Текст книги "Люди земли Русской. Статьи о русской истории"

Владимир Рудинский

Моя статья о русской интеллигенции вызвала оживленную дискуссию в «Нашей стране» с участием ее главных сотрудников. Мне было приятно, однако, убедиться, что из них проф. Ширяев более или менее целиком разделяет мои взгляды, а с Г. Месняевым у меня нет никаких серьезных разногласий. Вопрос об оценке Бунина не имеет прямого отношения к вопросу, и хотя я мог бы тут кое о чем поспорить с Б. Н. Ширяевым, оставлю это до другого раза. Г. Месняев правильно понимает самое главное в этой проблеме: разницу между интеллигенцией и «интеллигентщиной»; следовательно, если в чем мы и расходимся, то лишь во второстепенных деталях.

Один Б. Башилов меня яростно атакует в длинной статье с длинным названием[240]240
  См. выше статью Б. Башилова «Творцы русской культуры – не интеллигенты, интеллигенты – не творцы русской культуры».


[Закрыть]. Ему мне придется ответить. Хочу только тщательно подчеркнуть, что принципиальная полемика никак не должна переходить в ссору и перебранку; эта аксиома в эмиграции, увы, слишком часто забывается. В данном случае это тем более так, что речь идет главным образом о филологических тонкостях. Не буду уклоняться от их обсуждения: я сам по образованию филолог и готов их с интересом разбирать.

Для Б. Башилова «интеллигент» значит «революционер», на чем он, однако, основывается? Если взять первоначальный смысл латинского слова «intelligens», оно значит «умный, разумный, понимающий», но ничего не говорит о политических взглядах. Разве если считать, что умные люди не могут быть монархистами. Этимология сама по себе, конечно, не доказывает ничего. Слова меняют значение в процессе их жизни. Гораздо важнее взглянуть на то, в каком смысле русские люди в наше время этот термин употребляют. Не может быть, чтобы Б. Башилов в России не слышал фраз вроде: «Интеллигентный ли он человек?» – «Конечно, ведь он же бывший офицер». И пусть Б. Башилов опровергнет следующее. Если спросить любого простого человека в СССР, крестьянина или рабочего, с малым образованием, но с природным умом, каких в России так много: «Что такое интеллигент?» Он, подумав, ответит: «Ученый человек… образованный человек… который много книжек читал». Причем в ответе этом, как правило, прозвучит уважение, иногда легкая зависть, но редко враждебность. Сознает народ и этические обязанности, налагаемые образованием, и при всяком недостойном поступке образованного человека с неодобрением скажет: «Разве так можно! А еще интеллигент…»

Я русский человек и хочу говорить, как мой народ, а не придавать словам произвольно то значение, которое мне больше нравится. В лингвистике, при определении значения слова, смотрят на его происхождение и на всеобщее его употребление, и если они совпадают, вопрос считается решенным.

Отметим еще вот что: Б. Башилов говорит что, де, к интеллигенции причисляют образованных и полуобразованных людей. Не совсем так. Для полуобразованных есть особое название: полуинтеллигент. Наверное, Б. Башилов, не раз слышал это словечко, прочно вошедшее в русский язык – больше, он верно и сам его порой употреблял. Как же его понимать? По Б. Башилову, если быть последовательным, оно должно бы значить полуреволюционер, человек не вполне левых взглядов. А в русском языке оно значит просто: недоучка, малообразованный человек – причем политические воззрения оставляются совершенно в стороне.

В нашей речи (и в СССР и в эмиграции) для массы людей говорящих по-русски интеллигент значит (не вижу, почему бы ему не значить?) – человек с образованием. Какое именно образование дает право на это имя, сказать трудно. Университетское – бесспорно да; но на деле оно может быть и средним, а то и ниже, если человек располагает известным комплексом знаний, прежде всего в гуманитарных науках. Скажем, все врачи царского времени были интеллигентны. Среди них определенно были монархисты (вплоть до членов Союза Русского Народа), т. к. я таких встречал и в России и заграницей. Они сами себя считали интеллигентами и этим гордились: большевики их, случалось, за правые взгляды лишали права голоса… но звание интеллигента до Б. Башилова никто у них не пытался отнять. Помнит Б. Башилов травлю интеллигенции большевиками? Кого же тогда глумливо называли «разными там тилигентами»? Левых? Революционеров? Ничуть – всех образованных людей. Казалось бы, ясно.

