Текст книги "Монастырь дьявола"

1413 год, Восточная Европа

Огонь в камине мягко лизал сухие дрова. Зал был огромный, с позолоченным потолком, мраморными колонами, изящной мебелью. В кресле, оббитом золотой парчой, в самом центре зала, восседал инквизитор Карлос Винсенте. Опираясь локтями о мраморный столик, он рассматривал свои длинные тонкие пальцы, унизанные драгоценными перстнями. В огромные окна с разноцветным венецианским стеклом струилась глубокая ночь. Чуть поодаль от инквизитора, на простой деревянной скамье, съежившись, сидел щупленький монах в коричневой рясе францисканца. На коленях монах держал специальную дощечку для письма. Чернильница была прикреплена к его поясу, он старательно водил по бумаге остро отточенным гусиным пером. Сумрак залы, мягкий свет камина показался бы даже уютным, если б не застывшее, высокомерное лицо инквизитора, напрочь уничтожающее любую мысль о земном уюте… Карлос Винсенте диктовал монаху письмо, и монах, старательно выполняя приказ своего «командира», даже вспотел от напряжения.

Голос инквизитора звучал монотонно и ровно:

– Странные вещи происходили на землях поселка по свидетельству очевидцев. Так без всяких причин умирал скот, на землю наступали густые туманы и бури, из своих колыбелей исчезали маленькие дети, а женщины, подсыпая что-то своим мужьям, чтобы те крепко спали, уходили по ночам. Один крестьянин добровольно явился к инквизитору… – Карлос Винсенте запнулся. Возможно, вспомнил окровавленное тело, падающее на каменный пол подземелья под ударами палача – залитое кровью лицо, выпученные глаза, рот, искаженный, распяленный в нестерпимой муке, и черные брызги крови, вылетающие изо рта, пока кричал, все время кричал… Но безмятежность лица инквизитора не могли поколебать такие воспоминания. Оторвавшись них, Карлос Винсенте продолжал так же монотонно и ровно:

– Один крестьянин добровольно явился к инквизитору и показал следующее…. Разумеется, по доброй воле! Он не стал есть ужин, приготовленный женой, но притворился спящим, как обычно. Ночью он увидел, как его жена встает с постели, одевается и уходит из дома. Он пошел следом за ней и увидел, как супруга взбирается на гору, на которой собираются демоны и происходит дьявольский шабаш. Голые ведьмы летали на метле и целовали в зад большого черного кота, а потом плевали на землю и отрекались от Господа. Все это крестьянин подтвердил добровольно. Подчеркни! Местным священником подтверждены факты. Мною, инквизитором Карлосом Винсенте, установлено, что до приезда в эти земли представителя Священного судилища, и крестьянин, и местный священник были мертвы. Их убили дьяволопоклонники, не позволив дать более полные показания. Начатое мною, инквизитором Священного судилища, расследование подтвердило присутствие страшной ереси дьяволопоклонников люцифериан в этих местах. Принятые меры вернут поселок в лоно Святой матери церкви, уничтожая ересь и присутствие Сатаны без пагубного следа. Сим удостоверяю – инквизитор Священного судилища, отец Карлос Винсенте… Дальше – места для подписей епископа, бургомистра…

Инквизитор запнулся, потом приказал:

– Привести бургомистра! Немедленно!

Встрепенувшись, монах помчался выполнять приказание, и через несколько секунд в зал уже входил бургомистр. С большим трудом в нем можно было узнать того полного жизнерадостного человека, которому офицер, возлюбленный Катерины, когда-то вручал письмо. Теперь это был глубокий старик. Он истощал, и кожа даже на лице висела, как потерявшие вид и цвет лохмотья. Седые волосы свисали неопрятными прядями сзади, а руки тряслись. Серые губы дрожали, как листья на ветру, а глаза бегали по сторонам, полные ужаса. На эту сломленную фигуру было страшно смотреть.

– Вы звали меня, святой отец?

– Да, звал, сын мой.

Отец Карлос был намного моложе бургомистра, обращение «сын» звучало издевательски, но никто из них, в том числе и монах (невольный свидетель страшной сцены) этого не заметил.

