Текст книги "Дневники Сигюн"

– Хорошо, что Тор не пришёл нынче ночью, – пробормотала она, засыпая. – Надеюсь, что и не придет уже… Дай мне мою чешуйку…

Я вложила кулон в ладонь сестры, и она осторожно сжала его в тонких пальцах, а потом спрятала руку под подушку.

– Я так люблю тебя, – шепнула она, не открывая глаз.

Я прикорнула рядом с ней, подложив под голову россыпь маленьких вышитых подушечек.

Я задремала, но сон мой был некрепок, как всегда в незнакомом месте. Передо мной проносились бессвязные видения, мелькали чьи-то лица, звучали незнакомые голоса. Дорога из жёлтого песка извивалась между холмами, по ней, не оборачиваясь, шла женщина. Её походка была похожа на походку Фрейи, светлые волосы струились по плечам, но сколько я ни пыталась догнать её или окликнуть, она постоянно ускользала от меня, всякий раз оказываясь за поворотом. Дорога внезапно сделалась выпуклой, свилась змеиными кольцами, устремилась вверх, прочь от земли.

Женщина медленно начала оборачиваться, и я увидела, что это не моя сестра; её лицо было чужое, хотя безусловно очень красивое, но с резкими чертами, которые я воспринимала как враждебные, сама не понимая почему. Мне казалось оно смутно знакомым, но я никак не могла её как следует разглядеть, потому что оно постоянно трансформировалось, менялось у меня на глазах, словно я глядела на него сквозь толщу воды.

Лошадиное ржание окончательно разбудило меня. Я выскользнула из постели, стараясь не потревожить Фрейю, на цыпочках бросилась к окну, но оно было слишком высоко, к тому же на небо наползли плотные облака, и я не узнала всадника, спешившегося у парадной лестницы Ноатуна, увидела только, что он высок, статен и с головы до пят закутан в темный плащ; движения его были торопливы. Всадник взбежал по ступеням и скрылся в замке; ему даже не пришлось стучать – по всей видимости, его уже ждали.

Не было времени спускаться по винтовой лестнице, ведущей из башни Фрейи на главную галерею; я схватила соколиное оперенье, лежащее на прикроватном столике, надела его и выскользнула в окно. Восходящие потоки подхватили меня, но я уже научилась маневрировать, используя их для полёта; не прошло и двадцати секунд, как я, соскользнув по ним, как по ледяной горке, стояла на земле.

Одно окно в приёмной зале было тускло освещено – видимо, там зажгли лишь один или два светильника; я подкралась к нему и, прижавшись плечом к замшелой стене, обратилась в слух…

– Зачем она приезжала? – Голос был женский, и я изо всех сил вытянула шею, привстала на цыпочки, стараясь заглянуть в окно.

– Фрейя пригласила её… – Отец развёл руками. – Я ничего не знал.

– Где она сейчас? – Я наконец увидела говорившую, но она стояла ко мне спиной, стискивая рукоять меча, висевшего на перевязи, рукой в латной рукавице.

– Думаю, уже далеко. Я и на порог её не пустил!

– Ты думаешь? – Плохо скрываемый гнев звучал в голосе женщины. Я видела лишь её светлые волосы, такие как в моём сне. – Нельзя предполагать, нужно знать наверняка! Ты видел, как уезжала её колесница?

– Она прискакала на лошади в сопровождении слуги Фрейи.

– Так где эта лошадь? Ты проверил, что её нет в конюшнях? О Небо, Ньёрд, нельзя быть таким беспечным, особенно в нынешнее время! Ты же знаешь о её даре. Она может узнать всё! А через неё всё станет известно Локи! Нужно убедиться, что она покинула замок! Мы не можем позволить, чтобы колдун узнал обо всём раньше времени!

– Локи исчез, и никому не известно, когда он появится, да и появится ли вообще. Ты напрасно так беспокоишься, Скади.

В сердце возникла ударила обжигающая волна, от которой мгновенно запылало лицо. Скади! Здесь, в Ноатуне, в сговоре с Ньёрдом! Так вот кто сообщил Тьяцци о нашей поездке к Идунн! Кто-то, вхожий в Вальяскьялв, сказал перед отъездом Локи, кто-то столь близкий к Одину… Все кусочки мозаики легли на свои места. Непонятно было лишь, когда это началось. Хотя это уже не столь важно.

