Текст книги "Бытие"

88
Рыба-рогозуб

Она бежит, на голых загорелых ногах блестит легкая испарина. Шелковые шорты и короткий топ, босые ступни легко касаются поверхности, которая под пальцами мягче, чем трава. Сладостное ощущение погони. Она то преследователь, то преследуемая. И знает, что если попадется, то исключительно по собственному выбору. Прыгает, подскакивает на легком ветерке.

Теперь она плывет. Бархатное прикосновение воды к коже. Первобытное, но вневременное. Почти внутриутробное по своей невинности, но без ощущения тесноты матки. Она поворачивает голову в такт дыханию. Чувствует, как мягко сгорает используемая сила. И не хочет защиты, не нуждается в ней.

И вода становится любовником. Она касается всех гладких изгибов плоти, скользит вдоль рук и ног, бедер и талии. Ее касаются пальцы, ладони, жадные, восхищающиеся, похотливые и оценивающие, постепенно они сжимают ее все сильнее, становятся все желаннее в точном соответствии с ее растущим желанием. Рот, игриво кусающий, закрывающий и вбирающий ее губы в бесхитростных поцелуях… Уэсли…

Но рот, и руки, и поцелуи меняются. Преобразуются. Совершенствуются. Они по-прежнему нежные, по-мужски требовательные, но с оттенком – очень приятным – отдаленного намека на полимер и железо. Гордый, сильный, мужественный, достойный… и модифицированный, изменившийся, перестроенный… Гэвин…

Тор старалась не проснуться. Но сон рассеивался, программа, контролирующая «холодный сон», строго сказала: «Довольно». Десять дней во сне – это предел, их должны сменять два дня бодрствования и управления кораблем. Еда и упражнения. Забота о реальной жизни.

Как обычно, в первые мгновения по пробуждении Тор осмысливает свой усложненный облик. Внешние очертания ее тела включают металлический и пластиковый корпус, без которого она погибнет.

Предложат мне новые модификации, когда я вернусь? Придет ли день, когда я снова смогу бегать и плавать? Принимать настоящий душ? Завести любовника?

Она решила сохранить весь химизм своего прежнего тела, включая либидо, которое постоянно тревожило ее сны. Снова соединить все это с настоящей кожей, настоящей плотью… ну что ж, мечтать не вредно.

«Гэвин пройдет апгрейд легче», – думает она, смутно вспоминая, каким он представал в ее сне. Полубог. Или человек, но со многими усиленными «достоинствами»…

– Проклятие! – пробормотала Тор; ей захотелось ущипнуть себя за кончик носа – если бы у нее был нос – или плеснуть в лицо холодной воды. Но вместо этого она отстегнулась и выплыла из ниши для сна. Пора за работу.

Несколько часов спустя, проведя все необходимые осмотры и убедившись, что все системы корабля в порядке, Тор отдыхала в тускло освещенной рубке управления, полуплавая в слабом тяготении, создаваемом двигателями «Уоррена Кимбела».

Как с момента ее появления на свет, в грудной клетке Тор билось ее сердце. И эта мягкая пульсация ритмично покачивала ее тело, заставляя его соприкасаться с внутренней поверхностью кераметаллического корпуса, в который она была заключена. Ее панцирь – после того пламени, что охватил «Дух Чула-Висты».

Раковины внутри раковин. А вне ее кожи корабль – еще много слоев.

В представлении Платона и его современников космос состоял из идеальных хрустальных сфер, по которым вращались планеты и звезды. Представление более удобное, чем современное об огромном, почти пустом пространстве, простирающемся на десятки миллиардов световых лет.

Корабельные сканеры расширили восприятие Тор, и она почувствовала, что окружена скоплениями и туманностями, звезды стали похожи на фосфоресцирующий планктон в безбрежном море. И снова Тор задумалась.

Что происходило там давным-давно?

И что происходит сейчас?

Она никак не могла забыть историю, которую маленькие руки высекли на Розеттской стене. Хотя некоторые части наскальной резьбы казались понятными, общий смысл ее не поддавался осмыслению. На картинах изображались существа, подобные машинам, занятые чем-то недоступным пониманию. Тор сомневалась в том, что археологи или «умные толпы» когда-нибудь смогут расшифровать все послание.

