Текст книги "Монастырь дьявола"

1413 год, Восточная Европа

Бросившись в ноги к Карлосу Винсенте, старик схватил его за полы длинной рясы.

– Она невиновна! Святой отец, смилуйтесь! Это моя дочь! Она поклоняется святой матери церкви! Она невиновна! Смилуйтесь!

Не поворачивая надменной головы, не опуская ее вниз, Карлос Винсенте просто перешагнул через распростертую фигуру старика, пытавшегося удержать полы рясы из последних сил – как свою последнюю надежду. Один из стражников отпихнул старика ногой. Карлос Винсенте сделал повелительный жест – немой приказ увести арестованную в темницу замка. Грубо толкая женщину в спину, солдаты, быстро подчиняясь приказу, увели ее прочь. Закричав, старик попытался схватить стражников хотя бы за ноги… Все его попытки были смешны и бессмысленны. Проследив взглядом за стражниками (Катерина вместе с солдатами исчезли в стенах замка, исчезли с глаз прочь) Карлос Винсенте быстро пошел через площадь – по-прежнему в окружении стражи.

Палка старика отлетела при падении. Двигаясь с трудом, старик безнадежно пытался ухватить свою опору рукой. Один из солдат схватил палку быстрее. Другие солдаты грубо захохотали над неуклюжими попытками старика. Поднявший палку солдат размахнулся ею в воздухе, и изо всех сил опустил нехитрое оружие на голову старика. Старческий череп раскололся мгновенно, как гнилая тыква. Дернувшись только один раз, старик повалился лицом вниз. По всему его телу прошла предсмертная судорога, потом тело неподвижно застыло. Усмехнувшись, солдат бросил палку на камни площади. Палка упала, издав глухой стук костяным набалдашником, к которому пристала кровь и седые (совсем белые) волосы. Последние из узников исчезли за стенами замка. Выстроившись по приказу своего командира, солдаты покинули площадь. Потрясенные невольной трагедией зрители поспешили разбежаться по своим домам как можно быстрей. Площадь опустела, словно по волшебству. Поднявшийся ветер гнал по камням груды мусора. Вскоре на всей площади осталось только одно: мертвое, застывшее тело старика.

Взмыленная лошадь ворвалась на площадь сквозь центральные ворота, выбивая копытами искры из камней. Лошадь была загнана так сильно, что пала в самом начале площади, почти возле ворот. Всадник (опытный наездник) сумел избежать падения, спрыгнув еще до того, как несчастное загнанное животное завалилось на бок, громко хрипя. Молодой офицер (возлюбленный Катерины) страшным взглядом оглядел опустевшую площадь. Взгляд его уперся в распростертое тело старика. Бросившись к нему, перевернул на спину… И застыл. Потом, быстро перекрестившись, закрыл ему глаза. Лицо офицера стало совсем белым. Качнувшись, блеснул на его груди медальон….. Схватив медальон одной рукой, офицер вскочил на ноги и помчался по направлению к замку. Он бежал так быстро, как будто за спиной у него были настоящие крылья.

2013 год, Восточная Европа

Вскоре он увидел близкие огни, а еще через некоторое время вышел на центральную улицу поселка. Через десять минут он был возле гостиницы. Хозяйка отеля кокетливо подняли брови:

– Эй, мистер, минутку!

Он обернулся.

– А ваш друг ушел. Около часа назад. Он просил передать вам записку.

– Он ушел один?

– С женщиной!

– С женщиной?! – вздрогнув от страшных предчувствий, он невольно схватил ее за руки. Хозяйка высвободилась – с легкой улыбкой.

– Эй, потише! Чего вы так разволновались? Может, он ушел с вашей подружкой или женой? Вот что я вам скажу: кем бы она ни была, но она точно приехала сюда к нему. Прошла через холл так уверенно, будто знала, что он здесь остановился! Да не переживайте вы так! Найдете себе другую. И скучать вам не придется. Если хотите, могу составить компанию..

– В другой раз! Как выглядела эта женщина?

– Очень молодая. И такая красивая! Длинные вьющиеся волосы с рыжим оттенком. Огромные темные глаза. А фигура…. Просто модель!

– Вам показалось, что она манекенщица?

