Текст книги "Похождения полковника Скрыбочкина"

– Дык сусед же у меня – хфермер, – рассердился Петро на непонятливого собеседника. – Шо удивительно: ни одной пестицидины, собака подлый, в почву не вложил – а такие огромадные урожаи сымает со своей фазенды, просто чудеса… Так вот. Доберёмся до Кубани, а там, если гуртом навалимся, то, смекаю, дотягнем волоком этот корабель до хутора. И ночью подсунем его к хвермерскому подворью, разумеешь?

– Пр-р-рльно! – швырнул на палубу духовитую от грязи бурку Макуха. – А после того сразу же пойдём и стуканём на него участковому: пущай хвермеру рыло начищает, пока разберётся, скудова он этот металлолом пригрел до своих нечистых рук!

– Я не согласный, – покачал головой атаман. – Лучше мы его сами сдадим в металлолом, а деньги на круг пропьём.

Казаки не замедлили согласиться:

– Точно!

– Так и сделаем!

– Ну, ты у нас и голова, батька!

Порешив на том, они потратили около часа, чтобы взять на буксир бесхозное судно. После чего с богом себе пустились прежним курсом на Родину.

В это время окружающая обстановка стала быстро портиться. Поднялся ветер, и морское пустоглядье закипело волнами до самого окоёма. В небесном кочевье также заварился беспорядок: барашки облаков сбились в сплошную неразборчивость и принялись бить копытами, высекая из потемневших высей грохот и огненные закорючины. Но казакам упомянутое неспокойствие природы было безразлично. Они не боялись ни грома, ни небесного огня, ни прочих стихийных каверз. А боялись только самих себя во хмелю, оттого зорко следили друг за другом для своевременного укорота – чтобы доплыть домой без лишних бед, крушений и случайного десантирования в незнакомых местах…

***

Когда Скрыбочкин и Корецкий решились бежать домой, было уже поздно. Добравшись до береговой линии, они увидели, что корабль исчез. Неудивительно, что оба почувствовали себя так, словно зависли в пустоте, враз пропитавшись невесомостью настигшего их неблаговременья.

– Эка нас пригвоздило судьбиной к этой распроклятой местности, прямо как насекомых к картонной бумажке! – в сердцах воскликнул Скрыбочкин, побелев лицом. – Нет, это невозможно! Я же всегда знал, што ежли спокойно поразмыслить на тверёзую голову, то обязательно угадается выход из любого случая в жисти… А мы перед побегом сколь раз поразмышляли, насквозь всё обдумали! И с маршруту умудрились не сбиться! Тогда почему осечка получилась? Хто виноватый? Хде наше плавательное средство? Может, мне лучше сразу убить тебя и себя, штобы нам обоим зазря не мучиться?!

А Корецкий, заслонив руками глаза от солнца, ещё некоторое время с молчаливым тщанием вглядывался в безотрадную перспективу лазурных вод. После чего, зарыдав, принялся хватать Скрыбочкина за ноги. Оба долго катались по берегу, вздымали фонтаны горячего песка, осыпали друг друга щедрыми потоками проклятий и соболезнований – и, постепенно теряя силы, успокаивались. Наконец, окончательно утомившись, Скрыбочкин оттолкнул от себя товарища по несчастью:

– Всё, хватит. Ишь разобнимался, совращенец, как будто я тебе красна девица на выданье!

С такими словами он сел на песке, провёл ладонями по мокрым щекам и, обхватив руками колени, уставился в близкую даль своего баламутно-расплывчатого грядущего. Слипшаяся сосулька волос на его темени после борьбы с Корецким прихотливо изгибалась вверх, делая Скрыбочкина похожим не то на разудалого казака старых времён с вызывающе закрученным оселедцем, не то на ископаемого единорога, изготовившегося к весенней линьке и перевоплощению в свежий образ какого-то более современного существа… Несколько минут он вздыхал, беззвучно шевеля губами, а потом проговорил ледяным голосом, как будто его заключили в лишённое тепла космическое пространство:

– Што-то в последнее время чёрный ветер дюже крепко задувает в наши паруса. Опасаюсь я зачахнуть под загиблым солнцем чужбины.

– Мало ли что опасаешься, – бессильно сказал Корецкий. – Я тоже, между прочим, боюсь и даже хочу поскорее дождаться отрадной минуты, когда скажу себе: «Ну всё, хватит, я прошёл свой путь до конца, теперь можно и умереть»… Но сразу ведь всё равно не удастся сколлапсировать. Значит, придётся мучиться дальше.

