Текст книги "Разбойничья злая луна"

– По-моему, ответ на твой вопрос был дан ещё вчера, – сухо отозвался Сехеи. – Вечерние предпочли сжечь своё каноэ, но не допустили, чтобы оно приблизилось к Аату.

– А если бы его не удалось сжечь? Если бы он промахнулся? Если бы ракета ушла выше – по самому острову? Ты что, не знаешь, сколько отказов даёт техника? Стоит начаться военным действиям – и наши Детские острова окажутся в самом пекле. Они тоже будут сожжены, тамахи. Случайно. Промахами. Детские острова вечерних, может быть, и уцелеют – они расположены достаточно далеко от нейтральных вод. Но наше будущее будет сожжено…

– Что ты предлагаешь? – повторил Сехеи.

– Эвакуировать Детские острова. За Барьерный риф.

– Там нет незаселённых территорий, ты же знаешь. Там ещё работают миссионеры.

– Так пусть ребята сами добудут себе территорию. Их что, не учили владеть оружием?

– Ты сошёл с ума! – сердито бросил Сехеи. – Воевать – детям? С дикарями? Ты что, забыл: с дикарями – только лаской. Дикари – наш резерв.

– Табу… – язвительно выговорил Хеанги. – Опять табу… Однако сам ты не побоялся нарушить табу девять лет назад, когда высаживал десант на Сожжённых. Ты не побоялся взорвать Чёрного Минги вместе с его флагманом… Что с тобой, стратег? Человек! Сехеи тамахи!.. Ведь ты же был для нас легендой! Даже когда тебя отстранили от командования. Даже когда ты руководил миссией. Что с тобой? Ты постарел? Тебя уже может остановить какое-то табу?

– Я чувствую, ты не договорил, – прервал его стратег.

– Я даже не знаю, как ты сейчас со мной поступишь, но кто-то должен сказать об этом первый… Да, наше настоящее обречено, мы сожжём себя, ты прав. Выиграть может только наше будущее. Поэтому, как только Детские острова будут эвакуированы, войну следует начать немедленно. И первый удар нанести не по базам вечерних – они и так обречены, а по их Детским островам… Да-да, тамахи, я в своём уме и понимаю, что говорю. Уничтожить их будущее, сохранив наше. Это пока единственный шанс…

Сехеи сидел оцепенев.

– Я… я отстраняю тебя от командования, – хрипло сказал он.

Хеанги молчал, опустив голову.

– Я знал, что этим кончится, – проговорил он наконец.

– Я отстраняю тебя от командования! – К Сехеи вернулся голос. – Возглавишь группу кораблей «Тень» и завтра проведёшь разведку у Ледяного Клыка.

Хеанги удивлённо вскинул глаза:

– Вот как?.. Ты даже не отправляешь меня «на тростник»?

– Какой смысл отправлять тебя «на тростник», – буркнул Сехеи, – если не сегодня завтра война… Но командовать флотом ты не будешь!

– Тогда позволь мне усугубить свою вину, – сказал Хеанги. – Когда-то ты не ладил со Старым. Теперь, я вижу, ты живёшь с ним душа в душу. О да, Старые мудры! Они напридумывали множество всевозможных табу, связав нам руки…

– Может быть, это как раз то, что нужно, – хмуро заметил Сехеи. – Связать нам руки…

– Я вот думаю, – не услышав его, продолжал Хеанги, – а чем мы, собственно, отличаемся от хеури? От дикарей!.. Да ничем, кроме техники. У них табу, и у нас табу. У них – огромный краб Итиуру, у нас – Великий Враг. У них колдуны, у нас Старые…

– Человек! – Сехеи повысил голос.

– Причём странные колдуны, – возбуждённо блестя глазами, говорил Хеанги. – Скажи, тамахи, ты никогда не задумывался: как удивительно всё складывается! Стоит нам достичь перевеса, как тут же срабатывает какое-нибудь табу или вмешивается сам Старый, или вечерние по волшебству оказываются информированными о наших планах! Личная разведка Старых? Покажи мне хоть одного человека из этой разведки!.. Почему он отстранил тебя от командования, когда ты высадил десант на Тара-Амингу? Не потому ли, что боялся? Боялся перевеса в нашу пользу!.. Так кто же они такие, эти Старые? Кто, тамахи?..

