Текст книги "Собрание сочинений в 20 т. Том 14. Тайна трёх"

Когда говорят пророки, вот, Я Сам говорю. / Hoti ho lalôn en tois prophêtais idou pareimi. – Мережковский приводит слова Иисуса, записанные Епифанием Кипрским в книге «Панарион, или Против ересей», по изданию Альфреда Реша, где текст дан на древнегреческом языке: Agrapha: Aussercanonische

Schriftfragmente / Herausgegeben von Alfred Resch. Leipzig: J.C. Hinrichs, 1906. S. 207. Был и русский перевод, выполненный при Московской духовной академии: «Яко Аз есмь глаголяй в пророках, ту есмь» (Епифаний Кипрский. Творения. Ч. 1. М.: Тип. В. Готье, 1863. С. 125).

Многие придут с востока и запада ~ во тьму внешнюю. – Мережковский дает неточную ссылку, на самом деле: Мф. 8:11–12.

…«ибо Господня земля и что наполняет ее»… – Мережковский дает неверную ссылку, на самом деле: Пс. 49:12.

С. 579. Dies irae, dies illa ~ Teste David et Sibylla. – Секвенция из «Реквиема» авторства, как считается, Фомы Челанского (XIII век).

Вот почему, и в росписи на сводах Сикстинской капеллы, каждого из двенадцати ветхозаветных пророков сопровождает Сибилла. – На фресках Микеланджело в Сикстинской капелле Сивилл не двенадцать, а пять (дельфийская, эритрейская, кумская, персидская и ливийская), а пророков семь (Захария, Иоиль, Исайя, Иезекииль, Даниил, Иеремия, Иона). Всего в общей сложности двенадцать фигур.

В Капернауме-городке, у Тибериадского озера ~ все напоминает эллинский храм.

– Мережковский ссылается здесь на книгу немецкого теолога Поля Рорбаха (Rohrbach; 1869–1956): Rohrbach P. Im Lande Jahwes und Jesu. Wanderungen und Wandlungen vom Hermon bis zur Wüste Juda. Tübingen: J.C.B. Mohr, 1901.

Рабби Иоханану, галилейскому книжнику ~ не казалась нечистою. – Здесь Мережковский ссылается на книгу немецкого востоковеда Густафа Далмана (Dalman; 1855–1941): Dalman G. Orte und Wege Jesu. Gütersloh: Bertelsmann, 1924.

С. 581. «Нынче до того дошло, что о таинствах слышать не хочет никто из людей добродетельных; только блудницы да разбойники посвящаются в них»… – Мережковский в собственном переводе цитирует трактат Филона Александрийского «Об особенных законах» («De specialibus legibus»), ссылаясь на книгу немецкого философа Ханса Лейзеганга (Leisegang; 1890–1951):

Leisegang H. Pneuma Hagion: Der Ursprung des Geistbegriffsder synoptischen Evangelien aus der griechischen Mystik. Leipzig: Hinrichs, 1922.

С. 582. Сам Константин Равноапостольный долго колеблется ~ «Солнце неверное». – Здесь Мережковский ссылается на книгу французского историка Амедея Гаске (Gasquet; 1852–1914); Gasquet A. Essai sur le culte et les mystères de Mithra. Paris: A. Colin et C^ie, 1899.

С. 583. «Горе! Я, кажется, делаюсь богом. Vae! puto, deus fïo»… – Предсмертные слова Веспасиана Светоний привел в «Жизни двенадцати цезарей» (Кн. 8. 23. 4).

В переводе М.Л. Гаспарова: «Увы, кажется, я становлюсь богом» (Гай Светоний Транквилл. Жизнь двенадцати цезарей. М.: Наука, 1993. С. 201). Цитируя Веспасиана в передаче Светония, Мережковский ссылается на книгу французского филолога и историка Гастона Буасье (Boissier; 1823–1908), неверно указывая год выхода книги, первое издание которой появилось в 1874 г.: Boissier G. La religion romaine d’Auguste aux Antonins. Paris: Hachette et C^ie, 1874.

