Текст книги "Разбойничья злая луна"

Авторское отступление

Никогда эта забегаловка чистотой не блистала. На аренду их перевели, что ли? Стёкла – сияют, столики – в бликах, из гранёных стаканчиков торчат алые мордашки тюльпанов.

И при всём при том ни одного посетителя.

Светлана невольно задержалась на пороге, ожидая неминуемого окрика: «Ну куда, куда?! Вот народ! Видят же, что банкет, и всё равно лезут!» Но Игорь твёрдой рукой подхватил её под локоток, и пришлось войти.

Господи! Мало ей предстоящего разговора!.. Сейчас он сцепится с персоналом и начнёт доказывать с пеной у рта, что в таких случаях вешают плакатик. С надписью: «Банкет». Или даже: «Извините, банкет». И будет, конечно, прав…

Однако никто никого не окликнул, и супруги беспрепятственно прошли к одному из столиков. Усадив Светлану, Игорь сел напротив. Переговоры на высшем уровне… Строгий серый костюм-тройка, бледное злое лицо, бескровные губы упрямо сжаты… И брюки на коленях поддёрнуть не забыл.

– Ну? – с вызовом сказала Светлана.

Игорь молчал. Видимо, раскладывал предстоящий разговор на пункты и подпункты. Из глубины помещения к столику приближалась официантка в кружевном нейлоновом передничке. Официантка – в забегаловке? Что-то новое…

– Два фруктовых коктейля, если можно, – процедил Игорь, не повернув головы.

«Сейчас она нас обложит», – подумала Светлана.

К её удивлению, официантка – плечистая баба с изваянным склоками лицом – ответила улыбкой. Проще говоря, обнажила зубы, как бы собираясь укусить, но не укусила – пошла выполнять заказ.

Да что это с ними сегодня?

– Ты знаешь, – тусклым ровным голосом заговорил наконец Игорь, – что разводиться нам сейчас нельзя никак. Времена – временами, а с аморалкой по-прежнему строго…

Нахмурился и умолк, недовольный началом. Светлана нервно потянулась к сумочке с сигаретами, но тут же вспомнила, что здесь не курят.

– На развод я, по-моему, ещё не подавала.

На скулах Игоря обозначились желваки. Он заметно исхудал за последние два месяца. В лице его определённо появилось что-то от насекомого. И эта новая привычка вытягивать шею, когда злится…

– Да, – отрывисто сказал он. – Не подавала. Тем не менее все уже знают, что живёшь ты у подруги. У этой у своей… У Лидочки…

– Та-ак… – Прищурившись, Светлана откинулась на спинку стула. – Понимаю… То есть ради твоей блестящей карьеры я должна вернуться домой и изображать семейное счастье?..

Она запнулась, потому что в этот миг что-то произошло. Вернее, не то чтобы произошло… Как-то всё вдруг прояснилось перед глазами: сахарно сверкнула мини-скатерка в центре столика, веселее заиграли грани стаканчика, вздрогнул налившийся алым тяжёлый хрупкий тюльпан.

Не понимая, в чём дело, Светлана растерянно обвела взглядом посветлевшее помещение. В дверях стоял посетитель – небрежно одетый мужчина лет сорока.

Склонив проплешину, он внимательно смотрел на супругов. Мятые матерчатые брюки, расстёгнутый ворот рубашки. И в домашних шлёпанцах, что поразительно…

– Да, – упрямо повторил Игорь. – Должна. В конце концов, существуют определённые обязанности…

Фраза осталась незаконченной – отвлекло шарканье шлёпанцев по линолеуму. Странно одетый посетитель направлялся к ним. Не извинившись, не поздоровавшись, он отставил стул, сел за столик третьим и бесцеремонно принялся разглядывать Светлану.

Игорь резко выпрямился.

– В чём дело? – севшим от бешенства голосом осведомился он. – Кругом масса свободных столиков! Вы же видите: мы разговариваем…

Подсевший обернулся и посмотрел на него с невыразимой скукой.

– Надоел ты мне – мочи нет, – произнёс он сквозь зубы. И, посопев, добавил ворчливо: – Пошёл вон…

Игорь вскочил. Светлана быстро опустила голову и прикрыла глаза ладонью. «Господи, скандал, – обречённо подумала она. – Сейчас ведь милицию начнёт звать, придурок…» Она отняла ладонь и увидела нечто невероятное: Игорь шёл к дверям. Шёл как-то странно – то и дело пожимая плечами, возмущённый и ничегошеньки не понимающий. На пороге оглянулся ошарашенно, ещё раз пожал плечами – и вышел.

