодежи с его родным народом, от которого она насильственно оторвана.

Этой цели «Прошлое русской земли» не отвечает. Нельзя возбудить любовь к какому-либо объекту, не показывая его самого, т. е. в данном случае русский народ в его историческом целом, во всей его многогранности и разнообразии его творческих проявлений и духовной жизни.

Было бы ошибкой определять причины этого крупного пробела учебника только техническими условиями его издания. Совершенно понятно, что технически невозможно уместить орла в клетке для чижика, а также и изложить одиннадцативековую историю Руси-России на 157 страницах. Но ведь можно было бы отыскать и другие структурные формы, например, освещение лишь главных, узловых моментов русской истории или последовательные выпуски учебника частями.

Основная причина этого пробела, как мне кажется, вскрыта заключительной фразой Б. Н. Сергеевского: «Русская история прервалась».

Вот на эту фразу уважаемого автора я решительно возражаю. Нет, русская история, история нашего народа, и в наши дни, наши проклятые годы, протекает и развивается так же, как протекала и развивалась она и под игом татарского хана и в кровавом хаосе Смутного времени. Так же, как в те трагические периоды русский народ, путем жертв и страданий, осознавал предназначенный ему жребий, свое национальное историческое единство, свою душу и в результате этого осознания устанавливал свою национальную же единую государственную власть своих монархов, так он постепенно осознает то же самое и теперь, а осознавши, примет те же решения, которые принял он на Куликовом Поле, сплотившись вокруг стяга Всея Руси Великого Князя Дмитрия (а не Московского, не Владимирского и не Рязанского) и на Земском Соборе 1613 г. Периоды, предшествовавшие этим датам, не прерывали истории русского народа. Не прерывает ее и современное нам лихолетье.

Русский народ живет и творит свою историю. Задача историка видеть эту его жизнь. Задача учебника – показать ее ученикам.

«Наша страна»,

Буэнос-Айрес, 20 янв. 1955 г.,

№ 261, с. 6.

«Россия в XIX веке»
[С. Г. Пушкарев]

Объективность в изложении исторических событий и беспристрастие при их оценке – необходимейшие и главнейшие качества каждого историка. Следовать этим принципам обязан также и рецензирующий его труд и просто оценивающий его рядовой читатель. Поэтому при разборе выпущенной Чеховским издательством книги С. Г. Пушкарева[196]196
  Сергей Германович Пушкарев (1888–1974) – видный историк и мемуарист, с 1920 г. в эмиграции, в Чехословакии, затем в США.


[Закрыть] «Россия в XIX веке» мы проходим мимо некоторых наших разногласий с автором в его характеристиках исторических лиц этого периода, воздавая прежде всего заслуженную положительную оценку всему его труду в целом, обилию собранного им и умело скомпонованного материала, самой структуре его книги, а главное той исторической объективности, к которой успешно стремится сам автор, преодолевая господствующей, к сожалению, в нашей исторической науке до сих пор гипноз тенденциозно-прогрессивных «авторитетов»» и в некоторых случаях попросту опровергая их концепции, как измышления, как мифы, как выдумку.

«Я стремлюсь быть только объективным докладчиком, но не судьей нашего исторического прошлого», – пишет в предисловии автор рассматриваемого труда и не только пишет, но осуществляет эти поставленные самому себе требования на протяжении всех 486 страниц текста. Для этого он широко пользуется подлинниками: цитатами из манифестов, писем, докладов и т. д., характеризующих тех или иных исторических лиц, иначе говоря, дает читателю материал для собственного заключения, не стараясь внушить ему в каждом отдельном случае положительное или отрицательное отношение к историческому лицу или акту. Таким образом, не регламентируя себя ни монархистом, ни «прогрессистом», ни вообще лицом тех или иных политических убеждений,

С. Г. Пушкарев, быть может, даже и против своей воли, но лишь в силу долга исторической объективности раскрывает на страницах своего труда затушеванную «прогрессивными» историками огромную и благостную для государства-нации роль самодержавия и работу государственного аппарата, действовавшего по воле и указаниям Самодержцев XIX в.: Императоров Николая I, Александра II и частично Николая Второго.

