Текст книги "Монастырь дьявола"

2013 год, Восточная Европа

Очнувшись от темноты, сев на лестнице, он в первую очередь вспомнил о ножах. О том, как летели ножи из комнаты его собственного номера. И воспоминание об этом удерживалось в памяти четче всего.

Как ни странно, боли не было. Он довольно легко смог подняться на ноги. Потом медленно пошел по лестнице, вверх. Тут вдруг в памяти мелькнуло что-то странное. Какая-то иллюзия – стариковская рука, прижавшаяся к стене из тесаных камней. Но это было так непонятно, так быстро, что через несколько ступенек полностью об этом забыл.

В коридоре никого не было. У него возникло странное ощущение – как будто это был сон. Но вдруг… Нет, ничего более конкретного он не смог бы объяснить. Просто узкая полоска кирпичного ковра возле двери его номера была несколько сдвинута. А дверь – почти закрыта, хотя он прекрасно помнил, что распахнул ее настежь. В голове ярким пламенем зажегся пугающий сигнал тревоги – и он бы ни за что не смог его погасить.

Коридор был пуст. Что оставалось делать? У него оставалось последнее: просто смело взглянуть в лицо судьбы. Ему вдруг показалось, что со своею судьбой он ведет какой-то странный, необъяснимый танец. И если их пара выиграет в этом диком марафоне, им достанется совсем не призовой кубок. Тот, кто выиграет, получит смерть. Что ж, это было не так плохо… И, не думая больше об иллюзиях, он распахнул дверь.

Но в номере никого не было. От долгих тренировок у него возникло некое потустороннее чувство, позволяющее ощущать опасность спиной. Такое чувство бывает у людей, привыкших ходить по краю: у бандитов, идущих на дело, у сидящих в засаде бойцов. Это словно фильтр, позволяющий мгновенно определить опасность. Теперь его фильтр молчал. Это означало, что в спину не полетит нож – хотя бы в ближайшие минуты его жизни.

Двигаясь бесшумно и аккуратно (это свойство тоже было выработано долгими тренировками), он осмотрел гостиную, спальню, крошечную ванную, туалет, даже стенные шкафы. Он не нашел ничего особенного, как вдруг…

Как вдруг в шкафу в глаза ему бросился его собственный чемодан, из которого высовывался край футболки, которую он специально положил на самое дно, не собираясь надевать. И вот теперь эта вещь нахально высовывалась из полуоткрытого чемодана. Стоило ему открыть крышку, как в глаза бросило то, что в его вещах рылись. Не просто рылись – перепортили почти все. Вещи с подкладкой (к примеру, брюки и пиджака) были изрезаны на куски. Было ясно: под подкладкой что-то искали. Точно так же вспороли матерчатую подкладку чемодана. Он бросился ко второй сумке, бывшей в стенном шкафу, в коридоре. Там произошло то же самое. Кто-то намерено перепортил его вещи – но не просто так… Цель была самая простая и примитивная: обыск.

Теперь в глаза попали и другие мелочи: небрежно застеленная постель. Беспорядок в ванной… У туфель оказались отломаны каблуки. Итак, обыск. Причем достаточно профессиональный. Только вот – зачем?

Он сел на кровать, обхватив голову руками. Чье это дело? Полиции? Или тех, кто бросал ножи? Но если это полиция, что они искали? Наркотики? Вряд ли… Их интересовало другое. Он не стали бы осматривать такие мелкие предметы, как каблуки. Рукопись в каблуках не спрячешь. Крест – тем более. Значит, те, кто искали, не совсем конкретно представляли себе, что они должны найти. Да, здесь было о чем подумать.

Но вдруг, к огромному своему удивлению, он почувствовал, как мысли его словно сбиваются, путаются, исчезают, словно сами собой… В голове появилась пугающая тяжесть. Виски налились свинцом. Он поднял голову… Угол комнаты словно заволокло черной тенью. И из этой тени на него сверкнули разъяренные красные глаза. Это были не человеческие глаза. Словно раскаленные до красна камни, они пылали такой невыносимой, острой ненавистью и злобой, что от ужаса вся его спина налилась льдом. В позвоночник словно вонзили ледяные иглы. Ощущение было таким, что в первые минуты он не мог даже дышать. Он действительно почувствовал страшную духоту. Горло сдавило спазмой, воздуха не хватало.

