Текст книги "Разбойничья злая луна"

Глава 22. Государь, отбившийся от рук

Тианги… Нет, совершенно точно, не было у Ар-Шарлахи в Харве знакомых с таким именем. Никудышней памятью он отличался только на лица и на даты, а вот имена и тексты (особенно стихотворные), услышав раз, уже не забывал. Вдобавок такое странное имя – Тианги! Да он бы тут же начал докапываться: откуда взялось, что означало, где распространено… А если это кличка, то тем более загадочно. В отличие от имён клички всегда имеют смысл… Хотя… В воровском и разбойничьем языках встречаются подчас такие словечки… Надо будет спросить у Алият…

До источника света им оставалось уже шагов десять. Не в силах вынести его ослепительной яркости, Ар-Шарлахи стал смотреть под ноги. Потом покосился через плечо и немедленно споткнулся, снеся носком гребень песчаной волны. Зрелище было совершенно невероятное. В непроглядной ночи раскинулась светлая дорога с размытыми тьмой краями. Тени от мелких барханов напоминали резьбу, а розово-золотой «Самум» казался отсюда искусно выточенной безделушкой.

– Да выключи ты его! – раздражённо сказал Тианги, и Ар-Шарлахи, спохватившись, ускорил шаг. Слова спутника встревожили своей непонятностью. «Выключи…» Кого? Откуда?.. Кроме того, было неясно, к кому обращается Тианги…

Впереди раздался сухой щелчок – и наступила тьма. Светлая река, промывшая пустыню насквозь, иссякла. «Самум» за плечом – исчез. Мгновенно лишённый зрения, Ар-Шарлахи остановился.

Первое, что ему удалось увидеть, был квадрат тусклого света, казалось повисший прямо в воздухе. Потом на фоне квадрата возникло широкое чёрное плечо Тианги, уверенно шагавшего в сторону неяркого этого пятна.

Несколько раз споткнувшись и зацепившись за что-то накидкой, Ар-Шарлахи последовал за своим спутником, начиная помаленьку осознавать, что светлый квадрат – это окно, а угловато сгустившаяся вокруг него тьма – скорее всего, хижина или какое-то иное строение.

Вместо двери проём прикрывала плотная занавеска. Тианги отвёл её в сторону и, обернувшись, бросил:

– Войди…

Ар-Шарлахи вошёл. Оказывается, свет в окне лишь показался ему тусклым. Кубическое помещение с голыми, непонятно из чего сделанными стенами наполнено было мертвенно-бледным сиянием, распространявшимся из подковообразно изогнутого стержня, вросшего обоими концами в ровный, без украшений потолок. Такое впечатление, что стержень был раскалён добела, но, к удивлению своему, исходящего от него тепла Ар-Шарлахи не уловил.

Обстановка в комнате тоже была весьма необычная. В углу стоял низкий стол на прямых ножках, стульев же не наблюдалось вообще. Пол был застелен плетёными, золотистого оттенка ковриками, уложенными впритык друг к другу. Рядом со столом прямо на полу сидел человек, очень похожий на Тианги, разве что чуть постарше и посмуглее. Человеку было холодно, он кутался в шерстяное изжелта-бурое одеяло, из-под которого выглядывали только смуглые руки. Приспустив тяжёлые веки, сидящий перебирал пальцами какие-то странные чётки – с узелками вместо бусин.

Человек поднял веки и вопросительно оглядел вошедших.

– Вот, – молвил Тианги, подталкивая Ар-Шарлахи в спину. – Ар-Шарлахи. Старый знакомый по Харве. Ученик премудрого Гоена, ныне разбойник. Позавчера сжёг Зибру…

– Только порт, – перехваченным горлом выговорил Ар-Шарлахи.

– Ну, это тоже уметь надо.

Человек молча разглядывал Ар-Шарлахи. Потом отложил верёвочку с узелками на стол, где уже валялось довольно много таких шнурков вперемежку со свитками и какими-то ещё белыми тонкими листами, на которых ровными строчками теснились мелкие, как песчинки, письмена.

Наконец тёмные губы разомкнулись.

– Что значит – сжёг? – Человек старательно выговаривал каждое слово, а странные придыхания у него звучали даже отчётливей, чем у Тианги. – Ты возглавлял налёт?

– Да.

Человек кивнул.

– Стало быть, пользуешься уважением, – отметил он как бы про себя. – Давно разбойничаешь?

