Текст книги "Бытие"

58
Отчаяние

– Теперь они сражаются не только лазерами, – сообщил Геннадий. – Большая часть космических нападений осуществляется с помощью оружия, в котором используется кинетическая энергия.

– Вы имеете в виду орудия со снарядами? – спросила Акана. – Но они же не такие быстрые. Их труднее нацелить из-за всех этих попадающихся на пути астероидов на различных орбитах. А ваша цель имеет возможность уклониться.

– Как может уклониться каменный кристалл? – спросила Эмили Тан.

– Очевидно, – ответил Хахой Мин, – там есть вещи с бо́льшими… физическими возможностями, чем просто куски хрусталя.

Это поняли уже некоторое время назад, тем не менее сказать в открытую то, о чем думали все, было нелегко. Это была какая-то важная веха. «Мы на новой территории», – понял Джеральд.

– Совершенно верно! Итак… – Акана мигнула. – А, понимаю. Если выпустить на большой скорости снаряд, ему все равно требуется время, чтобы пересечь орбиту цели, и это дает вам возможность укрыться, убраться с пути, прежде чем кто-нибудь заметит и отомстит. С лазером это невозможно.

– Зависит от того, используется ли радар…

Геннадий хотел уклониться от ответа, но потом покачал головой и отказался от этой мысли.

– Но зачем вообще сражаться? – спросил доктор Чомбе. – Зачем все это?

– Вы хотите сказать, помимо того, чтобы запугать миллиарды землян? – чуть хрипло спросила Эмили.

«Или прекратить все эти глупые разговоры о розыгрыше», – с горьким удовлетворением думал Джеральд. Сторонники Хэмиша Брукмана станут меньше ему доверять. Что ж, sic transit gloria.

Бен Фланнери, антрополог с Гавайев, указал на объект, снятый Джеральдом с орбиты – казалось, целую эпоху назад – и теперь закрытый плотной черной тканью. Техников, записывавших информацию, отослали, свет приглушили. Члены комиссии решили, что полезно время от времени давать Артефакту урок.

– Мы уже знаем, что существовали фракции. Машины, родственные нашему Артефакту – часть какой-то межзвездной линии развития, – могли встревожиться, когда нашего внимания потребовали другие их типы. Потом пришли новые сообщения с Земли – о космических экспедициях, которые должны привезти другие камни для сравнения. Это стало последней каплей. Тут и вмешались родичи нашего Артефакта: попытались силой устранить конкуренцию.

А это вызвало месть. Внезапно кончилось перемирие, которое могло длиться целые эпохи.

– Но почему? – спросила Эмили.

– Это доказывает, что самый важный товар в Солнечной системе – внимание человечества.

Джеральд сочувствовал Бену. Этого мирного человека втянули в анализ смертоносной войны. Войны, которая, очевидно, тянется миллионы лет без единого живого участника. Но это не делает ее менее ожесточенной.

Акана молчала, ее очки оставались непрозрачными. При этом она сосредоточенно нажимала на зубы, и Джеральду почудилось среди субвокальных сигналов «да, сэр», повторенное несколько раз.

«Ого», – подумал он.

– А знаете, существует альтернативная теория, – заметил Геннадий, не видя, что Акана отвлеклась. – Мы уже решили, что эти кристаллические артефакты аналогичны вирусам. В таком случае обдумайте биологическую аналогию. Одним из объяснений, почему машины стреляют в эти космические вирусы, может быть действие защитных сил…

Поверхность очков Аканы неожиданно расчистилась, и она выпрямилась с выражением человека, которому недавно присвоили чин генерал-майора Аэрокосмических войск Соединенных Штатов. Ее осанка произвела большее впечатление, чем любой устный приказ.

– На связи был Белый дом. Все планы отправки экспедиции отложены. Никто не хочет посылать в этот хаос людей и даже роботов. Мне сообщили, что такой же приказ отдал Великий Китай.

