Текст книги "Дневники Сигюн"

Часть 3
Срываясь в бездну

В день, когда она появилась, выпал снег. Вёльва шла, низко надвинув на лицо серый капюшон, и следом за ней по тонкому белому покрывалу, укутавшему застывшую землю, тянулась нетающая цепочка следов.

Снега в Асгарде не было с тех пор, как Один Всеотец отправился в свой последний поход против великанов, принесший асам окончательную победу над ётунами. Тогда сокровищница Вальяскьялва, на страже которой день и ночь стоит недремлющий Разрушитель, надёжно укрыла в себе Ларец Силы Ётунхейма. Тогда мать Локи принесла своего сына в столицу, чтобы он обрёл свой новый дом вдали от вечного холода и ледяного безмолвия, но холод и лёд вошли в Асгард следом за ней, и многие, в том числе и она сама, сочли это дурным предзнаменованием. Она мечтала вернуться, чтобы солнце Асгарда согрело её душу, истосковавшуюся по теплу, но возвращение оказалось невозможным. Там, где мы долго жили, мы оставляем частичку самих себя. И, уходя, забираем с собой не только воспоминания. Замёрзшую в снежной пустыне душу не отогреть простым перемещением тела в далёкий солнечный мир, что снился ей долгими беспросветными ночами, когда Лафея не было рядом, а за стенами жилища бесновалась и выла метель.

Снег, устлавший её дорогу домой, давно стаял, но не смолкло липкое эхо шёпотков за её спиной, которое медленным ядом вливалось в её уши, отравляя каждый новый день, терзая её пошатнувшийся разум сознанием собственной вины. «Зло вошло в Асгард», – чудился ей свистящий отзвук чьих-то слов, проползающий за закрытыми дверьми, подобно ледяным сквознякам, и исчезающий в сумраке бесконечных коридоров Вальяскьялва. Она пыталась бороться, пыталась отогнать от себя и от своего малыша призраки покинутого ею мира, но по ночам они возвращались к ней в снах, и силы её таяли.

Сны превращались в видения, длящиеся и при свете дня, и ей становилось все труднее отличить их от реальности. Она открывала глаза и видела сквозь огромные окна дворца, как наползает на вечную зелень кипарисов Асгарда серая, набухшая снегом туча, а в тёмных углах её покоев проступает сквозь стены сверкающая инеем морозная пелена. И день ото дня в ней крепла уверенность, что повелитель Етунхейма зовёт её назад, в мир, который она осмелилась покинуть.

И однажды, в глухую беззвёздную полночь, ей почудилось, будто её руки, качающей колыбель, коснулась другая рука, скучающая по живому теплу её тела там, в мире вечного ледяного покоя, с тех самых пор, как она последовала за асами, выбравшись из-под обломков разрушенного ётунского храма.

Она подняла голову и увидела его глаза, горящие во тьме красными угольками. «Лафей», – шепнула она стынущими губами и, как зачарованная, сделала несколько шагов за ним следом, но тут же обернулась к оставленной колыбели и, обливаясь слезами, бросилась назад.

Наутро нашли её уже окоченевшее тело, лежащее на полу.

И вот теперь снег выпал снова, и Вёльва шла по нему, оставляя за собой цепочку следов, которую тут же заносила мечущаяся позади неё позёмка.

Асы, призванные Одином в Вальяскьялв, вереницей тянулись к золотому престолу отовсюду, потому что Всеотец хотел, чтобы каждый в Асгарде выслушал прорицание Вёльвы. Я смотрела на них, проходящих мимо, поднимающихся по белым ступеням, с которых ветер тут же сдувал падающий снег, и видела смущение на многих лицах и страх в глазах некоторых, страх, который они старательно прятали ото всех, и в первую очередь от самих себя. И снова липкий шёпоток за спиной.

Порывы ветра теребили полы моего плаща, подбитого мехом куницы. Я стояла позади Локи и старалась спрятаться от непогоды, поплотнее закутавшись в мягкий рыжий мех. Отвернув лицо от ветра, я смотрела, как крупные снежинки оседают на прядях его чёрных волос, разметавшихся по плечам. Он почувствовал мой взгляд и обернулся ко мне, притянул к себе поближе, обнял за плечи. Сразу стало теплее и уютней, и я просунула озябшие руки к нему в карманы.

