Электронная библиотека » Евгений Петропавловский » » онлайн чтение - страница 23


  • Текст добавлен: 20 января 2023, 17:53


Автор книги: Евгений Петропавловский


Жанр: Юмор: прочее, Юмор


Возрастные ограничения: +18

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 23 (всего у книги 39 страниц)

Шрифт:
- 100% +

Полковник Мостыра ощущал себя настолько опустошённым, что даже не очень обрадовался положительному известию. Которое заключалось в том, что по наводке неизвестного доброжелателя (им оказался Скрыбочкин) на автовокзале Екатеринодар-2 после активного единоборства в максимальном формате был задержан Тормоз. «Что с невменяемого возьмёшь? – помыслил Мостыра. – Ему, наверное, даже про взятку не втолкуешь… Надо вызвать психиатров из дурдома: пускай забирают его, чтобы всю жизнь оттуда не выходил».

Он написал на служебном бланке записку. И отправил её с нарочным – лейтенантом Григорием Голодухой – главврачу городской психиатрической больницы, расположенной на забытой богом городской окраине, в садах Калинина. А сам, чтобы двигательным способом унять нервную слабость, снова заложил руки за спину и стал быстро расхаживать из конца в конец кабинета, сделавшись похожим на человека, опасающегося, как бы конец света не застал его среди неподобающей местности в неприглядном положении.

Как это часто случалось с Мостырой в минуты душевной колготы, ему ужасно захотелось увидеть себя со стороны. Например, глазами какого-нибудь зверя или насекомого; а ещё лучше глазами птицы – чтоб уж совсем беспристрастно и умозрительно, из прозрачного легковоздушного далека. К сожалению, это было невозможно. Единственным реалистическим способом оставалось зеркало. Но в зеркале полковник давно перестал себе нравиться, посему приближался к нему редко, да и то лишь чтобы плюнуть в своё отражение. Разумеется, нереализованное желание не прибавляло ему оптимизма. И он, походив немного по кабинету, снова достал из сейфа бутылку мартини. Налил полстакана и выпил. После чего утёр губы и вдумчиво пошевелил ноздрями:

– Не люблю напрасной пустоты.

С этими словами Мостыра незамедлительным движением вновь наполнил стакан. И принялся размышлять о том, как ему уберечься от сложносочинённых напастей и разных неразрешимых вопросов. Самым простым полковнику представлялось удалиться от мира, сделаться буколическим человеком и не знать ничего, кроме заботы о хлебе насущном. Или, например, податься в бродяги: у них тоже в природе ума нет лишних движений, кроме необременительной выпивки и доступной закуски. Существовали и другие варианты. Однако все они были связаны с радикальными переменами, а перемен полковник не то чтобы сильно опасался, но не имел в их сторону достаточно решительного импульса. Вдобавок честолюбие и жадность к взяткам всё равно не позволили б ему оставить должность. Получался тупик. Из-за которого Мостыра страдал и не видел ничего лучшего, чем продолжать пить мартини.


***


Из здания Управления безопасности вышел Григорий Голодуха с бумажным пакетом в руке и направился к троллейбусной остановке… Навстречу появился его бывший сослуживец капитан Куражоблов. После взаимоприязненных голосовых изъявлений по поводу данной встречи, продлившихся несколько минут, они наконец прекратили обоюдное удивление и зашагали рядом.

– Как жизнь? – риторически поинтересовался бывший капитан по ходу движения. – Силовая власть ещё не опостылела?

– Та нет, не опостылела, – с усмешкой затаённого превосходства ответил лейтенант Голодуха. – Зарплату же пока выплачивают. А дальше мне заглядывать пока мало интереса.

– Это ты зря, коллега, – покачал головой бывший капитан Куражоблов. – Время летит быстрее быстрого, так что надо и про завтрашний день иметь представление.

– А я разве не имею?

– Не имеешь.

– Почему?

– Про дальновидность забываешь.

– В каком смысле?

– Ну… Сложно сказать. Ты же знаешь, я не какая-нибудь там философская личность. Но если прикоснуться до просточеловеческого понимания, то давай заглянем в корень.

