Текст книги "Фурии командира"

Глава 50

– Вот этот, – тихо сказал Тави, выбирая один из длинных мечей, которые принес ему Дариус.

Он встал в боевую стойку, взмахнул мечом, используя только кисть руки, и кивнул. Он ощущал сталь, ставшую продолжением его руки, и ее легкий трепет, когда клинок прекратил движение. Это было старое оружие, но его сделал превосходный мастер, на лезвии имелись небольшие зазубрины, однако оно оставалось прочным, гибким и верным.

– Как Эрен?

– Я отведу вас к нему, – сказал Дариус. – Сюда, командир.

Тави последовал за центурионом через темный лагерь канимов, и его поразило, как сильно он напоминает лагерь алеранских легионов, хотя расстояния между отдельными палатками были больше. Возможно, они все измеряли шагами, как и легионеры.

Палатки целителей были полны, но оттуда доносились совсем не такие звуки, как из палаток алеранских целителей. Вместо криков и стонов Тави услышал рычание всех тонов и оттенков и порадовался, что ему не нужно заглядывать внутрь.

Большинство раненых канимов, выходивших из палаток, шли сами. А тех, кто лишился конечностей, приходилось нести. Чуть в стороне Тави заметил канимов, протяжным воем провожавших павших сородичей. Это были дикие, горестные и красивые звуки.

– Год назад я думал, что уже привык, – тихо сказал Дариус. – И все же волосы у меня на затылке встают дыбом.

– Мы очень разные народы, – тихо ответил Тави.

Дариус повернулся и удивленно посмотрел на Тави:

– Ха.

– В чем дело, центурион?

– Я даже не знаю, что меня удивило больше, – ответил Дариус. – Слышать, как командир легиона называет их «народом», а не «животными» или как он равняет с собой рабов, взявшихся за оружие.

– Вы ходите, говорите, едите и спите. В точности как я.

Дариус фыркнул.

– С каких пор это причина относиться к кому-то как к равному?

Тави показал Дариусу зубы – типичный жест канима.

– Ты носишь доспехи и меч, и я в твоем лагере.

– Ха, – снова фыркнул Дариус и покачал головой. – Но что, если вы просто умеете хорошо говорить? Говорить легко.

Тави почувствовал, что у него на губах появилась искренняя улыбка.

– Прошлой весной я лишил тебя сознания вовсе не разговорами, центурион.

Дариус фыркнул и потер челюсть:

– Верно, тогда ты поступил иначе.

– Насколько я понимаю, ты с Насаугом два года.

Дариус кивнул:

– Я был… Он сказал, что взял у меня идею о свободной Алере.

Тави приподнял брови:

– Ты Первое копье своего легиона.

– Совсем не трудно стать Первым копьем, командир. Просто нужно служить дольше остальных. А я был первым рекрутом.

– Могу поспорить, что это интересная история.

Дариус пожал своими мощными плечами.

– Но ты не стал командиром, – заметил Тави.

На губах Дариуса появилась быстрая улыбка, и он указал на свою челюсть.

– Для этого мне не хватает опыта кулачных боев.

Тави фыркнул.

Дариус привел его к старому заштопанному алеранскому шатру, превращенному в палатку целителя при помощи старых парусов.

– Твой человек здесь.

Тави шагнул вперед и заметил, что Дариус стоит в «тени» его тела, именно в том месте, где Тави будет труднее всего достать его мечом. Тави обернулся и увидел, что рука Дариуса лежит на рукояти гладия. Тави приподнял бровь:

– Что ты делаешь, центурион?

– Стараюсь предотвратить непонимание, – сказал Дариус. – У меня приказ, командир.

Тави повернулся к нему и протянул свой меч рукоятью вперед.

Дариус покачал головой:

– Здесь это означает нечто большее, чем в вашей Алере, командир. Оставьте оружие у себя. Просто помните, что я также вооружен.

Тави внимательно посмотрел на центуриона и отметил, что тот стоит с прямой спиной, ноги широко расставлены, рука на рукояти меча, вес перенесен на пятки. Это была агрессивная поза по алеранским понятиям, поза, предполагающая поединок, но если бы он был канимом, то Тави сразу бы узнал позу осторожности и уважения.