Утром слуги Одина сообщили нам о прибытии Вёльвы. Смутные слухи ходили о том, откуда она явилась. Кто-то говорил, что она родилась в Мидгарде, но этому не слишком то верили, ибо даже сам Хеймдаль не видел, чтобы она проходила по Биврёсту. Шептались, будто Один сам воскресил её из мёртвых и поэтому ей ведомы тайны былого и грядущего. Но и это не выглядело правдоподобным, потому что ни в Хельхейме, ни тем паче в Вальгалле ничего не знали о ней.

Я выскользнула из-под руки Локи и, стараясь быть незаметной, коснулась ладонью отпечатка ступни Вёльвы на снегу.

Видение было мгновенным и отчётливым, хлёстким, как пощёчина, реальным настолько, что обрушилось на меня, как горный обвал. Я невольно отшатнулась, едва не упав. Локи поймал меня, и я с колотящимся сердцем прильнула к нему, ловя воздух раскрытым ртом. Ощущение было такое, словно я в последний момент увернулась от гранитной плиты, грозящей меня раздавить.

– Сигюн, что? – Его встревоженный голос у меня над ухом.

Я, будто выныривая с глубины на поверхность, распахнула крепко зажмуренные глаза. И встретилась с презрительным, насмешливым взглядом Вёльвы, горящим в чёрной глубине капюшона, взглядом, который пронзил мой мозг, как вспышка. Он жёг меня раскалённым железом, и я корчилась, дрожа, на его острие, прикованная к нему невидимой цепью, не в силах ни отвернуться, ни спрятаться за опущенными веками.

Тёплая ладонь легла на мои глаза, заслонила меня, беспомощную, полуживую, от всепожирающей власти взгляда Вёльвы. Я застонала едва слышно, кусая губы. Локи прижал мое лицо к своей груди, и, лишь вдохнув родной запах, я смогла окончательно вернуться в настоящее. В моих ушах опять свистел ветер, стылый воздух ледяными прикосновениями покалывал скулы. Только на мгновение взгляд Локи пересекся со взглядом Вёльвы, но она вздрогнула, будто натолкнулась на стену. Не размыкая объятий, Локи отступил вместе со мной на шаг назад, и мы смешались с толпой, скопившейся у подножия лестницы, а Вёльва, отвернувшись, начала подниматься по ступеням.

– Сигюн, что произошло?

Локи присел передо мной и заставил меня опуститься на его колено.

Я обвила его шею руками, прильнула щекой к щеке.

– Это было не моё видение, Локи, – прошептала я, – она заставила меня увидеть то, что она хотела, чтобы я видела. Она будто была готова… будто ждала, когда я попытаюсь увидеть её прошлое. И не позволила мне сделать это, хотя я и не знаю как. Прошлое любого человека открыто для меня. Так было всегда, но…

– Она причинила тебе боль?

– Да…

– Это была магия, я ощутил присутствие её силы и вовремя блокировал её. Для меня это было нетрудно, я знаю источники, которыми она пользовалась. Но эта магия не спонтанна, и то, как она воспользовалась ею, едва войдя в Асгард, мне совсем не нравится. Она могла причинить тебе вред, не окажись меня рядом, потому что удар был довольно силён. На всякий случай не отходи от меня, держись поблизости, пока Вёльва не покинет пределы столицы… Как ты себя чувствуешь? Можешь идти?

Мы поднялись и последовали за входящими в Вальяскьялв.

– То, что я успела увидеть, Локи… что она внушила мне… Это был лес с огромными деревьями, чьи стволы словно скручены неведомой, но грозной силой, а сучья переплелись так, что между ними не всегда возможно увидеть небо. Ноги идущего по этому лесу по щиколотку утопали бы в мягком сыром мхе серо-зелёного цвета, и космы такого же, только бурого, мха свисали с ветвей, как всклокоченные бороды великанов. Меня подхватило стремительным потоком и понесло по этому лесу. Деревья мчались навстречу мне, я едва успевала уворачиваться от столкновения с ними, а иногда проскальзывать в щели между огромными валунами, нагромождёнными в чудовищном беспорядке по краю бездонных пропастей, в которые жутко даже заглянуть. И вдруг внезапно я остановилась. На краю поляны стояли трое детей, и я узнала их. Это были Хель, Ёрмунганд и Фенрир, ещё маленькие, даже меньше, чем в тот день, когда я впервые увидела их здесь, в Вальяскьялве. Они держались за руки и смотрели на меня… А потом меня накрыло болью.

