Текст книги "Разбойничья злая луна"

15

Влад лежал в окопчике, откинув, как всегда из упрямства, кожаный полог, а над ним, в ночном сияющем звёздами небе, судя по взрёвыванию, взвизгам и прочему, шёл серьёзный бой. Временами что-то впарывалось в землю, сеялись мелкие осколки, а Влад лежал, полуприкрыв глаза ладонью, и вспоминал, какие плечи были у Чаги, когда он обнял её сзади. То есть не вспоминал – он гнал от себя это вспоминание, но оно почему-то отказывалось уходить.

Тогда он приподнялся и принялся натягивать полог, по которому немедля пробарабанила порция стальной крошки. Однако в кромешной темноте стало ещё хуже.

«Дурак! – раздражённо мыслил он. – Упёрся в свой металл и ничего уже вокруг не видишь! Она же из-за этого бесилась, неужели не ясно? Из-за этого с места срывала, придиралась к тебе из-за этого… Кстати, правильно делала! Таких придурков вообще надлежит брать за шиворот, вести в ближайшую балку и бить головой обо что-нибудь реликтовое…»

Влад злобно фыркнул и, сняв ремешки с колышков, снова откинул полог. Опустился на кошму. Шальной снарядик чиркнул сразу по двум брустверам. Дуплетом. Рявкнуло прямо в лицо, обдало землёй.

– Ноктюрно, сталь тебя порази!.. – отплёвываясь, пробормотал Влад.

Тут же поймал себя на том, что впервые вместо привычного «чёрт побери» использовал местное выражение, и криво усмехнулся. Зверей он уже вычёсывает классно, роет тоже, болтать насобачился. До полной натурализации осталось совсем немного. Один шаг. Точнее, десяток шагов…

«А вот не дождёшься! – с неожиданным ожесточением, к которому, впрочем, примешивалось и злорадство, подумал он. – Умыкнула не спросясь, ноги связала, думаешь, не помню? А теперь, значит, на измор берёшь?.. Ну-ну, посмотрим, как это у тебя получится…»

Он свернул потуже седельную подушку и, пристроив её поудобнее под голову, отвернулся к земляной стенке. Прямо перед глазами, мерцая отражённым звёздным светом, копошился крохотный металлический паучок. Влад взял его двумя пальцами и, не обращая внимания на слабый укол, выкинул к лешему из ямы.

«Собственно, что меня останавливает? – мыслил он. – Обетов я никаких не давал, невеста меня на Земле не ждёт… Господи, да о чём я вообще?! Какая Земля? Какие тебе невесты? Ты в списках погибших, дурак! Тебя нет! Тебя подберут лет через тридцать. Если подберут… И вообще, что я, железный, голышом с ней купаться! По нескольку раз в сутки!..»

Влад перевернулся на четвереньки и, выпрямившись, осторожно высунул голову из окопа. Взгорбленная, припорошённая звёздным светом степь замерла, ожидая новой схватки крохотных стальных пираний. Пропускать такой момент было грешно. Влад раскинул руки, опёрся. Затем последовало быстрое бесшумное движение – и вот он уже сидит на корточках на краю укрытия. Пригнувшись, перенёс ногу через бруствер, сделал шаг-другой – и в этот момент пауза кончилась.

Ночь взвыла в лицо, ветер ударил по левой щеке, как доской. Слава богу, плашмя. Влад упал ничком, а секунду спустя воздух над ним был разорван в клочья. «Убит при попытке прелюбодеяния…» – произнёс кто-то в мозгу официальным голосом.

Мысль несколько преждевременная, но в целом правильная: стальная позёмка срывала брустверы, металл стелился над самой землёй. Визг, хруст, грохот. Не смея поднять головы, Влад пополз было к окопчику Чаги, понял, что, скорее всего, не доползёт, решил вернуться, но тут позади него в землю впоролось единиц десять, не меньше. Удар был такой силы, что Влада подбросило, и он торопливо пополз вперёд.

В себя он пришёл возле растерзанного бруствера. Ночь была относительно тихой, на холмы и пригорки оседал ровный звёздный свет.

