Текст книги "Разбойничья злая луна"

Глава 28. Прости, так уж вышло…

Они стояли на палубе «Самума» лицом к лицу, два наследника и потомка владык Пальмовой дороги, оба рослые, широкоплечие, осанистые. Судья, правда, постарше, погрузнее и прихрамывает слегка, но в общем порода одна. Горячий ветер трепал белые балахоны.

– И как ты намерен со мной поступить? – бесстрашно глядя в глаза Ар-Шарлахи, спросил судья.

– Ещё не знаю, – буркнул тот, хмуро отводя взгляд. Странно, но ненависти к лукавому Ар-Мауре он почему-то не испытывал. Злость да ещё, пожалуй, неловкость – вот и все чувства, вызванные внезапной этой встречей.

– Колеблешься: вздёрнуть меня на рее или же закопать в песок?

– Хорошо бы и то и другое… – процедил Ар-Шарлахи, исподлобья оглядывая досточтимого. – Сначала закопать, а потом вздёрнуть. Или наоборот…

Ар-Маура, должно быть, хотел отпустить ещё одну предсмертную дерзость, но вдруг грузные плечи его опали, а большие, чуть выкаченные глаза наполнились тоской и усталостью.

– Ты вправе не поверить мне, – севшим голосом беспомощно начал судья, – но я рад за тебя. Помнишь наш разговор перед тем, как всё это случилось? Я ждал, я надеялся, что хоть кто-нибудь из нас бросит вызов Улькару… Вот дождался… – Он усмехнулся и вновь взглянул на Ар-Шарлахи в упор. – Странно… Мне тогда и в голову не могло прийти, что это всё-таки будешь ты.

– Отчего же! С твоей-то помощью…

– Кстати, если бы не эта история, – заметил судья, – ты бы так и ходил до сих пор за брусом…

– Благодетель… – медленно проговорил Ар-Шарлахи. – Значит, ты это всё затеял ради меня?

– Послушай, – сказал судья. – Я знаю, что со стороны всё выглядело достаточно подло. Но ведь я выручал тебя, сколько мог, вспомни!.. А ты, по сути дела, помог бежать Шарлаху…

– Поможешь тут! С удавкой на шее!.. – И Ар-Шарлахи, как бы удивляясь, качнул головой.

– Да пойми же ты! – то ли взмолился, то ли прикрикнул досточтимый. – У меня на шее была точно такая же удавка, как у тебя, разве что невидимая!.. Помнишь, что я говорил тебе про Улькара? Боги не прощают тех, кто знал их ещё людьми. И потом… Ар-Шарлахи! Разве я набрасывал на тебя удавку? Кто втравил нас всех в эту историю? Кто виноват больше: она или я? Однако помирился же ты в конце концов с этой коброй!.. А меня ты даже выслушать не хочешь!..

Ар-Шарлахи молчал. Раскалённый ветер трогал корабль, словно пытаясь сдвинуть его с места, щёлкали вымпелы. Хрипловатый, сорванный голос Алият выкрикивал команды. Разбойничий караван готов был поднять паруса.

– Хорошо, – сказал Ар-Шарлахи, по-прежнему не разжимая зубов. – Я готов тебя выслушать, досточтимый.

* * *

Возвратиться в тень Ар-Аяфы оказалось куда труднее, нежели отдалиться от неё. С севера прямо в храп кораблям шёл плотный, насыщенный песком ветер, в просторечье именуемый роголомом, поэтому пришлось долго лавировать, то и дело переходя на мускульную тягу.

– Ладно! А если бы сейчас твоя команда не взбунтовалась? Что тогда? – напористо спрашивал судью Ар-Шарлахи.

Оба сидели на ковре в каюте караванного, откинув повязки, и время от времени бросали друг на друга хмурые, исполненные смущения взгляды. Кувшинчик уже опустел наполовину.

– Знаешь, не буду врать, – нагнув крупную голову, со вздохом признался Ар-Маура. – Перейти на твою сторону у меня всё равно бы духа не хватило. Конечно, я бы постарался упустить тебя, представься мне такая возможность, но…

Пол качнулся. Ар-Шарлахи машинально придержал пошатнувшийся кувшин за горлышко.

– Действительно, странно… – пробормотал он. – Когда ты подкинул меня Улькару вместо настоящего Шарлаха, я тебя убить был готов при случае… А теперь вот даже и не знаю, что с тобой делать… Всё могу понять! – взорвался он. – Всё! Если бы не твой подарочек! Как ты вообще додумался подсунуть мне это вино?

