Текст книги "Воспоминания"

Жизнь вернулась в более-менее нормальное русло. У старших чувство облегчения смешивалось с тревогой, а молодежь просто радовалась жизни и свободе. Радость эта проявлялась в усилившейся потребности в развлечениях и движении. Партии в теннис, экскурсии, пикники и т. п. следовали одни за другими.

Еще одно развлечение мы нашли в издании газеты. Одна из наших приятельниц, Ольга Васильева, девушка приветливая, умная и хорошенькая, стала главным редактором.

Каждое воскресенье наша команда собиралась вечером в Кореизе. После «новостей» Ольга зачитывала вслух «газету», для которой шестнадцать сотрудников сочиняли всю неделю сюжеты на свой выбор. Обычной темой, избираемой этими молодыми людьми с туманным будущим, были воображаемые путешествия, фантастические приключения в далеких странах. Открывал и закрывал заседания гимн газеты, исполнявшийся нами хором. В полночь электричество выключалось, и вечер заканчивался при свечах.

Интерес наших родителей к газете и развлечение, которое она им доставляла, не мешали им испытывать некоторое беспокойство. Они знали, что даже самые невинные шалости могут таить в себе опасность; в эти смутные времена все было для них причиной страхов.

Жизнь нашего еженедельника была недолгой. Вышло тринадцать номеров, а после этой роковой цифры всех редакторов поочередно стал валить испанский грипп. Когда же настало время бежать, брать с собой можно было очень мало вещей и только самое необходимое, моя жена первым делом положила на дно чемодана нашу газету.

Великий князь Александр подарил дочери сосновый лесок на скале над морем. Это было прекрасное место. В 1915 году мы построили там небольшой домик в деревенском стиле, выбеленный снаружи и изнутри известью и увенчанный зеленой черепичной крышей. Поскольку дом был поставлен на склоне, одна его часть была ниже другой, а главной чертой являлось отсутствие какой бы то ни было симметричности. Из прихожей, перед которой расстилался цветочный ковер, можно было попасть, спустившись на несколько ступенек, на внутренний балкон, нависавший над холлом. Тот открывался на террасу, центр которой занимал бассейн, окруженный колоннами, увитыми розами и глициниями, как и весь дом. К бассейну имелся спуск с другой стороны. Внутри разница уровней создала занятное и неожиданное сочетание маленьких лестниц, площадок, балкончиков и т. д. Мебель из натурального дуба напоминала старинную английскую деревенскую обстановку. На стульях и креслах лежали кретоновые подушки, циновки всюду заменили ковры. События, случившиеся после завершения строительства дома, помешали нам обжить его, но в период относительной эйфории начала лета 1918 года мы иногда устраивали там пикники. Продукты стали редкостью, поэтому каждый должен был приносить провизию с собой. Зато вина было в избытке, поскольку все в Крыму имели виноградники. А еще у молодежи было огромное желание жить, забыв перенесенные горести и не думая о грозном будущем.

Накануне одного из таких собраний до нас дошел слух об убийстве царя и его семьи. Но в то время ходило столько ложных слухов, что мы им уже не верили и вечеринку не отменили. Действительно, через несколько дней слух опровергли. Даже опубликовали письмо некоего офицера, якобы спасшего государя и его семью. Но скоро – увы! – уже невозможно было сомневаться в ужасной правде. Однако тогда даже императрица Мария отказывалась в нее верить. До последнего дня она не теряла надежды увидеть сына.

Наблюдая за печальными событиями, следовавшими одно за другим, я иной раз задавал себе вопрос, не стала ли смерть Распутина, как утверждали некоторые, первопричиной бедствий, обрушившихся на нашу страну. Вспоминая те трагические дни, я спрашивал себя (и спрашиваю по сей день), как я мог задумать и совершить поступок, столь противный моей натуре, моему характеру, моим принципам. Я действовал словно во сне, а вернувшись после той кошмарной ночи, заснул, как ребенок. Меня никогда не мучила совесть; мысль о Распутине никогда не лишала сна. Всякий раз, когда меня расспрашивали о тех событиях, я рассказывал о них, как будто не был их непосредственным участником.

«Ты был избран и направляем», – сказала мне великая княгиня Елизавета.

Но какой силой? Добра или зла?