Широко раскрыв глаза, Светлана повернулась к незнакомцу и встретила исполненный понимания взгляд.

– Представляю, как он надоел вáм, Светлана…

– А-а-а, – разочарованно протянула она, и губы её презрительно дрогнули. – Вы его начальник?

– Начальник? – Мужчина нахмурился и озадаченно поскрёб проплешину. – Ну, в каком-то смысле…

– Да в любом – спасибо, – с чувством сказала она. – Вы даже не представляете, от какого кошмарного разговора вы меня избавили. И всё-таки: кто вы такой?

Мужчина неловко усмехнулся и принялся стряхивать со светлых матерчатых брюк следы табачного пепла.

– Автор, – сказал он, скроив почему-то страдальческую физиономию.

На стол беззвучно опустились два высоких стакана с коктейлем.

– Спасибо, Маша, – сказал мужчина, и официантка – всё с той же застывшей улыбкой вампира, – странно пришаркивая, отступила на три шага и лишь после этого сочла возможным повернуться к посетителям спиной.

– Простите, а… автор чего? – Светлана не выдержала и засмеялась. Что-то забавное и непонятное творилось сегодня в отмытой до глянца забегаловке.

– Вообще… – уныло шевельнув бровями, отозвался мужчина. Брови у него были развесистые и неухоженные. – Всей этой вашей истории… Замужества вашего, развода…

– Простите… как?

Мужчина вздохнул.

– Я понимаю, – мягко и проникновенно проговорил он. – Для вас это звучит дико, пожалуй даже оскорбительно… И тем не менее вся ваша жизнь – это неоконченная повесть. Моя повесть… Не сердитесь, Светлана, но вы персонаж и придуманы мною…

Тут он замолчал и в недоумении уставился на собеседницу. Трудно сказать, какой именно реакции он ожидал, но Светлана слушала его с тихим восторгом. Потом поманила пальцем.

– А вы докажите, – радостно шепнула она в большое волосатое ухо.

– Что?

– Докажите, что вы автор…

Мужчина негодующе выпрямился.

– Чёрт знает что такое! – сообщил он куда-то в пространство. – Ну вот почему вы сейчас не расхохотались? Вы должны были звонко расхохотаться! Причём запрокинув голову…

– Я её в другой раз запрокину, – шёпотом пообещала Светлана. – А вы тоже зубы не заговаривайте. Вы докажите.

– Как?

– Устройте потоп, – не задумываясь, предложила она. – Вам же это просто. Вы же автор. «Вдруг начался потоп…»

– Никакого потопа не будет! – сердито сказал мужчина. – Потоп ей!..

– То есть как это не будет? – оскорбилась Светлана. – А как же Воннегут взял своего героя и…

– Воннегут – фантаст.

– А-а-а… – Светлана сочувственно покивала. – А вы, значит, реалист? Ну понятно. А я думаю: что это у меня жизнь такая серенькая… – Она со вздохом оглядела забегаловку и вдруг оживилась. – Ка-кая прелесть! Так это вы из-за меня тут приборку устроили?

Мужчина не ответил. Некоторое время он сидел отдуваясь, потом с силой вытер ладонью внезапно вспотевший лоб.

– М-да… – сказал он наконец. – Трудно с вами, Светлана. Очень трудно… То есть никогда не знаешь, что вы отколете в следующий момент…

– Да я и сама не знаю, – утешила она.

– Вот видите… – с упрёком сказал мужчина. – А у меня весь сюжет по швам затрещал, когда вы ушли жить к Лидочке.

– Как Татьяна у Пушкина, – преданно глядя на собеседника, подсказала Светлана. – Взяла и выскочила замуж, да?

– Слушайте, да что это вы меня всё время в краску вгоняете? – возмутился незнакомец. – Сначала – Воннегут, теперь вот – Пушкин!..

Он насупился и принялся хлопать себя по карманам.

– Ну вот… – раздосадованно сообщил он. – Конечно, забыл курево на машинке!.. Угостите сигаретой, Светлана. У вас там в сумочке болгарские…

Светлана оторопела, но лишь на секунду.

– А вы видели, как я их покупала, – с вызовом объявила она. – Видели-видели, не отпирайтесь! Я вас тоже, кстати, тогда заметила! Ещё подумала: что это за придурок на той стороне в шлёпанцах… Ой! – Она запоздало шлёпнула себя по губам. – Не обижайтесь… Ну соврала, ну не видела я вас… Правда, не обижайтесь, возьмите сигарету… Только спичек у меня нет. И здесь не курят.

