Текст книги "Разбойничья злая луна"

Глава 32. Ночь перед битвой

Армада, ведомая «Самумом», текла на восток вдоль Пальмовой дороги, вбирая в себя всё новые и новые караваны. А идущие за ней по пятам две флотилии Харвы таяли и таяли. Ломались колёса, отставшие корабли вынуждены были входить в гавани опустевших оазисов, населённых лишь стариками, женщинами да детьми, и часто стоянка эта оказывалась для голорылых последней. Истории, всплывшие впоследствии, были страшны, но в достаточной степени одинаковы: пальмовое вино, уснувший или отвлечённый женщинами караул, бесшумно крадущиеся подростки и старики с тонкими, как жало, клинками в руках… Впрочем, исход у этих историй мог быть любой. В тени Ар-Нуера, например, страж всё-таки поднял тревогу и жители оазиса были вырезаны разъярённой солдатнёй до единого.

На третий день пути откуда-то стало известно, что в дело вмешался Гортка. Утверждали, что кимирский посол передал досточтимому Альразу свиток с недвусмысленной угрозой вторжения, если войска Харвы не оставят в покое Пальмовую дорогу. События вновь развивались по Кахирабу, и людям понимающим (тому же Ар-Шарлахи, скажем) это говорило о том, что на юге, в песках кивающих молотов, спокойный широкоскулый Тианги окончательно взял верх над неким Тамуори и его единомышленниками.

Правда, разорвать силы Харвы на несколько караванов, чтобы затем расправиться с ними поодиночке, так и не удалось.

– Тоже ничего страшного, – сказал заметно повеселевший Кахираб, зайдя с очередным докладом в каюту государя Пальмовой дороги. – Будет одно большое сражение вместо пары-тройки мелких…

Всё это живо напомнило Ар-Шарлахи события пятнадцатидневной давности, когда Алият, самочинно захватив командование, под настроение докладывала ему обо всём по мелочи за исключением главного.

– А то, что у них треть войска с новыми щитами? – хмуро спросил Ар-Шарлахи. – Это тебя не волнует?

– А!.. – легкомысленно отмахнулся Кахираб. – Щиты! Знаешь, если откровенно, щиты – это вообще не оружие. Никогда они ничего не решали.

– Вот как? – Честно говоря, Ар-Шарлахи был неприятно удивлён последней его фразой. Даже уязвлён отчасти. – Но с их помощью Кимир когда-то победил Харву. А когда вы снабдили Улькара вогнутыми щитами, он смог отбиться от Кимира…

– Это только кажется. На самом деле победил он совсем по другой причине.

– Почему же вы их нам тогда поставляете?

– Именно поэтому, – с развязной ухмылкой отвечал Кахираб. – Это ваша собственная выдумка – заходить против солнца и слепить врага зеркалами. Кроме вас, до такой нелепости, по-моему, никто не додумался. Как бы это тебе объяснить подоступнее? Знаешь, есть страны, где не принято драться ногами. Бьют только кулаками и головой…

– Но это же глупо! – вырвалось у Ар-Шарлахи.

– Правильно, глупо, – согласился Кахираб. – И тем не менее так принято. Ну а разве то, что делаете вы, не глупо? Сам же рассказывал, как ты ушёл от досточтимого Хаилзы… Пронизал кимирский караван навылет – и нет тебя!..

– Просто ветер шёл хвостовой, – несколько растерянно, словно оправдываясь, объяснил Ар-Шарлахи. – И гнал пыль прямо на кимирцев…

– Вот именно! Тоже мне проблема – щиты! Даже с вашей техникой… Зарядить катапульту сажей – и всё. Фаланга ослепла, делай с ней что хочешь…

– Вообще-то, это считается подлым приёмом, – сухо заметил Ар-Шарлахи. – Так поступали одни туземцы… Только, конечно, катапульт у них не было. Были пращи…

– Так а я тебе о чём толкую? Просто вы ещё не сталкивались с достаточно сильным противником, не желающим признавать эти ваши условности…

– Так ты что же, – тревожно спросил Ар-Шарлахи, – в самом деле собираешься ослепить их сажей из катапульт?

Кахираб рассмеялся:

– Ну нет! Подумай, какая бы тогда пошла о тебе слава в том же Кимире!.. А ведь это наш будущий союзник… Нет, столь явно мы правила приличия нарушать не будем. Кроме того, как я заметил, жители Пальмовой дороги зеркального боя вообще не любят. Просто откажемся от единой фаланги (вот ещё глупость-то!) и будем действовать подвижными малыми отрядами. Как в старину.