Локи молча слушал меня, ни разу не перебивая, но я видела, как он всё больше и больше хмурится. Мы шли медленно, и постепенно оказались в самом конце процессии, входящей в тронный зал.

– Это был Железный лес Ангрбоды, – сказал Локи, когда я умолкла. – Проклятое место, которое я хотел бы забыть навсегда. И если Вёльва показала его тебе, это конечно же не случайно. Кем бы она ни была, она хочет, чтобы я вспомнил его, чтобы то, что я считал канувшим в небытие, снова воскресло… Но… тсс! Мы уже в тронном зале. Послушаем то, ради чего здесь собрался чуть ли не весь Асгард.

Вёльва подошла к золотому трону и медленно опустилась на колено, не сводя глаз с Одина и Фригг, и стояла так, пока Один не протянул к ней руку, повелевая говорить. Тогда она так же медленно, будто двигаясь во сне, поднялась и повернулась к залу: голова опущена, лицо полностью скрыто капюшоном, руки спрятаны в широкие рукава серого балахона. Я попыталась разглядеть фигуру Вёльвы, но это было невозможно: её одежда, слишком просторная, колыхалась мягкими, ниспадающими до пола складками при малейшем её движении, полностью скрывая очертания её тела. Всё, что можно было сказать: Вёльва была высокой, по крайней мере на голову выше меня, и, кажется, довольно крупной женщиной. Когда она заговорила, я была поражена интонациями её голоса, глухого и одновременно глубокого, как будто идущего со дна бездонного колодца, где эхо отражается от каменных стенок, перекатываясь и отскакивая от них, как упавший сверху камешек, чей отзвук, постепенно удаляясь, теряется в беспробудной тьме.

– Холод и лёд, тьма и промозглые сырые туманы, асгардцы, – сказала она. – Свыкнитесь с тем, что они придут и останутся с вами надолго, и всё дольше будет длиться их царство. Провидя грядущее, пронзая череду предстоящих времён, предрекаю я: придёт зима, имя которой будет Фимбульвинтер, и принесёт она с собой небывалые морозы и свирепые ветра, которые будут длиться и длиться, и солнце не в силах будет прервать их власть, потому что скроет его пелена, которая непроницаема даже для яростных его лучей, а всё потому, что вы, асы, в радушии своём приютили в вашем мире того, чьё появление в Асгарде с самого начала сопровождалось снегом и метелью, ибо пришёл он из Ётунхейма, сумрачного и чуждого вам мира. И хотя усмирены ледяные великаны, и Ларец их Силы надёжно заперт в святая святых Асгарда, те из вас, кто имеет разум, те, кто имеет глаза, не могут не видеть, как сгущается мрак вокруг Небесного города, потому что грядут Сумерки Богов, чудовищный Рагнарёк, которого не избегнуть никому. Ибо попраны устои, пошатнулись традиции, нарушаются договоры и жажда золота и власти овладевает душами, которые прежде были чисты. Довольно ли я сказала или мне продолжать?

Ещё не замерло эхо произнесённых Вёльвой слов, как всё нарастающий ропот прокатился по рядам собравшихся. Асы смотрели на пророчицу, переглядывались, что-то тихо шептали друг другу, а потом все, один за другим, бросали короткий взгляд в нашу сторону. И тут же отводили глаза. И умолкали, а те, что стояли поблизости, незаметно отступали чуть в сторону от нас. В несколько мгновений мы очутились в центре пустого круга. Я плотнее прижалась к Локи, крепко взяв его под руку. Тор вскочил со своего места, сверкая глазами. Нари, как всегда находящийся поблизости от дяди, тоже поднялся, и я видела, как сузились его глаза и сжались кулаки. Фригг протянула к сыну ладонь, будто пытаясь удержать, но тут же, вздрогнув всем телом, прижала её к груди. Среди всего этого колышащегося людского моря лишь трое сохраняли невозмутимую неподвижность: Вёльва, застывшая как изваяние у подножия трона, Один, казавшийся настолько сосредоточенным и обращённым внутрь себя, что выглядел впавшим в транс, и мой муж, который, склонив голову набок, смотрел исподлобья одновременно на всех и ни на кого конкретно, и лишь едва заметная саркастическая усмешка играла в уголках его губ.