– Да, звал, сын мой. Здесь нужна ваша подпись.

Монах протянул бургомистру бумагу. Лицо старика затряслось:

– Я не могу…. Не могу это подписать….

– А почему? – в голосе инквизитора звучало неприкрытое издевательство.

– Но это… это ужасно… я… никогда не видел….

– Конечно. Вы не можете видеть. Для этого есть я.

– А поселок? – бургомистр внезапно осмелел – это было последней вспышкой отчаяния, – вы сравняли с землей поселок, уничтожили мой город! А люди…..

– Кого вы называете людьми? Слуг дьявола?

– Нет…я… – смелость иссякла, от нее не осталось теперь даже следа.

– Поселок был центром слуг дьявола. Они совратили и ваш город. Я вернул эти земли господу Богу. Ради этого я и приехал сюда. Впрочем, вы меня уже утомляете! Это глупый, бессмысленный разговор! Подписывайте!

Молча глядя на бумагу, бургомистр трясся всем телом. Но перо, предложенное монахом, не взял.

– Подписывайте! Немедленно подписывайте! Чего вы ждете?

– Я не могу… не могу… я… должен подумать…..

– Времени уже нет! Подписывайте сейчас!

– Я не могу… нет….

– Впрочем, мне все равно – ваша подпись, без вашей подписи… мне абсолютно все равно… Стража!

Дверь распахнулась, тяжелое бряцанье доспехов заглушило приглушенный всхлип старика… Карлос Винсенте сделал незначительный жест рукой. Стражники схватили бургомистра. Из горла старика вырвался страшный крик:

– Пощадите, святой отец! Пощадите!

Но инквизитор уже отвернулся к окну, не обращая никакого внимания на происходящее… Бургомистра поволокли по полу, и выволокли в двери, которые вновь захлопнулись – с тяжелым стуком. Отец Карлос и монах вновь остались наедине.

Вдоволь налюбовавшись блеском своих драгоценных перстней, Карлос Винсенте пожал плечами:

– Он мне никогда не нравился! Слизняк. Садись и пиши дальше.

Подобрав с пола дощечку, монах вновь приступил к письму. В голосе инквизитора появилась уже привычная диктующая монотонность:

– Черное зло сатаны не пощадило даже высшие круги городской власти, свив гнездо зла в семье бургомистра – городского головы… Бургомистр отдал душу сатане, не раскаявшись… (сменив тон на явную угрозу, отец Карлос блеснул глазами на монаха). Думается мне, он уже отдал Богу душу! Без покаяния! Ты меня понял? Выполнить немедленно!

Поклонившись, монах устремился к выходу из зала.

2013 год, Восточная Европа

Захлопнув книгу, он положил ее на стол библиотекарши и быстро вышел из зала.

В будке телефона – автомата напротив мрачного и величественного здания библиотеки было слишком тесно.

– Я хотел бы поговорить с профессором Славским.

– Его нет! – в женском голосе, буквально выплюнувшем в ответ эти слова, было столько злости, что он опешил.

– Когда он будет?

– Какая вам разница?

– Поймите, это очень важно! Мне очень нужно поговорить с ним!

– Оставьте, наконец, его в покое! Я прекрасно знаю, кто вы такой! Наглый авантюрист без чести, без совести! От вас сплошные неприятности! Мало того, что к нам постоянно является полиция, так из-за вашей ворованной рукописи мой муж почти не ночует дома! Разбирайтесь со своими проблемами сами и прекратите его во что-то впутывать! Это вы виноваты, а не он! Я так и сказала им!

– Кому вы сказали?

– Полиции! И людям, которые приходили после них – из благотворительной организации в монастыре…

– В монастыре?

– Конечно! Это же были монахи! И вообще, я подсмотрела в записной книжке мужа ваш телефон и адрес и дала им! Пусть они за вами охотятся, а не за нами! Не за моим мужем!

– Зачем вы это сделали?

– Я все сделала правильно! Хватит впутывать моего мужа в неприятности! Он такой добрый, никому не может отказать! Вы украли эту рукопись, притащили ее незаконно в страну… Почему у моего мужа должны быть неприятности из-за ваших афер?