– Ну, я бы так не сказала. Конечно, она красива, как модель, но у нее слишком умные глаза! Определенно, это женщина с высоким положением, которая знает себе цену. И одета в роскошный костюм. А ваш друг шел за ней как привязанный! Уж простите за такие подробности, но глаз не мог оторвать. И словно голоса лишился. Что ж, его можно понять. Когда они показались в холле и поравнялись с моим столом, он вдруг сделал шаг в сторону и протянул мне листок бумаги. «передайте записку моему другу!» – сказал.

– А женщина?

– Она все время была рядом. И когда он протянул мне записку, она так улыбнулась… Ехидно, я бы сказала. И добавила (чарующим, просто колдовским каким-то голосом):» только не забудьте передать! Лично ему в руки». Ваш друг при этих ее словах странно как-то побледнел и отвел глаза в сторону. Вот я и подумала, что она ваша жена. Или любовница. Это так?

– Нет. Вы не слышали ее имени?

– Не слышала. Я бы запомнила. Такие столичные красавицы не часто появляются в наших краях.

Отвернувшись от любопытных глаз хозяйки, развернул маленький клочок бумаги. Нервным, сбивчивым почерком (тот, кто писал, явно спешил) было написано следующее: «я знаю, где рукопись. Сегодня я встретил человека, который обещал отвести меня туда, где она находится. Место это похоже на то, что мы видели прежде – не доходя до ворот, между автобусом и замком. Жди меня в гостинице до утра. Если утром я не вернусь, уезжай отсюда. Маргарита».

Он снова повернулся к хозяйке гостиницы:

– Вы уверены, что эту записку оставил мой друг?

– Да вы что! Конечно! Именно он оставил ее мне. Разве вы не узнаете его почерк?

Почерк… В том-то и дело, что почерка врача он не знал. Ничего не ответив, скомкал листок в руке и помчался по лестнице. Он чувствовал себя так, словно ступеньки жгут подошвы его ног.

Комната. Он толкнул дверь – и застыл на пороге (хотя мысленно был готов к тому, что там найдет). В комнате все было перевернуто так, словно в ней происходила страшная борьба. Борьба не на жизнь, а на смерть. Развороченные постели валялись под ногами. Окно было разбито. Занавески – разодраны на полосы и свалены на батареи. Стол буквально раздавлен, словно на него бросили человека спиной. Впечатление было самым гнетущим… Остолбенев от мрачных предчувствий, он застыл на пороге, пытаясь держать себя в руках. Дверь ванной была приоткрыта. Он бросился туда. В ванной был тот же разгром. Зеркало разбито, умывальник свернут в сторону, туалетные принадлежности раздавлены на полу. На белом кафеле над унитазом в глаза бросились ярко-красные буквы. Корявые, с подтеками… Надпись кровью. Он похолодел – кровью врача? Он подошел ближе, внимательно вглядываясь в единственное непонятное слово, написанное корявыми, большими буквами: UNOS. Что могло оно означать? Он не знал. В душу медленно заползал леденящий ужас, от которого путались мысли и тряслись руки. Врач исчез не по своей воле.

Женщина… Единственную женщину, способную вот так запросто увезти из номера, он хорошо знал. Только это была не женщина. Из памяти выплыла оскаленная пасть монстра, и он отшатнулся, вызвав чудовищное видение из памяти. Не женщина, какое-то сверхъестественное существо, подробностей о котором он пока не знал. Существо, в женском обличии называющее себя Маргаритой. Маргарита. Он хорошо запомнил теперь это имя. Руки тряслись, а в душе стоял леденящий ужас, от которого весь спектр его мыслей превратился в лед. Больше ничего интересного в номере не было. Он бросился вниз.

Хозяйка все еще была в холле. Он схватил ее, крепко встряхнул, уже не думая о приличиях. Взглянув на его лицо, она передумала возражать. На ее конторке схватил листок бумаги, ручку. Быстро написал нужное слово и сунул ей под нос:

– Что означает UNOS?

– Это чешский язык. Означает похищение.

Он отшатнулся так, как будто его ударили в лицо.

– Возле замка есть лес? Густой лес?

– Есть, но я не понимаю…

– Как туда пройти? Быстро!

– Налево по улице…. Все время налево.