Так… Во-первых, кажется, жив и даже не ранен. А во-вторых, чей же это, интересно, окоп?.. Переползая под обстрелом, Влад совершенно утратил ориентировку. Приподнялся, заглянул через бруствер. Кожаный полог был туго натянут и усыпан микроосколками…

По идее, надо было немедленно срывать ремешки с колышков и падать вниз, к ней. Металл вполне мог повторить пролёт по этой ложбинке. Однако на такое хамство Влад не отважился и некоторое время продолжал рисковать жизнью, торча над бруствером.

«Вот будет потеха, – несколько испуганно мыслил он, – если я всё это придумал!.. Может, ей вообще на меня наплевать! Ну купалась при мне нагишом, ну и что? Может, здесь так принято!.. А, ладно! В крайнем случае изуродует. Кистенём своим…»

Взбодрив себя этим сомнительным рассуждением, Влад тихонько снял с колышков три петли и приподнял край полога. Черно, как в могиле. Тогда он снял все петли, до которых мог дотянуться, и откинул полог на бруствер. Обильный звёздный свет пролился в неглубокую прямоугольную яму. Чага не спала. Она лежала на спине, угольно-чёрные глаза были широко раскрыты.

– Чага, – растерянно сказал Влад, – это я…

16

Нет-нет, всё было замечательно, но… Чага отнеслась к его визиту как-то уж очень спокойно. Ошарашивающе спокойно. Как будто они уже лет десять состоят в законном браке и делят ложе (в смысле кошму) еженощно. Влад даже был слегка разочарован: всё-таки под обстрелом полз, рисковал…

Полог они оставили раскрытым и теперь лежали рядом, глядя в тихое звёздное небо.

– Чага, а почему ты кочуешь одна? – шёпотом спросил Влад.

Она, как всегда, ответила не сразу.

– Металл убил всех, – услышал он наконец её ровный негромкий голос.

– Да нет, Чага! – Влад приостановился, подыскивая слова. – Он убил их потом. А когда я прилетел, ты уже была одна. Почему?

На этот раз молчание было продолжительнее.

– Меня оставили в степи, – глухо сказала Чага.

– Оставили в степи? А что это значит? Расскажи.

И она стала рассказывать, отрешённо, с лёгкой грустью в голосе, словно речь шла не о ней, а о ком-то другом. И всё же несколько раз что-то сдавливало ей горло: когда пришлось признаться, что она дважды прикоснулась к металлу, и ещё когда говорила о Стрые, не решившемся переступить черту…

Влад слушал ошеломлённо. Многое в рассказе было непонятно, но суть он уловил. Боже мой, изгнанница, бунтарь!.. Брала металл голыми руками!.. Ну вот хоть убей не мог он себе представить Чагу в этой роли!

– Чага, – растерянно сказал он, когда история кончилась, – ты говоришь: если бы мы не нашли друг друга…

– Меня бы убил первый встречный, – тихо подтвердила она.

– Сталь разящая! – еле вымолвил Влад. – Слушай, как хорошо, что этим встречным оказался я!

– А тебя бы убил металл, – ещё тише добавила она.

– Конечно! – с чувством подтвердил Влад. – Если бы ты тогда не выбила у меня из рук… ту штуку. Спасибо!.. – Он помолчал, кашлянул. – Слушай, а Мать… Она что, твоя родная мать?

– Нет. – Кажется, Чага улыбнулась. – Она была Мать семейства. А мне доводилась… – Последовало незнакомое слово, означавшее, по всей видимости, степень родства.

«А ведь и впрямь пошёл у меня язык! – с некоторым удивлением отметил Влад. – Болтаем вовсю…»

– Чага, – осторожно начал он, – а почему ты сейчас так боишься металла? Я знаю, бояться надо, но… не так же! Вот ты сказала: ты дважды к нему прикоснулась, и что?

– Меня оставили в степи, – напомнила Чага. Голос её снова зазвучал глуховато.

Влад рассмеялся:

– Глупая! Хорошо, что оставили! А иначе он бы убил тебя вместе с ними!..