Она подождала, пока Хахой Мин свяжется со своим правительством. Спустя несколько секунд он кивнул:

– Это верно. Но есть кое-что еще. Пожалуйста, дайте мне немного времени.

Настала его очередь скрыться за непроницаемыми непрозрачными очками.

Джеральд и все остальные переглянулись. В прежние времена требовались дни и даже недели, чтобы проконсультироваться со своим правительством на родине. Теперь вечностью казались несколько минут: Хахой удивленно хмыкнул, потом, по-видимому, попытался возразить и, наконец, явно подчинился.

Он решительно откинул очки и, прежде чем продолжить, несколько секунд смотрел на сидевших перед ним за столом.

– Кажется, у нас достаточно оснований, чтобы полностью объединить ресурсы и информацию.

– Гм, мне казалось, мы уже это делаем, – заметил Геннадий, но Джеральд покачал головой.

– Думаю, наш уважаемый коллега из Возрожденного Срединного царства имеет в виду нечто иное. Нечто такое, что он был вынужден – до настоящего времени – утаивать от нас.

Хахой коротким резким кивком подтвердил его правоту. Признание явно далось ему нелегко.

– Приношу свои искренние извинения. Но сейчас могу сознаться, что мы давно подозревали существование на Земле еще по крайней мере одного посланца-артефакта.

– Вы имеете в виду неразбитые остатки, которые находили люди?

– Я имею в виду, что кое-кто в нашем почтенном обществе давно верил в говорящие камни, падающие с неба. Некоторые рассказы казались правдоподобнее прочих. Например, некогда существовал образец, который хранился в Летнем императорском дворце, до того как этот дворец захватили во время Второй опиумной войны европейские войска. Говорили, что этот объект вызывает очень яркие видения. Другой – резное яйцо, сделанное из особого бледного нефрита и наделенное «волшебными свойствами», – во время бегства на Тайвань забрал из Национального музея Чан Кайши. С тех пор эти камни не выставлялись на всеобщее обозрение.

– Эти объекты обладали такими же свойствами, как наш? – Чомбе рукой указал на укрытый тканью Артефакт. – Способностью показывать четкие, ясные изображения? Искусственными существами, способными отвечать на вопросы?

– Не в современный период и не по надежным хроникам, – признал представитель Китая. – Наши мандарины и ремесленники часто хотели разъять и украсить предметы, прекрасные от природы, – с сожалением добавил он. – Или же их могли повредить за столетия войн и грабежей.

Но древние отчеты позволяют надеяться на то, что это хорошая цель для исследования. Возможно, даже сейчас их изучают какие-то тайные группы.

Обдумывать смысл этого предостережения было неприятно. Какие-то заговоры элиты, способной получить преимущество, сравнивая данные из своего собственного частного источника с потоком общедоступной информации от Гаванского артефакта.

– Существуют еще более древние легенды, смутно намекающие, что волшебные камни хоронили в царских могилах. И…

Отказываясь отвлекаться, Бен Фланнери вздохнул.

– Вы это хотели нам сказать? Что некоторые музейные экспонаты, возможно, посверкивали, до того как их обточили и привели в негодность? По вашей рекламе я понял, что у вас есть нечто ощутимое.

Хахой Мин покачал головой.

– Почти было. Очень многообещающий камень выскользнул у нас из рук. И не один раз, а несколько на протяжении трех десятков лет.

– Трех десятков? – переспросила Акана, явно удивленная. – Но…

– Столько времени мы подозревали, что в частном владении находится нечто значительное – нетронутый камень-посланец. И несколько раз приближались к нему в своих поисках.

«А если бы вы получили работающий космический кристалл до того, как я снял этот с орбиты, – размышлял Джеральд, – разве поделились бы им со всем миром, как поделились мы?»