Еще один пункт. Разве Б. Башилов не слышал и не читал выражений вроде: «левая интеллигенция», «революционная интеллигенция», «реакционная интеллигенция», «дворянская интеллигенция», «деревенская интеллигенция», «туземная интеллигенция»? (Сам он в своей статье пишет: «радикальная интеллигенция»). Подставьте вместо «интеллигенция» – «революционеры», и посмотрите, какая бессмыслица получается. Боже мой, да будто уж так трудно понять в самом деле, что интеллигенция бывает левая и правая!

Б. Башилов говорит об ордене интеллигенции. Ах, стоит ли так издеваться над этим орденом! Из тех врачей, которых я упомянул, любой черносотенец или либерал, был всегда готов встать ночью и ехать к черту на кулички, усталый, порой сам больной, к неизвестному ему пациенту; готов был отклонить плату, если видел себя перед лицом нужды; готов был рисковать жизнью, не отступая перед заразой, перед снарядами, если этого требовал его профессиональный долг. Не будь он готов – он не был бы русским интеллигентом. И если западный мир не раз признавал высокую этику наших судебных деятелей, ученых, литераторов – нам ли их смешивать с грязью? Не лучше ли подражать им и стараться быть достойными членами того же ордена!

Вот мои доводы в защиту моих взглядов. Пусть Б. Башилов над ними задумается. Он сам, однако, в своей статье, не очень полагается на логику. Главную роль в ней играют авторитеты. И на кого он ссылается! На весь цвет наших либералов, в России и в эмиграции. Бердяев, Мережковский, Федотов… Вот имена лиц, «с мнением которых нельзя не считаться», – полагает Б. Башилов. Я считаю себя совершенно свободным именно с их мнением не считаться. Это для меня люди иного лагеря, политические враги, и притом совершившие за свою жизнь столько ошибок, что никакого права не имеют претендовать на непогрешимость.

Но вот Достоевский сам себя называл много раз интеллигентом, и даже говорил о необходимости весь народ поднять до уровня интеллигенции. И Алданов, которого напрасно цитирует Б. Башилов, в одной из своих статей говорил, что у всякого политического движения есть своя интеллигенция, и указывал в виде примера на ряд русских монархических деятелей. Плечами хочется пожать, когда узнаешь, что русская интеллигенция началась с Радищева, что Радищев интеллигент, а Пушкин – нет. Б. Башилов считает: налево – интеллигенты, направо – образованные люди, и ссылается на мнения вождей и идеологов русского социализма. Да ведь еще вопрос, признали ли бы те за монархистами право названия «образованных людей»? Может быть, они нас назовут иначе: варварами, обскурантами, невежами. И почему, во имя Бога, мы должны говорить их языком, признавать их арбитрами, по своей воле раздающими и отнимающими титулы?

Статья Б. Башилова изобилует неожиданными, ни на чем не основанными утверждениями. Почему интеллигентами надо считать только второстепенных писателей и мыслителей, а первостепенных исключать?

Почему, собственно, Пестель или Писарев интеллигенты, а Пушкин или Менделеев нет? Они ведь оба были интеллигентами даже в рамках того узкого определения, по которому интеллигент – это человек, живущий умственным трудом.

