Текст книги "Домашний быт русских цариц в XVI и XVII столетиях"

Помету обыкновенно клал дьяк. Полтина была жалованьем средним; большею частью назначалась гривна, а иногда алтыны – один, два и больше. В особенно уважительных случаях царица жаловала и рубль. Само собою разумеется, что не все эти выдачи назначались самою царицею. Должно полагать, что вообще их разрешал ее дворецкий или дьяк, представляя царице только общий доклад и обращая ее внимание только на какие-либо исключительные и заслуживающие особого милосердия случаи.

Иногда до царицы доходили и челобитные из тюрем, от заключенных тюремных сидельцев. Однажды царице Евдокии Лукьяновне было подано следующее челобитье: «Бьют челом сироты ваши государские, бедные заключенные из темницы, из Разряду, из казенки, Литвы, Татаровя, Немцы и всякие людишки 27 чел. Помираем, государыня великая, бедные заключенные с голоду; ни милости царской, ни милости нам, бедным, николи не идет. Смилуйся, государыня, для своего многолетнего здоровья и своих благородных христолюбивых чад вели нас, государыня, заключенных, напоить и накормить».

* * *

Был еще в царицыном быту особый круг забот, которому также отдавалось достаточно времени, занятий и соображений. Для своего дворового и в особенности для своего дворового женского чина, как и для всех своих многочисленных родичей, царица являлась сердобольною, попечительною матерью, которая должна была устроить жизнь и судьбу каждого из своих домочадцев. Таковы были требования давнего обычая, ставшего законом жизни. По этому закону, как известно, каждый домовладыка почитал своею прямою обязанностью заботиться о чадах дома, как о собственных детях, малых воспитать и научить, а главное, возрастных сочетать браком, девиц повыдать замуж, молодцов поженить. Так как царский быт в своих основах и общих началах ничем не отличался от обыкновенного вотчиннического или помещичьего быта, то и здесь очень естественно встретить обычные попечения о своих домочадцах, какие прилагал каждый помещик о своих крепостных. Вот почему все девицы всякого чина, жившие во дворе царицы, всегда из двора же были выдаваемы замуж за добрых дворовых же или сторонних людей по одобрению самой царицы. В расходных записках ее Постельного приказа нередко встречаются свидетельства или о постройке свадебного наряда для «верховых девок», или о выдаче им на свадьбу денег. Есть указание, что царица сама делала смотрины невесте для кого-либо из дворовых женихов, а стало быть, уже непременно сама же смотрела и женихов для дворовых девиц, разумеется, при соблюдении необходимых условий своего замкнутого быта, т. е. всегда потаенно и скрытно. В 1653 г. был такой случай: отставленый дворцовой сторож Иван Девуля пришел в Вознесенский монастырь к одной из стариц, именно к келарю, и просил, чтобы она «у себя в монастыре поискала девки, которая б была летна, хотя и увечна, и нага, и боса, а жениха, сказал, ты сама знаешь, зовут Фролом, Минин, малоумен». Затем он просил о невесте и у других монастырских женщин. Невеста вскоре была указана: сиротинка, жившая в келье у старицы Афросиньи. Желая устроить свадьбу и не надеясь, вероятно, выманить у старицы невесту для своего Фрола, Девуля схитрил и обманул ее следующим образом. Он пришел к ней будто именем царицы, сказал царицыно жалованное слово, что по челобитью царице от ее царицына крестового дьячка хочет этот дьячок «тое девку замуж взять»; прибавив, что государыне «наперед тое девки досмотрится, а для того провести б ее мимо государыни в такое-то число, в 5 часу дни, а государыня-де будет в то время гулять в Царя-Борисовской палате; и ту девку провести б по улице мимо той палаты». Старица отказывалась, говорила, что у девки замуж и мысли нет и не хочет, что она нага, и боса, и платья ничего нет. Девуля объяснял, что платье все пожалует государыня царица: и полотна, и все даст с Верху для ради своего крестового дьяка.