2010 год, Россия, Московская область

Он выключил компьютер – бессмысленно было сидеть, тупо уставившись в одну точку экрана. Он просидел так не один час, замирая от ужаса, и тщательно прислушиваясь к звукам вечернего города за окном. Ужас, ледяной, парализующий ужас заковал все его тело и мозг в прочную, сковывающую броню. И он не чувствовал в себе достаточно сил, чтобы справиться с такими оковами. Все было слишком неожиданно, слишком страшно. Он прекрасно отдавал себе отчет в том, что он – совсем не тот человек. Все это должно было случиться с каким-то искателем приключений, этаким мачо с пистолетом в кармане, героем боевика, как их любят «рисовать» в кино. Такой тип вполне был бы готов к ужасу этой истории. Поигрывая мускулами и смеясь в лицо опасности, знал бы, как поступить… Все это должно было случиться с другим человеком! Но только не с ним – провинциальным литературным редактором маленькой, даже не столичной газеты. С человеком, не выходившим из кабинета и так редко писавшим статьи.

Все началось в тот момент, когда главный редактор, его школьный друг и начальник по совместительству, предложил ему заработать на рекламе и написать материал о заводе, который когда-то сгорел. Вернее, этот завод когда-то сгорел, там еще погибли люди (был большой скандал, связанный с его приватизацией). Затем все утихло, новый владелец буквально за пару месяцев отремонтировал корпуса, поврежденные пожаром, и возобновил производство, обеспечив местных жителей множеством рабочих мест. И вот теперь руководство завода заказало рекламу в газете – к годовщине открытия возобновленного завода, несколько расширенных материалов, за которые очень хорошо платили, по высоким рекламным расценкам, что бывало нечасто.

– Вылезешь из своего кабинета, заработаешь денег, познакомишься с интересными людьми. Что может быть лучше? – сказал главный редактор, – к тому же, завод этот один депутат курирует, напишешь и о нем статейку. Не бесплатно, конечно, ты же знаешь.

Когда его приятель назвал фамилию депутата, отказаться он уже не смог. Это был его любимец, его кумир, самый честный и лучший (с его точки зрения) человек во всей политической верхушке. Он голосовал только за него и собирался голосовать снова, а заодно не пропускал ни одного митинга с его участием, даже в соседних регионах. Раз задание так совпало с его политическими пристрастиями, он уже не мог отказать. Он и не отказал. И тогда поехал на завод. Он немел, бледнел, потел, трясся железную руку своего кумира.

– Первым делом мы посетим заседание нашего «комитета по чистоте», так мы это называем, – широко, как с рекламного плаката, улыбался депутат.

– Комитете по чистоте? Что это такое? – несколько дивился он.

– О, мы следим за моральным обликом всех наших работников! Знаете старую мудрость: в здоровом теле здоровый дух? В советские времена были такие общественные суды, когда общественность строго осуждала аморальные поступки в коллективе – пьянство, например, или прогулы. У человека был сдерживающий фактор, он чего-то боялся. Жаль, что эта практика ушла в прошлое. И вот мы решили немного ее возобновить – в современном виде, понятно. Сейчас нет никаких сдерживающих факторов, а без них никак нельзя. Мы следим за чистотой наших рядов, за чистотой поступков, действий, мыслей. А те, кто повинен в злостных нарушениях, подвергаются моральной казни – осуждению коллектива или исключению из наших рядов. Впрочем, в первый раз мы всегда выносили предупреждение. Как правило, оно действует сразу… Пойдемте! Вы напишите обо всем этом в своей газете, и я уверен, уделите особое внимание заседанию комитета по чистоте.

Он выключил компьютер: раздражал даже приглушенный свет. Потом задернул плотные шторы на окнах. Сидеть в темноте было легче. Можно было не видеть, как руки дрожат…. Он даже специально снял очки, чтобы не видеть… Но помогло мало: все его тело по-прежнему сотрясала нервная дрожь, а рубашка на спине намокла от ледяного пота. Он ничего не мог поделать с собой.

Он никогда не испытывал такой ужас – ужас, не похожий вообще ни на что. Теперь он прекрасно понимал, что означает умереть от страха. Он был близок к порогу такой ужасной смерти. Не давала покоя мысль: зачем, зачем это случилось с ним? Отупение немного прошло в темноте, и вслед за первой мыслью пришла вторая. Что теперь делать? Куда сообщить? В милицию? В ФСБ? Его подниму на смех, да и… Если уж быть совсем честным, они не помогут. Силовые структуры здесь бессильны. Здесь нужен…священник.