– Говорит, что пятнадцать дней, – ответил за Ар-Шарлахи Тианги.

– Разбойничаешь пятнадцать дней… – медленно, взвешивая каждую фразу, проговорил человек, по-прежнему не сводя с Ар-Шарлахи карих внимательных глаз. – Сжёг порт Зибры… Учился в Харве у Гоена… Ар-Шарлахи… Ар… То есть твои предки владели какой-то тенью Пальмовой дороги?

– Да… Тень Ар-Шарлахи…

Человек неспешно повернул голову и посмотрел на Тианги.

– Налей ему, – сказал он. – Видишь же: еле на ногах стоит… А ты садись, – снова обратился он к Ар-Шарлахи.

«Может, и отпустят… – вяло подумал тот, обессиленно опускаясь на золотистый, плетённый из соломки квадрат. – Вина вон уже предлагают…»

Откинув занавеску (устанавливать двери здесь, кажется, не любили, а может, просто ленились), Тианги прошёл в соседнее помещение. За тонкой стенкой что-то звякнуло, булькнуло, и вскоре он вернулся, неся плод граната и стеклянный цилиндрик, наполненный на две трети чем-то прозрачным. Ар-Шарлахи почувствовал острое разочарование. Должно быть, здесь, как в храме Четырёх Верблюдов, вино было под запретом.

Однако, приняв стеклянный сосудец из рук Тианги и отведя повязку от лица, Ар-Шарлахи догадался понюхать жидкость – и содрогнулся. Невольно вспомнился пузырёк, который совала ему под нос Алият в каюте караванного Хаилзы.

– Не бойся, не отрава, – сказал Тианги, разминая гранат. – Пей залпом. С непривычки противно, но действует посильнее вашего вина…

С этими словами он достал из-под плаща клинок странных очертаний и проделал в кожице граната дырочку.

Ар-Шарлахи решился и выпил. Глаза у него полезли на лоб, а горькая едкая жидкость остановилась в горле, так что ему стоило нечеловеческих усилий её проглотить. Тианги тут же наполнил сосудец гранатовым соком.

– Запей.

Благородно терпкий гранат отбил мерзкое послевкусие, и уже спустя несколько секунд Ар-Шарлахи с удивлением почувствовал себя значительно бодрее. Муть, плававшая перед глазами, исчезла.

– Что это? – спросил он, протягивая стеклянный цилиндрик.

– Сейчас? – как-то странно переспросил Тианги, выдавливая в склянку остаток сока. – Спиртной напиток…

– А раньше?

– Долго объяснять, – сказал Тианги и, взяв со стола гладкий круглый шнур, тоже сел на пол. Неуловимым и каким-то обыденным движением вывязал сложный узел и вопросительно посмотрел на своего молчаливого товарища.

Ар-Шарлахи с интересом присматривался к шерстяному некрашеному одеялу, в которое тот по-прежнему зябко кутался. Изжелта-бурый оттенок наводил на мысль о верблюжьем подшёрстке, но мысль эту Ар-Шарлахи отверг немедленно. Даже в упразднённом ныне храме Четырёх Верблюдов кошма, свалянная из священного подшёрстка, имела куда более скромные размеры. Кроме того, одеяло с виду было совсем новым.

– Называй меня Ани, – сказал человек и, помолчав, продолжил: – Итак, ты говоришь, что стал разбойником пятнадцать дней назад. Как это произошло?

– На корабле начался бунт, – решив не вдаваться в подробности, объяснил Ар-Шарлахи. – Меня выбрали главарём…

Он запнулся, увидев, что Тианги сноровисто вывязал ещё один узел, сложнее первого. Словно записал то, что произнёс Ар-Шарлахи.

– Не отвлекайся, – бросил Ани (кстати, ещё одно совершенно неслыханное имя!). – Почему именно тебя?

– По ошибке. Меня приняли за Шарлаха… Есть такой разбойник, и у нас с ним похожие имена… Словом, меня схватили вместо него.

Украдкой он покосился на Тианги. Тот прислушивался к беседе и сосредоточенно вывязывал узлы.

– То есть тебя везли в Харву, но ты поднял бунт?

– Нет. Меня как раз везли из Харвы. Государь послал караван к морю…

Оба собеседника вскинули голову, и Ар-Шарлахи осёкся. Должно быть, он сказал сейчас нечто крайне для них важное. Тианги даже не довязал узла.