Хахой Мин между тем продолжал:

– Самая последняя неудача – и мне очень неприятно об этом говорить – постигла нас примерно сутки назад. Точнее, тридцать часов. С тех пор мы продолжаем непрерывные поиски. Похоже, тем же заняты и другие силы.

– Но… – Акана подалась вперед, упираясь локтями в гладкую поверхность стола. – Откуда вы знаете, что это не просто камень-фетиш, или каменный череп, или что-то еще, изготовленное человеком?

– Знаем, – отрезал представитель Китая. – И теперь мне разрешено показать вам, что мы знаем.

Чередой хмыканий и движений руками Хахой Мин вызвал над столом изображение: какой-то свиток или хрупкий документ на тонкой бумаге, одна страница которого мерцала пикселированными радугами словно под боковым освещением. Джеральд сощурился, его ир принялся переводить и комментировать.

Лист памяти. Старинное десятипетабайтное устройство для хранения оцифрованных данных.

Хрупкий объект – синтетическое трехмерное изображение – поплыл над ними, потом как будто распрямился, поворачиваясь и переливаясь всеми цветами радуги.

– Эта запись оказалась в нашем распоряжении всего три часа назад. Сейчас ее самолетом перевозят в Пекин, но предварительная перезапись содержит поразительнейшую информацию – мне приказано поделиться ею с вами.

В углу листа появилось маленькое зернышко черноты. Раскрылось раз, другой… несколько… чернота распространялась в десятках направлений. В ней появились точки звезд, они разбегались, и вскоре появился трехмерный эрзац-космос, вплоть до незнакомых созвездий… все это окружало сине-коричневую планету. Совершенно явно не Землю. Джеральд не узнавал и планеты, которые показал Артефакт.

– Как я сказал, самого межзвездного путешественника мы не обнаружили, – объяснил Хахой Мин. – Этот кристалл уже может быть укрыт в тайнике государством, заговорщиками или бандой. Но сочувствующий гражданин предоставил нам десятки часов записи информации из Небесного Яйца.

– Небесного Яйца?

– Сам артефакт – китайская государственная собственность. Он наш, и мы вправе называть его как угодно. И, позвольте заверить, мы его отыщем! Между тем здесь лишь малая часть его сокровищницы. Я тоже вижу все это впервые.

Хахой сделал знак, и повествование, состоящее исключительно из изображений, продолжилось.

Началось все с того, что туземные обитатели сине-коричневой планеты выпустили маленький мерцающий зонд. Потом с помощью гигантской машины толкали его развернувшийся в бескрайнем космосе хрупкий парус. Геннадий и Рамеш комментировали отличия этого способа передвижения от того, что был описан Гаванским артефактом. Остальные молчали. Маленький посланник продолжал нестись сквозь тьму… потом темнота поредела – быстро приближалось Солнце.

У Джеральда захватило дух: быстро появившийся Юпитер подхватил и отбросил маленького посланника… который начал отскакивать от планет, с каждым разом замедляясь, пока не показался знакомый шар и не схватил звездного путешественника в свои пламенные объятия…

…за которыми последовало чудесное, смягченное снегом падение. Потом посланца нашел человек в одежде из шкур… А рассказ едва начался.

Перерывов – на еду, даже на туалет – не было, и все молчали. Пока над столом не появилось единственное слово, сверкающее, повисшее над накрытым Гаванским артефактом. Оно представляло собой старинный китайский иероглиф, изображенный в каллиграфически резком стиле. Даже гневном.

Ир Джеральда перевел иероглиф без труда. И Джеральд сразу понял, почему Хахой и его начальники вдруг решили поделиться всем, что знают.

ЛЖЕЦЫ.

ПРОВЕРКА ПРЕДАННОСТИ

Вы должны передать это всем, кто работает в Комиссии по контактам. Они придумали хитрые уловки, чтобы добиться от Артефакта сотрудничества. Вначале дрессировка, как в последний месяц. А теперь отказ записывать бесконечные планы и технические руководства, которые предлагает зонд.

