Текст книги "Бытие"

93
Искажение

Теперь кристаллический корабль два метра длиной, с грузом пассажиров и баз данных, уже должен был войти в облако Оорта, состоящее из комет и отстоящее от Солнца на расстояние, в десять тысяч раз большее, чем Земля… а не ползти в пятистах астрономических единицах.

Хуже того, скорость корабля была невероятно мала. Что помешало Земле обеспечить обещанный толчок, наполнить их парус лазерным светом и увеличить скорость почти до световой?

Хэмиш сидел на краю гладкой равнины, свесив ноги над кажущимся обширным внутренним пространством зонда и краем уха прислушиваясь к спорам остальных. С точки зрения внешнего наблюдателя, его отделяло от центральной оси зонда всего пятнадцать сантиметров. Но в рекурсивных понятиях это расстояние могло стать бесконечным.

Техники размахивали руками, создавая разнообразные инструменты для решения проблемы… как будто падение скорости в сто с лишним раз можно «проанализировать и преодолеть». К тому же кое-что мешало выглядывать наружу.

Во-первых, всякий взгляд назад, к Земле и Солнцу, натыкался на большой грузовой контейнер.

– Поэтому мы не можем точно замерить эффект Доплера, только получить примерные данные о том, как быстро уходим от Солнца, – объяснял один ученый.

Другое препятствие: они могут создавать телескопы и все остальное простым взмахом руки, но только в том малом масштабе, где возможно «волшебство» и где туман почти скрывает звездное небо. Напрасно было бы тащить инструменты «наверх», поближе к тому месту, где кристалл встречается с космосом. Созданные из виртуального желания, инструменты попросту испаряются, приближаясь к пограничной стене. Только автономные моделированные личности – АМЛ – могут уцелеть близ внешней суровой реальности.

– Причина всего этого может быть политическая, – предположила Лейси Дональдсон. – Наша договоренность о строительстве космической фабрики и лазера никогда не была полной и всеобщей. На Земле еще очень сильно Движение отречения. Под новым руководством – возможно, из-за какой-нибудь беды – популисты могли одержать верх и остановить процесс.

«Ой-е-ей», – подумал Хэмиш, вспоминая, как сам руководил этой распространенной по всей Земле фракцией.

– Поэтому, – продолжал мягкий голос Особо Мудрого, – проблема может оказаться временной. Часто бывает, что в действиях наступает перерыв, вид преодолевает эмоциональное напряжение и работа возобновляется.

– Так несколько раз было на планете Турбулентность, – добавил Посланец Осторожности. – Поэтому, вероятно, толчки, придающие нам ускорение, могут возобновиться в любой миг.

В обычных условиях это могло бы подбодрить Хэмиша, но сейчас любое согласие между Особо Мудрым и Посланцем действовало на него угнетающе.

Глядя вниз, он видел неизмеримую глубину и неостановимо нарастающую сложность и размышлял.

Почему бы прямо сейчас не нырнуть туда? Начать исследовать. Проверить волшебные способности. Увидеть чудеса, уже созданные силой воли других пассажиров… и, может, начать создавать кое-что свое.

Всю жизнь я славился своей креативностью. Может, это мой настоящий шанс – показать, чем владею. Воображением более живым, чем у любого другого человека!

Все равно ведь он всегда это планировал. Даже будь их зонд точно настроен на цель и в конце пути их точно ждал бы успех, все равно 99,9 процента времени он бы либо спал, либо занимался играми, моделированием и воображаемыми игровыми площадками.

По крайней мере на таком расстоянии мы еще можем пользоваться солнечной энергией. В холодных неосвещенных глубинах межзвездного пространства для всех обитателей замедлится само время, так как корабль будет беречь энергию.

– Что ж, – сказал кто-то из людей у него за спиной, – если это действительно так, если лазер выключили, могли бы хоть сообщить нам.

Профессор Нузон фыркнул.