– Я буду помнить, – ответил Тави.

Потом он повернулся и вошел в палатку, где увидел лежавшего в ванне Эрена, его горло было в крови – рядом на коленях стоял враг с алым клинком в руке.

Рука Тави мгновенно метнулась к рукояти меча, но он не стал обнажать клинок, а через мгновение почувствовал, как изменился воздух у него за спиной, когда меч Дариуса вышел на дюйм из ножен.

Антиллус Доротея, госпожа Антиллус, единственная уцелевшая дочь консула Калара, женщина, предавшая Первый алеранский легион, посмотрела на Тави, когда он вошел в палатку.

Тави сразу ощутил ее эмоции – сначала вспышка гнева, быстрая и жаркая, потом страх, разом унесший гнев. Она на мгновение закрыла глаза и стиснула зубы, и Тави почувствовал, как исчезают ее гнев и страх, остаются лишь полное напряжение сил и сосредоточенность. Она вновь обратила все свое внимание на Эрена, обнаженное тело которого лежало в целительной ванне. Глаза курсора были закрыты, в нем едва теплилась жизнь.

Она отложила нож и кусочек пера, который ей пришлось вырезать из распухшей плоти в том месте, куда его вставил Варг. Затем госпожа Антиллус осторожно опустила Эрена пониже, чтобы его горло оказалось под водой, и склонила голову.

Возникло ощущение… нет, не удовлетворения и благополучия, а нечто иное, слишком глубокое и сложное, оно потекло от целительницы в израненную плоть, синяки на шее Эрена посветлели, и вдруг он сделал глубокий вдох.

Тави внимательно смотрел на госпожу Антиллус, отмечая детали ее внешности. Красота ее была агрессивной и острой, будто заточенный клинок. Конечно, она выглядела юной, как и все заклинатели воды. Прежде она носила голубой шелк – цвет Дома ее мужа, – темные волосы были длинными и прекрасными.

Сейчас госпожа Антиллус была одета в простое серое домотканое платье. Она подстригла волосы и подвязала их кожаным шнурком. На ней был фартук целителя со следами алой крови алеранцев и более темной крови канимов. На ней не было никакой косметики – прежде Тави никогда не видел ее такой – и никаких украшений.

Если не считать сияющей стали ошейника.

– Это займет совсем немного времени, командир Сципио, – сказала она своим низким красивым голосом, который совсем не изменился. – Сожалею, что не занялась вашим другом раньше, но мои услуги требовались тем, кому грозила смерть.

Тави не сразу нашелся что сказать.

– Сиятельная госпожа Антиллус. Добрый вечер.

Она посмотрела на него с ироничной улыбкой на губах:

– Перестаньте, Сципио. Сиятельная госпожа Антиллус – предательница, которую следует заточить в Серую башню, судить, а потом казнить. И она определенно не станет помогать вам или – если я только не ошибаюсь, глядя на количество ножей, спрятанных на его теле, – курсору Короны.

Тави нахмурился, склонив голову набок:

– Да, пожалуй, это так.

– Называйте меня Доротея, – сказала она, и Тави почувствовал легкое сожаление в ее голосе, почти незаметное на фоне глубокого удовлетворения. – Я целительница. Теперь это мое основное занятие. А теперь прошу меня простить. – Она вновь склонила голову, закрыла глаза и погрузилась в работу.

Тави тряхнул головой и посмотрел на Дариуса.

– Два года назад Сарл захватил ее в плен, – тихо заговорил Дариус. – Он лично надел на нее рабский ошейник и приказал не приносить никому вреда, повиноваться и исцелять раненых.

Тави вдруг все понял:

– И только Сарл способен снять ошейник.

– А он мертв, – сказал Дариус и с искренним сочувствием посмотрел на бывшую сиятельную госпожу. – И она осталась в ошейнике. Если его снять, она умрет.

Тави вздохнул и покачал головой.

– Вы не можете ее забрать, – сказал Дариус. – Я должен вам это сказать.