– Давай заглянем, – не стал возражать Голодуха. – И что? Разве там можно предположить какую-нибудь дестабилизацию?

– А то! – с чувством воскликнул Куражоблов. – Вдумайся, Григорий. Власть у нас в державе кто держит, как по-твоему?

– Кто?

– Да сплошные крадуны, вот кто. Потрошат казну без зазрения совести, практически из наших же карманов вынают последние грошики. Тебе это нравится?

– Не нравится, но мне по фигу, пока лично меня не касаемо. Я как думаю про это? А так: до лампочки все разношёрстности и служебные перемещения! Меня больше всего волнует благосостояние собственной семьи. Остальное кому интересно? Никому, кроме моей единозначной персоны.

После этих слов лейтенанта Куражоблов понял, что мягкими мерами с бывшим сослуживцем каши не сваришь. И он принял решение перейти к запасному варианту, предусмотренному им на предварительном совещании с полковником Скрыбочкиным. Тем более что лейтенант не преминул пойти навстречу дальнейшему.

– Ладно, что мы всё обо мне да обо мне, – сказал Голодуха. – Ты-то как поживаешь на гражданке? На работу сумел устроиться или как?

– А чего там не суметь, мать-растрепать, – ответил Куражоблов, безбедно растянувшись губами. – Устроился, дело нехитрое.

– И куда, если не секрет?

– Откуда взяться секрету? Теперь у меня прозрачная жизнь, всем на зависть. В коммерческую фирму я устроился. Жалеть не приходится. Потому что не боюсь чувствовать себя свободным, да ещё уверенность в завтрашнем времени возникла. Ведь куры денег не клюют.

– Та ну?! – завистливо скруглил рот Голодуха. – И чем же промышляешь?

– Парфюмерией, – Куражоблов порылся в кармане и, достав миниатюрный баллончик, протянул его лейтенанту. – Вот тебе дезодорант. Бери бесплатно. Запах – обосраться можно, какой обалденный. Можешь понюхать.

– Спасибо, – Голодуха поднял подарок к носу и, нажав на колпачок-распылитель, жадно втянул в себя ударившую из него едкую струю… В баллончике содержался парализующий газ. От которого лейтенант мгновенно отключился.

Куражоблов отнёс его на скамейку, чтобы спал ближайшие два часа.

А через пять минут Куражоблов и Скрыбочкин вскрыли пакет. И извлекли из него служебный бланк, на котором рукой Мостыры было начертано: «Пришлите комиссию психиатров на освидетельствование. В изоляторе находится опасный душевнобольной. Полковник Мостыра». Скрыбочкин достал из кармана авторучку и поставил перед словами «Полковник Мостыра» ещё одну точку. Получилось двоеточие, и текст стал выглядеть следующим образом: «…В изоляторе находится опасный душевнобольной: Полковник Мостыра».

– Теперь пошли в дурдом, – усмехнулся Скрыбочкин. – Всё складуется по моему плану, тут больше нечего прибавить или убавить. Счас мы одним ударом покончим с этим самоудоволенным мерзавцем наиподлейшего пошибу. Уязвим его в корень и опустим под самый плинтус.


***


Часом ранее Скрыбочкин позвонил в санэпидемстанцию. И от имени полковника Мостыры распорядился срочно прислать в Управление специалистов с ядохимикатами для травли тараканов, пригрозив санэпидемиологическому руководству статьёй за их служебную халатность («Потому што это неслыханное дело, – орал он в трубку убедительным голосом, – когда насекомые бесконтрольно плодятся и вот-вот парализуют работу наиважнейшей силовой структуры!») … Затребованные специалисты прибыли и теперь в испуге разбрасывали по всем помещениям лошадиные дозы отравы. А предупреждённые ими сотрудники Управления передвигались по зданию исключительно в противогазах.

Также в противогазах прибыли психиатр Биздик и Габитус, и сопровождавшие их Скрыбочкин и Куражоблов (для того и затеял Скрыбочкин травлю насекомых, чтобы можно было появиться здесь инкогнито).

Они вошли в кабинет полковника Мостыры, когда, не имея на себе противогаза, тот вновь отбивался от яростно наскакивавшей на него Агнессы Шкуркиной.

