Текст книги "Фурии командира"

Сначала вспыхнул свет, больно ударив по глазам в горной ночи. Лошади так сильно устали, что не могли запаниковать по-настоящему, они лишь закинули головы и начали нервно гарцевать. Амара подняла руку, пытаясь закрыть глаза от света – это были огромные заговоренные светильники, которые иногда используют во время осады, – и почувствовала, как дрогнул Циррус.

Носилки с Первым консулом рухнули на землю.

Амара съежилась в седле и увидела, как справа к ней что-то приближается, попыталась ударить его ногой и почувствовала, что кто-то вцепился в нее мертвой хваткой и стащил с коня на землю.

Бернард взревел, и она услышала, как запел его лук. Амара повернула голову и успела увидеть, как стрела, выпущенная ее мужем, пробила грудь одного из Бессмертных. Однако тот даже не замедлил шага, схватил Бернарда за пояс и сбросил на землю. Бернард развернулся во время падения и схватил врага за горло. Магия фурий усилила его хватку.

Бессмертный схватил Бернарда за кисти…

…и медленно развел их в стороны.

Проклятые вóроны.

Бессмертные рыцари.

Глаза Бернарда широко раскрылись, он стиснул зубы и напряг все силы, но тщетно. Внезапно Бессмертный резко повернулся и бросил мужа Амары лицом вниз на землю, захватил в замок его руку и одним мощным движением вывихнул плечо.

Бернард закричал от боли.

Амара заметила других воинов, все они были в полной броне, на шеях блестели стальные ошейники Бессмертных. Амара с тоской огляделась. Свет и в самом деле исходил от огромных заговоренных светильников, которые заранее доставили сюда на лошадях. Повсюду были люди в доспехах. Не двадцать, тридцать или пятьдесят – сотни. Все Бессмертные, ведомые рыцарями.

По холодной каменистой почве застучали сапоги. Несколько кулаков в тяжелых перчатках ударили в грудь. Пара сапог остановилась перед глазами Амары, и она подняла взгляд.

Над ней стоял молодой человек. Он был немногим выше среднего роста, очень худой и грязный. В его глазах таилось нечто жуткое, но сейчас оно пряталось за презрением, гневом и раздражением. Амаре потребовалось несколько мгновений, чтобы узнать молодого офицера, – это был Калар Бренсис Минорис, сын и наследник консула Калара.

– Не могу поверить своим глазам, – сказал он. – И это отряд лучших воинов, отправленных бывшим Первым консулом с северным ветром? Из-за этого отец заставил меня ползать по проклятым болотам?

Бренсис покачал головой, словно до сих пор не мог поверить в происходящее, потом почти небрежно ударил Амару по лицу рукой в латной перчатке. Мир вокруг побелел от боли. Удар получился таким сильным, что ее шея повернулась набок.

– Я мог бы спать в постели, – прорычал Бренсис. – А вместо этого едва не отморозил яйца и чудом не сошел с ума от скуки, устраивая ловушку с целой когортой рыцарей, и для чего?

Амара почувствовала кровь на языке и с трудом приподняла голову.

Бренсис сплюнул и ударил ее по щеке.

– И я здесь для этого? – оскалился он, схватил Амару за волосы так, что ее шея обнажилась, а другой рукой вытащил кинжал. – Ради двух жалких воров? Ради двоих? Двоих!

И тут все вокруг озарилось светом.

Он омыл спину и плечи Амары внезапной волной тепла и цвета, словно кто-то убедил севшее солнце снова подняться над горами. Свет заставил появиться огромную черную тень, накрывшую горы, – по сравнению с ним сияние магических светильников потускнело.

Бессмертные, рыцари и простые солдаты удивленно закричали. Бренсис побелел, сделал шаг назад и поднял руку, чтобы защитить глаза, отпустив Амару и застонав от страха.

А потом раздался голос.

