Текст книги "Разум, религия, демократия"

А. ФЕОДАЛЬНОЕ ГОСУДАРСТВО

После падения Римской империи Европа вступила в период, отчасти напоминавший состояние анархии в описании Гоббса. На большей части ее территории не было никаких институтов, способных поддерживать хотя бы относительный порядок. Но примерно к началу второго тысячелетия такой институт сложился: это был феодализм[261]261
  Все даты в этом разделе относятся к новой эре.


[Закрыть].

По своей организации феодальное государство походило на современную компанию. Самому высокому уровню, президенту компании, соответствовал король. Ниже стояли вице-президенты – бароны или подобные им лица, которые и были главными владетельными субъектами феодального государства. Каждый такой владетель распоряжался частью королевских земель и в свою очередь распределял «свои земли» среди владетелей более низкого ранга. Основу пирамиды составляли рыцари, которых можно уподобить менеджерам или производственным бригадирам. В подчинении рыцарей находились крестьяне, которые и возделывали землю. Эти последние состояли как из свободных земледельцев, работавших по найму, так и из вилланов, не обладавших никакими правами по отношению к конкретному господину или его поместью. Однако в самом сельском сообществе вилланы имели определенные права и обязанности. Все члены системы, за исключением вилланов, могли изменять свой контрактный статус.

Хотя организационная структура феодального государства и напоминает современную корпорацию, лучшей аналогией, пожалуй, будет система франшизы: ее участники связаны контрактами, определяющими права и обязанности всех сторон. Первая обязанность короля – защищать своих вассалов; они получают право на такую защиту, но, в свою очередь, обязаны предоставлять королю необходимые военные услуги. Надлежащее соблюдение прав и обязанностей обеспечивают юридические институты во главе с высшей инстанцией – судом верховных сеньоров.

Каждый участник контрактной системы, кроме вилланов, мог при определенных условиях разорвать прежний договор и заключить новый с другой стороной. Такие ситуации напоминали расторжение брака и во многих случаях заканчивались вооруженными столкновениями. Все члены системы (за исключением вилланов) признавали добровольный характер заключенных ими соглашений, но даже вилланы впоследствии могли получать свободу, если находили убежище в одном из городов, не подчинявшихся феодальным сеньорам[262]262
  Более детальное описание ключевых особенностей феодализма см. в: Vinogradoff ([1951] 1905), Finer (1997, pp. 855–895).


[Закрыть]. Поэтому неудивительно, что возможные при феодализме личные свободы подогревали чувство индивидуализма и в период позднего Средневековья привели к замене того представления о сообществе, которое естественным образом сложилось до 1100 г., более индивидуалистическим сознанием[263]263
  Black (1988).


[Закрыть].

Б. ЗАПАДНОЕВРОПЕЙСКИЕ ГОРОДА-ГОСУДАРСТВА

Хотя контрактная/юридическая структура феодального государства позволяла ему сохранять внутренний порядок, войны между государствами были обычным делом. Если же контрактные обязательства нарушались участниками, это часто приводило к внутренним вооруженным конфликтам. В некоторых странах, например во Франции, реакцией на внутренние распри стало формирование централизованного государства, где король обладал достаточной властью, чтобы навести порядок. Там же, где, как в Германии и Италии, централизованное государство не сложилось, политический вакуум позволял некоторым селениям превращаться в города, которые впоследствии становились городами-государствами.

Если в феодальных государствах основу экономики составляло сельское хозяйство, то основой городской экономики были торговля и ремесленное производство. Каждый, кто прожил в городе один год и один день, становился свободным человеком, имеющим право владеть отчуждаемой собственностью. Жившие в городах квалифицированные ремесленники и торговцы могли, таким образом, накапливать богатство. Важным его источником стала торговля, как внутренняя, так, главным образом, и внешняя. Сформировавшийся в городах купеческий класс приобрел достаточное влияние, чтобы соперничать с земельной аристократией феодальной системы.