– Это он? – приняв официальную позу, спросил Биздик.

– Он, – подтвердил Скрыбочкин.

– Так-так… Нетрудно понять, что это и есть наш клиент в обострённом статусе, – отметил Габитус. – Индивидуальным средством защиты пренебрегает, что явно ненормально.

– Патологический аффект, – высказал предположение Биздик, – или ещё что-нибудь похуже.

– Если похуже, то я даже не знаю, – заколебался Габитус. – А вдруг у него есть оружие или подручные твёрдые предметы?

– Мы ему не дозволим воспользоваться, – заверил Скрыбочкин.

– Полковник Мостыра! – гаркнул Биздик. – А ну-ка, слушайте сюда! Прекратите безобразие сию минуту!

– А? Что? – запахнул тот изорванную пижаму, довольный, что Шкуркина, смутившись посторонних, оставила его в покое и с возмущённо выгнутой спиной направилась к двери. – Вы по какому вопросу?

– Почему не предохраняетесь?! От ядов-то, а?! – снова заорал Биздик. – На что жалуетесь, голубчик?!

– На всё! – в тон ему громогласно отрапортовал Мостыра, опершись руками о столешницу. – Шпионят за мной! Убить хотят! Даже если я сексуальный маньяк, думаешь, приятно, когда тебя всю ночь насилуют вонючие бабы?!

В стёклах противогазов обступивших его пришельцев полковник увидел своё многократное отображение, однако это не добавило ему информации об изменившейся обстановке, а в самом себе Мостыра новостей не предполагал.

– Не надо, не заводите его, коллега, – шепнул Габитус Биздику. – Видите: больной не в себе. К тому же искажённо воспринимает не только свой образ, но и окружающие действия. Так что давайте пока обойдёмся без разговоров с пациентом. Не то, чего доброго, этот ухарь раздраконится и соскочит со всех своих загогулек – тогда мы и вчетвером с ним справиться не сумеем.

Он подал знак Скрыбочкину с Куражобловым. Те в два мгновения сбили полковника с ног, напялили поверх пижамы смирительную рубашку, нахлобучили ему на голову противогаз – и поволокли Мостыру за ноги вниз по лестнице. Тот выкрикнул несколько ругательных протестов, а потом затих, ибо ему не хотелось уже ни смотреть на белый свет, ни дышать одним воздухом с мельтешившими со всех сторон вредоносными существами, ни даже слышать неравномерные всплески кровяных потоков, разбегавшихся по его собственным жилам.


***


Во второй половине дня Скрыбочкин вновь объявился в Управлении. Собрав представителей прессы, он сообщил о своём возвращении на прежний пост, а также проинформировал широкую общественность о предательстве Мостыры. Это пришлось кстати для Москвы, ибо там как раз недовыполнялся план по борьбе с оборотнями в погонах… Мостыру срочно затребовали в столицу. С немалым трудом удалось полковнику Скрыбочкину уговорить руководство оставить преступника в дурдоме – как окончательно свихнувшегося и бесполезного для следствия.

…Периодически водворяемый для профилактики в больницу Тормоз не забыл Мостыре изъятого при обыске пистолета. И теперь по-товарищески отбирал у него в столовой сахар и масло.

Скрыбочкин – за бдительность внутри своих органов – получил новый орден. Который обмывал недели три, пока не закончились деньги… Впрочем, к наградам он давно привык. Интерес к жизни в нём пульсировал и затухал параллельно дыханию вселенной, и Скрыбочкин понимал, что пора немного перевести дух, ибо время мести истекло. Полковник отдыхал морально, но всё время о чём-нибудь думал, пересчитывая свои мысли и утешаясь тем, что они всё-таки приходили по очереди, и их было не слишком много…

Монстры всюду

Известный екатеринодарский умалишённый по кличке Тормоз имел преимущество перед любым гигантом теневого мира, выражавшееся в психиатрической справке.

