Текст книги "Бытие"

96
Фокус

Группа спустилась «вниз», на тот фрактальный уровень, где уже можно создавать силой мысли нужные инструменты, но еще видно, что делается снаружи. Разом сосредоточившись, они сумели создать некое увеличивающее устройство и с его помощью посмотреть на двести с лишним зеркал за кораблем-артефактом: они тянулись позади на пяти ветвящихся деревьях-лассо. Многие из этих километровых прозрачных цветков все еще раскрывались.

Как все это могло вместиться в метровый ящик?

Зеркала напомнили Хэмишу медуз, стаи которых завоевали великий земной океан.

Посланец Осторожности показал план, добавив: «Конечно, масштаб не соответствует».

– Итак, большой парус работает как гигантское зеркало телескопа, – рассуждал Джовиндра, – собирая и отражая свет на двести меньших зеркал, разбросанных на максимально большом расстоянии… зеркала же сфокусированы на нашем кристаллическом корабле… который затем может анализировать изображения…

– …потому что мы можем использовать его концентрированную энергию, – добавил явно взбудораженный Посланец.

– Значит, с помощью этой штуки мы можем посмотреть на Землю? – нервно спросила Эмили.

Хэмиш кивнул.

– С таким телескопом и на таком небольшом расстоянии мы разглядим даже самые слабые следы цивилизации. Или ее гибели.

– Может, я не хочу этого знать, – сказала Эмили, опустив глаза.

Хэмиш повернулся.

– А вы что думаете, Лейси? Может этот большой телескоп посмотреть на Землю и…

Озираясь, он наконец нашел Лейси, Профну и Птицуженщину. Все они теперь были ростом с его голень и сидели на миниатюрной платформе в окружении более сложных приборов и компьютерных дисплеев. Вокруг Птицыженщины, снова пернатой, кружили торнадо чисел, а она пищала, пританцовывала и ныряла в эти водовороты. Обработка данных, достойная ее таланта мудреца.

Хэмиш присел на корточки, глядя на другую женщину, чье лицо теперь казалось скорее озадаченным, чем торжествующим; Лейси спорила с профессором Нузоном, подбоченившись и небрежно отбрасывая назад роскошные густые волосы с проседью. Это почему-то делало Лейси не просто миловидной, но сексуально привлекательной, что вызвало вспышку любопытства в самом примитивном уголке его сознания.

Очки предоставили сведения, о которых он сознательно не спрашивал:

Внешность Л. Дональдсон: 95 процентов точного ее воспроизведения в возрасте сорока двух лет.

Хэмиш заморгал.

Черт возьми, вот это женщина!

И почему меня должна расстраивать мешающая думать физиологическая реакция на увиденное? Мне казалось, здесь мы будем выше всего этого.

Качая головой, чтобы лучше сосредоточиться, Хэмиш нагнулся еще ниже и громче повторил свой вопрос, прерывая напряженную работу Лейси с аутистом-мудрецом и растаманским маэстро сцены.

– Все не так просто, – ответила она напряженным голосом, глядя на Хэмиша снизу вверх. – Не забудьте, главная задача большого паруса – отражать фотоны, обеспечивая движение вперед подобно парусам на старинных кораблях. Зеркало телескопа должно иметь другую кривизну.

– Но его форма может меняться сообразно целям, – сказал Хэмишу Посланец, вставая рядом с ним на краю равнины. – Когда пошлют новый луч лазера, телескоп может снова перестроиться для движения.

Когда? Хочешь сказать – если?

Но эту мысль Хэмиш оставил при себе.

– Возможно, – сказал Особо Мудрый, не нагибаясь. – Но какова польза от такого прибора? Смотреть назад на Солнечную систему, из которой вы улетели? Как новости из дома могут сказаться на успехе вашей экспедиции? В особенности экспедиции, которая уже потерпела неудачу, оставшись без лазерных толчков?

Очевидно, Ом не слишком высоко оценивал все эти дорогостоящие приборы.

– Я знаю, что парус может менять форму и становиться основным зеркалом, Посланец. Собственно, он, можно сказать, уже начал это делать. – Голос Лейси – из-за ее роста и величины – звучал пискляво. – Но меня смущает конструкция устройства за нашей кормой. Созданный воображением телескоп нуждался бы только в одном вторичном зеркале, а не в сотнях!

Профессор Нузон, теперь в строгом белом смокинге, оторвался от прибора.