Если в сельской местности по-прежнему сохранялись феодальные отношения, то в городах существовал определенный вакуум власти. В Германии и Италии города объявляли себя независимыми от королей и рыцарей, правивших сельскими областями. Эту независимость емко выражает немецкое слово Freistadt («свободный город»), которое возникло для обозначения новой формы политической структуры. Сходный смысл имеет итальянское выражение populus libre («свободный народ»): оно передает понятие местного суверенитета, возникшее в XIII в.[264]264
  Martines (1988, p. 62).


[Закрыть] В 1070–1140 гг. урбанизированная аристократия учредила первые коммуны в Пизе, Луке, Милане и других крупных городах северной Италии.

«Коммуна представляла собой объединение людей, связанных клятвой и общими интересами. Они клялись оказывать друг другу помощь и защиту, отдавали в общий котел свой авторитет и любые полномочия, если вообще их имели. Своих консулов, официальных руководителей объединения, они наделяли исполнительной и судебной властью. Члены объединения, т. е. члены коммуны, клялись повиноваться консулам, а те, в свою очередь, клялись защищать и поддерживать сообщество во всех его правах и интересах» (Martines, 1988, p. 27).

Коллективные решения принимало общее собрание, состоявшее из всех членов коммуны. Однако поначалу полноправное членство в коммуне было ограничено достаточно узким кругом. Такое положение сохранялось до конца XII в. – начала XIII в., когда на сцену вышел popolo, «простой народ». Popolo включал в себя членов гильдий, квалифицированных ремесленников и купцов. Они требовали широкого членства и в большинстве коммун добивались его. В большинстве городов законодательные собрания (Parlemento) имели смешанный состав: в них участвовали как аристократы, так и рядовые граждане. В некоторых городах, как, например, в Сиене, знать вообще была отстранена от участия в общем собрании[265]265
  Shaw (2006, ch. 7).


[Закрыть]. В результате прихода popolo численный размер собраний сильно вырос: в первой половине XIII в. законодательный совет Павии увеличился с 150 до 1000 человек, совет Милана – с 400 до 900 человек[266]266
  Martines (1988, p. 27).


[Закрыть]. Высший совет Флоренции в 1496 г. насчитывал 3300 членов, совет Венеции в 1510 г. – 629, примерно 13 % взрослых мужчин; в Сиене в него входило от 12 до 15 % взрослого мужского населения[267]267
  Shaw (2006, pp. 171–175).


[Закрыть]. По нынешним демократическим меркам это очень скромные проценты, но в то время они означали значительное расширение представительства граждан. Поэтому можно сказать, что приход простого народа сделал итальянские города-государства гораздо более демократическими даже при том, что многие жители городов не могли участвовать в общем собрании[268]268
  Дополнительные материалы см. в: Martines (1988, ch. 3).


[Закрыть]. Кроме того, расширение права голоса за пределы узкого круга потомственной аристократии сильно повлияло на сознание городских обитателей и вообще сознание всего периода Возрождения.

«Благодаря popolo жизнь людей и круг стоявших перед ними вопросов претерпели самые многообещающие перемены во всей истории коммуны. Само восприятие реальности стало другим. Искусство Джотто и его последователей было бы невозможно без психологического воздействия popolo… Постоянным давлением на власть простой народ менял политическую и социальную организацию старого городского пространства, преобразовывал иерархию и содержание ценностей. В свою очередь, эти перемены оказывали глубокое влияние на художественную литературу, политическую и историческую мысль» (Martines, 1988, pp. 58–59).