– Зачем мы слушаем эти рассказы о фантастических временах, которые якобы грозят нам? – Тор возбуждённо переводил взгляд с одного лица на другое. – Отец! – Он взбежал по ступеням к золотому трону, схватил Одина за руку. – Нет ничего, что бы указывало на правдивость слов этой женщины. Откуда она пришла? Говорят, что никто не ведает об этом, между тем она произносит слова, смущающие разум жителей Асгарда, и преподносит их как пророчество. Но кто может поручиться за то, что это истина, открывающаяся в видениях лишь немногим? И не является ли нарисованная Вёльвой картина на деле плодом её собственного воспалённого воображения?

– Слишком часто случается так, что пророчества поначалу воспринимаются враждебно. – Один примирительно похлопал сына по плечу. – Провидцы будоражат воображение, вносят беспокойство в сложившийся уклад жизни, но именно они заставляют нас взглянуть иначе на многое, что стало слишком привычным, чтобы судить о нём объективно… Но кто предупреждён, тот вооружён. Прошу тебя, Вёльва, продолжай! Поведай нам больше об открывшемся тебе.

Вёльва почтительно склонилась перед троном Одина. Выпрямляясь, она плавным движением обернулась к асам, и лишь на единственный короткий миг блеснули из-под капюшона её глаза, встретившись с моими, но я вздрогнула, ибо, готова поклясться, сверкнуло в них угрюмое и яростное торжество.

– Благодарю, Всеотец! Мудрость твоя не знает предела, но ведомо мне, что оплачена она великой ценою. В обмен на возможность пить из источника Мимира ты оставил у великана свой правый глаз. А теперь поведайте мне, асы, многие ли из вас знали об этом раньше? О, вы были уверены, что Владыка Один потерял свой глаз в бою! Прости мне, Хар, что открываю сейчас эту тайну перед твоим народом. Но знаю я, что лишь твоя скромность, Вератюр Великий, была причиной того, что так долго хранил ты свой секрет. Высока плата за возможность провидеть будущее, и кому, как не Одину, Владыке Асгарда, доподлинно знать об этом? Прислушайся же, могучий Тор, к словам той, кого твой отец призвал на совет асов, ибо не жажда почестей или славы привела меня сюда, но единственно лишь желание приподнять завесу скрытого от вас и предостеречь от грядущих бед.

Смотрю я – и с ужасом внимаю: великое зло поселилось среди вас. Сын злокозненного Бога, не раз подвергавшего миры великой опасности, волчонок Фенрир живет рядом с вами, а вы не обращаете внимания на его растущую силу, лишь играя с ним и забавляясь, так как выглядит он беззлобным и безобидным для вас. Но не всегда будет так! Провижу я, как в грядущей Великой Битве кровь твоя, Один Всеотец, капает с его чудовищных клыков и нет тебе от него спасения! Довольно ли я сказала или мне продолжать?

На этот раз не просто ропот, но гомон сотен голосов, слившихся в один встревоженный голос, вознёсся вначале из дальних углов тронного зала, потом, как волна, прокатился по рядам к центру, и долго не стихали возмущённые возгласы и споры асов, а Вёльва слушала этот гвалт с кажущимся равнодушием.