– Скажите десяти миллионам маленьких комков, что все в порядке. Что нужно только немного подождать, пока реальные парни на Земле перестанут базарить. Зачем им это? Помните: мы не люди. Не граждане. Мы существа из зонда. Простые копии на борту цеппелина, который никуда не летит. Мы всего один механический посол из миллионов. Мы никто, чуваки. И они нам ничего не должны.

«Заткнись», – про себя пожелал Хэмиш. Но голос продолжал звучать.

– Думаю, надо принять другую возможность, братья и сестры. Йейевата. Что это просто политическое препятствие. Надо признать, что дело гораздо хуже. Что наш проклятый мир наконец сделал это!

– Что сделал? – спросил кто-то.

– Да провалился к черту. Пошел туда, куда попадают все плохие парни.

– Что вы…

– Земля взорвала себя, чуваки! Властителишки оставили все надежды! Все кончено. Вот почему никто не звонит нам по телефону.

Наступило долгое молчание. Хэмиш представил себе, как кристалл – вся их вселенная – улетает еще на несколько тысяч километров от Солнца. Какой долгий путь – и какое жалкое расстояние.

Наконец тихо и очень мягко заговорила Лейси Дональдсон:

– Что же… что пошло не так? Наши шансы на успех всегда были ничтожны. Было столько возможностей не справиться с переходом… все уничтожить… еще даже до того, как внешнее воздействие ухудшило положение.

Это могла быть война. Искусственно вызванная эпидемия. Нехватка продовольствия. Неудачный физический эксперимент. Экологическая катастрофа. Или…

Она замолчала, как будто поперхнувшись.

Хэмиш пристально всматривался в глубину. Половину его поля зрения занимала внутренняя стена корабля, корма обрывалась почти вертикально. А сразу за ней, по другую сторону этой преграды, – темно-коричневая масса. «Ящик», который пытались изучать Нузон и другие, пока не помешала более серьезная новость. Новость о неудаче. О том, что их бросили.

И о том, что мы, возможно, – последние остатки человечества. Которые даже не были успешно отправлены через бездну пространства к другим звездам. А оставлены внутри Солнечной системы, на борту «корабля», забитого генетическими и культурными богатствами. Дарами, предназначенными другим, далеко отсюда.

Вероятно, нам позволительно надеяться – или воображать, – что когда-нибудь один из этих кристаллических депозитариев подберут. Например, гости извне. И кто-нибудь сумеет расшифровать, изучить и насладиться тем, чем мы были… может, даже моими книгами и фильмами.

Но чтобы это случилось, какая-то раса должна выжить и стать первым настоящим звездным племенем. Какие-нибудь разумные существа должны найти настоящее лекарство и избежать западни.

Многих ловушек бытия.

Хэмиш знал, что у него много недостатков, но никто никогда не обвинял его в лени. Или невнимательности. Или в отсутствии страстного интереса к судьбе человечества.

Всю жизнь он искал возможные ошибки, «модели неудачи», способные подвергнуть вид опасности. Все, что он написал, частично должно было развлечь публику и принести ему много денег… но также предостеречь и помочь избежать новой ошибки. Пусть многие умники порицали его за нападки на науку в целом. Он сражался, спорил. Играл роль энергичного адвоката дьявола. Прокладывал дорогу в поисках змей, зыбучих песков и мин.

«Докажите, что я не прав, – требовал я всегда, – докажите, что такое несчастье невозможно. Но сначала я заставлю вас обратить на это внимание».

Вот главное. Вот что всегда лежало в основе всего написанного им.

Но, несмотря на все хорошее, что я сделал…

...в конечном счете оказалось, что это не имеет значения.

Ну, по крайней мере теперь человечество не будет требовать внимания остальных.

Если Земле пришел конец… или если клайд олигархов, используя Движение отречения, достиг своей цели и повсеместно утвердил феодализм… в любом случае планета перестанет быть источником космической эпидемии.