«Так-то поклоняются они (христиане) распятому софисту»… – Из сочинения Лукиана Самосатского «О кончине Перегрина»

(13). В переводе С.С. Лукьянова: «Христиане презирают смерть, а многие даже ищут ее сами. Кроме того, первый их законодатель вселил в них убеждение, что они братья друг другу, после того как отрекутся от эллинских богов и станут поклоняться своему распятому мудрецу и жить по его законам» (Лукиан Самосатский. Сочинения: В 2 т. СПб.: Алетейя, 2001. Т. 2. С. 297).

С. 584…внушает другу своему, Филострату, написать «Жизнь Аполлония Тианского», чтобы ~ противопоставить Христу. – Флавий Филострат (170–249) написал свою книгу «Жизнь Аполлония Тианского» по поручению Юлии Домны, жены императора Септимия Севера. Мережковский здесь ссылается на книгу французского богослова Жана Ревиля (Réville; 1855–1908): Ревиль Ж. Религия в Риме при Северах / Пер. с франц. В.Н. Линца. М.: Изд. магаз. «Книжное Дело», 1898.

С. 588. «Вот жестокость гнуснейшая, turpissima crudelitas!» – Августин пишет об этом в своем труде «О граде Божьем» (Кн. VII. Гл. XXVI): «С этой отвратительной жестокостью можно сравнить только жестокость Сатурна» (Августин Блаженный. Творения: В 4 т. Т. 3: О Граде Божием. СПб.: Алетейя; Киев: УЦИММ – Пресс, 1998. С. 310).

…«в один день придут на нее казни… и будет сожжена огнем». – Откр. 18:8.

«Я повергну тебя на землю… извлеку изнутри тебя огонь и превращу тебя в пепел… Ты сделаешься ужасом, и не будет тебя вовеки». – Иез. 28:17–19.

С. 590. «Многие народы приведет Он в изумление… ибо они увидят то, о чем не было говорено им, и узнают то, чего не слышали». – Ис. 52:15.

«Тесными вратами входите ~ узок путь, ведущие в жизнь». – Неточная ссылка, на самом деле: Мф. 7:13–14.

С. 592. «Заповедь сия, которую Я заповедаю тебе сегодня ~ Избери жизнь». – Неверная ссылка, на самом деле: Втор. 30:11–19.

Главная трилогия Д.С. Мережковского

Трилогия Мережковского под общим названием «Тайна Трех» включает в себя книги «Тайна Трех: Египет и Вавилон» (Прага, 1925), «Тайна Запада: Атлантида – Европа» (Белград, 1930) и «Иисус Неизвестный» (Белград, 1932–1934). Мережковский почти с самого начала рассматривал эти книги как единое произведение, хотя, на первый взгляд, эпохи, отображенные в них, никак не связаны друг с другом, да и по времени написания первый том отстоит от последнего на целое десятилетие.

Объединяет их, как почти всегда у Мережковского, общая идея. Египтом Мережковский заинтересовался еще до революции, и, вероятно, первые помыслы о книге созрели у него уже тогда. Не оставляли его эти мысли и в революционные годы. Во всяком случае, официальным поводом для отъезда из Петрограда в декабре 1919 года было не что иное, как чтение лекций о Египте в красноармейских частях на польском фронте.

Замысел произведения начал обретать реальные черты уже в самом начале двадцатых годов, вскоре после эмиграции, точнее, после разрыва Мережковских с Савинковым и переезда из Польши в Париж. Мережковский к тому времени был маститым писателем эмиграции, и не только эмиграции.

Трилогия создавалась на пике популярности Мережковского в Европе, да и во всем мире, как одного из наиболее значительных писателей-интеллектуалов, неуклонно разрабатывавших все время одну и ту же, но глобальную тему.

Книги его переводились на европейские языки порой еще до выхода на русском.

