Текст книги "Похождения полковника Скрыбочкина"

Приблизительно в таком духе выговаривал Скрыбочкин разнослойные фразы по ходу движения, вспоминая всё подряд, перескакивая с одного на другое и в меру сил радуясь текущему положению вещей. Парахин же слушал его с соболезнующим выражением лица и лишь изредка вставлял в этот словесный поток краткосложные реплики – наподобие:

– Вот ведь однако! До чего у тебя всё загвоздливо да выкомуристо!

Или:

– Да уж… Как-то оно не так… Но всё же лучше, чем никак…

И только Лошадиди, свисая с плеча директора Тухлидзе, не производил наружу ни единого звука, ибо живые люди всегда были ему не по душе, а теперь – тем более.

***

Если б у Скрыбочкина имелись тяжёлые предчувствия, то в самое ближайшее время они получили бы возможность полностью подтвердиться. Однако внутренние обстоятельства полковника были далеки от гладкого угла по отношению ко внешним событиям, потому он ни сном ни духом не допускал, что на самом деле всё могло оказаться не так, как ему представлялось…

То есть его тёща, разумеется, приняла участие в развернувшейся на почве ценных бумаг потасовке, но перешагивать черту, отделяющую теплокровный мир от долины смертной тени, она не предполагала. Просто, перекалечив посильное количество народа, старушка вскоре была доставлена с истоптанным черепом в реанимацию в качестве неопознанного лица. Там под действием успокоительных уколов пенсионерка некоторое время спала, и её сон был похож на камень: такой же бесчувственный и тёмный изнутри. Затем, пробудившись, тёща решила никому не сообщать своего имени, ибо она являлась человеком старорежимной закалки и боялась политического ярлыка за учинённые с её помощью беспорядки. Опознать осмотрительную бесчинщицу никто не мог, поскольку её документы лежали в сумочке, которая утерялась в потасовке и затем была найдена в ногах задавленной толпой посторонней бабульки. Отсюда проистекла ошибка, и данную чужеродную старушку отнесли на счёт Скрыбочкина.

***

Пока ничто не омрачало позитивных вибраций в душевном пространстве полковника Скрыбочкина. Он сидел дома, отмечая вместе с прапорщиком Парахиным первый свободный день после похорон, и по ходу застольной беседы, как полагается в таких случаях, поминал добрыми словами считавшуюся покойной родственницу:

– Смешная была старуха. Однако с хозяйственной жилкой, этого у неё не отымешь. Помню, я только оженился, месяца два или три миновало после свадьбы. Ну, просыпаюсь однажды по утрянке, иду на кухню позавтракать перед службой. А супруга раньше меня уходила на работу… Гляжу, тёща позаботилась: на тарелке лежит бублик, а рядом, на столе – плавленый сырок «Дружба» и чашка чаю. Тьфу ты, незадача, этой самой «Дружбою» мы у себя в райотделе почитай каждый день закусывали водку, поскольку он же дешёвый, а денег, как знаешь, нашему брату обыкновенно не доставало. В общем, не схотел я сырок употреблять, спустил его в мусорное ведро – незаметно от сродственницы, штоб ей не показалось обидным. Но бублик съел с чаем. И отправился нести службу. А примерно в осерёдке дня мне супруга звонит по своей бабьей скуке. То да сё, трындит об мелочах и промежду делом интересуется, чем я позавтракал. Отвечаю: чаем позавтракал вместе с бубликом и сырком «Дружба». Спугалась тут моя слабая половина, прямо в крик ударилась: «Какой ужас! Тебе надо срочно к врачу!» У меня прямо мурашки по коже – спрашиваю, за каким бесом она орёт и откуда у меня может возникнуть потребность в медицине. Тут она рассказывает, што перед своим уходом на работу выбросила в мусорное ведро просроченные продукты, среди которых наисамым старым был сырок «Дружба», пролежамший в холодильнике года полтора. А тёщенька, выходит, этот сырок обратно из ведра добыла и, обтерев, подала мне на завтрак… Ну ничего. Я не в обиде остался. Потому што затем целую неделю без скандалов с женской стороны пил водку для борьбы с отравлением организма; опять же – дезинфекция. Жена с тёщей и не возражали, как-никак чувствовали себя виноватыми из-за старухиной бережливости по пищевой части.

