Текст книги "Разбойничья злая луна"

Полковник смотрел мимо гостя. Там, за спиной контрразведчика, висела настенная карта с изумрудным пятном, которое должно было за ближайшие несколько дней увеличиться почти на треть.

«Какого чёрта! – решился наконец полковник. – Он сорвал мне операцию! Почему я обязан выгораживать его!..»

– Штатский, – отрывисто сказал он. – Штатский, причём из низших слоёв общества. Вульгарные обороты, истеричен… Хотя… Странно! Был момент, когда он перестал визжать, перешёл на «вы»… и, знаете, мне показалось, что со мной говорит…

– Интеллигент?

– Да! Совершенно иная речь! Как будто в разговор вмешался ещё один человек…

– Это очень важно, – предупредил гость. – Так он был один или их было несколько?

– Право, даже не знаю, – в замешательстве проговорил полковник.

Оба замолчали. Контрразведчик зябко горбился в кресле.

– Мне нужна ваша помощь, полковник, – произнёс он почти безразлично.

Тот удивился:

– Я лётчик…

– …а не контрразведчик, договаривайте уж!.. Как вы, полковник, ошибаетесь относительно этого господина! Ну, допустим, вы благодарны ему за что-то… Скажем, за приказ министра… Не надо, не надо, вы прекрасно знаете, о чём идёт речь! Но почему вы решили, что это первая и последняя операция, которую он вам срывает? Искать мы его будем долго, так что готовьтесь, полковник. Он вам себя ещё покажет.

Полковник, не отвечая, смотрел на карту за спиной гостя. Хуже всего было то, что контрразведчик прав.

– И чем же я могу вам помочь?

– Когда он за вас возьмётся в следующий раз, – попросил гость, – предупредите его… по-человечески… что он затеял опасную игру. Что у него на хвосте контрразведка. Сошлитесь на меня, укажите фамилию, должность, объясните, где меня найти. Добавьте, что я нехороший человек, что я полнации упрятал за решётку… Он должен на меня выйти! Я не могу больше довольствоваться информацией из вторых рук!

Полковник нервно усмехнулся.

– Вам тогда не придётся спрашивать, – предупредил он. – Вам придётся только отвечать.

– Придётся, – согласился гость. – Но я попробую построить беседу так, чтобы он проговорился всерьёз. Он болтун. Он не может не проговориться… А вы всё ещё колеблетесь: соглашаться или нет? Как вы не поймёте: мы с вами счастливые люди, полковник! Мы нашли применение нашим способностям, а это такая редкость! Нам дала работу война. Лучше, конечно, если бы работу нам дала мирная жизнь, но выбирать не приходится: нам её дала война. А голос… Я не знаю, кто он – докер, служащий… Он неудачник. Ему война не дала ничего. Поэтому, и только поэтому он против нас…

– Я выполню вашу просьбу, – с усилием проговорил полковник.

* * *

Из вежливости он проводил гостя до самолёта. Вблизи «лемминг» выглядел ещё омерзительнее – сплошь был разрисован торговыми эмблемами удобрений и ядохимикатов.

– У меня не выходит из головы один ваш вопрос, – признался полковник. – О количестве голосов. Вы всерьёз полагаете, что их несколько?

Гость искоса взглянул на него:

– А вы такой мысли не допускаете?

– Честно говоря, нет. Я ещё могу поверить, что раз в тысячелетие на планете рождается какой-нибудь сверхтелепат, но поверить в то, что их народилась целая банда и что все они проживают в нашей стране…

– А где вы ещё найдёте другую такую страну? – с неожиданной злостью в голосе сказал контрразведчик. – Мы живём в постоянном страхе вот уже двадцать лет! Если не война – то ожидание войны! Не сегодня завтра приобретём термоядерное оружие!

Казалось, продолжения не будет. Гость с недовольным видом следил, как его сотрудник и два технаря готовят машину к полёту.

– Психиатрические больницы переполнены, – с горечью, как показалось полковнику, снова заговорил он. – Ежедневно возникают какие-то новые, неизвестные аллергии, нервные расстройства!.. Я не удивлюсь, если окажется, что за двадцать лет стресса люди начали перерождаться, что наружу прорвались способности, о которых мы и не подозревали!..