– М-да… – мрачно повторил мужчина и оглянулся. – Валя! – позвал он.

– Маша, – поправила его Светлана.

– Что?

– В прошлый раз вы назвали её Машей, – тихо пояснила Светлана.

– Серьёзно? – Мужчина подумал. – А, ладно! Потом вычитаю и выправлю… Маша, огоньку бы нам…

Официантка беспрекословно принесла пепельницу со встроенной в неё зажигалкой.

– Сколько вы им заплатили? – с любопытством спросила Светлана, когда официантка ушла. – Слушайте!.. – ахнула она. – А как же вы с Игорем-то, а? Только не вздумайте рассказывать, что он тоже взял на лапу! Он хоть и крохобор, а принципиальный!..

– Давайте помолчим, Светлана, – попросил мужчина. – Закурим и помолчим… Такой хороший был задуман диалог – и что вы с ним сделали?

Они закурили и помолчали. Светлана изнывала, влюблённо глядя на незнакомца, и всё ждала продолжения. А тот хмурился – видно, приводил мысли в порядок. Сигарета его заметно укорачивалась с каждой затяжкой.

– И как это меня угораздило вас такую выдумать! – раздражённо сказал он. Затем передохнул и продолжал более спокойно: – Видите ли, Светлана, по замыслу это должна была быть… А, чёрт! Словом, повесть о трудностях и проблемах молодой семьи, из которых семья, естественно, выходит окрепшей… ну и так далее. Причём вам, учтите, отводилась роль отрицательной героини…

– Да я думаю! – с достоинством сказала она. – Я ж не мымра какая-нибудь!

Мужчина крякнул и погасил сигарету.

– Вот… – стараясь не выходить из себя, продолжал он. – Я даже выдам вам один секрет: у вас был прототип, Светлана. Моя бывшая жена… Да нет, вы не улыбайтесь, вы не улыбайтесь, вы слушайте!.. Может быть, я поступил наивно, не знаю… Словом, я собрал воедино все качества моей бывшей супруги, из-за которых я с ней развёлся, и слепил из этих качеств вас. Что же касается Игоря… Ну, здесь прямо противоположный случай! Я наделил его теми чертами, которыми хотел бы обладать сам: деловит, подтянут, принципиален…

– А я в конце перековываюсь? – жадно спросила Светлана.

– Да, – как-то не очень уверенно ответил мужчина. – Во всяком случае, вы должны были понять, что ведёте себя неправильно… Чёрта лысого вы поняли! – взорвался он вдруг. – Вы оказались чуть ли не единственным живым человеком во всей повести! Причём настолько живым, что я уже и не знаю, как с вами быть…

– А как с Анной Карениной, – подсказала Светлана. – Раз – и под поезд… Ой, простите, опять я… Больше не буду! Честное слово, не буду!..

Но к счастью, мужчина её просто не услышал. Уныло вздымая неухоженную бровь, он поигрывал соломинкой в нетронутом фруктовом коктейле.

– Вот такая получается чепуха… – мрачно подытожил он. – Хотел выявить негативное явление, а в итоге… Смешно сказать, но я вас где-то даже полюбил…

«Ага, – удовлетворённо отметила про себя Светлана, – давно бы так. Только не в моём ты вкусе, дядя. И вообще ни в чьём…»

– Но вы не поверите, Светлана, – с неожиданной силой в голосе и с ужасом в глазах проговорил вдруг незнакомец, – как мне осточертел этот Игорь! Этот ваш супруг! Вчера я поймал себя на том, что уже нарочно его уродую. Вы вспомните, ведь вначале он был даже красив, чёрт возьми! А теперь?

– Д-да, действительно, – ошеломлённо поддакнула Светлана, впервые ощутив некий холодок под сердцем. – На богомола стал похож, шею тянет…

– Вот видите, – удручённо кивнул автор. – Значит, и вы заметили…

«Эй, Светка!» – испуганно одёрнула она себя и оглянулась по сторонам, словно ища поддержки. Забегаловка была как забегаловка, разве что вот непривычно чистая…

– А это ничего не доказывает, Светлана, – заметил незнакомец, внимательно за ней наблюдая. – Литературный персонаж воспринимает текст как действительность…

Светлана порозовела и закусила губу. Купилась! Один-единственный раз – и всё-таки купилась!

– А вы?

– Я в данном случае тоже персонаж…

– Докатились! – мстительно сказала Светлана. – А ещё реалист! Себя-то зачем было в действие вводить?