Кому бы пришло в голову попробовать сказать «нет» подарку? Отклонить то, чего страстно желает человечество – все эти передовые технологии, – в расчете получить что-нибудь более важное.

Но это разумно. Какова сверхзадача зонда? Повести нас к производству новых зондов, не принимая во внимание, хороша эта сверхзадача, плоха или нейтральна. Артефакт обязан стремиться к тому, чтобы передать нам эти технологии. И это его стремление обязательно нужно использовать. Хидеоши и ее команда – ушлые ребята. За так и не почешутся ради Артефакта. Чего же они требуют?

Больше интервью с пассажирами. Одно, или два, или сразу три.

Это требование стало более настоятельным, когда мы засекли в поясе астероидов лазеры и кинетические орудия. Комиссия потребовала объяснения – и Особо Мудрый вначале выразил удивление, потом равнодушие, а в конце концов приписал это «плохим машинам прошлых эпох».

И добавил: «Вы, люди, можете защититься, создав мощное оружие. Позвольте научить вас производить мощные лучи, которые очистят вашу Солнечную систему!»

Гм. Соблазнительно. Убедительно. Кто способен отказаться от больших пушек?

И Джеральд Ливингстон набросил Черный Покров, обрекая артиленов на темноту – пока не договорятся. Час за час. Час они нас учат – потом мы получаем некоторое разнообразие.

Мы вернулись к разговору с Низко Ныряющим Убийцей Рыб – самым молодым из артиленов, гордым тем, что именно его раса изготовила Артефакт, который попал к нам; его явно не тронуло то, что на его родине не обнаружили ни следа промышленного производства и радиоизлучений. «Все органическое умирает», – ответил он, пожимая своими странными крыльями.

А Кальмарик… она сама выбрала себе это имя из пятидесяти тысяч, предложенных школьниками со всей Земли. Своеобразное чувство юмора для машущего щупальцами псевдоголовоногого! Ее главный вклад в человеческую культуру – свежее и убедительное определение «иронии» – заставил интеллигенцию восклицать: почему мы сами об этом не подумали? Потребовался инопланетянин.

И все же Кальмарик не отошла от линии Ома. Он согласился с тем, что Артефакт действительно может быть вирусом – как говорят критики, – но вирусом полезным и способным к симбиозу. И привел сотни примеров из нашей медицинской литературы. Убедительных.

Других понять труднее. Возьмите существо-гусеницу – во время каждой беседы она смотрит на ближайшего человека, а потом производит поток пренебрежительных символов, которые можно перевести так: «Парень, какое у меня воображение!»

Явный случай болезни Ноакса, что позволило существу получить в Сетке – по общему согласию – имя Бенни.

– А чего вы ждали? – оттеснив Бенни, заметил М’м пор’лок, тот самый, что походил на гигантскую розовую выдру. – Мы проводим вечность, летя в пространстве, либо спим, либо забавляемся в обширных виртуальных слоях внутри нашего кристаллического корабля. Можно застрять во сне. Или утратить шанс вернуться в объективную реальность при встрече с новой живой расой.

Вы подобны мне? Понимаете, что сказал и чего не сказал М’м пор’лок?

И в еще более широком смысле – приносит ли это нам добро?

Конечно, это возбуждает в нас любопытство. Образчики чуждого искусства и встречи с разными культурами могут увлечь. Наши психологи и другие специалисты получили возможность изучать поведение, сопоставлять отношения чужаков и прочий научный материал. Но серьезно, на что они рассчитывали? Создать внеземной детектор лжи? Выработать способ определять, какие из рассказанных нам историй правдивы? Или отделить ценные предложения Артефакта от рекламы? Определить чисто эгоистические составляющие?

Подозрение остается. Разнообразие, которое мы видели – девяносто с лишним рас, – возможно, все это сочинено сознательно? Трюк, проверенный на многих аудиториях за десятки миллионов лет? Кукольное представление, преследующее главную цель – убедить?