Слово будто само по себе всплыло в памяти. Священник! Ну конечно же, священник! Нужно рассказать, нужно успеть сообщить… Он вдруг вспомнил старенького священника из храма по соседству, погибшего около года назад. Кажется, его сбила машина, или он попал под автобус. Он прекрасно его знал. Старик писал для воскресного выпуска газеты небольшие статьи – о милосердии, добре, любви, детях. Он был удивительно добрым, раздавал почти всю свою зарплату бедным и очень любил детей. Он отговорил их корректоршу Алю делать аборт, когда она решила избавиться от второго ребенка, решив. Что поднять двоих детей им с мужем будет не по силам. Аля послушалась, родила замечательную вторую дочку, теперь нахвалиться е может на нее, а ее фотографиями завешана вся корректорская. И еще он увлекался астрономией. Рассказывал так интересно про разные планеты. Вот с ним бы поговорить, но…

Но старик что-то говорил о монастыре. Древний монастырь на берегу реки, с подземным ходом, ведущим прямо к речному берегу. Когда-то у них зашел разговор о двух звездах, вернее, об утренней звезде, которая… И тогда священник рассказал об этом человеке. Он сам ездил к нему не раз. Тогда он еще записал на всякий случай название монастыря. Где-то оно должно быть.

Резко вскочив с места (так, словно его подробили), он принялся рыться в ящиках стола, пытаясь найти старый блокнот годичной давности. Священник – совсем другое дело. Ему, как на исповеди, можно сказать все. Например, ему можно сказать о том, что в секретных цехах завода производят оружие. Что «комитет по чистоте» – это нечто, напоминающее гестапо или инквизиционные трибуналы, и тот, кто попадает туда, никогда не возвращается назад. Даже страшно представить. Какие жуткие пытки терпят те несчастные, попавшие в подземелья…. И над всем этим, багровым, кровавым, жестоким и беспощадным облаком – только неумолимая смерть. Смерть никогда не сможет создать высший мир, как бы ни пытались представить. Смерть только уничтожит живой мир – без пощады, до самого конца.

Блокнота не было. Он проклял невыносимый беспорядок в своей холостяцкой квартире. Никогда ничего не найти… Только бумажки, старые вырезки – никому не нужный, пустой хлам, который когда-то казался таким важным. И вот теперь…. На глаза попался красочный, глянцевый проспект с рекламой завода. Он взял его в руки, прикасаясь осторожно, словно к гремучей змее. Проспект пугал… Он машинально перелистал глянцевые страницы. И вдруг с ужасающей четкостью перед ним встало то, что он увидел ….

Мрачные своды подземелья, освещенные горящими факелами. Везде – перевернутые кресты. Темные пятна засохшей венозной крови. Трупы несчастных, умерших от нечеловеческих пыток (с выпученными от адской боли глазами, без конечностей, с содранной заживо кожей), развешанные по стенам на крючьях и железных цепях…И – горящие, сумасшедшие глаза фанатиков в черном, скандирующих одно и то же, одно и то же… «Сохраним чистоту нашей веры! Уничтожим, зальем кровью… Искореним огнем! Огнем…». Сумасшедшие толпы фанатиков напоминали штурмовые отряды, готовые к бою. Страшнее этого он ничего не видел, никогда.

Закрыв лицо руками, он опустился на стул, и вдруг… Вдруг увидел блокнот, ради которого перерыл все ящики. Блокнот лежал на самом видном месте, среди стопки книг! Он схватил его, не веря в свою удачу. Нужная запись была на третьей странице. Там было не только название монастыря, но и схема, как проехать к нужному месту, подробное описание. Словно по мановению волшебной палочки-то, что как раз необходимо в данный момент! Отдернув штору, он выглянул в окно. Темнело.