– Сколлапси-и-ировать… – задумчиво протянул вслед за ним Скрыбочкин. – Интересно, из каких сусеков ты слова такие закомуристые вытягивать умудряешься.

– Не в словах дело.

– А в чём же?

– Да в том, что ты прав: ничего хорошего мы в этих краях не увидим, даже надеяться не на что. Как ни крути, а гибельный финал ожидает нас здесь. Рано или поздно.

– Чёрта лысого! Это я секундному порыву поддался. Но теперя возьму себя в руки и стану думать по-иному.

– По какому это – по-иному?

– По правильному. И тебе не советую расползаться мыслью по мировому эфиру, друже. Давай, сконцентрируйся на текущем моменте и прекрати свою мандражность… Говори, какие имеешь предложения на дальнейшее?

– Никаких, – без раздумий выпалил Корецкий.

– Та и хрен с тобой, – не удивился его ответу Скрыбочкин. – Зато я имею.

– И что же предлагаешь?

– Ничего особенного. Жить станем дальше, не поддаваясь паникёрскому настроению. Раньше ведь как-никак выживали, верно? Вот и теперь продолжим то же самое.

***

После вышеописанного разочарования беглецы надолго забыли, как понимать себя, словно смотрелись в разнородно искажённые зеркала и не находили среди них ни одного правильного, отчего оставалось только удивляться неистощимому преобладанию природы над широтой человеческого умозрения и многообразию возможностей самообмана.

Единственно стараясь не провалиться в область бесконечно малых величин, Скрыбочкин и Корецкий ещё несколько дней с потерянными лицами бродили вдоль кромки прибоя, издавали невыразимо горестные крики да время от времени принимались лихорадочными горстями сгребать песок у себя под ногами и швыряться им друг в друга. Не то оба обретали спокойный вид и начинали собирать дырявые камешки. Сквозь пустые места которых разглядывали водные и небесные дали, перемешивавшиеся в смутных пропорциях, как прошлое и будущее, – и посредством интуиции старались выяснить, куда удалилось их слабовероятное счастье. Они бы бродили по безлюдному берегу и дольше, однако питаться воздушной средой да солнечными лучами способны разве только бессмысленные растения. Потому, ощутив настоятельный голод, Скрыбочкин и Корецкий были вынуждены воротиться на прежнее место жительства, в становище слаборазвитых людей осточертевшего племени, дабы существовать дальше среди каннибалов и безбрежной флоры первобытного мира.

Неудивительно, что обоих подколодным зверем грызла болезнетворная досада.

Нет, конечно, Скрыбочкин и Корецкий догадывались, что в любом вопросе не может быть стопроцентной гарантии на безошибочный результат и светлое окончание туннеля. Но также они представляли нескончаемую широту сложнопереплетённых возможностей, ведь практически всякое место на планете в равной мере годится для того, чтобы чувствовать себя и хорошо, и плохо, и ещё как-нибудь по-иному, соответственно глубине фантазии и потребностям каждого конкретного организма. Однако это не помогало, и досада накапливалась, до тех пор пока не стала сильнее последнего представления.

Корецкому с навязчивой ясностью стало мариться, будто невидимая гусеница, которая день за днём сплетала нить его существования, отчего-то вдруг ударилась в непоправимую насекомую хворобу, и теперь вела обстоятельные приготовления к своему смертному часу. «Хорошо бы научиться существовать без мыслей и чувств, – думал он. – Но как это сделать?» Вопрос представлялся Корецкому неразрешимым, отчего ему хотелось кричать. И он кричал, призывая на помощь неведомо кого – правда, при этом не открывал рта, дабы его ненароком не услышали посторонние, беспричастные и малочувствительные к чужому горю туземцы.

А Скрыбочкину сложившееся положение вещей казалось втройне обидным, поскольку он презирал разного рода случайности и совпадения, особенно имевшие неудачливый наклон в его сторону: без них не только человеку с погонами, но и любому простому лицу намного легче двигаться в положительную сторону или – при желании – вообще оставаться на привычном месте ради отдыха и сосредоточенного накопления спокойных мыслей.

