Текст книги "Похождения полковника Скрыбочкина"

– Да представляешься ты возможным для чего угодно, как любое живое существо, можешь не волноваться на этот счёт. Будет тебе ещё и перемена мест, и многое другое – навалит по самое не могу, сам потом устанешь удивляться. Так что давай засыпай уже наконец.

И Скрыбочкин засыпал. А может, наоборот, просыпался. Поскольку границы между изнаночной и лицевой сторонами реальности для него менялись местами, перекручивались и таяли в беспробудном тумане – оттого полковнику становилось невозможно отделить прошлое от будущего и настоящее от ненастоящего. Да и не очень-то хотелось. Всё делалось одинаковым и пребывало таковым до самого его пробуждения.

А небо молча смотрело на него мириадами звёздных зрачков до наступления утра. Так же легко и безразлично, как сто или тысячу лет назад смотрело на кого-нибудь другого. Звёзд здесь, в первозданно-чистой местности, было намного больше, чем в привычной нормальным людям городской черте. Но это ничего не меняло, ибо нескончаемость материального пространства оставалась одинаковой во все стороны времени.

***

Жизнь Скрыбочкина в описываемый период мало с чем возможно сравнить без погрешностей против его собственных ощущений, поскольку она была полна трудностей и забот, к коим полковник не считал себя подготовленным ни морально, ни как-либо ещё по-иному. Однако упомянутые трудности и заботы показались лёгкими цветочками по сравнению с дальнейшими событиями. Которые полновесно созрели, когда Скрыбочкина обнаружила грузинская разведка.

Дело в том, что пока в Абхазии назревали очередные боевые действия, некто затаившийся пристреливал на грузинской стороне реперы для абхазских миномётов… В конце концов с помощью изъятого из обсерватории телескопа грузинские пастухи засекли на российской стороне нового человека в образе не заботившегося о маскировке полковника Скрыбочкина. Его-то по ошибочному случаю и приняли за искомого артиллерийского наводчика, о чём было немедленно доложено министру обороны. Последовал приказ взять негодяя живым в плен, дабы затем предъявить журналистам как российского казака-агрессора, оказывавшего помощь незаконным абхазским формированиям.

Группа спецназначения в составе десяти грузинских гвардейцев выбросилась с парашютами в необитаемом районе и начала скрытное передвижение в сторону ни в чём себя не подозревавшего Скрыбочкина. Который не то чтобы путался среди фатальных погрешностей, а просто не переставал хотеть более твёрдой определённости и общечеловеческих благ. Впрочем, даже народные колдуны, обыкновенно указывающие события другим людям, о себе ничего сказать наперёд не умеют – что уж тогда удивляться полковнику Скрыбочкину, коему и прежде нередко доводилось двигаться в неправильных направлениях и попадать в переделки, а теперь и вовсе утратившему вменяемые берега. Порой его даже охватывал испуг. Случалось это, когда он смотрел на свои ладони и замечал, что количество линий на них увеличилось. Доподлинное значение данного факта ему не было ведомо, но казалось вполне правомерным предположение, что теперь в его грядущем выросло число вероятностей, развилок и перегибов. А такое никому не может понравиться.

Разумеется, Скрыбочкин понимал, что испуг к хорошему не приводит; оттого старался не погрязнуть в нём и посильным образом боролся с негативом.

– Не метушись, раз не располагаешь альтернативою, относись ко всему спокойственнее, – наставлял он сам себя, если начинал особенно остро ощущать беспомощность и тягу к перемене мест.

И слышал – своё же – ответное соображение:

– Та и ладно, перемогнусь тут, покамест обстановка не прояснится. Главное – не износиться организмом прежде достатошного срока, а всё остальное когда-никогда выдряпается из трудностей и обустроится среди желательной перспективы. Такого не может быть, штобы склонение моих нечаянностей не изменилось в лучшую сторону.