Его метод вымогательства был простой, как всё гениальное. Он являлся в намеченную для посильной прибыли коммерческую организацию и объявлял, что заведение чрезвычайно слабо устроено в области противопожарного самосохранения. Это приносило ему регулярное денежное выражение. Если же слова не оказывали должного действия, то пожар не заставлял себя дожидаться. Потому как Тормоз считался первым среди покупателей на многих екатеринодарских автозаправках, куда ходил пешком с двумя бензиновыми канистрами, а спички, слава богу, ещё не перевелись на белом свете.

Словом, в средствах он не нуждался. Хватало на конфеты, мороженое и презервативы, а более ничто его не интересовало. Однако богатство должно расти. Этот закон капитализма от самых стародавних времён знает в Екатеринодаре любой олигофрен. Потому для Тормоза не было сенсацией, когда его вызвал повесткой полковник Скрыбочкин – и предложил паритетный заработок:

– Понимаешь, друже, раскопал я одно дело. Был у нас в конце восьмидесятых годов такой маниак по фамилии Навзрыдлоногов. С диахнозом навроде твоего. Только баб ещё больше любил, они под его рукой кончалися вусмерть, да не в том суть. Он гопстопом не гнушался и банки грабил. Взяли его на горячем, когда Навзрыдлоногов отнял у инкассаторов сумку денег и второпях изъял в «почтовом ящике» капсулу с радиоактивными изотопами… Капсула эта оказалась дороже всего, што можешь представить.

– Гы-ы-ы!? – оживился Тормоз, почуяв надвигающуюся прибыль.

– Слухай, што дале проистекало. Две недели сидели оперативные сотрудники на хвосте у бандюги, покамест он светился в ресторанах. А потом задержали. И ясное дело – закрыли его в дурдоме. Могли, конешно, законопатить вообще в такой конец света, куда Макар телят не гонял. Но Навзрыдлоногов заради облегчения своей участи всё награбленное сдал государству: золото, деньги, брильянты повыкапывал – в сарае у него имелся подземный схрон для отакого рода ценностей. Одна только загвоздка. Капсулу, как он утверждал, из сарая у него скрали неизвестные личности. Што ж поделаешь… А год тому назад выписали этого кадра из дурдома на волю. Не задарма, понятно, – оно ведь, наших гиппократов хучь подряд пересажай, им кормиться, кроме взяток, всё одно нечем. Теперь, значит, што мы имеем в сухой остаточности? А вот што. Навзрыдлоногов перекинулся в мусульманскую веру, оженился за двумя богатыми адыгейскими женщинам – и проживает с ними обеими на хфешенебельной вилле хде-то под Тлюстенхаблем… Имею сведения, што капсулу он таки спрятал.

– Скуда всведения? – уточнил Тормоз.

– От его бымшей полюбовницы. Она теперя опустилась – бомжует по вокзалам… Так вышло, што один раз я кошелёк вдома забыл. А бабу захотел. Потому пойшол отыскать на один раз кого подешевле. И отыскал же ж с пьяных глаз, не в добрый час будь помянуто… На даче моей выпили с нею – она и проболталась, што капсула куда-то вмурованная. А к утреву снова про всё забыла. Я её, дуру, потом и амареттой поил, штобы в память возвратить, и разными другими напитками – бесполезно… Откисает теперь в больнице на Калининских садах с белой горячкою… А нужный ты мне, друже, вот за каким вопросом. Изотопы оказались застрахованные. На тридцать миллионов. Но я же – лицо должностное, мне положено трудиться задаром. Потому капсулу, когда её знайдём, предъявишь от своего лица. А деньги поделим, понял?

Глаза Тормоза загорелись нетерпеливым огнём. Он жадно кивнул сплюснутой против всех законов симметрии головой и попытался спрятать во рту огромный язык, но тщетно, лишь измазал стулья чёрной от шоколада слюной.

– Я ещё почему выбрал тебя в помощники, – после короткой паузы проговорил полковник Скрыбочкин с задумчивым лицом, будто оправдываясь перед самим собой. – А простая причина: больше всё одно довериться некому. Не сказать, штобы других надёжных людей у меня не имелось, но загвоздка в пьянстве, просто беда. Как раз сегодня все поголовно в запое оказались. Ну и бес с ними, пускай остаются несолоно хлебамши. А мы с тобой и вдвоях управимся.

На том они расстались до вечера.