Впрочем, вскоре нашёлся для Скрыбочкина и Корецкого в новой жизни внезапный материальный интерес. Поскольку пользы от золота каннибалы не понимали и единственной ценностью считали высушенные черепа, то в качестве ежемесячного подоходного налога они приносили вождю означенный драгметалл. Скрыбочкин первым перестроил своё экономическое мышление: он изымал у Корецкого черепа и мешками выменивал их на никудышнее, по мнению аборигенов, золото.

Как-то раз по своему духовному сану Скрыбочкин был приглашён для обряда захоронения одного престарелого каннибала. Каково было его удивление, когда он узрел торчавший из-под головы усопшего переходящий красный вымпел с надписью: «Ударник коммунистического труда». После расспросов выяснилось, что лет тридцать тому назад в сельву упала Железная Птица, на борту которой было столько пассажиров, что питания хватило на целый месяц… Полковник приказал отвести его на место падения. Где он действительно обнаружил зарывшийся брюхом в почву Ту-154. Всё скоропортящееся из салона давно исчезло, но остались нетронутыми десятки ящиков, наполненных брикетами золота. Вокруг которых валялись обрывки одежды и клочья партбилетов.

– Дак вот оно куда исчезло, золото партии, – взмокшими от волнения губами прошелестел Скрыбочкин. – А мы всей российской безопасностью с ног сбились его искать!

Он распорядился перенести ящики в свою хижину.

Однако положительные эмоции переменили знак через несколько дней, когда, приватно любуясь сокровищами, Скрыбочкин обронил один из слитков. От удара тот разломился, и выяснилось, что золота в нём почти нет, поскольку внутрь оказались вплавлены железные болты, гайки, шурупы и даже алюминиевая ложка с выцарапанной надписью: «Привет коммунякам от зеков прииска „Дальний“. Жрите, не обляпайтесь!». То же самое прояснилось и с другими слитками: сколько их ни разбивал полковник, наружу появлялся один вторчермет…

Что касается Корецкого, то он, как бывший коммунист, решил наставить каннибалов на гуманитарную платформу и тайком от шамана стал проповедовать им идеи марксизма-ленинизма. Туземцы на удивление охотно соглашались верить в безоблачное будущее и один за другим вступали в учреждённую Корецким КПСС – каннибальскую партию сыроедящих социалистов. Правда, позитивная идея чуть не обернулась бедой. Однажды, по заведённому распорядку засидевшись в облюбованном им вертолёте над флягой «огненной воды», Скрыбочкин в нечленораздельном состоянии возвращался домой, когда его уши разорвал сумасшедший крик. Любознательность взяла верх над алкогольным отравлением, и полковник направился навстречу звуку.

В селении ему открылась следующая картина. Туземцы, привязав Корецкого к ритуальной пальме, внушительными дубинами били его по голому телу, посыпая сверху солью и специями. Вождь орал предсмертным голосом, в ужасе глядя на разожжённый рядом костёр.

Суть происшествия была простая. Сын предыдущего вождя, поиздержавшись на женском факторе, не имел в текущем месяце единовременного черепа для погашения задолженности по уплате дани. А поскольку он недавно подал заявление на вступление в КПСС, Корецкий поставил ему на вид, предупредив, что не засчитает задолжнику кандидатский стаж. Такого оскорбления каннибал не стерпел и теперь вместе с экстремальной молодёжью собирался пустить Корецкого на национальное блюдо, которое считается особенно неподражаемым, если оно приготовлено из мясопродукта, для мягкости отбитого живьём.

Недолго посмеявшись, Скрыбочкин вынул из кармана завалявшуюся с позапрошлого месяца гранату. Которой устроил гром и молнию, чтобы напомнить дикарям о существовании загробной вселенной, а также о том, кто является фактическим хозяином страшных чудес и миражей в пределах доступного мира. И снова настала дисциплина… С этой минуты Корецкий не имел границ благодарности до самого Дня работника органов безопасности, считавшегося теперь фантастическим праздником и чреватого для малой народности неординарной пьянкой. Посреди которой Корецкий, не дождавшись светлого будущего, рухнул в пыль с растворённым в белой горячке ртом, и Скрыбочкин, пошарив руками в его незащищённой полости, вынул оттуда пластмассовую челюсть. А заодно и эректор разыскал в кармане. И устроил аукцион. В окончательной калькуляции оба протеза принесли ему семь новых женщин и полмешка нешлифованных изумрудов… Впоследствии предпринятые Корецким поиски ничем не увенчались, поскольку вокруг эректора тотчас разыгралась драка, перелившаяся в консенсус лишь когда всем желающим удалось разломать прибор на куски и растащить его по домам на амулеты. А вставную челюсть через несколько лет обнаружили случайно приблудившиеся в соседнее племя геологи: она висела перед входом в хижину шамана как средство для отпугивания москитов.