Алданов дает в «Ульмской ночи» такой список типичных интеллигентов: «Ломоносов, Крылов, Пушкин, Лермонтов, Тютчев, Грибоедов, Гоголь, Тургенев, Гончаров, Лесков, Фет, Чайковский, Мусоргский, Бородин, Рубинштейн, Брюллов, Суриков, Репин, Левитан, Лобачевский, Чебышев, Менделеев, Павлов, Мечников, Ключевский, Соловьевы» и добавляет, что они «были в политике самые умеренные люди, либо консерваторы, либо либералы». «Заметьте», – добавляет он, – «все большие русские писатели могли знать западноевропейские крайние революционные течения… Между тем, ни на одного из них (не причислять же к большим писателям Максима Горького) марксизм ни малейшего влияния не оказал». Половина этих людей были монархистами, а из остальных лишь немногих можно считать революционно настроенными. Исторический факт, что на известном этапе в среде русской интеллигенции, т. е. среди образованных людей России, левые идеи относительно преобладали. Они никогда не охватывали всех. Всегда на самых вершинах культуры были люди, боровшиеся с левыми теориями, и внизу – масса рядовых интеллигентов, врачей, инженеров, чиновников и бесхитростно служивших правительству. Суд Б. Башилова над русской интеллигенцией поистине можно назвать скорым, неправым и немилостивым.

Если принять точку зрения Б. Башилова, получается то странное явление, что человек может неограниченное число раз делаться интеллигентом и переставать им быть. Для этого ему стоит колебаться между монархическими и республиканскими идеями и переходить из одного лагеря в другой. Ибо монархист не может быть интеллигентом, а интеллигент не может быть монархистом.

Ну, а я себя считаю самым настоящим интеллигентом. Интеллигентами были много поколений моей семьи, среди интеллигентов я жил всю жизнь, и, имея университетское образование, считаю, что к ним принадлежу. И если Б. Башилов захочет меня лишить звания монархиста – посмотрю, как он это сделает.

Б. Башилов пугает меня, что, де, в социалистическом лагере за мной название интеллигента не признают. Заверят его, что мне решительно наплевать на мнение «Социалистического вестника» или «Русской мысли». Но шествуя далее по намеченному им пути, мы легко можем себе создать репутацию врагов всякого образования и культуры. А от этого, да сохранит нас Бог!

«Наша страна»,

Буэнос-Айрес, 21 августа 1954 г., № 240, с. 6.

Борис Ширяев

Под термин «интеллигент» у нас подводят множество самых различных характеристик и толкований, начиная, например, от определения интеллигентности по признаку шляпы: «Интеллигентный человек шляпу надел, а толкается», – слышал каждый из нас в трамвае, и кончая суженным до предела, сектантским определением, зачисляющим под эту рубрику исключительно людей, причастных к революционным движениям. Я глубоко уверен, например, что характерный пузырик потонувшего мира господин Аронсон распузырился бы, как крыловская лягушка, если бы услышал о причислении к интеллигенции митрополита Филарета или Петра Аркадьевича Столыпина.

Господствовавшим в прошлом веке определением интеллигенции была причастность в той или иной форме к политическому мышлению, протестующему против самодержавного строя. Степень образования, не говоря уж о ширине кругозора мышления, в расчет не принималась. Выкрикивающий хлесткие, но необоснованные лозунги уездный фармацевт становился на своей улице или в городском саду захолустного города даже «деятелем», вождем в некотором роде. Профессия зубных врачей, безусловно, зачислялась ин корпоре[241]241
  Целым корпусом, в полном объеме {лат).


[Закрыть] в ряды интеллигенции именно по тому же признаку, в то время как технически сходная и даже выше нее стоящая в художественно-творческом отношении профессия ювелиров «интеллигентной» не считалась. Важнейшим показателем интеллигенции признавалась также подражательность всему заграничному, западному, начиная от идей и идеек и кончая американскими ботинками. Даже не только подражание, но преклонение перед всем заграничным.

Наша русская интеллигенция началась, собственно говоря, только с Радищева, – возглашает и в наши дни другой пузырик потонувшего мира – г. Марк Вишняк, в русскости которого, а также и в интеллигентности возможно и сомневаться.

Иван Лукьянович Солоневич очень много раз повторял в своих пламенных статьях о необходимости выработки здесь, в зарубежье, основных кадров подлинно русской интеллигенции и заверял своих читателей в том, что и там, за Железным Занавесом, под прессом торжествующего социализма, тоже происходит какой-то глубинный процесс выработки этого нового, подлинно-русского интеллигента, которому и предстоит образовать «правящий слой» освобожденной России, его творческое ядро, актив административных, хозяйственных, профсоюзных работников, инициативные группы промышленников и коммерсантов и т. д. Он не давал точного определения концепциям, заложенным им в основу характеристики грядущей русской интеллигенции, но, безусловно, признавал ширину и разнохарактерность этой социальной группы и был бесконечно далек как от «шляпы», так и от «Радищева», т. е. от узкого сектантства во всех его видах.