59
Иона

Искусственный морской змей кружным путем нес Бина над океанским дном, над бесконечными туманными каньонами и грязевыми равнинами.

Пассажирский отсек, хоть и обитый мягким материалом, был очень тесным. И транспортный робот не был так болтлив и дружелюбен, как суррогатный пингвин доктора Нгуена. Отвечая коротко и сжато, он отказался предоставить веб-экран, очки или какое-либо другое средство иртронного отвлечения.

По большей части робот молчал.

Во всяком случае, молчал, насколько может молчать моторизованный питон, который тайно плывет, змеясь, через огромный и преимущественно пустой океан. Он явно избегал контактов с людьми – что в эти дни, в этот век нелегко даже вдали от корабельных маршрутов и берегов. Несколько раз Бина бросало в сторону, когда змей резко поворачивал и нырял, укрываясь за каким-нибудь подводным холмом, в ущелье или даже на метр зарываясь в ил и необычно затихая, как будто прятался от хищников. В двух таких случаях Бину чудился слабый гул двигателя; этот гул постепенно набирал высоту и громкость, потом снова ослаб и рассеялся. А потом змей стряхивал с себя ил, и их путешествие возобновлялось.

Даже его метод передвижения, казалось, был создан для скрытности. В основе большей части подводных систем обнаружения лежало восприятие звуков, а не извивов гигантской змеи.

Конечно, следы человека виднелись повсюду. Дно океана представляло собой огромную свалку даже там, где не было ни рыбы, ни водорослей, ни каких-нибудь полезных ископаемых. Следы кораблекрушений представляли достойное зрелище. Но гораздо чаще Бин видел обычный мусор вроде рваных рыболовных сетей, которые напоминали огромные редкие смертоносные облака, плывущие по течению, забитые рыбными скелетами и панцирями черепах. Или стаи пластиковых бутылок и контейнеров, которые качались рядом с медузами, почти не отличаясь от них. Однажды он увидел с десяток огромных грузовых контейнеров, должно быть, очень давно упавших с большого фрейтера: из разбитых контейнеров на сорок гектаров рассыпались громоздкие старомодные компьютеры и телевизоры.

Я привык жить среди мусора. Но мне всегда казалось, что открытое море лучше – чище, – чем Хуанпу.

Потеряв представление о времени, он дремал, а робот продолжал змеиться в обширном пустом пространстве – казалось, безжизненном, как Луна…

…потом Бин внезапно просыпался, смотрел в маленькое окно и обнаруживал, что его несут вдоль подводного горного хребта, с виду бесконечной череды остроконечных утесов, которые поднимались почти к самой сверкающей поверхности, но они казались еще более необычными, потому что их склоны уходили в бесконечную глубину. Очевидно, механическое устройство, проглотившее Бина, старалось сбить со следа все возможные погони. И проход через горный лабиринт должен был этому помочь.

Немного придя в себя, Бин распечатал брикеты с едой, которые обнаружил в небольшом отделении возле своей левой руки. В небольшой банке была пресная вода. Здесь же нашлось полотенце, которое Бин увлажнил и промыл свои ссадины. Простое втягивающее устройство – для отходов – не требовало дополнительных объяснений, хотя пользоваться им было неудобно. После этого путешествие превратилось в отчаянную борьбу со скукой и клаустрофобией – к досаде, вызванной ограничением в движении, добавлялись тревожные мысли о будущем.

Змей ничего не объяснял, он вообще говорил очень мало и не отвечал на вопросы, даже когда Бин спросил об источниках черной воды, которая била из ущелий соседнего хребта, похожая на столбы дыма над сильным огнем.

Бину пришло в голову, что не стоило радоваться тому, что хозяева этого сложного устройства включили окно. В рассказах и видеодрамах похитители завязывают жертве глаза, если собираются потом ее отпустить.