– Бережливость – это у пенсионеров чёрт знает шо такое, прямо болезнь, другим словом и не назвать, – сказал Парахин. – Вот мой родитель, например, до самых последних дней, пока не переселился на погост, любил добывать из мусорных баков разный хлам: одёжу с чужого плеча, поломанные часы, надколотую посуду, стоптанную обувь, запчасти от приборов и другие бесполезные железяки. Хуже сороки. Всё тянул домой, даже объедки. Я, само собой, выбрасывал эти ненужности обратным путём – так он снова отправлялся к мусорным бакам, хоть кол ему на голове обтёсывай! Кабы его воля, он с радостью превратил бы наше существование в сплошную помойную яму.

– Нда-а-а, непросто терпеть в семье челувека, сдвинувшегося в экономическую сторону, – со вздохом проговорил Скрыбочкин. – Дак моя тёща ещё и сплетнями пробавлялась хуже любого шпиона. Нет, я понимаю, это обыкновенно бывает полезно, ежли знаешь больше, чем тебе рассказуют. Но не до такой же степени, штобы не умолкать ни на минуту… А экономность у неё тоже обстояла сверх возможного понимания. Просто за пределами всяких удоботерпимых граней… Ничего, ладно. Слава богу, иногда оконцовка бывает счастливее, чем позволяемо ожидать даже в самых сумасшедших мечтах. Вот как сейчас, например.

Он побарабанил пальцами по столу, задержавшись полуотстранённым взглядом на стакане Парахина. И через секунду заулыбался, озарённый новым приятным воспоминанием:

– А один раз моя супружница обмишурилась вместе со своей мамашкой. Я тогда отсутствовал, и они отправились в парк развлекаться самостоятельным способом. Сели на карусель, где сиденья подвешены на цепочках, – крутятся, вспоминают детство. А контролёр был подвыпимши. Ему стало скушно, тем более из-за плохой погоды жена с тёщей оказались единственными на том аттракционе. Он удалился в свою будку да и приснул… Первые десять минут эти курицы радовались, што про них забыли: халявная ж экономия! Потом почался дождь. А карусель не прекращает вертеться, и нет никакой возможности с неё слезть. Они пробовали виризжать и звать на помощь, покамест не посрывали голоса, а толку – ноль. Так прошло не меньше получаса, а то и час. Жена и тёща окоченели и заголовокружились, у обеих уже слёзы в четыре ручья и тошнота во все стороны… Наконец контролёр появился из будки, выключил аттракцион и погрозил бабам пальцем, как злостным нарушительницам билетного режиму. А у тех ноги одеревенели – едва они встали на землю, дак сразу и грохнулись под каруселью. И што ты думаешь? Контролёр им поставил на вид за недостойное поведение: дескать, нехорошо в пьяном виде вертеться на увеселительном устройстве, ай-я-яй, – и возвернулся в будку для дальнейшего сна… Вот так-то закончился для жены и тёщи экономный аттракцион. Поднялись они кое-как на ноги, держась друг за дружку, и пошкандыбали домой. А потом ещё долго терпели насмешки с моей стороны…

Так Скрыбочкин и Парахин беседовали о прошлом, не забывая отдавать должное алкоголю. Казалось, ничто не могло добавить тёмных красок в густую картину их обоюдного настроения. День продвигался навстречу будущему ни шатко, ни валко. Из-за окна доносились приглушённые шумы улицы, напоминавшие о существовании внешнего мира. Но полковника и прапорщика не интересовали подобные пустяки привычного порядка, им вполне доставало самих себя и коньяка на столе.

…А тёща Скрыбочкина между тем, оклемавшись, сбежала из-под капельницы.