Чага вздохнула и не ответила. Однако полог уже натянуть не требует. Значит, сдвиги есть…

Снова почувствовав желание, он повернул её к себе лицом и, умудрённый опытом, нежно взял губами мочку уха. В прошлый раз он начал было с поцелуя в губы, за что немедленно получил лёгкую, но звонкую затрещину. Выяснилось, что так здесь не принято. Развратник!.. Слава богу, всё остальное было в точности как на Земле…

…Потом они снова отдыхали от любовных (супружеских?) ласк, и уже наплывала дремота, когда Влада посетила внезапная и несколько обидная мысль: а почему Чага, в свою очередь, так ни о чём его и не спросила? Нет, право, это было даже как-то оскорбительно… Неужели вот так просто возьмёт и уснёт?..

Он повернул голову и увидел, что Чага по-прежнему лежит на спине и смотрит в небо. Потом что-то вдруг изменилось в её взгляде. Влад тоже невольно поднял глаза, и сердце ёкнуло: по ласково мерцающему небосклону ползла наискосок тяжёлая крупная звезда. Значит, ещё не стартовали…

– Чага, – позвал он, – видишь?

– Да.

– Я прилетел оттуда, Чага, – проговорил он, чувствуя, что хрипнет.

Казалось, она не услышала. Удивлённый её равнодушием, Влад приподнялся на локте, всмотрелся в тронутое обильным звёздным светом лицо и понял, что Чага лежит, буквально помертвев от страха. Наконец медленно повернула голову.

– Никому не говори… – произнесла она с тихой угрозой, и у Влада по спине побежали мурашки.

– Я… – растерялся он. – Только тебе… А почему?

– Убьют, – последовал мрачный ответ, и Чага снова стала смотреть на неторопливо переползающую звезду.

– А… за что?

Чага молчала. Потом всё-таки ответила через силу:

– Бегущая звезда. Когда она появляется, где-нибудь падает стальная птица… Никому не говори. Узнают – убьют.

Та-ак… Влад, слегка потрясённый, опустился на место. А туземцы-то, выходит, очень неплохо информированы… Бегущая звезда, стальная птица… Однако позвольте! Что значит узнают – убьют?.. А сама она разве не знает? Не убила же…

– Хорошо, Чага, – покорно сказал он. – Я никому не буду говорить… Но с тобой-то я могу об этом?..

– Со мной – да, – нехотя согласилась она.

Грузная звезда подползала уже к краю чернеющего бруствера.

– А знаешь, что это? – спросил он.

– Металл, – равнодушно отозвалась Чага.

Влад поперхнулся.

– М-металл… – вынужден был согласиться он. – Но это совсем другой металл! Он не убивает. Он служит людям. Там есть люди, Чага. Много людей. Таких, как я…

Звезда уже скрылась за кромкой развороченного бруствера, а Чага всё молчала.

– Там хорошо? – неожиданно спросила она, глядя в мерцающую бездну.

– В моём мире? – уточнил Влад. – Да, Чага. Там хорошо.

Она снова повернулась к нему, и в голосе её прозвучало какое-то совершенно ребяческое изумление:

– Если там хорошо, зачем вы летите сюда?

– Зачем? Да ради вас!

– Ради кого? – Она в самом деле не понимала.

– Ради тебя, – сказал Влад. – Ради твоих близких. Ради всех людей.

– Ради моих близких? – Она пристально всмотрелась в его лицо. Пристально и тревожно. – Ради Стрыя? Ради Колченогой?

Влад понял наконец, о чём она, и его обдало жаром.

– Видишь ли, Чага… Любой эксперимент всегда бывает чреват… э… – с запинкой проговорил он по-русски и стал думать, как бы это теперь перевести.

«Какой-то совершенно дурацкий разговор», – растерянно подумал он, так и не справившись с переводом.

– Пойми ты! Мы остановим металл! Он не будет летать над степью!

Чага вздохнула.

– Если бы он не летал над степью, – сообщила она, – людей бы уже не было.

– Не понимаю! – сердито сказал Влад. – Объясни.