Смертельно бледная Фригг соскользнула со своего места и пробралась к Вёльве, попыталась коснуться её руки, но пророчица отстранилась, отступив на шаг и повернувшись вполоборота. Фригг остановилась, в замешательстве оглянулась на Одина, но тот сидел по-прежнему неподвижно, наблюдая за происходящим, и Фригг не осмелилась настаивать, заговорила, хотя было очевидно для меня, насколько неловко она себя чувствует, обращаясь к собеседнику, упорно скрывающему лицо:

– Не знаю, известно ли тебе, что и я обладаю даром заглядывать в будущие судьбы людей, – голос Фригг заметно дрожал, – и хотя передо мной никогда не открывалось грядущее целого мира, кое-что я всё же могу предвидеть… Каждый знает, насколько непостоянно будущее даже одного человека. Мы меняем его ежесекундно своими поступками, эмоциями, даже мыслями, поэтому столь трудна задача того, кто возьмёт на себя смелость прорицать события любого из девяти миров, особенно незнакомого. Едва ли это вообще выполнимо… Я ни в коем случае не сомневаюсь в твоём благом намерении, и уж если сам Один собрал нас всех здесь, чтобы мы слушали тебя, значит, ему известно нечто большее о тебе и твоём даре. Но я была в зале Грёз Фенсалира совсем недавно… Послушайте меня, асы! Я вижу, вы встревожены… Но нет причин для столь серьёзных опасений! В моих видениях не было ничего, что предвещало бы нам такой ужасный конец. Успокойтесь, и помните: мы творим своё будущее сами!

– Лишь до тех пор, пока не пройдена некая веха на вашем пути! – Вёльва возвысила голос почти до крика, и эхо заметалось под сводами тронного зала, как перепуганная птица, бьющая крыльями в поисках выхода и не находящая его. – После этой точки нет возврата к прошлому спокойному бытию, а путей, по которым могло бы пойти будущее, остаётся не так уж много. Бывает и так, что остаётся единственный путь, и он ведёт к концу времён! О, Фригг, я вижу по твоим глазам, что ты и сама об этом знаешь! Ибо было предвестие, грозный знак, событие, которого ты пыталась всеми силами избежать: смерть одного из твоих возлюбленных сыновей! Если ты осмелишься вернуться в зал Грёз, когда свершится это роковое событие, ты увидишь, что предстоящее вам больше не может изменяться, оно неостановимо и неудержимо влечёт вас к неизбежному, предначертанному изначально!

Вёльва воздела руки к небесам, выпростав их из широких рукавов балахона. Фигура её словно увеличилась, возвысилась над Фригг, та невольно попятилась назад и, споткнувшись о ступеньку, едва не упала.

– Этого не случится! – прошептала она. – Нет, этого не будет!

– Ты боишься, Фригг, да, ты боишься. – Вёльва остановилась, резким жестом выбросила руку вперёд, обвела зал указующим перстом: – Вы, асы, привыкли доверять успокаивающим вас пророчествам Фригг, но вдумайтесь: что она вам говорила? Всё благополучно во всех девяти мирах, Асгард процветает, враги повержены и не осмелятся напасть… И ничего конкретного ни про кого из вас! Фригг никогда не делится своим знанием, потому что будущее каждого человека постоянно меняется – так она вам объяснила? Зачем же тогда в год рождения Бальдра исходила она все самые потаённые уголки всех известных нам миров и с каждого из растущих там деревьев, кустарников и даже цветов с крепким стеблем взяла клятву, что не причинят они вреда её сыну?

Фригг овладела собой, выпрямилась, вскинув гордую голову:

– Мне было видение печальной кончины моего сына в самый момент его рождения. Он был убит стрелой, и, каюсь, я испугалась тогда, ибо была молода и неопытна и не умела истолковывать правильно того, что представало перед моим внутренним взором. Я не могла ещё владеть своим даром, и прошли годы, прежде чем я научилась отличать возможное от неизбежного.

– Есть предначертания, которых не изменить, как если бы они уже случились! Будущее предстаёт передо мной сейчас так же определённо и ясно, как даль горизонта в солнечный день, – забормотала Вёльва, закатывая глаза, словно в трансе. – И это ваше общее будущее! Время великой битвы между силами Света и силами Тьмы близится, и каждый из вас будет вынужден вступить в неё, ибо она неминуема! Уже изготовлен корабль, на котором прибудет в Асгард несметное войско ваших врагов, и тот, кто станет его кормчим, находится среди вас! Бог Лжи, Бог Коварства, Бог Обмана, асы, не позвольте же ему втайне от вас готовить вашу погибель!