– Человек! – Сехеи встал и выглянул из хижины. – Благодари Источник, – сказал он, снова поворачиваясь к Хеанги, – что мы говорили с тобой наедине. Если бы хоть одна живая душа услышала наш разговор, мне бы пришлось бросить тебя в Акулий залив. Без ножа. Связанным… Завтра выведешь группу «Тень» в разведку. Иди.

Хеанги, осклабясь, поднялся.

– Источник… – повторил он. – Источник Всего Сущего… Мои предки не верили в Источник. Они верили в Праматерь Акулу. Которой ты меня собрался бросить… – Он пошёл было к выходу, потом вдруг остановился и резко повернул к Сехеи искажённое лицо. – Я другого боюсь, тамахи. Не Акульего залива, не «тростника»… Другого. Понимаешь, мне всё время кажется, что там, в нейтральных водах, – огромное зеркало!.. Что мы и вечерние отражаемся друг в друге, понимаешь?.. И вот сейчас там, по ту сторону, кто-то подошёл к Ионги тамахи точно так же, как я к тебе… Но там его не прогнали, не отстранили – там его выслушали и согласились с ним…

Голос его прервался, и тот, что был недавно Правой рукой стратега, быстро вышел из хижины. Казалось, он прихрамывает – настолько неправильной была его татуировка…

И всё равно бы у Хеанги ничего не получилось! За ночь Детские острова не эвакуируешь. Но даже если бы такое удалось, далеко бы они не уплыли. Наутро разведка вечерних донесла бы, что Аату-2 – пуст, а корабль, вышедший из зоны Детского острова, уже можно атаковать… Нет, даже от стратега сейчас не зависит почти ничего. Делай глупости, отдавай самые нелепые приказы – и всё равно архипелаг будет сожжён. Рано или поздно. Если на место Сехеи придёт Хеанги – чуть раньше, если Таини – чуть позже…

Сехеи поднялся и вышел из хижины в сырой, мечущийся из стороны в сторону ветер. Шторм выдохся. Внизу из ночной черноты рвались, трепетали в долине язычки спиртового пламени над керамическими перегонными кубами. Держась за канат, Сехеи спустился по крутой тропинке и, обогнув оставленную для маскировки невырубленной пальмовую рощицу, остановился. Впереди хлюпало и бормотало. Сточная канава была в трёх шагах. Там, дыша перегаром, медленно, как остывающая лава, шла самотёком барда. Вниз, в бухту.

Задержав дыхание, стратег двинулся к мостику с двойными канатными перилами. Под ногами зашуршала хрупкая засохшая корка. В прыгающем полусвете забранного сеткой спиртового фонаря ему померещилось вдруг, что из отвратительной ползущей массы выпячиваются горбом человеческий загривок и низко опущенная голова. Но всмотреться уже не было времени – дыхание кончалось.

Перебравшись на ту сторону, Сехеи первым делом заглянул в ангар, где при свете стеклянных трубок разбирали «рутианги». Там ему доложили, что машина захвачена поразительная: судя по всему, редкой манёвренности, скоростная, возможный радиус действия – практически весь архипелаг. Да что там говорить – шесть принципиально новых узлов, а наших дикарей из конструкторского – «на тростник» пора гнать всей командой…

– Где Хромой? – спросил стратег.

Ему доложили, что Хромой беседует с вестником в укрытии. Пройдя коротким, продолблённым в скале коридором, Сехеи приоткрыл входную циновку и заглянул внутрь. Да, беседовали…

– Всё равно глупо ты тогда сделал, глупо! – с жаром говорил вестник Арраи. – Ты же видел, что я захожу тебе в хвост! Надо было…

Слова у вестника кончились. Теперь заговорили руки. Правая изображала ракетоплан Хромого, левая – его собственный. А вокруг снова ревело разорванное ракетами небо над Тара-Амингу.

Хромой слушал вестника с восторгом. Его изуродованное ожогами лицо сияло.