– Улькар ищет путь к морю? – недоверчиво спросил Ани и тревожно взглянул на Тианги. – Погоди вязать… Зачем?

Ар-Шарлахи объяснил.

Внезапно смуглое лицо Тианги исказилось. Он швырнул шнурок об пол и вскочил на ноги.

– Какое бессмертие? Что за бред?.. – Он резко повернулся к Ани. – Вот видишь, тамахи? Значит, я был прав! Он уже тогда затевал собственную игру! А теперь и вовсе отбился от рук!..

– Успокойся, – негромко проговорил Ани, и Тианги с недовольным видом снова опустился на пол. – А кто готовил поход? Сам Улькар?

– Досточтимый Тамзаа, – сказал Ар-Шарлахи, и собеседники его опять переглянулись.

– Не понимаю… – растерянно произнёс Тианги. – Ирва ничего не сообщал об этом…

Хмурый Ани кутался в одеяло.

– То есть дело затевалось настолько тайное, – подвёл он итог, – что в него даже не посвятили секретарей… Да, пожалуй, ты прав. Улькар действительно отбился от рук… Ну а ты, Ар-Шарлахи? Какое ты имел отношение к этому походу?

– Я был проводником.

– Ты знаешь дорогу к морю?

– Нет… Предполагалось, что её знает Шарлах…

– Это с которым тебя перепутали?

– Да.

Ани опустил курчавую голову и надолго задумался.

– Как полагаешь, пошлёт Улькар второй караван?

– Н-не знаю… – сказал Ар-Шарлахи. – Без проводника?.. Вряд ли… Хотя… Нет, не знаю.

– Шарлах в самом деле выходил к морю?

– Нет.

– Почему ты так уверен?

– Я разговаривал об этом с… с его людьми.

Ани кивнул и испытывающе взглянул на Тианги. Тот пожал плечами.

– А с другой стороны, тамахи, зачем ему врать? – спросил он.

Ар-Шарлахи, естественно сообразивший, что речь идёт именно о нём, почувствовал обиду и испуг.

– Клянусь рогом верблюда по имени Ганеб! – запальчиво вскричал он, прижав ладони к груди. – Я понимаю, история моя достаточно невероятна, но тем не менее всё, что я вам рассказал, правда!

Тианги посмотрел на него и усмехнулся.

– Вся прелесть этой клятвы в её двусмысленности, – заметил он. – Какое бы имя ни носил верблюд, рог у него всё равно не вырастет.

– То есть как? – опешил Ар-Шарлахи. – А статуи на храме?..

Тианги засмеялся.

– Это не верблюды. Это легенда… А настоящий верблюд – просто большое безрогое и довольно уродливое животное. Вдобавок плюётся…

Ар-Шарлахи, обомлев, глядел на спокойное улыбающееся лицо Тианги.

– Ты… их видел?.. Живых?..

Вместо ответа Тианги покосился на вновь погрузившегося в раздумья Ани.

– А знаешь, он мне нравится, – сообщил Тианги. – Кажется, это как раз то, что нам нужно. Свозить его на ту сторону, показать верблюда…

Ар-Шарлахи весьма покоробило, что о нём говорят, как об отсутствующем. Или как о чём-то неодушевлённом. Но оскорбиться как следует он не успел – слишком уж ошеломительно прозвучали последние слова Тианги.

– На ту сторону гор?!

Ани нахмурился и, выпростав из одеяла смуглую руку, жестом попросил молчания.

– Послушай меня, Ар-Шарлахи. Во-первых, перестань нас бояться. В худшем случае (то есть если мы сейчас с тобой ни о чём не договоримся) ты просто уходишь. На своём корабле и со своими людьми.

– А в лучшем?

Ани хотел ответить, но тут большая чёрная пятерня отбросила занавеску, и в помещение ступил человек, при одном только взгляде на которого у Ар-Шарлахи похолодело внутри. Человек был темнокож, курчав и чертами лица напоминал туземцев, однако рост… Вошедший был выше и куда шире всех присутствующих. Но даже не это испугало Ар-Шарлахи. Лицо и грудь незнакомца покрывал замысловатый узор синеватого оттенка. Ничего подобного Ар-Шарлахи видеть никогда не приходилось. В памяти почему-то всплыли жуткие в своей правильности шрамы, украшающие колдуна Мбангу…

Человек повернул щекастое разрисованное лицо к Ани и заговорил, после чего Ар-Шарлахи испытал ещё одно потрясение. Язык был ему незнаком. Ничуть не напоминающая гнусавые всхлипы низкорослых чёрных туземцев, напевная речь вошедшего изобиловала придыханиями и, казалось, состояла из одних гласных. Единственным знакомым звукосочетанием было часто повторяющееся «Ани-тама’и».