Судья взглянул на него непонимающе:

– Вино?.. Ты имеешь в виду то вино, которое мы пили у меня?

– Нет, – тяжело дыша, сказал Ар-Шарлахи. – То вино, которое ты мне прислал на «Самум»! Вместе с выкупом за пленных!..

– Ничего я тебе не присылал, – сказал судья.

Несколько секунд Ар-Шарлахи бешено глядел на него. Вроде бы удивление досточтимого было вполне искренним. Вроде бы…

– Так… – сипло сказал он. – Когда был налёт, тебя разбила подагра и ты поручил вести переговоры этому молоденькому, голорылому, верно?

– Верно…

– Он от твоего имени передал мне девять кувшинов того самого вина, которое мы пили с тобой накануне… – Видя, что судья хочет перебить, Ар-Шарлахи вскинул руку и повысил голос. – Откуда он мог знать, что мы пили с тобой накануне?

– Ну, догадаться-то нетрудно… – насупившись, проворчал судья. – При всех моих наивных хитростях наши с тобой отношения ни для кого секретом не были… – Он выпрямился и брезгливо прищурил глаз, словно снимал допрос, восседая в судейском дворике. – Вино оказалось отравленным?

– Да.

– Шакал, – равнодушно изронил Ар-Маура. – Голорылый, он и есть голорылый…

Раздался короткий стук в дверь, и в каюту, не дожидаясь разрешения, вошла Алият. Остановилась на порожке.

– Так, – зловещим шёпотом произнесла она. – Замечательно! Значит, ты решил его отпустить?

– Почему? – недовольно спросил Ар-Шарлахи.

Она молча кивнула на кувшинчик. Всё правильно. Закон пустыни. Если ты выпил с кем-то вина, стало быть, это твой друг и трогать ты его уже не имеешь права.

– У нас с досточтимым несколько иные отношения, – криво усмехнувшись, пояснил Ар-Шарлахи. – Перед тем как посадить меня в яму, он тоже угощал меня вином.

– Ну если ты решил его отпустить!.. – повторила она.

– То что? – Ар-Шарлахи прищурился.

– Ничего! Скажу команде – они его в клочья порвут!..

– А ну выйди отсюда!.. – проскрежетал Ар-Шарлахи.

Алият хлопнула дверью.

– Да-а… – протянул судья, глядя на сотрапезника с уважением и сочувствием. – Как же ты с ней управляешься?

– С ней, пожалуй, управишься… – проворчал тот и разлил по чашкам остаток вина. – Так ты не ответил.

– Почему не ответил? Могу повторить: никакого вина я тебе на «Самум» не присылал.

В дверь опять постучали, но на этот раз вежливо подождали ответа.

– Кто бы ты ни был, – сказал Ар-Шарлахи.

Это был Айча.

– Алият велела сказать: пыль по правому стремени, – доложил он, бросив быстрый недобрый взгляд на судью и кувшинчик.

– Большая? – поднимаясь, спросил Ар-Шарлахи.

– Корабля четыре.

– Сейчас иду.

– А… – Айча вопросительно указал глазами на досточтимого Ар-Мауру.

– Судья останется здесь. У дверей выставить стражу. Пошли.

* * *

Пыль ползла со стороны тени Ар-Нуера и могла быть поднята кем угодно. Будь это в окрестностях Турклы, Ар-Шарлахи решил бы, что имеет дело с купеческим караваном. Однако торговцы с Пальмовой дороги в последнее время предпочитали в связи с налогами больше одной каторги не снаряжать.

В скорости неизвестный караван явно проигрывал кораблям мятежников, и Ар-Шарлахи, понаблюдав некоторое время за кривляющейся песчаной гривкой, снова сошёл вниз. Никакой стражи у двери каюты караванного он не увидел, и это сильно его обеспокоило. Придерживаясь за стенку, заторопился, рванул ручку. Каюта была пуста.

– Айча!

– Айчу!.. Айчу к Шарлаху!.. – наперебой подхватили наверху несколько голосов, и вскоре по лесенке, ведущей на палубу, ссыпался коренастый встревоженный Айча.

– Где караульный? – напустился на него Ар-Шарлахи. – Где пленник? Что происходит, верблюд тебя затопчи?..

– Н-не знаю… – Айча испуганно моргал.

– Кого ты поставил у двери?

– Горху.

– Одного?

– Да. Горха – он один троих стоит…

– Обыскать корабль! – рявкнул Ар-Шарлахи. – Если окажется, что судья сбежал…

– Да куда он сбежит? – попробовал урезонить главаря растерянный Айча. – Пустыня же…

Ар-Шарлахи выругался и кинулся к лесенке на палубу.