И действительно, всё должно было скоро измениться. Потому что группа спецназначения в составе десяти грузинских гвардейцев с каждым днём приближалась… А полковник Скрыбочкин, не ведая об этом, грезил о дальнейшем под разными углами. Даже во сне – хоть и не особенно часто, но всё же выпадали порой среди послеобеденного отдыха тонкие мечтательные моменты, когда он бродил по зелёным лугам между тучными стадами истомлённых бездельем коров, не желающих понимать ничего, кроме собственного молока, или гулял по дубовым рощам, глядя на старательно пожиравших жёлуди свиней, имевших на уме только аппетит ради толстого сала, из-за которого единственно у людей могут возникать разные психологические драмы, а для животных в этом нет ничего зазорного, лишь умиротворение и спокойное качество существования. Скрыбочкин не видел ничего плохого ни в коровах, ни в свиньях – напротив, воспринимал их как положительные знаки грядущего. И пробуждался после таких снов самодостаточным и готовым к новой борьбе за выживание. Тем более что физических неисправностей он в себе не ощущал.

***

Между тем благодаря устному народному почтамту слух о природной аномалии в лице снежного человека дошёл и до штаб-квартиры всемирной организации Гринпис. Откуда не замедлили снарядить экспедицию для изучения реликтового существа и всевозможного мирного урегулирования с ним в соответствии с международными конвенциями.

А Скрыбочкин в свободное от компьютерной игры время развлекался выкапываньем корней мандрагоры – и от нечего делать употреблял их внутрь, не ведая, что означенные корни несут в себе неимоверную половую потенцию. Затем он спускался с гор, рыча и воя от возбуждения, каковое всё больше не удовлетворяла искусственная женщина на мониторе компьютера.

Впрочем, любое беспросветное пространство, если притерпеться, способно поворачиваться к человеку своими интимными местами. Действенность данного закона не отказалась проявиться на сей раз в следующем виде. Руководство одной сухумской фирмы, оказывавшей услуги бесплодным женщинам, додумалось использовать природу себе на пользу, сочинив гарантийное обязательство для тех, кому не способны помочь общеупотребимые способы оплодотворения: этих особ за отдельную плату начали привозить в ареал обитания снежного человека, где оставляли обнажёнными подле ящика водки – а уж договориться со снежным человеком было их личным вопросом… Вскоре восторженная женская молва о плодотворности загадочного горного существа преодолела все административные границы и улетела далеко за пределы Кавказа.

Скрыбочкин, не догадываясь о целебных свойствах мандрагоры, тем не менее, приметил местность, где ему оставляли женщин и алкоголь, и – как минимум раз в сутки – спускался с гор ради новых впечатлений и борьбы с холодом.

Компьютер, изъятый из кабинета директора турбазы «Кроликовод Кавказа», стоял теперь без дела, разряженный и заляпанный птичьим помётом. Один раз Скрыбочкин даже хотел сбросить его с горы в знак протеста против скудообразного устройства вселенной; но потом передумал и оставил пылиться на плосковерхом валуне ради напоминания о полузабытых возможностях человеческой цивилизации. Внешняя сторона мира теперь выражалась для него в женщинах и водке. Без которых существовать грустно любому представителю сильного пола, пока он не достиг последней черты, нарисованной для него природным устройством собственного организма.

Впрочем, прибывавшие для оплодотворения женщины большей частью попадались непрезентабельные. Однако на безрыбье, как говорится, раком может объявиться любая. Полковник Скрыбочкин сознавал свой элементарный гуманистический долг и мужское достоинство, а в остальном его сознание всё равно почти не выглядывало из разухабистых переплясок туманистых образов среди малотверёзых сутемок бытия.

Как бы то ни было, из большинства правил нет-нет да и происходят исключения. Так и Скрыбочкину вопреки установившейся тенденции иногда попадались интересные экземпляры. Например, принцесса одного небольшого африканского государства. Которая к восемнадцати годам своей жизни испробовала всех мужчин, какие существуют в природе, и её давно никто не мог удовлетворить одиночным образом. Заса-ди-Будемало (таково было имя некоронованной пока особы), сознавая свою неординарную женскую конституцию, говорила со смехом своим приближённым:

– Насытить меня так же невозможно, как достать сразу все звёзды с неба. Или как создать вечный двигатель.

Про вечный двигатель приближённые, естественно, отродясь не слыхивали; но остальные понятия принцессы принимали с абсолютной солидарностью.