– Есть нечто лицемерное в отказе освободить раба в ошейнике, Дариус. Неужели таково ваше понимание справедливости?

Дариус скорчил гримасу:

– Великие фурии знают, это не так. Мне известно, что ей пришлось пережить. Как и многим другим здесь. Она представляет для нас слишком большую ценность и заслужила жить среди людей, которые знают, что такое рабский ошейник. Они не станут ее обижать. – Он покачал головой. – Однако в первые недели ей довелось через многое пройти, прежде чем удалось установить порядок.

Тави стало не по себе, когда он представил, что могло произойти с Доротеей. Конечно, госпожа Антиллус никогда не была образцом милосердия и доброты, но никто не заслуживает такого наказания, которое свалилось на ее плечи, когда она оказалась в толпе только что освобожденных рабов.

– Речь не о том, что она совершила, или о смертях, за которые в ответе. Речь о ее сыне.

Острый укол боли, который ощутила Доротея, дошел до Тави, боль, и печаль, и сильная любовь. Она посмотрела на него.

– Красс? – спросила она. – Он… жив?

– Был жив, когда я в последний раз его видел, – ответил Тави. – И ему известно, что вы совершили. Он не говорил об этом со мной, но я уверен, что он за вас беспокоится. Красс не знает, что с вами.

Лицо Эрена порозовело, и его грудь стала ритмично подниматься и опускаться. Доротея коснулась ошейника дрожащими пальцами и опустила руку.

– Я… – Она закрыла глаза. – Думаю, будет лучше, если… он узнает, что госпожа Антиллус умерла во время сражения. – Она открыла глаза и посмотрела на Тави. – Так и случилось, вы же знаете.

– Я… – Тави покачал головой. – У меня нет на это времени.

Доротея покраснела, отвела взгляд и опустила голову:

– Где он?

– Я оставил его командовать Первым алеранским легионом.

Ее лицо сильно побледнело, и Тави пришлось призвать силу стали своего клинка, чтобы защититься от ужаса, наполнившего ее, когда она повернулась, чтобы посмотреть в сторону осажденных развалин старого города.

– Как я уже сказал, Доротея, у меня нет времени, – тихо сказал Тави. – Мне нужен господин Эрен.

– Д-да, конечно, – сказала она, положив руку на лоб Эрена. Она наклонила голову, потом прошептала: – Проснись.

Эрен заморгал:

– Э-э-э? – Он широко раскрыл глаза. – Ой! – Эрен сделал несколько глубоких вдохов. – Клянусь, так намного лучше. Клянусь великими фуриями…

Он повернулся, чтобы поблагодарить целительницу, увидел госпожу Антиллус и вскрикнул. Его руки заметались, расплескивая окровавленную воду, очевидно, он искал ножи.

– Эрен! – сказал Тави. – Эрен!

Курсор замер, перевел взгляд с госпожи Антиллус на Дариуса, потом на Тави. Его глаза раскрывались все шире.

– Так, понятно. Кое-что произошло, пока я здесь лежал.

– Да, – усмехнулся Тави. – И у тебя снова появилось то самое выражение лица.

– Тут я ничего не могу поделать, – сказал Эрен. – Ты намерен позавтракать, кто бы ни стоял на твоем пути?

– Да, – ответил Тави.

Эрен вздохнул:

– Тогда я тебя слушаю.

Тави рассказал ему свой план.

– Это безумие, – сказал Эрен.

– Но это может сработать.

– На сей раз никто не придет тебе на выручку, – заметил Эрен.

Тави ухмыльнулся:

– Так ты со мной?

– Твой план безумен, – сказал Эрен. – Ты безумен. – Он обвел взглядом палатку. – Мне нужны какие-нибудь штаны.

Глава 51

Тави скакал к руинам на лучшей лошади, которую смогли найти в Свободном алеранском легионе, его сопровождал Эрен.

Хотя большинство тел удалось убрать, часть осталась на поле битвы из-за наступающей темноты. Сгущающиеся сумерки были наполнены карканьем вóронов и шелестом их крыльев – стервятники уже начали свой пир.