Труд С. Г. Пушкарева «Россия в XIX веке» построен автором не в хронологическом, но в систематическом порядке. Он группирует исторические факты, объединяет их в комплексы и тем самым знакомит читателя с историческими вопросами в целом, что, конечно, является качеством книги. Основное внимание автора направлено на внутреннюю политику государственной власти и отношения, существовавшие в данный момент между правительственным аппаратом и обществом. В этом разделе он уделяет очень большое внимание функционировавшим в русской общественности оппозиционным по отношению к монархии течениям, но сам сознается в этой допущенной им некоторой однобокости, оправдывая ее тем, что оппозиционные политические течения играли в истории России XIX в. бо́льшую роль, чем течения, поддерживавшие внутреннюю политику монархии.

К сожалению, нам придется и в этом согласиться с автором, но одновременно все же поставить ему в упрек недостаточное освещение национально-русских направлений общественной мысли, выраженных в политике, публицистике и литературе. Прекрасно разработана автором и другая тема – планомерный разбор социально-экономических отношений на протяжении всего века и политика правительства в этом направлении. Внешней политике и, в частности, войнам автор уделяет меньшее внимание. Он рассматривает главным образом причины и следствия войн, но не самые военные действия. Еще меньшее внимание автор уделяет культурной жизни нации, давая лишь краткие перечисления главнейших имен работников русской культуры со столь же краткими характеристиками их направленности. Отражение искусства совсем не находит места в его книге. Но ставить упрека в данном случае автору не приходится: совершенно ясно, что им предельно использован лимит, предоставленный Чеховским издательством для выпускаемых им книг, и расширить свой труд в этом направлении С. Г. Пушкарев не мог по недостатку места.

Рассматривая царствование Императора Николая Первого, автор ни в какой мере не замалчивает его дефектов, главным из которых была гипертрофия бюрократизма, но вместе с тем показывает читателю и огромную, бесспорно прогрессивную работу, проделанную в отдельных ведомствах за это время. Читатель знакомится со многими фактами, укрытыми от его внимания тенденциозно-прогрессивными историками, изображавшими это царствование «Николая Палкина», как эпоху шпицрутенов, кувшинных рыл и прочих гоголевских типов. Зато перед ним встают мало известные исторические фигуры дельного и разумного бюрократа-финансиста графа Канкрина[197]197
  Граф Егор Францевич (Георг Людвиг) Канкрин (1774–1845) – генерал, министр финансов; под его руководством была проведена денежная реформа 1839–1843 гг.


[Закрыть], приведшего не только в порядок, но в блестящее состояние финансы Империи, широкая и тоже прогрессивная работа графа Уварова[198]198
  Граф Сергей Семенович Уваров (1786–1855) – министр народного просвещения, президент Императорской Академии наук.


[Закрыть], огромный труд по систематизации Свода Законов, осуществленный под руководством графа Сперанского[199]199
  Михаил Михайлович Сперанский (1772–1839) – государственный и общественный деятель, сторонник либеральных реформ.


[Закрыть]и главным образом деятельность графа Киселева[200]200
  Граф Павел Дмитриевич Киселев (1788–1872) – генерал, государственный деятель.


[Закрыть], выполнившего всю подготовительную к освобождению крестьян огромную по своему масштабу работу. Эта деятельность министров Самодержца Николая Первого была скрыта от их современников в тиши различных комитетов, кабинетов и т. д., от потомков же умышленно замолчана очень многими из историков.

Главы, в которых автор глубоко и всесторонне освещает эпоху великих освободительных реформ Александра, можно смело назвать торжественным хвалебным гимном направленной ко благу государства и нации воле Самодержца. С. Г. Пушкарев ярко освещает, пользуясь подлинными историческими документами, высокое напряжение борьбы, которую пришлось вести молодому Царю-Освободителю и его ближайшим сотрудникам с количественно и по влиятельности превосходящими их крепостниками.

Читателю становится совершенно ясно, что при устранении воли Самодержца и самого принципа самодержавия, освобождение крестьян не было бы тогда осуществлено, т. к. дворянско-крепостническая оппозиция была слишком сильна и на местах и в самом дворце. Группа же подлинно передовых сторонников реформы была по сравнению с ними незначительной и, кроме того, имела еще оппозицию слева, со стороны революционно-радикальных шестидесятников. В качестве прекрасной иллюстрации к этому автором рассказан такой малоизвестный факт: главный организатор и детализатор реформы Я. И. Ростовцев[201]201
  Яков Иванович Ростовцев (1804–1860) – генерал, начальник главного штаба Его Императорского Величества по военно-учебным заведениям, основной разработчик крестьянской реформы 1861 г.