– А! – Мужчина с отвращением отодвинул стакан. – Запутался – вот и ввёл. Думал: поговорим – может, и прояснится хоть что-нибудь… Потом приём, знаете, оригинальный…

– И как? Прояснилось?

У незнакомца был несчастный вид.

– Пойду я, Светлана… – со вздохом сказал он. – Вам ничего не нужно?

– А ну вас! – отмахнулась она. – Я вон потоп просила – вы не сделали.

– Нет, кроме потопа.

– О! – выпалила Светлана. – Сделайте так, чтобы этот зануда ко мне не приставал. Хотя бы полмесяца…

– Полмесяца?.. – Мужчина в сомнении взялся за волосатое ухо, а губы выпятил хоботком. – Многовато, знаете… Полмесяца – это ведь пятнадцать суток… – Тут он запнулся и вытаращил глаза. – Мать честная! А усажу-ка я его, в самом деле, на пятнадцать суток!

– Игоря?!

– Игоря! Игоря! – возбуждённо подтвердил мужчина. – Светлана, вы гений! Он решит, что я ваш любовник, напьётся, высадит витрину…

– Да он вообще не пьёт!

– Вот именно! – ликующе рявкнул незнакомец. – Ах, чёрт, ах, чёрт! – забормотал он. – Какой вы мне ход подсказали!.. А вдруг он от этого станет хоть немного симпатичнее? Первый человеческий поступок!.. Простите, Светлана, но я пойду… Это надо садиться и писать… – Он поднялся и, выхватив из гранёного стаканчика тюльпан, протянул ей. – Вот, возьмите. Это вам.

– Спасибо… – сказала Светлана. У неё вдруг перехватило горло. – Нет, вы не поняли… Не за тюльпан спасибо. Вы простите, что я вас так… В общем, я всё понимаю. Ведь это же надо было придумать! Автор, повесть… Спасибо.

Мужчина смотрел на неё, смешно задрав неухоженные брови.

– Светлана… – растроганно сказал он. – Честное слово… Я сделаю всё, чтобы вы были счастливы…

Сказал – и зашлёпал к выходу. На пороге обернулся и предостерегающе поднял толстый волосатый палец:

– Не вздумайте ни за что расплачиваться!

В забегаловке потемнело, и Светлана заметила наконец, что возле её столика стоит и улыбается из последних сил плечистая официантка. Надо уходить, растерянно подумала Светлана и встала. Официантка проводила её по пятам до самых дверей, явно пряча что-то за спиной.

Невольно ускорив шаги, Светлана вылетела на улицу и оглянулась. Официантка – уже без улыбки – вешала на дверь плакатик с надписью: «Извините, банкет». Лицо у неё было недовольное и ошарашенное – точь-в-точь как у Игоря, когда ему велели выйти вон.

Ничегошеньки не понимая, с тюльпаном в руке, Светлана дошла до перекрёстка и остановилась, пытаясь сообразить, что же это всё-таки такое было… Подкупить персонал забегаловки, каким-то образом обломать Игоря, придумать совершенно небывалый способ знакомства, почти добиться успеха… и при этом никуда не пригласить и не напроситься в гости?! И главное, в шлёпанцах… Кстати, насчёт Игоря он был прав… Если бы Игорь хоть раз что-нибудь из-за неё натворил – честное слово, она бы…

– Светка!

Это её догоняла Лидочка. С ней было тоже явно не всё в порядке. Широкое лицо подруги, казалось, стало ещё шире. Глаза чуть не выскакивают от восторга, рот – до ушей.

– Светка! Ты представляешь?!

И Светлана ощутила уже знакомый холодок под сердцем.

– Игорь? – шёпотом спросила она.

– Да! – радостно закричала Лидочка.

– Попал в милицию?

– Да!!!

– Неужели витрину?..

– Вдребезги! – ликующе завопила Лидочка на весь перекрёсток, потом замолчала и разочарованно уставилась на Светлану. – Что, уже слышала, да? Уже сказали?..

1989

Отдай мою посадочную ногу!

 
И утопленник стучится
Под окном и у ворот.
 

А. С. Пушкин

Алёха Черепанов вышел к посёлку со стороны водохранилища. Под обутыми в целлофановые пакеты валенками похлюпывал губчатый мартовский снег. Сзади остался заветный заливчик, издырявленный, как шумовка, а на дне рюкзачка лежали – стыдно признаться – три окунька да пяток краснопёрок. Был ещё зобанчик, но его утащила ворона.