– Надеюсь, Насауг знает, где оборонялся Первый алеранский, – пробормотал Эрен, державший в руке факел. – В противном случае нас может подстрелить какой-нибудь нервный лучник.

– Проклятые вóроны, – ответил Тави, когда они миновали разгромленный частокол. – Ты только посмотри. Неужели они пытались удерживать частокол?

– Такое случается очень часто, – сказал Эрен. – Особенно когда легион терпит поражение. На страже стоят нервные лучники, устали, им хочется спать. Потом они что-то слышат. Звон тетивы – и на тебе. Только потом они кричат: «Кто идет?» А из тебя течет кровь.

– Посмотри на брошенные шлемы, – сказал Тави. – Они пробиты сверху. В древних романских свитках, найденных в Аппии, упоминается оружие, которое способно это сделать, – его называли серпом.

– А древние стреляли в кого-нибудь в темноте по ошибке? – спросил Эрен. – Мне очень не хочется, чтобы мое личное дело в кабинете легат-курсора имело такой конец.

Лошадь Тави отпрянула в сторону от стаи воронов. Птицы кричали в ночи, и Тави слегка улыбнулся:

– Ты не о том тревожишься.

– Думаешь? – удивился Эрен.

– Меня гораздо больше заботят молодые канимы, которые не слишком часто встречаются с Варгом и Насаугом. Что может им помешать всадить нам в спину пару стрел из балестов.

Эрен бросил на Тави кислый взгляд:

– Ты сразу поднял мне настроение. Я рад, что факел у меня. Сначала они пристрелят тебя.

– Вот это истинный боевой дух, – сказал Тави, остановил лошадь в пятидесяти футах от стен и приветственно поднял руку.

– Привет тем, кто на стене! – сказал он.

– Не подходите ближе! – раздался голос легионера. – Мы будем стрелять.

Тави прищурился, глядя на темные стены:

– Шульц? Это ты?

Наступила короткая пауза.

– Командир? Командир Сципио?

– Да, – неторопливо проговорил Тави. – Со мной господин Эрен. Здесь слишком холодно. У вас не найдется кружки горячего чая?

– Подъезжайте поближе, – потребовал Шульц. – Я хочу увидеть ваши лица.

Тави и Эрен так и сделали. Над стеной появилось бледное лицо в шлеме легионера, и Тави сразу узнал молодого центуриона.

– Командир! – воскликнул Шульц.

– Проклятые вóроны, Шульц, – укоризненно сказал Тави. – Ты должен помнить. Даже если оно выглядит как я, всегда можно сделать двойника. Поэтому позови Фосса, или трибуна Антиллара, или Антиллуса, пусть они установят, кто я такой.

Шульц ухмыльнулся:

– Есть, командир. Оставайтесь на месте, командир. – Он немного помолчал. – Вы не собираетесь ничего скрывать, в противном случае вы бы не стали кричать на всю стену, ведь так?

Тави усмехнулся в ответ:

– Здесь холодно, центурион. Возьми нас под стражу, если хочешь.

– Есть, командир! – ответил Шульц. – Если вы пройдете шестьдесят шагов на восток, то найдете проход. Я вас там встречу.

– Спасибо, центурион, я понял.

Тави повернул свою лошадь, и они вместе с Эреном поехали вдоль стены. И все время они слышали тихие голоса возбужденных легионеров – Сципио вернулся.

Тави ощутил эмоции, накатившие на него из-за стены: волнение, интерес и страх, всегда сопровождающий любые изменения, и самое ценное для командира – надежда. Пока Тави ехал вдоль стены, он видел, как легионеры салютуют ему, словно вышли на смотр, а не следят за потенциальным шпионом.

«Проход» в стене оказался здоровенным камнем, который ничем не отличался от остальных, но, когда Тави к нему приблизился, он растаял, точно воск, оставив проход, через который могла проехать лошадь. Колени Тави слегка задели стену, и он узнал стоявших на стене шестерых лучников Первого алеранского легиона с луками в руках, готовых послать свои меткие стрелы во врага, который попытается проникнуть за стену.