Ани слушал и хмурился всё больше.

– За третий насос отвечаешь ты, – бросил он наконец.

Темнолицый разрисованный незнакомец взволновался и заговорил снова.

Ани дотянулся до одного из лежащих на столе шнуров и бросил его незнакомцу.

– Иди и вяжи, – сказал он. – Видишь же: у нас здесь и без тебя дел хватает.

Человек расстроенно махнул рукой и вышел. Ар-Шарлахи сидел неподвижно, не в силах отвести глаз от колыхнувшейся занавески.

– Чего испугался? – сказал Тианги. – Каждый украшает себя как может…

– Кто вы? – с тоской спросил Ар-Шарлахи. – Что вам здесь нужно?

– Ну, на первый твой вопрос так сразу и не ответишь. Вот второй вроде попроще… Нам здесь нужна нефть. Нефть и газ. Но в основном нефть. Много нефти.

– Нефть? Для светильников?

– Да нет… Я же сказал: много нефти. А ещё нужно, чтобы нам не мешали. Вот, пожалуй, и всё.

– Ар-Шарлахи, – снова заговорил Ани, и Тианги поспешно умолк. – Скажи… Если бы не мятеж, не отделение Харвы от Кимира, не указы Улькара… Ты бы ведь сейчас был владыкой собственной тени, так?

– Боюсь, что нет, – сказал Ар-Шарлахи. – Отец умер, когда я был ещё ребенком, поэтому владыкой стал мой дядя… Потом он в чём-то провинился перед государем, и его казнили.

– Нет, я не о том. Ты наследник бывших владык Пальмовой дороги, так?

– Ну, в общем… да.

– Ты получил блестящее образование в Харве…

– Ну, положим, не такое уж блестящее…

– Разве твоим учителем не был премудрый Гоен?

– Да, но, боюсь, я далеко не лучший его выученик…

– Иными словами, тебе ещё свойственна и скромность. И чем же ты, Ар-Шарлахи, занимался после мятежа и воцарения Улькара? Я имею в виду: чем ты зарабатывал себе на жизнь?

Ар-Шарлахи неловко усмехнулся:

– Нанимался на торговые каторги…

– Великолепно! – скривив рот, выговорил Ани. – Просто великолепно!.. Улькар бесподобен. Выбить аристократию и разогнать мудрецов! А владык Пальмовой дороги приставить к брусу торговой каторги… Представляю себе, как ты его ненавидишь.

Ар-Шарлахи неуверенно пожал плечами. Ненавидел ли он Улькара? Да нет, пожалуй… Ненавидеть – слишком сильное слово.

– А пятнадцать дней назад, – неумолимо продолжал Ани, – выяснилось, что ты ещё и незаурядный полководец…

– Разбойник, – поправил Ар-Шарлахи.

– Когда речь идёт об осаде города, – заметил Ани, неотрывно на него глядя, – разница между разбойником и полководцем как-то утрачивается. Ты прирождённый вождь, Ар-Шарлахи. Иначе люди не согласились бы последовать за тобой сюда. Одолеть страх перед кивающими молотами – это, знаешь ли…

Ар-Шарлахи заставил себя поглядеть в карие внимательные глаза.

– К чему ты клонишь, тамахи?

Ани слегка приподнял брови:

– Почему ты называешь меня тамахи?

– К тебе так обращается Тианги…

Ани и Тианги вновь обменялись многозначительными взглядами.

– Ты, несомненно, умён, – сказал Ани. – Может быть, даже излишне умён… Однако ты спросил, к чему я клоню. К тому, Ар-Шарлахи, что ты достоин лучшей участи. Точно так же, как достойна лучшей участи и Пальмовая дорога. Твоя родина. Мне кажется, что разбой – это слишком мелкое для тебя занятие. Не пора ли, в самом деле, покончить с унизительной зависимостью от Харвы? Мы поможем тебе. Мы всегда помогаем тем, кто борется за справедливость. Мы вооружим Пальмовую дорогу дальнобойными боевыми щитами. Таких щитов нет ни в Харве, ни в Кимире. Улькар просто обречён на поражение…

– А что взамен?