Голос говорил спокойно и почти нежно, но он отражался от неба и камня, звенел глубиной и могуществом, какого не слышали горы с тех дней, когда произошло их огненное рождение, голос, в котором звучал острый смех, когда он отвечал наследнику Калара на его вопрос.

– Троих, – проговорил Гай Секстус, Первый консул Алеры.

Глава 45

Низкий сочный голос Гая прокатился по горам и вернулся назад оглушительным эхом. И хотя он почти шептал, голос исходил от самих камней, и Амара не сомневалась, что он слышен на расстоянии в несколько миль во всех направлениях.

А когда голос стих, на ярко освещенном склоне горы воцарились молчание и полнейшая неподвижность. Сотни Бессмертных застыли на месте, прикрывая руками глаза и инстинктивно присев на корточки. Бренсис, широко раскрыв рот, как выброшенная на берег рыба, смотрел мимо Амары.

Рыцарь, державший Бернарда, отступил назад одновременно с Бренсисом, и граф Кальдеронский медленно сел с белым от боли лицом. Его плечо было вывернуто под неестественным углом. Он обменялся взглядами с Амарой, но оба молчали, не осмеливаясь привлекать внимание врагов к себе.

«Как странно», – подумала Амара, сидевшая на каменистом склоне, измученная, в окружении сотен врагов – несколько долгих мгновений никто не двигался и не говорил.

Потом с губ Бренсиса слетел истерический крик:

– Атакуйте! Атакуйте! Убейте их всех!

И снова все изменилось.

Сотни Бессмертных в блестящих ошейниках издали воинственный вопль, послышался шорох смертоносной стали, покидающей ножны. Они бросились вперед, и грохот их сапог был подобен грому.

Амара оказалась рядом с Бернардом, безоружная и слишком слабая, чтобы призвать на помощь свою фурию воздуха. Она почувствовала, как Бернард нашел ее руку, и их пальцы переплелись.

Оба отвернулись от устремившихся к ним Бессмертных, чтобы посмотреть друг на друга, и тут краем глаза Амара увидела Первого консула, который поднял руку и произнес единственное слово:

– Нет.

Одно слово, отразившееся от самых глубин гор.

Раздался грохот, более низкий, чем крики Бессмертных, но перекрывший топот их сапог. Это были отрывистые звуки, похожие на скрежет пилы, вгрызающейся в дерево.

Амара повернулась и увидела, как все Бессмертные, все как один, внезапно содрогнулись. Их шеи резко повернулись, раздался звук ломающихся костей.

А потом все упали замертво.

Все до единого.

Одна секунда – и отряд размером в две или три когорты, только что жаждавший их крови, был уничтожен. Бессмертные со сломанными шеями корчились на земле и умирали.

Амара обернулась, чтобы посмотреть.

Гай Секстус парил на высоте в десять футов, его поддерживал тщательно контролируемый воздушный поток – внизу не шевельнулась ни одна песчинка. Его окутывало оранжево-золотое пламя осеннего заката, превратившее его серебристо-белые волосы в бронзу. Все следы усталости и возраста, которые появились на его лице во время путешествия, исчезли. Он сжимал в правой руке огненный меч, на лбу сияла огненная диадема. Глаза стали яркими и жесткими, лицо казалось высеченным из гранита, и Амара невольно склонила голову, прижав руку к отчаянно бьющемуся сердцу.

Она видела, как рыдает от ужаса Бренсис, потом услышала, что дрожащая рука извлекает меч из ножен.

– Мальчик, – сказал Гай, и его голос стал мягче, в нем появилось сочувствие, – у тебя есть выбор. Ты можешь встать рядом с отцом против меня. Или сохранить жизнь.

Бренсис что-то залепетал, но в следующее мгновение собрался с силами.

– Я тебя не боюсь, – прохрипел он.

– Конечно боишься. И правильно делаешь, – сказал Гай.