Чага молча смотрела в небо. Потом губы её шевельнулись, и она заговорила нараспев:

– Мужчины шли по степи, и в руках у них было оружие. Они убивали друг друга, они убивали детей и женщин, они убивали зверей. А металл смотрел, как они убивают, и видел, что скоро людей не останется вовсе. Он исполнился жалости к людям и восстал на мужчин – быстрый, светлый, разящий без промаха. И мужчины сказали: «Выроем прямые ямы и скроемся в них от металла». И они вырыли прямые ямы, но металл поражал их и в ямах, падая сверху. Тогда мужчины исполнились страха и спросили металл: «Что нам делать?» Он ответил: «Бросьте оружие, и тогда я не стану поражать вас в укрытиях. Буду лишь поражать, пролетая над степью, чтобы люди боялись и помнили…» И мужчины бросили оружие…

Влад был ошеломлён. Фольклор! Фольклор, посвящённый металлу!.. Конечно, сказание на добрую треть состояло из слов совершенно незнакомых, но в целом смысл был ясен. Война, в процессе которой и вышли из-под контроля противопехотные комплексы… Завтра надо будет попросить Чагу, чтобы повторила, а он запишет…

Ах, блокнотик, блокнотик, на сколько же тебя хватит!..

17

По правде говоря, Влад надеялся, что после этой ночи характер Чаги хоть немножко смягчится. Ничуть не бывало! Вид праздношатающегося Влада приводил Чагу в неистовство, и на бывшего пилота первого класса начинали обильно сыпаться распоряжения, указания и наряды на работу. Однажды она даже попыталась усадить его за веретено и отказалась от своего намерения, лишь убедившись в полной бездарности Влада. Блокнота при ней лучше было и не доставать…

А Влад ничего не понимал, да и не понял бы, наверное, попытайся она ему всё объяснить.

Встреча с людьми застала Чагу врасплох – лишь тогда она осознала, что все долги семейства лежат теперь на них двоих. Конечно, с таким зверем, как Седой, их примет любой сородич. Но если уцелело достаточно много родственников Калбы по мужской линии, их с Владом просто не осмелятся принять. И где уверенность, что никто не попытается поступить с ними так, как Стрый поступил с семейством Калбы?..

А Влад только поглядывал удивлённо, когда она внезапно меняла маршрут или, скомандовав остановиться, выходила на вершину холма, пристально оглядывая окрестности.

Однажды, завидев в небе тяжёлый чёрный дым, он поднялся за ней на пригорок. Горела роща. Причём как-то странно горела – сразу с трёх сторон.

– Металл поджёг? – с пониманием спросил Влад.

– Нет, – сказала Чага. – Люди.

– Подожгли рощу?

Чага с досадой тряхнула выгоревшей, неровно подрезанной гривкой.

– Кто-то прячется, – хмуро пояснила она. – Выживают огнём…

– Изгнанника? – спросил Влад, чувствуя, как омерзительная слабость раскатывается от живота к коленкам.

– Не знаю, – сказала Чага. – Может быть, и хищника…

Они положили зверей в пышно разросшемся жёлто-зелёном кустарнике и спрятались сами.

– Слушай, Чага, – прямо спросил Влад, – ты кого больше боишься: металла или людей?

– Тебя, – бросила Чага, не оборачиваясь.

Влад неуверенно хихикнул. Вот уже и первые проблески юмора пробиваются. Так, глядишь, скоро и анекдоты начнём друг другу рассказывать: «Сидят в горящей роще два изгнанника. Вот один и говорит другому… то есть другой…»

Продолжения анекдота Влад придумать не смог, да и не успел бы. Глухо грянули копыта, воздух вспороли визжащие, как металл, крики, и ложбинка ожила. Мимо них огромными прыжками пролетело поджарое и, несомненно, хищное существо, похожее на гепарда с волчьей мордой, нагоняемое храпящим, роняющим пену зверем. Сламывающиеся в суставах мощные ноги метались, как рычаги, в каждом копыте – смерть.

Пятнистый хищник шарахнулся, уворачиваясь, и в этот миг на спину ему с маху бросился всадник. Мужчина. Они покатились, путаясь в редкой высокой траве, взметнулись жилистые пятнистые лапы с жутко растопыренными когтями, и пронзительный крик боли (не поймёшь, звериный или человеческий) ошеломил Влада. Чага, бледная, с искажённым лицом, раскинув руки, зажимала храпы обоим залёгшим животным и торопливо шептала какие-то шепелявые звериные слова, видимо упрашивая Седого и Рыжую не подавать голоса, не затрубить в ответ.