Она покинула больничные стены в двух левых тапочках и больничном халате из выцветшей полосатой фланели. Храбро оглядываясь по сторонам, досеменила до троллейбусной остановки и двинулась домой на общественном транспорте с двумя пересадками и небольшой задержкой ради скандала с недостаточно почтительным прохожим очкариком (по неизвестной причине очки всегда её раздражали и служили поводом для ругани, нередко перераставшей в рукопашные заварухи). Впрочем, тёща даже не доскандалила до конца, поскольку душа была не на месте и требовала спешки: старушке не терпелось вновь очутиться в стенах родного жилища.

***

Когда она появилась на пороге квартиры, Парахин, вздрогнув от неожиданности, выронил на стол полупустой стакан. После чего зарыскал взглядом и, принюхавшись к скрипу половиц под ногами незваной гостьи, рефлекторно перекрестился:

– Привидение…

А Скрыбочкин, поперхнувшись коньяком, наскоро прокашлялся и прохрипел:

– Сгинь, брызга замогильная. Изыди к бесам из моего поля зрения!

После чего – с глазами, враз сделавшимися похожими на тухлые виноградины – потянулся к пистолету.

Разное помнил он о себе и даже иными слабостями не брезговал под настроение; но чтобы поддаваться пришлецам из потусторонних сфер – такого за ним отродясь не водилось. Тем более что при любых обстоятельствах полковник не мог не считать себя человеком, достойным маломальской непреложности, если не сказать большего (сейчас ему это казалось труднее всего, однако он привык не отступать перед иронией судьбы и гримасами извращённого случая).

– Да ты чё, милай? – шумно засуетилась старушка. – Али мою личность с пьяных мозгов затруднился признать? Вот не зря я дочке всегда говорила: если муженёк твой уродился чурбаком, так он на всю жись чурбаком и останется, никакою силой его не обтесать. Да разуй ты глаза, это же я!

– Тогда предъяви документы! – испуганно потребовал Скрыбочкин.

– Потеряла я их, в драчке-то: и паспорт, и пенсионное удостоверение, – досадливо заулыбалась ответчица. – Та и бес с ними, с документами, ить не в них же моя личность заключается. Не в них заслуга моя семейственная, зятёк. Как-никак родственный корень в нашем государстве пока никто не отменял. И регистрацию среди постоянного местожительства! Потому ни тепло, ни холодно мне с тобой проясняться, пока я нахожусь в своём законном праве.

Однако шершавый голос и убедительные жесты никоим образом не могли решить проблем нежелательной тёщи, ибо колесо фортуны в этот день крутилось не в её сторону.

– Интересное кино получается, – сказал Парахин.

– Ага, ежли б ещё хто-нибудь удосужился ознакомить нас со сценарием этого хфильма, – оскалился Скрыбочкин. – Небывальщин на свете и без того больше, чем можно представить, а эта карга ещё новых турусов нам пытается насочинять. Да лучше я закоснею в пустоте и недостаточности, чем стану жить среди отакой свистопляски.

После этих слов он шепнул через стол прапорщику:

– А ну-ка, друже, попридержи её пять минут, покамест я всё улажу.

Парахин схватил поздно опомнившуюся, но всё же выставившую зубы и принявшуюся плеваться бабульку. А полковник Скрыбочкин метнулся к телефону – и, вызвав знакомого психиатра по фамилии Биздик, сообщил ему:

– Туточки ко мне в дом ворвалася сумасшедшая с манией величия: представляется моей тёщей. Бредни говорит и не краснеет. Наверное, зараза старая хочет использовать мою душевную доброту в корыстных целях. Но вообще разбираться с ней мне опасливо, я ж не обладаю психиатрической специальностью. Так ты б её забрал от греха, покамест она не почала прибегать к насилию. Ежли, конешно, тебе не препятствуют настоятельные дела безотложной надобности. А ежли препятствуют, тогда пришли заместо себя каких-нито медикусов, иначе я за неё долго ручаться не смогу.

– Буйная сумасшедшая? – уточнил Биздик, подмигнув разминавшим кулаки санитарам.