Однако в жизни городов-государств простой народ доминировал очень недолго. Чтобы взять и удержать власть, он прибегал к насилию. В те времена итальянские города состояли из кварталов, построенных вокруг укрепленных башен. Кварталы контролировались союзами семейств или гильдий, поклявшихся защищать друг друга до смерти. Поэтому внутренние распри случались столь же часто, как нападения одного города на другой. Общие собрания и советы оказались слишком громоздкими и медлительными в принятии решений, что особенно дорого обходилось во время конфликта. Трудно стало держать в тайне важные решения, от чего порой страдала городская армия. Общие советы часто отказывались вводить налоги, нужные для содержания войск. На протяжении XV–XVI вв. эти недостатки все больше способствовали переходу власти от общих советов и собраний к более компактным коллегиям, таким как Совет десяти в Венеции и Совет ста во Флоренции (позже Совет семидесяти и еще позже восьмидесяти). В новых органах принятия решений обычно преобладала знать, поскольку она, как считалось, имела умение и время управлять городом. Тем самым власть перешла от народа к нобилитету, и все великие города-государства – Флоренция, Венеция, Лукка, Сиена, Генуя и Перуджа – фактически стали конституционными олигархиями[269]269
  Термин «конституционная олигархия» использует Мартинес (Martines, 1988, ch. 5, 9). См. также: Shaw (2006, ch. 8).


[Закрыть]. Однако за примечательным исключением Венеции участие в правящих аристократиях основывалось больше на богатстве, чем на родовитости, и, следовательно, в принципе было открыто для всех. Кроме того, на протяжении XVI в. по-прежнему господствовало убеждение, что политическая власть должна быть широко доступной. Один болонский адвокат полагал, что «суть гражданства составляет участие в политической власти, т. е. участие в трудах и почестях города». Даже в 1575 г. (т. е. во времена довольно поздние) Сильвестро Фачио из Генуи воспользовался случаем возведения на трон нового главы города-государства (дожа), чтобы подчеркнуть все еще важную роль простого народа: «Тот, кто предает popolo, предает республику, поскольку делами общественными ведает не отдельный человек, а все, великие и малые, богатые и бедные». Дож обязан выражать «общую волю (volere universale), легко узнаваемую от Большого совета, выражающего желания всех граждан»[270]270
  Shaw (2006, pp. 306–307).


[Закрыть]. Такое понимание гражданства и государства вполне сродни древнегреческому. Участие в «трудах города» было главным условием гражданства, а государство и его лидеры должны были выполнять «волю народа», непосредственно высказанную общим собранием.

В. ВЕНЕЦИЯ

Большинство итальянских городов-государств возникали как того или иного рода демократии, граждане которых осуществляли власть через городское собрание. Потом эти города-государства превращались в олигархии и в конце концов тем или иным образом замещались монархиями. Венеция прошла противоположный путь: из монархии она стала демократией, правда не такой, как в Афинах.

Как независимое государство Венеция существовала примерно с 500 г. по 1800 г. Поначалу она напоминала многие государства типа греческих городов-государств в их начальной фазе: наделенный значительной властью царь (дож) во главе, Большой совет как вспомогательный орган и собрание граждан. Со временем полномочия дожа уменьшились настолько, что он стал чисто номинальной фигурой, а полномочия собрания, избиравшего членов Совета, были урезаны до такой степени, что оно оказалось просто ненужным.

В 1297 г. произошло закрытие Большого совета (Serrata); это событие часто считают переломным моментом в политической истории Венеции. Отныне членство в Совете зависело от происхождения, а не от избрания на собрании граждан. Впрочем, Герхард Реш (Rösch, 2000) поставил под сомнение эту датировку; по его мнению, перемены заняли несколько десятилетий, – с 1286 г. по 1323 г. Кроме того, по меньшей мере еще два «закрытия» произошли в начале XIV в. и в XV в. В обоих случаях критерии отбора членов Большого Совета менялись[271]271
  Chojnacki (2000).


[Закрыть]. При первом из этих «закрытий», например, членство в Совете было распространено на тридцать новых фамилий с целью смягчить потенциальные угрозы стагнации и упадка, которыми чревато правление наследственной аристократии. В течение следующих двух с половиной столетий венецианские дожи избирались из этих тридцати фамилий[272]272
  Kindleberger (1996, p. 59).


[Закрыть].