– Довольно! – раздался голос, загрохотавший как раскат грома, и асы вздрогнули, все разом обернувшись туда, откуда он прозвучал.

Один, встав со своего трона, шагал вниз по широким ступеням, приближаясь к тому месту, где стояла Вёльва.

– Мы выслушали тебя, пророчица, и у нас остаётся только один-единственный вопрос к тебе: когда? Когда свершится то, о чём ты говорила?

Вёльва опустила голову, мгновенно сникнув.

– Это будет, – глухо произнесла она.

И многие, кто глядел на неё, не отрываясь, словно зачарованные повторили за ней:

– Это будет!..

Я заметила, как зашевелились сомкнутые ряды людей, пропуская кого-то вперёд. В следующее мгновение Сиф, раздвинув впереди стоящих, вышла на середину зала.

– Будет это или нет, нам неизвестно, – сказала она, и в голосе её клокотал еле сдерживаемый гнев. – Однако позволю вам напомнить, если за цветистостью слов вы, асы, не услышали самого главного. Предъявлено серьёзное обвинение в заговоре против Асгарда, и почему-то молчит именно тот, кому оно адресовано, тот, кто всегда славился своим красноречием и способностью убеждать! Так отчего же именно сейчас ты прикусил вдруг свой острый язычок, а, Локи? Вёльва предрекла страшную беду, грозящую всему Асгарду, и недвусмысленно заявила, что причиной её станешь ты. Можешь ли ты хоть что-нибудь возразить ей?

Наступила полная тишина, такая, что я услышала, как звенит у меня в ушах. Или это метель разгулялась за стенами дворца, швыряя в стёкла пригоршни мокрого снега?

Сиф, прямая, как натянутая тетива, скрестившая руки на груди, Фандрал, как призрак возникший у неё за спиной, и Огун, вставший чуть поодаль, и Вольштагг, чья громадная тень протянулась наискосок, ломаясь на ступенях, ведущих к трону. А потом и другие асы, один за одним, встающие полукругом за спиной Сиф. Многих из них я знала по именам, а многих просто в лицо, и, проходя по улицам столицы, гуляя по аллеям парка, встречаясь на дворцовых лестницах, они приветствовали меня и кланялись Локи. А теперь я читала на их лицах тревожное, напряженное ожидание, а в глазах их плескался тот самый страх, повинуясь которому рука сама ложится на рукоять меча и пальцы до онемения стискивают холодную древнюю сталь, готовые выхватить оружие из ножен просто потому, что душа охвачена сомнениями и ужасом и каждое слово, движение или вздох может стать сигналом к атаке.

Но в этой тишине прозвучали шаги, и головы всех присутствующих повернулись навстречу тем, кто осмелился двигаться, когда все замерли, когда напряжение, казалось, было так густо разлито в воздухе, что его можно было разбить одним ударом, как ледяное стекло.

Нари, чьи движения с самого детства были плавны и гибки, как у крадущейся пантеры, а теперь, когда он достиг расцвета юности, исполнились достоинства и осознанной силы, подошёл к нам и встал по правую руку от отца.

Один, не поворачиваясь спиной ни к кому из нас, медленно поднялся вверх на несколько ступеней, словно желал наблюдать за каждым из присутствующих с некоторого возвышения. Фригг последовала за ним, и быстрый, как барабанная дробь, перестук её каблуков заметался между колоннами зала и постепенно стих. Между нами и стеной асов остались Вёльва, ещё ниже склонившая голову, словно пристально изучавшая пол прямо под своими ногами, и Тор, одним прыжком очутившийся напротив Сиф, крепко сжимающий рукоять Мьёлнира. Он не приблизился к нам, не подошёл к ним, он остался между нами. И за это я была ему благодарна больше чем когда бы то ни было.

– Локи?! – Голос Сиф хлестнул тишину, как удар бича.