Ар-Шарлахи сморщился и недовольно покосился на шкафчик, где стояли запечатанные кувшинчики. Толковать с Кахирабом было для него всегда делом мучительно трудным именно в силу неприязни того к местным напиткам.

– А сами? – сердито спросил Ар-Шарлахи, вспомнив Тианги со шнуром в руках. – Вместо того чтобы взять кисточку или перо да записать, узелки на память вяжете…

– Ты прав, – спокойно согласился Кахираб. – Тоже, если вдуматься, нелепость. За двести лет этих шнурков с узелками у нас накопилось столько, что ими, наверное, всю землю можно оплести. Но опять-таки традиция, ничего не поделаешь… Есть правило: все официальные документы составляются узелковым письмом. Хотя, казалось бы, чего проще: взял да надиктовал…

– Кому? – не понял Ар-Шарлахи.

– Не кому, а на что, – поправил его Кахираб и запутал всё окончательно.

Ар-Шарлахи озадаченно потёр кулаком переносицу. Что-то он хотел спросить очень важное… При всей своей откровенности Кахираб мастерски умел увести разговор в сторону.

– Да! Что там с Кимиром? – вспомнив, отрывисто осведомился Ар-Шарлахи. – На палубе болтают, Гортка уже нашего посла принял…

– Странно… – то ли удивился, то ли прикинулся удивлённым Кахираб. – Ну вот откуда они могли об этом услышать?

– Так правда или нет?

– Конечно правда. И про послание Гортки Улькару – тоже. Так что, считай, тылы у нас пока надёжны…

– Позволь! – встрепенулся вдруг Ар-Шарлахи. – А как же Гортка мог принять нашего посла без верительных грамот?

– Н-ну… – Кахираб в затруднении пошевелил бровями. – Как тебе сказать… Словом, грамоты пришлось изготовить прямо там, на месте.

– А мою подпись?

– Тоже…

Ар-Шарлахи в гневном недоумении взглянул на Кахираба, но ничего не сказал и, засопев, полез за кувшинчиком. Даже Алият в своё время не обращалась с ним столь бесцеремонно. Кахираб проследил беспокойным взглядом за рукой владыки, потянувшейся к дверце шкафчика, и, видимо, опасаясь, что в него сейчас всё-таки вольют нелюбимый им напиток, поспешил откланяться.

Ар-Шарлахи успел произвести глотка два, не больше, когда дверь каюты приоткрылась вновь. Должно быть, Алият всё это время ждала в коридорчике, когда Кахираб наконец уберётся.

– Ушёл? – враждебно спросила она и по недавно приобретённой привычке оглядела углы. Переступила порожек, прикрыла дверь и, присев напротив, сердито уставилась на Ар-Шарлахи.

– Ну? – жёлчно, с вызовом осведомилась она. – Кого он тебе ещё сосватал?

Тот поперхнулся и, расплескав вино, поставил чашку на ковёр.

– Слушай! Ну сколько можно? То с купцом этим, то…

– С купцом? – Алият недобро прищурилась. – Не удивлюсь, если это Кахираб его наладил в Ар-Аяфу… с девочками для отца нашего, Шарлаха, – не удержавшись, ядовито добавила она.

Ар-Шарлахи вскинулся, и несколько мгновений оба пристально смотрели друг другу в глаза. Наконец он почувствовал себя неловко, нахмурился и отвёл взгляд.

– Да ладно тебе… – буркнул он, снова поднося чашку к губам. – Можно подумать, у Кахираба только и забот, что тебя злить…

– Сразу я ему поперёк горла стала, – сдавленно проговорила она. – И ты тоже хорош! Послал бы его один раз к верблюду… через кивающие молоты! С тобой что хотят, то творят, а ты!..

– Сама же говорила, что Кахираб всё сам за меня сделает…

– Да, конечно! – Она сверкнула глазами. – Племянницу Гортки за ручку приведёт, только что ножки ей за тебя не раздвинет!

– Слушай, да прекрати же! – не выдержал он. – В конце концов, это ты сказала, что любишь. Я тебе, по-моему, ничего подобного не говорил и в верности не клялся!..

Он залпом допил остатки вина и снова наполнил чашку.