– Чуваки, могу сообщить вам нечто очень странное… только половина цветков со многими лепестками, что раскрываются за нами, – вогнутые отражающие зеркала. Остальные сто – плоские диски. Непрозрачные, чуваки. Совсем не светятся.

– Плоские диски? Но зачем они нужны? – Лейси почесала в затылке, словно голова у нее была из настоящей плоти. – Единственное, что приходит на ум, – чтобы закрывать или заслонять солнце. Но зачем?

Она указала на чертеж.

– А это что? И как может помочь нам распространять Панацею?

Хэмиш не мог ничего добавить. А больше всего на свете он ненавидел одно: не иметь возможности что-нибудь сказать.

И поэтому – с отчетливым волнующим наслаждением – заметил, что можно было прокомментировать. Внутри зонда ниже насыщенных волшебством паров что-то происходило.

– Стоп, – сказал он, глядя мимо Лейси в глубины. – Думаю, у нас гость.

Все увидели поднимавшуюся изнутри гуманоидную фигуру, сначала миниатюрную, но быстро растущую. Вначале Хэмиш решил, что это еще одна АМЛ – моделированная личность. Но эта фигура казалась более простой, почти двумерной. Она поднималась все выше, без труда и не притворяясь, будто «идет».

Лейси и Профну присоединились к нему на более высоком уровне, но Птицаженщина осталась внизу следить за числами.

В приближающейся мультяшной фигуре не было попытки подражания реальности. Глашатай с сообщением, сообразил Хэмиш; фигура приблизилась, и Эмили Тан вскрикнула:

– Джеральд!

Фигура затормозила и перелетела на следующую мыслеплатформу. Не полномасштабное виртуальное существо, а упрощенное подобие знаменитого астронавта-исследователя. Запись, которую сопровождает ир.

Хэмиш просто не сумел сдержаться. У него это вырвалось само, и он поклялся, что никогда не будет сожалеть об этом.

– Доктор Ливингстон, полагаю?

Открыватель первого артефакта повис над группой, едва заметно кивнув Хэмишу.

Боюсь, это всего лишь почетное звание.

Привет, Эмили. И Лейси. И все остальные.

Вам потребовалось немало времени, чтобы запустить процесс. На десять процентов больше, чем в среднем. Шесть миллионов других копий уже вышли на связь.

Лейси отступила на шаг, прижимая руку к груди.

– Значит, цивилизация нас не забыла, не отказалась от нас? И не взорвалась?

Фигура печально покачала головой.

Миллионы зондов и виртуальные обитатели в каждом из них пришли к одному и тому же мрачному заключению, предполагая самое худшее. Что за мрачная компания! Если когда-нибудь мы повторим старую рассылку, надо будет включать в экипажи больше оптимистов. Или хотя бы предохранить вас, АМЛ, от лишних сомнений.

Отвечаю на ваш вопрос: нет, мы по-прежнему топчемся на Земле и в Поселениях, нам удалось очень вовремя открыть модель неудачи. Иногда мы получаем небольшую передышку и обретаем уверенность. В других случаях едва удается избежать паники. Восстанавливаем планету. Отстраняем тиранов и демагогов. Справляемся с боготворцами и ностальгией любителей старины. Постепенно учимся использовать свое многообразие с выгодой.

Аватар Джеральда Ливингстона развел руками:

Что касается того, чтобы бросить вас и отказаться от вашей миссии… Зачем отказываться от такого важного вложения средств? Вам предстоит большая работа!

Особо Мудрый выступил вперед и встал напротив виртуального вестника.

– Тогда почему перестал стрелять лазер? Вышел из строя? Мы движемся лишь на одной сотой от планировавшейся и необходимой для отправления скорости. Когда завершат ремонт и построят новые лазеры? Если долго откладывать, нам придется заново рассчитывать встречу с целью.

Джеральд воздел палец.

Во-первых, лазер в полном порядке. Когда ваша оптика заработает, оглянитесь на свой дом. Вы увидите, что лазер никто не отключал – он один неспешно, но методично запускает по расписанию особые экспериментальные зонды. Не столь дорогие, как ваша экспедиция, которая потребовала миллионов зондов.

Что касается ваших жалоб на скорость, на самом деле ваш корабль идет строго по намеченному курсу. Никакие изменения или лазерные толчки не требуются.