Мы подобны рыбе-рогозубу, которая выбралась на берег, когда материки уже были завоеваны другими. Недоуменно моргая, мы смотрим на берег, который кажется нам опустошенным. Нас окружают скелеты тех, кто пришел раньше.

Но те, кто появился раньше нас, не все вымерли или исчезли.

На песке остались следы.

Стена – свидетельство эпохи забвения простых, наивных правил. Машины менялись. Эволюционировали.

Мы еще многое узнаем благодаря найденным здесь обломкам. Но не стоит забывать: трупы – это проигравшие.

Резьба отображала кое-что еще – нашествие вирусов: по всей Розеттской стене возникли небольшие зародыши зла. Они заражали. Соблазняли. Размножались и распространялись.

Увидев все это, должна ли благоразумная рыба-рогозуб вернуться в воду? Несомненно, многие расы избрали именно такой путь. Спрятаться. Влачить жалкое существование, проникнутое феодальной тоской, молясь небесам, но не замечая неба. Однако такой выбор означает упадок – вплоть до полного бессилия. Прозябание, а не процветание, в своем единственном хрупком мире.

Нравится нам это или нет, но наш путь иной. Что бы мы ни узнали из резьбы на этой стене, люди не станут жаться к костру, приходя в ужас от теней.

Она представила себе, как потомки Гэвина – и ее тоже – смело вторгаются в опасную Галактику. Машины-исследователи, запрограммированные быть людьми. Или люди, превратившие себя в звездные зонды. Раса творцов, сливающаяся со своими механическими посланцами.

Такого образца она не видела среди рисунков на скале. Оттого что подобный путь обречен с самого начала? Мы должны испробовать что-то другое?

Какой выбор был у рыбы, которая на миллиард лет опоздала выйти из моря?

Тор мигнула. Когда ее веки разлепились, звездный свет, пройдя дифракцию в тонком слое слез, разбился на отдельные лучи. Бесчисленные, они раскинулись по темным просторам Галактики, расходясь по мириадам путей. Слишком во многих направлениях. Слишком много дорог, из которых нужно выбирать.

Больше, чем в состоянии объять рассудок человека.

Часть восьмая
Быть или…

Мне хочется думать

(и чем быстрей, тем лучше)

о кибернетическом луге

на котором млекопитающие и компьютеры

живут вместе во взаимной

запрограммированной гармонии

как чистая вода касающаяся ясного неба.

Ричард Бротиган. За всеми следят машины благодати и любви

89
Свечение

Во всех направлениях протянулись туманные очертания, набухшие от обилия наполняющих их возможностей. Способные стать почти чем угодно.

Обретя сознание – настороженный, взбудораженный, сгорая от любопытства, – он осмотрелся и сразу понял: это не земной пейзаж.

Свет лился со всех сторон… и ниоткуда.

Верх и низ, очевидно, были условны.

Он был не один: в тумане виднелись другие фигуры, текучие очертания которых не поддавались никакому определению. Возможно, они маленькие и близкие или громоздкие исполины, движущиеся в дальней дали. Или и то и другое одновременно? Он почему-то подозревал, что в таком месте это возможно.

В таком… месте…

Что это? Как я сюда попал?

Я ведь знал ответ на этот вопрос, верно?

Когда-то давно.

Есть кое-что более уместное. Вопрос, который они (они?) просили его задавать себе всякий раз, как он очнется здесь.

Ах да.

Кто я?

Как меня зовут?

Опустив взгляд, он увидел две мужские человеческие руки – мои руки, – пожалуй, крупноватые, с длинными пальцами, которые сгибались, когда он того хотел. Блестели наманикюренные ногти. Кисти прикрывали просторные длинные рукава – часть одеяния, похожего на широкий халат. Не ангельского, с некоторым облегчением понял он. Ткань махровая. Шероховатая и успокаивающая. Мой старый банный халат.

А я?..