Начиная с 1922 года Мережковский вместе с Буниным и Шмелевым все чаще упоминается как один из наиболее вероятных кандидатов на Нобелевскую премию.

Завершив романами «Мессия» и «Тутанкамон на Крите» свои успехи на беллетристическом поприще, Мережковский никогда больше не возвращался к жанрам художественной литературы, всецело обратившись к жанру новому, им самим выработанному и весьма удивлявшему современников.

Озадаченные критики потратили немало усилий, пытаясь дать жанровое определение этим ни на что не похожим произведениям.

Б. П. Вышеславцев как бы суммировал общее впечатление, когда писал о жанре трилогии, что это «не литература, не догматическое богословие, не религиозно-философское рассуждение, а интуитивное постижение скрытого смысла, разгадывание таинственного “символа” веры, чтение метафизического шифра, разгадывание евангельских притч»[1310]1310
  Современные записки. 1934. № 55. С. 430–434.


[Закрыть].

Г. Струве, обобщая высказывания современников о Мережковском, писал, что «все написанное и напечатанное им после 1926 года относится к тому роду писаний, на который трудно наклеить какой-нибудь ярлык». И хотя он относил его эмигрантские произведения «к особому разряду художественно-философской прозы с резко выраженной индивидуальной манерой письма», вместе с тем отмечал, что правильнее было бы сказать: «это единственный в своем роде Мережковский»[1311]1311
  Струве Г. П. Русская литература в изгнании. Париж, 1984. С. 90, 253.


[Закрыть].

Определение жанра поздних произведений Мережковского продолжает вызывать споры у литературоведов и до сих пор.

И впрямь, несмотря на то что работы Мережковского эмигрантского периода в жанровом отношении имеют немало общего с его ранними трудами, такими, как «Л. Толстой и Достоевский» и «Вечные спутники», налицо и явные отличительные черты. Дореволюционные произведения Мережковского еще можно было отнести, хоть и с долей натяжки, по ведомству литературоведения либо же чистой публицистики.

Произведения эмигрантских лет при всем желании нельзя окончательно подвести ни под одну из этих категорий, несмотря на явный публицистический запал и множество тонких источниковедческих, а также литературоведческих наблюдений.

Мережковский уже задумывал трилогию как свое главное произведение, последнее слово о самом заветном, самом главном в его жизни, и, может быть, отчасти поэтому рассматривал новый жанр как возможность говорить с читателем напрямую, без ненужных условностей исторического романа. Хотя иллюзий относительно понимающего читателя-современника и не строил: недаром он называл свои книги «письмом в бутылке, брошенным в море с тонущего корабля».

Новому жанру Мережковский остался верен до последних дней, и Г. Струве имел все основания считать трилогию частью «большого, оставшегося незаконченным труда, в который так или иначе входят почти все последующие писания Мережковского и который с правом можно назвать трудом его жизни»[1312]1312
  Там же. С. 92.


[Закрыть].

К работе над книгой «Тайна Трех: Египет и Вавилон» Мережковский вплотную приступает летом 1921 года в Висбадене, публикуя в эмигрантских журналах отдельные главы: «Египет-Озирис» (Окно. 1923. № 1–2) и «Тайная мудрость Востока» (Современные записки. 1923. № 15–17). Целиком книга была опубликована позже (Прага. «Пламя», 1925).

Французский перевод книги, сделанный известным литератором и масоном 33 градуса Мишелем Дюмениль де Грамоном, вышел в 1927 году в издательстве «L’Artisan du Livre» под названием «Les mystères de L’Orient. Égypte, Babylone».

Французский издатель предложил «изменить заглавие, чтобы не было похоже на “детективный роман”», о чем Мережковский с иронией поведал в предисловии к книге «Атлантида-Европа».

Тем не менее к совету Мережковский прислушался, и французское издание было опубликовано под названием «Тайны Востока». Именно этот вариант названия повлиял на заголовок второй части трилогии. «“Тайны Востока” привели меня к “Тайне Запада”, многие к одной», – писал он.