– Навроде того, – подтвердил Скрыбочкин. – Прощелыга бешеная и настырная, вне себя знаходится и промежду разговором зубами скрегочет. А самоглавное, што желает экстраполироваться на чужую жилплощадь. В общем, без незамедлительного медицинского ублаготворения никак не обойтись.

– Вызов принял, сейчас приеду, – отозвался Биздик понятливым голосом. – Будь она хоть какой небезопасный человек – ублаготворим наилучшим образом. Подержите её минут пятнадцать на привязи…

***

Когда полковничья тёща была увезена психиатрической бригадой, и под потолком квартиры стихло чёрное эхо её прощальных проклятий, Парахин промокнул сухим половиком царапины на лице. И, разливая коньяк по стаканам, поделился впечатлением:

– Надо же, чего только в жизни не приключалось с нами, кум, а такого ещё не бывало! Я – когда увидел в дверях старуху – ух, как у меня сердце захолонуло. А ведь она вроде б и похожая на маманю твоей супружницы, зар-р-раза!

– Да мне-то што теперя? – встрепенулся Скрыбочкин. – Глядеть на неё, беспомощно разведя руки и смирившись с неразрешимостью? Или какая, по-твоему, альтернатива предполагаема по этому вопросу? Может, прикажешь раскланиваться перед каждой сумасшедшей и потакать чужим галлюцинациям? Нет уж, прошу пардонов, я не намеренный таскаться с каждым приблудным фактором, как с писаной торбой! И тебе на моём месте не советовал бы!

– А мне и не надо советовать. С какого перепугу? Я, слава богу, не на твоём месте, мне и на собственном пока существовать вполне терпимо.

– Вот именно. Каждому должно быть терпимо. Не только тебе, но и мне, друже. Нет, ну разве так можно: не успел я ещё как следует умыться свежим ветром свободы, а она тут как тут. Ни стыда, ни совести! У меня здесь не богадельня!

После этих слов Скрыбочкин выпил залпом коньяк из своего стакана и решительным движением вывалил на стол свежеоформленные похоронные документы:

– Бумаги-то, главное, в полном порядке, гляди! А жисть у нас – она бумагам должна соответствовать! А иначе жить неправильно!

– Та всё верно, я же не спорю, – проклокотал Парахин, утвердительно покачав головой; потом откинулся на спинку стула и забросил ногу за ногу. – Если документация в порядке, то за доказательствами далеко ходить не надо, потому нет необходимости напрягаться возможностями и предпринимать дополнительные действия. Просто мне хотелось констатировать, шо труднопереносимые переживания достались на нашу долю, я бы даже сказал: умонепредставимые. Слава богу, мы сдюжили, не рехнулись и со страху не поотбрасывали копыта, шобы стереться из памяти времён. А теперь ничего, можно жить успокойственно, в прежних руслах. Всё одно некуда деваться. Ведь мы с тобой ишшо не дозрели до возраста, когда надо тушить свет и впадать в апатию, отгородившись от мира непрошибаемым забором.

Он тоже опорожнил стакан и удовлетворённо крякнул.

Полковник Скрыбочкин, в уме у которого вся прежняя жизнь расстилалась необъятной серой равниной, а грядущее терялось в радужных тонах, без лишних церемоний взял бутылку и разлил из неё остатки коньяка. Затем махнул пальцами, словно желал единоразовым движением отсечь прошлое от настоящего, и промолвил растяжимым голосом:

– Так вот как-то оно, нда-а-а… Правильно ты говоришь: некуда было деваться. А ежли б даже и было, то мы бы не стали приискивать лёгких путей. В жисти закон простой: хто чувствует себя жертвою обстоятельств или ещё каких-нито факторов, тот ею обыкновенно и становится. А хто не чувствует – с того нет никакого спросу и взятки гладки.