Мой странный сон не был сном, слишком похож он был на видение. Скади была в Ноатуне, была много раз, поэтому я почувствовала её присутствие, даже не касаясь ничего руками, и лишь её лицо ускользало от меня. Теперь я увидела его наяву.

И… мой отец, отвергнувший меня, но это ладно, даже это неважно, всё равно отец! Почему же, почему именно он, да, я знаю теперь, он ненавидит Асгард до сих пор, спустя столько лет, но я не хочу! Асгард, ставший моим вторым домом, потому что это дом для Локи… Асгард, золотой мир, такой манящий и такой безжалостный, я впервые ощутила в смятении чувств, что люблю и ненавижу его с одинаковой силой! Люблю, потому что его любит Локи, потому что здесь с рождения живут мои дети… Ненавижу за грязь дворцовых интриг, ненависть, зависть и измены, которые помнят стены Вальяскьялва. Но никогда, никогда не нанесу я тебе, Асгард, подлый удар в спину!

Я отшатнулась от окна, не видя ничего вокруг, побрела, руками раздвигая мягко касающиеся моего лица ветви айланта, бело-розовые кисти курчавки и золотые гроздья ракитника, которые я угадывала скорее по запаху, чем по виду, потому что слёзы застилали мне глаза.

И тут чья-то рука легла мне на плечо.

– Сигюн? Ты тоже здесь? Святые Небеса, как же это здорово! Сразу две сестрёнки вместе… Бьюсь об заклад, сегодня будет чудесный вечер!

Только этого не хватало! Тор! От него за милю разило элем, и он так широко расставлял ноги, что сомнений не оставалось: отделаться от него изящной фразой не получится. К тому же его голос так гремел, что попытаться скрыться было уже абсолютно бесполезной затеей: весть о его появлении мог не услышать только мёртвый.

Он накрепко ухватил меня за руку и втащил в парадную залу Ноатуна, открыв входную дверь крепким пинком ноги.

– Эй, Ньёрд, старина! Куда ты запропастился? Ты что, вздумал спать в такую роскошную ночь? Вели слугам подать нам бочонок эля и самое изысканное вино для прекрасной дамы… Взгляни-ка, старый плут, кого я к тебе привёл!

Я никогда не умела ничего скрывать от отца, и одного взгляда было достаточно, чтобы он понял, что я знаю всё. Я никогда не видела его таким бледным. Словно вся кровь разом отхлынула от его лица. Он сверлил меня взглядом, будто увидел призрак. Скади нигде не было.

Тор между тем с размаху плюхнулся на покрытую узорчатым бархатом скамью, с наслаждением вытянул ноги.

– Ну, Ньёрд, что ты стоишь как истукан? – захохотал он. – Где слуги, почему они не торопятся? И где же моя прекрасная Фрейя?

– Моя сестра давно спит, Тор. – Я взяла его за руку, и он перевёл на меня мутный взор. – Глубокая ночь на дворе, как ты вообще добрался до Ноатуна в такой час?

– Меня вело моё влюблённое сердце! – воскликнул он, разразившись пьяным смехом. – Эй, проклятые лентяи, несите сюда сейчас же кубок самого лучшего вина из Ванахейма, и я сам поднимусь к Фрейе, к моей девочке, я так по ней соскучился!

Где-то позади нас, у самой лестницы, ведущей в верхние покои, хлопнуло окно. Я порывисто обернулась. Ньёрд проворно подскочил к нему и захлопнул створки.

– Сквозняк… – пробормотал он, оглядываясь на Тора, но тому, естественно, вовсе не было до этого никакого дела.

Он залпом осушил поднесённый ему кубок и рывком поднялся, намереваясь идти наверх. Я вцепилась ему в рукав.

– Не стоит сейчас идти к Фрейе, Тор, – заявила я, почти повиснув на нём, что, впрочем, было абсолютно бесполезно: он шёл, волоча меня за собой, просто не замечая моего присутствия. – Ты разбудишь её, она будет недовольна…

– Недовольна? – со смехом воскликнул он, отстраняя меня. – Если бы Локи пришёл к тебе посреди ночи, разве ты была бы недовольна, Сигюн?