[Закрыть] скончался, не дожив года до ее осуществления; Государю предстояло отыскать другого, столь же опытного администратора для ее окончательного оформления и проведения в жизнь. Найти такого человека было очень трудно, и пришлось назначить на место Ростовцева опытного и дельного графа Панина[202]202
  Граф Виктор Никитич Панин (1801–1874) – министр юстиции, председатель редакционных комиссий крестьянской реформы.


[Закрыть]… по убеждениям яростного крепостника. Но категорический приказ Самодержца заставил этого зубра действовать в направлении обратном его личным стремлениям и выполнить возложенную на него задачу. Воздает должное Пушкарев и ближайшим сотрудникам Царя-Освободителя: князю Черкасскому[203]203
  Князь Владимир Александрович Черкасский (1824–1878) – общественный деятель, активный участник крестьянской реформы, разделял взгляды славянофилов.


[Закрыть], славянофилу Ю. Ф. Самарину[204]204
  Юрий Федорович Самарин (1819–1876) – публицист, славянофил, участник комиссий по подготовке крестьянской реформы.


[Закрыть] и особенно в дальнейшем фельдмаршалу Н. А. Малютину[205]205
  Николай Алексеевич Милютин (1818–1872) – государственный деятель, один из главных разработчиков крестьянской реформы. У Ширяева он назван фельдмаршалом, на самом деле генерал-фельдмаршалом был его брат, Дмитрий Алексеевич Милютин, являвшийся основным проводником военной реформы.


[Закрыть], а также брату Государя, Великому Князю Константину Николаевичу.

В заключительной части этих глав автор уделяет много внимания непосредственным следствиям реформы: бурному росту экономики и промышленности, развитию железнодорожной сети, расширению народного образования, осуществлению всеобщей воинской повинности и тесно связанными с ними военно-организационным мероприятиям, вовлечению передовых дворянских кругов в административную работу на местах (мировые посредники) и, наоборот, привлечение крестьян к участию в местном самоуправлении (земство) и т. д. Следует отметить, между прочим, что упрек в недостаточном по количеству наделении крестьян землей С. Г. Пушкарев категорически опровергает, как миф. При осуществлении реформы помещичьи крестьяне были наделены землей в достаточном размере (чего не было ни в одном европейском государстве), а государственные крестьяне получили даже богатые наделы. Малоземелье же центральных губерний возникло позже, в силу прироста населения, низкой агротехники и, главным образом, общинному характеру крестьянского землепользования, которое автор труда, равно как и мы, считает самым слабым местом крестьянской реформы, введенным в нее лишь под давлением близоруких администраторов справа и радикальных шестидесятников слева (Герцена, Чернышевского, позже Лаврова и Ткачева), видевших в общине эмбрион осуществленного социализма, говоря по-современному, колхоза.

Столь же ярко и полноценно освещены С. Г. Пушкаревым и другие реформы великого царствования Самодержца-Освободителя. Попутно автор опровергает, как миф, «традиционное представление о том, что революционное движение в России началось лишь как ответ на правительственную реакцию или даже террор».

Неопровержимыми хронологическими данными он доказывает, что «бесы» в России начали свою гнусную деятельность именно в самый разгар ее всестороннего раскрепощения по воле Самодержца.

Дальнейшим развитием освободительной крестьянской реформы автор, как и мы, считает эпоху Столыпина – ряд новых узаконений, проведенных им с полного одобрения Царя-Мученика.

Рассказывая читателю краткое содержание этих прекрасных глав книги «Россия в XIX веке», мне, как рецензенту этого труда, приходится расставлять точки над «и». Сам автор по причинам, которые приходится искать в тенденциозной направленности издательства им. Чехова, не рискует оперировать термином Самодержавия, но из приведенных им фактов и документов благостная роль этого образа правления для России выясняется в полной мере.