– Откуда вы знаете, что я привез рукопись незаконно? С чего вы взяли, что рукопись ворованная?

– А разве нет? Мне сказали монахи! Они мне все рассказали! Что рукопись у вас незаконно, вы ее украли и должны вернуть!

– Вы рассказали профессору то, что вы сделали?

– Еще нет, но обязательно расскажу, можете не сомневаться! Я его сегодня еще не видела! Из-за вас я его теперь совсем не вижу!

– Когда к вам приходили эти люди?

– Сегодня утром! И я сказала им, что…..

Он бросил трубку. Настроение сразу стало мрачным. Он чувствовал себя так, словно попал на другую планету, и медленно брел вниз по улице, смотря на огни реклам, ярко сверкающие в близкой, наступающей темноте.

Дом, в котором жила девушка, был четырехэтажным, старинным, и таким мрачным, что ему стало не по себе. Он остановился перед входом и сверил адрес, вытащив из кармана бумажку. Сомнений не было: действительно, тот самый дом. Лестница была застелена потертой ковровой дорожкой. Дом хоть и выглядел солидно, но внутри был не так богат. На 4 этаже дорожка была еще более потертой и грязной. Пахло пылью, затхлостью, будто в коридоре никто никогда не убирал. На площадку выходило 3 двери. Номер нужной был написан мелом, без таблички, а кнопка звонка держалась на каких-то проволочных соплях.

Он нажал кнопку звонка. Где-то в глубине раздалось противное дребезжание. Никакого ответа. Нажал еще раз…. Дверь стала медленно приоткрываться. Он отступил на шаг назад. Он увидел темноватую переднюю, куда выходило несколько стеклянных дверей. За одной из дверей горел яркий свет. Не думая, что делает, медленно пошел вперед. Он услышал тихую, надсадную музыку религиозного содержания. Как будто магнитофон без конца проигрывал один и тот же диск… Он толкнул дверь и вступил в большую комнату, залитую ярким светом большой люстры. И тут же споткнулся о тело мужчины, который был мертв. Труп лежал на спине, широко раскинув в стороны руки и ноги. Он почти наступил на тело, сильно его толкнул. Отрезанная голова покатилась прочь с гулким, ужасающим стуком… И от нестерпимого ужаса (превратившего в лед все его тело) словно зашевелились волосы на голове.

Нечеловеческим усилием воли заставил себя оставаться на месте. Потом медленно взглянул на труп. Это был мужчина лет 45-ти. Из одежды на нем были только старые домашние брюки серого цвета. В глаза бросались голый торс и босые ноги. Мужчина лежал прямо возле входа, и поза его выглядела очень неестественно: было понятно, что кто-то искусственно так его положил. Голова, покатившись, остановилась возле кожаного дивана, лицом вниз. С удивлением он увидел на затылке белую марлевую повязку – голова была перебинтована, мужчина был травмирован, и, очевидно, давно. Но не отрезанная голова, не срез шеи вызывали больший ужас. Ужас вызывало все тело, кожа, на которой были вырезаны перевернутые кресты. Вся его кожа была изрезана перевернутыми крестами… Это выглядело так, как будто несчастный попал в какую-то адскую машину, оставившую на нем свои чудовищные следы… Он с трудом подавил тошноту. Но, несмотря на отрезанную голову и жуткий вид трупа, на ковре под телом совсем не было крови. Значит, убийство произошло не в этом месте. Кто-то перенес тело к двери и намерено так положил.

Оторвавшись от жуткого разглядывания и все еще не двигаясь с места, он принялся рассматривать комнату. Но вид комнаты тоже не вызывал приятных ощущений. Религиозная мелодия лилась из магнитофона в стенном шкафу. А на всех четырех стенах, прямо на желтых обоях чем-то красным (засохшей кровью?) были нарисованы кресты Х, из которых вниз сочились капли-подтеки, отчего надписи превратились во что-то необозримое… Очевидно, кресты рисовали свежей кровью, и эта свежая кровь потекла. Жуткое зрелище наполняло комнату еще большим ужасом.