– А ну-ка найти мне Горху! Живо!..

Искать не пришлось. Огромный разбойник уже стоял перед Ар-Шарлахи, преданно пялясь на него вечно воспалёнными глазами.

– Почему ты здесь? Где судья?

Горха опешил.

– Там… – И он повёл ручищей в сторону кормы.

– То есть… где? – Голос Ар-Шарлахи упал до шёпота.

– Н-ну… Алият приказала высадить его на ходу, вино ему с собой дала… Ну я и… высадил… через кормовой люк…

– А я что приказывал?

– Так это… – Горха сбился окончательно. – Я-то думал, что это ты ей велел…

Мысленно застонав, Ар-Шарлахи плотно зажмурил глаза. «Ну всё, кобра!.. – подумал он с угрюмой решимостью. – Это была твоя последняя шуточка!..»

– Готовимся к повороту! – скомандовал он и двинулся по кренящемуся настилу в сторону рубки. – Возвращаемся!..

* * *

Ощерив редкие жёлтые зубы, судья Ар-Маура лежал на вершине бархана, и лицо у него было того же страшного синеватого оттенка, что и у Рийбры, найденного мёртвым в своей каюте дней десять назад. Точно так же валялся рядом оплетённый кувшинчик; влажный песок, вобравший остатки отравленного вина, запёкся чёрной коркой. Досточтимый Ар-Маура знал, что посреди пустыни на выпивающем влагу ветру ему всё равно не дожить до вечера, и предпочёл быструю смерть от яда.

Спрыгнув из бортового люка и чуть не подвернув при этом ногу, Ар-Шарлахи взбежал на бархан и остановился над телом судьи. Досточтимый страдальчески скалился в пылающее небо, медленно остывая на солнцепёке. Край балахона был уже слегка припорошён песчинками. Точно так же как в прошлый раз, Ар-Шарлахи сделал над собой усилие и закрыл повязкой тяжёлое, землистого цвета лицо с серебристой щетиной, лежащей кольчужными складками. Медленно выпрямился.

– Прости… – с трудом разомкнув спёкшиеся губы, хрипло шепнул он. – Так уж вышло…

Поднял глаза и увидел, что вокруг столпилась добрая половина команды с «Самума». Люди стояли молча, обратив к главарю напряжённые, встревоженные лица.

– Где?.. – отрывисто спросил Ар-Шарлахи и принялся озираться.

Алият оказалась в двух шагах; странно, как это он не заметил её сразу же. Тёмные прищуренные глаза смотрели с вызовом. С вызовом?.. Да нет, не просто с вызовом. С лёгким презрением, отчасти с жалостью. Так, во всяком случае, ему показалось.

– Ты… – прерывистым грудным голосом бросил он и умолк.

«Ты набросила на меня удавку… Ты втравила меня в эту подлую игру… Ты не отпустила меня в Туркле… Ты моими руками хочешь поджечь Пальмовую дорогу, ты хочешь сделать из меня такого же подонка, как Улькар… А теперь ты убила Ар-Мауру… Ты! Ты! Ты!..»

– А Рийбру – помнишь? – прозвучал её ленивый, с хрипотцой мальчишеский голос и отозвался в костях дрожью ненависти. – Не укради он у тебя тот кувшин, лежал бы ты сам тогда синенький в своей каюте…

«Синенький… Чёрненький…» Вспомнился, ужаснул треск обугливающейся плоти, и сжигаемый в уголь мертвец дёрнулся, словно ещё пытаясь приподняться… «Хватит, – сказала тогда Алият. – Пусть подымит…» А дальше память пошла оползнем. Бунт на «Самуме», хрустящий удар тесака, предсмертная отчаянная хватка вцепившихся в рукав пальцев, оборвавшийся заячий вопль «Шарлах! Шарлах! Шарлах!..». И вот уже взревело, поднялось светлое пламя над портом Зибры, и вжавшийся в переборку разбойничек с жалкой шалой улыбкой полоснул тонким лезвием себя по горлу… «Это он тебя испугался. Дурачок…»

Судья Ар-Маура с затаённой насмешкой неподвижно глядел в тёмное от зноя небо.

– Взять, – хрипло выговорил Ар-Шарлахи. – Обезоружить…

В толпе произошло движение, ветер подхватил вздымаемый ногами песок, бархан задымил. Ард-Гев и ещё несколько человек выхватили ножи и стали спиной к спине, кажется собираясь защищать Алият. Остальная толпа заворчала, надвинулась на Ард-Гева и его людей, тоже потянула из-за поясов кинжалы и тесаки.