***

Дни покрывались трещинами, сквозь которые прорастала трава беспокойства. Скрыбочкин всё чаще ощущал, что стал другим, как это бывает во сне или среди бредовых галлюцинаций искривлённого разума. Иногда среди душевной недостаточности он, не утерпев, задирал голову к недоступной за кронами деревьев голубой широте неба – и выкрикивал что-нибудь наподобие:

– Не нравится мне тут! Послать бы всё к чёртовой матери или ещё куда подале! Сколько можно уже, спрашуется? Никакой терплячки не хватает, надоела тягомотность! Хучь бы сказать об этом можно было кому-нито понимающему! Так ить некому! Не Корецкому же сердцем изливаться! Оби-и-идно!

Впрочем, голосовые потраты не приносили ничего, кроме холостой разрядки настроения. После них Скрыбочкин каждый раз настоятельным усилием воли возвращал себя в прежнюю память устоявшегося дикого быта и продолжал жить дальше.

Его скудное времяпрепровождение скрашивалось заботой о дисциплине. Обычно к утру близившийся к протрезвлению Скрыбочкин с бубном в руках бродил от хижины к хижине и, заглядывая внутрь, искал нарушения порядка общей пользы. Которые могли заключаться, например, в несвоевременном приветствии или – не дай бог – в недостаточном угощении. Впрочем, до телесных повреждений доходило редко.

За заботами полковник совсем не думал о пилоте со сбитого им вертолёта. Который – между голодом и борьбой с лесными хищниками – сумел добраться до населённой местности. И теперь мафия разыскивала с воздуха утерянные наркотики.

Однажды, находясь в присвоенном вертолёте, Скрыбочкин переусердствовал по части «огненной воды». Некоторое время он сидел подле железной дверцы летательного средства, вёл неторопливую беседу с окружающей природой и жадно вдыхал серебристый свет луны, который щекотал ему лёгкие и бередил кровь до такой степени, что хотелось с босоногой беспечностью бежать в ночь, рвать на голове волосы, танцевать, петь и драться вусмерть с врагами всего хорошего. А потом он ощутил ничем себя не предвещавшую усталость – и, чтобы не мучиться обратной дорогой, остался ночевать на месте, зарывшись от кровососущих насекомых среди мешков с кокаином. Через несколько часов, когда он с закрытыми глазами путешествовал по волнам тёмных изнаночных миров, вбирая в себя тишину всех прожитых и непрожитых им одиночеств, на поляну опустились медельинские боевики. Которые поставили на вертолёт привезённые с собой запасные лопасти, а затем подняли его в воздух. Так ничего около себя не подозревавший Скрыбочкин вновь тронулся в путь под беспричинными россыпями звёзд и сновидений.

…Через неясное время, с позеленевшим лицом выбравшись из-под грубо заштабелёванных мешков с кокаином, он осторожно ступил ногами на твёрдую почву – и обнаружил себя на краю чужеродного аэродрома. В природе царил бездвижный зной, снотворную густоту коего вряд ли было возможно разогнать одной силой мысли, особенно человеку, утратившему все концы и начала природного здраворазумения… Вокруг широко расставленных ступней Скрыбочкина безбоязненно играли в салочки местные жуки прыгучей породы. Над его головой порхали пестроцветные бабочки, роняя с крыльев золотистые солнечные пылинки. А поодаль белым пятном топырился крепкопузый транспортный самолёт. На который подозрительные личности перегружали мешки с наркотиками из десятка находившихся здесь же вертолётов.

После продолговатого умственного усилия полковник догадался, что какие-то злоумышленные люди сделали его частью своей тайны. С одной стороны, в этом нельзя было усмотреть положительных знаков судьбы, но с другой – данное обстоятельство его не пугало, поскольку он считал себя сильнее любых загибов текущего момента. Тогда Скрыбочкин подавил в себе желание улечься в траву, чтобы дремать, размягчаясь умом и телом среди лучей безотказного солнца и ласковой насекомой стрекотни – он собрал волю в кулак и решил действовать.

***

Через полчаса после пробуждения Скрыбочкина на неустановленном аэродроме транспортный самолёт взлетел и на форсированной скорости пересёк колумбийскую границу.