– Клялся, не клялся… – угрюмо молвила она. – Какая разница?..

– Ничего себе!.. – только и смог выговорить он.

Алият сидела, нахохлившись, и мысли её, судя по всему, были безрадостны.

– Может, в самом деле взять да и сбежать? – промолвила она в тоске.

Он усмехнулся:

– Куда? Мы ведь уже с тобой об этом говорили, и не раз… Не к морю же!..

Алият медленно подняла голову.

– А почему нет? – спросила она.

* * *

Поднятые ливнем алые и нежно-жёлтые цветы давно остались за кормой, вокруг снова скалились не тронутые влагой белые барханы Чубарры. Хотя и за кормой, наверное, ничего уже не осталось – за три дня солнце должно было неминуемо спалить всё до последнего стебелька.

Армада Шарлаха, описывая огромный полукруг, двигалась к югу, преследуемая по пятам превосходящими силами Харвы. Случайно или умышленно, но этот манёвр Кахираба, можно сказать, уберёг Пальмовую дорогу. Возможность уничтожить мятежников в одном сражении была настолько соблазнительна, что караванные Харвы не рискнули дробить флот на отдельные карательные отряды. Конечно, оазисы, взбунтовавшиеся против государя и бога (что, впрочем, одно и то же), будут непременно усмирены и наказаны, но не сейчас, потом, после того, как от кораблей дерзкого Шарлаха останутся лишь чернеющие в пустыне рёбра да позвонки.

Ещё на второй день пути Кахираб попросил у Ар-Шарлахи подаренную Тианги металлическую черепашку и что-то с ней сделал, после чего устройство онемело. На вопрос, зачем это нужно, Кахираб ответил, что на всякий случай. Ар-Шарлахи остался недоволен такой немногословностью и, как всегда, потребовал объяснений.

– Понимаешь… – сказал Кахираб. – Я совершенно не уверен, что за нами не следят. Как бы это тебе растолковать… Ты, наверное, обратил внимание, что я и своей игрушкой тоже в последнее время не пользуюсь? Словом, есть такое устройство, которое как бы видит, откуда ты сейчас передаёшь…

Напряжённо слушающий Ар-Шарлахи сбился и досадливо тряхнул головой.

– Что передаёшь?

– Н-ну… в смысле – говоришь. С тем же Тианги, скажем… А кто-то, пока ты с ним болтаешь, отмечает, где мы находимся, куда движемся… Кроме того, мне совершенно неинтересно, чтобы они знали наши планы.

– Да кто они? Ты же сказал, что Тамуори отстранили!

– Отстранили и выслали, – подтвердил Кахираб. – Но многие сторонники его остались. И Тианги они терпеть не могут по-прежнему.

– Мог бы и просто попросить, чтобы я этой штукой не пользовался, – недовольно заметил Ар-Шарлахи.

– Да не беспокойся ты… Я тебе его потом снова включу… То есть… мм… Ну, оживлю, словом. Перед самым боем.

* * *

Устройство Кахираб оживил ночью, когда, оказавшись чуть севернее тени Ар-Нау, флот мятежной Пальмовой дороги наконец приостановился и стал поджидать преследователей. Скрываться теперь уже не было смысла. Так, во всяком случае, утверждал Кахираб.

Погонщики кораблей и караванов, поёживаясь и закутываясь поплотнее в белые, позеленевшие под луной плащи, спустились по верёвочным лестницам на успевший остыть песок и двинулись туда, где служителями сооружался четырёхугольный шатёр с круглым металлическим зеркалом вместо крыши. Гологоловый молчаливый жрец (теперь уже первосвященник), казалось, не чувствовал холода вообще – прямой, недвижный, он стоял, безучастно глядя, как втыкают в песок четыре шеста, увенчанные бронзовыми рогатыми мордами, и натягивают полотно. Многие время от времени поднимали укрытые до глаз лица к яркому, словно сточенному с края диску в чёрном, обильном звёздами небе, и каждый, должно быть, думал о том, что всего лишь несколько суток разделяют завтрашнюю битву и ночь разбойничьей злой луны. Совпади они – и можно было бы сказать заранее, за кем останется победа. Хотя все прекрасно понимали, что хоть Кахираб и выскочка, но время подгадал правильно, дальше отступать было бы просто глупо.