Воздавая должную хвалу всему труду С. Г. Пушкарева в целом, приходится пожалеть лишь о том, что его книга по сложности и обилию собранного в ней материала не может служить учебником уровня средней школы, в чем так нуждается наша молодежь, но зато она послужит прекрасным руководством для учителей истории в среде эмиграции, а в дальнейшем в свободной России.

«Наша страна»,

Буэнос-Айрес, 5 июля 1956 г.,

№ 337, с. 4.

Практические примечания
[Н. Потоцкий]

Среди не утративших любви к своей родине людей русского зарубежья вряд ли найдется хоть один, кто возразил бы на мысли, высказанные нашим единомышленником Н. Потоцким[206]206
  Потоцкий Николай (настоящее имя Шаповаленко Николай Георгиевич; также псевдоним: Н. Загорский) (1894–1976) – офицер, журналист. Участник Гражданской войны. В эмиграции жил во Франции, в Ницце. В 1930 г. организовал в Ницце Общество изучения России, входившее в Российское народно-имперское («штабс-капитанское») движение. После Второй мировой войны продолжил свою деятельность в Российском народно-монархическом движении И. Л. Солоневича, редактировал «Бюллетень Российского Народно-монархического Движения», руководил Литературным Фондом Народной Монархии. Сотрудничал с газетой «Наша страна» (Буэнос-Айрес). Автор книг и брошюр, изданных «Нашей страной»: «Беседы о народной монархии. Народно-монархическое движение» (совместно с И. Н. Владимировым; 1953), «Спутник пропагандиста народной монархии» (1954), «Император Павел Первый» (1957), «Курс национального воспитания русской молодежи» (1958), «Народная монархия» (1959), «Правда о царской России» (1959) и «Земля – трудящимся!» (1960), а также книги «К русской молодежи» (Ницца, 1962).


[Закрыть] в его прекрасной, пламенной статье «Неотложная задача»» («Наша страна», № 295). Вряд ли можно что-либо добавить и к коротко, но вместе с тем фундаментально намеченной им программе книги по русской истории, в которой бы была сказана подлинная, настоящая правда о прошлом нашего великого народа, в которой основные этапы его исторической жизни были бы освещены беспристрастно, но вместе с тем правдиво, которая давала бы читателю не только знание фактов нашего исторического прошлого, но и внушала бы ему любовь к нации, жизненными этапами которой являются эти факты.

Мысль о том, что такая книга необходима, не раз высказывалась в национальной печати русского зарубежья. Были даже попытки создать такую книгу, но они не увенчались успехом. Было много частных деловых разговоров на ту же тему. В недалеком прошлом я сам получил из США предложение сотрудничать в такого рода издании, но… благими попытками, как известно, вымощена дорога в ад, и в данном случае все пожелания упирались в препятствия, которые в советчине принято называть «объективными условиями». За все 35 лет жизни Российской эмиграции такой книги не было создано, и в результате многие пламенные сторонники этой идеи пришли к решению, что подобное издание невозможно и что мысль о создании такого рода книги по русской истории беспочвенная утопия.

Так ли это?

Моя почти пятидесятилетняя работа в печати и близости к издательскому делу в самых различных его условиях и вариантах обогатила меня некоторым опытом в этой области, в силу чего я позволю себе добавить к статье Н. Потоцкого «Неотложная задача» некоторые практические примечания.

Прежде всего, рассмотрим главнейшее из препятствий к намеченной Н. Потоцким работе. Первое из них – отсутствие средств для издания и тесно связанный с ним вопрос о его распространении, иначе говоря, о возможности приобрести такого рода книгу по сходной цене, учитывая материальный уровень среднего эмигранта, возможности сделать ее доступной ему, а, следовательно, и популярной в практическом значении этого слова. Второе препятствие – научные силы для столь крупного труда, их концентрация и организация, иначе говоря, их объединение, что, как показывает опыт, тоже очень затруднительно в психическом климате эмиграции.

Остальные препятствия менее значительны, и при преодолении двух первых они не служили бы препонами. Поэтому я их не рассматриваю в данной статье.