Дом Петра стоял на отшибе, отрезанный от посёлка глубоким оврагом, через который переброшен был горбыльно-верёвочный мосток с проволочными перилами. Если Петро, не дай бог, окажется трезвым, то хочешь не хочешь, а придётся по этому мостку перебираться на ту сторону и чапать аж до самой станции. В темноте.

Лёха задержался у калитки и, сняв с плеча ледобур (отмахаться в случае чего от хозяйского Урвана), взялся за ржавое кольцо. Повернул со скрипом. Хриплого заполошного лая, как ни странно, не последовало, и, озадаченно пробормотав: «Сдох, что ли, наконец?..» – Лёха вошёл во двор.

Сделал несколько шагов и остановился. У пустой конуры на грязном снегу лежал обрывок цепи. В хлеву не было слышно шумных вздохов жующей Зорьки. И только на чёрных рёбрах раздетой на зиму теплицы шуршали белёсые клочья полиэтилена.

Смеркалось. В домишках за оврагом уже начинали вспыхивать окна. Алексей поднялся на крыльцо и, не обнаружив висячего замка, толкнул дверь. Заперто. Что это они так рано?..

– Хозяева! Гостей принимаете?

Тишина.

Постучал, погремел щеколдой, прислушался. Такое впечатление, что в сенях кто-то был. Дышал.

– Петро, ты, что ли?

За дверью перестали дышать. Потом хрипло осведомились:

– Кто?

– Да я это, я! Лёха! Своих не узнаёшь?

– Лёха… – недовольно повторили за дверью. – Знаем мы таких Лёх… А ну заругайся!

– Чего? – не понял тот.

– Заругайся, говорю!

– Да иди ты!.. – рассвирепев, заорал Алексей. – Котелок ты клёпаный! К нему как к человеку пришли, а он!..

Лёха плюнул, вскинул на плечо ледобур и хотел уже было сбежать с крыльца, как вдруг за дверью загремел засов и голос Петра проговорил торопливо:

– Слышь… Я сейчас дверь приотворю, а ты давай входи, только по-быстрому…

Дверь действительно приоткрылась, из щели высунулась рука и, ухватив Алексея за плечо, втащила в отдающую перегаром темноту. Снова загремел засов.

– Чего это ты? – поражённо спросил Лёха. – Запил – и ворота запер?.. А баба где?

– Баба? – В темноте посопели. – На хутор ушла… К матери…

– А-а-а… – понимающе протянул мало что понявший Лёха. – А я вот мимо шёл – дай, думаю, зайду… Веришь, за пять лет вторая рыбалка такая… Ну не берёт ни на что, и всё тут…

– Ночевать хочешь? – сообразительный в любом состоянии, спросил Петро.

– Да как… – Лёха смутился. – Вижу, к поезду не успеваю, а на станции утра ждать – тоже, сам понимаешь…

– Ну заходь… – как-то не по-доброму радостно разрешил Петро и, хрустнув в темноте ревматическими суставами, плоскостопо протопал в хату.

Лёха двинулся за ним и тут же лобызнулся с косяком – аж зубы лязгнули.

– Да что ж у тебя так темно-то?!

Действительно, в доме вместо полагающихся вечерних сумерек стояла всё та же кромешная чернота, что и в сенях.

– Сейчас-сейчас… – бормотал где-то неподалеку Петро. – Свечку запалим, посветлей будет…

– Провода оборвало? – поинтересовался Лёха, скидывая наугад рюкзак и ледобур. – Так вроде ветра не было…

Вместо ответа Петро чиркнул спичкой и затеплил свечу. Масляно-жёлтый огонёк задышал, подрос и явил хозяина хаты во всей его красе. Коренастый угрюмый Петро и при дневном-то освещении выглядел диковато, а уж теперь, при свечке, он и вовсе напоминал небритого и озабоченного упыря.

Лёха стянул мокрую шапку и огляделся. Разгром в хате был ужасающий. Окно завешено байковым одеялом, в углу – толстая, как виселица, рукоять знаменитого черпака, которым Петро всю зиму грёб мотыль на продажу. Видимо, баба ушла на хутор к матери не сегодня и не вчера.

Размотав бечёвки, Лёха снял с валенок целлофановые пакеты, а сами валенки определил вместе с шапкой к печке – сушиться. Туда же отправил и ватник. Хозяин тем временем слазил под стол и извлёк оттуда две трёхлитровые банки: одну – с огурцами, другую – известно с чем. Та, что известно с чем, была уже опорожнена на четверть.