Прослышав о снежном человеке, Заса-ди-Будемало решила поэкспериментировать с ним. И теперь она вторую неделю не покидала гор, в полном восторге стараясь приручить аномальное существо. И уговаривала его переехать к ней во дворец для незамедлительного бракосочетания и раскованного полёта свободной порнографии во всех образах, какие только заблагорассудятся. Принцесса была настойчива, она дышала в лицо своему долгожданному избраннику горячей влагой и готовностью к разнообразию жизненных вариантов.

Загвоздка заключалась в том, что Скрыбочкин при всём старании не мог представить себя в образе принца. Потому он сомневался и нечленораздельно рычал в ответ на далеко идущие предложения; тем паче что по-русски эта курва не понимала, а на английском, испанском и французском, коими она владела, ему не хотелось ничего даже предполагать – и Скрыбочкин отзывался лишь на «кис ми» и «фак ми», и производил разные движения, и стонал с закрытыми глазами, как подстреленная охотниками обезьяна. А сам плескался в мелководье случайных соображений, подчас не имевших значительных точек соприкосновения с правдой подлинного мира.

Впрочем, между таким оборотом дел уже то было хорошо, что теперь на душе у него не скребли голодные кошки одиночества. Разве только несколько возвратных случаев выпало в этом роде. Для упомянутых случаев Скрыбочкин утвердил новый способ: он без лишних объяснений бросал свою чернокожую подругу, вскарабкивался высоко в горы, там растягивался на снегу – лицом кверху, заложив руки за голову – и, выбрав на небе облако, очертаниями более других похожее на человека или животное, изливался ему от чистого сердца, не выбирая выражений:

– Судьбина моя навроде тёмной личности с тремя левыми ногами, к тому же хромыми от рождения: шкандыляет в непонятные стороны, то туда, то сюда. А в какую сторону приведёт и куда взабросит, хрен кому под силу угадать. Нет, я, конешно, не представлял, што могу стать светлой новостью для мира, однако чья в том провинность, ежли у меня в уме даже такого устремления никогда не организовывалось? Ежли мне завсегда казалось достатошным устроиться с удобством в любой мало-мальски пригодной окрестности? Так, штобы нихто не мешал жизнедеятельности и штобы хватало всего необходимого? Нет, я даже в самых наикрайних положениях старался двигаться согласно регламенту, не сворачивая с правильной линии, потому нет моей провинности в переборе неаккуратных ситуаций и обстоятельств, я-то и сам их не люблю, да всё получается само собою, без спросу, ни об какой любви тут и говорить нечего: они накладуются друг на дружку, обстоятельства и ситуации, а я тут, в далёкой стороне нахожусь, без контроля над событиями. Дожидать у моря погоды – это противуестественное состояние для личности с активным характером, но всё на свете относительно, потому очень легко ошибиться, ежли с кондачка направлять свою квалификацию куда ни попадя, вот беда-то! Чем задарма ходить, лучше попусту сидеть на месте, бережёного бог бережёт. Пока то да сё – оно, глядишь, может и станет всё в самый аккурат. Эх-хе-хе, было времечко – осталось одно беремечко… А, допустим, случись мне паче чаянности дозволение возвернуться к первоначалу – и куда я? И зачем я тогда называюсь гуманоидом? Только заради фантазии, которою обрисовываются любые картинки, хучь и не дотягнуться до них руками или чем иным…

Подобным образом полковник Скрыбочкин мог часами возносить разнобойные сетования вкупе с недооформленными соображениями случайного характера, то почти отрешаясь от всего, то возвращаясь в приблизительную норму – и при всех состояниях духа не ожидая сверху никакого отклика. Зато после этого он чувствовал облегчение и спускался в нижний мир в прежнем тонусе готового ко всему мыслящего существа, хоть и покрытый пупырышками от холода, но без теневых отблесков и чрезмерной дикости в душе.

Заса-ди-Будемало следом за Скрыбочкиным в горы не ходила, поскольку боялась разрежённого воздуха, но ждала его возвращения из упомянутых отлучек с понятным женским нетерпением. И встречала полковника с неизменной радостью, дабы заключить его в крепкие объятия.

