Текст книги "Зайнаб (сборник)"

Зайнаб, разгоряченная непонятным огнем в душе, переборов девичий стыд, готова была сбежать в тот парк, броситься в объятия того юноши, оторвать от него слившуюся с ним напарницу и лечь с ним, лаская, любя его. Если она на это не осмелится, тогда она выскочит на улицу, кинется на шею первому встречному мужчине, повалить его, сорвет с него одежду, подложит под себя и сольется с ним в соитии.

Она встала, зашла в хамам, облилась холодной водой. К ней вернулась какая-то часть разума, элементарная способность рассуждать. Первое, что пришло ей в голову – тетя Ашаханум. Тетушка Ашаханум жила на другой половине второго этажа, куда со двора был проложен отдельный ход. Зайнабат, крадучись, вышла во двор, по наружной винтовой лестнице поднялась на вторую половину тетушки. Хотя Зайнаб долго жила в доме тетушки Ашаханум, она ни разу не переступала границы ее половины. Это категорически было запрещено всем, без исключения. К тетушке из тех, кто живет у нее дома, заходили убираться только лично ей преданные уборщицы. К ней по будним дням, особенно по пятницам, приходили разные купцы на деловые встречи, а по вечерам собирались влиятельные дамы, музыканты, танцовщицы. Но чтобы после сумерек к ней приходил кто-то из представителей сильного пола, этого никто не видел. Зайнабат нарушила запрет, за что поплатилась…

Двери веранды были не заперты, а полуоткрыты. Еще в полуосвещенном коридоре Зайнабат почувствовала, что тетя Ашаханум у себя на половине не одна. В одной из комнат было слышно сопение мужчины, сладкие смешки женщины, шорохи свежего белья, чмоканье губ, тихий, приглушенный смех, сладкое таинственное перешептывание. Зайнабат остолбенела, нутром поняла, что она перешла запретную грань личной жизни тетушки, за что могла оказаться наказанной и выкинутой из дома. Она должна была сейчас же убраться отсюда. Но ее сердце восстало, голова стала плохо соображать, ноги, вместе того, чтобы повернуть обратно и унестись восвояси от этого постыдного места, пошли дальше, приблизились к той запретной полуоткрытой двери, за которой происходило магическое таинство тетушки Ашаханум. Двери были занавешены прозрачными шторами, через которые было видно все, что происходит в полуосвещенной спальной комнате.

Зайнабат затаилась за дверью, теряя голову, чувство меры. Она боялась шелохнуться, в полутьме на что-то наступить, опрокинуть. Из спальни доносились звуки, похожие на то, как ребенок сосет соску-пустышку. Эти звуки прерывались страстным дыханием тетушки, переходящим в нервный смешок. Звуки, смешки, шорохи, раздававшиеся в спальне, одновременно сопровождались какими-то постыдными движениями пружин кровати, на которой эта пара предалась греховным утехам. Зайнабат казалось, вместе с ритмично двигающейся, подпрыгивающей кроватью в комнате ритмично двигались, подпрыгивали все вещи, находящиеся в ней. Казалось, вместе с тетушкой и ее напарником все вещи приобрели живую плоть, сомкнулись в одном соитии тел. Мало того, что тетушка Ашаханум страстно обнималась, она покрывала поцелуями грудь своего партнера, губами дотрагиваясь самых запретных частей его тела. Она истомно кричала, просила еще и еще; пускалась в слезы, нервно хихикала, называла его разными нежными именами.