В назначенный день Девуля вместе с избранною свахою явился в келью к старице за невестою, чтоб вести ее к смотренью пред государыню, мимо Царя-Борисовской палаты, и принес с собою для невесты доброе платье. Старица, не познав их лукавства и обману, нарядив девку к смотренью, отпустила с ними. А они отвели невесту прямо в церковь и там обвенчали ее с Фролом. Само собою разумеется, что обмануть подобным образом возможно было лишь в таком случае, когда всем было известно, что во дворце у царицы такие смотрины и такие сватовства – дело обычное, бывалое. Небывалому делу никто бы и не поверил. Здесь же именем царицы совершался обман, даже пред лицом игуменьи, как о том жаловалась впоследствии самой же царице старица Евфросинья. Подробнее этот случай рассказан в подлинном деле, которое мы приводим ниже.

Во дворце при хоромах царицы жило много девочек-сиротинок, которые попадали туда, разумеется, при посредстве верховых боярынь или по каким-либо случаям избирались и прямо самою царицею. Из таких случаев особенно часто встречалось крещенье в православную веру иноземок. Царица всегда принимала самое усердное участие в этих событиях, щедро награждала новокрещенных и после всегда им покровительствовала; детей же и именно сирот почти всегда принимала в свои хоромы. Но случалось, что девочки поступали к ней и от живых родителей. Так, в 1655 г. была взята в Верх от отца и от матери девочка-иноземка еврейской породы, крещена и воспитана во дворце, а потом выдана с Верху же замуж за певчего дьяка.

Царица часто крестила немок, татарок, калмычек, арапок; неизвестно только, бывала ли она сама восприемницею этих новокрещенных или отдавала кому из верховых боярынь; но крещаемым из дворца всегда из царицыной казны выдавалось платье и деньги. Так были крещены в сентябре 1652 г. немка Ульяна с дочерью, вымышленикова жена, вероятно, жена какого-либо немца-инженера, ибо именем вымышленика назывались у нас инженеры. В том же месяце крестилась немка Авдотья Александрова – жена полковника Лесля. Ей куплено: крест золотой весом 4 золотн., за 5 руб.; цепочка серебряная вызолоченная весом 14 золотн., за 3руб., башмаки белые сафьянные, ичетыги червчатые за 21 алт. 4 ден. В октябре крещена немка Авдотья – Товиасова жена, которой куплено: крест золотой 2¹/₂ руб., цепочка серебряная вызолоченная, 12 золотн., 2 руб. 23 алт. 2 ден., башмаки белые, ичетыги желтые сафьянные за 22 алт., ошивка кружевная, 16 алт. 4 ден. В ноябре в Варсонофьевском монастыре крещены татарки три вдовы, четвертая мужняя жена. Им куплены кресты: один серебряный позолоченный, 3 золотн. за 11 алт., три серебряных белых по 3 золотн. за 24 алт. Тогда же крещена девка-татарка, которой куплена телогрея киндячная на песцовом меху, рубашка женская и сапоги барановые красные. В это же время трем новокрещенным татарчонкам куплено три кафтана кушачные червчаты на зайцах с мишурными нашивками за 4 руб. 15 алт. В феврале 1653 г. в Вознесенском монастыре крещена девка-самоядка, которой тогда куплены сапоги желтые сафьянные и чулки белые за 23 алт. 2 ден.

При царице Евдокии Лукьяновне одна из новокрещенных немок девка Авдотья Капитонова находилась даже в собственной комнате царицы, была ею очень любима и исполняла все комнатные ближайшие ее поручения и приказания. Замечательно, что через 18 дней после кончины царицы она была выслана из дворца в свое поместье, вероятно, прежде ей пожалованное. 5 сентября 1645 г. государь указал сослать с Москвы в Нижний Новгород девку Авдотью Капитонову да сестру ее вдову Авдотью же с детьми на своих государевых подводах, а из Нижнего указал государь их сослать в Нижегородский уезд в их поместье деревню Летнюю до своего государева указу. Для береженья с ними дослан сын боярский. В городе велено их принять воеводе, а приняв, «сослать в деревню и из деревни никуда выезжать им до государева указу не велеть, в обидах от всяких людей оберегать и в обиду людей их и крестьян никому не давать; а будет кто из дворян или из детей боярских на той девке Авдотье жениться похочет, и тое девку велеть выдать замуж сестре ее, вдове Авдотье, из воли, безо всякого опасенья, а что у девки государева жалованья поместья и вотчины и тем поместьем и вотчинами государь пожалует жениха ее». Можно полагать, что она была крестницею самой царицы или самого государя.