– Так мне же только этого и надо было! – закричал он, отводя в сторону руки вестника. – Меня же и подняли – утащить вас подальше от транспорта. Изобразить прорыв к авианосцу, понял? И вы клюнули! А пока вы со мной возились, транспорт успел уползти в бухту, под прикрытие! Так что это ещё вопрос – кто кого!.. Но таранил ты меня, конечно, классно…

«Вот и сбылось Пророчество, – с усмешкой подумал Сехеи. – Прозвучало Настоящее Имя Врага, и нет отныне ни утренних, ни вечерних…»

Он вошёл, и разговор оборвался. Оба пилота встали перед стратегом. Лицо у вестника снова было надменное, замкнутое.

– А что ты сам об этом думаешь? – спросил Сехеи. – Почему послали именно тебя? И на такой машине…

– Я вестник, – сдержанно ответил Арраи.

Этим было сказано всё. Жги его, прокалывай медленно бамбуком – ответ будет один: я вестник. И не было ещё случая, чтобы хоть кто-нибудь из них заговорил и открыл бы, с какой истинной целью он послан. Да им и не сообщали никогда истинной цели. И не потому что в мужестве их сомневались, а так – на всякий случай…

– Я знаю, – мягко сказал Сехеи. – И не буду тебя больше об этом спрашивать…

Он повернулся и увидел, что у входа, придерживая циновку, стоит Таини и смотрит на парламентёра.

– Я искала тебя, – сказала она, заставив себя наконец повернуться к стратегу.

Они вышли и остановились у стены ангара.

– Я запросила «тростник». Того человека найти нигде не удалось. Видимо, они уже убили его…

– На решётках смотрели?

– Рано… – помолчав, отозвалась она. – К решёткам его вынесет завтра к полудню…

Сехеи оглянулся на вход в укрытие:

– Так ты не хочешь поговорить с ним?

– Не знаю, – сказала она. – Нет.

– Почему?

– Не знаю… – Таини с тоской смотрела на проступающие сквозь циновку тени бамбуковых рёбер ангара. – Я сейчас увидела его… Это он, но… Это совсем уже другой человек, тама’и. Он давно всё забыл. Мы теперь просто не поймём друг друга…

Каравелла «Святая Дева». Пятидесятый день плавания

Молясь и предаваясь благочестивым размышлениям, я прогуливался в одиночестве по песчаному, усеянному невиданными раковинами берегу, когда зрение моё было смущено следующей картиной: два солдата заметили подкравшегося к лагерю туземца, и один из них со смехом выстрелил из мушкета. Туземец упал, и солдат с ножом в руке приблизился к нему, намереваясь зарезать несчастного, как бессмысленное животное.

Я поспешил к ним и приличными случаю словами указал солдату, что он берёт на душу тяжкий грех, убивая человека ради забавы. На это солдат возразил мне, что, поскольку туземец не приобщён к истинной вере и не знает Бога, то, следовательно, в убийстве его не больше греха, чем в убийстве зверя.

«Домашний скот дьявола» – так выразился этот простолюдин, и я не мог не подивиться меткости его слов. Действительно, лицо несчастного было обезображено изображениями ската и акулы, которые, как известно, суть не что иное, как два воплощения врага рода человеческого.

Но мне ли, искушённому в риторике и богословии, было отступать в этом споре! Не лучше ли будет, вопросил я, дать Божьему созданию умереть не как зверю, но как человеку, узревшему свет истинной веры? И солдат, подумав, спрятал свой нож.

Сердце моё ликует при воспоминании о том, какая толпа собралась на берегу, дабы присутствовать при совершении обряда, какой радостью и благочестием светились обветренные грубые лица этих людей, как ободряли они – низкими словами, но искренне – туземца, готового воспринять свет Божий.

Адмирал был недоволен, что отплытие откладывается, но даже ему пришлось уступить единому порыву осенённой благодатью толпы. Обряд был совершён, и туземца с торжеством возвели на костёр, ибо теперь, перестав быть бессмысленным животным, он подлежал церковному суду за явную связь с дьяволом.

Прими его душу, Господи! Он умер как человек, пламя костра очистило его, выжгло все вольные и невольные прегрешения.

А ночью мне явился некто в белых ризах и рёк: иди на юг. Там живут, не зная веры, не ведая греха, и золото лежит брошенное за порогами хижин…

Руонгу. Резиденция Старого. Шестьдесят первый год высадки. День двести шестой

Поскрипывали канаты. Шурша серым, высохшим до хрупкости маскировочным тряпьём, плетёная кабина подвесной дороги карабкалась всё выше и выше вдоль зелёного склона Руонгу. Зелень, впрочем, была с белёсым налётом, а подрагивающую кабину то и дело обдавало тухлыми запахами химического завода.