Тормоз отправился домой, и ему было любопытно смотреть себе под ноги, отчего он смеялся, производя неприличные звуки, а в перерывах между смехом и неприличными звуками беседовал сам с собой – впрочем, недостаточно громко для того, чтобы параллельные пешеходы могли вникнуть в содержание этой беседы.

А Скрыбочкин отправился к отчиму Навзрыдлоногова, который служил директором завода железобетонных изделий.


***


Явившись на завод, полковник удивлённо остановился перед выломанной железной калиткой. Затем, вынув пистолет, осторожно пересёк пустынный двор и нырнул в здание управления с вышибленными окнами.

На полу директорского кабинета среди разбросанных бумаг и обломков мебели лежал связанный мужик с выпученным по всему лицу синяком и следами утюга на животе.

– Директор? – догадался Скрыбочкин.

– Хых-хы-ы-ы! – сделал утвердительные глаза пострадавший.

– Так-так… Значит, ты приходишься отчимом маниаку Навзрыдлоногову, понятно. У меня есть к тебе сурьёзный разговор, а точнее, несколько вопросов.

– Ых-хы-ы-ыхм-м-мпф-ф-ф… – выдавил из себя директор, неопределённо пожимая щеками и прилагая тщетные усилия, чтобы ослабить спутывавшие его верёвки.

– Да хватит на меня хыхать, балабол пустословный! С кашей прикажешь есть твои звукоизъявления или как? Не надобно упрямствовать, не советую. Вот станешь ходить под себя кровавой юшкою, тогда про меня вспомнишь, но как бы не оказалось поздновато обращаться к покаянной стороне своей совести. Так што давай рассвобождайся сознанием, это окажется на пользу и мне, и тебе, могу заверить с полной ответственностью. Только не разукрашивай факты и не финти, всё как есть докладывай.

– Уху-ху-у-ухы-ы-ы… – просипел хозяин разорённого помещения.

– Жаловаться на жисть будешь позже, покамест время для этого не дюже подходящее, – толкнул его стволом в шею Скрыбочкин. – А счас давай, рассказуй про своего пасынка. Што лежишь клюшкой? Достатошно дрожать членами и хыхать на меня. Говори! Куда он капсулу вмуровал, пасынок твой воровайский?

– Хых-хы-ы-ых-х-х! – покраснел директор, с опасливой натугой задрожав головой. – Ых-хы-ы-ыхм-м-м…

Из дальнейшего обмена мнениями выяснилось, что с полчаса тому назад к навзрыдлоноговскому отчиму в кабинет ворвалась группа посторонних лиц. Которые стали применять к нему недозволенные методы дознания, интересуясь изотопами. Допрашиваемый выложил что мог… Оказывается, его приёмный сын действительно объявился однажды на заводе с завёрнутым в мешковину тяжеловесным предметом. Это случилось много лет тому назад, перед майскими праздниками, когда на заводе по вышестоящему заказу изготовили три статуи Максима Горького, так что капсула могла быть вмурована в одну из них.

– Ага, – удовлетворённо проговорил Скрыбочкин, приняв к сведению полученную информацию. – Теперь дело для меня существительно проясняется. Не будем открывать велосипед и изобретать Америку. Уж што-што, а писатель Горький не иголка в куче соломы, знайдём его, никуда не денется. Я же не слепоглухонемой, штобы не замечать очевидного, верно? Верно!

И удалился, оставив связанного директора стонать в прежнем кабинете.


***


Сразу после посещения завода железобетонных изделий полковник Скрыбочкин явился домой к Тормозу. Который как раз купил огнемёт у своего старого друга, депутата Парахина, и они теперь обмывали покупку. Тормоз пил пепси-колу, а Парахин – смешанное с женьшеневой водкой «Жигулёвское» пиво. У депутата всегда водилось лишнее оружие в силу того, что по своему воинскому званию прапорщика он имел доступ к складам, откуда производил списание имущества для небезвозмездной самообороны хороших людей.