Однако, несмотря на все изменения, регламентировавшие членство в Большом Совете, следует признать, что Венеция была поистине уникальным явлением среди итальянских городов-государств эпохи Возрождения: там popolo никогда не допускался к прямому участию в правлении.

Венецию часто сравнивают с Флоренцией. У них действительно было много общего, и особенно это касается роли аристократии. Однако в одном очень важном отношении они были полными противоположностями. Подобно политическому устройству Рима, которое складывалось постепенно и без всякого логического плана, политическое устройство Флоренции тоже формировалось как серия ответных реакций на борьбу властных группировок и не имело внутренней связности. И римская, и флорентийская политические механизмы изобиловали сдержками и противовесами. Во Флоренции их роль заключалась в том, чтобы защитить одну группу аристократических семейств от другой. Исполнительные должности были краткосрочными, а занимавшие их аристократы выбирались жребием. Сложившееся в результате всего этого конституционное устройство оказалось громоздким и неэффективным. Все его слабости становятся особенно очевидными, если сравнить состояние Флоренции при республиканском устройстве с ее расцветом при Лоренцо Медичи, фактически упразднившем республику[273]273
  См.: Finer (1997, pp. 964–985).


[Закрыть].

Венецианская конституция, в отличие от флорентийской, точно определяла полномочия всех властных структур государства. Конкретные решения принимали небольшие комитеты, выбиравшиеся Большим советом. Все должностные лица выбирались не жребием, а голосованием. Конституция была тщательно продумана, и, вероятно, наиболее отчетливым образом это проявляется в детально разработанной процедуре избрания нового дожа. Смысл состоял в том, чтобы не позволить какой-либо фракции (группе семейств) контролировать избрание. Сама процедура представляла собой длительный и сложный процесс, в ходе которого комитет выборщиков сначала расширялся, а затем последовательно сокращался путем голосования и случайного отбора. Этот механизм выглядит, конечно, непрозрачным; тем не менее он убедительно демонстрирует, что венецианская конституция была плодом пусть и прихотливого, но безусловно рационального замысла[274]274
  Подробное описание процедуры см. в: Finer (1997, pp. 998–999), Coggins and Perali (1998).


[Закрыть].

Файнер писал: «Самой захватывающей, притягательной и важной чертой этого [венецианского] общества было его гражданское сознание… Стойкий патриотизм сочетался в нем с глубоким уважением к закону, и вместе они порождали у граждан чувство преданности государству, основательность и реализм в общественных делах, не встречавшиеся более нигде в Италии»[275]275
  Finer (1997, p. 992).


[Закрыть]. Венецианцы, разумеется, были католиками, но не позволяли своим религиозным убеждениям влиять на общественные дела. Это обстоятельство с неудовольствием отметил папа Пий II: «Они [венецианцы] лицемерны. Они хотят выглядеть христианами в глазах мира, но на самом деле о Боге не думают, и у них нет ничего святого и дорогого, кроме государства, которое они считают божеством»[276]276
  Цит. по: Finer (1997, p. 1019); первоисточник: Gilbert (1968, p. 467, n. 3).


[Закрыть]. Таким образом, можно сказать, что Венеция, подобно Древним Афинам, была светским государством.

Файнер (Finer, 1997, p. 983) утверждает, что «Флоренция никогда не была демократией», поскольку властью владела аристократия, и то же самое можно сказать о других итальянских республиках – Лукке, Сиене, Генуе и Перудже[277]277
  См. также: Canning (1988, pp. 353–354), Martines (1988, p. 148).