К сожалению, глубоко уважаемый мною наш единомышленник и талантливый публицист Б. Башилов, в своей страстной и пламенной, во многом справедливой статье «Творцы русской культуры – не интеллигенты, интеллигенты – не творцы русской культуры» не избег уклона в сектантство, но стал в нем лишь на точку зрения, диаметрально противоположную аронсонам и вишнякам. Они отчисляют от корпуса русских интеллигентов всех мыслящих иначе, чем они сами. Б. Башилов делает то же самое, но только с противоположной стороны и в результате очень значительное число «нейтральных», срединных работников мысли как бы повисают в воздухе, ни туда, ни сюда, ни Богу свечка, ни черту кочерга.

Субъективная непримиримость нашего пламенного единомышленника Б. Башилова мне глубоко понятна, но в данном случае, в нашей общественной работе субъективизм абсолютно недопустим и даже очень опасен для дела. Прежде всего, подобной непримиримостью мы оттолкнем от себя тех пока еще «нейтральных», колеблющихся, которые пока еще не оформили своего идейного кредо, но в дальнейшем могут стать нашими соратниками и даже, безусловно, станут ими при развитии своего политического мышления и расширения общего умственного кругозора. Таких немало среди новой эмиграции, и не их вина в том, что кругозор их мышления еще недостаточно широк. А когда мы, Бог даст, сможем говорить перед двухсотмиллионной аудиторией пока еще подсоветских, но русских, российских людей, то таких будет очень много и острота скальпеля Б. Башилова отсечет от нас значительное количество нужных и ценных работников.

В возникшей на страницах «Нашей страны» (и очень нужной, своевременной) дискуссии по определению термина «русский интеллигент» я примыкаю к концепции В. Рудинского, оппонента Б. Башилова, но позволю себе несколько уточнить, конкретизировать им, очевидно, недосказанное. Мой основной тезис:

– Интеллигенция не только русская, но и любой национальности является ничем иным, как идейно-мыслительным органом данной нации, неразрывным со всем ее организмом и развивающимся совместно с ним. Таким образом, даже жрецы и шаманы первобытных, стоявших на низшей ступени культуры народов, были также их интеллигенцией на данном этапе развития национального организма. Они рождали и вынашивали зачатки идей религиозного, общественного и политического направления, развивали их, культивировали в массах и отмирали сами, уступая место выше стоявшим молекулам-клеткам того же органа, того же организма, т. е. той же нации в процессе ее развития и оформления.

Прошу прощения у читателей, я формулировал мою мысль, быть может, несколько громоздко и угловато, но думаю, что точно.

Однако, наличие такого органа национальной интеллигенции в организме каждой нации не исключает возможности зарождения и присутствия в том же органе чужеродных, деформированных, но сходных с первыми по функциям клеток. Это явление будет паталогическим, вредящим развитию всего национального организма, но, тем не менее, существование его возможно и считаться с ним приходится. Так, например, клетки кожных покровов каждого животного, необходимые и полезные ему, могут под влиянием внутренних или внешних причин перерождаться в мозоли, схожие с ними по структуре, но ненужные, болезненные и вредные. Орган русской интеллигенции на протяжении своего одиннадцативекового развития всегда имел свои здоровые, жизненные молекулы, но не избег и мозольного их перерождения.

Были интеллигенты и в самом начале исторической жизни Руси-России. Можно ли зачеркнуть идейное содержание деятельности равноапостольного князя Владимира, комплекс идей, вложенных Владимиром Мономахом в его «Завещание», яркую идейную же направленность святого Нестора и первых летописцев, безымянного автора «Слова о полку Игореве» и даже совсем неизвестных, незаметных, вероятно, даже и современникам, многочисленных слагателей песен и былин, вкладывавших в свое творчество не только обособленные, отрывистые мысли и чувства, но создававших вполне законченные, чисто народные идеалы, каким является, например, образ Ильи Муромца? Ведь именно эти, донесшие и не донесшие до нас свои имена создали идеи, формировали душу русского народа, его мышление, его дух, основу его огромной творческой работы, стержень его исторического бытия.