Слова. Он рефлекторно произнес их, прежде чем понял, как пусто и глухо они звучат здесь.

– Хэмиш. Меня зовут… Хэмиш Брукман.

Писатель. Режиссер. Продюсер. Экстропист. Знаменитость, пользующаяся доверием государственных деятелей и сильных мира сего. Любимец масс. Муж-неудачник. Объект насмешек и восхищения. Он поднял обе руки, погладил лицо и обнаружил туго натянутую, здоровую, приятно молодую кожу. Откуда-то он знал, что больше ему никогда не придется бриться. Разве что захочется.

– О да, – вспомнил Хэмиш. – Знаю, где я. И что это за место.

Я на борту звездного корабля. Кристалла-посланца, направляющегося к далекому солнцу.

Объявили, что в первой партии будет всего десять миллионов капсул-посланцев. Столько, сколько позволяет скромный бюджет, равный бюджету среднего государства. Столько, сколько можно запустить с помощью гигантской лазерной установки, расположенной на орбите за Луной. Конечно, эти десять миллионов только передовой отряд великого множества тех, кто вылетит позже, когда на Земле окончательно преодолеют политическое и социальное сопротивление – преодолеют непрерывными уговорами, творческими, разнообразными и настойчивыми.

Послание, которое несла в себе маленькая капсула (изнутри она казалась огромной), стоило всех усилий, затрат, ресурсов и жертв. Послание, содержащее предупреждение молодым расам. И предлагавшее надежду.

Хэмиш вспомнил, какая это великая честь, какую гордость он испытал, когда был избран одним из первых. И не только оттого, что загрузит запись своей личности во многие десятки тысяч версий кристаллов-кораблей, но и оттого, что его – хрупкого, но подвижного, несмотря на свои девяносто лет – пригласили лично увидеть, как первая партия зондов, блестящих и новых, выходит из первой гигантской автоматической фабрики, созданной человечеством.

Это воспоминание – он стар, у него скрипят суставы и болят внутренности, но на него возлагают почетную обязанность перерезать ленточку – казалось свежим, словно все происходило вчера. На самом деле он помнил малейшие подробности вплоть до того момента, когда спустя несколько дней к нему подсоединили электроды и попросили расслабиться, заверив, что черты личности и память почти никогда не страдают.

Должно быть, получилось.

В глубине души я не верил, что моя копия очнется в виртуальном мире, как бы тщательно мы ни проверяли технологию чужаков, как бы ни модифицировали ее и ни совершенствовали в свете знаний земной науки. Многие из нас опасались, что обитатели будут всего лишь умными копиями. Роботами-автоматами, не обладающими настоящим самосознанием.

Но вот я здесь! Кто может оспорить такой успех?

Все возвращалось. Годы, проведенные во главе новой ветви Движения отречения, когда пришлось сражаться с упрямым пророком за власть, а потом вести фракцию по новому пути, чтобы она не оказалась орудием в руках олигархов, религиозных мракобесов и людей, охваченных брюзгливой ностальгией. Преобразуя ее в более агрессивную, технологически обогащенную силу. Союз десятков… даже сотен миллионов… не желающих, чтобы наука развивалась бесконтрольно. Пусть ею руководит мудрость.

Славные времена. Особенно сражения с учеными и будущими боготворцами, которые считали, что могут «доказать» его неправоту простыми фактами. Это стремление опровергали орды поклонников, которые хранили преданность Хэмишу, даже когда его история с «розыгрышем», в свою очередь, оказалась розыгрышем…

Хэмиш нахмурился, вспомнив, как много этих поклонников оскорбляли его потом, когда он снова изменил мнение и поддержал смелое технологическое предприятие. Поддержал тех, кто одобрял строительство звездных посланцев.

Что ж, новые причины, новые доводы, новые побуждения… все это может дать новые цели. Новые стремления. Так он тогда всем объяснял. И верит в это и сейчас.

Во всяком случае, миллионы сохранили преданность ему, прониклись его заверениями, что Вселенная нуждается в нас.