Красные глаза были совсем близко. Он вскочил с кровати – и вдруг отшатнулся: всю комнату заполонила темнота. А из темноты, словно замыкаясь в какой-то сатанинский круг, пылали красные глаза дьяволов…Их становилось все больше и больше. Ощущение ненависти, исходящей от них, словно убивало его душу. Двигаясь на ощупь, он пробрался к выходу.

В гостиной упал на колени, прямо на пол. Но, падая, он увидел, что на полу, рядом с диваном, дышится и сгорает кучка какой-то травы сероватого цвета. От травы идет черный дым.

Ускользающим сознанием он понял, что это какое-то сатанинское зелье, дьявольское снадобье, вызывающее такие страшные галлюцинации… мысль скользнула в его сознании. Оставив нечеткий. Пугающий отпечаток. После которого он провалился в давящую темноту.

1413 год, Восточная Европа

Деревья в лесу стояли плотной стеной. Солнце поднялось высоко в небе, бросая на листву яркий золотистый отблеск. Над деревьями (отчетливо выделяясь на их темном фоне) летел белый почтовый голубь.

По дороге на коричневой лошади быстро скакал всадник. Облако пыли поднималось из-под копыт. Железные подковы впивались в мягкий грунт дороги. Всадник был закутан в серый дорожный плащ, но шляпы на нем не было. Его длинные черные волосы лихо развевались на ветру. Ножны меча задевали бок лошади, но всадник этого не замечал. Это был офицер – возлюбленный Катерины. Всадник загонял лошадь – из последних сил, и животное уже начинало хрипеть. Белый голубь летел следом. Внезапно голубь появился прямо перед мордой лошади, пытаясь сесть ей на голову. Перепуганная лошадь мгновенно взвилась на дыбы, едва не сбросив наездника, который чудом удержался в седле. Но офицер был хорошим наездником, прошел суровую военную школу. Он удержался в седле, и вскоре подчинил животное своей воле уверенной железной рукой. Лошадь перестала дрожать всем телом, только время от времени издавала какой-то болезненный хрип. Офицер протянул руку и голубь сел к нему на ладонь. Свободной рукой всадник погладил голубя, улыбнулся:

– Красавец! Ты от нее? Что ты мне принес?

Пальцы офицера нащупали что-то твердое на шее голубя. С лица мгновенно исчезла улыбка.

– Что это такое? Что там у тебя, а?

Он размотал цепочку и достал медальон. Медальон Катерины, знакомый до боли… Медальон, бывший на той груди, которую так недавно он целовал…..Офицер вздрогнул, прошептал:

– Господи……

Лес таинственно хранил присущую ему тишину. Все в лесу было так же, но для офицера он стал теперь совершенно другим. Словно предчувствие близкой, страшной беды окрасило деревья в траурный черный цвет. Перед глазами офицера на какое-то мгновение появилось лицо возлюбленной – гордое и бледное, в ореоле разметавшихся по плечам волос. Но вместо нежности в его сердце впилась острая игла невыносимой боли – он твердо знал, что с его любимой случилась беда. И страшная тень этой беды словно покрывалом укутывает знакомые черты отчаянием и страхом….

Офицер подбросил голубя в воздух. Взмахнув крыльями, голубь быстро полетел обратно, домой. Офицер резко развернул лошадь и погнал обратно так быстро, что искры буквально посыпались из-под копыт. Лошадь и всадник, слившись воедино, промелькнули над лесом, как огромная темная туча… Вскоре стук копыт затих вдали.

2013 год, Восточная Европа

Телефонный звонок застал его врасплох. Звонили по гостиничному телефону.

– Нам срочно нужно встретиться и поговорить! – он узнал голос врача и ясно слышал уличный шум. Врач звонил с одной из центральных улиц.

– Как ты меня нашел?

– Мне сказали, в какой ты гостинице. Полиция! Они уже были у тебя?

– Были. Возможно, за мной следят.

– Они и так знают, что мы знакомы. Но постарайся сделать так, чтобы они не обнаружили, куда ты идешь. Через полчаса в кафе возле центральной площади… (назвал, какой именно).

– Я знаю это кафе. Хорошо, постараюсь незаметно прийти.

Положив трубку, он задумчиво достал крест… Синий камень сверкнул мерцающим блеском. Он прошептал:

– Синее солнышко…. – и спрятал крест обратно в карман.

Врач сидел за столиком маленького кафе, заметно нервничая и оглядываясь по сторонам. Когда он спокойно сел рядом, врач выдохнул с облегчением.