Вполуха слушая пьяные разглагольствования Тора, я напряжённо вслушивалась в тишину за окном. Ни звука не доносилось оттуда: ни удаляющегося цокота лошадиных копыт, ни конского всхрапывыния или ржания. Где бы ни была сейчас Скади, она не покинула Ноатун. Бродя в темноте под окнами или таясь на дорожках сада, она была здесь, и мне вдруг очень живо представилось, как Тор, поднявшийся в башню к Фрейе, оставляет меня наедине с ней и с Ньёрдом… Пошевелит ли хоть пальцем отец, чтобы защитить дочь-отступницу, от которой неоднократно публично отрёкся? Впервые за вечер мне стало по-настоящему жутко, и я устремилась вперёд, преграждая дорогу Тору.

– Подожди, мой господин, здесь, внизу, – обратилась я к нему как можно ласковее, но одновременно недвусмысленно упершись ему в грудь ладонью.

С таким же успехом можно было пытаться остановить несущуюся во весь опор колесницу, но, как ни странно, мне это удалось. Тор остановился, покачнувшись и ухватившись рукой за перила, и воззрился на меня с недоумением.

– Так официально… – пробормотал он. – Давно ты ко мне так не обращалась, Сигюн, моя госпожа…

– Просто я хочу, чтобы наследника Асгардского трона приняли в Ноатуне со всеми подобающими почестями. – Я поняла, что перегнула палку, и теперь плела сама не ведая что, лишь бы выкрутиться из сложившейся ситуации. Впрочем, возможно, что лишь этот неуместно-официальный тон вверг Тора в такое удивление, что он перестал подниматься по лестнице и вернулся в приёмную. – Посиди здесь, – я обвела широким жестом роскошно обставленную комнату, – насладись в полной мере гостеприимством ванов и их превосходным вином, – самая очаровательная улыбка, на которую я только была способна, маской застыла у меня на лице, – а я поднимусь к Фрейе, предупрежу её о твоём приходе. Поверь женщине, могучий Тор, так будет лучше для вас обоих. Сейчас мы зажжём все светильники, позовём музыкантов…

Я подала слугам знак, и они с поклонами поднесли Тору серебряные, изукрашенные изумительной чеканкой кубки, и он, вздохнув еле слышно, спустился следом за ними в залу, вновь уселся на крытую мягким бархатом скамью, в то время как я, сопровождаемая пронзительными взглядами Ньёрда, взлетела по лестнице на верхнюю галерею.

– Фрейя, сестра, проснись! – закричала я, врываясь в уютную спаленку на самом верху одинокой башни, возбуждённая, запыхавшаяся от стремительного бега по широким ступеням винтовой лестницы, закрученным, как перламутровая внутренность морской раковины.

Белые воздушные занавеси призрачными бабочками вспорхнули мне навстречу. Золотые глаза с изумрудными искрами и непроницаемо-чёрными вертикальными зрачками мгновенно распахнулись и устремили на меня свой немигающий взгляд. Гибкое тело, нагое и тонкое, но исполненное нечеловеческой силы, соскользнуло мне навстречу с ложа любви. Рука плавно отвела прочь полупрозрачную ткань, обвившуюся вокруг бёдер и послушно улёгшуюся мягкими складками у самых ног. Великий Мировой Змей выпрямился во весь рост передо мной, заслоняя стоящую позади него на коленях, цепляющуюся за его плечи перепуганную Фрейю.

– Что привело тебя в Ноатун в этот час, госпожа моя Сигюн? – спросил он с лёгким полупоклоном. – Впрочем, что бы это ни было, я рад видеть тебя всегда.

Золотоволосый мальчик, всегда нелюдимый, всегда держащийся особняком, рождённый быть Повелителем молчаливой пучины. Чем больше проходило времени, тем больше ты отдалялся от мира людей, презирая суетность и тщетность их усилий… Как же произошло, что этот голос, ровный и почти лишённый интонаций, идущий словно изнутри груди, потому что бескровные губы почти не шевелятся, как же так случилось, Ёрмунганд…

– Сигюн. Ты знаешь! Она показала тебе…

Узкая ладонь ложится на левую сторону груди, где кровью запеклась маленькая ранка.