– Ничего, – сказал Ани. – Не трогать кивающие молоты.

– И не выходить к морю… – еле слышно проговорил Ар-Шарлахи.

– Оно тебе нужно?

– Нет…

– Тогда что тебя беспокоит?

Ар-Шарлахи поднял страдальческие глаза.

– Дайте ещё выпить, – попросил он.

– Узнаю пьяницу Ар-Шарлахи, – ухмыльнулся Тианги, поднимаясь.

Он взял с пола цилиндрическую склянку и скрылся в соседней комнате. Потом вернулся – и процедура повторилась. Ар-Шарлахи запил обжигающий спирт гранатовым соком и подождал, пока зрение прояснится. Потом поднял голову и хрипло сказал:

– Нет…

– Что нет?

– Я не буду поднимать мятеж.

– Судя по тому, что сейчас вокруг происходит, ты его почти поднял.

– Опять кровь… – глухо, с тоской сказал Ар-Шарлахи. – Не хочу…

– Странно слышать такие слова от человека, подпалившего Зибру, – кисло заметил Тианги.

Он был явно разочарован.

Глава 23. Ничья тень

Караван досточтимого Хаилзы, состоящий теперь всего из двух кораблей, выплыл из серых сумерек и вошёл в благословенный порт тени Ар-Кахирабы. Зря, ох зря злобствовал досточтимый Альраз, говоря, что его родной дядя не способен командовать даже увеселительной прогулкой. Такого рейда по тылам Кимира не постыдился бы и сам Анарби. Отступив перед превосходящими силами противника, караванный всё же рискнул малое время спустя пересечь границу с тем, чтобы перехватить взбунтовавшийся «Самум» уже на вражеской территории. Однако мятежный корабль словно просочился сквозь песок, а вскоре выяснилось, что сухари и вода на всех трёх кораблях – гнилые. В очередной раз проклянув досточтимого Тамзаа, скорпионов ему в оба рукава, караванный Хаилза решил обеспечить флотилию провиантом за счёт исконного недруга Харвы и прошёл по оазисам Кимира подобно песчаной буре. Он выдержал два сражения, потерял один из кораблей и, с трудом оторвавшись от погони, взял курс на Пьяную тень, где его ждала передышка, чреватая тревожными мыслями о будущем.

Бешенство и отчаяние, подвигнувшие караванного на странную эту войну, отнюдь не улеглись в его душе, разве что бешенства поубавилось, а отчаяния прибыло. Он не выполнил приказ государя и вдобавок нарушил перемирие. Мало того – оказывается, все его подвиги молва (и если бы только молва!) приписала Шарлаху. Об этом Хаилза узнал в последнем ограбленном им оазисе, куда уже прибыл пергамент, гласивший, что за действия разбойника правительство Харвы не отвечает и будет благодарно войскам Кимира, если тем посчастливится уничтожить мерзавца.

Во-первых, слышать такое в свой адрес было оскорбительно, а во-вторых, багроволицый Хаилза при всём своём упрямстве прекрасно сознавал, что на сей раз прощение у государя вымолить будет трудновато. Слишком уж далеко зашла история, коль скоро племяннику караванного досточтимому Альразу, которого Хаилза, признаться, терпеть не мог, пришлось оправдываться перед кимирским послом и сочинять унизительный для державы документ. Кроме того, свалить грабежи на Шарлаха означало усугубить свою вину за побег разбойника и мятеж на «Самуме». Конечно, досточтимый Альраз ради блага семейства забудет на время неприязнь к родному дяде и попробует убедить государя в том, что бунт был по сути подготовлен досточтимым Тамзаа, но… Странно признаться, но караванному смертельно не хотелось уступать какому-то там Шарлаху славу этого беспримерного рейда. Вновь и вновь вспоминал Хаилза свой стремительный беспощадный манёвр возле полыхающей тени Ар-Хата, и злоба подпирала горло при одной только мысли о том, что самая блестящая из его побед будет приписана его же заклятому врагу.

* * *

Ещё лет десять назад тень Ар-Кахирабы не слишком отличалась от благородной Турклы. Однако Туркла в последнее время менялась на глазах, делаясь всё более похожей на богатый торговый город, нежели на разбойничье гнездо, а вот Пьяная тень, можно сказать, осталась прежней: никаких тебе ажурных дворцов и мощённых привозным гранитом мостовых, на выложенных мягкой пылью улочках редко-редко сверкнёт стеклярус дорогого, полыхающего алым шёлком халата, зато потрёпанных и выжженных солнцем добела балахонов – хоть отбавляй.