– Убрать клинки! – услышал Ар-Шарлахи свой собственный, звенящий от бешенства голос.

Сталь задрожала, подобно ряби на воде, прячась в широкие складки белых балахонов. Со страхом глядя на шагнувшего вперёд главаря, люди Ард-Гева отступили, и Алият была схвачена. Тёмные прищуренные глаза смотрели теперь на Ар-Шарлахи с тревожным изумлением, и это вызвало в нём новый приступ ненависти.

– Всё из-за тебя! – задыхаясь, бросил он. – Кобра!..

– Из-за меня! – бросила она в ответ. – Кем бы ты был сейчас, а? Скарабеем?.. Не глупи! Пропадёшь. Без меня все пропадают…

– Это с тобой все пропадают! – прохрипел он. Судорожно дёрнув головой, снова взглянул на Ар-Мауру. – Завернуть в ковёр и взять на борт. Похороним в Ар-Аяфе.

– А с ней что? – хмуро спросил Айча, не решаясь поднять глаза ни на главаря, ни на Алият.

– В песок! По горло!..

Все замерли. Стало слышно, как шуршит ветер, перетекая через гребни барханов.

– Сказать? – с тихой угрозой спросила Алият, глядя в упор на Ар-Шарлахи.

Тот запнулся, даже не уразумев сразу, о чём это она. Алият осклабилась под повязкой и с торжеством оглядела напряжённые застывшие лица.

– Это не Шарлах! – нервно смеясь, объявила она. – Это Ар-Шарлахи. А настоящий Шарлах только что удрал от вас на почтовой каторге… Дурачки вы, дурачки! Тоже мне, нашли главаря!.. Да он и разбойником-то никогда не был!..

Затем смех её замер, и Алият принялась озираться уже со страхом. Кругом недоумённо наморщенные тяжёлые лбы, сурово сдвинутые брови, в глазах – недоверие и тлеющий, медленно разгорающийся гнев.

– Это как же? – выговорил наконец Горха. – А Зибру кто спалил?.. Этот, что ли, твой ублюдок на почтовике?..

Толпа шевельнулась, приглушённо загомонила.

– Да придушить её повязкой – и всё! – резанул звонкий злой голос.

– Я те придушу! – испуганный бас. – Тоже, что ли, в песок по горло захотел?..

Все смотрели на Ар-Шарлахи. Он молча повернулся и, стиснув зубы, сделал шаг к «Самуму». Розово-золотая корма внезапно дрогнула и начала расплываться. Дальше пошла борьба с накатывающим обмороком. Возможно, ему что-то кричали вслед. Он не слышал. Он шёл сквозь нарастающий звон, из последних сил вынимая ступни из вязкого, как смола, песка. Всё обессмыслилось, осталось одно: добраться до «Самума» и не упасть… Добраться до «Самума»… Каким образом он очутился на борту, Ар-Шарлахи так и не вспомнил. То ли по верёвочной лестнице, то ли через кормовой люк. Придя в себя, понял, что стоит посреди своей каюты, в ужасе глядя на приоткрытую дверцу шкафчика, и что накидка на лбу мокра от пота.

Что он сейчас сделал?.. Они же в самом деле её зароют!.. Ар-Шарлахи заставил себя повернуться к двери, и это усилие его доконало. Блестящие стальные засовы вильнули перед глазами, и Ар-Шарлахи вдруг оказался лежащим на полу. Узор кимирского ковра у самой щеки прояснялся медленно, словно бы нехотя.

Сколько времени он провалялся в обмороке? Наверное, недолго – пол каюты был неподвижен. Да и как бы мог «Самум» двинуться в обратный путь без приказа?.. Значит, ещё не поздно… Ар-Шарлахи приподнялся через силу, дыша мелко и часто. Кое-как перебрался на ложе, сел, нашарил непочатый кувшин. Вино пилось как вода.

Потом в памяти возникло мёртвое лицо судьи, и ненависть обрушилась вновь. Ар-Маура… Эта кобра убила Ар-Мауру… Проклятый Рийбра!.. Уж лучше было самому хлебнуть тогда этой отравы…

В каюту постучался Айча.

– Ну? – хрипло, со страхом спросил Ар-Шарлахи. То ли померещилось, то ли Айча в самом деле смотрел на него с упрёком.

– Просит, чтобы ты к ней подошёл… – пряча глаза, сказал он.

Ар-Шарлахи облизнул пересохшие губы:

– Зачем?..