Парахин ничего не сказал на это. Лишь решительно передёрнул плечами, как бы стряхивая с себя холодную потустороннюю марь. И принялся разглядывать рисунок на обоях, заляпанных пищевыми брызгами. Однако Скрыбочкин вывел его из созерцательного состояния, снова подняв стакан:

– Ты давай не задерживай события. Или забыл: мы сегодня собирались ещё по бабам закатиться. Так што допивай побыстрее, да и пойдём морально разлагаться уже наконец…

В эпицентре шпионажа

Полковник Скрыбочкин угрюмо сидел в своём кабинете и играл в нарды сам с собой, испытывая проигрыш за проигрышем. От упадка мыслей не отвлекали даже мухи, которые в силу давнего отсутствия уборщицы нагло размножались на глазах и гадили прямо на доску… Тут без вызова явился подполковник Куражоблов, и это ещё больше уменьшило настроение Скрыбочкина.

– Зачем вспожаловал? – рявкнул он надтреснутым от трезвости горлом.

– Так на банкет же вы приглашённый. Забыли?

Полковник вспомнил, что и в самом деле забыл.

В конце концов, находиться на службе казалось противоположным смыслу, поскольку близился вечер. Скрыбочкин сгрёб нарды и, заперев их в сейф, вышел из кабинета.

…Над входом в ресторан-варьете «Интурист» висел плакат: «Слава доблестным какарям – работникам невидимого фронта!»

В зале было накурено и тесно от танцевавших артисток. Навстречу Скрыбочкину и Куражоблову поднялся из-за стола главкакарь капитан Кордебалясов и усадил их на почётные места возле графина.

Для пояснения дальнейшего заметим, что какарь – не насмешка, а секретная должность, возникшая благодаря тому, что недавно в Екатеринодар прислали из Москвы три эшелона с новыми кокардами, изображавшими двуглавого орла; они оказались бракованными: головы пернатых представляли собой плохо проштампованные култышки, а хвост отсутствовал. Собственно, поэтому Москва и спешила избавиться от некондиционной продукции… Для чинов, призванных охранять выросшие повсюду склады кокард, полковник Скрыбочкин ввёл в штатное расписание должность какаря. Первая «а» была обусловлена здесь ординарной ошибкой. Работники Управления безопасности не отличались выдающейся орфографией, а приказы приходилось печатать ежедневно. Во избежание нонсенсов полковник переманил из екатеринодарского университета доцента Пургенева, присвоив ему звание лейтенанта и должность главписаря. А Пургенев писал слово «какарда» через «а» не по неграмотности, а просто чтобы не задумываться лишний раз из-за мелочей. Так и возникла в приказе от слова «какарда» должность «какарь». Никакой работы данная должность не требовала, потому получить её было возможно только за неописуемую взятку. Главкакарем Скрыбочкин взял упомянутого Кордебалясова: тот имел справку инвалида по умственной части, посему беспрепятственно собирал с подчинённых мзду для полковника, и оба чувствовали себя в безопасности.

…Теперь полковник сидел за банкетным столом, наблюдая варьете, жуируя с официантками и по мере убывания напитков ощущая, что мир мало-помалу обретает удобоваримые очертания. В ресторане, как водится в подобных заведениях, громко играла музыка, оттого все вокруг орали наподобие контуженных ветеранов, но это был сущий пустяк, который не мешал веселью набирать обороты. Скрыбочкин уже собирался было пригласить к столу девушек из кордебалета, дабы пофилософствовать о сексе и других проблемах молодёжи, когда в зале завязалась потасовка.

Били какого-то грузина.

Скрыбочкин минут пятнадцать созерцал происходящее, азартно притоптывая, сжимая кулаки и подёргивая руками. Да ещё иногда отпускал реплики – наподобие:

– Эх, мазила! Ну хто так бьёт, хто так бьёт? А ты почему нижний блок не выставляешь, генацвале? Нет, чем так драться, лучше остановитесь и подумайте секунду, штобы понять и упредиться супротив опрометчивых действий, а потом продолжайте на здоровье! Да повеселее, с огоньком!

Затем драка ему наскучила, и он поинтересовался:

– Вам што, нечем больше заняться? За какой причиной его воспитуют, гамарджобу этого незадачного?

– А козёл потому что! – проорал запыхавшийся Пургенев. – Да ещё взятку предложил лейтенанту Зачморову черезмерно маленькую! Чтобы проникнуть к нему на склад!