У Зайнабат голова пошла кругом, она соображала, как в тумане. Сердце колотилось так, что его стук боем курантов отражался в ее ушах. Ей казалось, что стук сердца, ее прерывистое дыхание могли услышать в спальне. Поэтому она отступала все дальше и дальше от дверей, пытаясь слиться с коридором. Не соображая, что она делает, глазами гипнотизирующее впилась в эту пару. Она боялась, что не удержится на месте, у нее не хватит сил, тогда ворвется в спальню, прыгнет на кровать и сольется с этой парой, предаваясь любви не только с напарником тетушки, но и с ней самой. Зайнабат, теряя силы, легла на пол, чтобы у нее из горла не вырвался душераздирающий крик, ладонями рук плотно прикрыла рот, приползла к двери, заглянула в спальню. Сердце, готовое разорваться, бешено качало кровь в ее напряженные кровеносные сосуды. Им не хватало сил, они упирались, напрягались, подпрыгивали под кожей, вталкивая разгоряченную кровь в ее огнедышащее тело. Сердце, руки, ноги, – все тело перестало ее слушаться, они затаскивали ее в греховную кровать. Не понимая, что она делает, она подползла к кровати, и то, что она увидела в постели, ошеломило, оглушило ее так, что на мгновение в ее глазах померк свет. В постели тетушка с мужчиной лежали, прижавшись лягушками. Когда Зайнабат увидела то, что движется между ее ног, длинное, упругое, волосатое, странное до невозможности и два колокольчика, свисающие от его основания, у нее из горла невольно вырвалось «ах». Пара обернулась в ее сторону, тетушка пугливо вскрикнула, стыдливо прикрываясь одеялом, мужчина вскочил с постели. Зайнабат, не чувствуя ног, выскочила на веранду, бросилась к лестнице, с лестницы соскочила во двор, оттуда побежала к себе, ворвалась комнату, не понимая, что она делает, инстинктивно закрылась изнутри, в чем была одета, головой накрылась одеялом. Она заплакала, заплакала так, что задрожали, зазвенели стекла в окнах. От ее воплей проснулись девушки в комнатах на нижнем этаже, боясь нарушить ее покой, войти к ней в комнату, встали у дверей ее комнаты и вместе с ней хором заплакали.

Зайнабат вдоволь наплакалась, сердце улеглось. Когда она чуть успокоилась, стала понимать, какую непоправимую ошибку она свершила, какую страшную обиду нанесла тетушке Ашаханум. Тревога занозой залезла в ее сердце, она не покидала его, и, чем больше она думала о том, что увидела, тем тревожнее становилось на сердце. Тетушка Ашаханум была не той женщиной, которая прощает такие обиды. Зайнабат мысленно готовилась уходить из ее дома, оставить любимую работу, своих преданных учениц, к которым привязалась, как к родным. Она с минуты на минуту ждала тетушку.

Но тетушка не явилась к ней с требованием убираться ни через час, ни через день. Наоборот, на завтраке, куда тетушка пригласила и всех учениц Зайнабат (обычно она так никогда не поступала), была очень раскована, весела, шутлива, внимательна к племяннице. Она вела себя так, как будто ничего такого не произошло. В то время, когда Зайнабат от стыда на нее не могла поднять глаза. Она не то, что поддерживать шутки тетушки, на своих учениц без смущения не могла смотреть. Зайнабат от этого становилось еще тревожней, еще больней. Лучше бы тетушка ее ругала, била, тянула за волосы, чем так непонятно себя повела. Зайнабат думала, тетушка или очень хорошая актриса, умеющая владеть своими эмоциями, или, готовя ей ловушку, ждет подходящего случая.

* * *

Тетушка Ашаханум от того, что ее тайна стала явью для Зайнабат, особо не расстроилась. Она знала, Зайнабат цельная девушка, умеющая ценить, хранить свои и чужие тайны. И ко всему, что связано с именем ее родной тети, она будет относиться весьма ответственно. Ашаханум была тончайшим психологом, знатоком женской души. Она понимала, Зайнабат застукала ее с мужчиной в постели. Тайна ее раскрыта! Но что в это время племянница искала в ее спальне? Подглядывала за голой тетей и ее партнером? В данной ситуации подмочена не ее репутация, а репутация самой целомудренной девушки. Да, Ашаханум поняла, племянница раскрыла все ее тайны, и того уважения, которое до сих пор она к ней испытывала, больше не будет. Но она зрелая девушка, рано или поздно ей все равно бы открылась пикантная сторона отношений между мужчиной и женщиной. Ну, понервничает немножко, поплачет и успокоится. Может, на некоторое время замкнется в себе, будет избегать ее, но пройдет время, сердечная рана затянется. Эта пикантная сцена в спальне стала и своего рода козырной картой в руках тетушки Ашаханум. Ашаханум тогда в глазах племянницы увидела столько страсти, неумной энергии, что была поражена ее поведением. «Она пряталась в моей спальне и подглядывала, как мы занимались любовью. Она свое тело гладила руками так, словно не я, а она ласкалась с ним! Она чуть ли к нам в постель не прыгнула! Если умело воспользоваться этим моментом, то из нее можно выкачать неплохую выгоду. Она даже не успеет оглянуться, я ее затяну в такой омут, откуда долго будет выкарабкиваться».