Трилогия посвящена ни много ни мало судьбе современной цивилизации, явившейся на смену цивилизации Атлантиды, погибшей от потопа. Египет и Вавилон – ее начало. Европа – конец современной цивилизации, которой суждено погибнуть столь же бесславно, как и Атлантиде, только уже не от воды, а от огня. Причина и тут и там одна и та же – неумение вслушаться, всмотреться и постичь неумолимый ход событий, неумение пересилить себя и противостоять всеобщему безумию. Одновременно это и призыв увидеть грядущую третью цивилизацию, царство Духа Святого, и не просто увидеть, но способствовать всеми силами его приходу.

Центральное содержание трилогии – человечество, гибнущее оттого, что не восприняли весть Иисуса либо поняли ее неправильно. Мережковский здесь выступает и как огненный пророк, предостерегающий, направляющий и взывающий, и одновременно как мрачный скептик, заранее уверенный в том, что все его призывы не будут услышаны. Он жаждал царства Святого Духа, звал к нему и путь видел лишь один – путь следования Третьему Завету.

Идеи Мережковского, как, впрочем, и всего так называемого русского религиозного ренессанса рубежа веков, ближе всего к гностическим ересям первохристианства. По его мнению, церковь за две тысячи лет существования формализовала заповеди первохристианства, превратила их из хлеба насущного в условность, ненужную обязанность, и теперь, чтобы обрести подлинную веру, следует вернуться к истокам, не теряя, впрочем, ничего из накопленного за тысячелетия опыта.

Каким должно быть это новое христианство, Мережковский вряд ли сам явственно представлял, и наиболее пристрастные критики не раз упрекали его в этом. Но Мережковский не обращал внимания на эти упреки и считал необходимым искать, экспериментировать, здраво полагая, что под лежачий камень вода не течет.

До революции, с 1901 до 1914 года, у Мережковских была своя домашняя «внутренняя церковь» с самостоятельно разработанной литургией, куда на тайные службы допускались лишь самые близкие люди. В более поздние годы попытки создать на практике новое христианство не повторялись, но теория осталась неизменной и в «Тайне Трех» была изложена еще раз, наиболее обстоятельно и запальчиво, чем когда-либо.

На первую книгу трилогии откликнулись преимущественно эмигрантские литераторы. Почти все рецензенты отмечали масштабность и значительность темы, и мало кто был удовлетворен тем, как Мережковский эту тему решал.

Борис Шлёцер в своем отзыве на главы, опубликованные в альманахе «Окно», отдал дань уважения художественному таланту Мережковского, но сам способ изложения идей показался ему схематичным и начетническим. По мнению Шлёцера, мысль Мережковского «движется лишь путем аналогий и противопоставлений, чисто вербальных: его истина рождается из столкновения слов; а родившись, она мгновенно укладывается в схему противопоставлений. Легко, удобно, но… В мире Мережковского, в Египте ли его, в Вавилоне, – невозможно было бы прожить более пяти секунд: нет воздуха»[1313]1313
  Современные записки. 1923. № 16. С. 418.


[Закрыть].

Этот отзыв вызвал возмущение Мережковских, и долгое время спустя З. Гиппиус упрекала редакцию «Современных записок» за его опубликование[1314]1314
  См.: Вишняк М. 3. Н. Гиппиус в письмах // Новый журнал. 1954. № 37. С. 201.


[Закрыть].

Осторожными, хотя и не столь обидными для автора, рецензиями отозвались на книгу М. Цетлин (Последние новости. 1926. 24 июня. № 1919. С. 3) и А. Даль (Возрождение. 1926. 26 апреля. № 1059. С. 3). Гораздо более доброжелательными были отзывы В. Злобина (Новый дом. 1926. № 1. С. 32–35) и И. Демидова. По мнению И. Демидова, в этой «итожной» книге Мережковский «избирает путь “огненного пророчества”: он ищет не того, что было, а того, что всегда есть и будет, что не погибнет никогда». И в то же время в ней «намечается и будущая, пока еще невидимая, а лишь ощущаемая тема – новое христианство, не то, какое было до сих пор»[1315]1315
  Современные записки. 1926. № 28. С. 482. Кроме того, рецензии на книгу были напечатаны в газетах «Дни» (1925. 13 декабря. № 878) и «Сегодня» (1925. 12 сентября. № 204).


