Текст книги "Домашний быт русских цариц в XVI и XVII столетиях"

После казначей следовала ларешница, у которой на руках были комнатные ларцы и которая, собственно, была второю казначеею у царицы, ибо эта должность состояла только при комнатах одной царицы, а у других членов царской семьи ларцами заведовали те же казначеи. После долгой и испытанной службы казначеи нередко жаловались в сан верховых боярынь.

В некотором равенстве с казначеями были еще следующие чины:

1)учительницы малолетных царевен грамоте, или, как их иногда называли в том же смысле, мастерицы. В учительницах были: мастерица Марья, учившая царевну Татьяну Михайловну; Авдотья Пыпина, Варвара Лгова, Федора Петрова, учившие царевен с 1675 по 1691 г.;

2)кормилицы царевичей и царевен. Из кормилиц потом поступали с уменьшением чина и значения в постельницы или в комнатные бабки, а с возвышением – даже в верховые боярыни. Впрочем, государева кормилица оставалась в своем чину до смерти и получала в виде пенсии все свои оклады. На таком положении оставались кормилицы: царя Алексея – старица Анисья Ивановна, и царя Федора Алексеевича – Анна Ивановна, и пр. По окладу жалованья и учительницы-мастерицы, и кормилицы равнялись казначеям;

3)псаломщицы, получавшие жалованья по 6 руб. в год, кормовых по 6 ден. Впрочем, эту должность исполняли обыкновенно казначеи как штатные грамотницы. Так, у царевны Татьяны Михайловны псаломщицею была ее казначея Василиса Пятово, вступившая в дворцовую службу в 1645 г. казначеей к царевне Ирине. В 1690 г. она умерла, и на ее место определена псаломщицею Татьяна Мартынова.

Под казначеями в чину стояли боярышни-девицы, сенные боярышни, жившие в комнатах царицы и царевен для разных услуг. Это была третья степень царицына дворового чина. У царевен они стольничали и как сверстницы жили для игр и забав и вообще для собеседничества, поэтому и штатное число их не было ограничено. Они избирались из дворянского сословия, но по преимуществу попадали в Верх по отношениям царицына родства или родства верховых боярынь. Котошихин говорит: «А которого боярина или окольничего и думного и ближнего человека дочь-девица или вдова понадобится царице или царевнам для житья взяти к себе в дом, и им то вольно, кроме самых больших бояр дочерей». Действительно, царице вольно было брать к себе в комнаты, кого она «похочет». Но мы уже видели, как Двор опасался людей малоизвестных, не сверстных и не родственных, на которых не мог вполне полагаться во всем; поэтому как в дворовые боярыни, так и в боярышни-девицы избирались лишь те, которые вообще бывали близки царице по свойству и родству или по старинной испытанной дружбе и службе. Родовитых и знатных имен в этих чинах, и особенно в чине боярышень, вообще не встречается. Должно думать, что здесь всегда набирался только особый родственный и свойственный царице кружок, вовсе недоступный для других, хотя и знатных, но мало ей известных личностей.

Боярышни-девицы, живя постоянно в комнатах царицы и царевен на всем готовом содержании, конечно, не нуждались в отдельном чиновном годовом жалованье. Все, что было им нужно, жаловала царица. Но в конце XVII столетия и они стали получать окладное жалованье: старшие – по 7 руб. в год, младшие – по 5 руб. и самые меньшие в чину – по 3 руб.

К тому же чину девиц-боярышень принадлежали и карлицы, которых занятия также не были определены особою какою-либо должностью. Жалованья они получали в ряд с меньшими боярышнями, рублей по 3 и по 5. Число девиц-боярышень вместе с карлицами бывало, как мы сказали, неодинаково. В 1682 г. их было, получавших по 7 руб., – 11 чел.; по 5 руб. – 36 чел.; по 3 руб. – 4 чел. В 1691 г. получавших по 7 руб. – 12 чел.; по 5 руб. – 38 чел.