Зайнабат долго не приходила в себя после того случая в спальне тетушки. Бывало, она не раз, вся взмокшая, просыпалась в середине ночи. Сидя в постели, она который уже раз возвращалась к той постыдной сцене в спальне тетушки. И каждый раз от волнения сердце ее учащенно билось, по телу пробегала дрожь.

Зайнабат теперь поняла, чего ей все это время не хватало, и чего бессонными ночами она в своей душе искала. Теперь она с уверенностью могла ответить: она искала то, что ее поразило в спальне родной тети. Теперь она знала, каким образом она будет утолять голод своего сердца, ублажать свою плоть…

* * *

Тетушка Ашаханум была восхитительна. Хамамы, которые она по пятницам принимала вместе с важными городскими особами, деятельницами искусств, массажи, примочки, ванные с лепестками роз, арабские, французские духи, музыка, танцы – все это ее молодило, делало соблазнительной, желанной для мужчин.

С недавнего времени гости стали приходили к ней и днем, и ночь, они иногда оставались до утра. Тетушка Ашаханум гостей принимала с распростертыми руками, своим гостеприимством, богато сервированным столом всегда удивляла их. У нее стол ломился от разных восточных и европейских блюд; из спиртных напитков ставила французское шампанское, разные местные наливки, вина домашнего приготовления. Профессиональные музыканты, артисты, приглашенные из Баку, Еревана, Самарканда, Стамбула, развлекали ее гостей. Гости танцевали, веселились до упада. За тетушкой стали замечать и другое, то, чего она до сих пор себе никогда не позволяла. По вечерам, далеко за полночь тени одиноких мужчин стали мелькать во дворе тетушки Ашаханум. То, что она имеет колоссальный успех у красивых, неженатых мужчин, просто у тех важных особ, кто имеет много денег, для Зайнабат не было секретом. Наоборот, тетушка ей стала подробно рассказывать о своих ночных приемах, тайнах, не исключая любовные приключения.

Тетушка Ашаханум один раз, после того, как выпроводила своего очередного «друга», попросила Зайнабат, чтобы она помогла ей принять ванну. Тетушка в ванной комнате при ней, не стесняясь, разделась догола, опираясь на ее руку, соскользнула в ванну, до краев наполненную родниковой водой, заказанной с вершины Шалбуздага и верблюжьим молоком. На поверхности ванны плавали лепестки роз, содержимое ванны, кроме розы, пахло еще чем-то таким, от чего у Зайнабат слегка кружилась голова. Зайнабат вначале стеснялась голой тетушки, от нее смущенно отворачивалась, краснела до корней волос. Тетушка, несмотря на свои сорок лет, сохранилась в идеальном состоянии – чашеобразные высокие груди, плоский упругий живот, длинные ноги, такие же руки. Округлости ее бедер, шелковистости, белизне ее кожи позавидовала бы любая девушка. Еще бы, ее тело до сих пор не испытывало боли рождения ребенка, а ее грудь не сосал ребенок.

Зайнабат мысленно сравнивала свою фигуру с фигурой тетушки, и видела, что она ей ни в чем не уступает. Тетушка долго с наслаждением принимала ванну. Она едва слышно пела одну выученную, полюбившуюся ей турецкую песню. Каким только мылом и заморскими жидкостями не пользовалась тетушка во время купания. Для волос, для лица и шеи было припасено мыло, пахнущее и смородиной, и малиной. В самом конце купания она на кожу лица нанесла тонкий слой какой-то пахучей мази, волосы отмыла жидкостью, содержащей пылинки золота.