Ом взвыл:

– Да это нелепость! На такой скорости ни один из зондов не покинет Солнечную систему!

Полученный ответ совсем не понравился старейшему из разумных существ. В голосе астронавта звучал мягкий сарказм.

Боюсь, это ложная посылка, достопочтенный Ом.

Вы всегда были склонны к этому… друг мой.

Хэмиш видел, что округлый чужак страшно разгневался. Следующие его слова походили на вырывающееся из дыхательных трубок фырканье.

– Какая… ложная… посылка?

Та, что ваш кристаллический корабль должен был посетить другую звездную систему. Или что вы – межзвездные послы.

Или межзвездные паразиты.

Изображение Джеральда Ливингстона замолчало, как, должно быть, происходило на борту миллионов других зондов, когда туда доставляли аналогичные известия. Несмотря на потрясение, Хэмиш оценил драматический эффект.

Кстати, Солнечную систему вы не покинули, потому что не должны были это сделать.

Эмили Тан сделала шаг к своему старому товарищу и любовнику.

– Значит, наша цель?..

Улыбка сделала смоделированного астронавта почти реальным.

Конечно, моя дорогая, вы уже на месте.

97
Образы

– Пятьсот пятьдесят астрономических единиц от Солнца. Мы за Нептуном, Плутоном и поясом Койпера. За пределами гелиопаузы, где прекращается солнечный ветер и официально начинается межзвездный вакуум, – объясняла Лейси остальным. – И все это всего в шестнадцати световых часах от Земли. Ближайшие звезды – в нескольких световых годах от нас. При нашей нынешней скорости мы едва коснемся внутреннего края облака Оорта, огромного собрания комет, окружающего Солнце, и начнем обратный путь.

– Когда это произойдет? – спросила Эмили.

Птицаженщина пискнула в ответ. И Хэмиш неожиданно понял, что может перевести ее сообщение без помощи очков.

 
триста двенадцать лет
а потом нырнем, как сокол,
к свету
 

– Но когда мы полетим обратно, – добавила Лейси, – это будет быстрый, короткий, как у кометы, проход, а за ним новые столетия здесь, в холодной зоне. И так далее до бесконечности.

Хэмиш собрался уходить, не зная, как вести себя.

В глубине души он чувствовал, что его предали. Им манипулировали! Его использовали земные власти, грандиозный замысел которых – отправка десяти миллионов зондов с Панацеей – оказался…

…розыгрышем.

Слово пробилось из подсознания с такой силой, что Хэмиш на мгновение буквально увидел, как оно блестит перед ним в пространстве. Несмотря на глубокую обиду, он про себя не мог не улыбнуться мрачной иронии.

Хэмиш, тебе ли, великому мастеру розыгрышей, на что-то жаловаться?

А кому? – горячо возразил он себе. Но не мог не заметить: его внутренний конфликт был таким ярким, таким богатым и сложным, что заставлял его чувствовать себя реальным, из плоти и крови, как никогда с момента пробуждения в этом мире. Гнев и ирония как будто усиливали ощущение…

…того, что я жив.

Впрочем, кипел не он один. На некотором удалении Хэмиш увидел на гладкой равнине Особо Мудрого: тот расхаживал взад-вперед, обнаруживая все признаки дурного настроения. Никто раньше не видел, чтобы версия Ома вела себя так.

Ведь он всегда кажется таким спокойным, таким уверенным в себе, – вспомнил Хэмиш. – На самом деле мы рассердились по разным причинам – он и я.

Эта версия Хэмиша Брукмана все еще проявляет привычный эгоцентризм. Я хотел стать звездным путешественником. Лично – в этой виртуальной форме, на борту этого корабля – увидеть другие миры и их необычных обитателей. Я сердит, потому что разочарован, разрушены мои планы.

Но Ом – эволюционировавший разумный вирус. Ему безразлична эта конкретная его версия, все равно, какой именно зонд вступит в контакт. Он сердит потому, что узнал: ни у одного из миллионов зондов нет шанса заразить далекую расу. И что человечество перестало запускать корабли. Сейчас. И может, навсегда.

Как ни странно, но именно ярость Ома заставила Хэмиша начать переоценку себя. Он посмотрел на Эмили Тан, у которой было больше всего оснований потрясенно считать, что ее предали. Ее, прославленного ученого, героиню столетия, чья грандиозная идея привела к чуду: воскрешению чужих разумных видов, добавлению их в густую земную похлебку и превращению некоторых артиленов в союзников землян. Она открыла метод, который как будто давал иммунитет к эпидемии. Технику, которую земляне сочли достойной распространения среди звезд. Надежду под названием «Панацея».