– Не берусь судить, – осторожно заметил полковник. – Но вы же ещё сказали, что основной мотив голоса – недовольство, что он неудачник… Здесь у вас, по-моему, накладка. Кто же его заставляет быть неудачником? С такими способностями! Подался бы в профессионалы, в гипнотизёры, жил бы себе припеваючи… не влезая в политику…

– Ну а если такой человек и сам не знает о своих способностях? – негромко сказал гость.

– То есть как не знает? – Полковник опешил. – Не знает, что разговаривал со мной? Что заглушил двигатели – не знает?

Гость, прищурясь, словно высматривал что-то в белой бетонной пустыне аэродрома.

– Прочтёт утреннюю газету, взбеленится… – задумчиво проговорил он. – Начнёт мысленно проклинать того, о ком прочёл, спорить с ним, полагая, что собеседник – воображаемый…

– Что? – вырвалось у полковника. – Так он ещё вдобавок ни в чём не виноват?

Гость пожал плечами:

– Наше с вами счастье, полковник, что никто из них не может разозлиться надолго. Их хватает от силы на полчаса, а дальше – отвлекло насущное: служба, семья…

Видно было, что полковник потрясён.

– Как же вы его… Как же вы их будете искать? – проговорил он, глядя на контрразведчика чуть ли не с жалостью. – У вас просто нет шансов! Это же всё равно что вести следствие против Господа Бога…

Контрразведчик ответил ему невесёлой улыбкой.

– Мне нравится ваше сравнение, – заметил он. – В нём есть надежда. Если помните, следствие против Господа было как раз проведено очень удачно… Так вы уж, пожалуйста, не забудьте о моей просьбе, полковник…

* * *

На улицах столицы шелестели утренние газеты. Они падали в прорези почтовых ящиков, они развёртывались с шорохом в кафе и аптеках, серыми флагами безумия реяли они в руках мальчишек-разносчиков.

Только что открылись киоски. Возле одного из них стоял вчерашний гость полковника и, судя по всему, лететь на этот раз никуда не собирался. Надо полагать, из каких-то его расчётов следовало, что голос сегодня объявится именно в столице.

Контрразведчик купил утреннюю газету, хотя с содержанием её ознакомился ещё вчера вечером. Он всматривался в лица. Лица были утренние, серые. Серые, как газетный лист.

Докеры, служащие поспешно отходили от киоска и бегло проглядывали заголовки. О вчерашнем наступлении – ни слова, будто его и не было. На первой странице – сообщение о том, что министр обороны подал в отставку по состоянию здоровья.

Произойди такое пятнадцатью годами раньше, столица бы задрожала от хохота и возмущённых выкриков. Теперь же – ни звука, только тревожный бумажный шорох да отчаянные, как перед концом света, выкрики газетчиков-мальчишек.

В соседнем кафе задержали седого господина в очках: он, не отрываясь от статьи, достал и поднёс ко рту приборчик, оказавшийся при дознании коробкой с импортными пилюлями.

Были задержаны также несколько полуграмотных субъектов: эти, читая газету, усиленно шевелили губами, словно бранились шёпотом.

А вскоре дошло и до анекдота: на восточной окраине арестовали своего брата агента – у него была рация нового типа.

Но ведь где-то рядом в толпе двигались и настоящие носители голосов – издёрганные, запуганные, злые, неотличимые от остальных, сами не подозревающие о своей страшной силе. Уткнувшись в газету, они читали о том, что вчера Его Превосходительство господин Президент подписал контракт на постройку в стране первого реактора, способного производить сырье для термоядерных бомб.

Оставалось вглядываться в лица.

Никто не делился мнениями. Случайно встретившись взглядами, отворачивались или заслонялись газетой. За плечом каждого незримо стоял вежливый господин из контрразведки.

Многие, наверное, мысленно проклинали Президента, мысленно спорили с ним, но как определить, кто из них носитель голоса? А что, если… ВСЕ?

Мысль была нелепая, шальная, тем не менее контрразведчик побледнел и выронил газету.

* * *

Страх и бумажный шорох вздымались над столицей невидимым облаком. Страх и бумажный шорох. Казалось, что вот сейчас нервное напряжение достигнет предела и город, серый город-паук с его министерствами и тайными канцеляриями, – разлетится в пыль!..

– ТЫ, ПРЕЗИДЕНТ ЧЁРТОВ! – раздался высокий от бешенства голос.

Его Превосходительство господин Президент подскочил в кресле и схватился за кнопку вызова личной охраны.

1983

Маскарад

– А теперь – вручение призов за лучший маскарадный костюм!