– Спятил? – сказал Лёха. – Куда столько? Стаканчик приму для сугреву – и всё, и прилягу…

– Приляжь-приляжь… – ухмыляясь, бормотал Петро. – Где приляжешь, там и вскочишь… А то что ж я: всё один да один…

«Горячка у него, что ли?» – с неудовольствием подумал Лёха и, подхватив с пола рюкзак, отнёс в сени, на холод. Возвращаясь, машинально щёлкнул выключателем.

Вспыхнуло электричество.

– Потуши! – испуганно закричал Петро.

Белки его дико выкаченных глаз были подёрнуты кровавыми прожилками.

Лёха опешил и выключил, спорить не стал. Какая ему, в конце концов, разница! Ночевать пустили – и ладно…

– Ишь раздухарился… – бормотал Петро, наполняя всклень два некрупных гранёных стаканчика. – Светом щёлкает…

Решив ничему больше не удивляться, Алексей подсел к столу и выловил ложкой огурец.

– Давай, Лёха, – с неожиданным надрывом сказал хозяин. Глаза – неподвижные, в зрачках – по свечке. – Дерябнем для храбрости…

Почему для храбрости, Лёха не уразумел. Дерябнули. Первач был убойной силы. Пока Алексей давился огурцом, Петро успел разлить по второй. В ответ на протестующее мычание гостя сказал, насупившись:

– Ничего-ничего… Сейчас сало принесу…

Привстал с табуретки и снова сел, хрустнув суставами особенно громко.

– Идёт… – плачуще проговорил он. – Ну точно – идёт… Углядел-таки… Надо тебе было включать!..

– Кто?

Петро не ответил – слушал, что происходит снаружи.

– На крыльцо подымается… – сообщил он хриплым шёпотом, и в этот миг в сенях осторожно стукнула щеколда.

– Открыть?

Петро вздрогнул. Мерцающая дробинка пота скатилась по виску и увязла в щетине.

– Я те открою!.. – придушенно пригрозил он.

Кто-то потоптался на крыльце, ещё раз потрогал щеколду, потом сошёл вниз и сделал несколько шагов по хрупкому, подмёрзшему к ночи снегу. Остановился у занавешенного одеялом окна.

– Отда-ай мою поса-адочную но-огу-у!.. – раздался откуда-то из-под земли низкий с подвыванием голос.

Лёха подскочил, свалил стаканчик, едва не опрокинул свечку:

– Что это?!

Петро молчал, бессмысленно уставясь на растёкшуюся по клеёнке жидкость. Губы его беззвучно шевелились.

– Чего льёшь-то!.. – мрачно выговорил он наконец. – Добро переводишь…

– Отда-ай мою поса-адочную но-огу-у!.. – ещё жутче провыло из печки.

Лёха слетел с табурета и схватил ледобур.

– Да сиди ты… – буркнул Петро, снова снимая пластмассовую крышку с трёхлитровой банки. – Ничего он нам не сделает… Прав не имеет, понял?.. Так, попугает чуток…

Ничего не понимающий Лёха вернулся было к столу и тут же шарахнулся вновь, потому что одеяло на окне всколыхнулось.

– Сейчас сбросит… – с содроганием предупредил Петро.

Лёхин стаканчик он наполнил, однако, не пролив ни капли.

Серое байковое одеяло с треугольными подпалинами от утюга вздувалось, ходило ходуном и наконец сорвалось, повисло на одном гвозде. Лунный свет отчеркнул вертикальные части рамы. Двор за окном лежал, утопленный наполовину в густую тень, из которой торчал остов теплицы с шевелящимися обрывками полиэтилена.

Затем с той стороны над подоконником всплыла треугольная зеленоватая голова на тонкой шее. Алексей ахнул. Выпуклые, как мыльные пузыри, глаза мерцали холодным лунным светом. Две лягушачьи лапы бесшумно зашарили по стеклу.

– Кто это? – выпершил Лёха, заслоняясь от видения ледобуром.

– Кто-кто… – недовольно сказал Петро. – Инопланетян!..

– Кто-о?!

– Инопланетян, – повторил Петро ещё суровее. – Газет, что ли, не читаешь?

– Слушай, а чего ему надо? – еле выговорил насмерть перепуганный Лёха.

– Отда-ай мою поса-адочную но-огу-у!.. – простонало уже где-то на чердаке.

Петра передёрнуло.