В то время в Ялте жила старая монахиня, известная своей святостью и, как считалось, обладавшая даром прорицательства. Пораженная загадочной болезнью, которую не смогли определить врачи и которая оставила ее наполовину парализованной, она девять лет не вставала с постели и жила в плотно закупоренной келье, потому что не переносила ни малейшего сквозняка. Говорили, будто при входе в эту никогда не проветривавшуюся комнату ощущался приятный цветочный аромат.

Я решил повидать эту монахиню, о которой отзывались с таким почтением, и расспросить ее, не называя своего имени. Когда я вошел в келью, она протянула ко мне свои дрожащие руки. «Вот и ты, – сказала она. – Я ждала тебя. Я видела тебя во сне как спасителя нашей Родины». Когда я подошел к ней за благословением, он схватила мою руку и поцеловала ее. Я чувствовал себя взволнованным и смущенным одновременно, когда она остановила на мне свой лучистый взгляд. Я пробыл у нее долго и признался о смятении, которое охватывало меня из-за событий, в которых некоторые видели следствие убийства Распутина.

– Не терзай себя, – сказала мне она, – ты под защитой Господа. Распутин был прислужник Сатаны, которого ты сразил, словно святой Георгий дракона. И он сам тоже тебя защищает, потому что, убив его, ты спас его от еще больших грехов, которые он совершил бы в будущем.

Россия должна искупить свои грехи, пройдя через страшные испытания. Много лет пройдет, прежде чем она возродится. Лишь немногие Романовы избегнут смерти. Ты переживешь их и примешь участие в возрождении России. Открывший дверь должен ее и закрыть.

Когда я покидал святую женщину, мысли мои путались. Мне было трудно осознать, каково это – быть одновременно под защитой Бога и Распутина… Однако должен признаться, что много раз в течение жизни имя Распутина спасало меня и моих близких от больших бед.

Глава XXVII
1918–1919

Последние дни императора и его семьи. – Убийства великих князей в Сибири и Санкт-Петербурге. – Напрасные хлопоты великого князя Александра перед союзными правительствами. – Отъезд в изгнание

Убийство великого князя Михаила, младшего брата царя, арестованного в феврале 1918 года в своей резиденции в Гатчине и расстрелянного в июне в Перми, в Сибири[95]95
  Так в оригинале. Город Пермь находится в Предуралье, в Европейской России. Автор отнес его к Сибири по ошибке.


[Закрыть], стало первым в целой серии преступлений большевиков против императорской фамилии. Вторым стало убийство государя с государыней и их детей.

Содержавшиеся под стражей в Царском Селе до августа 1917 года, император и его семья, узнав, что Временное правительство решило перевезти их в другое место, поначалу надеялись, что речь идет о Крыме. Как же они были разочарованы, когда узнали, что их повезут в Тобольск, в Сибирь.

Их сопровождала небольшая группа верных приближенных, решивших разделить их участь: графиня Гендрикова, фрейлина, мадемуазель Шнейдер, чтица императрицы, князь Долгоруков, гофмаршал, генерал Татищев, доктора Боткин и Деревенко, двое учителей, швейцарец Жильяр и англичанин Гиббс, матрос Нагорный, приставленный к особе цесаревича и носивший мальчика, когда тот во время приступов болезни не мог ходить, и еще несколько преданных слуг.

Когда речной пароход, перевозивший узников из Тюмени в Тобольк, проплывал мимо Покровского, родного села Распутина, императорская семья, собравшаяся на палубе, смогла четко различить избу «старца». События, последовавшие за его смертью, нисколько не поколебали веры императрицы в ее сибирского пророка. Так что в этой встрече она узрела новый знак его покровительства.

В Тобольске узников разместили в губернаторском доме. Их охране часто приходилось разгонять простонародье, оставшееся верным своему государю, стоять под их окнами или, сняв шапку, креститься, проходя мимо дома.