Полуобернувшись, Сехеи хмуро следил, как отступает подёрнутая мутной плёнкой бухта, с каждым метром пути становясь всё красивее. То здесь, то там беспорядочно мелькали ослепительные вспышки передающих зеркал.

Руонгу лихорадило. В порту происходило и вовсе нечто непонятное. Пока запрашивали по гелиографу подтверждение вызова, у Сехеи было время понаблюдать, как спешно ведётся разгрузка только что загруженного к эвакуации каравана.

Обычная предвоенная неразбериха.

Между тем листва, проползающая под ногами, стала, как и положено листве, зелёной, тошнотворные запахи остались внизу, ещё метров двадцать – и терраса… Вскоре кабина остановилась, покачнувшись, и Сехеи неловко выбрался наружу.

Его ждали. Хмурый паренёк с лёгким ракетомётом под мышкой отступил перед ним на шаг. В глаза не смотрит, но короткий ствол направлен прибывшему в живот. Судя по татуировке, новый пилот и телохранитель Старого… Странно, подумал Сехеи. Что могло случиться с Анги? Старый, помнится, был очень привязан к своему прежнему пилоту.

Паренёк пропустил стратега вперёд, и они двинулись мимо распяленной на бамбуковых шестах жёлто-зелёной мелкоячеистой сети, под которой уставила в небо туго набитые ракетами соты зенитная установка.

Далеко внизу за оперённым пальмами обрывом сияла жемчужная бухта Руонгу. На краю обрыва два связиста в поте лица работали с Большим Зеркалом. С тем самым зеркалом, что передало вчера через атоллы неслыханный приказ – поверить парламентёру.

В целом здесь ничего не изменилось. Хижина Старого по-прежнему располагалась неподалёку от горного озерца. Она мало чем отличалась от хижины самого Сехеи – лёгкий разборный каркас и циновки, испятнанные с внешней стороны клочьями маскировочной зелени. У берега под естественным навесом из листвы покачивался на поплавках всегда готовый к старту двухместный ракетоплан. Поодаль в скальной стене зияла дыра – вход в пещеру-укрытие.

Они остановились перед распахнутой настежь стеной хижины.

– Ты можешь отдыхать, малыш, – раздался слабый надтреснутый голос. – Оставь нас…

Перед распахнутой настежь стеной на странной конструкции из бамбука, именуемой стулом, сидел ровесник мира. Сидел бог. В нём было пугающим всё: и древнее – цвета песка – лицо, нетатуированное, как у оборотня, и то, что от горла до пят он всегда был закутан в белую тапу. Но главное, конечно, глаза. Нечеловеческие, водянисто-голубые, страшной глубины глаза.

– А ты располагайся, тамахи. Разговор будет долгий…

Те же слова, та же интонация, что и девять лет назад, когда Старый отстранил его от командования и загнал на год к южным хеури.

Сехеи опустился на циновку, и оба посмотрели вслед уходящему пилоту. Он даже со спины был хмур, этот подросток, даже ракетомёт его на длинном ремне болтался так, словно готов был в любой момент огрызнуться короткой очередью. Сам по себе.

– Видел? – ни с того ни с сего ворчливо пожаловался Старый. – Оскорбили его!.. Вместо того чтобы сжечь в первой же стычке, взяли и приставили к старой развалине. Ни полетать, ни пострелять…

С личными пилотами Старому не везло. Каждый вновь назначенный молокосос на удивление быстро избавлялся от почтительного трепета, начинал капризничать, дерзить… Хотя, с другой стороны, всё правильно: нельзя воину быть на побегушках. Пусть даже на побегушках у бога…

– А где Анги? – спросил Сехеи.

Уголки рта у Старого сразу опустились, морщинистое лицо застыло в скорбную маску.

– Не знаю, – брюзгливо отозвался он. – В нейтральных водах, надо полагать… Отпросился воевать, дурачок… Ему, видишь ли, уже двадцать лет, а он ещё не убит! Сам понимаешь, неловко, люди коситься начинают…

Умолк с ядовитой полуулыбкой на сухих старческих губах. Сехеи ждал, но Старый, казалось, забыл о нём – остекленело смотрел куда-то поверх плеча стратега.