Создать и выпустить подобный труд в систематическом, хронологическом его изложении было бы, конечно, невозможно. Во-первых, он занял бы, прикидывая грубо, не менее тысячи страниц, то-есть, пришлось бы выпускать двухтомник или трехтомник стоимостью по современным ценам не менее 10–12 долларов. Для финансирования такого рода издания средств мы, конечно, найти не сможем и, с другой стороны, распространение такого двух или трехтомника в широких кругах русской эмиграции также невозможно, т. к. покупка его недоступна или, во всяком случае, очень затруднительна для рядового эмигранта.

Но нужно ли такого рода издание, т. е. последовательное, хронологически систематизированное изложение всей русской истории, нечто, подобное трудам С. Соловьева или В. Ключевского, трудам, на которые потратили они всю свою жизнь и все-таки не смогли их довести до конца?

Мне думается, что на данном этапе жизни русского зарубежья такого рода издание не нужно, и оно может и должно быть заменено выпусками разработок отдельных вопросов, отдельных эпизодов Российского прошлого, вне их систематизации и хронологической последовательности. Приведение же этих отдельных работ в стройный систематический и хронологический порядок является уже вторым этапом общего труда, который наступит, грубо говоря, лет эдак через пять, а до тех пор много воды утечет, многое изменится… Но, во всяком случае, проделанная за этот первый период работа не пропадет даром, а послужит материалом для работников грядущих поколений национально мыслящих русских людей. Выпуск же небольших книг или брошюр по отдельным вопросам не так уж труден и вполне возможен. Я глубоко уверен, что не только «Наша страна», но и другие национальные русские издания, например, «Знамя России», охотно предоставят свои страницы для статей и очерков такого рода, воспользуются готовым набором и, изыскав необходимые средства на выпуск этих брошюр в количестве 600–800 экземпляров, смогут отпечатать их с расчетом, чтобы стоимость каждого выпуска укладывалась, примерно, в один доллар. Издания такого рода вполне доступны рядовому эмигранту. Средства же для выпуска этих брошюр достать можно. Ведь имеются же в среде национально мыслящей русской эмиграции зажиточные и даже богатые люди, которые расходуют значительно большие по размерам суммы на дела благотворительности, выпуск мертворожденных, вследствие неумелого руководства, газет и т. д. За примерами ходить недалеко, но мне не хочется называть фамилий, т. к. это может повлечь па собой неприятные последствия, следовательно, первая препона может быть преодолена.

Переходим ко второй: к подысканию и компенсации сил, необходимых для выполнения рассматриваемой задачи. Не сомневаюсь в том, что предложение Н. Потоцкого ветретит горячий отклик в среде сотрудников «Нашей страны». Вполне уверен, что у профессора Зызыкина найдется не одна, а несколько уже фундаментально отработанных им тем; в том, что Б. Башилов мог бы дать несколько прекраснейших исторических очерков по освоению Сибири на протяжении всего этого исторического периода, начиная от первых землепроходцев и кончая работой переселенческого комитета Кривошеина; в том, что такие, уже продуманные и вчерне составленные «заготовки» имеются и у М. Спасовского[207]207
  Спасовский Михаил Михайлович (1890–1971) (псевдонимы: К. Стоянов, М. Гротт, М. Недзвецкий) – архитектор, журналист. Дворянин по происхождению. Учился на юридическом факультете С.-Петербургского университета. В 1914–1918 гг. издавал студенческий журнал «Вешние воды», одним из сотрудников которого был В. В. Розанов, о котором позднее написал книгу. Печатался в «Вестнике Союза русского народа» и «Русском знамени». В 1926 г. эмигрировал с семьей в Персию, где по 1940 г. занимал должность придворного ахитектора шаха Резы Пехлевы. Во время работы при Дворе шаха был постоянным сотрудником и корреспондентом целого ряда антикоммунистических изданий, включая журнал «Двуглавый орел» (Париж), «Нация» (Харбин; Шанхай), газетах «Наш путь» (Харбин), «Новое слово» (Берлин), «Русский авангард» (Шанхай) и др. Позднее переселился в Китай, где целиком отдался публицистике, сотрудничая как в местной, так и заокеанской эмигрантской печати. После захвата власти коммунистами в Китае в 1949 г. переселился на Тайвань (Формоза). В 1955 г. переехал в Австралию. В послевоенные годы разделял взгляды И. Л. Солоневича о народной монархии и до конца жизни активно сотрудничал в газете «Наша страна», основанной И. Солоневичем в 1948 г. в Буэнос-Айресе; также сотрудничал в журналах «Знамя России» (Нью-Йорк), «Возрождение» (Париж), «Владимирский вестник» (Сан-Пауло), газетах «Россия» (Нью-Йорк), «Русская правда» (Мельбурн), «Русская мысль» (Париж) и «Наши вести» (Нью-Йорк).