– Что произошло? – спросил он врача.

– Полицейские спрашивали о рукописи и о кресте! Скажи, эти рукопись и крест действительно существуют? Пожалуйста! Ты можешь полностью доверять мне! Скажи!

Он задумчиво изучал лицо врача. Оно не было похоже на лицо предателя. Скорей, слишком доверчивого, наивного мальчишки, случайно попавшего во взрослый мир. Он и сам был один, давно один в чужом, враждебном мире. С тайной, начинавшей его тяготить. Что предпринять, если его станут гнать как бешеного зверя? Кроме того, этот мальчишка внушал ему какое-то доверие. К тому же, они и так достаточно пережили вместе, мальчишка и он. Почему не рискнуть? Он еще раз внимательно посмотрел в его глаза. Может быть, ему даже пригодиться этот неожиданный друг…

– Я нашел их в замке. Вернее, я не находил. Мне отдала женщина. Та самая, которая открыла в стене дверь. Ты сам ее видел. Призрак. Она сказала, где лежит сверток. Я никому не говорил об этом. Ты уверен, что они из полиции?

– Они показали мне жетоны. Эти жетоны очень похожи на настоящие. Их двое: молодой, похож на гангстера, и пожилой, смахивающий на отставного военного.

– Это они. Они были у меня в гостинице. Спрашивали об убийстве.

– Ты прочитал рукопись?

– Прочитать ее невозможно. Она написана на языке, который не существует. На языке, который никто не смог бы прочитать. Есть один знакомый специалист….. Он изучает древние языки. Если он не сможет – никто не сможет. Но результат будет известен только через время…

– А эта женщина… ты ее больше не видел?

– Нет. Она не приходила ко мне ни разу с тех пор.

– Знаешь, я все время думаю, зачем мы там оказались? И почему из всего автобуса замок выбрал только нас троих? И почему часы показывали одно и то же время? А телефоны, которые не работали? Почему все это произошло?

– Я не знаю. Очевидно, здесь есть какая-то тайна.

Оба замолчали одновременно. Потом врач посмотрел на часы:

– Я опаздываю – мне пора в больницу. У меня сегодня дежурство. Я не скажу им ни слова, если они снова придут. Позвони мне, если вдруг появится что-то новое. Мы ведь союзники, правда?

– Хорошо. Я позвоню.

После ухода врача он подошел к телефонной кабине и набрал номер:

– Профессор Славский? Вы перевели мою рукопись?

В голосе профессора звучало нетерпение, которое невозможно скрыть:

– Немедленно приезжайте в археологический музей! И ничего не говорите по телефону! Приезжайте немедленно! Прямо сейчас!

2009 год, Россия, Москва

Окна депутатского кабинета выходили на Тверскую. Но от дневного шума мегаполиса кабинет надежно защищала современная звукоизоляция, а так же плотные шторы, задернутые наглухо – несмотря на то, что было два часа дня.

Казалось, здесь остановилось время. На позолоченном столе из мореного дуба тлел тусклый фитилек свечи. Огарок черной свечи, установленной в плоской чаше из белого китайского фарфора, бросал рассеянный свет.

В кожаном кресле, опираясь обеими руками о стол, сидел человек, неотрывно смотревший на огонь. Мало кто узнал бы в нем недавнего именинника, шумно празднующего свой юбилей в казино. Черты его лица заострились, приобрели жестокую решимость, острые глаза из-под нахмуренных бровей горели нехорошим огнем. Не отрываясь, он смотрел на тонкий язычок пламени, словно хотел вобрать его в себя.

У порога раздалось робкое покашливание. Там стоял, вот уже десять минут не решаясь войти в кабинет, помощник депутата – тот самый солидный молодой человек в золотых очках, который уверенно распоряжался в казино насчет солидного банкета.

– Ну, войди… – не отрываясь от огня, скомандовал начальник, и молодой человек робко приблизился к столу.

– Прикажете зажечь свет? – робко произнес депутатский помощник. В тоне его, так же, как во внешности, было что-то очень лакейское.

– Вечно ты пристаешь с какими-то глупостями! – рассердился человек, сидящий за столом, – какой другой свет нужен, если есть огонь? Огонь – основа всего сущего! Соль и смысл земли! Он готовит пищу, согревает теплом и уничтожает лживую человеческую плоть, посмевшую восстать против своего создателя! Он очищает пламенем веры тех, кто пытается оскорблять то, что не понимает. Очистительное пламя – вот основа жизни! Людей все время нужно очищать от скверны, заползающей в их гнилые души! Кто еще справится с великой миссией, как не огонь?