Полковник, в отличие от своих подчинённых, никакую взятку не считал бесполезной. Потому распорядился прекратить беспорядок и отконвоировать задержанного в изолятор.

Дальнейший банкет продолжался без неожиданностей, если не считать стрельбы по осветительным приборам и тёмных заколупин в памяти, после одной из которых Скрыбочкин обнаружил себя в незнакомом публичном доме среди трёх малопотребных девок и разбросанной по постели порожней стеклотары. В окно сочились багровые лучи рассветного солнца, сквозь открытую форточку прорастали звуки нового утра, а голова похмельно раскалывалась…

Усталый, словно тать после опустошительного грабежа, полковник протёр затянутые сонной плевой зрительные органы. Затем растолкал девок и прогнал их с глаз долой, приговаривая: «Звиняйте, красуни, нынче шармёр из меня никакой. Встренемся опосля».

Оставшись в уединённом образе, Скрыбочкин недолгое время бесцельно тынялся по комнате. После этого поперебирал бутылки и обнаружил в одной из них остатки текилы. Которую незамедлительно допил. После чего приблизился к висевшему на стене зеркалу, заляпанному остатками неизвестной закуски, несколько секунд неодобрительно вглядывался в своё заросшее щетиной отображение – и наконец проговорил:

– Ладно, хорошего понемножку. Надобно хучь когда-никогда сбавлять темп жизни, не то можно плохо кончить. Так што, наверное, пора мне на работу.

Слава богу, служебный автомобиль дожидался у подъезда, а час был ещё ранний, и полковник успел добраться до Управления к началу рабочего дня.

***

Задержанный вчера взяткодатель раскололся быстро. Это был лейтенант Николоз Кучкидзе, сотрудник Службы государственной безопасности Грузии. Он появился в Екатеринодаре с двумя целями: выяснить, какую функцию в здешнем Управлении безопасности выполняет новообразованное подразделение какарей, а также установить, какие ценности сконцентрированы на охраняемых ими объектах – не ядерное ли оружие, которого так не хватает Тбилиси?

Скрыбочкин изъял наличествовавшие в карманах у Кучкидзе две пухлые пачки долларов, за что поведал тому, будто в текущем месяце им собственноручно оприходовано большое количество ядерных боеприпасов. Потом полковник отпустил иностранца, проговорив на прощание:

– Скажи спасибо, што я вовремя оказался на твоём пути, покамест дело не зашло дюже глубоко. За такие секретные сведения тебя здесь могли очень запросто порешить во избежание утечки. В следующий раз, когда заявишься сюда добывать государственные секреты, не скалдырничай, штобы не получать зазря по морде от моих охфицеров. А проще того – сразу обращайся ко мне, это самый наиверный способ хеджировать твои риски. Оно ведь в мире всё симметрично устроено: как аукнешься, так тебе с нашей стороны и откликнется.

Оставшись в одиночестве, Скрыбочкин освежился стаканом коньяка и сел писать в Москву отчёт о сегодняшней дезинформации, стараясь не преуменьшить своих заслуг.

Он не знал, что в означенный момент интерес к его ведомству проявился не только у грузинской разведки.

В десять ноль-ноль к складу кокард, недавно возведённому на улице имени героя каптруда бизнесмена Афанасия Кацапудрова, подошёл сотрудник британской «Сикрет интеллидженс сервис» сэр Персиваль Джопкинс. У него было пять бутылок «Вермута»… К концу четвёртой бутылки разведчику удалось втереться в доверие к какарю Горшкову, имевшему звание прапорщика плюс врождённое косоглазие. На осторожный вопрос о том, каковы тактико-технические характеристики у содержащегося на складе имущества, Горшков надолго задумался. Затем изрёк:

– Вещь исключительно секретная, до сих пор ни одного аналога я не встречал. Могу сказать, что головки по форме различаются. И хвостовое оперение напрочь отсутствует.

«Ракеты с разделяющимися боеголовками, но без хвостового оперения, – догадался Джопкинс. – Похоже, это нечто принципиально новое!»