– Не знаю… Говорит, хочет сказать что-то очень важное…

* * *

Вот звери! Они в самом деле зарыли её в песок по горло. Да ещё и лицом к ветру. Приказал… Да мало ли что приказал!..

Осторожно ставя ноги, чтобы не запорошить ей глаза, Ар-Шарлахи приблизился к закопанной. Увидев перед собой носки мягких сапожек, Алият через силу подняла голову.

– Сними повязку… – попросила она, запрокинув, насколько это было возможно, осыпанное песчинками лицо.

Ар-Шарлахи опустился на корточки. Концы повязки уходили в песок, поэтому он просто сдвинул материю вниз. Смуглое лицо Алият обнажилось – неподвижное, словно отлитое из бронзы.

– Да?.. – сказал он и сам не услышал собственного голоса.

Она молчала. Тёмные, широко раскрытые глаза были устремлены на него то ли с мольбой, то ли с ненавистью.

– Что ты хотела мне сказать?..

– Ближе, – отрывисто велела она, и Ар-Шарлахи придвинулся вплотную, чувствуя, что ещё мгновение – и он сломается, взвоет и сам начнёт разрывать руками этот проклятый бархан.

– Я люблю тебя… – хрипло сказала она. – Вот и всё… А теперь – иди, если сможешь…

Глава 29. Владыка Пальмовой дороги

– Погубит… Погубит… – Не в силах заснуть, Ар-Шарлахи ворочался на расстеленных поверх ковра одеялах и бормотал, бормотал…

«Поверил, что любит?.. Да нет же, нет! Просто искал и нашёл ей оправдание… Не могу! Даже чужими руками – не могу… А вот она может! Она может… Ар-Маура… Ах, досточтимый, как всё нелепо, неправильно…»

Ар-Шарлахи всхлипнул и, стиснув зубы, уткнулся лицом в плоскую подушку. За низким окошком бродила листва, опылённая слабым светом молодой луны, и доносилась перекличка ночной стражи, изредка звякало оружие. Мятежная тень дремала чутко, вполглаза.

«Да что я говорю: погубит? Уже погубила!.. Прикажи я тогда чуть по-другому, вели я им задушить её на том бархане… Ведь задушили бы… Сорвали бы повязку – и взахлёст по горлу, дело привычное… Вот так, премудрый Гоен! Ты учил меня несколько лет, ты говорил, что, убивая человека, ты убиваешь себя… А ей потребовалось двадцать дней, чтобы сделать из меня убийцу… Двадцать дней?.. Да нет, меньше… Убийцей я стал ещё в ту ночь на „Самуме“…»

Слышно было, как по узкой извилистой улочке прошёл, судя по приглушённому гомону и бряцанию металла, довольно большой отряд. Несколько раз почудилось слово «Шарлах…».

«Теперь ещё и взбунтовавшаяся Ар-Аяфа… Уйти – значит предать. Предать людей, поверивших в тебя… Или даже не в тебя. В некоего Шарлаха, которого просто нет и никогда не было… А остаться – это снова кровь… и, скорее всего, смерть… Между прочим, твоя смерть, Ар-Шарлахи, не чья-нибудь…»

В тесной спаленке бесшумно открылась и закрылась дверь. Он не услышал и не увидел этого, он просто почувствовал кожей движение воздуха. Кто-то приблизился к его ложу и опустился рядом. Маленькая нежная рука тронула висок, скользнула по щеке…

– Уйди, – сказал он сквозь зубы.

– Почему? – испуганно шепнула она.

– Я тебе не верю.

– Почему?

Он резко приподнялся на локте:

– Ну скажи честно, Алият: ведь соврала? Просто захотелось жить – и всё! Так ведь?

– Нет, – еле слышно прошелестело в темноте. – Я тебя и вправду люблю…

Он засмеялся – сухо и зло.

– Значит, я приказал зарыть тебя в песок по горло – и ты меня тут же полюбила?

– Да, – тихо и виновато ответила она. – Я и не думала раньше, что ты мужчина…

Несколько секунд в комнатке стояла остолбенелая тишина.

– Да-а… – протянул наконец потрясённо Ар-Шарлахи, снова опускаясь на ложе. – Слышал бы это премудрый Гоен…

– Кто это? – шепнула она без особого, впрочем, интереса, в то время как маленькая ручка уже добралась до его груди.

– Не надо, – угрюмо сказал Ар-Шарлахи, убирая её ладонь. – Только не сегодня…

Алият прерывисто вздохнула.