Мятежники расстелили коврики, разожгли курения, простёрлись, забормотали. Ар-Шарлахи бормотал в самой палатке, остальные снаружи. «А ведь мне теперь придётся делать это ежедневно, – пришла вдруг и поразила весьма неприятная мысль. – Это и многое другое… Взять в жёны племянницу Гортки, например, ящерицу ей за пазуху… Но это, если победим, конечно… А если нет?..»

Из шатра Ар-Шарлахи вышел в самом дурном настроении. Вместе с остальными проследовал в другую, куда более обширную палатку, поставленную специально для военного совета, ибо ни одна каюта не смогла бы вместить такую толпу.

Сам совет сильно напоминал сговор разбойничков в «Чёрном кипарисе», разве что людей было побольше, а напитков поменьше.

Говорил Кахираб. Делал он это мастерски: то и дело сбиваясь, оглядываясь неуверенно на величественно недвижного Ар-Шарлахи, а временами даже отирая воображаемый пот. Словом, изображал полное ничтожество и вообще вёл себя весьма умно. Примирить с ним завистников это бы не примирило, а вот успокоить – успокоило. Действительно, стоит ли интриговать против такого жалкого любимца государя! Сам оступится…

Ар-Шарлахи подыгрывал Кахирабу как мог: хмурился, поправлял, переспрашивал. Невольно создавалось впечатление, что план битвы составлен им самим.

А план был довольно прост. Дать людям отдохнуть и утром со свежими силами двинуться на измотанного ночным переходом противника. Ветра здесь преобладают юго-восточные, стало быть, атакуем от солнца, гоня перед собой такую пыль, что зеркальные щиты Харвы окажутся просто бесполезны. Основной приём – таран. Таран и ближний бой. Причина прежняя: щиты хороши лишь на расстоянии и при условии строя.

Кто где будет завтра стоять и куда наносить удар, надменно каркающим, не допускающим возражений голосом зачитал сам Ар-Шарлахи, о чём они условились с Кахирабом ещё днём…

Глава 33. Победителей не будет

Ветер не подвёл. Согласно поговорке, он проснулся вместе с солнцем, заныл в снастях, выстрелил вымпелами – тот самый, на который надеялись, разбойничий, злой, юго-восточный. Вскоре выяснилось, что и место выбрано было на редкость удачно. Верховые на бесчисленных мачтах почти одновременно прокричали о большой пыли, хотя в ликующем этом вопле никто уже не нуждался. Не заметить идущую с северо-запада тучу было просто невозможно. Взлохмаченный кривляющийся горизонт внезапно блеснул медью крохотных отсюда таранов. Голорылые шли медленно, одолевая встречный ветер, готовые в любую секунду рассыпать стройные сверкающие фаланги, и даже не предполагая, что противник предпочтёт благородному искусству зеркального боя прямую таранную атаку и свалку рукопашной.

Зазвучали отрывистые команды, первая линия мятежной армады напрягла паруса и в зловещем шорохе песка, всё ускоряя и ускоряя бег, устремилась по мелким, тряским барханам навстречу славе и смерти. Всё впереди заволокло желтовато-бурой мутью. Огненные шары, сброшенные с кораблей Шарлаха, канули, гонимые попутным ветром, в этой клубящейся мгле бесследно.

Вторая линия, подчиняясь приказу, замедлила ход, разбилась на отдельные караваны и замерла в ожидании. Оставалась ещё опасность флангового удара, кроме того, отдельные суда Харвы могли пронизать схватку навылет, и тогда бы ими, по замыслу Кахираба, занялись караваны резерва.

В это страшное славное утро, стоя на палубе недвижного «Самума», Ар-Шарлахи окончательно уяснил для себя, в чём заключается истинный гений полководца. Именно гений, а не талант. Гению наплевать на какие бы то ни было правила и условности. Вообще-то, перед битвой принято приостановиться, давая противнику возможность перестроить походную колонну в боевые порядки. Кахираб счёл эту вежливость излишней и сразу поставил Харву в положение, близкое к безвыходному. А сам Ар-Шарлахи? Разве все его подвиги не объяснялись полным забвением, а точнее – просто незнанием военных законов?.. Захват первой каторги, налёт на Зибру… Впрочем, что взять с разбойника!.. Кстати, его будущий тесть Гортка Первый (вне всякого сомнения, великий полководец) тоже, говорят, начинал с разбоя…