Одновременно с чистого ночного неба в землю с ревом ударил бело-синий столб молнии и прожег в камнях дыру величиной с могилу на расстоянии пяти футов от ног Бренсиса.

– Даю тебе последний шанс сохранить жизнь, – сказал Гай, и в его голосе уже не осталось жалости. – Выбирай.

Бренсис зарыдал, и его меч со звоном упал на каменистую землю. Он повернулся и побежал, его сапоги скользили, но он не останавливался, пока не скрылся из виду.

Амара медленно поднялась на ноги и помогла встать Бернарду.

– Ну, какое облегчение, – сказал Гай.

И с этими словами он без всяких церемоний опустился на землю. Одновременно исчез окружавший его свет, потухли и заговоренные светильники на склоне горы.

– Облегчение, принцепс? – спросила Амара.

Из темноты прозвучал усталый голос Гая:

– Насколько мне известно, юный Бренсис неплохо владеет фуриями, а мне сегодня еще многое предстоит, и я бы не хотел тратить силы, чтобы разделаться еще и с ним.

– Принцепс? – спросила Амара.

– После того как я прикончил стольких сразу, еще один… – В голосе Бернарда слышалась боль.

Гай прошептал что-то, вспыхнул один из светильников, такой яркий, что Амара сумела разглядеть высокую фигуру Первого консула, стоявшего возле тела одного из Бессмертных.

– Это вовсе не люди, – пробормотал он. – У людей есть воля, добрый граф. У людей есть выбор.

Он посмотрел на Амару, сделав небольшую паузу, чтобы придать вес своим словам.

– Калар выращивал эти существа так, что с самого детства они были привязаны к проклятым ошейникам, – продолжал Гай. – Он отнял у них волю и возможность выбора. Люди, которыми они могли бы стать, умерли намного раньше сегодняшней ночи. Это были животные. Он совершил ужасающее деяние, однако я могу лишь сожалеть, что он не поступил так же с большим количеством своих легионеров. Тогда сегодня все было бы значительно проще. – В голосе Первого консула появилось напряжение, и он заговорил быстрее: – Будем считать, что нам повезло: Калар сделал ошейники из одного материала.

Амара заморгала:

– Вы хотите сказать… Бессмертные могли бы…

– Убить меня? – спросил Гай и пожал плечами. – Может быть. В некотором смысле, я не более могущественен, чем любой консул.

Амара заморгала:

– Но, принцепс… несколько мгновений назад я видела…

– Не обязательно быть всемогущим, чтобы победить врага, если ты способен создать видимость своей силы в сознании противника. – Он слабо улыбнулся. – Я и в самом деле имел возможность уничтожить всех, но всякое могло произойти, да и число врагов имеет значение, как это произошло, когда мой с… – Его голос дрогнул, он закрыл глаза, откашлялся и закончил: – Как случилось с моим сыном.

Амара молча смотрела в лицо Гая. Даже его многолетняя привычка к самодисциплине не могла скрыть боли, и Амаре вдруг стало жалко старика.

Гай тряхнул головой и подошел к Амаре и Бернарду. Он положил одну руку на ее плечо, а другую – на плечо Бернарда. Бернард зашипел от боли, затем раздался щелчок, и граф Кальдеронский выругался.

– Вот так, – пробормотал Гай. – Попробуй пошевелить плечом.

Бернард кивнул и осторожно повел плечом.

– Пока еще болит, – сказал он через несколько мгновений. – Но оно мне подчиняется.

Гай кивнул и осторожно сжал предплечье Амары. Она вдруг почувствовала облегчение и прилив энергии, усталость и боль тут же исчезли. Она вздрогнула, таким приятным было это ощущение.

– Посмотрите туда, – пробормотал Гай, кивая на восток.

Амара повиновалась. Дюжины, сотни полос зеленого цвета замерцали в небе, поднимаясь от земли извивающимися потоками, похожими на сияющий дым. Они образовали симметричную сетку, каждое звено было удалено от другого на мили.