Мушкетёры подкрутили усы, Чебурашки поправили ушки, громко затрещали пластмассовыми веерами какие-то придворные дамы.

Один лишь Пётр Иванович, главбух НИИ, был в своём будничном костюме, сером в полоску, – даже не удосужился приодеться ради праздника.

– Первый приз завоевала маска «Марсианин»! – Снегурочка зааплодировала.

К сцене сквозь толпу протиснулось какое-то двуногое – шипастое, рогатое, когтистое, с выхлопной трубой меж лопаток. Раскланиваясь, двуногое грациозно взялось когтями за своё зелёное рыло, стянуло его – и оказалось розовощёким институтским электриком Сазоновым.

– Мо-ло-дец!

– А мне? – глухо, как из бочки, спросил Пётр Иванович, но его не расслышали.

– Второй приз – «Цыганочка Аза»!

Инженер-конструктор Пернатова, отстреливая чёрными очами мужчин, звеня браслетами и монистами, взвилась на сцену и, в блеске смоляных кудрей и шелесте пёстрых юбок, порхнула к Деду Морозу: «Позолоти ручку, красноносенький, всю правду скажу!»

– Мо-ло-дец!

– А мне? – обиженно повторил главбух и двинулся к сцене.

Его опять не расслышали.

– Третий приз присуждается за костюм «Старик Хоттабыч»!

Директор НИИ, оглаживая длинную бороду из мочалки и снисходительно улыбаясь, прошествовал к сцене.

– Мо-лод-цы! – почему-то во множественном числе скандировал зал.

– А мне? – громко и возмущённо выкрикнул Пётр Иванович, хватая Снегурочку за полу шубки.

– Но у вас же костюма нет, – ослепительно улыбаясь, прошипела Снегурочка.

– А это? – Главбух отпустил шубку и ткнул себя в грудь.

– Но это же не маскарадный костюм! – не выдержал Дед Мороз.

– Так не дадите приз?

– А теперь викторина – «Чудеса в решете»! – звонко объявила Снегурочка, отворачиваясь от Петра Ивановича.

– Ну и ладно!

Оскорблённый главбух взялся рукой за лысину, стянул её вместе с лицом, костюмом, ботинками – и шипастый, когтистый, зеленорылый взлетел в воздух, с трудом протиснулся в форточку и, обиженно завывая выхлопной трубой меж лопаток, канул в метель.

1986

Сила действия равна…

– А ну попробуй обзови меня ещё раз козой! – потребовала с порога Ираида. – Обзови, ну!

Степан внимательно посмотрел на неё и отложил газету. Встал. Обогнув жену, вышел в коридор – проверить, не привела ли свидетелей. В коридоре было пусто, и Степан тем же маршрутом вернулся к дивану. Лёг. Отгородился газетой:

– Коза и есть!..

Газета разорвалась сверху вниз на две половинки. Степан отложил обрывки и снова встал. Ираида не попятилась.

– Выбрали, что ль, куда? – хмуро спросил Степан.

– А-а-а! – торжествующе сказала Ираида. – Испугался? Вот запульну в Каракумы – узнаешь тогда козу!

– Куда хоть выбрали-то? – ещё мрачнее спросил он.

– А никуда! – с вызовом бросила Ираида и села, держа позвоночник параллельно спинке стула. Глаза – надменные. – Телекинетик я!

– Килети… – попытался повторить за ней Степан и не смог.

– На весь город – четыре телекинетика! – в упоении объявила Ираида. – А я из них – самая способная! К нам сегодня на работу учёные приходили: всех проверяли, даже уборщицу! Ни у кого больше не получается – только у меня! С обеда в лабораторию забрали, упражнения показали… развивающие… Вы, говорят, можете оперировать десятками килограмм… Как раз хватит, чтоб тебя приподнять да опустить!

– Это как? – начиная тревожиться, спросил Степан.

– А так! – И Ираида, раздув ноздри, страстно уставилась на лежащую посреди стола вскрытую пачку «Родопи». Пачка шевельнулась. Из неё сама собой выползла сигарета, вспорхнула и направилась по воздуху к остолбеневшему Степану.

Он машинально открыл рот, но сигарета ловко сманеврировала и вставилась ему фильтром в ноздрю.

– Вот так! – ликующе повторила Ираида.