Тетушка, наконец, опираясь на плечо Зайнабат, вышла из ванны, стала вытираться большим банным полотенцем. В обнимку с Зайнабат подошла к трюмо. Там, на подставке, было столько склянок с разными жидкостями, маслами, баночки с кремами, что у Зайнабат от удивления глаза разбежались. Все они пахли, распространяя по ванной комнате тонкие ароматы. Отчего у Зайнабат с непривычки слегка кружилась голова.

Тетушка кокетливо села перед трюмо. Она передавала Зайнабат баночки, склянки, подсказывала, что куда и как втирать. Закончились первые процедуры, теперь надо было переходить ко вторым процедурам. Тетушка прилегла на небольшую кушетку, расположенную около окна. Она объяснила племяннице, как надо втирать ароматические масла в кожу спины, живота, рук, ног. Зайнабат все поручения тетушки исполняла точно, профессионально, словно кудесник. Зайнабат была хорошей массажисткой, ее руки были мягкие, ловкие, умные. Когда тетушка похвалила Зайнабат за профессиональные качества, племянница смущенно ответила, что этому ее научила бабушка.

Кровь тетушки кипела, она вела себя странно, не как женщина. Ее влекло к племяннице, ей хотелось ее обнять, прижаться к ней. Красивое тело целомудренной девушки, ее страстные алые губы, выпуклости на груди, руки, ноги сводили ее с ума; нервная дрожь прошла по ее ногам. Тетушка осоловевшими глазами уставилась на Зайнабат. Она, кончиками пальцев слегка касаясь своих тугих и красивых грудей с небольшими коричневыми сосцами и коричневыми кругами вокруг них, стала их умиротворенно массировать. Зайнабат пораженно наблюдала за каждым движением рук тетушки. Тетушка кончиками пальцев продолжала грациозно дотрагиваться своих грудей, живота, ниже живота; ладонью руки приподнимала то одну, то другую грудь, будто взвешивала, оценивала их величину. Она заманчиво играла большими зелеными глазами, спрятанными за туманом коварных мыслей.

Тетушка видела, как племянница из-под густых ресниц бросает на нее удивленные взгляды; в ее глазах, сочных губах таилась такая неподдельная страсть, в теле такая сила, что у нее стали возбужденно приподниматься груди. Девушка была одета в тонкое льняное платье, которое прилипло к ее телу, и все ее девичьи прелести через него просвечивали. Сейчас Ашаханум потянется к красивому телу, она приоткроет девичью грудь, прикрытую тканью, и присосется к ее грудям.

Зайнабат вся дрожала, алые губы, готовые к поцелую, разомкнулись, они удивленно зашевелились; по коже ее лица пробежала нервная дрожь, она прикрыла его ладошками. Зайнабат не столько заметила, сколько почувствовала, как тетя своими огромными зелеными глазами гипнотизирует ее, как к ней тянутся ее руки и алчущие неги губы. Зайнабат застыла на месте, она была обескуражена. Еще немножко, и она может оказаться в ее объятиях. Она с мольбой обратилась к тете:

– Прошу тебя, только не сейчас… Я схожу с ума… Я не знаю, что со мной происходит…

Ашаханум ликовала. Это был ее триумф. Девочка, наконец, попала в ее сети. С этой минуты она сделает с ней все, что захочет…