С нервным любопытством Хэмиш провел инвентаризацию своего тела, осмотрел и согнул руки и ноги. Кажутся сильными. Торс, длинный и худощавый, как в молодости, удовлетворительно поворачивается и сгибается. Модель или нет… Я чувствую, что это я. На самом деле больше я, чем хрупкий старик.

«А если бы все это было неправдой, как бы ты об этом узнал? – спросила малая часть сознания, пытаясь поднять вопросы существования. – Можно ли запрограммировать виртуальное существо так, что оно найдет свою новую личность удовлетворительной?»

Ба!

Хэмиш всегда интересовался философией, но скорее как орудием писателя. Богатый источник афоризмов и мудрых замечаний главного героя; можно заставить персонажей пробираться сквозь хаос теорий и законов роботехники, в то же время проповедуя вред технологического высокомерия. А вообще-то философы ему не нужны.

– Я на борту хрустального звездного корабля. – Заново знакомясь со способностью говорить, он прислушался к тому, как звучит эта декларация, произнесенная вслух. – Я Хэмиш Брукман и участвую в путешествии через межзвездное пространство. Каждый из нас наделен миссией – распространять благую весть!

И может быть, если повезет… эти тысячи станут разбросанными по всей Галактике миллиардами, доставляющими отчаянно необходимое противоядие. Панацею от галактической чумы.

Передвижение в этом необычном новом окружении требовало не только сгибания ног и перемещения тяжести. Методом проб и ошибок Хэмиш научился применять волю – хотеть, чтобы движение произошло, – как человек неосознанно выставляет перед собой руку. Вначале продвижение вперед давалось ценой множества попыток… но вскоре Хэмиш научился скользить среди облакоподобных клубов, которые становились упругими или вязкими, когда он на них приземлялся. Хэмиш подправил технику движений, и вскоре те же облака уже давали ему надежную опору.

Как только он с этим справился, передвижение стало легким и даже приятным.

Хэмиш попробовал приблизиться к одной из фигур, которые смутно различал в тумане. Но это оказалось трудно – словно пытаешься поймать мысль, ускользающую из сознания.

Наконец он сумел приблизиться к одной такой фигуре. На вершине холма-облака стоял дом с остроконечной крышей – скорее не дом, а домик. Деревянные, обшитые вагонкой стены казались вполне настоящими и по-земному домашними, вплоть до мазков кисти на дереве. Поднявшись на крыльцо, Хэмиш вытер ноги о коврик, на котором было написано «ОЖИДАЙ ПЕРЕМЕН».

Оглядывая свой банный халат и тапки, он подумал:

Это неприлично. Мне бы…

…и voilá! В вихре того, что можно назвать пиксельным моделированием, его одежда изменилась, превратилась в серый костюм, в котором он проводил интервью во времена ТВ.

Так-то лучше. А знаете, я могу к этому привыкнуть.

Он постучал в дверь и стал ждать… потом постучал снова, громче. Но никто не вышел. Дома никого не было.

Ну ладно. На самом деле это добрый знак. Люди чем-то заняты. Им есть куда пойти. Есть с кем увидеться и что сделать.

Его это беспокоило. На Земле некоторые специалисты пытались рассказать о субъективном темпе времени и об опасности межзвездной скуки, обсуждали множество решений проблемы – например сон. Или замедление восприятия хода времени. Даже смоделированный мозг способен найти множество способов прожить долгие эпохи, когда не может ни влиять, ни воздействовать на внешнюю, объективную Вселенную.

«Слушая их, можно было подумать, что здесь очень тесно, – думал Хэмиш, устремляясь с порога в небо. Оглянувшись, он увидел, что дом быстро уменьшается, исчезая вдали. Вскоре Хэмиш миновал другие постройки. Одна из них оказалась средневековым замком, заросшим вьющимися растениями. Другая была составлена из блестящих шаров – это сооружение показалось Хэмишу чересчур модернистским, непрактичным, даже чуждым. – Мне бы хотелось спроектировать собственный дом. Если бы только научиться. Или хотя бы узнать, как куда-нибудь прийти и с кем-нибудь встретиться».