Еще раньше, чем узнал страшные результаты вычислений Птицыженщины, Хэмиш приуныл. Предыдущий разговор с Особо Мудрым заставил его понять ужасную истину.

Панацея, которой мы так гордились, – это всего лишь новый слой внушения. Еще один вездесущий вирус-движитель, который должен подтолкнуть человечество к тому, что делают все, кто не отверг эту идею. Задействовать гигантские ресурсы, строить огромные фабрики и с помощью лазеров выпускать в небо миллионы и миллионы зондов-посланцев.

В нашем случае – и на планете Турбулентность – такое решение потребовало дополнительного мотива помимо эгоизма.

Альтруизм. Желание помочь другим. Это поднимает нас над средним уровнем.

Но разве это не ведет нас к тому же итогу? Или мы поклялись отправить всего десять миллионов и использовать всего один лазер? Но Ом показал мне. Логика распространения потребует большего и большего – и все ради Панацеи! Пока мы не попадем в неостановимый гибельный круговорот миссионерского фанатизма.

Панацея – хитрая придумка. Но достаточно ли хитрая, чтобы одолеть вирус, пользующийся бесконечным набором уловок, выработанных за многие эпохи? В конечном счете мы будем так же больны и виновны, как все прочие.

Он смотрел вниз, соблазняемый желанием прыгнуть с этой виртуальной платформы в пропасть. Искать спасения в уменьшении и неограниченной власти. Кануть. И стать просто богом.

94
Отражение

– Знаете, есть ведь и другие возможности, – сказал кто-то. Хэмиш узнал голос Эмили Тан. Должно быть, она подошла вскоре за группой Лейси и присоединилась к обсуждению.

– Например, на родине нашли усовершенствованную модель межзвездного зонда! Ведь, в конце концов, мы первые. Может, они перестали производить эту версию и переключились на другую, более эффективную, менее тяжелую, которую легче подталкивать светом.

– И бросили только нас, – подхватил элегантный Джовиндра Сингх. – Отказались от старых моделей, предоставили им лететь, а лазеру нашли другое применение. Ах, это еще оскорбительней, чем теория отвержения!

Хэмиш ожидал, что заговорит Ом: это как будто хорошо увязывалось бы с его предыдущими комментариями, – но артилен ничего не сказал.

– Если б можно было посмотреть… – сказала Лейси после долгого мрачного молчания. Она явно имела в виду перекрытый вид на Землю: даже простой взгляд позволил бы убедиться, что большой лазер на месте, хоть и используется в других целях. Без ящика они могли бы уловить радиосигналы и излучения земной промышленности. Это тоже могло бы сказать многое.

Посланец Осторожности шире распространил страстное желание Лейси, превратил его в нечто более общее.

– Таково всегда было мое желание. Прежде чем что-нибудь делать – посмотреть и увидеть. Я поддерживал создание вашего большого телескопа, Лейси, и другие проекты, желая увидеть, что происходит на других мирах. Пережил ли кто-нибудь из них болезнь, сохранив энергичную научную культуру.

Одной из самых привлекательных черт Посланца – вопреки застывшему лицу с поджатыми губами, напоминавшему гримасу сомнения, – была его склонность питать неугасимые надежды. Даже когда с помощью гигантского зеркала получили изображение его родной планеты без признаков цивилизации – ни сигналов коммуникационной сети, ни следов в атмосфере, свидетельствующих о развитой промышленности, – Посланец не утратил бодрости и объяснял:

– Это говорит лишь о том, что мы стали грамотнее, деятельнее, успешнее. Именно таким со временем должен стать вид, чтобы сохранить и великую культуру, и свои ресурсы. Именно это вы, люди, делали на протяжении трех поколений с возрастающей скоростью! В 1980-х годах Земля была громче всех. Но с нарастанием массы идей и обсуждений она все больше затихала, перешла на узконаправленные лучи и волокна. Мои люди только развили этот процесс – развивали его тысячи лет!