Отчетливый звук полицейской сирены раздался почти за спиной. Он услышал его всеми обостренными чувствами, и ощущение было таким, как будто в него выстрелили. Внизу хлопнула тяжелая дверь. Он услышал топот тяжелых ног, бегущих по лестнице. Сердце неистово заколотилось в груди… Он не успел даже двинуться с места, когда в комнату ворвались полицейские:

– Ты! Стоять!

Ударом автомата в спину его отшвырнули к стене, заломили руки и, расставив ноги на ширину плеч, принялись обыскивать, осыпая ударами. Полицейских было много. Он слышал их голоса, перекликающиеся из разных концов квартиры, слышал, как кто-то громко крикнул:

– Здесь больше никого нет!

Рывком его развернули лицом в комнату, и тогда он увидел тех двоих, что были у него в гостинице. Лицо пожилого кривила ехидная улыбка.

– Вот так сюрприз! Заезжий псих собственной персоной! Что, не успел сбежать?

– Я не собирался бежать.

Его голос прозвучал достаточно твердо (для данных обстоятельств) и даже в лицо полицейскому он смотрел решительно и зло. Пожилой, порывшись в его карманах, достал документы, внимательно прочитал, спрятал у себя:

– Что ты здесь делал?

На этот вопрос он предпочел промолчать. Пожилой злобно рявкнул:

– Что ты здесь делал?!

– Я не обязан отвечать!

– Нет, ублюдок, обязан! Тебя взяли с трупом на руках, и если я спрашиваю, что ты тут делал, ты будешь мне отвечать!

Размахнувшись, ударил его по лицу. Из разбитой губы закапала кровь. Он не сдвинулся с места, даже не попытался уклониться или как-то ответить на удар. Просто стоял и молча смотрел, а кровь из разбитой губы скатывалась по подбородку и текла вниз… В глазах пожилого мелькнуло что-то, похожее на удивление. Мелькнуло и так же быстро исчезло. Он сделал еле заметный знак двоим подчиненным. Те схватили за руки и подтащили к трупу. Пожилой медленно шел за ними. Над трупом (еще не спрятанным в черный мешок) колдовали эксперты.

– Ты его знаешь? – голос пожилого звучал ровно.

– Я не могу увидеть его лицо, – он постарался говорить так же.

– Покажите ему… (не сдержавшись, хмыкнул) лицо!

Один из экспертов поднес к нему совсем близко – уже упакованное в белый пластиковый пакет…. Голова. Черты, искаженные ужасом… Изрезанная крестами кожа. Несмотря на ужас, он внимательно смотрел и смотрел.

– Ты его знаешь?

– Знаю… – с трудом облизал пересохшие губы.

– Кто это?

– Водитель туристического автобуса. Того самого, который потерпел аварию в лесу. Я был в числе пассажиров.

– Что ты делал в его квартире?

– Я не знал, что это его квартира!

– А чья?

– Молодой женщины-сотрудницы университета. Она американка.

Кивком головы пожилой полицейский велел его отпустить. «Стражники» быстро оставили его в покое и отошли в сторону. Теперь он спокойно стоял рядом со своим мучителем.

– И зачем ты шел в квартиру к этой женщине?

– За книгой.

Запрокинув голову, пожилой грубо захохотал.

– Ублюдок! Другим будешь лапшу на уши вешать! Что за баба? Уличная проститутка?

– Послушайте, я не знаю, чья это квартира! Когда я сюда вошел, этот человек был уже мертв!

– Слушай, ты, придурок! Думаешь, я поверю, что ты пришел, чтобы встретиться с какой-то иностранкой в квартире больного мужика после аварии, который не выползал из постели? Видишь, как он одет? Кто-то вытащил его из постели, в спальне отрезал голову, а затем положил сюда! В спальне лужа крови. И ты держишь меня за последнего идиота? Зачем ты отрезал ему голову? Зачем вырезал на теле эти дурацкие кресты? Зачем нарисовал кровью кресты на стенах?

– Я не делал всего этого! Я его не убивал!

– И ты думаешь, я в это поверю?

– Нет. Я думаю, вы в это не поверите.