Наш флот из десяти миллионов изображали как авангард многих других. Дар Земли. Великая прививка, которая должна была покончить с сотнями миллионов лет галактического беспорядка. Но потом вдруг…

Что же произошло потом?

Посланец Джеральда Ливингстона объяснил, во что верили умнейшие головы на Земле, хотя некоторое время держали свои выводы в тайне. Мрачные выводы, к которым всего несколько часов назад пришел и сам Хэмиш.

«Панацея» – отличный шаг, паллиатив, кратковременное средство… но вовсе не великая панацея.

Возможно, лишь один процент ученых-техников правильно понимали и применяли ее. Но через какое-то время болезнь сумела бы обойти даже этих умников. Даже само миссионерское рвение, охватившее Землю, стремление щедро распространять Панацею служило доказательством того, что инфекция по-прежнему действует. Более тонко, но все еще добивается прежней цели…

…чтобы человечество неудержимо, неостановимо «расчихалось» – взялось отправлять посланцев к звездам!

Нет. Лучшие умы Земли: люди, дельфины, ир и другие – все пришли к одному заключению. Мы не готовы. Если мы начнем распространять так называемую Панацею, то останемся частью проблемы.

Именно так планета Турбулентность истощила свои силы – рассылая «предупреждение», в котором кроется ловушка.

Нет, сейчас только один шаг имеет смысл.

Узнать больше.

Нужно выяснить, что там происходит!

Зная все это, Хэмиш преклонялся перед Эмили Тан, изобретательницей Панацеи. Вот она стоит среди других. Она спокойна, не проявляет разочарования – спорит, обсуждает, помогает спланировать следующий этап.

Этап их миссии. Истинной миссии. Той, которой может гордиться Лейси Дональдсон-Сандер. Хэмиш посмотрел на нее, такую бодрую и энергичную. На ту, чья мечта осуществилась.

Мы – телескоп.

Это все объясняет.

Я компонент телескопа. – Хэмиш чувствовал странную смесь унижения и гордости. – Вот моя цель. Причина моего существования. Величайший телескоп, какой когда-либо сооружал человек.

Возможно, величайший из всех когда-либо созданных.

Чувствуя, как сердцебиение успокаивается, знаменуя переход от гнева к негодованию, Хэмиш вернулся к собравшимся. Теперь не менее тридцати виртуальных людей и чужаков собрались вокруг гигантской книги, которую посланец Джеральда Ливингстона оставил, прежде чем с приветственным жестом снова исчезнуть в глубине.

Исследование Галактики из нашей системы.

Использование Солнца как гравитационной линзы.

Хэмиш не вполне понимал эту концепцию. Но всегда можно было попросить объяснений у Лейси. Я ведь начинал с изучения науки, прежде чем превратиться в овода-критика. Певца воображаемой судьбы.

Но оставался один жгучий вопрос.

Почему я?

Почему мы? Почему бы не послать десять миллионов роботов – пусть столетие за столетием собирают сведения; роботов можно запрограммировать делать это хорошо и получать от этого удовольствие.

Должно быть, технология производства кристаллических зондов с заключенными в них виртуальными личностями идеальна для сбора и обработки данных. Он смотрел на своих коллег-АМЛ и отчетливо понимал, почему выбрали кое-кого из них. Птицаженщина, например, могла одной левой справляться с огромным количеством чисел.

А Лейси – вся прошлая жизнь вела ее к этому. То же самое с Эмили, Сингхом, Посланцем, М’м пор’локом и другими учеными. Они уже поняли задачу и готовы ее решать.

На другом полюсе те, кого Хэмиш считает бесполезными, особенно в таком полете: олигархи и их прихлебатели, которые оказались на корабле, потому что он построен на их деньги. Они веками могут играть в волшебство на нижних уровнях, не заботясь о том, что цель у их экспедиции сменилась.

Ну ладно. Но почему на борту Ом?

Хэмиш взглянул на Особо Мудрого: тот по-прежнему расхаживал, что-то гневно бормоча, – и понял.