– Старый, – негромко позвал Сехеи. – Ты вызвал меня…

– Да, – сказал Старый. – Вызвал…

Глаза его ожили. Кроме личных пилотов, Сехеи, пожалуй, был единственным, кто мог долго и спокойно глядеть в глаза Старому. О Старых можно сплетничать, можно рассказывать шёпотом страшные легенды об их происхождении, можно даже усомниться в их мудрости. Но всё это – за спиной, тайком, не в глаза…

– Сехеи, – сказал Старый. – Так уж вышло, что мы гребём с тобой в одной лодке второй десяток лет. Ты был ещё нетатуированным малышом на Детском острове, а я уже знал о тебе. А ты обо мне узнал и того раньше… Всю жизнь ты получал от меня советы, прислушивался к ним… Или не прислушивался. Чаще всего не прислушивался… Скажи, тебе никогда не приходило в голову: а кто они, собственно, такие, эти Старые? По какому, собственно, праву они решают твою судьбу?

Неужели он вызвал его сюда, на Руонгу, только для того, чтобы задать этот вопрос? Сехеи почувствовал раздражение. Иногда ему казалось, что Старый бессмертен: нужно было иметь огромный запас времени, чтобы растрачивать его с такой лёгкостью на пустые, ни к чему не ведущие разговоры.

– Я оставил флот, Старый, – напомнил он. – Я передал командование Таини тамуори, а она ненадёжна…

Он не договорил, потому что Старый вдруг принялся хватать ртом воздух.

– Та… Таини? – жутко уставясь, выговорил он. – Какая Таини? Та, что сменила вымпелы? Ты что, не мог никого найти, кроме этой акулы?

– Нет, – сказал Сехеи. – Не мог. Что происходит, Старый? Вечерние нарушили главное табу. Вчера они…

Эти слова почему-то привели Старого в бешенство. Морщинистое лицо его затряслось.

– Когда же ты наконец поймёшь! – злобно закричал он. – Нет больше ни утренних, ни вечерних! Нет! Каравеллы в водах архипелага! Четыре каравеллы!

Сехеи смотрел на него с тревогой, начиная уже опасаться: а не сошёл ли Старый с ума?

– Каравеллы? – недоверчиво переспросил он. – Корабли, о которых говорится в Пророчестве?

– Да! – выкрикнул Старый. – Говорится! В Пророчестве! Или ты хочешь сказать, что тебе не посылали вчера парламентёра с Настоящим Именем Врага?

– Посылали, и на «рутианги», – растерянно ответил Сехеи.

Старый дышал тяжело, с хрипом.

– Изолгались, запутались!.. – с отвращением выговорил он. – Ничему уже не верят, даже этому…

Последовала выматывающая душу пауза: Старый переводил дыхание.

– Я ведь не зря несколько дней назад послал тебе запрос, не твоих ли это рук дело… – заговорил он, отдышавшись. – Во время урагана один из авианосцев вечерних был отброшен к северу и там наткнулся на каравеллу. Капитан совершил глупость: вместо того чтобы следовать за Врагом по пятам, известил Ледяной Клык, а сам пошёл на предписанную базу. Подняли четвёртый флот…

– Четвёртый флот вечерних? – быстро спросил Сехеи.

– Ну естественно… – проворчал Старый. – Обшарили акваторию, но каравеллы уже и след простыл. Их обнаружили только вчера – с воздуха. Всю эскадру, четыре каравеллы… Ты даже представить не можешь, как нам помешал этот шторм. Мы ничего не успели предпринять. Каравеллы подошли к Аату-шесть вечерних и первым делом дали залп по острову. Для устрашения. Сегодня, судя по всему, они высадят там десант…

Сехеи давно уже намеревался перебить Старого, но последняя фраза оглушила его.

– Десант – на Детский остров? – Прищур стратега был страшен.

– Да, – сказал Старый. – Десант на Детский остров… – Глаза его вдруг обессмыслились, речь перешла в невнятное бормотание. – Всё, тамахи, всё… Кончено… Завтра – Большой Круг… Табу с Атолла – двадцать семь уже снято… Так что давайте уж как-нибудь сами… Без нас…

– Старый! – это был почти окрик. – Я срочно лечу на базу! Я должен быть вместе с флотом! Почему ты не вызвал меня сразу на Атолл – двадцать семь? Почему ты вызвал меня сюда?