Из оцепенения его вывели раздавшийся впереди оглушительный треск, скрежет и вой – там, в плотной клубящейся песчаной мгле, столкнулись армады. Путались снасти, кренились корпуса, ломались оси и мачты… Дальше пошла резня. Ветер сносил желтоватую пелену к северо-западу, открывая жуткую сумятицу битвы. На «Самуме» взлетел условный вымпел, снова раздались отрывистые команды, и оба крыла второй линии двинулись в обход общей кипящей свалки – навстречу замыкающим караванам Харвы. Около десятка кораблей под зелёными флагами выбрались из боя и тут же были атакованы караванами резерва. «Самум» и четыре судна охраны по-прежнему стояли неподвижно. Ветер внезапно стих, и Ар-Шарлахи обдало жаркой липкой волной звуков: лязг, вопли, хрипы, треск и вой пока ещё невидимого пламени…

«И всё это из-за меня?..» – пришла неуверенная, запинающаяся мысль. Пришла и убила.

– Когда?.. – бешено выкрикнул где-то рядом Кахираб. – Я спрашиваю, когда он будет здесь?..

Ар-Шарлахи обернулся. Кахираб стоял с искажённым лицом, прижимая к губам свою металлическую черепашку с выдвинутым стержнем. Выслушав ответ, выругался по-своему, мелодично и яростно, затем резко повернулся к Ар-Шарлахи.

– Уходим! – бросил он. – Берём охрану и уносим ноги!.. Если унесём, конечно…

– Погоди… – ошеломлённо вымолвил тот. – Зачем? Мы же побеждаем…

– Победителей не будет, – злобно ответил тот. – Будут одни трупы. Так что давай не терять времени…

– Да что случилось?!

– Песчаная буря, – как-то сразу поникнув, сказал Кахираб. – Идёт прямо на нас…

Он подошёл к борту и, тоскливо прищурясь, оглядел зыбкий горизонт. Потом, должно быть, хотел обернуться и отдать приказание сигнальным, но в этот момент произошло нечто странное. Ар-Шарлахи показалось, что кто-то невидимый ударил Кахираба в грудь, а в следующий миг в лицо брызнуло горячим, едким, омерзительно знакомым. Кровь…

Кахираб медленно опрокидывался навзничь, а в спине у него зияла вырванная вместе с куском балахона дыра глубиной с кулак. Ар-Шарлахи непроизвольно шагнул вперёд и подхватил его под мышки, не дав грянуться о палубу. И, лишь ощутив вес обмякшего тела, понял, что это не сон и не бред.

– Что с ним? – резкий, как щелчок вымпела, голос Алият.

Ар-Шарлахи вскинул голову. Вокруг уже стояло человек шесть.

– Пригнись!.. – прохрипел он, осторожно выглядывая поверх низкого фальшборта. Мёртвая зыбь мелких барханов, нигде ни движения, ни пятнышка…

– Убит, – не веря, произнесла опустившаяся на колени Алият. – Чем же это его?..

На груди Кахираба высыхало, испаряясь, кровавое пятнышко. Входное отверстие было не толще пальца. Такие раны обычно остаются от удара стилетом.

– Завернуть в ковёр – и в трюм, – сипло распорядился Ар-Шарлахи, поднимаясь с настила. – Людей – на ведущие барабаны. Задраить все люки. Охране передай: уходим…

– Как уходим? Куда? – Алият не договорила. Ар-Шарлахи проследил направление её внезапно остекленевшего взгляда и невольно отступил на шаг. В белёсом выжженном небе творилось нечто дивное. Словно сказочный дракон криво вытягивал одну за другой безголовые толстые шеи, наползая откуда-то с севера, и надвигающиеся эти отростки были пыльно-жёлтого цвета.

– Самум! – ахнула Алият. – Все вниз! Песчаная буря!..

* * *

Лениво, словно растягивая удовольствие, пыльный дракон сначала пожрал солнце и лишь потом рухнул на пустыню всем весом своего огромного бурого брюха. День обратился в грязноватые сумерки, за тонкой деревянной обшивкой бортов взревело, заскрежетало. Всё, что успели, это развернуть корабль рогом к ветру. Уже вторым порывом «Самум» стронуло и поволокло, как щепку, кормой вперёд. Попытки заякориться успехом не увенчались. Оба каната лопнули с поразительной лёгкостью. Притормаживая рулевым колесом, корабль трясся и переваливался по песчаной зыби, то упираясь, то отпрыгивая сразу на добрую сотню шагов.