Как только лошадь Эрена миновала проход, полдюжины усталых инженеров Первого алеранского снова запечатали стену, вернув камень на прежнее место. Два лучника переключили свое внимание на Тави и Эрена, что и должны были делать, пока личности прибывших не будут установлены окончательно.

Тави был готов оставаться на месте, в кольце света факела Эрена, где несколько сотен легионеров могли его хорошо видеть. Разговоры на стенах стали громче, почти заглушив эхо карканья воронов, разносившегося над руинами.

Из темноты появился Шульц. Молодой центурион из когорты Боевых воронов был юным рекрутом во время битвы при Элинархе. Теперь он обзавелся шрамами и репутацией, которыми мог бы гордиться любой легионер Короны. В обеих руках центурион держал по жестяной солдатской кружке, над которыми в холодном ночном воздухе поднимался пар. Первую он вручил Тави, вторую – Эрену, и Тави с благодарностью принял крепкий чай.

– Ну вот, командир, – сказал Шульц, отдавая салют. – Ссыльный командир, – поправился он.

Тави ему улыбнулся.

– Огромное тебе спасибо, – сказал Тави.

Он сделал несколько глотков горячего чая, изучая Щульца. От центуриона исходил страх. Он старался вести себя с небрежной бравадой перед рядовыми легионерами, но его не покидала тревога – и у него имелись на то причины. Для охраны стены требовалось вдвое больше людей, из чего следовало, что Первый алеранский потерял слишком много солдат. Да и чай был слишком крепким. Никто не пьет такой крепкий чай, как бы сильно ни устали люди. Значит, легиону не хватает воды.

Они были напуганы, а страх мог уничтожить легион куда быстрее, чем любые клинки, и Тави сразу решил бороться с ним, продолжая потягивать чай.

– Мм, вы планировали это использовать в качестве извести?

– Для кирпичей, – ответил Шульц. – Но глупец Грегус его развел.

– Вопрос только чем, – тут же отозвался Тави.

Со стены послышался негромкий смех.

Шульц улыбнулся и огляделся по сторонам:

– Господин… могу я спросить… почему вы вернулись, командир?

Тави выпил еще немного чая. Только сейчас, когда с каждым глотком к нему начали возвращаться силы, он почувствовал, как сильно устал.

– Хм? Послушай, Шульц, ты никогда не услышишь прямого ответа от командира. Тебе бы следовало давно это понять. – Он сделал еще пару глотков, а легионеры снова негромко рассмеялись. – Корона нашла для нас местечко похуже, и мы получили приказ немедленно туда отправиться.

Шульц обвел рукой руины и собравшихся вокруг солдат:

– И оставить все это?

Все тут же принялись изображать фальшивое разочарование.

Шульц сразу понял, чтó пытается сделать Тави, и охотно его поддержал, чтобы хоть немного ослабить напряжение. Тави одобрительно ему кивнул:

– Именно так, центурион. Очень скоро вы получите приказ выступать.

– Есть, командир, – сказал Шульц, вновь отдавая салют.

Они услышали приближающиеся шаги, и Шульц отошел в сторону, уступая место Антиллусу Крассу, которого сопровождали несколько рыцарей Земли и Валиар Маркус.

– Шульц? – спросил Красс, с трудом сдерживая гнев. – Ты понимаешь, что вызвал меня с совещания командиров? Надеюсь, у тебя серьезная причина. Проклятые вóроны, кто разрешил зажечь факел…

Красс замер, подойдя к кругу света, который давал факел, и его глаза широко раскрылись, когда он увидел Тави и Эрена. Он открыл рот, словно собрался закричать, но стиснул зубы и коротко кивнул Тави.

– Центурион, вам удалось установить его личность?

– Нет, доблестный господин, – ответил Шульц. – Трибун Фосс сказал, что он слишком занят, чтобы исполнять дурацкие распоряжения.

– Да, сегодня так и есть, – вздохнул Красс.

Тави спешился, продолжая держать кружку с чаем в левой руке. Он терпеливо ждал.