А вот когда их это не беспокоит, стоит испугаться. Если тебе позволяют видеть дорогу к логову похитителей, значит, они считают, что ты никогда не сможешь о ней рассказать.

С другой стороны, кто может отличить один смутно обрисованный хребет от другого? Это немного успокоило Бина, но потом он вспомнил о помощнике визуального восприятия, который доктор Нгуен поместил в его правый глаз. Прибор приближал все, на что ни посмотри, делал ясной туманную сцену за окном, и Бин уже принимал это как должное. Теперь он понял, что без этого прибора вообще ничего бы не увидел!

Они считают, что у бедняка вроде меня не может быть такого устройства?

Он думал о своем имплантате. Может, эта штука даже записывает все, что видит Бин? В таком случае он похож на жертву похищения, которая играет с судьбой, подглядывая из-под повязки на глазах.

Или меня везут туда, откуда совершенно невозможно сбежать, и потому им все равно, что я узнаю?

Или я сам не захочу оттуда убегать?

Эта возможность была предпочтительнее прочих.

Или меня обработают так, чтобы я со всем смирился?

Или я нужен ненадолго… пока не найдут замену, более пригодную для бесед с мировым камнем? Стоит ли стараться привлечь внимание своих будущих хозяев, как было с Анной, и Полом, и доктором Нгуеном?

Каждый сценарий сопровождали в воображении яркие картины. Бин старался не комментировать их субвокально: существовали современные устройства, способные уловить импульсы голосовых связок и услышать непроизнесенные слова.

С другой стороны, зачем кому-то трудиться и поступать так с простым мусорщиком с берегового участка? Но в конечном счете каждая фантазия заканчивалась одним: он может никогда больше не увидеть свою семью.

Но тот солдат… женщина на затопленном чердаке… у нее запись, сделанная Яном Шэнсю. Она знает, что я помогал ей. Защитит ли правительство Мейлин и Сяоена, наградит ли их?

Все это было слишком тревожно и сложно. Чтобы отвлечься, Бин положил камень на колени и попробовал поговорить с Посланцем Осторожности.

Конечно, без погружения в солнечный свет существо берегло энергию, демонстрируемые им картины не были яркими – туманные образы, ограниченные небольшой поверхностью. Тем не менее Бин, вероятно, узнал бы немало нового, что могло ему пригодиться.

Было нелегко. Без звуковой индукции Бину приходилось чертить иероглифы на поверхности овоида. Посланец вначале пытался отвечать древними иероглифами. Но Бин их почти не узнавал, поэтому они возобновили процесс постижения современного письменного китайского. Существо в камне предлагало рисунки или имитировало действия. Бин чертил найденные по ассоциации современные слова, и ему часто помогал ир. Поскольку повторять ничего не приходилось, все шло относительно быстро. Через полдня они смогли общаться.

Наконец Бин готов был задать вопрос, который с самого начала стоял у него на первом плане. Почему посланец ненавидит чужаков из Гаванского артефакта?

Почему называет их «лжецами»?

Посланец объяснил множеством иероглифов, сопровождаемых неясными рисунками.

Наш мир дальше от Солнца, чем ваш. Он больше, но менее плотный. Гравитация слабее. Атмосфера плотнее, и в ней больше снега. Приземлиться на нашу планету гораздо легче, чем на Землю. Если солнечный парус прочный в центральной части, им можно воспользоваться как парашютом, чтобы смягчить падение.

Поэтому, когда они пришли в наш мир, многие камни-вестники не стали прятаться, скрываясь где-нибудь в отдалении и ожидая возникновения технологической цивилизации. Некоторые предпочли прямой подход, опустившись на поверхность…

Появился новый символ, непохожий на китайские иероглифы, составленный из четких извилистых линий, подобных волнам, набегающим на берег. Он напомнил Бину «Турбулентность», и поэтому он стал называть планету так.

…из многих источников.