– А потом уже будет некогда, – сердито молвила она.

– Это почему же?

– Из Ар-Нуера подкрепление пришло. И ещё почтовик из Зибры.

– Какое ещё подкрепление? – заранее ужаснувшись, спросил он.

– Так ведь в Ар-Нуере тоже бунт, – объяснила она. – И в Ар-Нау, и в Зибре…

– А там-то с чего? – еле выговорил Ар-Шарлахи.

– Не знаю. Хотели сначала тебя разбудить, а потом решили, не стоит… Тебе надо с ясной головой быть завтра…

* * *

С почтовой каторгой из Зибры прибыл старый знакомец – командир зеркальщиков Илийза. Ар-Шарлахи, растерянный и совершенно убитый последними событиями, принял мастера зеркального боя сразу же, как только услышал о его приходе.

Илийза нисколько не изменился. Всё такой же неторопливый и уклончивый в суждениях, он внимательно, словно удивляясь, поглядывал на своего главаря и на вопросы отвечал не иначе как после краткого раздумья. Хрипловатый низкий голос, знакомый глянцево-розовый ожог у виска.

– Шакалы эти погонщики, – неспешно рассказывал Илийза. – Что тот – что другой. Сижу в весёлом доме, никого не трогаю. Разбойничек какой-то подходит, купленный конечно… А может, даже и на службе он у них, у погонщиков… Ни слова ни говоря, тресь меня в храп!.. Я, понятно, его… Вяжут нас обоих – и в подвал. А погонщики будто бы и не знали… Утром прибегает этот, тощенький… Аилша?.. Да, Аилша. Ах-ах, раскудахтался!.. Ошибка, мол, отпустить немедленно!.. Ничего себе ошибка: семь наших у него под замкóм всю ночь просидели… Прибегаем в порт, а там уже ни «Самума», ни «Скорпиона»…

– Обиделся? – сочувственно спросил Ар-Шарлахи.

– Ну, поначалу-то, конечно, да. А потом думаю: да не мог Шарлах просто так с места сорваться и своих бросить! Значит, причина была какая-то… Так и оказалось. – Илийза помолчал, кашлянул. – А что… правду говорят, будто Лако…

– Правду, – не дослушав, отрывисто сказал Ар-Шарлахи.

Они помолчали. Илийза покивал угрюмо.

– Жаль… – обронил он. – Говорят, под кивающий молот угодил?..

– Потом расскажу, – буркнул Ар-Шарлахи. – Что в Зибре-то?

– В Зибре?.. – Илийза помедлил. – Резня в Зибре. Там же и наших полно жителей, и голорылых. Ну вот, прошлой ночью шум, гам, факелы… Судейский дворец подпалили… Тут всё и началось. А мы только-только из Турклы пришли. Порт ещё горелый, чёрный… Слышу, кричат: «Шарлах, Шарлах!..» Я уж подумал: может, ты опять налёт затеял?.. Хватаю одного, спрашиваю: «Где Шарлах? Здесь?» – «Нет, – говорит. – Он сейчас Ар-Аяфу поднимает…»

– Что?!

Оба непонимающе уставились друг на друга.

– Прошлой ночью, – медленно проговорил Ар-Шарлахи, – я только ещё подходил к Ар-Аяфе… И я не собирался её поднимать… Что происходит, Илийза?

Илийза неопределённо хмыкнул и повёл широким плечом.

– Слух о тебе прошёл… – скорее предположил, чем ответил он. – А слухи, знаешь, такая штука…

– Да, но откуда они узнали, что я иду именно в Ар-Аяфу?

Илийза бросил на главаря долгий испытующий взгляд, потом насупился и отвёл глаза. Сам он был уверен, что жители Зибры узнали всё от самого Шарлаха. Но если Шарлах решил почему-либо в этом не признаваться – что ж, ему виднее. На то он и главарь.

Снаружи за глинобитными стенами давно уже слышалось некое приглушённое клокотание, прорезаемое иногда негромкими командами. Вне всякого сомнения, в оплетённом лозами дворике и на улице перед домом толпились, переговариваясь негромко и озабоченно, десятки, а то и сотни людей.

– Слушай, – не выдержав, сказал наконец Илийза. – Тебя ведь там ждут, а ты тут со мной болтаешь… Ты бы вышел к ним, а то, знаешь, как-то…

Ар-Шарлахи хмуро взглянул на него исподлобья. Что его ждали, он и сам догадывался. Только вот выйти из маленькой этой комнатки туда, в толпу, было, честно говоря, страшновато. Однако податься было некуда. Ар-Шарлахи вздохнул обречённо и поднялся с подушек.