Красс убедился, что лучники его прикрывают, подошел к Тави и протянул ему правую руку. Тави обменялся с ним рукопожатиями.

– Ваше имя? – спросил Красс.

На мгновение мир вокруг Тави замер.

Все детали вдруг приобрели кристальную четкость – запах древесного дыма от факела Эрена, бряцание доспехов легионеров на стенах, тусклый отблеск света факела на металле. Волосы Красса сильно обгорели, остался лишь короткий ежик, красные камни на канимском кинжале за его поясом мерцали кровавым светом. В небе застыли луна и звезды, и Тави показалось, что он остался один во всей вселенной с одним-единственным фактом: бóльшую часть своей жизни он прожил, окруженный туманом лжи и полуправды.

И сейчас, через несколько мгновений, все должно было измениться.

– Бóльшую часть моей жизни, – спокойно заговорил он, – меня знали как Тави из домена Бернарда, что в долине Кальдерон. Потом я стал Тави Патронусом Гаем, курсором. А в то время, когда меня знал ты, Красс, мое имя было Руфус Сципио, я являлся третьим субтрибуном и позднее командиром Первого алеранского легиона.

На вершине холма и руинах воцарилась полнейшая тишина.

Голос Тави звучал так уверенно и спокойно, что он сам не мог в это поверить.

– Но мое настоящее имя, – продолжал он, повысив голос так, что тот поднялся над стенами и руинами, – Гай Октавиан, сын Гая Септимуса, сына Гая Секстуса, Первого консула Алеры.

И когда эти слова прозвучали в вечернем воздухе, небо озарилось алым светом.

Тави не очень понимал, что произошло, но свет находился прямо у него за спиной, на юге, и озарял всю южную часть неба, словно он вызвал солнце из его ночного путешествия в темноту, чтобы оно возвестило о его присутствии. Стали видны руины и измученные, потрясенные лица легионеров, покрытые грязью и кровью. Тень Тави накрыла Валиара Маркуса, Красса и сопровождавших их рыцарей.

И тут к ним приблизилась вторая, более крупная группа людей, состоявшая из нескольких легионеров в доспехах сенаторской гвардии, командира Налуса и его старших офицеров, а также сенатора Гантуса Арноса, его телохранителей и прихлебателей.

Красс, который искал истину при помощи водяной магии, страшно побледнел, и его пальцы с силой сжали ладонь Тави. Через мгновение молодой трибун опустился на одно колено, а за ним его рыцари, Первое копье, потом и весь Первый алеранский легион последовали его примеру. Подобно реву прибоя, вдоль стен пронесся гром доспехов.

Сенатор застыл, широко разинув рот. Подол его мантии выпал из онемевших пальцев и окунулся в залитую кровью грязь.

– Я принцепс Гай Октавиан, – продолжал Тави громким ледяным голосом. – И я пришел сюда, чтобы призвать к ответу предательскую змею за ее подлые деяния.

Когда Тави произнес эти слова, из глубин земли послышался рокот, и она задрожала у него под ногами. Сердце Тави подпрыгнуло, и он едва не поддался страху перед зашатавшимися стенами. Ему ужасно захотелось поискать спасения под уцелевшей аркой.

Но он знал, что, если он так поступит, это произведет плохое впечатление на легионеров. Тави решил следовать за событиями. Он не понимал, что происходит, но проклятые вóроны, это только усиливало его позицию!

Он указал пальцем на ошеломленного сенатора:

– Гантус Арнос! За тайный сговор с врагами Короны, который привел к гибели сотен легионеров, за нападение на законную Первую госпожу Алеры и ее похищение твоими подручными по твоему прямому приказу, за убийство свободных алеранцев, жителей доменов и их семей, я называю тебя предателем твоего повелителя, предателем Короны и твоего народа!

Губы Арноса задергались, изо рта вырывались невнятные звуки.

– Я призываю тебя к ответу, предатель! – грохотал голос Тави, и ближайшая к нему стена зашаталась и рухнула. – Я вызываю тебя на журис макто, и пусть во́роны пируют над телом предателя!