Нужно ли доказывать, что галактика оказалась опасной? Ручаюсь, умные выжившие расы вроде моей со временем становятся осторожней и не допускают утечек. Нет смысла кричать на весь свет! Есть более тонкие пути проникновения и исследования. Нужно находить союзников и бороться с враждебным космосом. Тем не менее я надеюсь, что новое усовершенствование инструментов позволит увидеть мой народ, по-прежнему полный жизни и энергии. По-прежнему отчаянно противостоящий врагу.

Хэмиш вспомнил, что Посланец говорил все это до появления больших телескопов. А когда те не обнаруживали на планете Турбулентность признаков жизни? Посланец просто помогал строить новые.

Одним из первых экспериментов стала посылка нескольких ранних зондов не к далеким звездам, а для исследования сближения Урана и Нептуна. В уникальную зону шириной семь астрономических единиц, где теоретически можно было уловить сфокусированные гравитационные волны. Как вспоминал Хэмиш, этот проект способствовал развитию земной науки и позволил человечеству испытать свои первые кристаллические зонды. Но зонды не нашли ни следа разумных модуляций гравитационного шума. Ни следа высокой цивилизации на шестидесяти разных направлениях.

Позади Хэмиша серьезные пассажиры – не те дилетанты, что играли в богов внизу, – спорили, обсуждая возможные причины, почему их бросили, – от плохих новостей до самых ужасных. Хэмиш тем временем смотрел не в пространство, а на большую коричневую стену. На гигантский ящик за кормой корабля, закрывающий вид на дом.

Что, если мы в смоделированной ситуации? Если это проверка? И мы вовсе не в космосе? Разве не такой ящик, со стеклом односторонней проницаемости, использовали бы экспериментаторы, чтобы наблюдать за нами вблизи, не позволяя нам видеть Солнце или Землю?

Поддавшись порыву, Хэмиш показал язык коричневому ящику и зрителям, которые могли за ним скрываться.

Но нет. Он сразу прогнал эту мысль. Не потому что она была глупой или нелепой – нет, она была не менее вероятной, чем другие, которые сейчас обсуждались. Нет, Хэмиш отказался от нее по другой причине. Из-за того, что воспитывал в себе всю жизнь.

Интуиция. Она не всегда права. Иногда сильно подводит. Но всегда интересна. Эта особенность когда-то вовлекла Хэмиша в Лигу аути! Ведь считалось, что это «талант мудрецов».

Сейчас у него возникло очень сильное ощущение, похожее на дежа-вю, только наоборот.

Казалось, есть что-то совершенно очевидное, что надо попробовать.

Немедленно.

– Послушайте! – громко сказал он, перебивая говорящего. – Кто-нибудь пытался открыть эту штуку?

С легкой досадой Хэмиш понял, что перебил Эмили. Она говорила что-то виноватое – мол, присутствие новых чужих видов на Земле в конечном счете увеличит мудрость человечества, но в ближайшее время рост разнообразия может привести к дестабилизации. Она опасалась, что ее Панацея способна убить пациента. Интересное предположение…

…хотя Хэмиш считал, что его вопрос важнее любых тем.

– Что вы сказали? – переспросила Лейси Дональдсон. – Что открыть?

Хэмиш показал в направлении, которое все называли «кормой», – в той стороне также было Солнце и все, что они хотели узнать. Панорама, которую загораживал гигантский контейнер.

– Вот эту штуку. Ящик. Загадочную корзину. Вы… пытались… ее… открыть?

Посланец Осторожности смотрел на Хэмиша своей полоской-глазами, поджав четыре губы, расположенные ромбом.

– У нас есть набор инструментов, Хэмиш. Мы просвечивали ящик всевозможными лучами. Даже сумели установить слабый лазер и получили отражение…

Хэмиш покачал головой.