* * *

Зайнабат была так неопытна, чиста, откровенна, что готова была целиком отдаться во власть тети. Тетушка все мысли племянницы считывала с ее лица; она мимо себя не пропускала ни одного движения ее глаз, рук, тела. Тетушка была слишком опытной и коварной, чтобы не подавить волю этой пушистой пташки. В глазах Ашаханум промелькнула мстительная мысль: «Я тебя тоже, дурочка, в то болото, в котором давно обитаю с жабами, обязательно затащу. Только для этого нужно время, оно у меня есть, я подожду. Меня пока никто и никому насильно замуж не выдает… Я свободная женщина, кого хочу, того и тащу в постель! Захочу, сию минуту тебя затолкаю в свою постель. С кем тебе провести первую брачную ночь, если не со мной. Твоя слабость в том, что ты обычная самка. Моя сила в том, что я бисексуал: во мне заложена сила и женщины и мужчины одновременно. Когда наступает полнолуние, во мне просыпается женское начала. Тогда я любовью занимаюсь с мужчинами. Когда луна начинает обратный цикл, я становлюсь мужчиной. Тогда я начинаю любить только женщин. Сейчас луна находится на нулевой фазе, я одновременно и мужчина и женщина, поэтому я особо не возбуждена. Сейчас мне тебя ласкать и хочется, и не хочется. Тем не менее, я испробую твою девичью грудь. Надо же видеть, почувствовать, как она меня согревает, как пахнет, как ты будешь ластиться подо мной, дрожать от неги, возбужденно целовать мою грудь, живот… Она стала себя возбуждать, притрагиваясь к эрогенным зонам тела.

Она слегка прикрыла глаза, ноздри хищно раздулись, эротично гладя груди, низ живота, между ног, округлости бедер, она сладко застонала.

– Милочка моя, а не хочешь ли ты вместе со мной лечь в ванну?

Тетушка, соблазнительно играя зелеными глазами, привстала, обняла, погладила ее по спине, легким прикосновением губ поцеловала ее в губы, в мочки ушей, шею. Судорожные руки тетушки потянулись к округлостям ее грудей. Зайнабат задрожала, она вскинула на тетю глаза-молнии. Они говорили: «Что ты, совратительница, себе позволяешь?! Что за странные манеры?! Ты женщина или кто?!»

Зайнабат стала от нее отстраняться. Она поняла одно – тетя покушается на ее честь, она ведет себя не как женщина, а…

– Нет, тетушка, ванну я приму на своей половине, – Зайнабат смущенно отстранилась, извинилась и спешно покинула ванную комнату тетушки.

Ашаханум ей в спину про себя бросила: «Тебе, девочка, конец! Именно с этого момента ты превратилась в мою марионетку, куклу, рабыню, мою тень!»

* * *

Тетя Ашаханум была тонким знатоком человеческой души, женской натуры. Она знала, как повлиять на женщину, как, в зависимости от характера, темперамента, вести себя с людьми, как привлечь их на свою сторону, как подавлять их волю, как сделать их ручными. Ашаханум, понимая, зная импульсивный характер Зайнабат, ее стремление постичь тайну человеческой души, чувствуя ее темперамент, видя ее тягу к противоположному полу, искусно заводила ее в паутину, где спрятала большого ядовитого паука.

С этой целью тетушка Ашаханум стала ее приводить в общество образованных, начитанных подружек, где всегда велись разговоры о любви, любовных приключениях. Она ее познакомила с древнеиндийским трактатом о любви «Камасутрой», по ночам, перед сном, часто ей читала.

Первые дни Зайнаб страшно стеснялась красиво одетых дам, их скользких разговоров о любви, любовных похождениях. Когда тетя Ашаханум читала ей трактат о любви, показывала неоднозначные иллюстрации, у нее от стыда горело лицо и уши. Иногда она не выдерживала душевной нагрузки, спешно покидала спальню тети, закрывалась у себя. Но со временем Зайнабат стала привыкать к разговорам о любовных похождениях, к ровному, магнетическому голосу тетушки, к чтению «Камасутры». Зайнабат слушала трактат так внимательно, что потом она у себя в спальне слово в слово все пересказывала вновь.

Через некоторое время до Зайнаб стало доходить тайное значение и предназначение трактата «Камасутра». Она стала вникать в текст, понимать его сокровенное значение, скрытый смысл подтекста. Первоначально она в этот трактат, иллюстрированный самыми эротическими сценками любви, не могла заглядывать без смущения, краски на лице и дрожи в ногах. То, что трактат о любви на Зайнабат производит неизгладимое впечатление, тетя поняла с первого же дня. Встречи с раскованными дамами, их разговоры о мужчинах, любовных похождениях ее страшно меняли, ломали все ее представления о мужчинах и любви. Об этом без смущения говорили ее горящие жаждой любви глаза, возбужденные речи, ее изменившиеся наряды, купания в ванной с лепестками роз, втирания ароматических масел. Об этом явно говорило ее лицо, которое приобрело черты пантеры, трепетно раздувающиеся ноздри, через которые они с шумом вдыхали и выдыхали насыщенный адреналином воздух, даже огромная копна волос, своими кончиками обращенная в сторону источника информации.