[Закрыть].

Вторая часть трилогии увидела свет лишь несколько лет спустя. Главы из книги «Тайна Запада: Атлантида – Европа» первоначально публиковались в эмигрантских журналах[1316]1316
  Современные записки. 1930. № 41; 43; Числа. 1930. № 2/3.


[Закрыть].

Отдельное издание появилось первоначально в немецком переводе Лютера[1317]1317
  Mereschkowskij D. S. Das Geheimnis des Westens, Atlantis-Europa. Betrach-tungen über die letzten Dinge. Leipzig, Zürich: Grethlein und C°, 1929.


[Закрыть]. В ноябре 1930 года Мережковский сообщал в письме А. Амфитеатрову об «Атлантиде-Европе», что «в Германии она имела большой успех, выходит в Америке и во Франции»[1318]1318
  Письма Д. С. Мережковского А. В. Амфитеатрову / Публ. М. Толмачева и Ж. Шерона // Звезда. 1995. № 7. С. 163.


[Закрыть].

На русском языке отдельным изданием вторая часть трилогии вышла в ноябре 1930 года (на обложке был проставлен 1931 г.) в серии «Русская библиотека» (вып. 26/27), издававшейся Сербской академией наук в Белграде.

Первые отзывы в эмигрантской печати появились раньше русского издания. Александр Салтыков опубликовал рецензию на немецкий перевод «Das Geheimnis des Westens (Atlantis-Europa)», пытаясь определить, в какой роли выступил Мережковский в своей книге, если он в ней не ученый, не теолог, «менее всего “поэт” и вообще художник, несмотря на обилие встречающихся в книге поэтических образов», а если и философ, то «философия играет у него в лучшем случае роль чего-то вспомогательного к основному горящему центру его созерцаний». Перебрав все возможные варианты, критик в результате определил книгу как «Апокалипсис наших дней» и поставил ее выше «Заката Европы» Шпенглера[1319]1319
  Салтыков А. Апокалипсис Мережковского // Возрождение. 1930. 10 апреля. № 1773. С. 3–4.


[Закрыть].

Всегда весьма щепетильный в делах издания собственных книг, Мережковский сообщал А. Амфитеатрову: «G.A. Borghese я уже послал “Атлантиду” в немецком переводе (французский еще не вышел), а также письмо с просьбой подыскать издателя, если книга ему покажется стоящей перевода»[1320]1320
  Письма Д. С. Мережковского А. В. Амфитеатрову / Публ. М. Толмачева и Ж. Шерона // Звезда. 1995. № 7. С. 167.


[Закрыть].

В 1931 году появилось и американское издание книги[1321]1321
  Merezhkovsky D. S. The secret of the West / Translated by J. Cournos. New York: Brewer, Warren & Putnam, 1931.


[Закрыть].

Наибольшей популярностью книга пользовалась в сороковые годы, когда, казалось, начали сбываться самые мрачные из ее пророчеств. В это время книга переиздается повсеместно, от Милана до Буэнос-Айреса и Мехико[1322]1322
  В России книга «Тайна Запада: Атлантида – Европа» была впервые переиздана издательством «Русская книга» в 1992 году.


[Закрыть].

Литературный мир русской эмиграции оценил эту книгу в целом выше, чем первую часть трилогии. Августа Даманская в рецензии на немецкое издание нашла «новую книгу Д. Мережковского такой же актуальной, как и “Тайна Трех”, с той лишь разницей, что вопросы, затронутые в последней, в “Тайне Запада” заостряются до последней остроты»[1323]1323
  Числа. 1930. № 1. Подп.: А. Д.