Я смотрю в эти непроницаемые, почти немигающие глаза. И я не верю себе самой, потому что они вспыхивают вдруг огнём безудержной страсти, искренней и радостной любви, пришедшей впервые, как после грозовой ночи приходит ясный, омытый дождём рассвет, эти глаза смеются, и в них играет счастье, а в золотой глубине скачут озорные солнечные зайчики…

– Сигюн, слава небесам, это ты, – выдохнула Фрейя.

Светлые волосы её падают на грудь Ёрмунганду, закрывая выступающие ключицы с такой до слёз знакомой впадинкой над ними. В старшем сыне Локи всё слишком напоминает мне о его отце, так что сердце сжимается сладкой ноющей болью. Поворот головы навстречу Фрейе, и длинные пальцы гладят её побелевшие губы, успокаивая с такой нежностью, которую не передать словами.

– Фрейя, он пришёл. – Я запинаюсь, мне трудно выговорить слова, которые я должна сказать. – Он там, внизу. Мне удалось его задержать, он рвался прямо сюда.

– Нет!.. Выдох, как всхлип, и сестра закрывает лицо дрожащими руками.

Ёрмунганд смотрит на неё в недоумении, потом переводит глаза на меня:

– О чём ты, госпожа Сигюн? Кто там, внизу?

– Это гости отца, любимый, – торопливо перебивает Фрейя, бросая на меня выразительный взгляд. – Не имеет значения… Мне нужно поскорее спуститься вниз, Ёрмунганд, чтобы отделаться от них и вернуться к тебе. Пожалуйста, я прошу, не уходи. Останься здесь. Ночь без тебя длится бесконечно, а рядом с тобой я молю лишь об одном: чтобы рассвет помедлил, не наступал так скоро…

Ёрмунганд лёг на смятые простыни и раскинул навстречу ей руки, а она прильнула к нему, прижалась к его губам.

– Ёрмунганд… – Фрейя задыхалась, качая головой. – Больше никогда, слышишь? Никогда не заставлю я тебя ждать.

Фрейя бежала по лестнице так быстро, что я едва поспевала за ней. Перепрыгивая через ступени, в развевающихся одеждах, она была похожа на легкокрылую бабочку, стремящуюся из темноты навстречу отблескам света и чарующим звукам музыки, манящим её из галереи. Остановись, душа моя Фрейя, не лети на это сияние, ты же знаешь, что ждёт впереди светлячков, которых неудержимо влечёт танец огня, блеск его славы, притяжение его могущества!

Тор сгрёб её в охапку и усадил рядом с собой. Она была бледна как смерть, но он не замечал этого, целовал её в глаза, в губы, в волосы… Потом нетерпеливо рванул застежки на её платье, не обращая ни малейшего внимания на присутствующих в зале людей. Она пыталась оттолкнуть его, что-то лепетала, возражая… Потом начала кричать, вначале приглушенно, увещевая подождать, потом закричала отчаянно, в голос. Я вцепилась в плечо Тора, оно было каменным, просто каменным… бесполезно даже пытаться. Музыканты сбились с ритма, какофония звуков резанула уши. Передо мной мелькнули совершенно безумные глаза Фрейи, лицо Ньёрда, подскочившего с другой стороны.

– Тор, Тор, опомнись! Да помогите же кто-нибудь!

Кажется, слуга Фрейи подскочил на мой зов. Втроём мы повисли на Торе, но ему стоило лишь повести плечами, чтобы стряхнуть нас с себя.

– Довольно! – закричал он, поднимая Мьёлнир и замахиваясь им.

Я упала, больно ударившись локтем, инстинктивно попыталась отползти в сторону. На какую-то секунду наши взгляды пересеклись. Я вздрогнула от дикой ярости, кипящей в его глазах… И вдруг он опустил молот. И сел, как упал, на скамью.

– Я не насильник, Фрейя, – выдохнул он устало. – Не бойся, иди ко мне.

Она беззвучно плакала, плечи её содрогались.

– Пожалуйста, – попросил он, – пожалуйста, сядь ко мне на колени. Прости меня.

Она поднялась, подошла к нему, закрывая лицо ладонью.

– Посмотри на меня. Фрейя, я хочу видеть, что ты меня простила.

Тор притянул её к себе, очень, очень бережно усадил, попытавшись взять за кончики пальцев. И тут она разрыдалась. Слёзы потоками хлынули по её покрасневшему лицу, больше всего походящему на лицо обиженного ребенка. Она уткнулась в его грудь, зарылась лицом в одежду. Он закусив губы, смотрел на неё. Я чувствовала, что он хочет её обнять, но боится прикоснуться.