Зайнабат попросила тетушку, чтобы она научила ее читать и писать, брала уроки у немки-гувернантки, приходящей к тетушке на тайные вечера. И за короткое время на этом поприще добилась исключительных успехов.

Через месяц эти зеленоглазые фурии были так неразлучны, они между собой разбирали такие детали тайны любовных отношений, что автор «Камасутры» перед их знанием тонкостей любви, разборчивостью стыдливо бы уступил им пальму первенства. Когда между собой говорили тетя и племянница, а в спальне тетушки они часто стали уединяться, стороннему человеку казалось, что их думы, лица, губы, глаза – все тело обрело одну плоть, что одну из них нельзя представлять без другой. Казалось, что это не две зрелые женщины с разными восприятиями жизни, любви, ненависти, добра и зла, враги, за пазухой несущие отравленные клинки для нанесения решающего удара, а один организм с множеством рук, ног, глаз, стремящийся к одной общей цели – напасть, раздавить, упаковать…

Рассказы Ашаханум, откровенные высказывания о плотских наслаждениях и любовных похождениях перевернули душу Зайнаб. На свои вопросы, «что со мной происходит», которые по бессонным ночам Зайнабат задавала себе, она стала находить исчерпывающие ответы. Еще она для себя открыла тайную книгу любви. Зайнабат на челноке отправилась на просторы седого Каспия. За лазурной гладью Каспийского моря она хотела открыть себе другое море. Но вместе этого злой ветер загнал ее челнок в непролазные болота.

* * *

Зайнабат ночи проводила в думах о себе. Она не могла не видеть, какие разительные изменения в ней произошли с того злополучного дня, когда она стала невольной свидетельницей позора тети. А потом откровенные разговоры с тетей, тайные беседы на запретные темы с ее подружками, особенно с очень просвещенной немецкой гувернанткой, чтение, обсуждение «Камасутры» перевернули ее душу. Как только Зайнаб ложилась в постель, закрывала глаза, перед ее глазами вставала сцена любви молодой пары в парке города, любовный акт между тетушкой и ее тайным партнером; то волосатое существо с двумя висящими колокольчиками, проникающее в нее между ног. Она стала бояться за себя, за свой темпераментный характер, за то, что однажды не выдержит душевных, телесных мук и вниз головой понесется в вулкан горящих страстей. В одну из мучительных бессонных ночей она окончательно поняла, что погибла, что теперь, если даже ее закуют в железные цепи, она разомкнет их и бросится в омут любовных утех.

Чем она хуже тетушки Ашаханум? Она девушка, она заманчивее, намного красивее и сексуальнее тетушки! Она покажет ей, кто такая Зайнабат, как она прекрасна, обольстительна, какого рода мужчины окажутся у ее ног!

И начались ее любовные приключения…

Теперь она каждый вечер с подружкой-немкой уходила на вечеринки. Как было обговорено, немка с подружками персиянкой, азербайджанкой и арабкой на фаэтоне подъезжали за Зайнабат. Пока та переодевалась, готовилась к «вечеринке», они коротали свое время за милой болтовней и бокалом шампанского в гостях у ее тети. Когда Зайнабат, взволнованная, наряженная с ног до головы, пахнущая французскими духами, заходила к тетушке, гостьи весело вставали, и они спускались к фаэтону и отправлялись в город.