Выпроводить Парахина оказалось невозможно. Потому что на днях, прослышав, будто тараканы не выносят паров ртути, он заявился в свою новую квартиру и принялся на кухонной плите выпаривать ртуть из сотни разбитых в тазу градусников. В результате несколько соседей загремели в реанимацию, а оставшихся экстренно отселили. Теперь из дома вывозили для утилизации ставшую ядовитой мебель, меняли полы, сдирали со стен штукатурку. Как следствие, жить Парахину стало негде, и уходить из квартиры Тормоза он в текущий период никуда не планировал, а просто сидел за столом и методично употреблял женьшеневую водку пополам с «Жигулёвским» пивом, время от времени обнимаясь с пускавшим слюну улыбчивым хозяином жилплощади и высказывая Скрыбочкину нечто жалостливо-приблизительное, далеко не ушедшее от нижеприведённого:

– Сокровенных чувств ты не знаешь, кум, это ущерблённость сознания. Вот я, например, знаю, а ты не знаешь – видать, не дано тебе. Жаль. Без сокровенных чувств жизня более сухая, скушновато без них соприкасаться с людьми. Хотя они и любят задевать за больное, этого не отымешь. Нет, я разумею, шо в каждого из нас сызмальства заложено и хорошее, и плохое, но сам по себе этот факт не является знаком положительного вероятия и беспременности во всём. Хотя обидно понимать несправедливость – и эту, и любую другую. Тем более шо надо мной многовато неприятностей сгустилось в последнее время – боюсь, как бы они не пробили широкую брешь в моём разуме… А если душа просит света? Разве возможно такое запретить? Нет, этого не запретишь, это самособойный корень, который везде скрозь время прорастёт, когда уже и нас с тобою не останется на белом свете. Так, может, лучше вообще не углубляться в моральность, а просто спустить всё на самотёчное существование? Вот в чём вопрос!

Несколько раз Скрыбочкин уставал томиться ожиданием и от нечего делать отвечал Парахину в похожем духе:

– Напрасно утруждаешься словами, друже, я и без них давно всё про эти материи отлично понимаю. Хучь и склоняюсь в твоём вопросе к инакому мнению, и придерживаться какой-нито чувствительности вообще не вижу резона. Тем более в свете хронической неблагоприятности обстановки, среди которой вообще нельзя терять бдительность. Однако касаемо других людей ты здря обобщаешься под единообразную гребёнку. Потому как промеж ними огромадная разность бывает, шире самой наиширокой пропасти… Мало ли хто любит задевать за больное: люди – они не ангелы. Как и мы с тобою, между прочим.

Но Парахин не унимался:

– Нет, кум, ты невнимательно ко мне прислушиваешься, потому и недопонимаешь. Оно, конечно, у каждого факта имеются две стороны – а то, бывает, даже три или четыре. Но надо же уметь выбирать среди них наиболее трезвомыслимые и разувесистые! Не то – будь ты хоть шести пядей во лбу – всё одно заблукаешь среди трёх сосен! А ведь трудно высказать, насколько много вокруг стоящих и несомнительных вещей. А я вижу их все до единой, потому шо казачье око видит далёко! Нет, само собою, иногда попадаются среди общей массы и неважные, мелкозначительные частности, но редко. Да и то случается: приглядишься повнимательнее – и понимаешь: совсем это не частность, а вполне крупнозначимая вещь! Другое дело, когда твои понятия с изъяном или, допустим, с черевоточиной. Тогда хоть приглядывайся, хоть не приглядывайся – пустое утруждение: ничего разглядеть не спроворишься, всё пустым мазком и безрезультативной краской вытечет через какое угодно место. А мы разве виноваты, шо не каждому дадено сознавать тонкость мира? Лично я ответственность за это принимать отказываюсь. И любому не погнушаюсь заявить с отвёрстым сердцем: не надо почём зря нарушать спокойство в человеке, чтоб он тебе обратку замастырить не побудился. Потому шо каждый должон понимать правильные ощущения и не отклоняться куда не след…

Параллельно употреблению алкоголя, дружеским жестам и самопроизвольным словам депутат Парахин утирал скупые мужские слёзы, поскольку невысказанная обида на судьбу-недолю душила его до такой степени, что ему было трудно дышать. Однако затем он переменил мнение о разговорах и решил замолчать. Продолжал пить женьшеневую водку пополам с «Жигулёвским» пивом – и крепился с деревянной стойкостью обречённого человека, не произнося ни единого узкого звука, ибо догадался, что желающих тратить свои уши на его душевное неустроение надо поберечь для крайнего раза, когда не останется совсем никакого выхода, а пока можно и обтерпеться среди бурного моря житейских несуразностей.