Как любой животрепещущий человек, Скрыбочкин не был лишён чувства благодарности. Оттого в иные тёплые минуты он взирал снисходительно на свою густокудрую подругу и говорил ей безыскусные, но приятные слова – например:

– Ты как будто явилась из сна или с того света, штобы мне тут не тетешкаться вхолостую с одною голой электроникой. Я прямо до сих пор оглоушенный таким счастливым случаем. Вот спасибо тебе, што заслоняешь меня горячей грудью от студёной недоли! Без тебя я здесь, наверное, уже давно обратился бы в ледяную каменюку, бесполезную для женского употребления, не говоря уже об служебных обязанностях или других челувеческих функциях. А с тобою – совсем другое дело. С тобою гораздо приятственнее…

Или:

– Хорошенькая ты. Пухлотелая, как наши бабы. Но куда чернее, это да. У нас в России ни одной желающей при всём старании не загореть до такой степени, хучь бы она и круглогодично поджаривалась на черноморском побережье… Можно сказать, мне досталась чистая сдоба с поджаристой шкорочкой, повезло! Хучь и говорят, што счастье – не лошадь, не везёт по прямой дорожке, а вот надо же, как нам с тобою в этих краях тмутараканских довелось удачно встретиться. Как гора с горою, одно сплошное удовольствие! Я, когда гляжу на тебя, испытую такое ндравственное совращение и думаю такие срамные мысли, што аж перед самим собою стыдобно…

Заса, довольная комплиментами, хихикала в ответ, и в груди у неё тепло вздрагивало. Отчего она порывисто приникала к Скрыбочкину для страстных поцелуев и всего дальнейшего. В подобные минуты человек не способен требовать от себя чего-либо дополнительного; и они не требовали – оттого их помыслы и телодвижения были легки и продолжались в равномерном темпе, ни на миг не прекращая частых колебаний, точно рябь на водяной поверхности.

Порой Заса и Скрыбочкин вместе смотрели в неразлучное с принцессой карманное зеркальце в форме сердечка – и, строя непристойные лица, хохотали до упаду, поскольку казались друг дружке затерявшимися среди искажённой вселенной пришлецами из полузабытых снов безмятежного младенчества. После чего, конечно, в обнимку валились в снежную беспочвенность и принимались барахтаться, содрогаясь в конвульсиях страсти, как два безнадёжно больных кандидата на эвтаназию, коим позволили напоследок стравить внутреннее давление на ветер независимо от половой принадлежности и обоюдных точек соприкосновения.

В один такой неосторожный момент совокупного общения их окружили обкурившиеся гашишем грузинские гвардейцы. Первоначально Скрыбочкин, смутившись, постарался поплотнее прикрыть своим телом лежавшую под ним обнажённую даму. Но затем вспомнил об оставшемся без защиты едва початом ящике водки. «Погоди-ка, я счас», – шепнул он принцессе. И, слетев с неё – как был, без штанов, – бросился на пришлецов с нечеловеческим криком, в который вложил всю накопившуюся в нём жажду протеста:

– Хто такие? А ну! Предъявите документы!

Гвардейцы не ожидали такого взрыва первобытной дикости. Они открыли испуганную пальбу, раня друг друга, пока горный монстр размазанным вихрем метался из стороны в сторону и силился вразумить их силовым способом, а Заса-ди-Будемало с визгом прокусывала всем подряд тёплую одежду и десантную обувь. Среди суматохи командир грузинских бойцов Тенгиз Чачуа достал ракетницу, дабы соответствующим красным сигналом вызвать подмогу. Этот выстрел оказался роковым. Потому что ракета, угодив снежному человеку в лобовую кость, совершила рикошет и заметалась между нападавшими, поджигая им одежду и волосы.

От фантастического существа, изрыгающего из головы огонь, гвардейцы с криком кинулись врассыпную, сбрасывая с себя остатки пылающего обмундирования.