Нужно отправляться немедленно, ночью. Нельзя терять ни секунды. Пока ни поздно, он должен рассказать. Наверняка за ним будут следить, если уже не следят, хотя прошло всего несколько часов с тех пор, как он тайком покинул территорию завода. Ему казалось, что он выбрался незамеченным через лаз в стене, но кто знает… Вдруг его видели – но все равно он вынужден рисковать. Времени нет. Нельзя спрятаться с таким знанием. Опасность слишком реальна! Времени нет… Он положил в карман деньги и паспорт, потянулся за курткой, как вдруг… Раздался звонок в дверь. Он вздрогнул от неожиданности. Звонок повторился, еще более настойчиво. Прокравшись в прихожую, выглянул в глазок. За дверью стояла…старушка лет 80-ти, в байковом халате и шлепанцах. Ее он не знал.

– Кто вы? Что вам нужно? – крикнул сквозь дверь.

– Да соседка я ваша, с нижнего этажа! Вы меня залили! Кран проверьте в ванной, у меня с потолка течет!

Он приоткрыл дверь. Старуха разразилась бранью, грозя кулаком. Он пообещал все исправить, захлопнул дверь. Принес же ее черт… Машинально заглянул в ванную. Никакой течи, так он и думал. Ничего не течет. Он вышел из ванной, как вдруг почувствовал странный жар во всем теле. Но сделал по инерции еще несколько шагов. Руки его вспыхнули ярким пламенем, и он закричал, увидев факелы вместо своих рук. Вслед за руками огонь охватил все его тело, переместился вниз. Потом он почувствовал боль…

Он кричал и кричал, превратившись в огромный костер, кричал от невыносимой боли, когда огонь заживо пожирал его плоть… Вскоре все было кончено, и на коврике в прихожей остался лежать только обугленный труп. Коврик не обгорел, на стенах и потолке квартиры не было никаких следов копоти. Нельзя было даже представить, что еще несколько минут назад в узкой прихожей квартиры бушевал жаркий огонь.

Старуха спустилась на один лестничный пролет вниз. Затем обернулась. Сморщенные ее губы искривила ехидная ухмылка. Вслед за этим она стала меняться. Буквально через несколько секунд на лестничной площадке вместо 80-летней старухи стоял молодой человек лет 30-ти, в строгом деловом костюме и черных очках, полностью скрывавших глаза. Он решительно вышел из подъезда и сел в джип, за рулем которого сидел мужчина в очках, в котором можно было бы опознать помощника известного политика, популярного в народе депутата…

Джип резко тронулся с места. На тонированном стекле автомобиля блеснул ярко-красный отблеск. Это молодой человек, севший в машину, случайно сдвинул с лица черные очки…

2013 год, Восточная Европа

Он побежал, как ненормальный, не чувствуя под собой ног, судорожно глотая ртом воздух. Было уже темно. Он вбежал в лес, и побежал вперед, всем телом наталкиваясь на деревья, но не замечая боли. В лесу было совсем темно, и гнетуще тихо – он не слышал ничего, кроме собственного дыхания, напоминающего настоящую судорогу. Наконец глаза его привыкли к темноте, и он пошел медленней. Столкновений стало меньше. Теперь он шел аккуратно, держась руками за стволы. Это был совсем не тот приветливый зеленый лес с полянами, который он видел в первый раз рядом с мистическим замком. В этом темном лесу было что-то тревожное, злое, страшное, гнетущее душу не проходящей тоской. Успокоив дыхание, он стал слышать зловещие шорохи и звуки. Где-то далеко с громким криком взлетела ночная птица. Ветки хрустели под ногами, ломаясь. Темнота была густой и плотной, как материальное тело. Настолько плотной, что казалось: ее можно разрезать ножом.

Цепь беглых огней пробилась сквозь стену деревьев. В первый момент это стало абсолютной неожиданностью – он даже не поверил глазам. Но потом – потом огненные точки стали приобретать отчетливую форму, и, наконец, замерли неподвижно, застыли, отчетливо сияя в окружающей темноте. Набравшись мужества, он пошел на огни, с опаской прижимаясь к шершавым стволам деревьев. И наконец увидел то, что искал.