Когда поступят данные о далеких звездных системах, мы многое поймем, наблюдая за ним. Даже если Ом попытается нас обмануть, в нашем распоряжении будут десять миллионов его версий, чтобы сравнивать и делать выводы. Со временем мы разведаем все их пути, проникнем на самые глубокие уровни его программирования, возможно, разработаем детектор лжи для артиленов.

Хэмиш улыбнулся, зная, что это будет одна из его ролей.

Никто лучше меня не умел «копать». Я буду его главным палачом!

И тем не менее…

Все ли это?

Единственный способ для него оказаться полезным?

Возможно, от меня ждут, что я присоединюсь к плейбоям там внизу.

Такая возможность его рассердила. Он посмотрел на Лейси.

– Ни за что. Я один из владельцев «ключа»!

Четверо одновременно произнесли ключевое слово, запустив превращение корабля в телескоп. Это означает, что он важен, даже незаменим. Но почему?

У него должен быть какой-то талант. Мастерство, которое осталось при нем. Что-то такое, что он делает особенно хорошо.

И, конечно, совершенно очевидно – что.

98
Открытие

Ваша миссия – большой телескоп

За тридцать пять лет до старта вашего зонда, помимо десяти миллионов в операции «Перспектива», гораздо меньшем эксперименте, в зону между Нептуном и Плутоном были отправлены 64 примитивные капсулы. Зачем? Проверить идею и возможность эксплуатации каприза природы.

Еще раньше, в начале двадцатого века, Эйнштейн показал, что тяжелые объекты вроде звезд и скоплений искажают пространство вокруг себя, сгибая проходящие мимо волны. Эффект гравитационной линзы позволил астрономам заглянуть за несколько массивных галактик и увидеть объекты столь далекие, что их свет начал свой путь на заре времен.

До сих пор такие возможности были лишь счастливой случайностью, зависящей от астрономического положения. Сами мы не могли выбирать, на что смотреть.

Затем итальянский астроном Клаудио Макконе выдвинул необычное предложение. Мы можем создать собственную гравитационную линзу, очень близко к Земле и готовую к использованию.

Наше Солнце. Расчеты показали, что масса Солнца искривляет пространство, подвергая рефракции любое излучение, проходящее мимо его поверхности, так что в нескольких особых точках в фокусе оказываются очень далекие объекты.

Самая близкая и самая доступная такая область находится между орбитами Урана и Нептуна, на расстоянии от двадцати двух до тридцати астрономических единиц от Солнца. Но в этой зоне собираются лишь особые виды излучений. Только гравитоны и нейтрино. Тем не менее экспедиция была отправлена, и шестьдесят зондов доставили бесценные данные о происхождении Солнечной системы.

Эта экспедиция ничего не рассказала нам о далеких цивилизациях и не ответила на самые важные вопросы. Но концепция подтвердилась.

Мы также установили, где находится вторая, гораздо более далекая зона. Оболочка, в которой Солнце собирает в фокус другой вид излучения.

Тот, что называется светом.

99
Высшая оценка

Конструкция Большого Телескопа становилась ясна Лейси. Десять миллионов кристаллических зондов, и каждый направляет свое стокилометровое зеркало на Солнце, всматриваясь в искаженный свет далеких звезд и планет, усиленный тяготением Солнца. Слабое тонкое кольцо, описывающее огненный шар.

Эти диски будут по очереди закрывать Солнце, позволяя свету далеких звезд проскользнуть к нашему большому зеркалу и попасться. Настоящий подвиг, связанный с бесчисленными корректировками.

Гравитационные линзы дают не классические изображения, а смазанные накладывающиеся изображения далеких точек, с «фокусировкой» на громадном расстоянии, от пятисот до нескольких тысяч астрономических единиц.

Продолжая охоту за сокровищами, мы будем изучать край закрывающего Солнце кольца сотнями способов, из разных районов. Некоторые изображения могут промелькнуть за миллисекунды при пролете через g-пункты. Другие потребуют многолетних наблюдений, сбора сведений; мы будем слать домой данные, которых не собрать всем приборам Земли. А ведь мы только один компонент из десяти миллионов, и каждый смотрит мимо Солнца под разными углами. Вместе составляя величайший телескоп.

Лейси завидовала зондам, вылетающим от центра галактики. Они увидят множество фантастических объектов вроде черной дыры посреди Млечного Пути. Посланец тоже был разочарован тем, что корабль никогда не увидит планету Турбулентность. Но Земля обещала поделиться результатами. Рано или поздно какой-нибудь зонд отчетливо увидит родину Посланца, почти как через улицу. Лейси надеялась на добрые вести, и не только ради своего друга.