Пожалуй, Ничья тень была бы точной копией всех прочих оазисов Пальмовой дороги, если бы не вечная теснота в порту и не обилие пьяных. Впрочем, опустей внезапно тень Ар-Кахирабы, всё равно от внимательного взгляда не ускользнули бы некоторые её особенности, например несуразно большие строения, затаившиеся за глухими глинобитными стенами. Оно и понятно: каждая семья содержала притончик – нечто среднее между кофейней, ночлежкой и весёлым домом. Круглолицые девушки из Харвы и с Пальмовой дороги при случае сходили за служанок и дальних родственниц. А случаев таких в прошлом было достаточно: ещё Орейя Третий не однажды грозил выжечь дотла тень Ар-Кахирабы, эту язву на теле славной державы. Трудно сказать, что именно каждый раз его останавливало. Не иначе доброе вино, которым уже тогда славился этот оазис. А выяснить, кто из жителей тени промышляет корчемством и привечает разбойников, было весьма затруднительно, ибо промышляли и привечали все.

Название Ничья тень возникло во время войны, когда оазис, оказавшись пограничным, стал единственным источником вина для обеих воюющих сторон, что немедленно сказалось на качествах благородного напитка. Вина потребовалось много, и источник быстро уподобился реке. Вкус и аромат, естественно, пострадали, но на войне разборчивым быть не приходится. Обе армии вбирали вино, как сухое русло вбирает воду.

На картах Кимира и Харвы странный этот оазис предпочитали стыдливо не обозначать, и ни разу даже не возникло спора о том, кому же, собственно, принадлежит тень Ар-Кахирабы. Не употреблялось это название и в донесениях на высочайшее имя, дабы не привлекать внимания государей к единственному месту в пустыне, где мог утолить жажду любой скиталец. Тени как бы не существовало…

Что, впрочем, не мешало ни Кимиру, ни Харве держать там своих соглядатаев и осведомителей. Шпионов в Пьяной тени было не меньше, чем в Туркле или, скажем, в обеих столицах. Именно оттуда приходили самые ценные сведения как о внешних, так и о внутренних врагах: вино развязывало язык, а ощущение безопасности притупляло бдительность. Пожалуй, выведывание секретов приносило жителям Ар-Кахирабы ничуть не меньше прибыли, чем торговля вином…

Покинув борт «Саламандры», караванный Хаилза в сопровождении двух офицеров и охраны направился развлечься в погребок почтенного Ойдо, человека весьма честолюбивого, известного строгостью нравов и кого попало не принимавшего. Собственно, причиной такого выбора было ещё и то, что чуткие глаза и уши почтенного Ойдо вот уже года три принадлежали досточтимому Альразу, и только ему. Хотя, когда речь заходит о жителях Пьяной тени, трудно утверждать что-либо наверняка. Все они клянутся четырьмя верблюдами в верности и преданности, а сами, глядишь, продают твои же секреты гостям из Кимира…

Рыжие с проседью брови Ойдо недоверчиво вздёрнулись, когда он узрел перед собою караванного со свитой. Впрочем, в следующий миг розовое в коричневатых пятнах чело растрескалось радостными морщинками, и хозяин торопливо запричитал о высокой чести, оказанной досточтимым Хаилзой его дому. Багровое лицо гостя при этом, однако, не дрогнуло, осталось недвижно-мрачным. Судя по встрече, почтенный Ойдо был уже наслышан о приключениях караванного.

– Что? – отрывисто спросил Хаилза, когда они остались одни.

По мощёному внутреннему дворику гуляли жемчужно-серые горлинки, ковёр был расстелен возле голого, сбросившего кору платана. Ойдо, чуть ссутулясь, сидел на подушках, караванному вынесли и поставили резной стул, явно завезённый сюда из Харвы. Из глубины дома слышался прерывистый девичий смех и густой одобрительный гогот офицеров. Им велено было развлекаться, причём как можно более шумно.

– Альраз думает, что тебя убили во время бунта, – негромко молвил Ойдо.

Караванный мрачно кивнул.

– Восемь дней назад, – продолжал хозяин, чуть приподнимаясь и наливая вино в кубок на низком столике, прихотью резчика поставленном на четыре скорпионьих лапы, – мне передали, что он хотел бы узнать о том, где сейчас находится Шарлах.