[Закрыть]. Отсюда следует, что Венеция тем более не была демократией, поскольку имела даже более узкую политическую базу, чем Флоренция. Я не разделяю этот вывод и полагаю, что мы не должны мыслить демократию как абстрактную величину, отвлеченную от всякого содержания. Вслед за Аристотелем мы могли бы сказать, что правление одного есть монархия, правление ста – олигархия, а правление всех – демократия. Но чем мы тогда назовем правление 20 % населения – демократией или олигархией? 20 % в стране с населением в 100 тыс. человек – это 20 тыс., слишком много, чтобы тайно вершить кулуарные дела. В нынешних США это будет около 60 млн человек. Если демократия подразумевает, что все граждане старше 18 лет обладают правом голоса, тогда ни США в 1800 г., ни Великобритания в 1900 г. не были демократиями. Более того, по этому критерию США стали демократией не раньше 1920 г., когда право голоса получили женщины, или даже не раньше 1960-х годов, когда чернокожие на Юге фактически были допущены к выборам и тем самым реализовали формальное право, полученное на 100 лет раньше. Что касается меня, то из двух формулировок – «перечисленные страны не были настоящими демократиями» / «все они были демократиями с ограниченным (порой значительно) избирательным правом» – я выбираю вторую. Доля населения, пять столетий управлявшая Венецией, вполне сопоставима с той, которая имела право голоса при основании США[278]278
  По оценке Файнера (Finer, 1997, p. 1016), правящий слой Венеции составлял 2,5 % населения; в Соединенных Штатах в 1790-х годах это, возможно, были 3 %.


[Закрыть]. А чуть ниже мы еще рассмотрим вопрос, действительно ли демократии с широким правом голоса более эффективны.

Венецию можно считать олигархией с широкой базой или демократией с ограниченным правом голоса, но в любом случае успешность этого государства вне сомнений. Файнер (Finer, 1997, p. 1016) превозносит ее без всяких оговорок. В XIV–XVIII вв.

венецианская система правления «была лучшей в мире»[279]279
  Впрочем, не все историки так очарованы достижениями Венецианской республики, как Файнер. См., например, Martin and Romano (2000b) и другие статьи в: Martin and Romano (2000а).


[Закрыть]. Если не считать избирательных прав, Венеция соответствовала всем требованиям, какие только можно предъявить к демократии. Ее граждане – и аристократы, и простые люди – обладали правами на создание объединений, выбор места жительства, свободу слова, свободу совести и равенство перед законом: «Венецианское правосудие было знаменито по всей Европе»[280]280
  Finer (1997, p. 1017).


[Закрыть]. Венеция была одним из самых богатых государств Европы; поэтому ее власти пользовались широкой поддержкой. Венеция не знала гражданских волнений, обычных для других городов-государств, и для поддержания порядка не имела необходимости в постоянной армии или значительной полиции. Если цель демократии состоит в защите и приумножении благосостояния граждан, тогда Венеция при ее ограниченном избирательном праве выполняла эту задачу с успехом, которого мало какие государства достигли, причем делала это в течение пяти столетий.

Как ей это удалось? Возможно, благодаря удачным находкам. Но ведь и другие страны могли бы подражать венецианцам. Коммерческий успех, конечно, был важным фактором, поскольку снимал потребность в проведении политики перераспределения с нулевой суммой. При обилии возможностей обогащаться за счет торговли венецианец не имел нужды посягать на имущество соседа. Popolo никогда не имел влияния в Венеции, благодаря чему она избежала внутренних конфликтов, сопровождавших активность «простого народа» в других итальянских республиках: «Высшие должности в Венеции всегда занимали люди, имевшие видное положение в социальном и имущественном плане»[281]281
  Martines (1988, p. 159).


[Закрыть]. Поскольку обладатели права голоса происходили из высших слоев общества, они были образованы лучше, чем рядовые граждане, и способны принимать более продуманные решения в интересах всего сообщества, если того хотели. Но почему они этого хотели? Почему после 1297 г. аристократия не использовала свои возможности для эксплуатации большинства населения, отстраненного от принятия решений? Почему в течение пяти столетий после вступления в силу конституции 1297 г. какой-нибудь дож с макиавеллиевским складом ума ни разу не замыслил узурпировать власть?