И, видя, что помощник почтительно молчит, повторил:

– Огонь – основа всего сущего.

– Философ… – помощник робко кашлянул – кашель его происходил явно от страха, – был какой-то древний философ, который считал, что огонь – основа всему….

Начальник бросил на него косой взгляд, чуть наклонив голову, и посоветовал даже ласково:

– Заткнись, а?

Помощник сжался от страха еще больше. Даже кашель прекратился – вместе с речью. Начальник понял это, поэтому изменил тон:

– Ладно. С чем пожаловал?

– Так это… Как с начальником охраны быть? Друга вашего….покойного?

– Он допрошен?

– Допрошен. Ребята над ним поработали. Клянется, что не знает, кто его шефа убил!

– Работаю с идиотами! При чем тут это? Кто еще знает о книге?

– Ну, старообрядцы… И тот американец, что священника сжег.

– Американца к черту, он далеко! Все равно он ничего не понял. А старообрядцев придется сжечь.

– как это? – растерялся молодой человек.

– как, как…тупица! Очистительным пламенем! Пошлешь одного из наших учителей. Он все и устроит.

– Понятно. А….кого послать?

– Нет, точно тупица! Да уж не того, кто в других местах наследил! Думать головой надо, а не другим местом! Да, кстати. Насчет других мест. Еще раз узнаю, что со срамными девками по ночным кабакам валандаешься – пойдешь на костер!

– Простите…. Больше не будет такого!

– Простите! Не будет! Мы стоим за чистоту, вот и блюди чистоту, как положено! Тебе ясно?

– Но…

– Учти: сомнение – от врага. Если ты сомневаешься – значит, ты враг нашей веры. А раз так – ты мой личный враг.

– Я все понял! А как с начальником быть?

– Никто не должен знать о книге! Ясно тебе? Никто! Начальника придется казнить. Он где у вас содержится?

– На базе, за городом.

– Вот и хорошо. Казнить завтра на рассвете.

– Показательно?

– Нет, показательный процесс ни к чему. Показательно мы казним того взяточника, которого взяли с поличным в мэрии городка… Название не помню. Народ будет рад. А этого – на рассвете, и потише. Хворосту побольше добавьте, чтоб лучше горел. Пепел – в реку. Все, как положено. Не мне вас учить! И перед смертью – отпущение грехов, непременно. Днем доложишь.

– Будет сделано!

– Что еще?

– Смотр войскам!

– Рановато. Сколько собрали добровольцев?

– Одну тысячу восемьсот семьдесят девять человек!

– Мало! Очень мало. Плохо работаете. Значит, так: добровольцев разместить на базе, выдать обмундирование и привести к присяге – но не полностью, а только взять присяжную расписку. Наберете людей до двух тысяч – я и посмотрю! Сам и проведу церемонию посвящения. А пока – рано. Работайте! Да, и учения проводите. Все время проводите учения!

– Будет сделано! – молодой человек вытянулся в струнку. На его лице не дрогнул ни один мускул.

– Убирайся вон! – начальник вновь облокотился на руки и уставился на огонь, – и дверь закрой, чтоб сквозняка не было. Нет, подожди!

Молодой человек замер в дверях.

– Что с заводом?

– бунтуют.

– До сих пор? Какие меры принимались?

– Были вызваны учителя – двое. Проведена основная работа. Создан комитет контроля по чистоте…

– Работу контроля – усилить. Если через неделю бунт не будет подавлен, руководство комитета взять под Священный трибунал! Довести до их сведения.

– Слушаюсь!

– Теперь убирайся!

Кабинет опустел. Человек вновь уставился в пламя. Именно поэтому он не заметил, что в углу была более плотная тень. В черной густоте угадывались очертания человеческой фигуры.

Это была женщина в длинном белом одеянии. Скрестив на груди руки, она молча смотрела на сидящего человека. Между тем тот принялся что-то бормотать. Он раскачивался из стороны в сторону издавая утробные звуки. Свечка пламени стала расти на глазах. Увеличившись, пламя расползлось по всей чаше, вышло за ее пределы и расползлось по столу. Но человек, казалось, не замечал этого. Он не заметил даже того, как постепенно пламя охватило всю комнату. Огненный сполох метнулся в угол, и фигура женщины исчезла. Раскачиваясь, человек вскинул руки вверх:

– Да придет твое огненное царство! Веди меня в геену огненную истинной веры! Веди меня!