Очень естественно, что еще большие заботы царица полагала об устройстве судьбы своих бедных родственниц, которые девицами жили обыкновенно в Верху на ее попечении. Они составляли особую степень верховых царицыных чинов под именем верховых девиц-боярышен. В этот чин царица определяла по большой части сирот своего родства, а иногда брала девиц и у родителей, по бедности не имевших средств дать на воспитание, а главным образом, не имевших средств выдать их замуж. Таким девицам царицын Верх всегда являлся надежною опорою и заботливым покровителем. До возраста они стольничали у малолетних царевен, служили им в их детских играх и жили в их же комнатах. На возрасте царица выдавала их замуж за добрых людей, в которых, конечно, недостатка никогда не было, ибо женитьба на верховой боярышне всегда сопровождалась значительными выгодами для жениха и в отношении приданого, и в отношении службы. «А иных девиц и вдов, небогатых, – говорит Котошихин, – царица и царевны от себя с двора выдают замуж за стольников, за стряпчих и за дворян, и за дьяков и жильцов, своим государским наделением, также и вотчины дают многие или на вотчины деньгами из царские казны, да их же отпущают по воеводствам, и те люди воеводствами побогатеют».

Однако ж, чтобы такое приданое, как и сама невеста, действительно попадали в руки доброму человеку, необходимо было наводить об избираемых женихах надлежащие справки, необходимо было подробно узнавать их житье-бытье, что, по всему вероятию, и делалось чрез верховых и приезжих боярынь, а равно и чрез ближних людей государя, конечно, при посредстве тех же боярынь. Нельзя также сомневаться, что, принимая особенное участие в судьбе своих верховых боярышен, царица и самолично досматривала их женихов скрытно и ни для кого невидимо, как подобало в царицыном быту.

В иных случаях делать подобные справки и досмотры было нетрудно, и именно относительно лиц, которые по службе часто бывали во дворце, как, например, стольники, стряпчие, жильцы. К тому же в хоромах царицы и вообще во дворце всегда очень хорошо было известно житье-бытье каждого из бояр и каждого из значительных дворян по той простой причине, что царь с царицею были по своим отношениям ко всей служебной среде прямыми вотчинниками-домовладыками и почитали все боярское и вообще дворянское общество Москвы за одну семью своих домочадцев. В этой среде царь значил то же, что старинный помещик в среде своих дворовых, о чем мы уже отчасти говорили в I томе. Очень естественно, что особенно важные и видные домашние дела каждого члена этой среды всегда были на виду и в царском дворце, где с родительским попечением и усердным опекунством непрестанно наблюдали за всеми действиями своих домочадцев. Во дворце бывало известно все, что говорили на площади, на пирах, даже в отдаленных походах. Об этом свидетельствует в своей переписке сам царь Алексей Михайлович. И само собою разумеется, что раскрытие домашних дел служилого и приближенного общества всего любопытнее было для домашней же среды дворца, т. е. для женской среды, где собирались жены мужей, матери детей, сестры братьев и т. д. Это закрытое в своих теремах общество, никому не видимое во дворце, становилось по временам даже политическою силою, которая своим подземным влиянием давала известное направление государевым поступкам и делам, возводило людей на высоту царских милостей, а стало быть, и управления, или низвергало их с этой высоты, поддерживало падающих или помогало им в падении. История этого общества нема по той причине, что ее героями бывали все люди не письменные, жившие в покорении, в монастырском постничестве и молчании, но она весьма значительна и любопытна по несомненному присутствию ее скрытых деяний во многих государственных делах. Как история по преимуществу домашняя, она и раскрыться может только при всестороннем расследовании домашних же дел государя и народа.

Котошихин, отмечая подобную черту дворских отношений, говорит между прочим, что боярские и вообще ближних людей жены, вдовы и дочери-девицы приезжали часто во дворец к царице, царевнам и к царевичам ходатайствовать о своих мужьях и детях, о своих братьях и родственниках и всегда успевали в этом, всегда находили у царской семьи надобную помощь и защиту во всяком деле. «Царь те дела делает, о которых бывает такое челобитье, хотя б которой князь или боярин или иных больших и меньших чинов человек в какой беде ни был, о чем бы ни бил челом, если б кто и к смерти был приговорен, и, по прошению своей семьи, может царь все доброе учинити и чинит; и таких дел множество бывает, что царица, и царевичи, и царевны многих людей от напрасных и не от напрасных бед и смертей свобождают, а иных в честь возвышают и в богатство приводят».