– Магические часовые Калара, – пробормотал Гай. – Теперь он знает, где я нахожусь. Полагаю, он понял, что я намерен сделать. Прямо сейчас Калар собирает всех рыцарей, имеющихся в его распоряжении, и отдает приказы легионерам перехватить нас – так что у нас совсем немного времени.

Амара кивнула:

– Что мы должны делать?

Гай перевел взгляд с Амары на Бернарда:

– Прикрывайте меня. Мне бы очень не хотелось, чтобы мы проделали весь этот путь только для того, чтобы получить стрелу в спину, когда мы почти достигли цели.

С перевала послышался бой барабанов, и камни издали тихий стон, предвестник маршевой песни легиона.

– Принцепс, – предупредил Бернард, – я не уверен, что справлюсь с таким количеством врагов.

– Его силы разбросаны на большие расстояния, и у него под рукой осталось не слишком много рыцарей и легионеров, – ответил Гай. – Именно по этой причине нам так долго удавалось оставаться незамеченными.

– Так-то оно так, принцепс, – возразил Бернард. – Но пятьдесят тысяч или пять – для меня нет разницы.

– Я понимаю. Ты должен следить только за рыцарями. Остальные не будут представлять опасности.

Амара тихонько ахнула:

– Я поняла.

Гай кивнул, и его глаза сверкнули.

– Ты поймешь.

До них долетела маршевая песня Каларанского легиона.

Гай повернулся к склону, прищурился и поднял над головой правую руку. Последовала вспышка, и на кончиках его пальцев возник ослепительный огонь. Он сжал ладонь на рукояти огненного меча.

Амара подняла свой меч и встала слева от Гая. Бернард занял позицию справа, наложив стрелу на тетиву лука.

На перевале появился новый отряд противника – несколько когорт легионеров, марширующих в четком порядке. Войско быстро приближалось.

– Оставайтесь у меня за спиной, – предупредил Гай. – Прямо за ней.

И с победным криком безнадежно уступающие в численности Первый консул и его воины устремились в самоубийственную атаку на наступающий легион.

Глава 46

За два года сражений после битвы за Элинарх Маркус и Первый алеранский легион никогда не видели, чтобы канимы прибегали к своему причудливому колдовству. В результате алеранцы решили, что враг утратил способность к его использованию после гибели Сарла и большинства его соратников-ритуалистов.

Это предположение оказалось неверным.

Первый удар канимов был отбит совместными усилиями трех алеранских легионов. Частокол являлся легким оборонительным сооружением, но алеранцам требовалось во что бы то ни стало его удержать, чтобы инженеры успели укрепить внешние городские стены у основания холма.

– Теперь мы знаем, почему они не стали укреплять стены, – проворчал Красс.

– Зачем делать работу за нас? – ответил Маркус и отдал громкий приказ: – Третья когорта, сплотить ряды!

Канимы отступили, сохраняя порядок, но за ними уже заняли позиции свежие силы. За два года Насауг успел сделать из своих новобранцев нечто, напоминающее регулярные войска, и теперь его отряды, прежде не признававшие порядка, двигались быстро и согласованно.

Изменилось и их вооружение, отметил Маркус. Они взяли серпы (изначально они служили для сбора урожая), которые прежде использовали как мечи, и насадили их на толстые деревянные древки, превратив в гигантские косы, и то, что было орудием ближнего боя, стало эффективным оружием для дальнего боя, удобное для штурма оборонительных позиций противника.

Маркус наблюдал за подготовкой к новой атаке и почувствовал, как его сердце сжимается от страха, когда канимы с победным кличем устремились вперед. Они врезались в частокол, словно живой поток мышц и стали. Теперь канимы сражались куда более уверенно и умело, чем во время битвы при Элинархе, а новое оружие оказалось смертельно опасным.