Ему становилось скучно. Моделированное пространство, показавшееся вначале таким обширным, начало раздражать и докучать. Мне бы очень помогло, если бы я кого-нибудь встретил и смог задать вопросы. Я хочу…

Сзади. Тихий звук. Как сдержанное дыхание или легкий кашель, чтобы прочистить горло. Хэмиш хотел быстро обернуться, но мешали необычные условия, и тут послышался голос:

– Как приятно, что вы наконец к нам присоединились, мистер Брукман. Я могу вам помочь?

– Спасибо. Помощь не помешает…

Он осекся: язык у него прилип к гортани, когда Хэмиш увидел появившуюся перед ним фигуру.

Округлая круглоголовая полнощекая фигура: пожалуй, выше Хэмиша ростом, к тому же гораздо массивнее. Но от этого существа не исходила угроза. Со скошенными глазами, словно от постоянного удивления, оно походило скорее на Будду. Толстые губы с чуть приподнятыми уголками словно бы загадочно улыбаются. Носа нет, звуки дыхания исходят из дыхательных трубок наверху головы, которые ритмично открываются и закрываются.

Чужак. Одно из искусственных существ, открытых раньше прочих, в самом первом кристалле, который увидела публика. Хэмиш узнал эту фигуру, да и кто бы не узнал?

– Ом, – сказал он, напряженно кивая в знак приветствия Особо Мудрому. – Никто не сказал мне, что вы на борту.

– Вы удивлены, увидев именно меня? Или вас удивит любой чужак? – Ом как будто искренне забавлялся. – К тому времени как выпустили первую партию зондов, были достигнуты некоторые компромиссы. Идемте со мной, и узнаете почему.

Хэмиш вспомнил. В зондах, отправленных с планеты Посланца Осторожности, был конструктивный изъян: они брали на борт только один вид существ. Обитатели той планеты копировали только себя, посылали только своих вестников, желая хоть как-то уберечь новые миры от инфекции, но потерпели неудачу. Попытки стереть программы привели к тому, что зонды становились слишком хрупкими, слишком легко выходили из строя. Очевидно, если пытаться использовать эту древнюю технологию, некоторых внеземных личностей придется исключить. По техническим причинам.

– Ну, пока задачей экспедиции остается…

– …предупредить другие расы об опасности Великой эпидемии космических вирусов? И предложить им Панацею?

– Да, наш план по-прежнему таков, мистер Брукман. Таковы функции этого зонда. Этого флота. Возможно, если нам очень повезет, мы на борту этого кристалла сможем доставить новой разумной расе замечательную весть!

Хэмиш приподнял брови.

– И вы не возражаете против распространения Панацеи. Ведь вы сами часть этой эпидемии!

Особо Мудрый пожал плечами – этот людской жест дался ему ценой некоторого перекашивания тела. Хэмиш неожиданно понял, что разговор ведется на безупречном английском. Что ж, уже известно, что искусственные существа быстро учатся. И это хорошо, потому что Хэмиш собирался многому научиться.

– Да, наверно, многие миллионы лет я вносил в это свою лепту, – сказал Ом. – Ну и что? Сожалеть о проведенной вечности? Или попытаться искупить вину как смогу… используя эту свою улучшенную версию… поддерживая вас, землян, в вашей священной миссии помощи спасению других культур?

Хэмиш почувствовал, как его искусственные ресницы несколько раз вздрогнули: он перебирал в уме вопросы, возражения!

– Но… но…

– Послушайте, – сказал Ом. – Вы захотели получить помощь. Вам потребовался проводник. Давайте я вас провожу, а на ваши ханжеские обвинения отвечу позже? Поверьте, у нас будет достаточно времени.

Более того, позвольте указать вам на один важнейший факт. Вернуться на Землю и изменить ситуацию невозможно. Наш зонд отправлен, и отозвать его нельзя. Как говорите вы, люди, сделанного не воротишь.

Пауза. Хэмиш вздохнул и тоже пожал плечами. И кивнул:

– Хорошо. Тогда научите меня.

Ом с явным удовлетворением поклонился, позволив Хэмишу рассмотреть дыхательные трубки на своей макушке.