Большего ему выведать не удалось, ибо прапор – напоследок проговорив: «Обидно, что никто не ценит наших с тобою умственных затрат. И вообще никто ничего не ценит. Разве возможно иметь достаточный результат посреди такой ситуации? Никак невозможно!» – внезапно рухнул как подкошенный и стал шумно блевать во все стороны.

…Тем временем Скрыбочкин получил от руководства новое указание: требовалось обезвредить объявившуюся в городе антиправительственную группировку, состоявшую из двух человек: депутата Парахина и беглого врача-психиатра Биздика.

Эти двое прогремели во время недавних московских беспорядков.

Случай распорядился так, что оба находились в командировке в столице и, неожиданно встретившись друг с другом, не сумели обойти данный факт без прикосновения к спиртному, что быстро выбило из-под них финансовую почву. Уже без копейки Парахин и Биздик набрели на смутного человека, который предложил им за бутылку водки поучаствовать в митинге либеральной общественности. Они, конечно, согласились. И спокойно пили водку среди транспарантов и пламенных речей представителей демократического вектора – до тех пор, пока митинг не стали подвергать разгону. По счастью, водка к тому времени иссякла, и оставаться среди заварухи не имело смысла. Тогда Парахин с Биздиком, не страшась направленных на них кинокамер, с дракой прорвались сквозь оцепление и растворились в московской темноте среди канализационных ходов, крыс и диггеров… Упомянутый сюжет показали в новостях по всем телеканалам. После этого их сочли особо опасными представителями «пятой колонны» и теперь разыскивали по всей стране.

Парахину и Биздику удалось добраться до Екатеринодара. Они продолжали оставаться на нелегальном положении, не выходя из прежнего запоя и совершая частые налёты на увеселительные заведения.

Скрыбочкину было известно, что Биздик несколько месяцев тому назад ушёл от жены и поселился на съёмной квартире в Юбилейном микрорайоне. Полковник прибыл туда с десятком своих офицеров… Из жилища беглого смутьяна доносились музыка и шум какой-то оргии. Пока выламывали железную дверь, в квартире всё стихло, и ввалившийся туда Скрыбочкин обнаружил опустевшую жилплощадь с дымившимися повсюду окурками да свисавшим с балкона подобием верёвки, наспех связанной из женских трусов и лифчиков крупного размера.

– По верёвке спустились, – огорчился Скрыбочкин. – Вот же два ухаря продувных, непросто будет наступить им на хвосты. Такие не дадут себя с кашей съесть, а наоборот – скрозь мелкое сито проскочат и с-под любого стоячего подошву вырежут!

После этих слов полковник взял в руки бывшее бельё, осмотрел его и поделился впечатлением практического свойства:

– Качественная продукция, объёмистая. Как говорится, не богато, да торовато. Фирма «Богатырь», наверное.

– Размер подходящий, на подобном белье мужскому взгляду приятно остановиться, – сладострастно добавил высунувшийся из-за его плеча подполковник Куражоблов. – На каждом шагу женщины такого размера не валяются.

– Точно, – покивал Скрыбочкин и прикрыл глаза, чтобы дать волю кратковременным фантазиям. От которых его лицо тотчас покрылось красными пятнами. Впрочем, через несколько мгновений, одёрнув себя, он открыл глаза и проговорил с конфузливым уклоном в голосе:

– Хотя, ежли по круглому счёту, все бабы располагают приблизительно одинаковой сущностью.

– Сучностью, – ухмыльнулся Куражоблов.

– И сучностью, конешно. Всех можно подвести под одинаковую гребёнку. Хучь каждая и старается изобразить из себя мировую загадку и недоступность, но на самом деле только размер в них имеет значение.

– Зато они иногда позволяют забыться от жизненных трудностей и недочётов.