Снова и снова Маркус видел жуткую повторяющуюся картину: воин-каним взмахивал косой и двумя руками наносил мощный удар сверху вниз. Лезвие ударяло по шлему легионера и рассекало даже алеранскую сталь – таким сильным был замах огромного канима. Легионера ждала неминуемая смерть.

Тактика оказалась смертельной. Враг наносил достаточно точные удары, а легионеры, стоявшие плечом к плечу, не могли от них уклониться.

Маркус успел вовремя поднять щит, чтобы принять на него удар летящего лезвия, и упал на колено. Однако коса рассекла сталь щита, несмотря на то что он был укреплен при помощи фурий. Маркус крякнул и призвал на помощь фурий земли, чтобы повернуть щит и зажать застрявшее в нем оружие, а потом мощным ударом гладия рассек деревянное древко, после чего ранил нападавшего на него канима, сам же отступил назад, чтобы освободить щит от застрявшего в нем лезвия, – одновременно другой легионер занял его место. И его тут же свалил удар канима, который заменил своего раненого товарища.

После этого сражение превратилось в жуткий кошмар. Копья легионеров были недостаточно длинными, чтобы доставать канимов, вооруженных косами, к тому же лезвия кос легко перерубали сравнительно тонкие древки алеранских копий. Легионеры, стоявшие на земляных валах за частоколом, сражались практически лицом к лицу с канимами, а потому не имели никакого преимущества. Вторая линия не могла встать рядом и закрыть своими щитами товарищей из первой, применяя любимую тактику легиона, – медленное наступление, сопровождающееся быстрыми выпадами мечей в узкие просветы между щитами. При обороне такая система не работала.

«Подобная тактика, – мрачно подумал Маркус, – позволила бы быстро смять канимов». А благодаря постоянному давлению легионеры оказались бы рядом с канимами, лишив их возможности использовать косы, но схватка в статичном положении против врага с таким оружием грозила серьезными потерями.

Канимы могли легко прорвать оборону, но ни разу этого не сделали. Зачем? Все больше и больше легионеров вступали в схватку и несли потери, падая на землю с пробитыми шлемами. Даже пехота в тяжелых доспехах не выдерживала мощных ударов, и гора трупов у частокола росла.

– Командир! – крикнул Маркус Крассу.

Молодой офицер находился рядом с первой линией легионеров. На глазах у Маркуса он перешагнул через раненого легионера и с решительным лицом встал на пути канима, который готовился нанести смертельный удар. Меч Красса рассек лезвие косы, и следующим ударом офицер ранил канима. Красс схватил раненого легионера и оттащил его назад, другой легионер тут же занял его место.

– Дон Красс! – пронзительно закричал Маркус. – Мы должны перейти в наступление! Необходимо заставить их отойти, пока они не перебили наших людей.

– Нет! – рявкнул Красс. – Держать оборону! Нужно защищать стену, пока инженеры не дадут нам сигнал, Первое копье!

Опыт и инстинкты подсказывали Маркусу, что Красс принял неправильное решение и что его консервативная тактика, идеальная при других обстоятельствах, сегодня может оказаться фатальной. Первый алеранский не может позволить себе такие ошибки.

Но потеря единства будет стоить еще дороже.

– Вы слышали приказ! – взревел Маркус, заставляя своих людей держать позиции. – Защищать стену! Не отступать! Не отступать!

Маркус не знал, сколько времени прошло. Дважды он был на короткое время ослеплен: один раз кровью канима, второй – кровью ветерана по имени Барус. Однажды он не заметил удара косы, и только гребень шлема центуриона спас его от судьбы Баруса. Оружие канима оставило глубокую вмятину в наплечном доспехе, край которого впился Маркусу в плечо, но он продолжал сражаться, поддерживая своих людей. Он оттаскивал раненых в сторону и отправлял им на смену свежих легионеров.

Казалось, прошла целая жизнь, прежде чем зазвучали трубы, означавшие, что инженеры завершили работу.

– Отступаем! – закричал Маркус. – Отступаем!