[Закрыть] и у Рудинского[208]208
  См. о В. Рудинском на с. 439.


[Закрыть]; в том, что В. Федонюк мог бы очень интересно осветить этапы развития русского флота… И у меня самого кое-что найдется, равно как и у автора статьи Н. Потоцкого. Но этого, увы, все-таки мало, слишком мало.

Однако, наравне с этим печальным выводом, я глубоко уверен в том, что реальное начало задуманною труда в скором времени привлечет к нему новых сотрудников, и наш небольшой кружок будет постепенно расширяться и расти. Для того, чтобы написать систематический курс русской истории, хотя бы для средних учебных заведений, не говоря уже о трудах, подобных созданным Соловьевым и Ключевским, нужно быть, конечно, историком и глубоким, ученым историком. Но для того, чтобы написать отдельный очерк или монографию по какому либо особо заинтересовавшему и изученному данным автором вопросу, историком быть не нужно. Нужно лишь глубоко продумать и изучить именно этот вопрос. Разве не мог бы, например, офицер Генерального Штаба дать правдивый очерк о партизанском движении 1812 года – явлении, чрезвычайно, значительном в жизни русского народа? Или образованный, талантливый коммерсант типа П. Бурышкина – об экономическом подъеме первого десятилетия XX в.? Юрист – о судебных реформах Императора Александра II?

Конечно, могут, и я уверен, что, убедившись в жизненности нашей работы, дадут. Уверен и в том, что к нему примкнут такие лица, как обладающий огромным материалом историк Е. Марков, как кристаллически правдиво освещающая пережитое ею бурное время и много, очень много видевшая на своем веку А. В. Тыркова-Вильямс, как обладающий ценнейшим архивом Абданк-Коссовский[209]209
  Абданк-Коссовский Владимир Конкордович (1885–1962) – полковник инженерных войск, военный писатель, журналист, коллекционер. Окончил Лазаревский институт восточных языков в Москве, Александровское военное училище, Офицерскую электротехническую школу, историко-филологический факультет Новороссийского университета. Во время Первой мировой войны служил инженером в чине полковника, имел награды. Участник Гражданской войны. Эвакуировался в Тунис, в 1924 г. перебрался в Париж. Работал конторским служащим, а также водителем такси. Собирал материалы по истории русской эмиграции, которые представлял на выставках в Париже. Член Русского монархического движения (1948), член Союза русских дворян. До 1917 г. сотрудничал в газете «Новое время» (Петербург), в эмиграции – в парижских журналах «Возрождение», «Станица» и «Союз дворян», журнале «Знамя России» (Нью-Йорк), а также в газетах «Новое слово» (Берлин), «Парижский вестник», «Россия» (Нью-Йорк), «Русское воскресенье» (Париж).


[Закрыть], как… всех не перечтешь, следовательно, при расширении круга первоначальных работников за пределы «Нашей страны» и даже за пределы чисто монархического мировоззрения становится возможным и преодоление второй препоны, а вместе с этим преодолением будет разрешена и связанная с ним задача общей организации и редактирования работы, т. е. создание редакционной коллегии или какого-либо ее центрального органа.

Лиха беда начало. Так начнем же, друзья-единомышленники! От слов – к делу! И если Всеволод Константинович[210]210
  Всеволод Константинович Дубровский – сотрудник И. Л. Солоновича, издатель «Нашей страны».


[Закрыть] предоставит мне высокую честь вложить первый камень в нашу стройку, то в ближайших же номерах «Нашей страны» появится мой исторический очерк «Царь и народ», посвященный описанию Земских Соборов Московского Царства. Весь последний год, подобрав материалы, я работал над этой темой и, как мне думается, теперь смогу осуществить ее.

С Богом за дело!

«Наша страна»,

Буэнос-Айрес,

6 октября 1955 г.,