Четвертую степень царицыных чинов занимали постельницы и комнатные бабы. Имя постельниц обозначает и их должность; они «постели постилали под царицу и под боярынь, и спали у царицы в Верху посуточно, по переменам; сидели у царицы в сенях, поденно[224]224
  В 1677 г. изготовлены «две шубы песцовые под стамедом, старыя, постельницам, в чем сидеть у царицы в сенях».


[Закрыть], а были они жены дворовых всяких чинов людей, разумеется, меньших степеней».

При каждой комнате, как то у царицы, у каждого царевича и у каждой царевны, находились свои особые постельницы, число которых не всегда было одинаково. У царицы их бывало человек по 20 и по 25; в 1683 г. у царицы Марфы Матвеевны Апраксиных их было 30. У царевичей – от 2 до 5; у царевен: старших – от 8 до 12 и больше; у младших – от 2 до 5 и больше. Окладного жалованья шло им в год по 4 руб. кормовых, старшим – по 6 ден., остальным – по 3 ден. на день.

Кроме постельниц у царицы и у царевен при каждой комнате находились комнатные бабы — по одной у каждой царевны и две у царицы. Это были собственно лекарки и поступали во дворец из принимальных, или повивальных, бабок, оставаясь здесь, по всему вероятию, после каждых родин при комнате ребенка, которого они повивали, или принимали. Они получали жалованья по 1¹/₂ руб. в год, кормовых столько же, сколько и постельницы; хлеба по 6 четей ржи и овса.

Пятую степень занимали мастерицы и ученицы, золотные и белые, т.е. золотошвеи и белошвеи, «мужни жены и вдовы и девицы, честных и середних чинов дворовых людей, которым делают и шьют золотом и серебром и шелками, с каменьем и с жемчугом». Число их так же, как и постельниц, было неодинаково и увеличивалось постепенно, вместе с нарождением царского семейства и распространением потребностей и надобностей двора. В первой половине XVII столетия оно доходило до 40 с лишком человек. В 1626 г. золотных мастериц было 15 чел., а белых – 11 чел. В 1682 г. их было 59 чел. и 22 ученицы, в 1691 г.– 87 чел. и с ученицами. Годовое жалованье и кормовые деньги назначались им не одинаково, смотря по мастерству и трудолюбию. Первостепенные получали от 2 до 4 руб., средние – по 1 руб. и по 1¹/₂ руб., меньшие, а равно и ученицы – по полтине. В 1627 г. мастерицы первой статьи получали 4 руб., второй – 3 руб., третьей и четвертой – 2¹/₂ руб., пятой – 2 руб. в год. Кормовых старшие получали по 5 и по 6 ден., средние – по 4, младшие – по 3 и ученицы – по 2 ден. на день. Хлебного, ржи и овса старшие получали по 7 и 8 четей, средние – по 5 и 6, младшие – по 3 и 4 чети. У кого было поместье, тем хлебного жалованья не давали. Число хороших мастериц стояло в разное время большею частью на 30, отчего они и назывались даже тридцатницами, так что попасть в список таких тридцатниц значило приобресть настоящую степень мастерства. Мастерицы и ученицы были жены и дочери дворовых же государевых людей, царицыных детей боярских, Сытного и Кормового двора стряпчих, подключников, конюхов, подьячих, а иные и из городового дворянства. Когда в 1680 г. произведена была поверка их дворовой службы, то оказалось, что некоторые служили в Светлице лет по 50, например Катерина Темирева, Татьяна Перепечина, а Анна Лукьянова Маслова служила 58 лет; другие – 40, 36 лет, 33 года, 27, 25 и вообще с лишком по 20 лет.

Шестую и последнюю степень женского царицына чина занимали портомои, или, по Котошихину, мовницы, иначе – прачки, «которые платье моют; жены дворовых людей. А когда прилучится им мыть платье, – говорит Котошихин, – и то платье зимою и летом возят на реку в санях, в сундуке, замкнув и запечатав, покрыв красным сукном; а за тем платьем идет боярыня для береженья». Число их в начале XVII столетия было невелико – всего 8 чел.; оно увеличивалось с нарождением царского семейства и в конце столетия доходило до 30 чел. В 1682 г. их было 24, в 1691 г. – 28 чел. Жалованья они получали по 3 руб. в год, кормовых – по 6 ден. на день. Хлеба, ржи – по 10 четей без полуосмины, овса – по 15 четей с осминою.