Степан закрыл рот, вынул из носа сигарету и швырнул об пол. Двинулся, набычась, к жене, но был остановлен мыслью о десятках килограммов, которыми она теперь может оперировать…

* * *

В лаборатории Степану не понравилось – там, например, стоял бильярдный стол, на котором тускло блестел один-единственный шар. Ещё на столе лежала стопка машинописных листов, а над ними склонялась чья-то лысина – вся в синяках, как от медицинских банок.

– Так это вы тут людей фокусам учите? – спросил Степан.

– Минутку… – отозвался лысый и, отчеркнув ногтем строчку, вскинул голову. – Вы глубоко ошибаетесь, – важно проговорил он, выходя из-за бильярда. – Телекинез – это отнюдь не фокусы. Это, выражаясь популярно, способность перемещать предметы, не прикасаясь к ним.

– Знаю, – сказал Степан. – Видел. Тут у вас сегодня жена моя была, Ираида…

Лысый так и подскочил:

– Вы – Щекатуров? Степан… э-э-э…

– Тимофеевич, – сказал Степан. – Я насчёт Ираиды…

– Вы теперь, Степан Тимофеевич, берегите свою жену! – с чувством перебил его лысый и схватил за руки. – Феномен она у вас! Вы не поверите: вот этот самый бильярдный шар – покатила с первой попытки! И это что! Она его ещё потом приподняла!..

– И опустила? – мрачно осведомился Степан, косясь на испятнанную синяками лысину.

– Что? Ну разумеется… А вы, простите, где работаете?

Степан сказал.

– А-а-а… – понимающе покивал лысый. – До вашего предприятия мы ещё не добрались. Но раз уж вы сами пришли, давайте я вас проверю. Чем чёрт не шутит – вдруг и у вас тоже способности к телекинезу!

– А что же! – оживился Степан. – Можно.

Проверка заняла минут десять. Никаких способностей к телекинезу у Степана не обнаружилось.

– Как и следовало ожидать, – ничуть не расстроившись, объявил лысый. – Телекинез, Степан Тимофеевич, величайшая редкость!

– Слушай, доктор, – озабоченно сказал Степан, – а выключить её теперь никак нельзя?

– Кого?

– Ираиду.

Лысый опешил:

– Что вы имеете в виду?

– Ну, я не знаю, по голове её, что ли, стукнуть… Несильно, конечно… Может, пройдёт, а?

– Вы с ума сошли! – отступая, пролепетал лысый. И так бедняга побледнел, что синяки на темени чёрными стали.

* * *

– Сходи за картошкой, – сказала Ираида.

Степан поднял на неё отяжелевший взгляд.

– Сдурела? – с угрозой осведомился он.

– Я тебе сейчас покажу «сдурела»! – закричала она. – Ты у меня поговоришь! А ну вставай! Разлёгся! Тюлень!

– А ты… – начал было он по привычке.

– Кто? – немедленно ухватилась Ираида. – Кто я? Говори, раз начал! Кто?

В гневе она скосила глаза в сторону серванта. Сервант накренился и, истерически задребезжав посудой, тяжело оторвался от пола. Степан, бледнея, смотрел. Потом – по стеночке, по стеночке – выбрался из-под нависшего над ним деревянно-оловянно-стеклянного чудовища и, выскочив в кухню, сорвал с гвоздя авоську…

– …у-у, к-коза! – затравленно проклокотал он, стремительно шагая в сторону овощного магазина.

* * *

– Знаешь, ты, доктор, кто? – уперев тяжкие кулаки в бильярдный стол, сказал Степан. – Ты преступник! Ты семьи рушишь.

Лысый всполошился:

– Что случилось, Степан Тимофеевич?

На голове его среди изрядно пожелтевших синяков красовались несколько свежих – видимо, сегодняшние.

– Вот ты по городу ходишь! – возвысил голос Степан. – Людей проверяешь!.. Не так ты их проверяешь. Ты их, прежде чем телетехнезу своему учить, – узнай! Мало ли кто к чему способный!.. Ты вон Ираиду научил, а она теперь чуть что – мебель в воздух подымает! В Каракумы запульнуть грозится – это как?

– В Каракумы? – ужаснулся лысый.

Сердце у Степана ёкнуло.

– А что… может?

Приоткрыв рот, лысый смотрел на него круглыми испуганными глазами.

– Да почему же именно в Каракумы, Степан Тимофеевич? – потрясённо выдохнул он.

– Не знаю, – глухо сказал Степан. – Её спроси.