Когда Зайнабат приходила домой с очередной «вечеринки», единственное, что говорило о «буйно проведенной вечеринке», – это темные тени под глазами и желтоватый, не отдохнувший вид лица. Ее выдавали и глаза, которые неестественно блестели. Только на следующий день, после «активно» проведенной ночи, она чувствовала, как она страшно устала, как у нее из рук валится любая работа. Ученицам на день давала определенные задания, уходила к себе и до следующего утра отдыхала. Так проходили дни… недели…

А тетя Ашаханум, притворяясь, делая вид, что ничего противоестественного в поведении племянницы не видит, после проведенного ею очередного «буйного вечера» добродушно подходила, играя глазами, гладя ее по голове, говорила:

– Доченька моя, что же ты на работе в мастерской так изводишь себя? Ты меня обижаешь, твой каторжный труд меня не радует! Я же не требовала, чтобы ты днями и ночами своих учениц учила и заставляла работать! У нас в казне столько денег, что их хватит нам на всю долгую жизнь и другим достанется. Мне ты нужна живой, энергичной, веселой. Да, доченька, я тебе не говорила: в последнее время ты мне стала очень близка и дорога. Раз у меня нет детей, ты будешь моей единственной наследницей. Со временем всю мастерскую, несколько магазинов в городе хочу переписать на тебя. А потом, когда состарюсь, на тебя перепишу все мое движимое и недвижимое имущество! Только, доченька, не изводи себя непосильной «работой». С «подружками» чаще бывай на свежем воздухе, по вечерам ходи на «творческие вечера», слушай музыку. Ведь музыка так успокаивает душу! Ковры, сотканные непосильным трудом, нам с тобой добра не принесут! Работай в свое удовольствие… Молодая, прекрасная пери, каковой являешься ты, обязана беречь свою красоту. Тебя, моя роза, впереди ждет большая и интересная жизнь… А я помогу тебе ее испить до дна…

Только тетушка хорошо знала, где и как ее племянница проводит свое свободное время, что за «вечера» она посещает, на какую скользкую тропу она ступила. Каждый вечер, проведенный Зайнаб в таком «обществе», поднимал Ашаханум в ее глазах, в ее мести к ней.

Вот Зайнабат и сегодня вечером, к концу рабочего времени, в мастерской, искусно рисуясь перед тетушкой Ашаханум, искала подходящего случая, чтобы отпроситься на ночь.

– Тетя Ашаханум, – обратилась к ней, плутовато отводя глаза, – если не возражаете, сегодня на ночь я хотела пойти проведать жену моего брата. Мне сообщили, что она захворала, а за детьми некому смотреть. Завтра утром, до начала рабочего времени, я буду на работе… Если у нас есть что-то срочное, я быстро управлюсь, поручите…

Зайнабат была одета во все черное, на лице красовалась черная вуаль – невинно, чинно, благородно, сама невинность!

– Конечно, разрешаю, моя лапочка! Если больная жена брата нуждается в твоей помощи, иди, будь с ней рядом! Иди, вольному воля, а спасенному рай. Мы здесь и без тебя управимся. Я слышала, что жена твоего брата в городе давно занимается благотворительностью и сущий ангел! – она улыбнулась, показывая ровный ряд жемчужных зубов. – Как раз сегодня вечером я у себя никого не принимаю и никуда не собираюсь. С твоими ученицами до утра побуду сама, за них не беспокойся. Иди, доченька, за нас не переживай, – а ее глаза, спрятанные под колючей проволокой ресниц, криком кричали: «Я знаю, путана, куда ты собираешься! Меня, бывалую волчицу, жалостью не возьмешь! Иди, иди, к своим ненасытным мужчинам! Хотела попасть в винный погреб, любопытное насекомое, ты туда и попала! Ха-ха-ха! Я слышала, что тебя засватали за одноглазого мужчину, разведенного, из рода наших кровников. Бодрись, дочь моя, если будешь терпеливой, авось, с ним найдешь счастья! Благодаря тебе приостановили кровную месть между нашими родами. Но если в первую брачную ночь наш кровник поймет, что в тебе пробита “дырка”, тогда берегись! Опять же, благодаря тебе прольется море крови! Сюрприз-то с “пробитой дыркой” преподнесла я тебе… Вот мой тебе свадебный подарок. Не надо было совать нос, куда не просят! Теперь пора и честь знать! Скоро пожнешь плоды с семян, посеянных в горшках “по вечерам”». Ашаханум еще раз улыбнулась своей дежурной улыбкой и подтолкнула племянницу:

– Иди, иди, моя хорошая, – напоследок приподняла темную вуаль с ее лица, поцеловала ее в губы; под руку довела ее до порога дома, – «жену брата…» поцелуй и за меня.