* * *

Бывало у цариц и царевен немало занятий, хлопот и забот и по вотчинному своему хозяйству, которое в некоторых подмосковных селах принадлежало им как бы в собственность, составляя их особую, комнатную статью хозяйского дела.

В первой половине XVII столетия такою домашнею вотчиною было с. Рубцово-Покровское (ныне Покровская улица), а во второй половине того же столетия – с. Измайлово. Рубцово, вероятно, было старинною вотчиною Романовых, и потому в первые годы царствования Михаила оно принадлежало его матери – иноке Марфе Ивановне, а от нее потом перешло в исключительную собственность к царевне Ирине Михайловне, которая и была его полною хозяйкою-вотчинницею. Впрочем, сначала, за ее малолетством, такою хозяйкою-вотчинницею была мать ее – сама царица Евдокия Лукьяновна. Селом управлял приказчик, в 1632 г.– Никифор Васильев, и управлял, видно, как следовало старинному приказчику, так что в это время старосты и крестьяне били на него челом, что делает им обиды и налоги многие и во всем их стесняет. И это было в Москве, под крылом и на глазах самой царицы. Решено было сыскать о нем в селе попами и дьяконами, т.е. допросить их по священству, справедлива ли была жалоба крестьян. Вотчинное хозяйство села состояло из обыкновенных хозяйских статей, которые ведали дворовые люди, получавшие годовое окладное жалованье: мельник – 6 руб., другой мельник засыпка – 3 руб.; два садовника по 5 руб.; два рыбника – по 3 руб.; три коровника – по 2 руб.; два конюха – по 1¹/₂ руб., с 1632 г. – по 2 руб., а потом и по 3 руб.; гусятник – рубль, с 1632 г. – 2 руб., дворник, или сторож вотчинного двора, – 2 руб., а потом 3 руб. Месячины им шло на месяц: мужу с женою по чети ржи, в мясные дни по части мяса, в постные дни по звену рыбы. По праздникам бывало указное питье. При Михаиле Федоровиче Рубцово-Покровское было любимым летним местопребыванием царской семьи, и потому на устройство тамошнего хозяйства были употреблены тогда немалые заботы. В 1632 г. печатного дела мастер Онисим устроил там пруды, а в 1635 г. разведены сады, которые в 1641 г. снова строил немец дохтур Венделинус Сибилис. Хозяйство время от времени пополнялось также необходимыми статьями, какие требовались для его улучшения. Так, в сентябре 1634 г. куплены в табуне 4 кобылицы ногайские за 21 руб., царевны Ирины на обиход, и посланы на конюшню в с. Рубцово.

Со времени царя Алексея Покровское было оставлено в исключительном владении царевны Ирины[220]220
  В начале XVIII столетия оно точно так же находилось в собственном владении цесаревны Елисаветы Петровны.


[Закрыть]. Впоследствии в той же стороне царь устроил для себя особое вотчинное хозяйство и дачу в Измайлове, где все статьи хозяйства, и пруды, и сады явились несравненно в лучшем и обширнейшем виде и заведены были при помощи разного рода немецких мастеров. Царица заведовала здесь всеми женскими работами, в числе которых главное место занимало льняное дело.

Кроме этих двух вотчинных хозяйств были еще весьма значительные, по преимуществу садовые, хозяйства в селах Коломенском и Воробьеве, которые тоже служили увеселительными дачами для царской семьи. Само собою разумеется, что сады доставляли немало прохлады или удовольствия в замкнутой жизни цариц и царевен, как и всего их женского чина. В Коломенском и, без сомнения, и в других сельских царских дворцах хоромы царевен, именно их терема, выходили окнами прямо в сад, в густоту зеленых деревьев, из которых, по вкусам века, больше других любимы были деревья плодовые, груши, яблони, вишни.