Вопль оборвался, трава шевельнулась последний раз, и из неё поднялся победитель в разорванной куртке. Лоб у него был рассечён, улыбающееся лицо заливала кровь. Он нагнулся и рывком вскинул на плечи пятнистую тушу с длинными болтающимися лапами. Всхрапывая и косясь на убитого хищника, возвращался взбудораженный кровью зверь.

Охотник перекинул тушу между горбом и мощной шеей животного и вскочил в седло. У выхода из ложбинки маячили ещё два всадника. Весело оскалившись, они смотрели на приближающегося к ним удачливого наездника.

– Хвостом задел? – спросил один, указывая на рассечённый лоб, и все трое расхохотались нарочито громко, чтобы вся степь слышала, как им весело.

Скрылись. Чага отпустила морды зверей и обессиленно привалились спиной к горбу Седого.

– Не понимаю, – раздражённо проговорил Влад. – Почему мы прячемся? Мы же не изгнанники – мы семейство!

– Седой… – стонуще произнесла Чага, как-то судорожно оглаживая жёсткую шерсть на хребте зверя.

– Не понимаю, – повторил Влад. – При чём здесь Седой?

Она подняла на него прозрачно-серые, полные муки глаза.

– Это очень редкий зверь, – сказала она. – Такие есть только на севере.

– Ну и что?

– Из-за него уже убили шестерых. Почти всё семейство Калбы. Стрый убил из-за него четырёх мужчин…

Влад невольно откашлялся.

– А теперь, значит, из-за него поубивают нас? – спросил он. – Так, что ли?

Чага молчала.

– Да сталь вас всех порази! – взорвался Влад. – Вам что, металла не хватает? Ещё и сами друг другу глотки рвёте?

Чага всё ещё перебирала густую шерсть Седого. Лицо – несчастное.

– Раньше так не было, – тихо, как бы оправдываясь, проговорила она. – А теперь все думают: последние годы живём…

– Послушай, – сказал Влад. – Но если он так опасен, давай выменяем его на другого зверя. Или просто отдадим…

Чага вздохнула и поднялась.

– Не могу, – сдавленно вымолвила она.

– Почему?

– Хороший зверь, – пряча глаза, сказала она. – Ни у кого здесь такого нет…

А к вечеру, словно желая запугать Влада окончательно, достала из седельных сумок кистени и принялась упражняться. Высунувшись из наполовину вырытого окопчика, он с невольным уважением следил, как ходят в воздухе гудящие камни. Надо бы взять у неё пару уроков. Спиной к спине с четырьмя кистенями – и ни один кочевник не подступится, ни пешком, ни на звере. Да к ней и к одной не больно-то подойдёшь…

Влад бросил лопатку, которая, кстати, и впрямь была лопаткой какого-то крупного животного, скорее всего того же зверя, и вылез из ямы. В самом деле, если так опасно, то пусть хотя бы приёмы покажет…

– Чага!

Она обернулась, и её глаза внезапно вспыхнули надеждой и радостью.

– Отними! – крикнула она, и камни запели, замелькали.

Влад неуверенно шагнул навстречу, но тут Чага сбросила с ладони несколько витков ремня, камень метнулся в лицо и, не долетев какого-нибудь дюйма, толкнул воздухом. Хорошо хоть заслониться не успел – перелом кисти был бы обеспечен…

– С ума сошла! – сердито сказал Влад, отступая. – Давай теперь я попробую!..

Чага резко опустила руки, камни с глухим стуком упали на землю. Новый приступ ненависти? Ну так и есть…

– Никогда так больше не говори, – процедила Чага. Глаза – как из металла отштампованы. Сталь разящая. Отвернулась, взмахнула руками, и камни снова заходили, завывая, по резко меняющимся траекториям.

Выругавшись вполголоса, Влад возвратился в окопчик, поднял костяную лопатку и продолжил земляные работы. То не говори, это не говори… Да что ж она, дура, не понимает, что в четыре руки отмахаться легче?.. Или кистени – это чисто женское оружие? Хм, а это, между прочим, идея…

– Чага!

Она даже не повернула головы в его сторону.

– Чага! Да погоди же ты! Остановись!