– Што касаемо недочётов, лучше ты их не допускай, не то взысканий с моей стороны не оберёшься. А забыться от трудностей – это я не оспариваю. Не всегда же нам водку жрать в полное горло, иногда и с противуположным полом бывает увлекательно заняться времяперевождением и убить досуг в совокупном приближении… – Скрыбочкин философски пошевелил бровями. Затем ещё раз внимательно пощупал трофейное бельё:

– Дак я эти вещдоки прихвачу с собою. Моей супруге, кажется, они будут впору. А ежли нет – тогда, может, кому-никому из полюбовниц сгодятся на подарки. Узлы только розпутать…

Куражоблов не стал притязать на облюбованную начальником добычу. Однако не преминул рассказать полковнику пришедшуюся к слову историю о своём однокашнике по военному училищу – майоре Пипецком, повадившемся в секс-шоп покупать трусы из желе – с банановым, ананасовым, клубничным и всяким иным фруктовым вкусом. Носить упомянутое бельё было нельзя, поскольку оно одноразовое, но при желании имелась возможность его просто съесть. Как-то раз при очередном визите майора в секс-шоп молодая продавщица игриво полюбопытствовала: «Интересно, что вы с этими трусиками делаете, мужчина, ведь это уже пятнадцатые за неделю». На что Пипецкий гордо ответил: «А я с коллег по службе имею регулярный доход через ваш товар. Говорю: спорим, что я вот сейчас свои трусы возьму и съем? Мужики, само собой уверены, что мне кусок тряпки проглотить не удастся, и смело выкладывают деньги на бочку!»…

На ветке дерева – напротив балкона – сидел воробей. Иногда он склонял голову набок, точно прислушивался к рассказу Куражоблова. Но потом ему, видимо, наскучило, и он улетел. Скрыбочкин же, в отличие от птицы, принял историю близко к сердцу.

– И што, много удалось твоему Пипецкому заработать таким способом? – завистливо осведомился он. – Этак ведь можно и миллионером стать без особенного утруждения.

– Наверное, можно при достаточном времени, – согласился Куражоблов. – Но Пипецкий не успел выскочить в миллионеры.

– Отчего так? Или ему, как иным скорохватам, не удалось вместиться в рамки своего воображения?

– Да не знаю я насчёт рамок. Просто это нездоровая личность, потерянная для общества, вот и получился закономерный результат. В карты ему не повезло. Пипецкий играл с офицерами на спор: кто проиграет – тот выпивает в один присест пол-литра спирта.

– Подумаешь, пол-литра спирта, – с пренебрежительностью перекосил губы Скрыбочкин. – У меня и большее количество случалось употреблять.

– Значит, вы употребляли нормальный спирт, с правильной формулой, – пояснил Куражоблов. – А они купили по дешёвке у какой-то бабки. Канистру метилового.

– Тогда понятный результат, об котором нетрудно догадаться, – кивнул полковник. – Што ж, каждому может не повезти, под одним богом ходим… Ладно, звони в Управление, пусть за нами пришлют машину. А я покамест погляжу по шкафах, какое тут ещё бельё осталось бесхозным, штоб ему не пропадать зазря…

***

Воротясь в Тбилиси, Кучкидзе получил новые директивы: во-первых, выкрасть в Екатеринодаре всё хоть сколько-нибудь связанное с ядерным делением, во-вторых, поддержать деньгами подпольную группировку Парахина, чтобы на Кубани оставался выгодный для добрососедства беспорядок.

Вновь появившись в Екатеринодаре, Кучкидзе у местной грузинской мафии узнал точки, наиболее вероятные для появления Парахина и Биздика. И, отыскав обоих в пивбаре «Бригантина», приблизительно в районе пятой кружки «Новороссийского» упросил обоих за две тысячи долларов принять участие в налёте на секретный склад Управления безопасности… Через час все трое уселись на скамейку подле означенного склада для скрытной рекогносцировки.

В описываемое время, проезжая на служебном автомобиле мимо колхозного рынка, капитан Кордебалясов заметил валявшегося на обочине пьяного мужика. Рот у того был разинут, и из него блестел вставной зуб. Капитан приказал водителю остановиться, вышел из машины и капнул на зуб азотной кислотой, чтобы проверить, золото ли это на самом деле.

Зуб оказался действительно золотым.