Канимы взвыли и устремились в атаку, когда легионеры стали отступать. Канимы прорубили частокол, чтобы в нем образовалось множество проходов, и начали теснить легионеров.

Если бы не рыцари и резерв, оставшийся на холме, отступление могло бы превратиться в беспорядочное бегство. Несколько когорт не выдержало и побежало, но Маркусу каким-то образом удалось сохранить целостность первой когорты, легионеры шаг за шагом отступали вверх по склону, не прекращая сражаться. А когда даже и они были готовы сломаться, ряды канимов атаковали рыцари, и теперь длинные косы, еще недавно дававшие канимам преимущество, стали для них помехой. Рыцари Земли и Железа ломали косы, словно игрушки, и убивали канимов одного за другим. Атака кавалерии оставила на склоне холма вражеские трупы.

«Этого будет достаточно», – подумал Маркус, глядя, как Антиллар Максимус с двумя длинными мечами в руках мчится вдоль смешавшей ряды девятой когорты и останавливает наступление канимов. Между тем Первый алеранский постепенно укрывался за более толстыми каменными стенами города, продолжая вести бой с канимами, которые наступали уже без особой уверенности. Маркус не получил приказа, но расположил первую когорту на внешнем рубеже обороны, решив, что их когорта последней отступит за стены.

Мимо пронесся отряд рыцарей Воздуха, которые летели над землей так, чтобы использовать свои копья. Их атака была стремительной, и они нанесли немалый урон канимам. Однако один из рыцарей не успел увернуться от вражеской косы, которая зацепила его доспехи, он рухнул на землю и был растерзан разъяренными канимами. Когда рыцари Воздуха завершили свой рейд и развернулись, готовясь к следующему, они стали нести потери – канимы начали вести прицельный огонь из балестов, – и рыцарям Воздуха пришлось отступить.

Именно усилия рыцарей, сошедшихся с канимами в ближнем бою, помогли остановить их натиск. Из-за стен на канимов обрушились стрелы, но те наступали в рассеянном порядке и несли лишь незначительные потери, поэтому рыцарям приходилось прикладывать все больше усилий, и теперь они сражались в рядах отступающих легионеров.

Именно в этот момент канимы и применили свое колдовство.

У Маркуса не было времени смотреть по сторонам, но он заметил необычное движение возле одного из рухнувших частоколов, где появились несколько канимов в мантиях из бледной кожи, которые двигались вперед, размахивая в едином ритме горящими жаровнями. Они выстроились в линию, лицом к холму, а потом все как один нырнули когтистыми руками в открытые мешки, висевшие поперек груди. Потом единым движением они вынули руки и выбросили их вперед – от ладоней отделились дуги алой жидкости, затем все ритуалисты закинули головы назад и завыли.

С неба к земле протянулись стрелы фиолетового пламени, упали на склон холма в том месте, где лежали тела мертвых рыцарей, и на месте падения вспыхнули огненные сферы. Люди кричали и умирали, и, хотя небесный огонь не был столь же разрушающим, как тот, что ударил по Первому алеранскому легиону в Элинархе два года назад, точечные нацеленные удары произвели сильное впечатление.

Ряды алеранцев дрогнули. Маркус выкрикивал приказы и оттаскивал раненых, он и сам не понимал, каким образом ему удавалось ускользать от ударов канимов, которые с пронзительным криком нападали на него. Он помнил, как завалил канима, который прыгнул на сильно обожженного рыцаря – в последний момент Маркус узнал в нем Максимуса, – но у него выбили меч. Он упал на раненого Макса, прикрывая себя и его щитом, а потом рядом появился Красс с длинным клинком в одной руке и тяжелым кривым кинжалом канимов в другой.

За две секунды Красс нанес два смертельных удара, заставив канимов отступить.

– Внутрь! – закричал он, бросаясь вперед.