– Под покойника, сволочь, работает, – пожаловался он. – Знает, чем достать… Я ж их, покойников, с детства боюсь. – Взболтнул щетинистыми щеками и повернулся к Лёхе. – Да ты садись, чего стоять-то?.. Брось ледобур! Брось, говорю… Я вон тоже поначалу с дрыном сидел… – И Петро кивнул на рукоятку черпака в углу.

Во дворе трепыхались посеребрённые луной обрывки полиэтилена. Инопланетянина видно не было. Лёха бочком подобрался к табуретке и присел, прислонив ледобур к столу. Оглушил залпом стаканчик и, вздрогнув, оглянулся на окно.

– Ты, главное, не бойся, – сипло поучал Петро. – В дом он не войдёт, не положено… Я это уже на третий день понял…

– Отдай! – внятно и почти без подвывания потребовал голос.

– Не брал я твою ногу! – заорал Петро в потолок. – Вот привязался, лупоглазый!.. – в сердцах сказал он Лёхе. – Упёрся, как баран рогом: отдай да отдай…

– А что за нога-то? – шёпотом спросил Лёха.

– Да подпорку у него кто-то с летающей тарелки свинтил, – нехотя пояснил Петро. – А я как раз мимо проходил – так он, видать, на меня подумал…

– Отдай-й-й!.. – задребезжало в стёклах.

– Ишь как по-нашему чешет!.. – оторопело заметил Лёха.

– Научился… – сквозь зубы отвечал ему Петро. – За две-то недели! Только вот матом пока не может – не получается… Давай-ка ещё… для храбрости…

– Не отдашь? – с угрозой спросил голос.

Петро заёрзал.

– Сейчас кантовать начнёт, – не совсем понятно предупредил он. – Ты только это… Ты не двигайся… Это всё так – видимость одна… – И, подозрительно поглядев на Лёху, переставил со стола на пол наиболее ценную из банок.

Дом крякнул, шевельнулся на фундаменте и вдруг с треском накренился, явно приподнимаемый за угол. Вытаращив глаза, Лёха ухватился обеими руками за края столешницы.

На минуту пол замер в крутом наклоне, и было совершенно непонятно, как это они вместе со столом, табуретками, банками, ледобуром и прочим до сих пор не въехали в оказавшуюся под ними печь.

– А потом ещё на трубу поставит, – нервно предрёк Петро, и действительно – после короткой паузы хата вновь заскрипела и переопрокинулась окончательно.

Теперь они сидели вниз головой, пол стал потолком, и пламя свечи тянулось книзу.

– Отда-ай мою поса-адочную но-огу-у!.. – проревело чуть ли не над ухом.

– Не вскакивай, слышь! – торопливо говорил Петро. – Это он не хату, это он у нас в голове что-то поворачивает… Ты, главное, сиди… Вскочишь – убьёшься…

– Долго ещё? – прохрипел Лёха.

Ему было дурно, желудок подступал к горлу.

– А-а-а!.. – сказал Петро. – Не нравится? Погоди, он ещё сейчас кувыркать начнёт…

Лёха даже не успел ужаснуться услышанному. Хата кувыркнулась раз-другой… Третьего раза Лёха не запомнил.

Очнулся, когда уже всё кончилось. Еле разжал пальцы, выпуская столешницу. Петро сидел напротив – бледный, со слезой в страдальчески раскрытых глазах.

– Главное – что? – обессиленно проговорил он. – Главное – не верит, гад!.. Обидно, Лёха…

Шмыгнул носом и полез под стол – за банкой. В окне маячило зелёное рыльце инопланетянина. Радужные, похожие на мыльные пузыри, глаза с надеждой всматривались в полумрак хаты.

– А ты её точно не брал? Ну, ногу эту…

Петро засопел.

– Хочешь, перекрещусь? – спросил он и перекрестился.

– Ну так объясни ему…

– Объясни, – сказал Петро.

Лёха оглянулся. За окном опять никого не было. Где-то у крыльца еле слышно похрустывал ломкий снежок.

– Слышь, друг… – жалобно позвал Лёха. – Ошибка вышла. Зря ты на него думаешь… Не брал он у тебя ничего…

– Отда-ай мою поса-адочную но-огу-у!.. – простонало из сеней.

– Понял? – сказал Петро. – Лягва лупоглазая!..

– Так, может, милицию вызвать?

– Милицию?! – Вскинувшись, Петро выкатил на Лёху налитые кровью глаза. – А аппарат? А снасти куда? Что ж мне теперь, всё хозяйство вывозить?.. Милицию…

Алексей хмыкнул и задумался.