Возможно, дело опять в удаче, но эта удача поддается разумному объяснению. В начале XIII в. электорат республики составлял от 1200 до 1500 человек. Он был маленьким по отношению к общей численности граждан, но достаточно широким, чтобы не сплотиться в единую коалицию и эксплуатировать неполноправное население. В Большом совете неизменно существовали крупные фракции, противившиеся подобным шагам. Кроме того, Большой совет был достаточно компактным, чтобы пресекать возможное самоуправство. Судьба Венеции находилась в руках одной и той же группы семейств. При небольших размерах государства они должны были давно и хорошо знать друг друга. А поскольку каждый член Большого совета сознавал, что он и его потомки могут оставаться у власти неопределенно долго, венецианских государственных деятелей не привлекали краткосрочные политические выигрыши, столь существенные во всех современных демократиях. Хотя в подобной группе не всегда обязательно возникает чувство совместной ответственности, в сущности, для его возникновения нет особых препятствий. К нему можно добавить свойственное венецианцам «гражданское сознание… стойкий патриотизм и… сознание равенства перед законом»[282]282
  Finer (1997, p. 992).


[Закрыть]. Все перечисленные факторы стимулировали врожденное стремление править мудро и справедливо на благо всего сообщества. Эти качества были присущи гражданам эпохи расцвета Афин и высшего подъема Римской республики. По всей видимости, именно такие гражданские качества и обеспечивают успех демократии[283]283
  О параллелях между Венецией и Римом в период «расцвета Римской республики» см.: Finer (1997, p. 993).


[Закрыть].

Г. ГОЛЛАНДСКАЯ РЕСПУБЛИКА

Другим вышедшим из Возрождения оригинальным (хотя во многих отношениях совершенно не похожим на Венецию) политическим явлением стала Голландская республика. Она существовала около двух столетий – с конца XVI по конец XVIII в. Нидерланды были одной из областей Северного Возрождения; главнейшим выразителем идей этого течения там стал Эразм Роттердамский. Протестантская Реформация добилась особенных успехов в северной части Нижних Земель. К несчастью для голландцев, их земли представляли собой удобную позицию для нападений на Францию, а потому в течение почти всего XVI в. оставались предметом вожделения для Габсбургов. В середине XVI в. испанский король Филипп II из династии Габсбургов решил подавить протестантизм в Нидерландах. Все направления протестантизма были объявлены еретическими, а испанская инквизиция обосновалась в Нидерландах. Голландцы подняли восстание, но в апреле 1567 г. оно было подавлено. Правителем побежденных голландцев Филипп назначил дона Фернандо Альвареса де Толедо, третьего герцога Альба. Альба «был одним из знатнейших вельмож Кастилии, непреклонным, даже фанатичным в своем неприятии протестантской ереси. Он пользовался репутацией человека неумолимого… предельно аскетичного, властного и сурового, подверженного припадкам резкой раздражительности»[284]284
  Israel (1995, p. 155).


[Закрыть]. При Альбе гонения на протестантов в 1567–1572 гг. привели к тому, что 8950 граждан Голландии были осуждены по обвинению в измене и ереси, а 1000 из них казнены. Желая еще больше унизить голландцев, испанцы повысили налоги. Фактически голландцы должны были оплачивать содержание оккупационной армии и преследование сограждан. Голландцы восстали вновь, на сей раз под предводительством принца Вильгельма из Оранского дома, и одержали победу[285]285
  Israel (1995, ch. 8–9).


[Закрыть].

Голландская республика обрела свои очертания в 1588–1590 гг. Она была организована как конфедерация семи провинций. Каждая провинция имела один голос в законодательном органе, Генеральных штатах, хотя провинции могли посылать на собрание Генеральных штатов и более одного делегата. Делегаты избирались на провинциальных собраниях и городских советах – одни на определенный срок, другие пожизненно. Главной задачей центрального правительства считалась защита республики в случае войны. В его распоряжение поступала лишь пятая часть налоговых сборов[286]286
  Israel (1995, p. 285).


[Закрыть].