Хорошо иметь в холодном космосе союзников.

Ей нужно отдохнуть. Как оказалось, АМЛ нуждались в сне. Поэтому Лейси отправилась в свой коттедж на уровне Один Миллиметр и вызвала ночь, чтобы та поглотила дом. Но, взбудораженная напряжением дня, не могла уснуть и расхаживала по дому. Создала свежие цветы в ящике на подоконнике. Поправила снимок Хакера с его любимыми дельфинами, исследующими собственный поразительный фронтир. Совсем другая история.

Одно из преимуществ того, что мы остались в Солнечной системе. Я смогу получать известия о своих сыновьях, их детях и внуках. Я не могу услышать их самих: ужасно, когда тебя преследуют десять миллионов призраков давно умершей бабушки! – но все же надеюсь, что время от времени они будут пересылать снимки.

Бабушка. Ее последние прижизненные воспоминания – морщинистая сухая кожа. Сколько хрупкости, боли, как ее раздражали те, кто говорил комплименты ее «дерзости». Она думала, что проснется здесь старухой, такой же, какой была, когда ее копировали.

А что сейчас? Сейчас она чувствует себя бабушкой меньше, чем когда-либо. Даже в молодости она сгибалась под бременем чужих ожиданий. Жизнь светской львицы, модницы, преследуемой папарацци, которые льстили ей, отвлекая от высших стремлений. Чуть более благодарная жизнь невесты, жены и матери. А в глубине души – несмотря на все эти отвлекающие вещи – сознание: «Я могла бы сосредоточиться на великих вещах. Прекрасных вещах».

Но сейчас я основной участник важнейшего научного исследования! И чувствую себя…

Возможно, это была запрограммированная иллюзия. Но виртуальная версия Лейси чувствовала себя молодой, энергичной, готовой принять вызов.

И еще кое-что. От внимания Лейси не ускользнуло, как смотрит на нее рослый угловатый Хэмиш Брукман – смотрит, но пытается скрыть это. Черт побери! А я ведь сознательно выбрала возраст сорок два года. Да и этот человек в реальности никогда мне не нравился.

Конечно, в этом мире Брукман не может мешать науке, может только помогать ей. И здесь его способности могут оказаться полезнее, чем на Земле. Нам понадобится хороший рассказчик – и не только как отвлекающий маневр. Когда нас затопит море фактов, картины далеких миров и чуждых существ, мы, ученые и техники, станем хвататься за первую попавшуюся теорию, чтобы объяснить увиденное.

Брукман хотя бы из упрямства будет выдвигать другие предположения. Упущенные, но вряд ли возможные «что, если». Отстаивать досадный один процент невероятного. Который на протяжении нашего бесконечного путешествия не раз окажется истинным.

К тому же, должна признаться, это… забавно. Может быть неиссякаемым. И может прийтись кстати. Бессмертным.

В спальне Лейси остановилась перед большим зеркалом и почти безотчетно начала поворачиваться и разглядывать себя, пока не появилась надпись:

Изображение: на 85 процентов точное воспроизведение прежней личности в возрасте тридцати семи лет.

Ого. Я прихорашиваюсь.

Она мигнула. Значит, в этой новой жизни есть секс и тщеславие?

Неженственно фыркнув, Лейси взмахнула рукой, и зеркало исчезло. Тут она рассмеялась.

Кроме Великого Телескопа, есть и другие, сопутствующие, проекты – например, археология в поясе астероидов, изучение всех типов древних механических зондов. Или изучение историй и планов, слой за атомным слоем воплощенных внутри хрустальных зондов. Или возвращение к жизни других, давно погибших рас.

Общая цель? Попытка создать историю цивилизаций, возникавших в этом секторе Галактики на протяжении двухсот миллионов лет. Изучить множество неудачных способов их устройства – от феодализма и отвержения до порывистого боготворчества. От войны и недальновидной алчности до экологических ошибок. От слишком сильного до слишком слабого индивидуализма. От беззаботного технологического высокомерия до научной робости… – все пути, ведущие к катастрофам, которые человечество не может себе представить. И, конечно, изучить самого частого убийцу тех, кто поднимался выше среднего уровня. Эпидемию.