– Послушайте, мы ведь рано или поздно должны были туда забраться. Итак… у нас что же, нет никакой инструкции? Разве мы не должны использовать то, что на борту?

Все переглядывались.

– Логично.

– У нас был напряженный подготовительный курс, но об этом никто не упоминал.

– Потому что нас записывали за несколько лет до окончания постройки корабля. Этот ящик – более позднее дополнение.

– Вот как? И верно. Даже если это нужно использовать по достижении цели, должна быть инструкция.

– Но где? Мы сканировали поверхность ящика и не нашли никаких сообщений.

– В кристалле, окружающем нас? Как все остальные биты и байты на этом корабле…

– Вы хотите сказать, как мы? Мы ведь тоже комбинация битов и байтов…

Резкий крик и череда писков заставили Хэмиша обернуться: пришли те, кого он видел в «рубке управления» на «носу». С транспортного диска сошли Птицаженщина, М’м пор’лок и еще кто-то. «Так кто же за рулем?» – подумал Хэмиш. Его очки перевели писк и взмахи крыльями чужака:

Ответ прост. Мы когда-то знали метод и забыли.

– Забыли! – Особо Мудрый выразил презрение, шумно дуя в свои похожие на хоботы дыхательные трубки. – Уверяю вас, я ничего не забыл.

– Ну… может, нас так записали, – заметила Лейси. – В памяти некоторых из нас должны быть важные сведения. В подсознании. Как… – Она замолчала, подбирая слова.

– Как при постгипнотическом внушении, – с энтузиазмом подсказала Эмили. – Определенное слово или мысль должны пробудить воспоминание. Дать нам доступ к дополнительной информации. Как приказ. Возможно, какой-то код…

Глаза ее округлились, и Хэмиш заметил удивление на лицах нескольких человек, в том числе Лейси и профессора Нузона. Что бы это ни было… он тоже ощутил это.

– Как странно. Кто-нибудь еще испытал потребность произнести слово…

– …ключ…

– …ключ?

– Ключ!

– Да. Я, чуваки, тоже это чувствую. – Казалось, сама эта мысль удручает смуглого растаманского ученого-шоумена. Стиснув зубы, он посмотрел на Хэмиша, потом добавил: – Ключ.

Четверо – все с Земли, все люди – собрались на краю гладкой равнины. Остальные наблюдали за ними. Эмили, Хэмиш, Профну и Лейси смотрели друг на друга.

– Итак… что теперь? – спросила Лейси. – Мы должны сотворить ключ и открыть ящик? Что-нибудь способное уцелеть у поверхности решетки, проникнуть сквозь стену – и вакуум – и открыть контейнер? Как? Возьмемся за руки и пожелаем, чтобы это произошло?

«Ну, Нузона я за руку не возьму!» – проворчал про себя Хэмиш.

– Что ж, – предположила Эмили, – если мы вчетвером сосредоточимся, может, ключ и появится по нашему велению.

Некоторое время они старались. Хэмиш закрыл глаза, представляя себе, как должен выглядеть этот «ключ». Что-нибудь способное открыть тяжелый, массивный шкаф. Виртуальный объект, достаточно прочный, чтобы устоять, когда его поднесут к непроницаемому барьеру кристаллической решетки и времени. Но ему удавалось вообразить только старинный ключ с цилиндрическим стержнем и единственным плоским прямоугольным зубцом бородки.

Он чувствовал, как в кончиках пальцев сосредоточивается магия. Что-то происходило прямо перед ним. Он открыл глаза…

…и увидел путаницу. Его версия «ключа», сделанная кое-как, полусформировавшаяся, соединилась с другой, напоминавшей современный биометрический ярлычок, – когда-то на Земле такие ярлычки использовали для идентификации. Все это сливалось с еще чьим-то представлением о ключе – лабиринте чисел, точек и считываемых компьютером штрих-кодов.