Поначалу условия содержания императорской фамилии были сносными. Солдаты охраны вели себя корректно, а полковник Кобылинский, командовавший ими, искренне привязался к своим арестантам и делал все, что в его силах, чтобы облегчить их участь. Но после большевистского переворота власть от Кобылинского постепенно перешла к солдатскому комитету, и узников стали подвергать всякого рода притеснениям. В феврале 1918 года, в результате демобилизации армии, старых солдат, составлявших охрану, сменили наглые молодые негодяи. Положение заключенных ухудшалось день ото дня. Предпринимавшиеся попытки их освобождения всякий раз проваливались. Поначалу государь и государыня сами неоднократно заявляли, что отказываются от побега, вынудившего бы их покинуть Россию. Другой причиной неудач стало присутствие в Тобольске некоего Соловьева, зятя Распутина, которого Вырубова отправила туда с поручением создать подпольный центр для подготовки побега императорской семьи. Этот зловещий персонаж, которому Вырубова полностью доверяла, был агентом одновременно большевиков и германцев. Последние, временно оккупировав часть России, хотели привезти императора в Москву, чтобы получить от него ратификацию Брестского мирного договора. Еще требовалось, чтобы к узникам не смог подобраться ни один верный им человек. За эту задачу взялся Соловьев. Он связался с ними через отца Алексея, духовника государей, и сумел убедить императрицу, что только он один, ведомый духом Распутина, может обеспечить спасение императора и всей семьи. Он заставил ее поверить в то, что группа из трехсот преданных офицеров готова по его сигналу освободить их, когда настанет подходящий момент. Все эмиссары, направлявшиеся монархическими организациями для подготовки побега узников, неотвратимо попадали в его сети и так же неотвратимо исчезали. Когда в 1919 году он и его жена были арестованы белой армией во Владивостоке, найденные при них документы полностью доказали их виновность. Но парочка сумела бежать и уехать в Германию.

В апреле 1918 года из Москвы был прислан наделенный неограниченными полномочиями комиссар Яковлев с отрядом в 150 человек. Через три дня после приезда он объявил императору, что приехал перевезти его в другое место, не уточнив, куда именно. Он только заверил, что никакого вреда ему не причинят и, если кто-то захочет его сопровождать, возражений не будет. Императрица оказалась перед жестокой дилеммой, потому что цесаревич, уже много дней болевший, был нетранспортабелен. Бедная мать терзалась, не решаясь ни покинуть больного сына, ни отпустить в неизвестность мужа. В конце концов она решила последовать за императором, оставив сына на попечение трех его сестер, его учителя Жильяра и доктора Деревенко. Государей сопровождали великая княжна Мария, князь Долгоруков, доктор Боткин и трое слуг.

Поездка в тарантасах по разбитым дорогам была крайне тяжелой. В Покровском лошадей меняли перед домом Распутина. Потом произошла непредвиденная остановка в Екатеринбурге и заключение в доме Ипатьева, принадлежавшем богатому купцу[96]96
  Владелец дома, Н.Н. Ипатьев, был инженером.


[Закрыть].

Установлено, что Яковлев должен был привезти своих заключенных в Москву, а остановка в Екатеринбурге стала следствием засады, устроенной уральским Советом с целью захватить императора, очевидно, с тайного согласия Москвы. Подлинные намерения Яковлева так и остались невыясненными. Возможно, как полагали некоторые, он пытался спасти узников. Как бы то ни было, в дальнейшем он поступил на службу в белую армию, попал в плен к большевикам и был расстрелян.

Через три недели после отъезда родителей и сестры цесаревич, чье самочувствие улучшилось, и три великие княжны, оставшиеся с ним в Тобольске, также были перевезены в Екатеринбург. Единственной радостью царской семьи среди обрушившихся на нее несчастий было то, что они снова оказались вместе.

Для лучшего соответствия новым задачам Ипатьевский дом был спешно обнесен двойным дощатым забором, доходившим в высоту почти до окон второго этажа. Повсюду стояли часовые и пулеметы, как снаружи, так и внутри.

Теперь никакая попытка бегства была невозможна. Со своей стороны Германия, отказавшись от идеи получить у императора ратификацию Брест-Литовского договора, предоставила царскую семью ее судьбе.

У узников больше не осталось сомнений относительно ожидающей их участи. Последний период своего крестного пути они прожили в ужасных условиях. Не было таких унижений, которым бы их не подвергали, но больше всего они страдали от необходимости постоянно жить бок о бок со своими охранниками, людьми омерзительно грубыми и к тому же обычно пьяными. Дверь в комнате великих княжон была снята, и солдаты заходили туда, когда им вздумается.