…Не миновало и суток, как их подобрали гринписовские альпинисты, озадаченные тем, что снежных людей оказалось целое племя. Дикие существа стонали и плакали. Их доставили в Европу для подробного изучения – и, хоть содержали в клетках, но кормили доброкачественно. Оттого Тенгиз Чачуа, считавшийся теперь вожаком стаи, приказал гвардейцам не выдавать своей природной национальности, чтоб их не отослали домой снова воевать…

Зато оглушённый пиротехническим зарядом Скрыбочкин почти не пострадал. Хотя не удержался на ногах и упал с усталой улыбкой на устах, сделавшей его похожим но древнего рыцаря света из горских народных легенд. Однако мир померк для полковника лишь на несколько минут, в течение которых он лежал между камней с запрокинутым лицом и раскляченными конечностями – наподобие большого терпеливого краба, затаившегося в ожидании добычи и для пущей маскировки притворившегося мёртвым. Отрешившись от окружающей обстановки и не сознавая своего положения, Скрыбочкин как бы отделился от собственного тела и всей умственной сущностью находился внутри необыкновенной грёзы, похожей на безлюдную пустыню: в лицо ему с разных сторон дул несвоевременный для текущего сезона горячий ветер, так что было некуда отвернуться – оттого беспрерывные слёзы одиночества высыхали у него на щеках, не пробежав и половины положенного пути… А потом он возвратился в сознание.

***

Полковник Скрыбочкин возвратился в сознание и поднял из снега обгорелое лицо. Несколько секунд обрывки воспоминаний, словно шустрые ящерки, сновали туда-сюда у него среди умственных извилин, норовя разбежаться в разные стороны; однако затем ему удалось усилием воли собрать их в кучу и в полноцветных красках представить картину случившегося. Которая не предвещала ничего хорошего.

– Нда-а-а… – выдохнул Скрыбочкин, покачав головой.

Коротко поглядев на зависший над горами острый серп луны, он помотал головой. И прозрачно оскалился в сторону принцессы:

– Ну её на хрен, такую жисть, не хватало мне здеся открыть кровную вражду незнамо с кем… Я уже накопил в этой гиблой местности столько впечатлений, што между них яблоку негде упасть! Не-е-ет, достатошно. Мне моё здоровье драгоценнее, чем любые впечатления.

После своих слов он выхаркнул кусок сломанного зуба. Медленно встал на непослушные ноги, вдыхая морозный воздух и выдыхая клубы молочного пара. Внимательно сощурился и осмотрелся по сторонам, едва уловимо и печально шелестя волосами на ветру. Вынул из ящика бутылку водки, скрутил с неё пробку, сделал несколько жадных глотков. С минуту поразмыслил, прислушиваясь к тёплому пульсу растекавшегося по его организму алкоголя, и проговорил решительным голосом:

– Всё одно надобно куда-нито определять себя для дальнейшей сохранности. Хучь временно, но надобно. Ежли на то пошло, я челувек несложный и к этим горам не собирался прирастать всем своим коренным умозрением, штобы пожизненно мудрствовать между каменных глыб и снежного безмолвствования… Давай, Заса, собирайся в дорогу. Согласный я до тебя во дворец ехать… жениться. Потому как чувствую, што мне тут больше спокою не дадут, и это может обернуться боком. Хватит среди дикости ваньку валять.

Принцесса с восторгом понимания бросилась ему на шею и принялась выкрикивать многообещающие звуки благодарности и горячей симпатии. А он всасывал усталыми ноздрями последний воздух опостылевшего горного края и помышлял о том, что африканским принцем тоже, вероятно, можно существовать с каким-нибудь внутренним смыслом, сотворяя втихую немалые дела. Тем более ещё неизвестно насчёт монарха – будущего тестя – сколько он протянет на белом свете. Уж определённо не дольше Скрыбочкина, который, слава богу, вооружён достаточным опытом выживания по трём своим прежним женитьбам.

«Ничего страшного, из-за перемены мест от меня ещё ни разу ничего не убыло и опять не убудет, – пытался бодриться полковник между разноречивыми представлениями о смутном грядущем. – Я не стану наподобие Архимеда чертить воздушные замки на песке, однако во всём есть свои плюсы и минусы. Арифметика! Куда от неё денешься? Некуда деваться. Среди любых перемен надобно уметь найти хорошее и стараться не утратить остатки нервного баланса в предложенных обстоятельствах…»

Между упомянутыми мыслями ростки новой реальности проклёвывались в душе Скрыбочкина, и всё вокруг уже казалось ему близким к облегчению, простым, хотя на самом деле ничто пока не изменилось.