Страшно было представить, что сейчас творится на поле боя, где ревущий, насыщенный песком ветер швыряет друг на друга целые караваны, слепит и сбивает с ног пеших, настигает и бьёт насмерть.

Все люки были задраены, все щели заткнуты, но песок проникал повсюду, сеялся по лестницам, плавал по полу, вис в воздухе, затекал в каюты. За иллюминаторами кипела бурая воющая мгла.

К ведущему барабану было невозможно приблизиться, сунешься – перемелет.

Сколько всё это продолжалось, сказать невозможно. Невозможно даже было уловить момент, когда день сменился ночью. Ар-Шарлахи несколько раз пытался поговорить с Тианги, но его металлическая черепашка, как, впрочем, и черепашка Кахираба, отвечала лишь колючим треском и змеиными шорохами. Отчаявшись, он передал командование Алият и рухнул на низкое ложе в своей каюте. Будь что будет… Лежал и слушал, содрогаясь, рёв ветра, скрежет песка, треск дерева – слушал и удивлялся только тому, что оси и мачты ещё целы, что корабль ещё не положило набок, что ни одно из колёс ещё не потеряно…

Кажется, он даже умудрился заснуть и очнулся, вздрогнув, лишь когда почувствовал, что тряска кончилась. Было черно, как в бархане. На ощупь нашёл дверь и, приоткрыв, крикнул, чтобы дали огня. С глиняным светильником в руках поднялся в рубку. Там была одна Алият, сидящая, скрестив ноги, перед точно такой же плошкой с плавающим розовым язычком пламени. Приподняла голову, взглянула.

– Уцелели, – сообщила она тихо и равнодушно. – Странно…

– Почему одна? – спросил он, закрывая крышку люка. – Где штурвальные?

– Отправила отдыхать. Тут от них и раньше-то проку не было… Да и от меня тоже.

– А что снаружи?

– Да вроде ночь…

Ар-Шарлахи отворил дверь, ведущую на палубу, и шагнул в непроглядную тьму. Тут же выяснилось, что ни единого вдоха он не может сделать даже сквозь повязку. Пыль стояла стеной. Ар-Шарлахи поспешно отступил, снова прикрыл дверь и принялся протирать мгновенно запорошённые глаза.

– Может, к утру осядет… – всё так же равнодушно молвила Алият.

– Интересно, куда же это нас занесло?.. – пробормотал он, присаживаясь по другую сторону штурвала.

Алият не ответила.

– Да… – со стонущим вздохом сказал он чуть погодя. – Знал ведь, что ничего доброго не выйдет… Только людей зря положили…

– Опять скулишь? – враждебно спросила она. – Живы – и ладно! Чего тебе ещё надо?

– Мне надо, чтобы из-за меня никого не убивали, – сдавленно отозвался Ар-Шарлахи.

– Какая разница!.. – с отвращением бросила Алият. – Были бы люди, а из-за кого убивать – найдут…

Однако, судя по всему, она и сама тяжело переживала случившееся.

– Ничего, – попробовал утешить её Ар-Шарлахи. – Зато нам теперь племянница Гортки не грозит…

Шутка успеха не имела, и он, ещё раз вздохнув, занялся металлическими черепашками. Вынул, сравнил. На первый взгляд устройства были совершенно одинаковы. И всё же отличия имелись. Правый бок той, что подарил Тианги, был сплошной, из желобчатого металла. А вот на черепашке Кахираба в этом месте располагалась продольная щель, вдоль которой ходил ещё один стальной бугорок, похожий на заклёпку. Ар-Шарлахи включил (он уже привык к этому странному слову) устройство, но так ничего и не услышал, кроме шорохов и потрескивания.

– Наверное, оно в бурю просто не действует… – расстроенно предположил он.

Алият, словно сию минуту проснувшись, поглядела на капризный механизм, и глаза её ожили.

– Слушай, а чем же всё-таки Кахираба-то, а?.. – тревожно спросила она.

– Не знаю, – отрывисто сказал он и невольно поёжился. – Даже представить не могу… Пробить человека насквозь, да ещё такой клок из спины вырвать! И главное – нигде никого, представляешь? Я ведь смотрел! С какого же они расстояния стреляли?..

– Они?..