Мой вид стал разумным, уже зная о таких небесных камнях, изредка находя их в почве или во льду. Даже замурованных в скалы. Бродячие племена наших еще неразумных предков ценили их. Племена сражались за них, поклонялись им, считали их оракулами, спрашивали советов насчет будущей охоты, примитивного сельского хозяйства, дипломатии. И брака.

Чужак сделал жест, который Бин не смог истолковать, – изогнул обе руки. И все же Бин был уверен, что этот жест выражает иронию.

Так направляли нашу эволюцию. Направляли и ускоряли.

Чертя иероглифы пальцем, Бин с горечью ответил, что человечеству никогда никто не оказывал такой помощи. Если не считать немногих неясных упреков со стороны Неба. И, возможно, редких толчков обломками камней-посланцев, попавших на Землю.

Не стоит нам завидовать, – упрекнул Посланец. – Все могло бы пройти гладко, если бы существовал всего один тип камней с одним обитателем в каждом! Но существовали десятки, может, даже сотни кристаллических семян, разбросанных по островам-континентам! Только гораздо позже мы узнали, что они появлялись из космоса, с разных направлений. По меньшей мере восемнадцать исходных планет. Планета Турбулентность расположена в месте встречи галактических течений.

Добавь и такой неприятный факт. В каждом камне множество существ! Общины, сообщества, целые зоопарки «богов» во многих обличьях, и все они непрерывно ссорились, даже когда соглашались.

Мы получили благословение – и одновременно проклятие: чрезвычайно разные советы. Если забыть о том, конечно, что все они хотели одного.

«Но все равно, – начертил Бин, – они помогли вам быстро подняться».

Посланец кивнул. Хотя Бин не мог сказать, естественный это жест или усвоенный у людей.

Наше племя – следуя совету камня-шамана – пятьдесят поколений практиковало в горном уединении суровую евгенику, вмешательство в гены. А когда мои предки нарушили это уединение, все остальные племена и кланы той земли в испуге покорились и местные самки хотели спариваться только с самцами из нашего племени.

Мировой камень показал толпу голых примитивных существ, простертых ниц перед группой других, высоких, прямых, в одежде из шкур, с широкими носами и густыми гривами, похожих на самого Посланца.

Тем временем на других материках и архипелагах другие камни-оракулы руководили сосредоточившимися вокруг них группами, давали советы, награждали за послушание помощью в охоте и предсказаниями погоды, учили одомашнивать диких животных и растения. Всякое племя, у которого был камень-бог, становилось умнее, сильнее и легче завоевывало соседние племена.

Со временем эти расширяющиеся области обитания модифицированных людей столкнулись. Возник конфликт! Вначале воевали камнями и копьями, потом пушками и ядами. Подталкиваемые к войне за абсолютную победу, мои предки изучали искусство геноцида.

Мы скоро усвоили жестокий урок. Единственный способ заключить мир между племенами – выбрать один набор ревнивых богов, единственного оракула и избавиться от остальных. Или спрятать их так, чтобы никто не видел. Только тогда уцелевший кристалл позволит обоим племенам мирно встретиться и перемешаться, вырастить здоровое потомство для будущих конфронтаций.

Бин читал сверкающие идеограммы и узнавал, как члены племени Посланца становились сильнее, быстрее, выше, обзаводились внушительным, все более сложным оружием. В словах Посланца Бин чувствовал негодование из-за того, как его предков заставляли воевать друг с другом. Но, откровенно говоря, их история казалась не более жестокой и полной насилия, чем история человечества.

Даже менее! Ведь каждая война заканчивалась тем или иным достижением, разрешалась прямыми действиями – объединением под руководством одного камня одного набора «богов».

И быстрым прогрессом. Искусственно созданные чужаки – они же небесные советники – обладали огромными практическими познаниями. О полезных методах, изобретенных десятками рас под далекими солнцами. Следуя таким советам, предки Посланца избавились от необходимости столетиями действовать методом проб и ошибок.