* * *

Дальнейшее отложилось в памяти обрывками. Страшный ликующий вопль толпы на рыночной площади: «Шарлах! Шарлах!..» Кидались в ноги какие-то старцы в развевающихся белых отрепьях. Сияли злыми лунами голые черепа жрецов, возносились на шестах увенчанные рогом верблюжьи морды. Какие-то рослые угрюмые люди, увешанные оружием, бросали растопыренную пятерню на сердце и рычали слова присяги. Потом жутко выкатывали буркалы и, повернувшись на север, грозили кулаком Харве. А совсем рядом с Ар-Шарлахи мрачно и нежно сияли неотрывно на него устремлённые глаза Алият.

Это сумасшествие продолжалось чуть ли не до полудня. Потом он снова оказался в той же комнатке, только на сей раз в ней негде было повернуться. Из рассевшихся на ковре людей Ар-Шарлахи знал только Алият да Илийзу. В центре помещения расстелили карту, и стало совсем тесно. Возникла тоскливая мысль о добром кувшинчике вина, поскольку ясно было, что от главаря сейчас ждут решений, в голове же гудела пустота, и только жилка на виске подёргивалась зло и болезненно.

Всё, однако, обошлось. Сразу же, испросив на то позволения, заговорил один из незнакомых: смуглый выпуклый лоб, карие округлые глаза, упрямые брови… То и дело почтительно поворачиваясь к Ар-Шарлахи, он как бы давал понять остальным, что сам-то он, темнолобый и кареглазый, лишь глашатай замыслов вождя, не более. А замыслы, насколько мог судить Ар-Шарлахи, были дерзки и тщательно продуманы. Отступить вглубь Пальмовой дороги, вынудив флот Улькара разбиться на несколько караванов, самим же, собрав силы в единый кулак, разгромить их поодиночке, после чего начать блокаду Харвы.

Сначала Ар-Шарлахи ощутил облегчение, когда неизвестный столь любезно избавил его от необходимости строить из себя стратега. Затем пришло беспокойство. Во-первых, незнакомец (узнать хотя бы, как его зовут!) живо напомнил ему Тианги; вскоре Ар-Шарлахи даже стало казаться, что он улавливает в речи нежданного спасителя некую напевность и склонность к ненужным придыханиям. А во-вторых… Что-то не нравилось Ар-Шарлахи в этих детально разработанных планах. Когда же он понял, что именно, ему и вовсе сделалось не по себе.

– Ты говоришь, отступить… – сказал он, и в комнате стало совсем тихо. – А что будет с тенью Ар-Аяфы?

Карие глаза поглядели на него со сдержанным любопытством.

– Ну, поскольку я не государь, – негромко произнёс их обладатель, – то ответить точно затрудняюсь. Скорее всего, ничего хорошего.

– То есть ты собираешься отдать взбунтовавшийся оазис на милость Улькара? – Слово «милость» Ар-Шарлахи подчеркнул особо, и присутствующие, до этого заворожённо слушавшие кареглазого, переглянулись с тревогой. Всем было отлично известно, какой милости можно ожидать от властелина Харвы.

– Тень Ар-Аяфы нам не удержать в любом случае, – пояснил кареглазый. – Сдача её неизбежна. Кроме того, все, кто способен носить оружие, уйдут с нами.

– А кто не способен?

Упрямые брови собеседника на секунду перестали быть упрямыми и вспорхнули изумлённо. Очевидно, вопрос показался странным и наивным.

– Продолжай, – буркнул Ар-Шарлахи.

Кареглазый продолжил, но теперь отношение присутствующих к тому, что он говорил, было другим. Они уже не ловили каждое слово как некое откровение, но поглядывали то и дело на Шарлаха, пытаясь прочесть по его лицу, как он сам относится к услышанному. А лицо становилось всё мрачнее и мрачнее. Кареглазый начал нервничать и, явно смяв заключительную часть своей речи, умолк.

– Кто ещё хочет что-либо мне посоветовать?

Фраза прозвучала несколько оскорбительно. Кареглазый выпрямился и заметно побледнел. Остальные переглянулись. Желающих что-либо посоветовать не нашлось.

– Хорошо, – сквозь зубы сказал Ар-Шарлахи. – Своё решение я сообщу вам чуть позже. А сейчас – идите. Ты – останься, – добавил он, обращаясь к Алият.