– Ну всё, – с этими словами командир экипажа достал из-под сиденья ящик ямайского рома и, откупорив одну из бутылок, разлил напиток по стаканам. – Теперь можно выпить за успех нашего предприятия.

В это мгновение на приборной панели зажглась красная лампочка.

– Что такое? – забеспокоился командир. – Или я спятил, или кто-то пытается открыть грузовой люк!

– Я схожу посмотрю, – вызвался второй пилот.

И вышел…

– Кар-р-рамба! – через полминуты снова выругался командир. – Система стеклоочищения не работает. Спирт на нуле. Придётся снизиться.

Откуда ему было знать, что алкоголь из системы ещё на земле слил для употребления внутрь полковник Скрыбочкин. Он же теперь и пытался отворить грузовой люк, поскольку изнемогал от изжоги и похмельного синдрома. Второй пилот, обнаружив его, повёл себя безо всякой субординации. За что и получил соответствующее внушение рукопашным способом. Скрыбочкин на время пристроил его разглядывать свой иллюзорный внутренний мир под кокаиновыми мешками, а сам воротился к неподатливому люку.

…Красная лампочка продолжала угрожающе мигать.

– Похоже, тут дело нечисто, – командир поднялся со своего места и взял пистолет. – Надо разобраться, что происходит.

У него в мозгу крутился целый фейерверк предположений, однако ни одно из них не могло в полной мере совместиться с действительностью.

Весь экипаж следом за командиром ринулся в грузовой отсек.

Продолжительные поиски ничего не принесли. Люк был закрыт. А второй пилот исчез, точно его чёрт языком слизнул.

В пилотской кабине их стерегла новая неожиданность. Из оставленных стаканов и бутылок весь ром был начисто выпит.

– Это просто какое-то наваждение, – обескуражено проговорил штурман. – Мы все, наверное, сходим с ума.

– И думать не могите, – раздалось за их спинами в небрежно-повелительном наклонении. – Мне потребен экипаж в здравомыслимой памяти и тверёзом рассудке.

Они обернулись. Подле дверного проёма стоял (изрядно пошатываясь и улыбаясь не предвещавшей ничего благоприятного улыбкой) незнакомый мужик в несвежей набедренной повязке. Все изумлённо вытаращились на него, разом потеряв дар речи.

– А пистолеты бросьте, ну их к бесу, в самом деле. Потому – у меня оружие посурьезнее вашего: зажигательная смесь свежего розливу, – сказал незваный пришелец.

С этими словами он продемонстрировал экипажу мутную бутылку (в которой на самом деле не было ничего, кроме его собственноручной мочи). Затем наступательным голосом расставил все точки над «и»:

– Ничего страшного я с вами не сделаю при одном условии: ежли вы счас без лишних вопросов и мыслей об напрасном сопротивлении возьмёте курс на Екатеринодар. Слыхали про такой город?

…Потом они утомительно летели над Атлантикой. Пересекли Северную Африку и Средиземное море. Скрыбочкин смотрел на своих невольных спутников будто откуда-то издалека и время от времени с улыбкой на потрескавшихся от жажды губах приговаривал что-нибудь наподобие:

– Вот мужики в управлении удивятся, когда я им столько наркосодержащих мешков предъявлю. Хорошее дело! Можно сказать, удача негаданно сама в руки приплыла… Одно жаль – што Корецкий промеж дикарей остался пропадать. Хучь паскуда он порядошный, а всё же некоторой частью и свой челувек…

Он не знал, что как раз в эту минуту правительственные войска прочёсывали сельву. И что в скором времени племя каннибалов будет обнаружено… Затем пройдёт шумный судебный процесс – и свирепого вождя туземцев покажут по телевизору вместе с обнаруженным в его хижине мешком высушенных черепов. После чего колумбийский суд приговорит Корецкого к длительному сроку заключения.

Скрыбочкин не знал этого и вообще не хотел знать ничего отрицательного, а просто летел над миром с зажатой в руке бутылкой мочи. Он был доволен, что после стольких передряг всё разрешилось к лучшему. Хватит судьбе пинать его, как бездомного пса; пора ей уже поменять местами свои чёрные и белые полосы.

Под этим углом думал Скрыбочкин о светлом будущем и старался не расслабляться среди навевавшей сон умственной ряби – до тех пор, пока внизу не показались огни долгожданного Екатеринодара…