Я стояла, застыв, не смея поднять глаза на своего мужа. А он по-прежнему не произнёс ни слова, и его молчание взрезало тишину, как обоюдоострый нож. Я зажмурилась, моих сил было слишком мало, чтобы вынести напряжение этих двух полюсов, между которыми вот-вот готова была проскочить испепеляющая молния…

Он взял моё лицо в ладони и поднял, развернув к себе, с нежностью и неумолимой силой, и я изумлённо распахнула веки всего на один миг… Он смотрел прямо в мои зрачки, в его изумрудных глазах полыхнул незнакомый, нездешний свет. А потом он впился губами в мои губы, и я едва не вскрикнула: его ласка, его страсть обожгла меня таким огнём, что на секунду мне стало больно… А потом я снова опустила веки. Мой Локи был со мной, и я забыла о том, что Асгард стоит перед нами, онемевший, оцепеневший, ожидавший чего угодно, но не этого.

Я не знаю, сколько длился наш поцелуй. Моё тело, тающее в твоих руках, податливое, как воск, от прикосновений твоих, которые как огонь, как скрытая до поры сущность твоя, Локи, Локи! Где мы и зачем – неважно! Мы рядом. Ты ласкаешь меня, и по моим щекам струятся слезы оттого, что невозможно быть роднее, быть ближе, быть любимей… Ты, ты, ты – и к чёрту Асгард, к чёрту все девять миров, если они не хотят оставить нас в покое! Ты думаешь, Локи, на свете есть лишь тайное искусство твоей магии, всевластие твоего колдовства? Милый мой, счастье моё, ты ошибаешься. Есть ещё моя любовь, которая пребудет даже за пределом, за той гранью, где, как предрекла Вёльва, настанет конец Асгарда и Рагнарёк вздыбится над рушащимся горизонтом грозным предвестником грядущего небытия! Время исчезнет, а я останусь, Локи, я хочу быть с тобой!

Может, мы ушли от них, растворились в вечности, но тогда зачем мы вернулись? Окрик Сиф, как свист кнута, рассёкший воздух:

– Локи! Что ты творишь? Да как ты смеешь, ты, Локи?!

Я краем глаза увидела Нари, метнувшегося наперерез Сиф. И руку Локи, останавливающего его.

– Не надо, Нари…

Он с трудом оторвался от меня. Я слышала его неровное дыхание и видела его расширившиеся от едва сдерживаемой страсти зрачки.

А потом он шагнул навстречу Сиф, мягко передавая меня в объятия моему сыну. У Нари ладони моего Локи и пальцы гибкие и нежные, и хотя он еще не познал женщину – я знаю: будет Избранной та, которую он наречёт своею Богиней…

– Отчего вы так всполошились, асы? – Насмешливый голос, который не спутаешь ни с одним другим, сколько ни ищи, сколько ни пытайся. – Вы слушали пророчество, основанное на прогнозе погоды? В Асгарде выпал снег, скажите, какое чудо! Назавтра же он растает, вы снова воспримете это как чудо? Да, было холодно, когда моя мать принесла меня, ещё младенца, в Асгард, и те же холода наступили сейчас, когда к нам соизволила прийти провидица Вёльва. И что же это означает? Трактуйте это как угодно, асы! Это может означать, что я – исконное зло, привнесённое моей матерью извне, как то хочет представить неизвестная никому фигура, закутанная в балахон и для пущей таинственности с накинутым на голову капюшоном. Вы не знаете, кто она, откуда пришла и как выглядит, но! Её пригласил Один Всеотец, а значит, она ведает, что творит. Напрягите же свой разум, Сиф, Вольштаг, Фандрал! Рассуждайте как здравые люди, вы, асы, все, кто может думать спокойно и непредвзято! Раз уж первое похолодание в Асгарде должно быть непременно связано со мной, ётуном наполовину, не является ли новый снег доказательством того, что в Асгарде опять появилось существо, принадлежащее враждебному нам миру, – Вёльва!

Теперь уже все заговорили разом, перебивая и перекрикивая друг друга. Локи быстро обернулся ко мне, и я ответила ему одними глазами, ловя мелькающее в его взгляде торжество. Надеюсь, асы сполна смогли оценить, с какой непринуждённостью мой муж развеивает в прах столь тщательно выстроенные, ещё минуту назад казавшиеся неопровержимыми аргументы Вёльвы! Слова, которые только что звучали как грозное пророчество, выглядели теперь банальным кликушеством. Оружие, обращённое против Локи, он играючи развернул в сторону своей обвинительницы.