– Правильно! – удовлетворенно кивнул головой, – тогда давай говорить разумно! Что ты делал в его квартире? Ты давно следил за ним?

Он подумал, что это конец, потом оглянулся и понял, что не совсем. Отступил на несколько шагов назад…

– Ладно, слушайте. Я все расскажу.

Пожилой расслабился, и на его лице появилось выражение хищного удовлетворения… Изогнувшись всем телом, в акробатическом прыжке (о котором давно умудрился забыть) он вылетел прямо в окно, разбив стекло и осыпав себя фонтаном колючих брызг. За спиной все смешалось: истерические вопли пожилого «стреляйте в него! Стреляйте, ублюдки!», грохот выстрелов, шум переворачиваемой мебели, автоматные очереди…. Выпрыгнув в окно, он повис на водосточной трубе, потом с кошачьей ловкостью вскарабкался на крышу, помчался изо всех сил, перепрыгнул на соседнюю… Еще и еще… спрыгнул в какой-то маленький внутренний дворик – и понял, что избавился от преследований. Отряхнул куртку, брюки, вытер с лица кровь. Выйдя на улицу, быстро остановил такси.

Огромные больничные корпуса выглядели безжизненными и пустыми. Но это было не так. В них бурлила жизнь. Именно поэтому его появление прошло незамеченным. Вызвав в приемном покое своего знакомого врача, он уселся в кресло и стал ждать. Мимо, не обращая на него никакого внимания, сновали люди. Он расслабился – вытянул ноги и прислонился к стене…

1413 год, Восточная Европа

По узкой улочке шли под руку Катерина и старик. Шли медленно – намного медленнее, чем все остальные жители городка, спешащие в одном направлении. Бедняки бежали вприпрыжку. Богачи шли степенно, раскланиваясь друг с другом и не обращая внимания на бедняков. Старика постоянно приветствовали степенные горожане. Причем мужчины пожирали Катерину взглядами, а женщины недовольно морщились и провожали злыми глазами, с ненавистью шепчась за ее спиной. Старика остановил булочник, стоящий на улице рядом со своей пекарней:

– Наконец-то, любезный Корнелиус, какая-то власть появится и в наших местах! Говорят, новый правитель обещает снять большую часть налогов….

– Как бы эта новая власть на встала всем поперек горла! – злобно буркнул старик и продолжил свой путь. Булочник недоуменно уставился ему вслед.

Серый шпиль церкви устремился высоко в небо. Огромный каменный собор подавлял все вокруг. Кроме этой серой, монолитной стены ничего не было видно – ни узких переулков, ни людей, ни домов… Колокольный звон разливался в воздухе – но не тоненькой серебряной нотой, радующей душу. Это был тяжелый, мрачный, словно каменный звон, будто разом зазвонили сотни погребальных колоколов, уничтожая все земное. Этот звон порождал мучительную тревогу, заставлял людей спешить, сбиваясь с ног. Но иллюзия была обманчивой: избавиться – не было возможности, и с каждым приближением к собору звон становился все сильней и сильней. И вскоре они уже составляли одно целое: мрачный звон и непробиваемый монолит серой глыбы собора.

С приближением к церкви шаги Катерины становились все тяжелей, а лицо – все более мрачным. Людской поток вливался в распахнутые двери. Чуть поодаль белоснежные могучие лошади выбивали искры из камней мостовой. Катерина застыла на месте, словно пораженная громом. Ее глаза не отрывались от черной кареты, стоявшей рядом с собором, в которую была запряжена шестерка белоснежных коней. Не отрываясь и почти не мигая, Катерина смотрела так, словно от этого зрелища зависела вся ее жизнь. Занавески кареты были плотно задернуты. Дверца прищемила тяжелую золотую бахрому. Лошади громко фыркали и выбивали копытами искры. Из разгоряченных ноздрей шел пар. Толпа людей налетела сзади. Кто-то сильно толкнул Катерину. Вздрогнув, она очнулась. Толпа спешащих к мессе прихожан увлекла Катерину и старика в раскрытые двери собора.