Был в царском дворце стародавний обычай посылать близким знакомым и уважаемым людям из своих садов и огородов на каждый год в свое время новое слетье, или новь, т. е. созревшие внове садовые ягоды и овощи, ягоды, дыни, арбузы, огурцы, редьку и т. п., а также и другие вновь появлявшиеся потребы, например сельди переяславские, когда было время их привоза. Все это рассылалось из дворца приближенному боярству, дворянству и особенно наиболее чтимому духовенству – патриарху, митрополитам, епископам, архимандритам, даже строителям монастырей, кто жил в Москве. Так, 20 июля 1652 г. царевна Татьяна Михайловна поспешила послать Никону, тогда еще новгородскому митрополиту, новую дыню и новую вишню. На другой день ему прислала вишни и царица Марья Ильична. На третий день, 22 июля, царица прислала ему дыню и другие новые ягоды. Таким образом, и садовое дело в летнее время доставляло царице и царевнам немало занятий, и развлечений, и забот о том, чтобы пораньше других собрать свою новь и разослать ее любимым и уважаемым людям.

* * *

Послеобеденное время, особенно в праздничные дни, равно как и долгие осенние и зимние вечера, отдавались, разумеется, разного рода домашним, комнатным утехам и увеселениям. Для этой цели во дворце существовала даже Потешная палата – нечто вроде особого, собственно потешного отделения с целым обществом разного рода потешников. Обозрению Потешной палаты, или домашних дворцовых увеселений, мы отделяем особую статью, а здесь упомянем в общих чертах, какого рода забавы были обыкновенны в комнатах царицы. Можно наверное полагать, что ее забавы были «народны» и сообразовались с народным же порядком увеселений. Так, например, ко Святой царицам всегда устраивалась качель, и именно веревочная, обшиваемая по веревкам бархатом или атласом, с седалкою, обтянутою по хлопчатой бумаге тоже бархатом.

Так, в апреле 1629 г. царице Евдокии Стрешневых была устроена в передних сенях качель, обшитая сукном багрецом червчатым, а поверх сукна бархатом червчатым гладким. Когда не было увеселения, качель покрывали полотнищем сукна, для чего на эту качель было отпущено 3 арш. сукна червчатого же. В 1649 г. декабря 12-го царевне Анне Михайловне (20 лет) обшиваны качельные веревки бархатом червчатым, пошло 3 арш. 2 верш. В 1686 г. в апреле в хоромы к царице Прасковье Федоровне было изготовлено три качели да миндер, т.е. тюфяк или матрац, тоже, вероятно, для каких-либо игр или для постилки под качель. Брюин, бывший в Москве в петровское уже время, рассказывает, что однажды он обедал в деревне у боярина Стрешнева: «После обеда, который был весьма вкусен и пышен, нас ввели в обширную залу, в коей к потолку были приделаны досчатые качели на веревках. Это здесь любимое упражнение: хозяйка дома села на одну доску и велела двум миловидным прислужницам себя качать. Она, качаясь, взяла на руки ребенка и пела весьма ладно со своими служанками какую-то национальную песню, извиняясь, впрочем, весьма много перед нами, что нет музыкантов, за которыми бы она не преминула послать в город, если бы знала о нашем посещении»[221]221
  Отечественные записки. 1830. CXXV.


[Закрыть].

На Маслянице во дворце устраивались скатные горы, на которых если и не сама царица, то всегда увеселялись царевны с верховыми боярышнями.

На Рождестве, по всему вероятию, увеселялись святочными играми, так как на Троицкой неделе – хороводами и т. д.

Для таких игр при царицыных, равно и при царевниных хоромах существовали обширные сени, в загородных дворцах – холодные, а в московском – теплые. Это можем видеть на планах Коломенского дворца. В числе сенных девиц находились и игрицы, вероятно, исполнявшие эти народные игры. В описи казны времени Годунова и Шуйского упомянуты «восемь подволок камчатных и тафтяных разных цветов – деланы на игриц». Это были приволоки – верхнее женское платье вроде накидок или мантилий. Для повседневной забавы служили дурки, шутихи, также слепые игрицы – домрачеи, которые под звуки домры воспевали старины и былины, народные стихи и песни. Относительно разных игр имеем несколько указаний, что царицы играли в карты. Так, в 1637 г. октября 12-го куплено в овощном ряду полдюжины карт за 5 алт. 2 ден., которые взяты к царице в хоромы, принял стольник Василий Голохвастов. В 1641 г. октября 11-го тоже в овощном ряду куплены двои карты по алтыну, которые принял к царице в хоромы Иван Федорович Стрешнев.