– А как насчёт твоего сына, Локи? И того, что сказала Вёльва о кормчем корабля, построенного, чтобы нести нам гибель?

Похоже, что Сиф онемела, и вместо неё заговорил Фандрал, а Огуну оставалось лишь согласно кивать в такт его словам.

– Мой сын Фенрир, асы… Не с ним ли вы играли на залитых солнцем лужайках? Кому из вас он принёс зло? Вёльва пугала вас его растущей силой…Но она проявляется лишь в том, с какой лёгкостью он контролирует присущую ему от рождения способность принимать облик Волка, не более! В человеческом же облике он бегает вместе с вашими подрастающими детьми, гоняясь за солнечными зайчиками. Если кого-то и пугали игры с оборотнем, то только поначалу, пока все не убедились, что Фенрир, весёлый товарищ игр ваших дочерей и сыновей, просто не способен причинить вред кому бы то ни было. Прошло столько лет с тех пор, как он живёт рядом с вами, но было ли хоть однажды такое, чтобы Фенрир хотя бы зарычал на кого-нибудь?

Раздался смех, и это был смех облегчения. Многие асы воспряли духом, словно оттаивая от сковавшего их волю пророчества, как будто пробуждаясь от кошмарного сна и чувствуя облегчение, внимая словам Локи. Как солнечный луч разрывает грозовые тучи и разгоняет их прочь, позволяя небосводу вновь безмятежно голубеть, так всё страшное, всё пугающее, сказанное Вёльвой, волею Локи обращалось в дым, развеиваемый по небесам лёгким дуновением тёплого ветерка. Асы вновь могли быть беззаботны, и будущее больше им не грозило, потому что Бог Насмешек обладал способностью обращать в насмешку даже смертельные угрозы! Асы снова чувствовали себя уверенными, беспечными и счастливыми.

Вряд ли Вёльва смогла бы молча наблюдать, как смеются над словами, которые призваны были прозвучать и отпечататься в памяти асов как поступь рока.

– Твоё слово против моего, Локи! – гневно воскликнула она. – Всем известно, какой ты мастер болтать, но у меня есть доказательства того, что Скидбладнир, изготовленный втайне ото всех в мрачных подземельях дворца, действительно существует! И когда Бог Лжи, Зависти и Обмана поведёт его в бой против вас, асгардцы, так ли весело бы будете тогда смеяться?

Локи медленно, печатая каждый шаг, начал обходить вокруг Вёльвы, и всякий раз она отворачивалась от него, оказываясь к нему боком или спиной.

– Я очень хотел бы заглянуть под этот капюшон, – тихо проговорил он, хрустнув длинными гибкими пальцами. Стоящие поблизости, конечно, могли расслышать его слова, но для задних рядов собравшихся, а также и для Одина и Фригг, думаю, всё это выглядело как странный танец, состоящий из колец непрерывного движения Локи и вращения вокруг своей оси Вёльвы. – Многое тогда бы прояснилось…

До сих пор молчавшие, асы снова зашептались.

– Колдовство, – явственно расслышала я сдавленный возглас. – Снова его колдовство!

– Кто послал тебя? – продолжал Локи, хватая Вёльву за край развевающейся одежды. – Кто научил тебя произносить все эти слова?

– Ты не смеешь касаться меня! – вскрикнула она, вырываясь. – Коварный лжец, ты будешь испепелён небесным огнём за то, что пытался противиться волеизъявлению Небес и за то, что осмелился дотронуться до их посланницы!

– Ну, это вряд ли, – бросил Локи, ухватив Вёльву покрепче и пытаясь сорвать с её головы капюшон, который она удерживала обеими руками.

– Ты призвал меня в Асгард, Всеотец, и я пришла, повинуясь твоему зову, но лишь на условиях полной неприкосновенности! – отчаянно завопила Вёльва, падая на колени и закрывая голову руками.

– Она наша гостья, Локи, – вмешался Один, приближаясь. – Ты не должен с ней так обращаться!