Общее число царицына женского чина, как мы видели, не было определено каким-либо штатным положением. Оно постоянно изменялось, смотря по действительной надобности в людях. Праздных и только штатных должностей не существовало. Очень немногие лица сохраняли свои места лишь в виде пенсии, и то в исключительных случаях. Так, мама царевны Софии княгиня Лобанова-Ростовская очень долго оставалась на своем месте и с получаемым окладом, который был даже увеличен до 100 руб. Но, быть может, она несла при этом какую-либо особую дворцовую обязанность. Она оставалась мамою и по удалении Софии в монастырь. Затем долго оставались на своих местах кормилицы государей.

Число женского чина младших степеней, начиная с казначей, как и число боярынь, в течение XVII столетия с приращением царского семейства постепенно увеличивалось. В 1620-х гг. это число составляло около 60 чел.; в 30-х гг. оно простиралось немного за 100; в 1630 г. было 102 чел., в 1634 г. – 106; в 1637 г. – 113; в 1640 г. – 120; через 10 лет, в 1650 г., было 149 чел.; в 1660 г. – 178; в 1673 г. – 233 чел.; в 1691 г. – 264.

В первое время все младшие степени чина, начиная с казначей, получали корм из Дворца, как и боярыни; но с 1 сентября 1626 г. им были назначены кормовые деньги, от 6 до 2 ден. в день, смотря по чину и по старшинству в своем чине. Женские лица неслужебного чина, число которых не было значительно и к которым принадлежали дурки-шутихи, юродивые, богомолицы, девочки-сиротинки, калмычки, арапки и т. п., пользовались готовым дворцовым содержанием, получая все надобное для одежды и для своего личного обихода из царицыной казны.

* * *

Мужской царицын чин можно распределить на приказный, крестовый, стольничий, походный, истопничий и мастерской.

Приказный чин управлял всем ведомством; он, собственно, и составлял Постельный (комнатный, кабинетный) приказ государыни царицы, иначе Приказ царицыной Мастерской палаты, что имело тот же смысл. Приказ представляли собственно только два лица: царицын дворецкий, стоявший во главе ведомства, и дьяк. Царицыным дворецким бывал обыкновенно близкий человек по родству, по свойству или по старой испытанной службе. Так, у царицы Евдокии Стрешневых дворецким был ее дядя Федор Степанович Стрешнев, также Василий Иванович Стрешнев. У царицы Марьи Милославских – в первое время Прокопий Федорович Соковнин, потом Василий Михайлович Еропкин, а в последнее время – сын первого Федор Соковнин. У царицы Натальи Нарышкиных – Авраам Никитич Лопухин.

Должность царицына дворецкого по значению равнялась званию окольничего, поэтому и лица, занимавшие ее, постепенно из простых дворян возводились в думные дворяне, а напоследок в окольничие. Правою рукою дворецкого и главною силою всего приказа был дьяк, на обязанности которого лежала вся письменная часть ведомства и все делопроизводство. Он вел приходные и расходные книги, денежные и материальные, и своею подписью утверждал расход; составлял описи и переписи всякой казны, чиновные и всякие другие списки и росписи подведомых лиц; производил и записывал сыскные и распросные дела и т.д.; словом сказать, это был главный секретарь царицы, производитель всякого ее приказа и всякого назначения и распоряжения. Его жалованье равнялось с жалованьем первых боярынь-мам. В конце XVII столетия, именно при царе Федоре, в чину находились два дьяка: один получал 80 руб., другой – 70.

Канцелярия дьяка состояла из двух или трех, а впоследствии – и из пяти подьячих, из которых старшие получали жалованья по 25 руб., а младшие – по 20, следовательно, столько же, сколько и верховные боярыни.