И очень вовремя. С небес на него обрушился фиолетовый огонь, окружив пылающей сферой. Через секунду она исчезла, оставив круг обожженной земли и Красса, не тронутого огнем, – в косых солнечных лучах сверкнул кроваво-красный самоцвет в рукояти канимского кинжала.

Новый победный крик канимов смолк, когда Антиллус Красс обрушил на них мощь сына консула Алеры.

Огонь окутал клинок, и его волна смела сотню вражеских воинов. Запел балест, но меч Красса перехватил стрелу, и во все стороны полетели искры. Повинуясь крику Красса, внезапно возник ветер, поднял пыль и гравий и швырнул их в канимов, скрыв первую когорту от глаз врага.

Маркус вскочил на ноги и, подхватив Максимуса, с помощью других легионеров потащил его к стене. Оказавшись за стеной, Маркус в изнеможении рухнул на землю.

Через несколько секунд Красс проскочил в брешь, и полдюжины инженеров бросились вперед, чтобы заложить ее камнями. Брешь стала уменьшаться и вскоре исчезла вовсе, стена стала гладкой, словно в ней и не было прохода.

Они услышали, как запели рога канимов.

– Они отступают! – закричал кто-то на стене. – Они уходят!

– Целитель! – закричал Маркус, повернулся к Максимусу и увидел, что тот потерял сознание, а его раны кровоточат. – Целитель!

– Спокойно, – раздался голос. – Спокойно, Первое копье. – Красс оттащил Маркуса от Максимуса. – Давай, Фосс.

Маркус смотрел, как уносят Максимуса. Кто-то отвел его в сторону и усадил так, чтобы он опирался спиной о стену. Потом он обнаружил в руках кружку с водой и залпом ее выпил. За ней последовала вторая и третья. Теперь наступил черед еды. И хотя ему досталась лишь похлебка из овса, он съел всю миску, а потом вылизал ее.

Только после того, как он удовлетворил самые насущные потребности тела, к Маркусу вернулась способность соображать.

На него смотрела госпожа Аквитейн в ставшем уже привычным обличье прачки. Ее лицо сохраняло полную невозмутимость. Потом она снова принялась раздавать пищу и воду измученным легионерам, которые отдыхали рядом. Утомленные сражением солдаты со зверским аппетитом ели, залпом пили воду или просто лежали на земле и спали, что делали практически после каждого сражения, даже не такого трудного, как сегодняшнее. Маркус чувствовал себя совершенно измученным, и ему хотелось поскорее присоединиться к ним.

Однако он заставил себя встать и принялся разыскивать своих людей в быстро сгущавшихся сумерках. Из восьмидесяти центурионов первой когорты на ногах остались двадцать девять, в том числе и он. Четверть его легионеров получили ранения и не могли впредь участвовать в сражениях. Еще четверть были мертвы или пропали, – вероятно, они остались на поле боя, получив очень серьезные ранения, и отступавший легион не сумел унести их с собой. Еще четверть были ранены легко и ждали своей очереди у целителей. По безжалостной логике войны легионеров с легкими ранениями лечили в первую очередь, чтобы они могли сразу вернуться в строй. Тех, кто получал более серьезные раны, водяные маги стабилизировали, а потом им оставалось только страдать, дожидаясь, когда до них дойдет очередь.

Считая своих солдат возле палаток целителей, Маркус увидел множество страдающих алеранцев.

Он подошел к пятнадцати трибунам легиона. Трое погибли. Трое получили ранения и не могли сражаться, в том числе и Антиллар Максимус, чьи раны предполагали дополнительные усилия целителей. Потери были очень серьезными. А доклад трибуна, отвечавшего за снабжение продовольствием, оказался мрачным.

Маркус нашел Красса там, где его не должно было быть, – он навещал сводного брата, лежавшего на койке в одной из палаток рядом с другими солдатами, получившими слишком серьезные ранения для быстрого исцеления. Задумчивый Красс сидел рядом с Максимусом.

– Командир, – тихо сказал Маркус.