– Ну не мы же!.. Ясное дело, сами «разрисованные» его и убрали. Кому-то он там мешал…

– А мы не мешаем?

Он усмехнулся с горечью:

– А как мы с тобой можем им мешать? Мы для них даже и не туземцы. Так, зверьки…

– Может, оно и к лучшему, – угрюмо подытожила она и встала. – Ладно. Пойду посплю. Да и тебе бы не вредно…

– Да нет, – подумав, отозвался он. – Я уже вздремнул, пока ты тут… Посижу, подожду утра…

* * *

Такого утра Ар-Шарлахи ещё не видывал. Восхода не было вообще. Зато всё небо вокруг «Самума» медленно стало наливаться тускло-вишнёвым, как остывающий чугун. Потом в тяжёлом этом свечении слегка засквозила бурая желтизна, и наконец слева на порядочной уже высоте проплавился тёмно-багровый шар солнца.

Ар-Шарлахи рискнул выйти на палубу и обнаружил, что дышать можно, хотя и с трудом. Повязку, прикрывающую лицо, пришлось сложить вдвое. Пройдя по слегка накренённому вправо настилу, он с удивлением убедился, что особых повреждений нет. Ревущее пыльное чудовище, вдоволь натешившись хрупкой игрушкой, оставило её, можно сказать, нетронутой. Кое-где были порваны снасти, на второй мачте с корнем вывернуло рей. Осмотреть всё в подробностях не было возможности: чтобы уберечь глаза от висящей в воздухе пыли, приходилось прищуривать их накрепко. Малейшее дуновение бросало в лоб целые пригоршни мельчайших колючих песчинок.

Он вернулся в рубку, открыл люк и сошёл по лесенке. Под подошвами скрипел песок, на зубах – тоже. Решив дать Алият как следует выспаться, Ар-Шарлахи разбудил Айчу и велел ему выставить караулы. Сам же направился к себе в каюту, где ещё раз достал устройство, полученное в наследство от Кахираба, и, включив, двинул стальной бугорок вдоль боковой прорези. Металлическая черепашка отозвалась странным звуком, напоминающим визгливый прерывистый смех. Ар-Шарлахи моргнул, нахмурился и повторил движение, сильно его замедлив. Шорох, потрескивания, какой-то щебет… Потом (Ар-Шарлахи вёл стальной бугорок всё медленней и медленней) из безжизненных этих звуков проступил человеческий голос. Кто-то монотонно кому-то о чём-то докладывал. Так, во всяком случае, показалось Ар-Шарлахи, поскольку смысла он всё равно понять не мог – говорили на языке «разрисованных». Он продвинул бугорок дальше – и голос утонул в шорохах и потрескиваниях. Потом возникли сразу два голоса. Эти, перебивая друг друга, яростно то ли спорили, то ли бранились. Ар-Шарлахи довёл бугорок до конца щели (голоса канули) и выключил устройство. Положил обе вещицы перед собой и задумчиво осмотрел, сравнивая их ещё раз. Пока он уяснил одно: с помощью той черепашки, что ему подарили, можно говорить только с Тианги, а с помощью той, что он забрал у Кахираба, со многими…

Вскоре дверь открылась, и в каюту вошла Алият, сердито протирая глаза.

– Ну чего поднялась? – недовольно сказал он. – Спала бы себе да спала…

– Не могу, – буркнула она. – А тут ещё стучат…

Действительно, на палубе стучали, бегали, лязгало железо, слышался лающий голос Ард-Гева.

– Что там?

– Мачту чинят, снасти перетягивают…

– А пыль?

– Спадает помаленьку…

Они поднялись на палубу. Пыль и вправду понемногу оседала. Небо из бурого стало тускло-жёлтым, а за полдень в зените обозначилась серо-голубая промоина. И промоина эта всё увеличивалась и увеличивалась, пока к вечеру не захватила весь небосвод. Тогда-то и обозначилась справа двойная серебряная нить, словно бы натянутая над барханами. Первым её обнаружил Горха, причём испугался настолько, что побежал докладывать прямиком Шарлаху.

Раздвинув столпившихся у правого борта палубных, Ар-Шарлахи всмотрелся в это новое диво и изумлённо присвистнул.

– Что это? – тревожно спросила Алият.

– Это?.. – Он оглянулся. – А это и есть те самые трубы, по которым они гонят нефть. Надо же куда занесло! Аж за кивающие молоты…