Лысый тихонько застонал.

– Да что же вы делаете! – чуть не плача, проговорил он. – Степан Тимофеевич, милый! Да купите вы Ираиде Петровне цветы, в кино сводите – и не будет она больше… про Каракумы!.. Учили же в школе, должны помнить: сила действия всегда равна силе противодействия. Вы к ней по-хорошему – она к вам по-хорошему. Это же универсальный закон! Даже в телекинезе… Вот видите эти два кресла на колёсиках? Вчера мы посадили в одно из них Ираиду Петровну, а другое загрузили балластом. И представьте, когда Ираида Петровна начала мысленно отталкивать балласт, оба кресла покатились в разные стороны! Вы понимаете? Даже здесь!..

– И тяжёлый балласт? – тревожно спросил Степан.

– Что? Ах, балласт… Да нет, на этот раз – пустяки, не больше центнера.

– Так… – Степан помолчал, вздохнул и направился к двери. С порога обернулся.

– Слушай, доктор, – прямо спросил он. – Почему у тебя синяки на тыковке? Жена бьёт?

– Что вы! – смутился лысый. – Это от присосок. Понимаете, датчики прикрепляются присосками, ну и…

– А-а-а… – Степан покивал. – Я думал – жена…

* * *

Купить букет – полдела, с ним ещё надо уметь обращаться. Степан не умел. То есть умел когда-то, но разучился. Так и не вспомнив, как положено нести эту штуку – цветами вверх или цветами вниз, он воровато сунул её под мышку и – дворами, дворами – заторопился к дому.

* * *

Ираида сидела перед зеркалом и наводила зелёную тень на левое веко. Правое уже зеленело вовсю. Давненько не заставал Степан жену за таким занятием.

– Ирочка…

Она изумлённо оглянулась на голос и вдруг вскочила. Муж подбирался к ней с кривой неискренней улыбкой, держа за спиной какой-то предмет.

– Не подходи! – взвизгнула она, и Степан остановился, недоумевая.

Но тут, к несчастью, Ираида Петровна вспомнила, что она как-никак первый телекинетик города. Степана резко приподняло и весьма чувствительно опустило. Сознания он не терял, но опрокинувшаяся комната ещё несколько секунд стремительно убегала куда-то вправо.

* * *

Он лежал на полу, а над ним стояла на коленях Ираида, струящая горючие слёзы из-под разнозелёных век.

– Мне?.. – всхлипывала она, прижимая к груди растрёпанный букет. – Это ты – мне?.. Стёпушка!..

Стёпушка тяжело поднялся с пола и, подойдя к дивану, сел. Взгляд его, устремлённый в противоположную стену, был неподвижен и нехорош.

– Стёпушка! – Голос Ираиды прервался.

– Букет нёс… – глухо, с паузами заговорил Степан. – А ты меня – об пол?..

Ираида заломила руки:

– Стёпушка!

Вскочив, она подбежала к нему и робко погладила по голове. Словно гранитный валун погладила. Степан, затвердев от обиды, смотрел в стену.

– Ой, дура я, дура! – заголосила тогда Ираида. – Да что ж я, дура, наделала!

«Не прощу! – исполненный мужской гордости, мрачно подумал Степан. – А если и прощу, то не сразу…»

* * *

Через каких-нибудь полчаса супруги сидели рядышком на диване, и Степан – вполне уже ручной – позволял и гладить себя, и обнимать. Приведённый в порядок букет стоял посреди стола в хрустальном кувшинчике.

– Ты не думай, – проникновенно говорил Степан. – Я не потому цветы купил, что телетехнеза твоего испугался. Просто дай, думаю, куплю… Давно ведь не покупал…

– Правда? – счастливо переспрашивала Ираида, заглядывая ему в глаза. – Золотце ты моё…

– Я, если хочешь знать, плевать хотел на твой телетехнез, – развивал свою мысль Степан. – Подумаешь, страсть!..

– Да-а? – лукаво мурлыкала Ираида, ласкаясь к мужу. – А кто это у нас недавно на коврике растянулся, а?

– Ну, это я от неожиданности, – незлобиво возразил Степан. – Не ожидал просто… А так меня никаким телетехнезом не сшибёшь. Подошёл бы, дал бы в ухо – и весь телетехнез!

Ираида вдруг отстранилась и встала.

«Ой! – спохватился Степан. – А что это я такое говорю?»

Поздно он спохватился.