Так как дьяк представлял главный узел всяких дел приказа, то Котошихин при обозначении, кем приказ управляется, вовсе и не поминает дворецкого, а говорит только, что в том приказе сидит дьяк, а надсматривает казначея-боярыня. Это указание должно понимать в том смысле, что, действительно, боярыня-казначея как правая рука царицы и главный орган ее ежедневных приказаний являлась по необходимости и главною управительницею приказа во всем том, что касалось, так сказать, материальной и технической стороны ведомства, которое все-таки было Мастерскою палатою, т. е. учреждением для устройства всяких домашних, комнатных, постельных царицыных обиходов, причем дворецкий, конечно, не мог участвовать своею службою. В том приказе ведомо, говорит Котошихин, царицыно, и царевичей, и царевен платье и мастеровые люди – вот именно эта сторона дела и находилась в надзоре боярыни-казначеи. В ведении дворецкого оставалась, так сказать, внешняя, наружная сторона дела, т. е. все распоряжения, касавшиеся служебных лиц, разбирательство их споров, суд над ними и т. д., и потом всякое царицыно дело, производимое или устраиваемое вне хором царицы, а также и всякие сношения с другими ведомствами.

В приказе, кроме того, были ведомы Хамовные слободы и села, в Москве – Кадашево, в Твери – Константиновская, переведенная потом в Москву же, и в Ярославской стороне – села Брейтово и Черкасово, которые выделывали на царский обиход полотна и всякую белую казну. Все эти люди, как и все царицыны чины, судом и расправою в истцовых исках были ведомы исключительно в приказе Мастерской царицыной палаты.

К крестовому царицыну чину мы относим крестовых дьяков, служба которых нам уже отчасти известна[225]225
  См.: Домашний быт русских царей в XVI и XVII столетиях.


[Закрыть]: они служили у крестов во время обычных повседневных молений царской семьи, читали и пели, псалтырь говорили, конархали. Один из них, начальный, именовался уставщиком. Это, по всему вероятию, был знаток церковного устава и в то же время регент; он управлял порядком чтения и пения. Число крестовых дьяков в разное время было неодинаково. У царицы Евдокии Стрешневых их было всего 4 чел.; у Марьи Милославских в 1654 г.– 6 чел. и у царевен – 5 чел. При царице Наталье Кирилловне было 2 уставщика и 26 чел. крестовых. В 1682 г. царицыных дьяков было 8 чел. и с уставщиком, да кроме того, у больших царевен – 8, у меньших царевен – 9, у царевича Ивана Алексеевича – 10 чел. Жалованье они получали разное, вероятно, по заслугам, по познанию и по способностям. Уставщик получал 25 руб.; царицыны старшие – по 10 руб., средние – по 7 руб., младшие – по 5 руб.; у царевен больших старшие – 25 и 20 руб., средние – 12 и 13 руб., младшие – 9 и 10 руб.; у царевен меньших старшие – 25 и 20 руб., средние – от 11 до 16 руб., младшие – 10 и 7 руб.; у царевича – от 16 и до 4 руб. Сверх того все они получали кормовые деньги, главные – по 6 руб., первой статьи – по 4 руб., второй статьи – по 3 руб.; также славленые, или праздничные, рождественские первой статьи по 2 руб., второй – по 1 руб. и причастные, на два поста – на Великий и Успенский: уставщик по 4 руб., остальные – по 2 руб. В 1650-х гг. за причастное сукно, на кафтан, уставщик получал по 6 руб., остальные – по 3 руб. и, кроме того, за годовые сукна – по 5 руб. каждый.