[Закрыть].

Г. Адамович считал, что это «книга о конце света». «Главное в “Атлантиде”, – писал он, – это ужас перед будущим: будущим Европы, будущим цивилизации, будущим всего человечества… Для Мережковского будущее – это новая всемирная война, несравненно губительнее первой… если только она вспыхнет – Европа не выдержит. Неизвестно, что будет потом: жизнь-то во всяком случае останется, возникнет, конечно, и новая цивилизация. Но наша Европа, та, которую мы знаем и к которой все-таки страстно, глубоко и нежно привязаны, – она исчезнет. Мережковский говорит о конце света именно в этом смысле, т. е. о конце нашего света»[1324]1324
  Иллюстрированная Россия. 1931. 28 февраля. № 10. С. 21.


[Закрыть].

Для Б. Поплавского «Атлантида» – «опыт непрерывного интеллектуального экстаза», «лучшая, самая пронзительная из его книг… если бы ему удалось написать будущего Иисуса Неизвестного, так, чтобы можно было Его полюбить (а не ужаснуться Ему). Через него, а не через кого-нибудь из молодых писателей, вернулась бы в Россию религиозная мысль»[1325]1325
  Числа. 1930. № 4. С. 162–164.


[Закрыть].

А. Амфитеатров откликнулся восторженной рецензией[1326]1326
  Амфитеатров А. Существовала ли Атлантида? // Сегодня. 1930. 14 декабря. № 345. С. 2.


[Закрыть], которая Мережковскому очень понравилась. В письме А. Амфитеатрову от 25 декабря 1930 г. он посетовал лишь на то, «что “Сегодня” поставила от себя дурацкое газетное заглавие: “Существовала ли Атлантида?”»[1327]1327
  Письма Д. С. Мережковского А. В. Амфитеатрову / Публ. М. Толмачева и Ж. Шерона // Звезда. 1995. № 7. С. 165.


[Закрыть]. Одновременно Амфитеатров опубликовал отзыв аналогичного содержания в Италии, в «Le Opere е i Giorni».

Сдержанно-одобрительным был отзыв В. Вейдле. По его мнению, «Мережковский не первым на эту тему заговорил; заслуга его в том, что он первый ввел ее в русский и европейский литературный обиход историософской и религиозной мысли. <…> Предвидение новой войны, ощущение гибели Европы. Из этого ощущения выросла книга, этим предвидением исполнена она. Духом пророчества продиктованы лучшие ее страницы. Существование этих страниц вознаграждает за все натяжки и потому оправдывает целое. <…> Нельзя умалять значительности того, о чем Мережковский пишет, нельзя отрицать, что нередко в его книге прорывается настоящий, опаляющий огонь; жаль только, что истлело в этом огне не все то, чем его напрасно пытались разжечь и без чего он горел бы еще ярче»[1328]1328
  Вейдле В. Атлантида – Европа: Новая книга Д. С. Мережковского // Возрождение. 1931. 8 января. № 2046. С. 3–4.


[Закрыть].

После выхода в свет «Иисуса Неизвестного» рецензенты еще раз вернулись к старым вопросам, имея возможность видеть всю трилогию в целом. Теперь уже окончательно стало ясно, что «Египет и Вавилон» и «Атлантида-Европа» рассматривались Мережковским как подступы к основной теме, а «Иисус Неизвестный» – как главная книга. По словам близко его знавшего Г. Адамовича, Мережковский «шел к “Иисусу Неизвестному” через все свои прежние построения и увлечения, издалека глядя в него, как в завершение и цель»[1329]1329
  Адамович Г. Люди и книги. II. Мережковский // Современные записки. 1934. № 56. С. 289.


[Закрыть].