Секунда прошла в недоумённом молчании, потом зашуршали плащи, зазвякал металл. Вздыхая, озабоченно перешёптываясь вполголоса и покачивая головами, люди поднимались с ковра, и вскоре комната опустела. Некоторое время Ар-Шарлахи сидел с каменным лицом, выпрямив спину, потом вдруг ссутулился и затравленно посмотрел на Алият.

– Слушай, достань вина… – упавшим голосом попросил он.

Та, не говоря ни слова, вышла и вскоре вернулась с кувшинчиком. Тревожно заглянула в глаза.

– Не знаю, что делать… – подавленно пробормотал он, срывая восковую печать.

– Вроде он всё правильно говорил… – осторожно заметила Алият.

Ар-Шарлахи сделал ей знак немного помолчать и, отведя повязку с лица, залпом осушил полную чашку. Перевёл дыхание, посидел, недобро прищурясь куда-то в угол. Потом вскинул глаза на Алият.

– Кто он?

– В смысле – как зовут?

– Да хотя бы это!..

– Как зовут, не знаю, а кличка – Кахираб.

– То есть выходец из Пьяной тени?

– Ну да… Вчера поднял тень Ар-Нау, привёл три корабля…

– Ар-Нау? Так это же совсем рядом с кивающими молотами!

Алият замерла на секунду.

– Ты думаешь, что он… – Она не договорила.

– Да уверен!.. – проворчал Ар-Шарлахи, наливая вторую чашку. – Будь спокойна, без присмотра они меня не оставят… Что же делать-то, а?

Последнюю фразу он произнёс самым жалобным тоном. Алият робко подсела и обняла его за плечи. Раба, во всём послушная господину. Раньше её надо было в бархан закопать…

– Да ничего тебе делать не нужно, – жарко зашептала она. – Они сами всё за тебя сделают. Ну что ты, хуже Улькара?..

– А что с Ар-Аяфой?

Алият чуть отстранилась.

– Ты тут вообще ни при чём, – сказала она очень серьёзно. – Они сами подняли мятеж. Нас ещё не было в этой тени, так ведь?

– Да в том-то и дело! – вскричал он в отчаянии. – Те, кто поднял мятеж, уйдут с нами! А те, кто не поднимал? Они-то ведь останутся! В чём они виноваты?

– Ни в чём, – сказала Алият. – Но это ведь война. Всех не сбережёшь… Там люди ждут, – напомнила она, кивнув на дверь. – Ты пей, да я спрячу…

В угрюмом молчании Ар-Шарлахи выцедил вторую чашку и, отдав её вместе с кувшинчиком Алият, расстроенно буркнул:

– Зови…

Когда предводители отрядов и послы от взбунтовавшихся теней расселись, Ар-Шарлахи уже восседал на подушках, как и подобает будущему владыке Пальмовой дороги: позвоночник – прям, глаза – надменны.

– Кто задумал, тот и исполняет, так ведь, Кахираб? – негромко и медленно проговорил он.

Темнолобый кареглазый Кахираб с облегчением нагнул голову в глубоком кивке.

– План – твой, – так же неспешно, словно бы через силу продолжал вождь. – Стало быть, тебе и командовать…

– Благодарю за честь! – прочувствованно ответил тот.

На него взглянули – кто с завистью, кто с уважением, кто просто внимательно.

На душе у Ар-Шарлахи было скверно. Он ждал, он надеялся, что вино произведёт на него своё обычное действие, что в самый последний миг снизойдёт вдохновение… Да нет, даже не вдохновение, а просто храбрость. То ли недостаточно выпил, то ли слишком устал, но не вышло, не выговорилось то, что он задумал сказать: «Командуй, отступай, разбивай караваны Улькара поодиночке, а я остаюсь здесь…» И ничего бы они с ним не сделали.

И всё же нужно было что-то произнести, смутить, сбить спесь, хоть как-то расквитаться за собственную слабость.

– Да, кстати, Кахираб…

Тот вскинул голову. Карие глаза исполнены внимания и почтения – не придерёшься. И Ар-Шарлахи продолжал небрежно:

– Такая просьба: передавай от меня привет Тианги… при случае.

Как он и ожидал, Кахираб был искренне удивлён.

– Какому Тианги?

Ар-Шарлахи медленно усмехнулся, не сводя с него насмешливых, презрительных глаз.

– Ты не знаешь Тианги?

– Я знаю нескольких человек, носящих это имя.

Усмешка увяла.

– Ты, должно быть, имеешь в виду Левую руку Ани-тамахи, – спокойно, не отводя взгляда, с бесстыдной откровенностью продолжал смуглый упрямобровый Кахираб. – Хорошо, передам сегодня же…