Тетушка Ашаханум, чтобы ей в спину не рассмеяться, закрыла за ней входную дверь…

* * *

А Зайнаб отпустила фаэтон, как только переехала на другую улицу города. Она в парке скрылась за заранее выбранным укрытием. Огляделась по сторонам, нет ли кого из знакомых. И на глазах стала перевоплощаться. Эти строгие наряды, черная вуаль на лице, поддельная невинность, неприступность – все это была внешняя оболочка, рассчитанная на глупцов. Настало время открывать свое истинное лицо, лицо наряженной, расфуфыренной гурии.

Она откинула с лица черную вуаль, пышные черные волнистые волосы, прикрывавшиеся легкой черной косынкой, кокетливо распустила. Потом из сумки вытащила зеркальце, расческу, ладонью прошлась по волосам, на голове укладывая волосок к волоску. Потом из сумки вытащила помаду, ею слегка прошлась по алым губам, подчеркивая их яркость, невинность. У нее самыми сексуальными и заманчивыми были глаза. Черной тушью прошлась по ниткам длинных ресниц, завивая, визуально удлиняя их, так же тушью подвела брови. Теперь она уверена – на лице полнейший порядок, хоть сейчас иди на подиум. Под конец она надушится любимыми французскими духами, перед запахом которых мало, кто из мужчин устоит. Теперь, барышня, вперед за приключениями! Она, как бывалая женщина, в зеркале подмигнула своему отражению, подчеркивая: «Замечательно, сногсшибательно!» – легким движением указательного пальца спустила вуаль на свое лицо и решительно вышла на самую людную часть города.

Была пятница. Сегодня вечером в городском театре премьера спектакля Бакинского музыкального театра. Кроме того, из Турции на гастроли приехала музыкальная труппа. Так, что вечером весь город высыпал на улицы.

На центральной улице Зайнабат свою походку заметно изменила, она стала плавной, заманчивой, соблазнительной. Из-под вуали бросая на проходящих мимо мужчин цепкие взгляды, шла к намеченной цели. При встрече с ней мужчины изумленно оборачивались, раскрывая рты, в оцепенении останавливались. Соблазнительная дама от одних мужчин брезгливо отворачивалась, другие глядели на нее, вытаращив глаза, третьи делали ей тайные знаки. В этом «море мужчин» ее цепкие зеленые глаза выбирали одного единственного, самого сильного, самого ненасытного, самого сексуального мужчину. Она по улице прошлась туда и обратно. Подбирая потенциальную жертву, ее глаза работали четко, безошибочно. Они выбирали, оценивали, отталкивали, заманивали. Такие были они, глаза, горящие, зовущие, ненасытные. Из сотни мужчин они выбирали одного: самого горячего, самого темпераментного, самого настойчивого.

Вот ее ищущие глаза встретились с голодными глазами одного из самых сильных самцов. Из ее огромных зеленых глаз во встречные полетели искры, переходящие в сполохи, продольные свечения. Глаза уставились в глаза, на мгновение остановились, пуская встречные импульсы, присматриваясь. Да, это он! «Потенциальная жертва» на вечер выбрана. Зайнабат его еще раз оглядела с ног до головы, приподняла вуаль, глазами сделала условный знак и пошла. Он верной собачкой последовал за ней.

Зайнабат, прислушиваясь к стуку его шагов, вышла в безлюдную часть города, неожиданно повернулась к своей «жертве», легким движением руки откинула вуаль на голову. Когда мужчина увидел манящие огромные зеленые глаза, занимающие половину ее лица, матово-бледное лицо с шелковистой кожей, зовущие губы, то задрожал от животного желания этой женщины. Взгляды их еще раз перекрестились, между ними образовалась электрическая дуга. Сердце самца перед этой манящей красотой на мгновение замерло, кровь стала закипать в сосудах. У него помутнели глаза, помутнел разум, он пошатнулся. Она уловила, как прошептали его губы: «Вот эта женщина! Вот эта королева! Святая, святая, святая…»