В стольничьем чину состояли царицыны стольники, которые по своей должности, по летам и по положению были отчасти то же, что пажи. «В стольники к царице, – по словам Котошихина, – берут боярских и окольничих и ближних людей детей, лет по 10 ростом (возрастом); а как они будут лет 15 или 17 и они в том чину не бывают, а бывают в царский чин взяты, в стольники или (особенно близкие) в спальники. А бывает их в стольниках человек 20». Прямая должность их обозначена самим их званием. Они стольничали за столом царицы и, кроме того, сопровождали ее в выездах и походах. Как детям им не было определено окладного жалованья, но зато их должность проводила их на лучшую дорогу на действительной службе в государевом чину. Хотя Котошихин и говорит, что это были дети бояр и вообще первостепенного сословия в государстве, однако, судя по фамилиям, из которых избирались царицыны стольники, мы должны заметить, что все эти фамилии вовсе не принадлежали людям знатным. Это были вообще дворяне рядовые, мелкопоместные, нисколько не знатные и вступавшие во дворец лишь по дворцовым же связям, особенно по свойству и родству с царицею или с приближенными к ней людьми. Так, например, у царицы Евдокии Стрешневых в стольниках находим Семена Лукьяновича Стрешнева, Алексея Никитича Годунова, Ивана Федоровича Стрешнева Большого, Ивана Федоровича Стрешнева Меньшого, Василия Васильевича Бутурлина, сына Василия Матвеевича; Ивана Львовича Волкова, Якова Стрешнева, Афанасья Стрешнева, Якова Ивановича Безобразова, князя Федора Ромодановского, сына Григория Петровича. У царицы Натальи Кирилловны стольниками были тоже все родственники, Нарышкины: Лев, Мартемьян, Федор Кирилловы, Кирила Алексеев, Василий, Андрей, Семен Федоровы и пр. У царицы Марьи Ильичны Милославских находим в стольниках в первое время Милославского Матвея Богдановича, Голохвастовых Кузьму и Ивана, Ртищева Федора Михайловича, Соковнина Алексея Прокопьевича, сына ее дворецкого Прокопья Федоровича, Еропкина Федора, Траханиотова Александра Ивановича; потом Ртищева Луку Григорьевича, Колычева Алексея Яковлевича, Потемкиных Степана Петровича и Федора Ивановича, Чичериных Петра, Андрея и Артемья Яковлевых, Ржевского Алексея Ивановича, Хитрово Петра Савельевича, Мартюхина Ивана Артемьевича, Еропкина Ивана Ивановича, князя Елецкого, Луговского, Нарбековых, Блохина, Вельяминова, Сомова, Орлова, Прончищевых, Панина, Соколова, Жданова, Кологривовых, Лукина, Протасьева, Зиновьева, Собакиных, князя Львова, Кузмина, Головина, Полтева, Свиньина, Дашкова, Кутумова, князя Вяземского Федора Яковлевича, князя Волконского Ивана Васильевича, князя Мещерского Петра Федоровича, Мусина-Пушкина Ивана Алексеевича, Бутурлина Ивана Ивановича, князя Козловского Федора Григорьевича, Змеева, князя Долгорукова Владимира Дмитриевича.

Все это дети людей не совсем знатных и известных в то время. Напротив, здесь видим довольно фамилий, которые принадлежали дворовым боярыням, каковы Мещерские, Волконские, Нарбековы, Собакины, Вельяминовы, Мартюхины, Колычевы, Хитрово, Еропкины, Сомовы, Орловы, Блохины, Кологривовы и т.д., так что состав этих стольников, видимо, наполнялся родством и свойством дворовых царицыных чинов. Затем еще у царицы Марьи, т.е. в то время, когда писал о дворе Котошихин, указавший, что стольников бывало человек 20, мы находим их гораздо больше. К концу XVIIв. число их быстро возрастает, особенно с того времени, когда в государском дворе явилось несколько цариц, собиравших каждая около себя свой особый чин, и особенно, быть может, по той причине, когда молодой царь Петр стал забирать своих сверстников-дворян к себе на службу в свое потешное войско. Тогда все те, кто не желал, чтобы дети их потешничали и, стало быть, по понятиям века, безобразничали в Преображенском, все вообще лежебоки и белые руки старались уйти в стольники к царицам, где служба была женская и легкая. В 1686 г. у одной царицы Прасковьи Федоровны – супруги царя Ивана Алексеевича – ее стольников числилось уже 263 чел., из которых в то время по требованию в Москву явились только 62 чел., а 201 чел. оказались в нетях, жили по деревням. В 1696 г. от царицы Евдокии Лопухиных присланы были в Разряд на смотр для службы 76 чел. и после смотра за малолетством были оставлены в царицыном чину по-прежнему.