Пламя не касалось его, образуя между ним и пространством непроницаемый круг. Постепенно пламя приобрело кровавый оттенок. Запах гари отсутствовал.

В роскошно обставленной депутатской приемной секретарша с увлечением играла на компьютере. В креслах приема у депутата (до назначенного времени приема оставался ровно один час) ожидали редкие, пришедшие заранее посетители.

2013 год, Восточная Европа

Залы с экспозициями были полны народу. В глубине Славский беседовал с какими-то людьми. Увидев его, Славский приложил палец ко рту, явно показывая молчать. Наконец собеседники начали прощаться. Профессор громко обернулся к нему:

– Вы из телефонной компании? Идемте, я покажу вам аппарат в моем кабинете, который давно не работает!

С этими словами профессор демонстративно увлек его за собой. По дороге прошептал:

– Как вы вошли в музей? Вы называли мое имя?

Он пожал плечами:

– Просто купил входной билет! А что случилось?

– Тише! Молчите! Потом. Поговорим обо всем потом.

Славский вывел его из демонстрационных залов, провел по коридорам, открыл бессчетное количество дверей, провел наверх по винтовой лестнице… Наконец он завел его в темное помещение под крышей, без окон, заваленное множеством старых экспонатов, шкафов, сундуков. Уверенно лавируя между этой массы старых вещей, профессор завел его в маленький огороженный закуток под самой крышей. Дернул за длинный шнур. Зажглась яркая лампочка, освещая стул, стоящий возле трех сундуков, заваленных старинными рукописями и различными предметами (среди них он разглядел африканские маски, бронзовые подсвечники, шкатулки со сломанными замками).

– Где мы находимся?

– На чердаке. Это единственное место, где можно спокойно поговорить. И где никто нас не подслушает.

– Что происходит?

– У меня были из полиции. И не только из полиции. Полицейские расспрашивали о вас. Знаю ли я вас, получал ли какие-то вещи. Я сказал, что никогда не слышал вашего имени, и что вы никогда ко мне не приходили. Как я понял, полицейские искали какую-то рукопись.

– Почему же вы меня не выдали? А вдруг рукопись краденная?

– Подождите! Об этом позже. Позже. А второй визит… Это было три дня назад. Однажды вечером я вернулся домой….Знаете, меня трудно испугать, но то, что я испытал…

Голос профессора таинственно понизился, рождая гнетущее чувство тревоги. По мере того, как он слушал рассказ, все происходящее словно реально представало перед ним – так, как будто он видел все своими глазами. Профессор продолжал говорить…..

Рассказ профессора Славского

Однажды вечером я вернулся домой. Было поздно, два часа ночи. У моего коллеги был юбилей, мы отмечали его в одном из лучших ресторанов города. Я немного выпил. Возле ворот дома отпустил такси. Моя жена в тот день была больна, поэтому предпочла остаться дома. Я возвращался один. Я знал, что в доме все спят. Каково же было мое удивление, когда, остановившись возле дверей, чтобы найти ключ, я увидел в окне моего собственного кабинета свет!

Я живу в старинном трехэтажном особняке. Моя квартира занимает весь третий этаж. Окна соседей на первом и втором этажах были темны. Но в двух окнах слева на третьем ярко горел свет! Это были окна моего кабинета. Не чувствуя под собой ног, с замирающим сердцем я влетел по лестнице. Дверь моей квартиры была приоткрыта, словно ждала меня. Я ворвался и закричал:

– Магда! (так зовут мою жену) Магда!

Мне никто не ответил. Ноги сами понесли меня в кабинет. В кресле напротив моего письменного стола я увидел человеческую фигуру. Человек сидел в кресле. То, что это был живой, реальный человек, а не призрак, я понял в первую же минуту. Не знаю, почему понял. Наверное, было заметно…. При виде меня он обернулся, и я смог хорошо рассмотреть. На нем был черный плащ с большим капюшоном, полностью скрывавший лицо. Плащ был такой длинный, что падал до пола и складками полностью закрывал ноги. Руки незнакомца лежали на подлокотниках кресла. Это были длинные, худые руки (я мог видеть только кисти), с высохшими узкими пальцами. Не молодого человека. Не пожилого. Старика. Это были настоящие руки старика. На безымянном пальце правой руки сверкал огромный золотой перстень в форме христианского креста. Все это я сумел разглядеть очень быстро, за долю секунды. Нервы мои были в таком напряжении, что я начал кричать:

– Кто вы? Что вы сделали с моей женой?!