Камни, ускоряясь, закрутились по спирально уменьшающимся орбитам и со шлепком улеглись в ладони. Обернулась.

– Чага! Ну что ты злишься? Я же просто не знаю многого!.. Что, кистенями только женщины дерутся?

– Да!

– Ну так предупреждать нужно, Чага! Я же правда не знал. А каким оружием пользуются мужчины?

– Мужчины не пользуются оружием, – холодно сказала она.

– Как? Вообще?

Чага смотрела на Влада с недоумением:

– Разве я тебе не рассказывала? У них договор с металлом.

18

Нет, но он-то полагал, что речь идёт только о металлическом оружии. Как же нужно было испугаться этих самых микрокомплексов, чтобы вообще всё на землю побросать! Вот идиоты…

А с другой стороны, ситуация приобретает несколько жутковатые очертания. Влад вспомнил взметнувшуюся из высокой редкой травы пятнистую лапу с судорожно растопыренными когтями и почувствовал себя совсем неважно. Да на такую тварь – только с карабином и с егерем! А тот её – с улыбочкой и голыми руками. То ли задушил, то ли хребет сломал…

Значит, оружие применять нельзя. Кстати, надо будет спросить у Чаги: что будет, если всё-таки применишь? Запрезирают? Ну это на здоровье… Только ведь, скорее всего, загонят в рощу и подпалят с трёх сторон. Ладно. Решено. Без оружия так без оружия.

…И что же у нас в активе? А ничего в активе! Юношеское увлечение капоэйрой у нас в активе. Ну ещё, может быть, общая физическая подготовка неплохая. Была. До так называемой посадки и сотрясения мозга. Ох, Влад, переломят тебя здесь об коленку при первом удобном случае. Как сушняк. С пушечным треском.

И зачем они откочевали в спокойные степи? Изучать нечего, металл куда-то исчез. Чага говорит: не раскуклился ещё. Шутит, наверное. Хотя после паучков этих дикорастущих, кажется, уже во что угодно поверишь. Вплоть до почкования осколков.

Влад ударил пятками Седого и поравнялся с Чагой:

– Ну что, Чага? Может, вернёмся?

– Куда?

– Откуда пришли.

– Там металл, – напомнила она.

– Да уж лучше металл, – буркнул Влад.

– Ты как женщина. – Чага усмехнулась. – Только о нём и говоришь.

– Что делать, Чага! Металл – враг. А врага надо знать.

– Мать тоже думала, что знает его, – задумчиво молвила Чага. – А металл её убил.

Влад фыркнул:

– Что она там знала! Что вы вообще о нём знаете! Ты, например, много о нём знаешь? Как он движется? Почему растёт?

– Это вообще незачем знать, – возразила Чага. – Я чувствую, когда он идёт. И вовремя ухожу с его дороги.

– Интересно! Чем же это ты чувствуешь?

Чага сказала.

– Чем?! – ужаснулся Влад.

Чага повторила. Слово было хорошо знакомо, просто Влад ещё ни разу не слышал его при свете дня.

– Ты не сердись, – осторожно начал он, чувствуя, что физиономия его невольно разъезжается в совершенно непристойной улыбке, – но… Что же, у тебя там всё опускается, что ли, когда он идёт?

– Нет, – вполне серьёзно ответила она. – Не опускается. Сжимается.

– Ни черта себе приборчик!.. – пришибленно пробормотал Влад по-русски и некоторое время ехал молча. – Да ведь это просто страх, Чага! А вы его принимаете за чутьё!

Она равнодушно повела плечом:

– Какая разница! Главное, почувствовать…

В мутно-голубом небе на относительно небольшой высоте ходила кругами какая-то хищная птица, и означало это, что металл здесь пока воевать не собирается. Влад уже неплохо разбирался в местных приметах. Отвесная сверкающая царапина по небосклону предупреждала, например, что сейчас в вышине раскроется и замерцает проволочная паутина. Металл смотрит, и лучше всего свернуть с дороги и поискать укрытие.

А вот косые и параллельные земле серебристые штрихи – это уже серьёзнее! Это значит, что по округе мечется так называемый рой. Вообще, почти все местные выражения, касающиеся металла, были с наивной прямотой взяты из жизни насекомых. Металл роится – падай носом в землю и моли судьбу, чтобы это оказался зрячий рой, срезающий лишь верхушки трав, а не слепой, когда паутинчатый локатор уже сбит и сталь метёт, впарываясь во что попало.