Однако поддерживаемые никогда не покидавшей их горячей верой узники, казалось, не замечали того, что их окружало. Они жили уже в другом мире, в другой реальности: их смирение в страдании, их доброта в конце концов в последние дни укротили даже свирепость их стражников. По приезде в Екатеринбург их разлучили с большинством сопровождавших лиц[97]97
  За исключением двух учителей, все, кто разделил с царской семьей заключение, заплатили за преданность собственными жизнями. Матрос Нагорный, простой украинский крестьянин, мог бы спастись, если бы отрекся от своего императора; он выбрал смерть. (Примеч. авт.)


[Закрыть]; к счастью, с ними остались доктор Боткин и несколько слуг. Эти верные люди смягчили последние дни царской семьи и вместе с нею пошли на смерть.

Было решено уничтожить узников: на решение это повлияло приближение белой армии, сформированной в Сибири под командованием адмирала Колчака[98]98
  Летом 1918 г. наступление на Екатеринбург вели белые войска генерала С.Н. Войцеховского и части Чехословацкого корпуса. Адмирал А.В. Колчак не мог формировать и командовать действовавшей в июле армией, так как вернулся в Россию только в сентябре 1918 г. и лишь через месяц после этого был назначен военным и морским министром так называемой Сибирской Директории.


[Закрыть].

Не буду здесь рассказывать об этом гнусном преступлении. Сегодня факты его известны. Несмотря на меры предосторожности, принятые убийцами с целью сокрытия следов их злодеяния, все обстоятельства были реконструированы следователем Соколовым, с неустанными терпением и преданностью возглавлявшим следственные действия. Документы эти опубликованы[99]99
  Enquête sur l’assassinat de la famille impérial russe, par Nicolas Sokoloff, juge d’instruction près le tribunal d’Omsk, Payot, Paris (Примеч. авт.). (Следствие по делу об убийстве русской императорской семьи. Автор: Николай Соколов, следователь Омской судебной палаты. «Пайо», Париж.)


[Закрыть], а Жильяр, учитель цесаревича, разделявший с царской семьей заточение, изложил главные события в волнующей книге «Трагическая судьба Николая II». В 1920 году, после краха правительства Колчака, Жильяр встретился в Харбине, в Маньчжурии, с Соколовым и с его начальником, генералом Дитерихсом, озабоченными тем, чтобы поместить в безопасное место следственные документы, которыми хотели завладеть большевики. Генерал Жанен, руководитель французской военной миссии – который, эвакуируясь с одного места на другое, добрался до Маньчжурии – согласился перевезти во Францию некоторые реликвии, принадлежавшие царской семье, и все материалы следствия. Так были раскрыты все детали преступления и имена убийц.

Я расскажу лишь об одном странном открытии, сделанном следователем Соколовым в подвале Ипатьевского дома, о чем он сам мне рассказал. На одной из стен было две надписи: первая воспроизводила двадцать первую строку поэмы Гейне «Валтасар»: Balthasar war in selbiger Nacht von seinen Knechten umgebracht (В эту ночь Валтасар был убит своими слугами). Вторая была на иврите. Согласно сделанному позже переводу: «Здесь был убит вождь Религии, Народа и Государства. Приказ выполнен».

Через двадцать четыре часа после убийства государя, государыни и их детей еще одна драма развернулась в ста пятидесяти верстах оттуда, в городке Алапаевск.

Арестованные весной 1918 года великая княгиня Елизавета, великий князь Сергей Михайлович, сыновья великого князя Константина князья Иоанн, Константин и Игорь, князь Владимир Палей, монахиня Варвара и секретарь великого князя Сергея были вывезены в Алапаевск, где их заключили в превращенную в тюрьму школу.

Сначала режим содержания был сносным. Им даже разрешалось посещать церковь. Но скоро все изменилось, и ставшее отвратительное обращение еще больше усугублялось наглостью их охранников.

Ранее я уже рассказывал, как погибли великая княгиня и ее спутники. Их тела были обнаружены в октябре 1918 года в заброшенной шахте, куда их, еще живых, сбросили, оглушив ударами прикладов.

После убийств царской семьи и других членов династии в Сибири и на Урале, настал черед великих князей, остававшихся в Санкт-Петербурге. Два брата моего тестя, великие князья Николай и Георгий Михайловичи, великий князь Павел Александрович, великий князь Дмитрий Константинович и его племянник, князь Гавриил, были арестованы и посажены в тюрьму. Князю Гавриилу, благодаря энергичности и ловкости его жены, удалось избежать участи родственников. А тех перевели в Петропавловскую крепость и вскоре расстреляли. Великие князья Георгий и Дмитрий умерли, молясь; тяжело больной великий князь Павел – лежа на носилках; великий князь Николай – перешучиваясь со своими палачами и держа на руках любимого котенка.