Бину вспомнились споры Пола Менелауа и Анны Арройо. Он жалел, что их здесь нет. Не потому, что они по-дружески относились к нему. Но их споры давали больше ясности, чем каждый мог достичь в одиночку. Бин вспомнил один долгий спор о роли религии в развитии человечества.

На каждом материке существовало множество культов. От Европы и Азии до Америки религии чрезвычайно широко различались в подробностях обрядов и верований, но в одном были почти одинаковы: все ревниво требовали послушания, ритуальных повторов, строгого воспитания детей и яростного сопротивления соблазнам других сект – вроде той, которую образовали грязнули из соседней долины.

Какой термин использовал Пол? Для идей, которые коренятся в мозгу человека и заставляют его распространять эти идеи все шире?

Инфекционные «вирусы разума», – написал ир-помощник в правой глазнице Бина. – Ментальные конструкты, которые передаются от человека к человеку как вирусы, способны заставить каждого нового хозяина хотеть верить. И хотеть убедить других.

Бину трудно было освоиться с этой концепцией. А что касается легенд планеты Турбулентность, то Бин не мог обуздать ревность. У народа Посланца были боги, которые понятно разговаривали с ним и давали практичные советы, делая каждое следующее поколение более здоровым и сильным. Большинству человеческих культур приходилось долгие века проводить в неподвижности, а священники и аристократы утверждали: ничего нельзя менять. Сколько столетий потребовалось людям, поставленным перед этим упорным консервативным сопротивлением, чтобы появились фермы и дороги, а потом усовершенствованные орудия труда, школы, затем университеты, не говоря уж о настоящей науке?

Его ир воспринял это как буквальный вопрос.

Гомо сапиенс потребовалось две тысячи поколений, чтобы от неолитической революции прийти к цивилизации.

Перед этим гомо неандерталис прожил 15 тысяч поколений.

Гомо эректус прожил 50 тысяч поколений.

Бин подавил искушение отключить прибор. Имплантат, хотя и раздражает, может дать ему небольшое преимущество, когда он наконец встретится с владельцами морского змея.

Но… две тысячи поколений? Бин не мог представить себе такой огромный период тупого невежества человечества, обреченного на бесчисленные ложные старты и тщетные возвращения. Племя Посланца по сравнению с людьми двигалось коротким путем. Поднималось на лифте! Бин кончиком пальца так и написал.

Искусственный чужак ответил.

Прогресс твоей расы мог идти медленнее. Труднее. Менее непрерывно. Но вы можете гордиться тем, что поднялись сами, благодаря собственным усилиям.

А нам пришлось дорого заплатить за свое быстрое возвышение. Под руководством «богов» из камня брак и воспроизводство на планете Турбулентность строго регулировались. Требовалось разрешение на совокупление. Половина мужчин в каждом поколении вообще не могли размножаться. Для наших древних предков были характерны такие особенности, как моногамность и стадность, они были общительными, дружелюбными и добродушными существами. Под руководством «богов» мы стали жестоко соперничать и использовали любой повод, чтобы быть замеченными, получить одобрение этих бессмертных властелинов из камня-оракула.

Продолжая рассказывать, Посланец дошел до поворотного момента в истории, когда одно мегаплемя под руководством особо успешных небесных эмиссаров победило и подчинило себе почти всю планету.

Поколение спустя у нас появились города.

Через пять поколений мы вышли в космос.

И только тогда… мы узнали, чего хотят от нас «боги».

Бин напрягся, хотя заранее знал ответ. Благодаря Гаванскому артефакту все на Земле его знали. И он пальцем написал самую суть:

Они попросили вас соорудить новые камни-посланцы… миллиарды «бутылок»-двойников… И сажать в каждую посланцев… а потом использовать все ресурсы планеты, чтобы отправлять эти «бутылки» в космос.