– Он обидел тебя, Фрейя? – раздался голос позади.

Я обернулась. Сестра испуганно вскочила с колен Тора, машинально вытирая мокрое от слёз лицо.

Вот он, этот голос, в котором гнев превращается в осколок льда, в котором ярость холодна, как остро отточенный клинок, голос, объемлющий всю безжизненную черноту океанской бездны, в которой никогда и никто не бывал, потому что нет такого живого существа, которое могло бы выжить, не будучи раздавленным всей этой невообразимой толщей мрака, куда спускался он один – Золотой Змей Мидгарда.

А я слышала его совсем, совсем другим, полным нежности и любовной неги, я и бедная сестра моя Фрейя, и больше никто, ни одно создание во всех девяти мирах.

Тор, протрезвев мгновенно, вскочил, широко расставив ноги и сжимая в ладони рукоять Мьёлнира.

– Зачем ты здесь, сын Локи? – стиснув зубы произнёс он. – Тебе не место здесь, среди асов, возвращайся во мрак своих глубин!

– Не тебе решать это, Тор Одинсон, – был ответ, и больше не было произнесено ни слова, потому что Тор, размахнувшись, швырнул свой не знающий промаха Мьёлнир, но Ёрмунганд оказался быстрее.

Миг – и, свернувшись кольцами, разинув источающую смертоносный яд пасть, Золотой Змей вознёс свою увенчанную сверкающей чешуёй, как короной, гордую голову на головокружительную высоту. Мьёлнир вернулся в руку владельца. Тор изготовился к новому броску.

Змеиное шипение, казалось, наполнило всё вокруг, отголосками эха металось по углам. Ёрмунганд сделал стремительный выпад, но Громовержец опередил его. Мьёлнир, крутанувшись в воздухе, нанёс Ёрмунганду сокрушительный удар. Если бы молот коснулся головы Ёрмунганда хотя бы по скользящей, вряд ли даже Мировому Змею Мидгарда удалось бы выжить. Однако в последний момент Фрейя с воплем повисла на руке Тора, и Мьёлнир, потеряв направленность броска, попал Ёрмунганду в шею.

Обезумевший от боли, Змей больше не пытался поймать Тора в свой удушающий захват, но струя яда, вырвавшаяся из его пасти, прожгла на полу длинную, дымящуюся по краям и обугленную в центре полосу. Тор едва успел отскочить в сторону.

– Нет, Ёрмунганд, нет, я прошу, я умоляю, не надо! – Фрейя кинулась к нему, обвила его шею руками. – Сигюн!.. – мольба, звучащая в её голосе, тронула бы и камень, но двое сражающихся мужчин вряд ли услышали её.

Зато я поняла бы Фрейю и вовсе без слов. Я вцепилась зубами в запястье Тора, держащее Мьёлнир. Кажется, я прокусила его до крови. Он вскрикнул от неожиданности и изумлённо воззрился на меня. Никогда прежде я не видела ни у него, ни у какого-либо другого мужчины такого взгляда. Только теперь я осознала, что в бою тщетно взывать к голосу разума, ибо сражающиеся одержимы. Остановить их можно лишь чем-то из ряда вон выходящим. Как бы там ни было, пальцы Тора разжались, и Мьёлнир едва не выскользнул у него из ладони, но он перехватил его левой рукой.

Фрейя стояла на коленях перед Ёрмунгандом. Его плечо было залито кровью, и он вновь был в обличье человека.

– Он заставил тебя плакать, но ты просишь за него! – медленно произнёс Золотой Змей, не сводя глаз со своего противника.

Фрейя не могла говорить, её горло сжимали спазмы, она только кивала, рыдая.

– Но почему?

Фрейя качала головой, умоляюще глядя на него, промокая своим шарфом сочащуюся сквозь золото его одежд кровь.

– Я мог бы уничтожить его одной каплей своего яда. Одним движением стальных пластин моего хвоста я мог бы снести ему голову. Он не противник мне… Но ты просишь за него, и я повинуюсь твоему слову. Я ухожу. Когда ты выберешь одного из нас, сообщи.