Царицыны стольники, не получая никаких окладов, жалованы были только платьем, которое получали или готовым, или кусками тканей и деньгами на приклад. В 1653–1654 гг. они получали на холодное платье всего по оценке и с деньгами рублей на 17 с лишком.

* * *

К походному чину относим царицыных детей боярских. Служба их, по словам Котошихина, была такова: посылают их боярыни во всякие посылки, и ездят с царицею в поход, и спят у царицы в Верху для сторожи и оберегания в низких местах посуточно по переменам. Главнейшая надобность в них представлялась именно во время царицыных походов, когда они оберегали поезд на пути и оберегали царицын двор на станах. Штатное число их полагалось, кажется, около 100 чел., но бывало больше и меньше. Все они, кроме денежного годового жалованья, получали и поместный оклад. Старший денежный оклад бывал в 14 и 15 руб.; к нему поместного оклада назначалось от 400 до 500 четвертей или от 200 до 250 десятин. Средний оклад был 10–13 руб. денег и 300–350 четвертей поместья; младший оклад – 7–9 руб. и поместья 150–250 четвертей. Прибавка жалованья назначалась по заслугам, а большею частью – по годам службы. Во дворе у царицы они служили обыкновенно по очереди по три месяца в году, переменяясь, а остальное время жили в своих поместьях. Месяцы их дворовой службы назывались жилыми месяцами, потому что в то время они жили в Москве, или, собственно, при дворе.

В истопничем чину начальное место занимал истопничий, который имел наблюдение за чистотою и отоплением хором и за всем обиходом, какой только требовался для этой цели. Его ведомство сосредоточивалось в Истопничей палате[226]226
  См.: Домашний быт русских царей в XVI и XVII столетиях.


[Закрыть], где собирались подчиненные ему мовные и сенные истопники и сторожи и где сохранялась всякая истопничья казна, разные материалы и вещи.

В царицыном чину истопничий получал жалованья 30 руб. и по порядку чинов следовал за дьяком. Мовные истопники топили и готовили мыльни у царицы и у царевен и получали жалованья по 9 руб. Мовные сторожи работали у тех мылен за чистотою и сторожили; жалованья получали по 5 руб. В 1682 г. истопников было 2, а сторожей – 4. Сенные истопники, которые палаты и хоромы топят и метут и у дверей для отворения стоят, люди честные и пожалованные поместьями и вотчинами, а живут на Москве, т. е. в службе во дворце, по полугоду. Сенные сторожи стерегли и оберегали на сенях, крыльцах, лестницах и на дворах. Первые получали жалованья по 7 руб., а вторые – по 3 руб. В 1682 г. истопников было у царицы 14 чел., у больших царевен – 8 чел., у меньших – 17 чел.; сторожей у царицы – 39 чел., у больших царевен – 8 чел., у меньших царевен – 16 чел. Сторожи для своих занятий распределялись по разным местам и палатам: так, в 1646 г. в Мастерской палате их было 4 чел., у мастериц в светлице – 3 чел., в портомойне – 4 чел., в Казенной палате – 2 чел. и т. д., и также особо у хором царицы, каждого царевича и каждой царевны, если те хоромы были строены в отдельности.

Мастерской чин состоял при царицыной Мастерской палате из разных мастеровых людей по изготовлению платья и разных других предметов постельного обихода. Это были портные мастера, между которыми старшее место занимали закройщики. Закройщиков бывало человека два, которые получали жалованья по 10 руб., кормовых – по 5 ден. на день. Рядовых портных бывало около 10 чел.; затем чеботники, человек шесть; шапочник, каптурник, шляпочник, кружевник, белильщик, игольщик, которые получали по 7 руб. жалованья и по 3 ден. кормовых.

В рукодельном чину, кроме мастериц, при светлице состояли: знаменщики — 2чел., которые знаменили, т.е. рисовали потребные для шитья рисунки икон, всяких изображений и всякие узоры, и светличный писец, составлявший рисунки надписей, тоже для вышиванья. Они получали жалованья по 15руб., кормовых по 6 ден. При той же светлице для пялечных и разных других подобных дел находился светличный плотник, собственно столяр, получавший 2 руб. жалованья и по 6 ден. на день кормовых.