Досточтимый Хаилза дрогнувшей рукой поставил на стол уже было поднесённый к губам кубок и въелся глазами в хозяина.

– Откуда он знает о Шарлахе?

Тот моргнул рыжеватыми ресницами.

– Мне кажется, о нём уже знают все, – осторожно проговорил он. – В последнее время только и разговоров что об этом разбойнике…

– Вот как?.. – процедил караванный, снова берясь за кубок. – Интересно… Хорош у меня племянничек, ничего не скажешь! Родного дядю похоронил и забыл в два счёта, зато какой-то там Шарлах его, видите ли, весьма интересует… Расскажи-ка об этом подробнее, почтенный Ойдо.

В голосе караванного скользнули зловещие нотки, поэтому рыжебровый хозяин на всякий случай решил уточнить вопрос.

– О чём именно, досточтимый?

– Только не прикидывайся дурачком! Что ты ему ответил?

Ойдо с упрёком взглянул на гостя. Всмотрелся пристальней – и встревожился…

– Ответил, что Шарлах находится здесь…

– В Пьяной тени?

– Да… Собрал новую шайку, купил в Туркле через посредника почтовую каторгу…

Караванный со стуком поставил кубок на стол:

– А «Самум»?

Ойдо в тревожном недоумении надолго приподнял плечи.

– Мне это тоже показалось странным, – признался он, почему-то понизив голос. – Досточтимый Альраз спрашивал именно о боевом двухмачтовике «Самум»… Но никакого «Самума» здесь не было. Шарлах купил каторгу, разбил какого-то торговца… – Ойдо внезапно насупился и даже с досадой мотнул головой. – За Шарлахом сюда послали караван из Зибры, – недовольно сообщил он. – Но потом я узнал, что ещё два каравана ушли за ним на Турклу. Честно говоря, я был даже немного обижен. Обычно досточтимый Альраз питал к моим словам больше доверия…

– Обиды свои можешь оставить при себе! Его схватили?

– Нет… Как бы они его тут схватили? Ничья тень. Ничего не попишешь. Попробуй войди сюда с оружием! Свои же не простят! Наши, правда, беспокоились, говорили, будто был войскам приказ без Шарлаха не возвращаться… То есть окружили бы тень, стали караулить, а нам-то это всё, сам понимаешь, в убыток… И в самом деле: сутки караван стоял. Сутки!.. А потом слухи поползли, будто Шарлах, пока они его здесь поджидали, сжёг порт Зибры…

– Это с одной-то почтовой каторгой? – Караванный презрительно скривил рот.

Рыжебровый Ойдо клятвенно прижал ладони к груди. Глаза у него были несчастные.

– Да здесь была почтовая каторга, здесь! – жалобно вскричал он. – Как бы она вышла из порта, если там караван стоит?.. И Шарлах тоже был здесь, никуда не уходил! Четырьмя верблюдами клянусь, я уже чуть с ума не сошёл с этим Шарлахом!.. Я же не лгу! Зачем мне лгать?.. А досточтимый Альраз не верит, кто-то ему сказал, что Шарлах сейчас в Кимире и грабит пограничные оазисы… – Тут Ойдо взглянул на караванного и осёкся.

– Это был не Шарлах! – проклокотал досточтимый Хаилза. – Продолжай!

– Потом насчёт Турклы… Говорят, собрали они караван, выбрали Шарлаха главарём, сожгли Зибру… Да не может этого быть!

– А кто же тогда сжёг?

– Ну значит, это был какой-то другой Шарлах!..

На скулах караванного обозначились желваки, красный тяжёлый кулак лёг на край резного столика.

– Что значит «другой»? Может быть, как раз именно ты и говоришь о «другом» Шарлахе?

Почтенный Ойдо всплеснул руками:

– Досточтимый! Помилуй! Да мне ли не знать Шарлаха, если он вот уже несколько лет сбывал добычу в Пьяной тени? Недавно его захватили, отвезли в Харву, потом он то ли поднял бунт, то ли просто бежал… снова появился здесь… Ведь ты же спрашиваешь об этом Шарлахе?

– Где он сейчас? – темнея, проговорил караванный.

– Да здесь! Где же ещё? Гуляет со своей шайкой в доме Имирпы…

Почтенный Ойдо умолк и испуганно заёрзал на подушке, пытаясь отодвинуться. Впервые он видел, как кровь, вместо того чтобы броситься в лицо караванного, отхлынула от его кирпичных щёк.