– Сиди! – Старый подскочил как ужаленный. – Ишь наловчились!.. Словом уже не с кем перемолвиться! Стоит только рот раскрыть – кто куда, врассыпную!.. Тот – воевать, этому – флот… Не утонет твой флот! – Замолчал, гневно взглядывая на стратега. Потом ни с того ни с сего осведомился, который нынче год.

– Шестьдесят первый, – буркнул Сехеи. – Со дня Высадки.

– Шестьдесят первый год со дня Высадки… – медленно повторил Старый. – То есть этого дня я ждал шестьдесят один год…

Стало заметно, как сильно дрожат его руки. Сехеи показалось даже, что Старый просто не знает, куда их деть. Вот правая, соскользнув с колена, опустилась зачем-то на крышку небольшого металлического ящика, покрытого облупившейся по углам серо-зелёной краской. Предмет, знакомый Сехеи с детства. Один из общеизвестных атрибутов Старого – как нелепая подставка из бамбука, именуемая стулом, или как белая тапа, только и способная, что сковывать движения да прикрывать наготу. Неясно, правда, с какой целью.

– Нет, – сказал вдруг Старый. – Не так…

Он запустил руку под стул и извлёк оттуда два предмета: стеклянный сосуд с делениями и полированную круглую чашку из кокосового ореха. Вызывающе и насмешливо взглянув на стратега из-под пегой брови, он медленно, будто демонстрируя, как это надлежит делать по всем правилам, вынул стеклянную пробку, налил в чашку прозрачной жидкости и, снова закупорив склянку, поставил её на циновку.

– Будешь?

Слегка отшатнувшись, Сехеи смотрел на протянутую ему чашку. За свою долгую, почти уже тридцатилетнюю жизнь, он устал пресекать дурацкие слухи о том, что Старые пьют горючее. И в самом деле – он видел это впервые.

– Ну и правильно, – сказал Старый и выпил.

Сехеи смотрел.

Некоторое время Старый сидел, уткнув большой пористый нос в белую тапу на плече. Потом вздохнул стонуще и выпрямился.

– Мы пришли из другого мира, тамахи, – торжественно сообщил он.

– Да, – сказал Сехеи, всё ещё не в силах отвести взгляд от кокосовой чашки. – Я знаю.

Старый запнулся и непонимающе уставился на стратега:

– Откуда?

– Ты сам мне об этом говорил. И не однажды.

– И ты ни разу не усомнился в моих словах?

«Источник! – с неожиданной злостью подумал Сехеи. – А когда мне было сомневаться? Когда я готовил десант на Тара-Амингу? Или когда хеури собирались спалить меня заживо вместе с миссией?»

– Можешь не отвечать, – сказал Старый. – Я понял… И всё же тебе придётся выслушать меня до конца. Собственно, за этим я тебя и вызвал…

По-над краем обрыва летели вразброс полупрозрачные расплывающиеся клочья чёрного дыма. «Оружейный», – машинально отметил Сехеи и вдруг вспомнил, что оружейный завод на Руонгу остановлен четыре дня назад для демонтажа и последующей эвакуации. Источник! Они опять запустили оружейный! Да-да, и тот караван, разгрузку которого он только что видел в порту… Неужели всё-таки правда? Каравеллы, Великий Враг…

– Совершенно иной мир, – говорил тем временем Старый. – Представь себе город – большой, как Руонгу… Многоэтажные каменные дома с окнами из стекла… Широкие ровные дороги, которые здесь даже не с чем сравнить… А вместо океана – земля. Во все стороны. До горизонта и дальше…

Однажды Сехеи пытался уже представить то, что Старый называет городом, и ему показалось тогда бессмысленной тратой сил возводить огромные, как форт, сооружения только для того, чтобы в них жили люди…

– Представь себе… – говорил Старый. – А, Источник! Ты просто не сможешь! Ну хотя бы попробуй… Попробуй представить компанию молодых людей, у которых очень много свободного времени… Которые могут – просто так! – собраться, поболтать, поспорить… О чём угодно. Хотя бы об истории. И вот один из них… из нас… гуляя за городом, случайно обнаружил некое уникальное явление – нечто вроде лазейки, соединяющей наши миры… Но наверное, начать нужно не с этого…

Сехеи осторожно скосил глаз на связистов. Большое Зеркало бросало очередную серию бликов в сторону Ана-Тиангу. «Всем флотам!» – удалось разобрать ему по колебанию рабочей плоскости. Там, на краю обрыва, в сжатой и ясной форме передавалось то, что с огромным количеством никому не нужных подробностей предстояло сейчас выслушать ему.