Как старшие, так и младшие дворовые царицыны чины пополнялись всегда лицами, состоявшими в близком или дальнем родстве с теми, которые уже находились на службе. Родство с тем или другим чином всегда давало прямое право просить об определении в этот чин. В этом дворовый порядок находил наиболее верное ручательство при выборе служебных лиц, ибо род личности в то время всегда представлял естественную круговую поруку за своего родича, и если такая круговая порука состояла уже на службе, то тем легче и тем прямее была дорога для поступления на эту службу нового родича. В челобитных прямо и выставлялось это обстоятельство как основание просьбы. «Родители, государь, мои,– пишет один боярский сын, прося царя Алексея об определении в царицын чин,– дядья и братья у тебя, государя, во дворе, в царицыных детех боярских, в сытниках и в подклюшниках, а матья у тебя же, государя, во дворе, у государыни царевны Анны Михайловны в постельницах. Милосердый государь! Пожалуй меня, холопа своего, вели мне быть у государыни царицы в детех боярских».

Младший мужской чин – сенные истопники и сторожи, портные и другие мастера – в первое время избирался из добрых людей, вероятно, тоже по свойству и родству с дворовыми чинами. Но, конечно, при таком порядке ручательство и одобрение родственников и свойственников за доброе поведение избираемого не всегда оправдывало их выбор и нередко во дворце являлись большие безобразники, которых трудно было унять, остановить. В руках дворцовой власти не было никакого твердого обеспечения, что избранный во все время своей службы будет вести себя пристойно и благонравно во всех отношениях, поэтому и здесь впоследствии явилась необходимою единственная старинная мера охраны от всяких случайностей служебного зла и беспорядка, именно круговая порука. Это произошло по следующему обстоятельству. В 1660 г. генваря 7-го «великая государыня царица и великая княгиня Мария Ильична указала истопников Пронку Пототуя да Микитку Шайкина за их многое бесчинство и пьянство отставить и учинить жестокое наказанье, бить кнутом. И того ж числа им чинено наказанье: вместо кнута биты батоги нещадно. Приказ о том из хором казначеи Матрены Блохиной. А на их место указала великая государыня взять вновь иных истопников с записьми и с крепкими поруками. А впредь указала государыня имать в истопники и в сторожи вновь с поручными крепкими с записьми, а без поручных записей отнюдь не имать».

После того при определении в такие должности всегда уже приносилась и поручная крепкая запись от людей, вполне ручавшихся за избранного, в которой они писали: «Поручилися есми в том, что такому-то быть по государеву указу в такой то должности, служить верно и государево здоровье опасать и все памятовать, что ему чтено в крестопроводных статьях; у государева дела не пить, не бражничать, никаким воровством не воровать и с воровскими с приличными людьми не водиться, вином и табаком не торговать, карты и зернью не играть; и государского самому ничего не красть и для покражея к казне воровских людей не подвесть и дурна никакого и хитрости над государевою казною не чинить; всего государского беречь с великим раденьем и с опасеньем и подвоху над казною никакого не учинить; и что видячи над своею братьею какое дурно и о том начальным людям извещать, и с своею братиею дневать и ночевать по очереди; и без указу никуды не съехать и взем жалованье, не заслужа, не снесть и не сбежать и от чину, не бив челом государыне, собою не отстать; а буде определяемый что сделает противное этим статьям, то, писали поручики, на нас, поручиках, пеня, а пени, что государь укажет, взять на том, кто нас поручников будет в лицах, – наши поручиковы головы вместо его головы».