Это были последние жертвы революции среди Романовых. Так, в прахе и крови, закончила царствование одна из могущественнейших династий мира, которая, процарствовав в России больше трех веков и быв орудием ее величия, стала невольной причиной ее гибели.

По условиям перемирия 11 ноября, германцы должны были уйти из Крыма и с прочих русских территорий, оккупированных ими весной. И тогда появились несколько сотен русских офицеров, сумевших тайно пробраться в Крым с целью защитить находившихся там членов императорской фамилии. Решив вступить в белую армию, мои шурины и я обратились с прошениями к ее командующему генералу Деникину. Он нам ответил, что мотивы политического характера делают нежелательным присутствие в белой армии членов или родственников династии Романовых. Этот отказ нас глубоко огорчил, поскольку мы буквально сгорали от желания принять участие в неравной борьбе, которую офицеры-патриоты вели против разрушительных сил, завладевших нашей Родиной. Мощный патриотический порыв поднял различные регионы России, где новая армия формировалась под командованием нескольких вождей. Имена генералов Алексеева, Корнилова, Деникина, Каледина, Юденича, адмирала Колчака и, позднее, генерала Врангеля навсегда будут вписаны в историю России как имена величайших национальных героев.

В конце 1918 года в Крым пришел флот союзников. Мой тесть вместе со своим старшим сыном Андреем и женой последнего отплыл на борту английского корабля. Он хотел обсудить с главами правительств союзных держав ситуацию в России, серьезность которой они явно недооценивали. Клемансо[100]100
  Жорж Клемансо, премьер-министр Франции.


[Закрыть]поручил принять его своему секретарю, который сделал это сколь любезно, столь и легкомысленно. В других местах великий князь также не встретил понимания. Ему даже отказали в английской визе. Произошедшие события трагически подчеркнули пагубное ослепление тогдашних правителей Европы.

Когда весной 1919 года войска красных подошли к Крыму, мы поняли, что на этот раз для нас все кончено. Утром 7 апреля командующий британскими военно-морскими силами в Севастополе явился в Харакс к вдовствующей императрице. Король Георг V, полагая, что обстоятельства требуют немедленного отплытия государыни, предоставлял в ее распоряжение дредноут «Мальборо», чтобы вывезти ее вместе с семьей. Английский командующий настаивал, чтобы отплытие состоялось этим же вечером. Сначала императрица наотрез отказалась; ее с огромным трудом убедили в необходимости отъезда. На тот день пришелся день рождения великой княгини Ксении, и мы все собрались в Хараксе. Императрица поручила мне отнести великому князю Николаю Николаевичу письмо, в котором она его информировала о своем решении и приглашала его самого и его близких отплыть вместе с ней.

Новость о скором отъезде вдовствующей императрицы и великого князя Николая распространилась с быстротой огня по пороховой дорожке и вызвала настоящую панику. Со всех сторон посыпались просьбы об эвакуации. Но один военный корабль не мог вывезти несколько тысяч человек, которые, останься они в Крыму, попали бы в руки большевиков. Ирина и я отправились на борт «Мальборо», где уже находились императрица, великая княгиня Ксения и мои шурины. Когда ее величество узнала от Ирины, что для организации всех этих людей ничего не сделано и не запланировано, она дала знать союзным властям Севастополя, что отказывается уезжать, если хоть кто-то, чьей жизни угрожает опасность, останется в Крыму.

Было сделано все необходимое, и многочисленные корабли союзников вошли в ялтинский порт за беженцами.

На следующий день мы тоже отплыли с моими родителями.

За несколько мгновений до отхода из порта Ялты вышло судно с крымскими офицерами, отправлявшимися в белую армию. Стоя на корме «Мальборо», еще не поднявшего якорь, императрица смотрела, как оно проплывает мимо. По ее лицу катились слезы – эти молодые люди, идущие на смерть, приветствовали свою государыню, за спиной которой могли видеть высокую фигуру великого князя Николая, своего бывшего Верховного главнокомандующего.

Покидая родину в тот день, 13 апреля 1919 года, мы знали, что изгнание станет для нас тяжелым испытанием, но и представить себе не могли, что даже через тридцать два года невозможно будет сказать, когда же оно закончится.