Размеры статьи не позволяют мне хотя бы в общих чертах наметить исторические вехи развития русской национальной интеллигенции. Ограничусь лишь самыми необходимыми. После Киевского периода, идейные вожди которого мною уже названы, общее миросозерцание и идейно-моральное мышление Московского Царства вырабатываются интеллигентами того времени, русскими, а не византийскими церковными писателями – Нилом Сорским, заволжскими старцами, иосифлянами, преосвященным Макарием и многими другими; в плоскости строения государства и общества – Иоанном Третьим, Иоанном Четвертым, царем Алексеем Михайловичем и их ближайшими сподвижниками. Тут начинает нарастать мозоль: склонный к переходу на рельсы западного феодализма князь Андрей Курбский, стопроцентный западник дьяк Котошихин и др. Не останавливаясь на промежуточных вехах, от них – к позабывшему в Лейпциге русский язык Радищеву, историческому пустоболту Белинскому, Чернышевскому и к здравствующим в настоящее время марксистам всех мастей и оттенков, вместе с их прихвостнями. Это – мозоль, обраставшая, временно сковавшая молекулы здоровой национальной интеллигенции. Но это не значит, что русская национальная интеллигенция переставала жить и функционировать вопреки мозолям. Пушкин, «старшие» славянофилы, Достоевский, деятели реформы 1861 г., «младшие» славянофилы, Данилевский, Леонтьев, Лесков, Менделеев, Столыпин, Розанов, В. Соловьев, наконец, акад. И. П. Павлов и Иван Лукьянович Солоневич. Я смело ставлю его в этот ряд, ибо брошенная им на русскую почву идея, несомненно, грандиозна и будущее это покажет, а современность… уже показывает!

Итак, пора закончить статью, но хотелось бы сказать еще многое, а придется ограничиться кратким выводом и проекцией характеристики «русского интеллигента» на современность.

Мы, журналисты и публицисты национального направления, говорим пока с кругами читателей Зарубежья. Даст Бог, будем говорить и с во много раз более широкими кругами русских людей. Прежде всего, мы должны быть им понятны и поэтому субъективная трактовка всех общепринятых терминов полностью исключается. Так и в слове «интеллигент» мы должны принять содержание, вкладываемое в него современными русскими людьми в массе, а не мнения единиц. Понятие интеллигенции в наши дни необычайно разрослось. В него включены мыслящие, ведущие работники всех областей религиозной, государственной, общественной, экономической, военной, технической и т. д. жизни народов. Таким образом, в круг современной интеллигенции мы должны ввести мыслителей и иерархов Церкви, крупнейших политических деятелей, полководцев, «творческую», как принято говорить, интеллигенцию – писателей, художников, артистов, композиторов, техников-конструкторов, изобретателей, организаторов и целый ряд других ответвлений. Мы должны установить также и ступенчатость, иерархию интеллигенции в самой себе, т. е. отделить ведущих «светочей» от «исполнителей», проводников идеи, осуществляющих ее на практике, но и этих вторых нельзя отрешать от права называть себя именем интеллигента. Нельзя также рассматривать «интеллигенцию», как специфически русское явление, что делает Б. Башилов. Понятие интеллигенции международно, но нужно строго и точно отграничить представление о подлинно русской национально-почвенной интеллигенции от болезненного, мозольного ее нароста.

Эту границу должны резко и точно провести мы, национальнопочвенные публицисты, пользуясь страницами «Нашей страны» и должны сделать это теперь же, безотлагательно, чтобы вернуться на родину с точными, ясными и для нас и для наших читателей формулировками. Вот почему я считаю возникшую на страницах «Нашей Страны» дискуссию о русском интеллигенте полезной, актуальной, вполне своевременной и хотел бы ее расширения.

«Наша страна»,

Буэнос-Айрес, 21 августа 1954 г.,

№ 240, с. 7.