Внутри церковь производила еще более мрачное впечатление, чем снаружи. Сводчатый потолок был настолько высок, что терялся в темноте. Церковь была убрана просто и строго: деревянные скамьи из темного дерева, грубые деревянные распятия, иконы в темных тонах, чаши из тесаного камня для святой воды. В этой строгой простоте было что-то зловещее. Атмосфера собора подавляла, убивая напрочь любую жизнь.

Люди рассаживались на деревянных скамьях, стараясь говорить шепотом и двигаться как можно тише. Старик, решительно лавируя в толпе, направился к скамьям впереди. В церкви у него было свое место, как у многих богатых горожан. Катерина медленно шла следом за ним, стараясь избегать чужих взглядов (вернее, упорно делать вид, что их не замечает). И наконец как подкошенная рухнула на скамью. Внезапный порыв ветра ворвался в открытые окна и загасил несколько свечей. Волосы Катерины выбились из-под косынки, но она этого не заметила. Резкий грохот прошел по всей церкви, заставив людей подскочить со своих мест. Так громко захлопывали все окна и двери. Потом наступила тишина. И сквозь эту тишину тяжелое бряцанье железа вдруг наполнило воздух, а сквозь цветное стекло витражей было видно, как огромное здание собора окружают солдаты в металлических доспехах, ярко мерцающих на солнце, и, окружая, смыкают свои ряды. По толпе пронесся тихий вздох, исполненный ужаса. Солдаты, окружающие церковь – это было неслыханно! И страшно. Горожане шепотом стали передавать ужасающие подробности об уничтоженном поселке в лесу.

Бургомистр, епископ, знатные сеньоры брели через всю церковь и усаживались впереди. Но не успела толпа насладиться зрелищем знати, как на кафедру, энергично размахивая руками, вбежала фигура в белоснежной одежде с длинными полами, развевающимися на ветру. Словно на церковную кафедру опустилась невиданная, экзотическая птица.

Это был молодой человек высокого роста с черными гладкими волосами, ярко-горящими глазами и красивым лицом. Он был в белоснежной рясе, на груди сверкал массивный золотой крест, густо усыпанный бриллиантами, на поясе выделялась золотая голова собаки с оскаленной пастью. От исступленного огня его глаз лед пробегал по спине…. Слишком много было в нем беспощадности и…какой-то мрачной иронии. Иронии, пугающей намного больше, чем откровенная жестокость.

– Покайтесь, грешники! – зычный, хорошо поставленный, громкий голос разнесся по церкви, разом перекрыв абсолютно все и мгновенно заставив всю толпу замереть – замереть на одном дыхании.

– Покайтесь, грешники! Призываю вас своим появлением – покайтесь! Господь прислал меня сюда, чтобы я призвал вас к ответу! Вас, прислужников ада, детей скверны, аггелов сатаны – и вот я здесь!

Звук, как будто разом вздохнул каждый человек, пронесся по толпе. Вздох ужаса, удивления и тревоги. Не выдержав напряжения, повисшего в воздухе, многие женщины закрыли лицо руками. Сделав паузу, человек обвел толпу своими горящими глазами. От взгляда этих глаз многих (особенно сидящих вблизи) стала пробирать нервная дрожь. Внезапно его тяжелый взгляд, сделав по толпе круг, уперся в мрачное, застывшее лицо Катерины.

Он смотрел на нее мрачно и тяжело, не отводя горящих глаз. Он смотрел так, словно пытался приколоть ее к деревянной скамье. Ровно и спокойно, не дрогнув ни одним мускулом, Катерина встретила его взгляд. Смело глядя прямо ему в глаза, даже не попытавшись отвести в сторону. По его лицу проскользнула мимолетная тень. Очевидно, встретить человека (тем более – женщину) не опускающую глаза перед ним, ему доводилось нечасто. Быстрая молния сменила тень-молния какого-то скрытого, извращенного удовлетворения (как будто столь открытое неподчинение обрадовало его до глубины души). И уже через секунду его лицо стало прежним. Старик быстро-быстро забормотал про себя молитву. Человек с кафедры продолжал говорить. Его голос опустился дол мрачного шепота (и шепот этот потрясал сильнее, чем крик):

– Дьявол…. Дьявол с желтыми глазами, горящими огнем ада… запах серы и ненависти…… дьявол….. Дьявол! Я вижу его! (голос возрос почти до крика, и этот переход пугал). Я чувствую его запах! Он здесь! Он изворотлив и хитер! Дьявол пробрался в святую обитель душами вашими, полными скверны и лжи, чтобы проклясть вас, детей Бога! Я вижу среди вас его лицо!