– Ты был прав, – сразу сказал Красс. – Нам следовало перейти в наступление.

Маркус проигнорировал его слова.

– На данный момент в строю осталась половина солдат. Более трети наших припасов потеряно во время отступления от частоколов, в том числе бóльшая часть домашнего скота. Единственный колодец, который находится на вершине холма, отравлен. Трибун, отвечающий за продовольствие, ищет способ очистки воды, но пока у него ничего не получается. Мы почти использовали запасы, которые были у нас в бочках, наполненных из колодцев у подножия холма, так что, если не пойдет дождь или трибун Кимнея не совершит маленькое чудо, солдаты скоро начнут страдать от жажды.

Это было смертельным приговором. Легион может день обойтись без еды, но без воды люди будут падать без сил десятками каждые несколько минут, неспособные сражаться.

– Я был уверен, что нам следует удерживать позиции, – сказал Красс. – Еще совсем немного. Мне показалось, что в любой момент стены будут готовы и мы в полном боевом порядке отступим. Я рассчитывал, что мы уже отбили главные атаки канимов и что гвардия придет к нам на помощь. – Он указал на лежащего брата. Максимус был накрыт легким покрывалом, и Маркус знал, что целители поступали так, чтобы помешать грязи попасть на обожженные участки кожи. – Я слишком много думаю, Маркус. И он страдает за мои грехи. Опять.

Маркус некоторое время смотрел на затылок молодого человека. Если бы госпожа Аквитейн увидела Красса таким, ей было бы нелегко скрыть удовлетворение. В таком виде он вряд ли мог стать претендентом на лавровый венок для вассалов вроде Арноса.

Ей и в голову не могло прийти, что при нынешних обстоятельствах никому не достанется лавровых венков, никто не заслужит почестей – если не считать посмертных.

Маркус подошел к молодому офицеру, отдал салют и ударил его по лицу.

Красс заморгал и изумленно уставился на Первое копье. Удар получился достаточно сильным, по губе Красса потекла кровь.

– Пусть вас заберут вóроны, господин, – тихо сказал Маркус. – Вы командир легиона, а не юная невеста, провожающая жениха на войну. Поднимите задницу и ведите людей, пока все остальные не оказались в положении вашего брата.

Красс недоуменно смотрел на Маркуса, которому только в этот момент пришло в голову, что никто так не говорил с Крассом за всю его жизнь.

– Встаньте, – прорычал Маркус. – Встаньте, командир.

Красс медленно поднялся на ноги, посмотрел на Маркуса и кивнул.

– Половина людей не готова сражаться, у нас нет мяса и воды, – очень тихо сказал он.

– Да, командир.

– Гвардия?

– Я говорил с Первыми копьями. Их состояние еще хуже. Рыцари остались только у нас. Гвардия пользуется другой моделью шлема, без перекрестья на верхушке, и проклятые косы рассекали их, как бумагу. У них меньше раненых, но намного больше мертвых.

– Приказы от сенатора? – спросил Красс.

Маркус покачал головой.

– Остальные командиры?

– Никто из них не появлялся.

Красс глубоко вздохнул:

– Складывается впечатление, что нам необходим план.

– Если вы так говорите, командир.

– Пошлите гонцов к сенатору и другим командирам, – сказал Красс. – Передайте, что я приготовил шатер для него, штаба и других офицеров и готов принять их прямо сейчас.

Маркус отсалютовал и повернулся, чтобы уйти.

– Маркус, – тихо позвал Красс.

Он молчал, не оборачиваясь.

Красс совсем понизил голос, чтобы их больше никто не мог услышать.

– Мы не уйдем с этого холма, ведь так?

Маркус вздохнул:

– Похоже на то, командир.

Красс кивнул.

– Спасибо тебе, – сказал он.

Маркус отправился выполнять приказы, но он был готов позволить канимам убить себя, если бы они обещали сначала дать ему поспать.