Вообще дворцовое бесчинство и особенно воровство наказывалось, во всяком случае, довольно строго. Однажды в мае 1688 г. портной мастер царицына чина Михайло Сергеев отрезал у двух царицыных подножий (род ковров) несколько соболей. Украденное он продал на Красной площади и денег взял всего две гривны. Дворцовая подозрительность проснулась; поднялся розыск, допытывались, с какою целью были отрезаны соболи, не мыслил ли вор какого зла на государское здоровье. Это нужно было знать тем более, что подножья принадлежали царице Наталье Нарышкиных, а тогда с этой стороны всего опасались от другого царского рода – Милославских. Розыск, однако ж, кроме простого воровства, ничего не открыл. За воровство портному была следующая сказка: «Мишка Сергеев! Будучи ты в Мастерской палате в портных мастерах, своровал государского достояния, от дву подножий соболи обрезал, и в том в твоем воровстве винился, и за то твое воровство великая государыня благоверная царица и великая княгиня Наталия Кирилловна указала бить кнутом и от чину отставить и впредь у государских дел нигде не быть». Вследствие этого указа июня 19-го он бит кнутом перед дворцом «за Куретными вороты, дано 30 ударов».

Обыкновенный способ исправления нравственности дворовых служителей и других меньших чинов состоял в том, что их отправляли, особенно за пьянство, под начал в монастырь, по большой части в Москве в Покровский, что на Убогих Домах, или в один из отдаленных северных. Так, в марте 1666 г. царицыны крестовые дьяки Михайла да Мартин Протопоповы были сосланы под начал: первый – в Убогий Дом, а другой – на Вологду в Каменный монастырь с наказом держать под крепким началом, к церковному пению приходить и всякую работу работать. Эти крестовые могли быть сосланы и за раскольничьи мнения.

Такому же подначальному монастырскому исправлению подвергались в своих проступках и лица женского чина. Их ссылали под начал обыкновенно в Хотьковский монастырь, а иногда и в более отдаленные монастыри: в Успенский во Владимире, в Суздальский Покровский. В 1658 г. августа 4-го сослана в Хотьковский монастырь комнатная Евгения Шишкина, возвращенная оттуда на другой год в мае. В 1694 г. июня 17-го сослана в Володимир одна постельница при следующей грамоте: «В Володимер в Успенский девичь монастырь игуменье Феодосии с сестрами. Послана к вам от нас (государей) из комнаты царевны Марии Алексеевны под начал постельница Ирина Протопопова за ее бесчинство и пьянство; и вам бы ее дать под начал в келью старице княжне Максимилле Шеховской под крепкой начал и велеть ей ходить к церкви ко всякому пению и в келье поклоны класть, как чин монастырской надлежит; и после церковного пения быть у монастырской всякой работы; и с монастыря ее не спускать и хмельнова ничево не давать; а буде она в чем не послушна будет, и ее смирять, как чин монастырской надлежит».

Монастыри, таким образом, в старом нашем быту имели для правительства весьма важное значение как места исправления всяких худых нравов, худых мыслей, всякого самомнения и даже в случаях, когда кто-либо совсем лишался ума. В 1673 г. июля 6-го царю Алексею била челом некая вдова Анютка Фомина: «Сынишка, государь, мой, Ивашка Степанов, будучи при твоей царской милости великия государыни царицы и великой княгини Натальи Кирилловны в Мастерской палате в портных мастерах, и в нынешнем, государь, во 181 г. после Светлого Христова Воскресенья за грехи мои залежал, и в скорби своей по грехом во уме порушился, меня не слушает и в домишку всякое неистовство чинит и пужаетца и бегает; а я, бедная, с невесткою своею, а с его женою – людишка одинакие, приберечь его и смирить некому, и не слушает. Милосердый государь! Пожалуй меня, бедную беспомощную рабу свою, вели, государь, его, сынишка моего Ивашка, сослать под начал в монастырь ко Всемилостивому Спасу на Новое, по коих мест Господь Бог во уме его утвердит, чтоб мне, бедной, от сынишка своего в позоре не быть и ему б, сынишку моему, впредь твоей царской милости не отбыть. Царь государь, смилуйся, пожалуй!» Государь указал сослать его в монастырь Покрова Богородицы, что на Убогих Дому, с наказом: «Велеть держать его под крепким началом и отдать его старцу воздержательному, и велеть ему ходить к вечерни и к заутрени и к литоргеи по вся дни, а вина б, и пива, и меду к нему никто не приносил».