Один из зрителей, увидев, что получилось, засмеялся. Хэмиш не мог на него обижаться.

– Чушь, – сказал Профну.

И Хэмиш заметил, что он изменил внешность. Теперь Профну напоминал настоящего профессора – твидовый пиджак, рубашка с воротником-стойкой и сравнительно небольшие дреды. Даже очки. Подчеркнутый акцент почти исчез.

– Сомневаюсь, что наше изделие сработает.

– Может быть, сперва обсудим… – предложила Лейси. – Что, если мы достигнем согласия в одной метафоре? Мы вчетвером сможем…

Хэмиш покачал головой, ему не хотелось соглашаться с Профну.

– Хотите знать, что я думаю? Готов поспорить на следующий аванс и отзывы в прессе, что все уже готово. Дело сделано. Нам четверым остается только вспомнить и одновременно произнести слово, потому что…

Птицаженщина вдруг закричала. Хэмиш повернулся и увидел, что она прыгает и машет обеими радужными руками, показывая вниз, за край равнины. Рядом, опустившись на четвереньки, М’м пор’лок бил бобровым хвостом и свистел.

Думаю, вам надо на это посмотреть!

Хэмиш и все остальные наклонились, вглядываясь в глубину, и увидели, как далеко внизу, отражаясь во множестве складок, что-то словно поднимается, быстро, со страшной скоростью приближаясь. Полоска света. Сияние. Яркое пятно, которое казалось слишком насыщенным для виртуального.

Вероятно, его можно было увидеть даже снаружи зонда, если посмотреть.

«Должно быть, оно появилось в самой глубине, – думал Хэмиш. – И поднимается с той минуты, как мы произнесли ключевое слово. Ключ… слово. Невероятно глупый шифр! Я бы ни за что не использовал такой в романе».

Не в силах пошевелиться, Хэмиш видел, как свечение становится еще ярче, поворачивает… и опускается прямо на «корму» корабля, бросая яркий свет за преграду, пульсируя в сложном ритме на фоне коричневого ящика…

…который…

медленно

открывался.

95
Отражения

Коричневый грузовой контейнер за кормой начал раскрываться, по его поверхности пробежали трещины и появились швы.

– Пошли! – крикнула Лейси. – Поднимемся, чтобы лучше видеть!

Она сошла с равнины и зашагала вверх; поднимаясь, она становилась прозрачной и продолжала расти. Остальные последовали за ней. Хэмиш, которому помогал Особо Мудрый, пытался догнать их, с трудом овладевая необычным умением менять рост и масштаб, борясь с увеличившимся весом и сопротивлением.

Оглянувшись, он увидел равнину, где они только что стояли; созданные их сознанием инструменты казались игрушечными и уже начали растворяться.

– Хэмиш, друг мой, сосредоточьтесь на том, что впереди, – настаивал Ом. – Устремите мысль вверх и вперед. Думайте масштабно.

Остальные ушли вперед. Хэмиш догонял их, глядя на их гигантские лодыжки. Но он всегда быстро учился и потому, живо увеличив свой рост и пропорции, догнал вначале Эмили, потом чужака-выдру, потом Сингха и Птицуженщину, которая, увеличиваясь, становилась более человекоподобной – ее великолепные радужные перья начали сплавляться. Профессор Нузон по-прежнему шагал впереди. Он был по-прежнему огромен, шел быстро, возглавляя их группу.

Туман разорвался, поредел, показались звезды, резкие и яркие на фоне большого барьера-потолка.

Ом прав. Вместе с другими это делать легче.

Но группа пришла сюда не ради звезд. Все собрались там, где «корма» цилиндра сильнее всего закруглялась, открывая лучший вид на грузовой ящик. А тот продолжал раскрываться.

Ящик не просто открывался: его коричневые бока разворачивались, метр за метром выдавая веревочные полосы. Пять таких кабелей удерживали пять различных предметов, высыпавшихся из контейнера; каждый из них тащил за кораблем собственный буксирный трос.