– Что бы вам хотелось увидеть сначала, мистер Брукман? Я провожу. А по пути кое-что объясню насчет масштабов.

90
Прозрачность

Вскоре Хэмиш понял, почему ему трудно было куда-нибудь добраться. Как объяснял один из ученых Института, внутренний объем кристалла ограничен, но есть способы искусственно усилить ощущение его просторности. Став обитателем кристалла, вы могли настроить себя на любое количество «фрактальных уровней» размера. Чем вы меньше, тем больше у вас личного пространства. И тем больше ваша свобода создавать вещи одним только желанием.

Ученый предупредил (девяностолетний Хэмиш во время этого инструктажа просто спал), что существа внутри кристаллического зонда могут «умереть», потерять возможность для любого будущего контакта со Вселенной, просто исчезнуть. Для искусственного существа один из способов сделать это – спускаться по лестнице масштаба, становясь все меньше, попасть в мир, где правят желания и волшебство, а там вы делаетесь слишком маленьким, чтобы иметь хоть какое-то значение для тех, кто остается в «реальном» мире.

Если только новая цивилизация не вздумает разобрать ваш зонд. Или не пытайтесь создать неиспорченные версии. В таких случаях мы выявляем «беглецов», прячущихся в атомной структуре самого кристалла, но способных вновь подняться по лестнице масштаба, чтобы защитить вирус и его миссию.

Неудивительно, что для усовершенствования Панацеи потребовались десятилетия.

– Позвольте показать вам дорогу, – сказал Особо Мудрый Хэмишу. – Старайтесь идти за мной.

И он начал движение – не зашагал, не начал удаляться, просто стал увеличиваться.

Хэмишу, который всю жизнь оказывался самым высоким человеком в любом помещении, не понравилось, что приходится задирать голову, чтобы посмотреть на гиганта. Добавилась мотивировка – стремление догнать чужака. Если бы только тут был пузырек с наклейкой «Выпей меня». Должна быть какая-то хитрость!

Сосредоточившись на изменении своего ощущения масштаба – на росте, – он вскоре понял: секрет в том, чтобы определенным образом смотреть. Стараться увидеть то, что ты не в состоянии контролировать. Не лишено смысла, подумал он, когда холм под его ногами начал сокращаться, а он начал подниматься вслед за Омом. Если малый размер дает возможность менять все вокруг, то, когда становишься большим, справляешься с тем, что не можешь изменить.

Он видел в этом логику. Крошечные существа располагают обширным субъективным пространством, могут воздвигать идеальные дома, обзаводиться виртуальными товарищами, получать доступ к играм и развлечениям, в то же время не мешая другим официальным обитателям кристаллического корабля. С другой стороны, если вы решили стать таким большим, чтобы взаимодействовать с другими смоделированными пассажирами, вам придется смириться с концепцией, которая очень мешает многим людям – вначале в детстве, потом в подростковом возрасте: с тем жестоким фактом, что другие могут не хотеть того, чего хочешь ты.

«Однако забавная перспектива», – думал Хэмиш. Глядя вниз, он видел, что все еще находится в обширном мире туманных фигур. Но, поднимая глаза, начинал различать что-то вверху и над головой… вроде темного купола, скрытого расстоянием и необычным туманом. Следуя за Омом, он пошел к далекому куполу, в то же время продолжая расти.

Хэмиш заметил: в этом масштабе двигаться труднее. Ноги словно слегка отяжелели, а поверхность под ними стала более липкой. На самом деле продвижение не было трудным, но требовало некоторых усилий, словно идешь против сильного ветра. Или тебя удерживает тяготение.

Наконец Хэмиш смог разглядеть некоторые из фигур, которые раньше казались чрезвычайно далекими и смутными. В одном месте из тумана показались два человека и существо, похожее на богомола; они только кивнули в знак приветствия, очевидно, слишком занятые, чтобы остановиться и поболтать. Хэмиш почувствовал легкую досаду, но постарался прогнать ее.