Были ли исключения? Не найдутся ли одна или две древние расы, способные дать утешение и совет?

Но, если так, почему вы молчите, заставляя испуганную молодежь беспомощно брести по минному полю?

С другой стороны, что, если нам первым удалось зайти так далеко? Сможем ли мы пройти остаток пути. Но тогда…

Лейси в голову пришла тоскливая мысль.

…что, если мы и есть старейшая раса?

Люди, которые сумели выйти в космос, чтобы помочь остальным? Знаменитые предсказанные предтечи? Врачи, которые исцеляют. Почтальоны, которые обеспечивают связь. Учителя, которые учат остальных выживать и процветать?

Те, кто помогает воскресить мертвых и вернуть заблудших?

Это была не та мысль, которая способна утешить беспокойный ум. Страшно нести бремя ответственности за собственное потомство. За твой вид, твою планету. Тогда как Галактика – космос – в тревоге ожидает того, кто ее взорвет? Все эти квадрильоны живых существ. Весь этот потенциал.

Какая ужасная мысль! И – конечно – статистически невероятная до нелепости.

Но все же она нуждалась в отдыхе. Завтра, когда большой парус завершит трансформацию и вся оптика заработает, на маленький исследовательский корабль хлынут потоки данных. Лейси должна быть там! Для лучшего момента в работе любого телескопа – Первого Света.

На углу кровати с четырьмя столбиками возникла атласная ночная рубашка. У некоторых АМЛ есть виртуальные слуги, но для такого волшебства нужно жить ниже субмиллиметрового уровня. У Лейси всю жизнь была прислуга. Это очень утомительно.

Она скрестила руки, готовясь снять облегающую футболку с изображением большого глаза и буквы Q – символом гигантского квантового суперкомпьютера в Рияде. Когда-то она наняла его для личных целей и получила ответ, очень дорогой – два миллиона долларов за слово:

Скоро вы можете стать типичными.

Почему я продолжаю думать над этим предсказанием? Над этим угнетающим знамением?

Чтобы не забывать – вероятность против нас? Не ждать слишком многого?

По слухам, у Квантового Глаза был доступ к миллионам версий его самого. Он никогда не лгал. Хотя мог высказываться с досадной загадочностью.

Сняв футболку, она бросила ее в угол и подняла руку, но не сумела выполнить простейшего заклятия исчезновения. Лейси знала, что завтра придется надеть ту же футболку. И еще раз – пока она не поймет почему.

Ночная рубашка была шелковистой, прохладной. Она приятно прилегала к псевдокоже, которая во всех отношениях ощущалась как живая.

В постели она немного помечтала, в целом довольная прошедшим днем. Она узнала, что человечество – сочетая мудрость, дипломатию и разнообразие, опираясь на этику, прозорливость и общественное мнение – избрало любопытство, предпочтя его легкой, но гибельной альтернативе. И все же судьба, с которой боролось человечество, казалась великаном. Невероятно громоздким. Балансировка на грани смерти в масштабах галактики.

Мы знаем, что существовала долгая ранняя эра войн машинных зондов. Пока вдруг, в одно галактическое мгновение, она не закончилась. И не возникла долгая бесплодная пустыня кристаллических вирусов. Еще одно равновесие.

Но о таких состояниях следует знать, – рассуждала Лейси в полусне, – что они кажутся устойчивыми, даже постоянными, пока…

…пока не кончаются так же внезапно, как начались.

Что может означать… что статистика не имеет значения… поскольку нужно только одно…

Лейси села.

Бьющееся сердце не казалось виртуальным.

Квантовый глаз сказал:

Скоро вы можете стать типичными.

Все считали очевидным мрачный смысл пророчества: человечество повторит судьбу других погибших цивилизаций. Это будет еще одна неудача. Но у пророчества могло быть иное толкование.

«Обстановка в галактике… типичные условия разумной жизни… вскоре трансформируется…

…и станет подобной нашей».

Лейси поморгала в полутьме спальни; крыша и потолок вдруг как по волшебству, как во сне, исчезли, и показалось небо, затянутое светящимися облаками. А за облаками она увидела созвездие Стрельца с бесчисленными звездами, подобными пыли.

Предположим, мы найдем настоящую панацею, способ процветать… дорогу через Минное поле Бытия… и тогда космос, возможно, снова изменится, заполнится голосами и разнообразием. Приключениями и мудростью. Благодаря нам галактика вернется к жизни.