Звон вдребезги разбитых окон замка, всплеск свинцовых волн, укрывших тело гигантского Змея. Ёрмунганд ушёл, не произнеся больше ни слова, ни разу не взглянув на Фрейю, хотя она до последнего мгновения отчаянно ловила его взгляд… И ничем не отомстив за свою пролитую кровь.

– Подумаешь, не противник, – бормотал Тор, перекидывая Мьёлнир с одной руки на другую. – Много хвастовства, мало дела, все в точности как у моего братца. Ничего, придёт время нам помериться силами в честном бою… Фрейя?

Она молча сидела возле обуглившейся полосы на полу, осторожно касаясь ещё горячих, ещё дымящихся краёв. Пальцы были черны от сажи.

– Ты запачкалась. – Тор стёр со щеки сестры серую полосу.

Она не отстранилась, сидела безучастная, неподвижная, только губы шевелились, будто она произносила какие-то слова… или, может быть, его имя?

Тор поднял её на руки, понес к скамье.

– Зачем ты поступаешь так со мной, Фрейя? – раздалось позади. – Зачем зовёшь его к себе, зачем используешь свои чары, которых не может избежать ни один мужчина? Разве мало вокруг тебя вьётся женихов из самых достойных и уважаемых семейств? Но нет, ты хочешь, чтобы они все были твоими, все до одного!

Сиф стояла, прислонившись к дверному косяку, и голос её был очень усталым и тихим, а глаза потухшими. Она даже не пыталась привести в порядок свою запылённую одежду и растрепавшиеся от стремительного галопа волосы.

– Мне не под силу бороться с твоими чарами, Фрейя, – продолжала Сиф, едва шевеля сухими, обветренными губами. – Он вылезает из моей постели и едет сюда, в Ноатун. Так случалось уже не раз, так произошло и сегодня. Я молчала, я не говорила ничего, потому что… – Она запнулась на полуслове, словно споткнулась о порог, возле которого стояла. – Потому что люблю Тора. Ты поймёшь меня. Если, конечно, ты знаешь, что такое любить.

Фрейя молчала, закрыв глаза. Минуты длились за минутами, тянулись, как в горячечном сне. Тор стоял, опустив голову, отвернувшись.

– Сиф, сейчас не время… – попыталась вмешаться я.

Она, как будто ждала этих слов, взвилась, как жеребец на дыбы.

– Не время? – закричала она визгливым, срывающимся голосом. – А когда будет время? Когда вернётся твой ненаглядный Локи и вправит своему брату мозги? В последнее время Тор слишком прислушивался к тому, что говорит Локи! Только вот я уверена, что его слова будут не в мою пользу.

– Оставьте меня, – глухо проговорила Фрейя.

– Так ты что же, не снизойдёшь даже до разговора со мной? – начала было Сиф и осеклась: так страшно звучал голос Фрейи.

– Оставьте меня все. Оставьте одну!

Это была уже не просьба, не мольба, это был приказ, ослушаться которого было немыслимо. Я еще не слышала, чтобы Фрейя так разговаривала с кем бы то ни было.

Первым опомнился Тор. Он широкими шагами прошёл к двери, даже не взглянув на Сиф. Я услышала за своей спиной быстрый перестук каблучков Фрейи, поднимающейся на галерею. Про Ньёрда, если честно, я просто забыла, но, оглянувшись, я увидела, что в зале его не было, как давно – не знаю. Мы с Сиф стояли друг напротив друга, она – мрачнее тучи, я – растерянная и совершенно сбитая с толку. Где-то во тьме, которая, как известно, чернее всего перед рассветом, вспомнилось мне, возможно, до сих пор бродит Скади, поджидая, когда я покину Ноатун, сделавшись самой лёгкой и самой желанной для неё добычей на свете…

Но, как бы там ни было, я больше не желала оставаться в этом замке. Следовало бы дождаться рассвета, но всё моё существо противилось этому. Словно сами стены Ноатуна давили на меня, вынуждая покинуть их. Надо было проскользнуть в конюшню, куда отвели моего Воронка. Я двинулась к выходу, прошла мимо Сиф, опустившейся на ступени, бессильно уронившей руки между колен. Вряд ли она не слышала моих шагов, но даже не повернула головы в мою сторону.