– …начать, наверное, нужно вот с чего, – говорил Старый. – Примерно за две тысячи лет до моего рождения в том мире, откуда мы пришли, возникла вера в бога, который позволил людям убить себя, дабы примером своим научить их кротости и милосердию… Но вот что странно, тамахи: ни одна, даже самая кровожадная, религия не пролила столько крови, сколько эта – милосердная и кроткая! Именем убитого бога людей сжигали на кострах, именем его уничтожались целые цивилизации! Народы утрачивали свою историю и вырождались! Они подбирали объедки со стола европейцев… (Да-да, тамахи! Настоящее Имя Врага!)…они ходили в европейских обносках, они украшали себя блестящим мусором, выброшенным европейцами за ненадобностью!.. Можешь ты представить себя в ожерелье из стреляных гильз и с жестянкой от консервов на голове?..

«Неужели он решил пересказать мне всё Пророчество? – ужаснувшись, подумал Сехеи. – Как вовремя я отстранил Хеанги от командования! Таини – та, по крайней мере…»

– …в каждой компании обязательно есть свой лидер, – говорил и говорил Старый. – Наш лидер был историком. Он изучал завоевания европейцев. Изучал, ненавидя. Такой вот странный случай… Его сводило с ума, что никто и нигде не смог оказать им достойного сопротивления… И он убедил нас. Он доказал нам, что будет преступлением не воспользоваться лазейкой и упустить этот шанс – может быть, единственный шанс за всю историю человечества… Ах да, я же забыл о главном!.. Видишь ли, когда мы впервые проникли сюда и увидели атоллы, пальмовые рощи, не знающих металла островитян, – мы решили, что попали каким-то образом в наше собственное прошлое, на архипелаги Океании до прихода туда европейцев… Так вот, он убедил нас. Он умел убеждать. Он зачитывал нам старинные документы о том, что творили конкистадоры на завоёванных землях, – и хотелось драться. Насмерть. До последнего… Мы были молоды, Сехеи. Да-да, представь, Старые тоже когда-то были молоды… Что же касается меня… Меня даже и убеждать не стоило. Видишь ли, тамахи, мой прадед был миссионером… Европейским миссионером. Человеком, учившим покорённых островитян смирению, учившим их вере в убитого бога, отбирающим у них последние крохи их прошлого… Его звали Смит… И я шёл сюда с мыслью об искуплении. Шёл на бой с собственным прадедом…

С Пророчеством о Великом Враге Старый, надо полагать, покончил. Теперь он принялся излагать Историю Высадки. Своими словами… Еле слышный шелестящий звук отвлёк внимание стратега. Рядом с зенитной установкой, с отвращением уставясь куда-то вдаль, сидел на травке личный пилот и телохранитель Старого. Вконец осатанев от безделья, он бросал бумеранг. Бросив, пребывал некоторое время в хмурой задумчивости, потом нехотя поднимал руку и, не глядя, брал вернувшийся бумеранг из воздуха…

– Может быть, ты всё-таки отвлечёшься от этого головореза? – в крайнем раздражении осведомился Старый. – Тем более что я собираюсь сообщить тебе нечто действительно новое!.. – Помолчал сердито. Успокоившись, заговорил снова: – Мы скрыли от властей нашу лазейку и начали готовиться к Высадке. Геология, металлургия, медицина… Инструменты, приборы, вакцины против европейских болезней… Даже сахарный тростник. Мы, видишь ли, заранее знали, что до нефти нам здесь не добраться, и сразу делали ставку на спирт… И всё это пошло прахом, Сехеи. Мы оказались не нужны островитянам.

Стратег взглянул на Старого с удивлением.