То толпе пронесся крик – особенно когда человек простер дрожащую руку вперед. Некоторые женщины зарыдали. Большинство мужчин крестились и шептали молитвы.

Человек принялся шагать по кафедре, размахивая руками, и вновь перешел на приглушенный тон….

– Желтые глаза дьявола….. Я встретил их здесь… При моем появлении дрогнула земля, и насторожился враг святой церкви! Враг узнал, что я пришел для борьбы с ним. Здесь, в святой обители Господа, в острове мира и света я увидал желтые глаза дьявола, и это было знамением о том, какой скверной полнятся ваши сердца, сколько в них грязи и мерзости, и лжи, и лицемерия, ибо враг рода человеческого лицемерен и лжив! Грешники, застывшие в самом страшном грехе! Грешники, погрязшие в распутстве дьяволовой мерзости и неверии, бойтесь гнева Господа, ибо я поразил слугу сатаны в святой обители Господа, и так же поражу вас! (тут его голос поднялся до громовых высот и словно покрыл всех людей, находящихся в церкви). Трепещите, враги Господа! Я поразил слугу сатаны своим мечом и огненным мечом поражу вас! Смерть Сатане! Смерть слугам его! Смерть!

Нагнувшись, он поднял что-то двумя руками, и, размахнувшись, бросил на пол, в проход между скамьями. Во все стороны брызнули капли свежей крови. По толпе пронесся ужасный вопль, и люди, сидящие на скамьях близко к проходу, вскочили со своих мест. Кто-то из женщин свалился в обморок. Порыв ужаса, промчавшийся по толпе, был страшен….. Человек бросил в проход труп кота с отрезанной головой. Это был толстый и добродушный рыжий кот, живший при церкви, которого знали все жители города, безвредное, ласковое существо, спавшее в ризнице местного священника. Катерина была единственной, кто остался сидеть на месте, только лицо ее (и без того белое) побледнело еще больше.

Человек стал посередине кафедры и простер обе руки над толпой в величественном красивом жесте. Голос его был по-прежнему громок:

– Возлюбленные дети мои! Дети мои, сядьте и успокойтесь! Я не враг вам! Я приехал, чтобы спасти вас! Чтобы защитить души ваши от мерзости дьявола и вернуть заблудших овец в лоно святой церкви! Я приехал из любви к вам! Из той любви, жить в повелевает Господь! Я люблю вас, дети мои! Я люблю вас как брат, как отец! Сядьте и успокойтесь!

В голосе его звучали такая сила и убежденность, что люди послушались, как стадо овец. Монах (быстро появившись ниоткуда) убрал окровавленный труп кота – завернул в холщовый мешок и унес, а второй монах засыпал песком следы крови в проходе, затем покропил все вокруг святой водой и удалился так же быстро, на ходу прочитав какую-то молитву. Человек на кафедре прекратил жестикулировать и заговорил громким, но ровным, спокойным и серьезным голосом.