На протяжении почти всей истории Голландской республики в ней, помимо законодательных органов разных уровней, существовала должность штатгальтера. Штатгальтеры были своего рода губернаторами провинций. Они назначали судей и некоторое количество других должностных лиц, но главной их функцией было командование армией во время конфликтов. Поэтому в мирные времена многие провинции предпочитали не иметь штатгальтеров, как, например, это было в относительно мирный период 1658–1672 гг. Но когда в 1672 г. началась война с Англией, Германией и Францией, штатгальтер вновь появился. В военное время, как и во время восстания против испанцев в конце XVI в., голландцы для руководства своей армией неизменно приглашали штатгальтера из Оранского дома. Так они поступили и в 1674 г. в Утрехте, когда пригласили Вильгельма III стать штатгальтером Голландии, Зеландии, Утрехта, Гельдерланда и Оверэйссела, а также предложили ему звание капитан-адмирал-генерала Республики с правом передачи этого титула по наследству. Однако после смерти Вильгельма III в 1702 г. наступил очередной длительный период без штатгальтера (1702–1747). В 1747 г. в Голландии впервые в ее истории появился штатгальтер сразу всей Республики – Вильгельм IV из Оранского дома[287]287
  Arblaster (2006, ch. 4).


[Закрыть].

Подобно Венеции, Голландская республика выбирала главное должностное лицо, когда вообще его имела. Фактически же страной управляли те граждане, которые входили в городские советы и могли избирать или быть избранными в Генеральные Штаты. Важную часть этого электората составляла знать, однако право голоса (в отличие от Венеции) принадлежало не только ей. После антииспанского восстания в политике могли участвовать состоятельные негоцианты и даже ремесленники[288]288
  Israel (1995, pp. 341–351).


[Закрыть]. Подобно Венеции, Нидерланды тоже имели достаточно открытую экономику, основанную на торговле. Благодаря зарубежной торговле страна преуспевала, особенно в XVII в.

Кроме того, Голландская республика, во всяком случае, по сравнению со своими соседями, проявляла терпимость к новым, даже радикальным идеям. Во время восстания против испанцев религиозная терпимость была одним из пунктов революционной программы Вильгельма Оранского и сохранялась в течение всего существования Республики (если не считать эпизодически негативного отношения к католикам на севере). В разные времена в Нидерландах находили убежище Декарт, Гоббс, Руссо, Вольтер и Локк. Более того, как полагает Роджер Конглтон (Congleton, 2008), восстание против испанцев, последующее основание конфедерации, обеспеченная в Республике свобода слова и вероисповедания – все эти факторы прямо или косвенно повлияли на события и умонастроение в Американских колониях через 200 лет после голландского восстания.

Голландская республика, несомненно, представляла собой важный шаг в развитии демократических и либеральных институтов. Но и ей были свойственны изъяны. В XVIII в., когда страна вступила в период упадка, имущественное расслоение значительно возросло, и начались гражданские волнения (чего не знала Венецианская республика). Хотя местную систему можно, видимо, считать очень успешным примером республиканского правления, Оранский дом всегда был готов к тому, что его принц (неизменно тот или иной Вильгельм) в момент военной опасности для Республики примет власть как своего рода избранный монарх. Одного из своих Вильгельмов Оранский дом в конце XVII в. даже отправил в Англию, чтобы занять трон непопулярного короля-католика Якова II. Таким образом, Голландская республика порой во многом напоминала конституционную монархию. Весьма показательно следующее. Когда Наполеон потерпел окончательное поражение и французская оккупация закончилась, Голландия не вернулась к республиканскому устройству, а предпочла стать монархией с первым королем в лице очередного Вильгельма Оранского[289]289
  Подробные материалы по истории Голландской республики можно найти в энциклопедическом труде Израэля (Israel, 1995) или в более компактной работе Эрбластера (Arblaster, 2006). Конглтон (Congleton, 2008) прослеживает тесные параллели между обстоятельствами создания Голландской республики и ее институтов и обстоятельствами возникновения и институтами первой Американской республики в период действия Статей Конфедерации.


[Закрыть].