Я вышла на крыльцо; солёный морской ветер ударил мне в ноздри, откинул волосы с пылающего лба. Он вновь вливал в меня бесконечность своих сил, и, благодаря ему, я снова была жива! Порывы ветра несли по мрачному небу обрывки чёрных предгрозовых туч, где-то на горизонте то и дело вспыхивали зарницы, но после душного воздуха замка предстоящий мне путь через тьму уже не пугал меня. Словно сгинул морок, навеянный затхлым мирком заговоров, тихих перешёптываний за спиной, липкой паутиной предательских сплетен. Как же мне жаль, отец, как же жаль Ноатун! Он был для меня островком родины, когда я, девочка с широко раскрытыми глазами, впервые очутилась в Асгарде.

Прибой, гнавший волны совсем недалеко внизу, влёк меня к себе неудержимо. Я оседлала Воронка и спустилась вместе с ним по вытесанным прямо в скале ступеням на берег моря. Страха не было больше, я скакала вдоль берега по мокрому песку, смеясь и вдыхая ветер полной грудью, а море позади меня, шипя и пенясь, слизывало следы копыт Воронка. Я подставляла лицо солёным брызгам, и это было ни с чем не сравнимое наслаждение!

– Я так и знал, что найду тебя здесь, мама.

– Нари! Сегодня просто удивительный день.

Мы обнялись. Лошади наши стояли рядом, обнюхивали друг друга и клали головы друг другу на шеи.

– Вали сказал, что тебе грозит опасность. Он не знает сам что именно. Для него это выглядит как нечто неопределённое, но отчётливо угрожающее. Связь с отцом гораздо теснее, он видит и чувствует происходящее с ним более ясно. Тем не менее Вали попросил меня сопроводить тебя в Вальяскьялв.

– Как Локи, Нари?

– Отец всё ближе и ближе к нам, это всё, что Вали сказал мне. Совсем скоро он будет с нами.

– Если бы так! – вырвалось у меня со вздохом.

Нари удивлённо посмотрел на меня:

– Конечно, мама, так и будет.

Мы увидели Тора сидящим на берегу большого озера, на том самом месте, где был сложен погребальный костёр Джейн. Он сидел, поджав под себя ноги и подняв лицо к серому хмурому небу. Мне показалось, он раскачивается взад-вперёд, словно молится или поёт какую-то тихую, заунывную песню. Потом он лёг лицом вниз на кострище и замер – и долго лежал абсолютно неподвижно. Мы не решились к нему подойти.

Через четыре недели сыграли большую и пышную свадьбу Тора и Сиф. Был первый месяц лета, и свадебные столы для гостей были расставлены не только во дворце, но и по всему саду. Благовонные курильницы, расставленные повсюду на мозаичных треногах, возносили ароматы к вершинам кипарисов. Ветви цветущего жасмина были арками переплетены над столами и над дорожками, по которым собравшиеся подходили поздравить молодожёнов. Весь Асгард без исключения присутствовал здесь; были и гости издалека – я увидела Ньёрда в окружении знатных семейств из Ванахейма, некоторые из которых почтительно мне поклонились, немало меня этим удивив. Не было лишь сестры моей Фрейи, в письме она сообщила мне, что переехала из Ноатуна в собственный замок Фолькванг, где живёт почти затворницей, мало кого принимая. На мой вопрос о Ёрмунганде она лишь коротко ответила, что Золотой Змей Мидгарда ещё не наносил визит в её новое обиталище.

Были здесь и легконогие сладкоголосые альвы, призванные услаждать слух гостей своими чарующими песнями. Они так незаметно возникали среди ветвей плакучих ив и столь же незаметно исчезали в зарослях можжевельника, что можно было и в самом деле подумать, что у них есть полупрозрачные крылья, в нужный момент возносящие их к небесам. Их мелодичный, как журчание ручейка, смех разносился повсюду, даже в самых отдалённых уголках сада, но они не любили громкой музыки труб и волторн, поэтому кружили по парку, почти не заходя в Вальяскьялв. Их время наступит в сумерках, когда уставшие от многочисленных перемен блюд и обильных возлияний гости захотят покинуть парадные залы дворца и прогуляться по извилистым дорожкам, наслаждаясь прохладой зелени и ароматами цветов. Тогда, причудливо сливаясь и переплетаясь в хорах, голоса альвов зазвучат таинственно, торжественно и немного печально, вознося славу Небесам за бесконечные зимы и лета, которые судьба даровала им, асам, ванам… Всем, кто собрался ныне на праздник бракосочетания наследника Золотого трона Асгарда и девы-воительницы Сиф.