Впереди открывалась часть обширной поляны, ярко освещенной огненными факелами. Именно факелы он увидел в первый момент отчетливей всего. Сообразив, что их держат люди, он стрелой метнулся в плотные кусты, цепью окружавшие поляну. Не обращая внимания на колючки и острые ветки, больно царапающие кожу, затаился там. Вскоре, привыкнув к обстановке, сумел двигаться и пошел вперед, очень медленно и аккуратно пролезая в узком пространстве, и наконец нашел более просторное место, где можно было без опаски раздвинуть ветки кустарника и увидеть то, что было на поляне. Затаив дыхание, он выглянул. Его глазам открылась поляна огромных размеров (он никогда не думал, что такие пространства могут быть в лесу).

На поляне стоял круг людей в черных монашеских рясах с капюшонами, наброшенными на лица. Их было двенадцать, но одно место среди них было пустым. Это означало, что по-настоящему монахов должно было быть тринадцать, но одного среди них не хватало В руках они держали смоляные факелы, очень ярко горевшие и освещающие все вокруг. Люди стояли по краям поляны, почти рядом с кустами, стояли, словно специально освещая поляну. Из своего укрытия он мог без труда разглядеть грубую шерстяную материю темной монашеской рясы, от которой, к тому же, пахло пылью и потом. И – свиным салом. Запах был отвратительным – от него все время приходилось морщить нос. Но центральными фигурами поляны были вовсе не монахи с факелами. Совсем иные люди. Поляна была полна людьми. Это были молодые люди обоих полов, стоящие вплотную друг к другу. Особенностью их было то, что они были полностью обнажены. На них не было абсолютно никакой одежды, и свет факелов бегло играл на голых телах.

Он услышал звук – не очень громкий, вполголоса, но все-таки наполняющий поляну неким шумом. Монахи не только держали факелы, но и гнусавили какой-то речитатив. Мотив немного напоминал церковный (григорианский церковный песнопев), но звучал более зловеще, как-то мистически…. И странный язык, звучащий в нем, был не латынь. Заклинание (или молитва?) бубнилось на одной ноте, и от него вскоре начинала болеть голова (особенно, если тщательно вслушиваться в мелодию текста). Толпа голых людей словно находилась в трансе – они беспорядочно двигались под этот напев, не впопад размахивая руками. У ближайших к нему он разглядел странные остекленевшие глаза. Транс. Люди словно не видели друг друга, а бубнящий напев погружал их в транс все больше и больше, заставляя двигаться быстрей и быстрей.

В глубине поляны был сооружен некий помост (он даже не заметил его в начале, отвлеченный чудовищным видом собравшейся на поляне толпы). Это было деревянное возвышение, сколоченное из простых досок. С одной стороны на нем был установлен огромный перевернутый крест – очень темный, покрытый какой-то вязкой жидкостью (эту странную темную жидкость можно было разглядеть даже в свете факелов). С другой – деревянный столб, окруженный вязанками с хворостом, на верхушке которого был прикреплен маленький деревянный перевернутый крест. Эти сооружения производили просто жуткое впечатление – все его тело покрылось ледяным потом. Внезапно он понял, какой вязкой жидкостью был покрыт перевернутый крест. Это была еще свежая кровь.

Внезапно речитатив монахов оборвался на высокой пронзительной ноте, и голая толпа ответила истерическим криком. Из двенадцати монахов в центр поляны выступили двое, откинув назад капюшоны ряс. Это были высокий мужчина с лицом, плотно закрытым черной маской. И женщина в белом балахоне – с открытым лицом. Он мгновенно узнал эту женщину, и буквально задохнулся от ужаса…. Никаких сомнений не было: монстр из его кошмаров, двуликое чудовище, имеющее и человеческое, и звериное лицо…. Облик, сущность и человека, и зверя.

Глаза женщины горели красным огнем. Она приветствовала толпу громким звериным криком, и толпа ответила таким же рычанием. Так как женщину он уже узнал, то принялся изучать ее спутника. Но скоро понял, что ничего не сможет разглядеть – маска была слишком плотной. Это был коренастый мужчина высокого роста. И все. Лицо и фигура были тщательно скрыты. Даже руки были в черных перчатках. На балахоне болтался золотой перевернутый крест на простом кожаном шнурке. На поляну он ступил следом за женщиной, из чего следовало, что центральная роль принадлежит ей.