* * *

Ираида сидела перед зеркалом и, раздувая ноздри, яростно докрашивала левое веко. За спиной её, прижав ладони к груди, стоял Степан.

– Ирочка… – говорил он. – Я ж для примера… К слову пришлось… А хочешь – в кино сегодня пойдём… Сила-то действия, сама знаешь, чему равна… Я к тебе по-хорошему – ты ко мне по-хорошему…

– Моё свободное время принадлежит науке! – отчеканила она по-книжному.

– Лысой! – мгновенно рассвирепев, добавил Степан. – Кто ему синяки набил? Для него, что ли, мажешься?

Ираида метнула на него гневный взгляд из зеркала.

– Глаза б мои тебя не видели! – процедила она. – Вот попробуй ещё только – прилезь с букетиком!..

– И что будет? – спросил Степан. – В Каракумы запульнёшь?

– А хоть бы и в Каракумы!

Степан замолчал, огляделся.

– Через стенку, что ли? – недоверчиво сказал он.

– А хоть бы и через стенку!

– Ну и под суд пойдёшь.

– Не пойду!

– Это почему же?

– А потому! – Ираида обернулась, лихорадочно подыскивая ответ. – Потому что ты сам туда сбежал! От семьи! Вот!

Степан даже отступил на шаг.

– Ах ты… – угрожающе начал он.

– Кто? – Ираида прищурилась.

– Коза! – рявкнул Степан и почувствовал, что подошвы его отрываются от пола.

Далее память сохранила ощущение страшного и в то же время мягкого удара, нанесённого как бы сразу отовсюду и сильнее всего – по пяткам.

* * *

Что-то жгло щёку. Степан открыл глаза. Он лежал на боку, под щекой был песок, а прямо перед глазами подрагивали два невиданных растения, напоминающие жёлто-зелёную колючую проволоку.

Он упёрся ладонями в раскалённый бархан и, взвыв, вскочил на ноги.

– Коза!!! – потрясая кулаками, закричал он в тёмный от зноя зенит. – Коза и есть! Коза была – козой останешься!..

Минуты через две он выдохся и принялся озираться. Слева в голубоватом мареве смутно просматривались какие-то горы. Справа не просматривалось ничего. Песок.

Да, пожалуй, это были Каракумы.

* * *

Грузовик затормозил, когда Степану оставалось до шоссе шагов двадцать. Хлопнула дверца, и на обочину выбежал смуглый шофёр в тюбетейке.

– Геолог, да? – крикнул он приближающемуся Степану. – Заблудился, да?

Степан брёл, цепляясь штанами за кусты верблюжьей колючки.

– Друг… – со слезой проговорил он, выбираясь на дорогу. – Спасибо, друг…

Шофёра это тронуло до глубины души.

– Садись, да? – сказал он, указывая на кабину.

* * *

Познакомились. Шофёру не терпелось узнать, как здесь оказался Степан. Тот уклончиво отвечал, что поссорился с женой. Километров десять шофёр сокрушённо качал головой и цокал языком. Потом принялся наставлять Степана на путь истинный.

– Муж жена люби-ить должен, – внушал он, поднимая сухой коричневатый палец. – Жена муж уважа-ать должен!.. Муж от жены бегать не до-олжен!..

И так до самого Бахардена.

* * *

Ах, Ираида Петровна, Ираида Петровна!.. Ведь это ж додуматься было надо – применить телекинез в семейной перепалке! Ну чисто дитё малое! Вы бы ещё лазерное оружие применили!..

И потом – учили ведь в школе, должны помнить, да вот и лысый говорил вам неоднократно: сила действия равна силе противодействия. Неужели так трудно было сообразить, что, запульнув вашего супруга на чёрт знает какое расстояние к югу, сами вы неминуемо отлетите на точно такое же расстояние к северу! А как же иначе, Ираида Петровна, – массы-то у вас с ним приблизительно одинаковые!..

* * *

Несмотря на позднюю весну, в тундре было довольно холодно. Нарты ехали то по ягелю, то по снегу.

Первые десять километров каюр гнал оленей молча. Потом вынул изо рта трубку и повернул к заплаканной Ираиде мудрое морщинистое лицо.

– Однако муж и жена – семья называется, – сообщил он с упрёком. – Зачем глаза покрасила? Зачем от мужа в тундру бегала? Жена из яранги бегать будет – яранга совсем худой будет…

И так до самого Анадыря.

1985