Невеста в кружевном уборе и платье дымчатого серебра выглядела великолепно. Её чёрные длинные волосы были уложены в высокую причёску сверкающими алмазными шпильками. Длинную изящную шею и открытые смуглые плечи украшало многоярусное жемчужное колье. Она шла, опираясь на руку Тора, величаво и гордо взирая на гостей, и перед этой великолепной парой склоняли головы все присутствующие.

«Повелительница», – раздался шёпот в дальних рядах.

Нари подал мне руку, и мы двинулись вслед за процессией. Я хотела сесть неподалёку от выхода, но Тор разыскал нас в толпе и усадил почти возле себя, за длинный стол со стороны невесты, стоящий чуть ниже возвышения, на котором восседали Один Всеотец, царственная Фригг и молодожёны.

После церемонии возложения венцов на головы Тора и Сиф настала пора тостов и торжественных речей. Каждый стремился поднять кубок и сказать те единственные слова, которые ещё не были произнесены, пожелать то особенное, что еще не желали прежде… Ввиду многочисленности гостей задача представлялась практически невыполнимой. Говорили слова, подобающие такому случаю: славного восшествия на престол, посрамления всех врагов, многочисленных здоровых и сильных потомков, которые будут продолжать великие традиции рода… Когда подошла моя очередь, я поднялась, до боли сжимая в пальцах золотой гранёный кубок, который вдруг стал чрезмерно тяжёлым и, накренившись, едва не выскользнул из похолодевших пальцев. И увидела, что Тор встаёт и идёт ко мне, вынуждая подняться сидящих с ним рядом, чтобы наши кубки не просто были подняты навстречу друг другу, но со звоном соприкоснулись. И краем глаза поймала возмущённый взгляд Сиф и взволнованный – Фригг.

– Спасибо тебе, что ты есть, – сказала я негромко, глядя прямо в его светлые-светлые, будто дождём вымытое небо, глаза. – Лишь благодаря тебе я здесь, в Асгарде, который стал мне домом уже больше, чем Ванахейм. Я желаю тебе счастья, Тор, потому что ты знаешь, что это такое. И буду молить Небеса, чтобы ты нашёл в себе силы вновь его обрести.

Я пригубила вино, Тор залпом осушил свой кубок. И чуть заметно пошатнулся, но я видела по его глазам, что он не был пьян. Вино вообще не брало его в этот вечер.

– Спасибо тебе, Сигюн, за твои слова. Знаешь, я ждал, что именно ты их скажешь. Ибо если не ты, то кто же? – Тор склонился к моей руке, сердечно обнял Нари, поцеловал Вали в макушку. И обернулся к виночерпию, протягивая ему свой пустой кубок: – Эй, следи-ка получше за своими обязанностями, потому что я хочу поднять тост за то, что сегодня я счастлив! На этом празднике со мною мой отец, который научил меня мудрости и смирению, со мной моя мать, из года в год дарившая мне своё терпение и тепло души, со мною рядом, наконец, лучшая из женщин этого мира, дружбой с которой я бесконечно дорожу, – он вновь соприкоснулся краем своего кубка с моим, – и, чего я так ждал, со мною моя прекраснейшая невеста!

Он салютовал своим кубком столу, за которым сидели Один, салютовавший сыну в ответ, Фригг, улыбнувшаяся Тору слишком широкой улыбкой, и побледневшая как мел Сиф, поднявшаяся со своего места, словно тоже собираясь что-то сказать, но так и не раскрывшая рта.

– Но для полного моего счастья за этими великолепными столами не хватает кое-кого, кто должен быть здесь по праву…

Тор сделал паузу, во время которой я похолодела, и, думаю, не я одна. Если он произнесет имя Джейн… Если хотя бы вскользь упомянет Фрейю…

– Я пью за тебя, брат мой Локи! – громогласно завершил Тор свою фразу. – Где бы ты ни был сейчас, знай, мне тебя не хватает.

Он, запрокинув голову, одним глотком осушил кубок и отшвырнул его прочь. С жалобным звоном покатился тот по цветному мозаичному полу, а Тор широкими шагами вышел прочь из пиршественного зала.