Битых три часа миновало, прежде чем Парахин с недоеденным бутербродом во рту наконец допустил слабину и забылся в сортире тяжёлым сном недооценённого электоратом народного избранника. Тогда Тормоз и Скрыбочкин похватали в прихожей свои туфли и выскочили на улицу, обуваясь среди прыжков и нечаянных вестибулярных колебаний. Город, горячий и таинственный, как женская утроба, принял их в свои объятия и направил в нужном направлении.

По ходу движения полковнику в голову пришла новая мысль – и, резко остановившись, точно перед его ногами разверзлась внезапная пропасть, он сокрушённо ударил себя кулаком по лбу:

– Эх, упустил я поинтересоваться на заводе накладными! Ну надо же, заколупка на ровном месте! И как меня угораздило об таком простом запамятовать? Плёвые бумажки ведь, а нам счас очень нужны! Нда-а-а, совсем утерял я сыскной навык – видать, старею…

– Гы-ы-ы? – вопросительно выдвинул подбородок Тормоз, не поняв причины огорчения Скрыбочкина. – Фто за нафладные?

– Да на Горького, – пояснил тот. – Их же в количестве трёх штук изготовили, изваяниёв-то. Соответственно – три накладных. Покамест у нас имелись только общие намётки, но с накладными мы получим абсолютно верный вектор. Точнее, три вектора. Ежли только нам удастся заполучить в свои руки эти писули – из них уже будет не проблема выбрать што требуется, понял? Методом тыка через пробы и ошибки – всего три раза тыкнуть-то! И не надобно особенно изгаляться в мозговом напряжении, не надобно копать глубокой лопатою. Всё окажется проще жареной репы: определим нужный объект и сгрябчим изотопы в три счёта!

– Агы-гу-у-у! Сфрябчим! – выразил согласие Тормоз с радостным трепетом в голосе; и трижды проблеял козлом, обозначив таким образом готовность к решительным действиям и скорому успеху.

Он относился к категории людей, кои охотно верят в легковозможность всего подряд, если видят в этом свой насущный интерес или хотя бы фантазию с положительным знаком. Оттого всё в нём стало ликовать и петь с недоступной для внешнего мира, но явственной громкостью.

– В общем, так, – проговорил полковник. – Не всё ещё потеряно.

– Гы?

– Вот тебе и гы-ы-ы, – передразнил Скрыбочкин– В нашем деле што самое наиглавное?

– Фто?

– Самое наиглавное – правильно определить дальнейшую дорогу в нужном направлении. Так ведь?

– Агы-ы-ы-у!

– Вот-вот, вижу, што ты всё понимаешь, хучь и существуешь по медицинской справке… Значит, не будем терять времени задарма: берём ноги в руки и идём на завод искать накладные. Ничего-ничего, размотаем этот клубок и достигнем цели. Пусть не сразу, не без дополнительного усилия, но размотаем и достигнем. Задача для нас посильная.

После описанного разговора они изменили маршрут и двинулись в сторону завода железобетонных изделий.

Тормоз шагал, углубившись в себя: он тщательно приценивался к своему внутреннему миру и пытался вспомнить цифры подходящего достоинства. А Скрыбочкин, наоборот, непрестанно вертел головой, глядя по сторонам. Хотя, разумеется, не видел окрест ничего выдающегося, а просто фиксировал фактическую уличную предметность, дабы не выпасть из мимоходной атмосферы текущего момента.


***


Спустя короткое время они в сумерках перемахнули через забор завода. Где Тормоз задержался отвлекать рукопашным способом дюжину громогласных охранников, крепко перепуганных недавним налётом и теперь горевших желанием доказать свою профессиональную пригодность к несению сторожевой службы; а Скрыбочкин бледной тенью проник в бухгалтерию, намереваясь по накладным узнать нынешнее место пребывания трёх монументальных классиков полузабытой литературы. Однако опоздал… Внезапно из тьмы появилась стройная красавица с копной рыжих волос. Она направила полковнику в пах ствол пистолета «Глок»:

– Брось поиски, милый. И не вздумай делать глупостей, ведь наследства можешь лишиться. Оно тебе надо?