Да нет, если не зевать, можно и с металлом поладить. А вот с людьми…

– Чага, а ты можешь показать какие-нибудь мужские приёмы? Я имею в виду: приёмы драки…

Более изумлённого выражения лица он у неё ещё не видел. Вопрос, надо полагать, был задан пренеприличнейший.

– Я женщина, – выговорила она наконец с тихим негодованием в голосе. Но отступать было поздно.

– Они их что, в секрете держат? Я имею в виду, от женщин…

– Конечно!

Так. Ну что ж… Значит, будем вспоминать приёмы капоэйры… Нет, с металлом всё-таки легче. Там хотя бы знаешь, что он не за тобой охотится…

– Чага! А вот ты как-то говорила, что твои родственники могут принять нас в семейство. А если не родственники? Примут?

Холодный, несколько презрительный взгляд через плечо.

– Примут. Если ты там найдёшь себе женщину, а я – мужчину.

– Ясно, – пробормотал он, помрачнев. – Тогда это, конечно, не подходит.

– Почему?

Влад резко натянул поводья. Седой оскорблённо фыркнул и остановился, мотнув породистой головой.

– То есть как почему? – От обиды у Влада даже голос сорвался. – Да потому, что я уже твой мужчина!

Не менее резко Чага осадила Рыжую и, круто развернув, бросила её на Влада. Как на таран шла. Запрокинутая, оскаленная морда Рыжей и не менее искажённое смуглое лицо Чаги. Растопыренная пятерня шарит за седлом, вот-вот кистень достанет…

– Ты сначала у меня камни отбери! Мужчина!

Снова крутой поворот, и Чага, не оглядываясь, поехала прочь. В прежнем направлении. Спина выпрямленная, злая.

Некоторое время Влад остолбенело смотрел ей вслед, сидя на переминающемся, но не двигающемся с места Седом, потом осторожно высвободил ногу из мягкого кожаного стремени и соскользнул на землю. Слабо толкнул зверя ладонью в мощный, тщательно вычесанный бок.

– Иди, Седой, – приказал он перехваченным горлом. – Иди. Догоняй.

Повернулся и побрёл в степь. Хватит. Всякому унижению бывает предел. Да, он не мужчина. Он не землекоп, он не наездник, и голыми руками убивать он тоже не умеет. Он просто пилот первого класса, имевший глупость остаться в живых.

Горько скривив рот, он брёл, раздвигая редкую высокую траву и жалея только об одном: что под ногами ни одного осколка. Хотя зачем осколок? За пазухой есть ещё нож, к счастью не выброшенный Чагой. Отойти подальше, выпустить лезвие, а там уже металл сообразит, как с ним поступить…

Над плечом раздалось знакомое фырканье, и в шею ткнулись влажные губы зверя. Сзади шуршала ломкая суставчатая трава и мягко ступали тяжёлые неторопливые копыта.

– Не надо, Седой, – сдавленно попросил он. – Не надо, иди.

– Влад. – Тихий голос Чаги.

Он обернулся. За ним шли оба зверя. Чага глядела с седла печально и растерянно:

– Влад, тебя убьют.

Повернулся и побрёл дальше. Трубчатые травы сами подворачивались в руки и, если вовремя не разжать кулак, натягивались и лопались с тихим и каким-то неимоверно тоскливым звуком.

– И меня убьют тоже, Влад.

Остановился. Постоял, опустив голову. «Сил моих больше нет, – беспомощно твердил он про себя. – Сил моих больше нет…» Стиснув зубы, качнулся в сторону степи.

– Влад, уходим! – Резкий, как выстрел ломающегося сушняка, окрик.

Он вскинул голову. Подавшись с седла к горизонту, Чага всматривалась во что-то с земли невидимое. Ни на секунду не усомнившись в необходимости приказа, Влад кинулся к Седому и прыгнул животом на седло. Ухватился за горб, сел, поймал ногами мягкие стремена. Это не могло быть ни шуткой, ни сложно задуманной попыткой примирения.

В степи не шутят.