Женщина держала в руках что-то, завернутое в тряпку. Оказавшись в центре поляны, женщина отбросила тряпку. Он разглядел младенца (голенького мальчика, не старше 6 месяцев), извивавшегося в ее руках. Младенец истерически орал. Но вопли толпы заглушили его крики. Эти двое что-то крикнули в толпу (словно произнесли какое-то заклинание) и быстро пошли к деревянному помосту. Поднявшись на него, стали рядом с перепачканным кровью крестом.

Мужчина поднял руки вверх и принялся что-то быстро говорить на непонятном языке. Некоторые слова повторялись толпой. Голос его несколько раз срывался, один раз он забыл текст, и женщине пришлось ему подсказать. Из этого он сделал вывод, что подобные речи мужчине приходится произносить нечасто, либо у него не было достаточного количества репетиций. Но толпа ничего не замечала, хотя женщина и бросала на него злобные взгляды. Очевидно, речь была какой-то молитвой (или заклинанием?). Наконец он замолчал.

Монахи с факелами расступились, пропуская на поляну процессию, при виде которой он едва сдержал крик. Несколько монахов вели его друга, врача. Он был обнажен, и по всему телу обмотан колючей проволокой, от чего все его тело превратилось в кровавую рану. Рот заткнут черной тряпкой, чтобы он не мог кричать. Глаза были расширены от ужаса, кровь сочилась из ран. Куски кожи, содранные проволокой, висели лохмотьями. Он едва сдержал крик. Он инстинктивно дернулся всем телом вперед, но…. Но людей на поляне было слишком много. Так много… Он ничего бы не сделал – один. От безысходности, от горя несколько раз ударил себя кулаком по лицу. Это было единственным, что он мог сделать. Монахи подняли врача на помост. Там они напялили на его тело поверх колючей проволоки белый балахон и веревками привязали к деревянному столбу. После этого монахи ушли с помоста.

Женщина сделала знак мужчине, и тот поспешно спустился вниз, в толпу. Женщина высоко, над толпой, подняла младенца. В ее руке что-то блеснуло – длинный нож, который она выхватила из-за пояса. Высоко подняв руку с ножом над толпой, она с размаху вонзила его в тельце ребенка. Брызнул фонтан крови. Ребенок замолчал. Она поднесла трупик к белому балахону врача, чтобы забрызгать кровью. Вскоре белое одеяние покрылось кровавыми разводами. Женщина бросила труп на хворост. Высоко подняла руку верх и принялась что-то кричать. Повторять одну и ту же фразу. Повторяя ее, толпа громко скандировала следом за ней. Голоса истерически воплем поднимались вверх, усиливаясь почти до невозможного предела… Это было ужасно. Он почувствовал, как волосы поднимаются, шевелятся на его голове.

Когда крик достиг своей критической, самой высокой ноты, из рук женщины вспыхнуло пламя. Ее руки разом превратились в два горящих факела, в настоящее пламя, бешено полыхающее яркими сполохами…. Она бросила пламя в хворост, которым был окружен столб. Хворост вспыхнул со всех сторон. Он увидел, как в пламени извивается фигура его друга. Толпа с воплями отшатнулась назад, от костра… Огонь разгорался все ярче, ярче… На него пахнуло жутким запахом паленого мяса…. Вскоре загорелся и деревянный помост… Женщина стояла в пламени, в жутком, бушующем пламени. Огонь ее не касался. Это было зрелищем фантастическим, невозможным, необъяснимым, но тем не менее было именно так.

Беспощадный огонь пожирал искалеченное тело его друга. Голые люди разразились жуткими воплями и стали теснить монахов в попытке разбежаться, сбежать в лес. Многие из них вышли из транса, их лица были искажены ужасом. Было понятно, что еще немного – и кто-то наткнется на него в кустах. Он сделал несколько шагов назад. Потом – побежал среди черных деревьев. Он бежал долго, не зная куда. Не различая дороги, боль от ударов о деревья принимая спасением. Он бежал, захлебываясь, задыхаясь криком, который разрывал ему горло. Потом ударился о какое-то дерево лицом и упал на колени. Закрыв лицо руками, он зарыдал – глухо, без слез. По его щеке одиноко скатилась слеза и оставила жгучий след (как от серной кислоты). Снова поднявшись, побрел, не разбирая дороги – и шел так до тех пор, пока, споткнувшись, не полетел в беззвучную темноту…