– Надобно или нет – не твоя забота, – сказал Скрыбочкин и осторожно подался вперёд для предполагаемой самообороны. – Но всё же здря ты так. Моё наследство может нам обоим выработать приятность при взаимосогласном понимании.

– А твой напарник как же? – поинтересовалась красавица, бесстрастно подняв узкие брови. – Его ты тоже собираешься пригласить для этой… для взаимоприятности?

– Хучь мне и не ндравится такая модель поведения, но я челувек долготерпимый и толерантностью не обделённый, потому не буду становиться в отрицательную позу по этому вопросу, – нахмурился Скрыбочкин. И, поразмыслив секунду, решил зайти с другой стороны:

– Ладно, давай тогда переместимся на деловую платформу. Предлагаю работать удвоях, на паритетном начале. Не пожалею тебе… десять процентов от прибыли.

– Не получится.

– Почему?

– Потому что десять процентов – это несправедливо. Да и обманешь ты меня.

– Не обману. Русскому охфицеру не положено обманывать женщин. В противоположном случае останешься вообще ни с чем, так што выбор у тебя не дюже великий.

– Ха-ха-ха! Сколько же тогда ты пообещал своему напарнику с идиотской физиономией? Тоже десять процентов от прибыли? Сразу понятно, какой ты щедрый офицер.

– Ты же видишь, Бжизя, – раздался вдруг из-за спины Скрыбочкина суровый мужской бас, – он не знает ничего конкретного. Нет смысла с ним разговаривать.

После этих слов на затылок полковника обрушился неимоверный удар холодного железа непонятной формы…


***


Открыв глаза, Скрыбочкин осознал себя вынырнувшим из беспамятной темноты в прежнее сознание. И, напружинившись зрением, увидел поблизости чудовищно избитые лица оклемавшихся охранников завода железобетонных изделий.

– Безнадёжный, – просипел один из них. – Жаль, что не сдадим его живьём, а то могли бы грешным делом и премию получить от начальства.

– А ты вызови «скорую помощь», – порекомендовал другой из близкого далёка, смутно кося на полковника красным оком. – Может, врачи ещё сумеют произвесть над ним реанимационное мероприятие.

Не желая терять благоприятной неожиданности момента, Скрыбочкин несколькими нешуточными движениями сшиб охранников с ног. Затем – между добивающими движениями обувью – выговорил как бы сам для себя:

– Ежли мне приходится бытоваться промеж людей, это совсем не обозначает, што я обязанный подлаживаться под всяких уродов наподобие вашей бездумственной кумпании. Ништо! У меня ещё достанет сил расколомутить в кровавую юшку ваше застойное болото!

Когда охранники прекратили болезненные крики и стали угасающе стонать, моля о пощаде, полковник возвратился к спокойствию и вспомнил своё дело не терпящим дальнейшей суеты. Отчего принял упомянутые воспитательные меры в завершённом ключе, удовлетворённо сплюнул на пол и не замедлил двинуться вон с территории завода.

Он считал необходимым найти своего напарника, дабы прояснить обстановку.

Откуда ему было знать, что Тормозу за истёкший период успела наскучить сыскная деятельность, и после драки с охранным персоналом железобетонного предприятия он решил расслабиться. Поэтому Скрыбочкину теперь попадались на пути непривычно притихшие улицы и разгромленные торговые точки с изъятыми кондитерскими изделиями и жевательной резинкой.

По дороге полковник зашёл в екатеринодарское Управление безопасности для криминалистической экспертизы. Дело в том, что пока он пребывал без сознания, неясные злоумышленники затушили об него несколько окурков. Которые Скрыбочкин благоразумно собрал в карман – и теперь компьютер сличил характер прикуса на этих окурках с имевшимися в картотеке данными.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.


Популярные книги за неделю


Рекомендации