– Да, не нужны, – уже с надрывом продолжал тот. – Они радушно приняли нас, они с интересом смотрели, как мы летаем на дельтапланах, поджигаем спирт и пользуемся металлическими орудиями… но перенимать ничего не хотели – зачем? Им неплохо жилось и без этого… А наши предупреждения о том, какую опасность представляют для них европейцы, они, опоэтизировав, превратили в Пророчество о Великом Враге. Одним пророчеством больше, одним меньше… И тогда мы пошли на страшный шаг, Сехеи. Мы разделились на две группы и предложили военную помощь двум враждующим племенам… И получили достойный ответ. «Наши дубины, – сказали нам, – из тяжёлого дерева, наконечники копий – из острого камня, наши руки сильны, а сердца отважны…» Теперь даже самые древние узлы архива не откроют тебе, кто первый обратился за помощью к Старым… Никто не обращался, Сехеи. Никто. Просто мы нанесли удар сразу по обоим племенам. Дельтапланы и плохонькие зажигательные бомбы. Но этого было достаточно. Видя, что противник настолько подл, что прибег к колдовству светлокожих пришельцев, ему решили ответить тем же… Вот с чего начинался твой мир, тамахи. Мир, в котором ты живёшь…

Старый заставил себя поднять голову и поглядеть Сехеи в глаза. Трудно сказать, какой реакции он ожидал, но стратег теперь смотрел на него с уважением и любопытством.

– Провокация, – медленно и, как показалось Старому, со вкусом проговорил он.

– Да, – сказал Старый. – Провокация. Твоё ремесло… В те времена в вашем языке даже слова такого не было…

Сехеи всё ещё оценивал уровень этого давнего деяния Старых, и, кажется, оценил высоко.

– Не знал, – с сожалением обронил он. – Но вот всё остальное… Прости, Старый, ты мне это уже рассказывал…

– Когда?

– Последний раз год назад. И ты уже спрашивал, могу ли я представить себя с жестянкой на голове и в ожерелье из стреляных гильз. Нет, не могу. Металл слишком дорог. Кроме того, это была бы очень хорошая мишень для снайпера.

– Ах вот как! – сказал Старый. – Значит, ты всё давно знаешь и удивить мне тебя нечем?

Сехеи промолчал. Он уже отчаялся добраться до сути. Вместо того чтобы говорить о Великом Враге, они говорили непонятно о чём.

– Хорошо… – зловеще пробормотал Старый. – Хорошо же… А ты ни разу не задумывался, каким образом наши военно-промышленные секреты становятся известны вечерним?

– Задумывался, – сразу насторожившись, ответил Сехеи. – И не я один.

– И к какому же выводу вы пришли?

– Да пожалуй, что ни к какому, – пристально глядя на Старого, сказал Сехеи. – Видимо, у них, как и у нас, есть личная разведка Старых…

Древние сухие губы покривились в невесёлой усмешке.

– Моя личная разведка, – язвительно выговорил Старый. – Вездесущая и неуловимая. Неуловимая по очень простой причине. По причине своего отсутствия. Не было никакой личной разведки, Сехеи. Не было и нет… – Подрагивающая морщинистая рука снова легла на крышку металлического, с обшарпанной краской, ящика. – Радиопередатчик, – отрывисто произнёс Старый. – Нет, до этого вы ещё не дошли… Хотя скоро дойдёте, раз уж добрались до электричества… Запомни, что я тебе сейчас скажу, Сехеи. Запомни и постарайся понять… С помощью этого вот прибора Старые постоянно обменивались информацией своих штабов и лабораторий…

Ещё на Детском острове в группе подготовки командного состава Сехеи поражал воспитателей своей способностью схватывать всё на лету. Сейчас, похоже, эта способность ему изменила. Наморщив высокий татуированный лоб, стратег непонимающе глядел на Старого. И вдруг словно что-то взорвалось со звоном в его ушах. Со страшной ясностью он снова увидел перед собой горящие склоны Тара-Амингу, когда неизвестно откуда возникший второй флот вечерних ударил навесным и в считаные минуты довёл плотность огня до такой степени, что первая волна десанта была испепелена буквально на глазах, когда огромное пламя с грохотом приподняло палубу подветренного корпуса «Мурены» – от кормы к носу, когда в ревущем небе потемнело от машин противника и принесли обожжённого Хромого – принесли, хотя никто уже не верил, что Хромой выживет и на этот раз…