* * *

– Где Шарлах?

К пьяным воплям в тени Ар-Кахирабы давно привыкли, поэтому волосатая ручища мрачного разбойника даже не дрогнула, опрокидывая стаканчик с игральными костями над лакированной потёртой доской. Из сидящих всего один повернул голову к вошедшему крикуну и тут же снова уставился на кости. Должно быть, бросок выпал на редкость удачный. Кто-то крякнул, остальные уважительно зацокали языками.

– Я спрашиваю, где Шарлах? – вновь прорычал досточтимый Хаилза.

Все медленно повернулись к нему, и караванный содрогнулся от ненависти. Суровые разбойничьи глаза над белыми повязками смотрели на него с ленивым презрением.

– С вами говорит караванный Харвы!

Разбойнички переглянулись, недоумённо поводя крутыми плечами. Наконец тот, что метал кости, неспешно поднялся, оказавшись на голову выше приземистого плотного караванного, подступил, набычился.

– Ну? – хмуро сказал он хрипловатым басом.

Хаилза скрипнул зубами. За это «ну» он готов был закопать наглеца в бархан по горло.

– Где Шарлах? – тихо выговорил караванный, сдерживаясь из последних сил.

Игроки неуверенно всхохотнули и тут же примолкли. Нависший над досточтимым Хаилзой детина свёл широкие звериные брови и чуть отшатнулся, словно перед прыжком. Потом опомнился, сообразил, что здесь всё-таки не пустыня и затевать драку с незнакомцем не стоит.

– Это я! – буркнул он наконец.

Караванный запнулся, решил было, что ослышался, потом понял, что нет, и подёрнутые красными жилками белки его стали страшно раздуваться.

– Ты?.. – горлом просипел караванный, чувствуя, как звенит в ушах и темнеет перед глазами. – Ты Шарлах?..

Лицо детины передёрнулось под повязкой.

– А кто же ещё, по-твоему?

– За дурака меня принимаешь?.. Я спрашиваю, где настоящий Шарлах?

В кругу играющих, следивших с любопытством за этим разговором, кто-то болезненно охнул, должно быть предвидя дальнейшее. Караванного спасло, что у собеседника его не было даже кинжала. Согласно правилам при игре в кости все предварительно разоружались.

– Ах ты, варан!.. – взревел рослый разбойник и бросился на досточтимого с явной целью задушить его волосатыми своими ручищами. – И ты туда же?..

– Харва!.. – успел прохрипеть схваченный за горло караванный, и в тот же миг в низкое помещение из многочисленных дверей, видимо предназначенных для быстрого ухода врассыпную, ворвались вооружённые матросы с «Саламандры». Из игроков никто даже не сделал попытки подняться с ковра, все продолжали сидеть и только ошалело озирались.

– Шакал!.. – Оторванный от караванного детина рычал и ворочался в цепких руках, несколько раз едва не повалившись на пол вместе с матросами. – Я тебе покажу сейчас настоящего Шарлаха!.. Ты у меня узнаешь, который тут настоящий!..

Караванный кашлял, держась за горло. Один из разбойников хмыкнул, видимо придя в себя окончательно, собрал кости в стаканчик, потряс и бросил. Остальные (включая матросов) невольно скосили глаза: что выпало?

– Караванный, – спокойно, с ленивой хрипотцой позвал тот, что бросил кости. – Здесь ведь Пьяная тень. Сюда с оружием не ходят. Нужен тебе Шарлах – ну так жди на выходе из порта. А то, гляди, узнают в Харве о твоих проказах – такого скорпиона тебе подпустят…

Речь отрезвила всех. Караванный насупился. Действительно, из-за налёта на Пьяную тень можно было растерять последних друзей в Харве. Шарлах тоже вспомнил, что руки здесь распускать не положено, и перестал напрягаться, за что был немедленно отпущен матросами. Молодцы с «Саламандры» вопросительно смотрели на досточтимого Хаилзу.

Тот постоял, нагнув голову, потом хмуро взглянул исподлобья на хозяина дома, почтенного Имирпу.

– Досточтимый… – проникновенно сказал ему хозяин. – Какие могут быть сомнения? Здесь Шарлаха каждый знает… На юге, говорят, ещё какой-то Шарлах завёлся, но это недавно. И в Кимире тоже… А настоящий Шарлах – вот он. Пятый год ему вина наливаю…