Несколько минут спустя он увидел, как из соседнего облака выпрыгнул гладкий сине-серый дельфин. Изогнувшись и подплыв ближе, он бил плавниками словно по воздуху, однако перемещался быстро и энергично, как будто его мускулистое тело и хвост двигались в воде. На гладкой спине китообразного, ухватившись за спинной плавник, ехали два пассажира. Хэмиш заметил обезьяну и кого-то похожего на большую улыбающуюся крысу из мультфильма.

Обезьяна принялась тыкать пальцем и тараторить, заставляя дельфина подплыть ближе к Хэмишу и Ому, но в последний миг дельфин отвернул. На мгновение Хэмиш почувствовал, что его накрывает холодная мокрая невидимая вода. Удаляясь, дельфин болтал, обезьянка визжала. Даже Ом усмехнулся, а Хэмиш готов был рассердиться… но передумал и признался:

– Отлично.

Через несколько мгновений мокрая иллюзия испарилась, и они продолжили подъем.

Вскоре Хэмиш понял, что гигантские туманные облака превратились в неразличимые капельки и пузырьки, собиравшиеся и рассеивавшиеся в легкой дымке. Особенно впереди, закрывая картину. Поднимаясь на холм и сопротивляясь давлению, Хэмиш подался корпусом вперед – ему хотелось поскорее достигнуть купола, который он видел, изредка замечая искры на стене где-то впереди…

…пока наконец они с Омом неожиданно не вышли из дымки. Хэмиш вздохнул.

Вот они. Наконец.

Звезды.

То, что он принимал за купол, оказалось частью огромного потолка – выгнутого окна-интерфейса между внутренностью кристаллического цилиндра и Вселенной снаружи.

Космос.

Человек двадцатого века, Хэмиш вырос, связывая в своем представлении огромное царство снаружи с романтикой. С приключениями. И хотя его собственные книги о дурной науке цинично высмеивали такое представление, называя внешний космос вакуумной пустыней с немногими точками-оазисами, остатки старого чувства тем не менее влекли его к барьеру, заставляя трудиться, преодолевая сопротивление.

Это не те межзвездные путешествия, которые нам были обещаны. Где двигатели, искривляющие пространство, и огромные корабли, и обольстительные принцессы с иных планет? Где звездные сражения, и империи, и утопические колонии, и смешение великих цивилизаций, причем каждая учится у других?

Такой путь проще и практичней, хотя гораздо рискованней для индивидов. Только одна из тысяч моих копий действительно может встретить на какой-нибудь далекой планете живые существа, поможет им выжить и процветать.

Но все же это настоящее межзвездное путешествие.

Ого! Я путешественник, пересекающий Галактику.

– С приближением трение возрастет, – заметил Ом, видя, как тяжело приходится Хэмишу с приближением к барьеру, очень похожему на мембраны, отделяющие внешний мир от живого содержимого клетки. – Здесь, кстати, может быть очень холодно. Если, приближаясь, не пользуешься помощью и товарищеской поддержкой других.

Прямо впереди Хэмиш чувствовал жестокий холод космоса. Он протянул руку и на мгновение ощутил себя огромным, каким только может быть виртуальное существо в кристаллическом корабле. Его рука, приближенная к стене, казалась такой же большой, как все остальное вместе взятое. Возможно, она даже была натуральной величины – с ладонью шириной двенадцать сантиметров – и упиралась во внутреннюю стену «корабля», который сам был меньше двух метров в длину.

Когда-нибудь я смогу стоять здесь, прижимая руку к стене, согретой чужим солнцем. А на другой стороне будет живое существо. Представитель какой-нибудь новой расы, невинной и перспективной. Он поднесет свою руку, или щупальце, или лапу.

По какой-то причине мысль об этой встрече наполнила Хэмиша таким же предчувствием, каким его наполняли слава, секс и его достижения. Что ж, тоже не лишено…

…но движение к границе раздела потребовало больших усилий, а космический холод был жесток. Хэмиш опустил руку и на несколько шагов отступил к туману, чувствуя, как уменьшается в размерах.

Он повернулся к своему проводнику-инопланетянину.

– Ну, давайте встретимся с остальными.