– Я – отец Карлос Винсенте, инквизитор, посланный святым папой Римским в ваши земли. До Святого Отца дошел слух о том, что в ваших местах прорастают бурные всходы ереси и дьявольских служений. Я, инквизитор отец Карлос, послан в ваши земли, чтобы очистить эти места от скверны дьявола и вернуть души несчастных заблудившихся рабов божьих в лоно Святой матери-церкви, вернуть без лишней жестокости и крови, думая только об их бессмертной и великой душе. Любимые дети мои, я верю, что большинство из вас чисты перед Господом и зерна скверны не проникли в святилища ваших божьих душ. Но тем, кто сбился с пути истинного, кто отвернулся от лица Святой истинной церкви, справедливой и милосердной, я помогу забыть свой грех, очиститься и получить искупление и прощение. Я, инквизитор, обладаю высшей властью, полученной от Священного трибунала, владею правом отпускать грехи и дарить прощение тем, кто искренне раскаялся в своих заблуждениях и ереси. И наделен властью с корнем вырывать непокорные ростки колдовства и ереси, позорящие святое милосердие нашей матери церкви, и отвращать от таких нераскаявшихся, подлых преступников милостивое Господне лицо. Ибо высшая справедливость в руках Господа, а я – ничтожное орудие его кары. Гнусные отступники, проклятые предатели, смрадные негодяи, хуже, чем убийцы – те грешники, которые не приемлют высшую божественную доброту, отказываются покаяться в тяжких грехах и помочь очиститься своим знакомым и близким. Именно к ним я буду суров и беспощаден, как велит гнев Господень. Но вы, возлюбленные дети мои, чисты сердцем и душой, вы, преданные слуги церкви, всегда можете рассчитывать на мои милости и божественную справедливость. Как же заслужить эту милость, любимые дети мои? Как же верно послужить Господу? И я отвечу вам, потому, что именно для этого я сюда и пришел. Вы можете вскрыть зерна позорной скверны, уничтожить падаль дьявола в зародыше, рассказав о тех, кто преступил божественные законы и отступил, плюнув в лицо Священной матери-церкви. С сегодняшнего дня каждый из вас, дети мои, может обратиться ко мне за советом и помощью. Но точно так же совет и помощь я жду от вас. Вы можете рассказать мне то, что не рассказывали никому, поделиться своими страхами, сомнениями и подозрениями в отношении кого-либо, потому, что даже мелкие бытовые подозрения служат великому делу Господа. Я прошу и повелеваю, дети мои, рассказывать обо всех своих подозрениях в отношении страшных преступников, обо всех, кого вы подозреваете в самых страшных грехах – колдовстве, ереси и ведовстве! Рассказывая об этом мне, вы говорите об этом самому господу и служите его делу. Я, Карлос Винсенте, полномочный инквизитор этих земель, требую, молю и повелеваю: в течении 10 дней, начиная с этого дня, каждый, кто знает о колдовстве, ведьмах и еретиках либо подозревает кого-либо без каких-то доказательств в колдовстве, ведовстве и ереси, обязан сообщить мне, инквизитору, об этих преступниках. Тот, кто знал о существовании грешников, но не донес мне, становится преступником сам в глазах Святой церкви и будет осужден вместе с колдунами и еретиками без всяких исключений.

Каждый из вас обязан явиться ко мне в течении 10 дней и донести на своих знакомых и близких, подозревая занятия ведовством или служение ереси. Тот, кто откликнется на мой призыв, получит большую награду: индульгенцию и полную неприкосновенность для любого инквизиционного суда сроком на 3 года, даже в том случае, если кто-то обвинит вас в ереси. А если вы сможете выдать Святой инквизиции больше, чем 30 еретиков, за короткий срок, вы станете официальным родственником инквизиции, получив полную неприкосновенность любого инквизиционного суда и сияющее господне благословение. Тот, кто откликнется на мой призыв, может быть спокоен: имя верного слуги церкви никогда не станет известно обвиняемому, чтобы следствие было беспристрастным и между обвинителем и обвиняемым не возникло вражды. Чтобы показать равенство и справедливость святой церкви, равными правами будет обладать каждый из вас: и беднейший крестьянин, и знатный господин. Так бедный всегда сможет высказать свои подозрения в отношении богача: перед Святой церковью все равны.

Признаки, по которым можно отличить еретика, колдуна и ведьму, от честного слуги церкви, очень просты. Тот, кто отказывается от святого таинства исповеди, или пренебрежительно отзывается в разговоре о Господе, или любой другой признак, который внушает подозрение вам самим. Этот любой признак может даже не быть связан с церковью или нашей святой религией. В отношении ведьмы и колдуна дело обстоит еще проще, чем в отношении еретика: знание трав, падеж скота, бесплодный огород или дерево, дурной взгляд, туман, лужа на дороге, зеленые глаза, бородавка.