– Урван убёг… – с горечью проговорил Петро, раскачиваясь в тоске на табуретке. – Цепь порвал – и убёг… Все бросили, один сижу…

– Ты погоди… – с сочувствием глядя на него, сказал Лёха. – Ты не отчаивайся… Что-нибудь придумаем… Разумное же существо – должен понять…

– Не отдашь? – спросило снаружи разумное существо.

– Давай-ка ещё примем, – покряхтев, сказал Петро. – Бог его знает, что он там надумал…

Приняли. Прислушались. Хата стояла прочно, снаружи – ни звука.

– Может, отвязался? – с надеждой шепнул Лёха.

Петро решительно помотал небритыми щеками.

Некое едва уловимое журчание коснулось Лёхиного слуха. Ручей – в начале марта? Ночью?.. Лёха заморгал, и тут журчание резко усилило громкость – всклокотало, зашипело… Ошибки быть не могло: за домом, по дну глубокого оврага, подхватывая мусор и ворочая камни, с грохотом неслась неизвестно откуда взявшаяся вода. Вот она взбурлила с натугой, явно одолевая какую-то преграду, и через минуту снесла её с треском и звоном лопающейся проволоки.

– Мосток сорвало… – напряжённо вслушиваясь, сказал Петро.

Светлый от луны двор внезапно зашевелился: поплыли щепки, досточки. Вода прибывала стремительно. От калитки к подоконнику прыгнула лунная дорожка. Затем уровень взлетел сразу метра на полтора, и окно на две трети оказалось под водой. Дом покряхтывал, порывался всплыть.

– Сейчас стёкла выдавит, – привизгивая от страха, проговорил Алексей.

– Хрен там выдавит, – угрюмо отозвался Петро. – Было б чем выдавливать!.. Он меня уж и под землю вот так проваливал…

В пронизанной серебром воде плыла всякая дрянь: обломок жерди с обрывками полиэтилена, брезентовый рюкзачок, из которого выпорхнули вдруг одна за другой две краснопёрки…

– Да это ж мой рюкзак, – поражённо вымолвил Лёха. – Да что ж он, гад, делает!..

Голос его пресёкся: в окне, вытолкав рюкзачок за границу обзора, заколыхался сорванный потоком горбыльно-верёвочный мосток и запутавшийся в нём бледный распухший утопленник, очень похожий на Петра.

– Тьфу, погань! – Настоящий Петро не выдержал и, отвернувшись, стал смотреть в печку.

– Окно бы завесить… – борясь с тошнотой, сказал Лёха и, не получив ответа, встал. Подобрался к висящему на одном гвозде одеялу, протянул уже руку, но тут горбыльно-верёвочную путаницу мотнуло течением, и Лёха оказался с покойником лицом к лицу. Внезапно утопленник открыл страшные глаза и, криво разинув рот, изо всех сил ударил пухлым кулаком в стекло.

Лёха так и не понял, кто же всё-таки издал этот дикий вопль: утопленник за окном или он сам. Беспорядочно отмахиваясь, пролетел спиной вперёд через всю хату и влепился в стену рядом с печкой.

…Сквозь целые и невредимые стёкла светила луна. Потопа как не было. Бессмысленно уставясь на оплывающую свечу, горбился на табуретке небритый Петро. Нетвёрдым шагом Лёха приблизился к столу и, чудом ничего не опрокинув, плеснул себе в стакан первача.

– А не знаешь, кто у него мог эту ногу свинтить? – спросил он, обретя голос.

Петро долго молчал.

– Да любой мог! – буркнул он наконец. – Тут за оврагом народ такой: чуть зевнёшь… Вилы вон прямо со двора спёрли – и Урван не учуял…

– Ну ни стыда ни совести у людей! – взорвался Лёха. – Ведь главное: свинтил – и спит себе спокойно! А тут за него…

Он замолчал и с опаской выглянул в окно. Зеленоватый маленький инопланетянин понуро стоял у раздетой на зиму теплицы. Видимо, обдумывал следующий ход.

– Чего он там? – хмуро спросил Петро.

– Стоит, – сообщил Лёха. – Теперь к поленнице пошёл… В дровах копается… Не понял! Сарай, что ли, хочет поджечь?..

– Да иди ты! – испуганно сказал Петро и вмиг очутился рядом.

Инопланетянин с небольшой охапкой тонких чурочек шёл на голенастых ножках к сараю. Свалил дрова под дверь и обернулся, просияв капельками глаз:

– Не отдашь?

– Запалит ведь! – ахнул Петро. – Как пить дать, запалит!