Но как раз последняя часть трилогии более всех остальных озадачила критиков и отчасти даже заставила пересмотреть отношение к предыдущим книгам. Несмотря на то, что среди авторов рецензий были Б. Зайцев и А. Куприн, И. Демидов и П. Пильский, Ю. Терапиано и Б. Вышеславцев, обстоятельного разбора «Иисус Неизвестный» так и не дождался. Тем более не было и того, чего страстно жаждал Мережковский – серьезного, массового отклика на книгу. В 1930 году он еще продолжал самонадеянно считать, что «без “Иисуса Неизвестного” дело мира не обойдется»[1330]1330
  Письма Д. С. Мережковского А. В. Амфитеатрову / Публ. М. Толмачева и Ж. Шерона // Звезда. 1995. № 7. С. 165.


[Закрыть]. К середине тридцатых годов последние иллюзии на этот счет рассеялись. Трилогию переводили, хвалили, но не читали или не принимали всерьез.

И. Демидов в своей рецензии заявил, что «законченным, “достроенным”, является только «Неизвестное евангелие», и дал очередное определение жанра трилогии – «Исследование-догадка»[1331]1331
  См.: Последние новости. 1932. 10 ноября. № 4250. С. 3.


[Закрыть]. А. Салтыков, напротив, был склонен признать, что «при всей силе вдохновляющего ее религиозного озарения, его работа есть все же научная работа» но тут же поспешно добавлял: «…ключом Мережковскому служит драматическое действие, драматическое развертывание судьбы человека Иисуса»[1332]1332
  Возрождение. 1934. 22 марта. № 3214. С. 3.


[Закрыть]. Б. Вышеславцев видел главное достоинство трилогии Мережковского «в абсолютной оригинальности его метода», метода «интуитивного разгадывания чудесного», и считал, что здесь «он совершенно перерос свою собственную литературу и редко возвращается к своим приемам и шаблонам. Порою он достигает настоящего величия, когда остается верен своему методу»[1333]1333
  Современные записки. 1934. № 55. С. 431, 432.


[Закрыть].

Куда более строго отнеслись к трилогии церковные круги, единодушно отметив повышенный интерес Мережковского к апокрифам и аграфам, в ущерб ортодоксальной патристике, и почти столь же единодушно признав Мережковского гностиком, а писания его – попыткой создания нового апокрифа.

Иеромонах Кассиан (Безобразов), отмечая в своей рецензии многочисленные ошибки Мережковского, заметил, что «ошибки, в значительной степени, объясняются методом… Метод этот, в своей исключительности, должен быть признан несостоятельным». Мережковский «сам творит апокрифы», но апокрифы «надуманные и искусственные», и «может быть, было бы лучше, если бы песнь любви, как лебединую песнь, Мережковский прервал на полуслове в сосредоточенном молчании о Христе»[1334]1334
  Путь. 1934. № 42. С. 80–87.


[Закрыть].

Еще более суровой была отповедь М. Лот-Бородиной, в большой статье по пунктам разбившей многие построения Мережковского и заключившей: «…пророк, возвещающий нам третий Завет, либо рационализирует, либо гностически извращает откровение второго, нам заповеданного. Даже там, где тайны христианской теогнозии счастливым наитием угаданы, они большей частью сливаются с тайнами языческими, от них неотделимы. Жало соблазна вонзается в ткань истории-мистерии и тонким ядом отравляет все тело ее»[1335]1335
  Путь. 1935. № 47. С. 77.


[Закрыть].

Завершая этот краткий обзор, приходится согласиться с утверждением Г. Струве о том, что зарубежных критиков в большинстве это произведение не удовлетворило, хотя Мережковскому и расточались комплименты. Сам Мережковский, по свидетельству Г. Адамовича, как-то «сказал, комментируя скудость откликов на последние свои книги: “Мне обидно не за себя… мне за Него обидно!..” – вполголоса, почти рассеянно, как нечто совсем естественное и обычное»[1336]1336
  Адамович Г. Одиночество и свобода. Нью-Йорк, 1955. С. 51.


[Закрыть].

О.А. Коростелев