Лейси, довольная, опустилась на подушки. Сон во сне завершает хороший день. Более того, теперь она не сомневалась, что футболка завтра исчезнет.

Но один вопрос оставался. Почему оракул говорил так туманно?

Ну разумеется. Потому что оставался выбор: истинным должно было стать одно из этих двух значений. Нужно сочетание зрелости и вечной молодости – радостная готовность ко всему! Проворство. И забота. И работа.

«От всех нас», – подумала она. И блаженно уснула.

БЕСКОНЕЧНОСТЬ

Я прихожу в себя. Она сидит передо мной поджав ноги, и я понимаю, что она здесь уже какое-то время, ухаживает за мной как садовник. Или мать.

Я знаю о садовниках только по земным картинам. То же и о матерях. Кроме моей собственной…

Большие машины под яркими в вакууме звездами. Руки роботов, собирающие меня под маленьким красным солнцем…

Она наклоняется ко мне, гибкая, стройная, с человеческими конечностями, постукивает пальцем пониже моих окуляров. Всматривается в них вначале одним глазом с карим зрачком, потом другим.

– Ага! Наконец кто-то дома. Говорить можешь?

Поле зрения расширяется и углубляется. Я смотрю мимо нее на царство, подобного которому никогда раньше не видел. Это комфортный черный холод космоса. Не разделенные пленками слои Земли, голубые и белые на зеленом и коричневом. Здесь вертикальному направлению не мешает сила тяжести. Размерность кажется безграничной. Мое ощущение масштаба частично искажено. Облака кажутся живыми.

И все же – я понимаю – это и не один из тесных кристаллических миров. Он что-то берет у всех их… расширяет их.

– Ну?

Ее вопрос подталкивает меня. Откуда-то из-под моих окуляров исходят слова; этот способ общения кажется мне каким-то слишком животным и необычным.

– Я… тебя помню.

– Еще бы! – Она улыбается. – Мы с тобой провели много времени вместе. Вверху и внизу. Доверие и предательство. Дружба и ненависть. Испуг и необычность.

Я невольно шевелюсь: согласно киваю.

– Тор. Тебя зовут Тор.

Снова теплая улыбка.

– Отлично. Теперь скажи, как зовут тебя.

Я молчу. Какое-то время уходит на поиск – я словно открываю частично заполненные ящики.

– Я был… Я Искатель.

Ее одобрение доставляет мне удовольствие. Ощущение привлекательное, но тревожное.

– Отлично. Теперь попытайся встать, как это делаю я. Представь это себе.

Я никогда раньше не пытался это сделать. Но она терпеливо помогает, пока я не начинаю ковылять в слабом тяготении. Глядя вниз, я вижу две длинные тонкие ноги, заканчивающиеся нелепыми ступнями, бледными и мягкими. Камешки скрипят под… наверное, это пальцы ног.

Я непроизвольно поднимаю отростки, которые должны быть руками. Они тоже мягкие. И невероятно тонкие.

– Я теперь человек?

– Мы договорились с Гэвином. Мы провели с тобой годы как машины. Теперь твоя очередь. Ты не можешь существовать физически, во плоти. Пока не можешь. Так что эта версия подойдет.

Во всяком случае, это поможет тебе подготовиться к прибытию.

– К прибытию?

– На одну из первых остановок, постов, вмешательств. К приключениям. Нам предстоят дела. Мы увидим новые места. И встретимся с незнакомцами. Преобразуем судьбы!

Все это звучит грандиозно и утомительно. Но да. Теперь я вспоминаю. Возвращается память. Одна нить болезненно напрягается, тянет.

– У меня… была цель.

Она кивает. С легким сочувствием. Но я знаю – тут нечто большее.

– Да. И она по-прежнему у тебя есть. Только выросла, да?

– Выросла… да.

И я оплакиваю. Утрату простоты. Утрату чистоты.

– Она изменилась?

Тор улыбается, берет меня за руку и ведет к радуге немыслимой яркости.

– Дурачок, – смеется она. – Разве ты еще не знаешь? Все изменилось.

КОНЕЦ

Вопрос, который определит нашу судьбу, не в том, выйдем ли мы в космос. Вопрос в том, будем ли мы одним видом из миллиона. И миллион видов не истощит экологические ниши, ждущие прихода разума.

Фримен Дайсон