– Вон там! – показала Эмили. – Вижу! Солнце!

Действительно, когда из боков ящика вышли уже сотни метров кабеля, стала видна большая звезда, с виду ярче всех прочих. Она была гораздо крупнее и ближе к ним, чем должна была на этом этапе экспедиции. А где-то в ее свечении затерялась крошечная сине-зеленая искорка. Родная планета.

У них на глазах все пять блоков разделились пополам, потом опять пополам, и каждый новый фрагмент удерживался канатом. Канаты делались все тоньше, и вскоре за кораблем тянулись пять длинных цепей из длинной узловатой нити каждая. Благодаря то ли увеличению, то ли рефракции Хэмиш видел, что теперь нити тянутся на километры, а то и дальше.

– Что бы это ни было, на оружие оно не похоже, – сказал Нузон. Он по-прежнему был в твидовом пиджаке и походил на университетского профессора и говорил почти без акцента – таким он бывал в Калтехе, когда работал простым помощником преподавателя.

Лейси поделилась наблюдением:

– Смотрите, одна нить тянется сразу за нами, зато остальные разошлись в стороны, они вверху, внизу, справа и слева. Должно быть, используется электромагнитный заряд…

А вот еще… Нити разветвились. Каждая разделилась на несколько цепей. Их… сотня! И у каждой на конце два узелка, один за другим. Мне кажется, это антенны… какой-то детектор… он должен покрыть как можно большее пространство за нами.

Хэмиш все еще не мог привыкнуть к тому, как необычно все воспринимается здесь, на границе с реальной Вселенной, где изнутри можно ощутить ограничения, обусловленные изогнутой поверхностью. Теперь зонд не был внутри огромным и просторным, а, напротив, казался тесным и замкнутым. А его тело – когда Хэмиш приближался к барьеру – начинало казаться искривленным. Раздутым и округлившимся. Словно его распирало изнутри.

– Лейси, вы привыкли на все смотреть как в телескоп, – с улыбкой заметил Джовиндра Сингх. – Вполне возможно, что это…

Биофизик-сикх внезапно замолчал, и все посмотрели на комки, подвешенные на нитях; эти комки начали раскрываться, как очень широкие цветы со множеством лепестков, и все отвернули свои вогнутые венчики прочь от Солнца.

– Ну ладно, – согласился Сингх, – очень похоже на какое-то детекторное устройство. Но оно нацелено вперед относительно нас. Разве нам уже не интересно, что происходит позади, на Земле? Выжила ли цивилизация? Используется ли еще большой лазер?

М’м пор’лок заметил:

– Этот прибор никогда не предназначался для таких целей – исследования места нашего происхождения. Вероятно, его приходилось использовать для достижения цели, чтобы смотреть вперед, на нужную нам систему. Помочь рассчитать идеальную траекторию, оптимизировать посадку на выбранную планету.

Посланец Осторожности возразил:

– Приближаясь к цели, наши корабли всегда разворачиваются и снижаются кормой вперед, а парус использует солнечный свет для торможения. Поэтому зеркала должны смотреть…

Хэмиш перебил:

– Вы что, забыли? Ни одно из этих зеркал-цветов ничего не увидит впереди нашего корабля. Кое-что загораживает им обзор!

Он указал на нос кристаллического корабля, и Птицаженщина пропищала, на этот раз по-английски:

– Парус! Парус! Световой парус!

Он покрывал треть неба, искажая звездную картину отражениями и ничего не давая увидеть впереди.

– Но… тогда… если на их пути парус… – размышляла Лейси, глядя на границу гигантской отражающей поверхности. – На что тогда смотрят эти маленькие зеркала?..

Глаза ее широко раскрылись.

Лейси Дональдсон испустила крик узнавания и радости:

Все это…

…мы все – части ОДНОГО гигантского телескопа!