– Вам никто не причинит вреда! – произнес старческий, хриплый, мужской голос, твердый и уверенный. В этом голосе звучали сильные, властные ноты. Мне показалось, что он говорил с легким иностранным акцентом.

– Где Магда?! – снова закричал я, – что вы сделали с моей женой?!

– С вашей женой все в полном порядке! – сказал старик, – она спокойно спит в своей комнате.

– Как вы оказались в моей квартире?

– Нам нужно поговорить.

– Кто вы такой?

– Это не важно. Я – тот, кого вам следует выслушать.

– Тогда откройте свое лицо! – сказал я, – я не могу говорить с человеком, не видя его лица!

– Нет. Вам незачем на меня смотреть. Мне нужна рукопись.

– Что? – обомлел я.

– Древняя рукопись, которую совсем недавно отдал вам незнакомец. Эта рукопись – обитель зла и само зло. Вы обязаны отдать ее мне.

– Почему обязан?

– Потому, что я тот, кто должен ее уничтожить!

От страшных слов незнакомца мороз прошел по моей коже! Уничтожить?! Уничтожить бесценное открытие науки?! Ценный исторический документ? Такую находку? Это было выше моих сил. Я готов был драться до последнего за этот клочок старого пергамента.

– Нет у меня никакой рукописи! – закричал я, – нет, и никогда не было! В любом случае я не позволю вам ничего уничтожать! Убирайтесь из моей квартиры, иначе я вызову полицию!

– Вы не сможете вызвать полицию, – спокойно произнес старик и пошевелил пальцами. При этом перстень его злобно блеснул в свете ламп. Я бросился к телефону на столе, схватил трубку… Телефон не работал. Выхватил из кармана мобильный – мобильный не работал тоже. Сплошное молчание. Я замер от ужаса, не двигаясь, почти не дыша. При виде этой застывшей фигуры во мне поднимался какой-то первобытный, инстинктивный ужас, что-то настолько жуткое, что я чувствовал, как волосы шевелятся на моей голове.

– Ты должен отдать рукопись! – голос незнакомца показался мне громовым, – эта рукопись – зло! Она пробудилась к жизни злом! Я тот, кто должен ее уничтожить! Иначе будет поздно….

– Нет! – закричал я, – нет! Никогда! Кто бы ты ни был, убирайся!

– Третье зло…. Его приход совершится неожиданно, и станет большой бедой… Падут ворота империй… Черные всадники огнем и мечом уничтожат землю… Никто не успеет спастись. Мрак ада и реки крови покроют головы тех, кто позволил свершиться проклятию! Ты пожалеешь, если не отдашь ее мне! На пороге – самая страшная из трагедий! Ты пожалеешь, что ее допустил!

Голос его звучал так, что в жилах моих застыла кровь… Я чувствовал такой давящий ужас, что не мог пошевелиться… Что-то очень страшное, черное, ужасающе реальное неожиданно ворвалось в мою привычную жизнь, и леденящее дыхание этого ужаса заставляло меня замереть на месте.

– Ты пожалеешь! – прошипел голос, – пожалеешь…..

Это было больше, чем я мог выдержать. Внезапно в моих глазах потемнело, и я потерял сознание. Я очнулся, лежа на полу в своем кабинете. В кресле никого уже не было, а в окна пробивался рассвет. Я посмотрел на часы – было пять утра. Кресло напротив письменного стола было подвинуто так, как я поставил его накануне. Я поднялся на ноги. Несмотря на все происшедшее, чувствовал себя не так плохо. Схватил телефон – он работал, как будто ничего не произошло. Тогда я бросился в спальню. Магда спокойно спала. Я разбудил ее, перепугал невнятным рассказом. Сначала она испугалась, потом успокоилась (всю ночь она спокойно проспала, ничего не видя, не слыша, не чувствуя), потом – рассердилась, сказав, что я слишком много выпил на банкете. Вот, собственно, и все. Утром я схватил рукопись (я хранил ее в сейфе, в спальне) и отнес сюда, где спрятал в тайнике. Всю дорогу до музея меня преследовало какое-то смутное, необъяснимое ощущение ужаса… Как будто я не пережил его полностью, и пережить его мне еще предстоит.