Впрочем, более полные подробности о том, какие игры, забавы, увеселения и зрелища доставляли удовольствие царскому семейству, читатели найдут во второй части Домашнего быта царей.

* * *

Здесь необходимо упомянуть и о выездах царицы для гулянья. Простые небогомольные выезды и походы цариц совершались большею частью летом, когда они выезжали в загородные дворцы пользоваться удовольствиями деревенской жизни. Осенью и зимою такие выезды предпринимались очень редко и с одною целью, когда царица выезжала вместе с государем на какую-либо потеху. Так, в 1674 г. 25 октября царь Алексей Михайлович со всем семейством выехал на житье в свое любимое село Преображенское, где в то время была устроена новая потеха – театр и даны были комидийные действа: Юдифь, Есфирь и др.

Государь отправился туда торжественным шествием в одной карете с царевичем Федором и в сопровождении боярства и всякого походного чина. После него шла государыня царица с царевичами и царевнами в следующем порядке: наперед ехал в своей карете царевич Иван Алексеевич; с ним в карете сидел дядька князь Прозоровской; за каретою ехали его царевичевы стольники и Иван Кириллович Нарышкин. Затем ехала царица в колымаге в 12 возников (лошадей) цветных, с царицею сидели: маленький царевич Петр, меньшие царевны, да мамы, да царицына мать и невестка. За колымагою по сторонам и позади шли царицыны стольники (пажи) да 40 чел. дворян. Впереди их по сторонам колымаги бояре – отец царицы и Матвеев. Потом следовала колымага больших царевен, запряженная также в 12 возников цветных. С царевнами сидели дворовые боярыни, а впереди шел пеш их дворецкий П. И. Матюшкин, около колымаги шли дворяне 30 чел. Далее колымага меньших царевен, сидевших с верховыми боярынями; впереди их шел пеш их дворецкий Б. Г. Юшков, а около – 30 чел. дворян; колымага была запряжена тоже в 12 возников цветных. За этим поездом ехали в колымагах верховые боярыни, казначеи, карлицы, постельницы; а всех шло 30 колымаг; подле колымаг ехали царицыны дети боярские по два человека, по списку.

Весь царицын поезд охраняли стрельцы: впереди открывал шествие стремянный полк под начальством стрелецкого головы, а по сторонам около экипажей шли с ружьем стрельцы рядового полка.

7 декабря ходил государь из с. Преображенского с царицею, с царевичами и царевнами, всем домом, в с. Измайлово тешиться и всякого строенья смотреть; и кушанье раннее (обед) было у государя в Измайлове.

На другой день, декабря 8-го, ходил государь из с. Преображенского также всем домом тешиться в с. Алексеевское; там же и кушанье раннее было. Декабря 9-го государь ходил с царевичем Федором в с. Остров, а потом 13 числа один в с. Соколово тешиться. Между тем в тот же день царица со всем домом возвратилась из Преображенского в Москву. Наперед царицы шел царевич Федор в избушке (зимнем возке), запряженной в шесть возников темно-серых; с ним сидели дядьки: боярин князь Ф. Ф. Куракин, окольничий И. Б. Хитрово; царевича сопровождали бояре, окольничий, думный дворянин – ловчий, ближние люди, его царевичевы стольники, походные стольники, а около всего поезда шли пеши стрельцы с батожьем. Потом шла царица в каптане в 12 возников цветных; с нею сидели ее мать, и невестка, и боярыня М. В. Блохина. Впереди ехал стремянной полк под начальством головы, каптану сопровождали бояре Нарышкин и Матвеев, князь Прозоровский, ясельничий Вышеславцев, царицыны стольники, царевича Ивана стольники да дворяне. Большие и меньшие царевны ехали также в двух каптанах в 12 лошадей каждая. С большими царевнами сидели в каптане верховые боярыни да казначеи; с меньшими – мамы да казначеи. Их поезды сопровождали: дворецкий А. Н. Лопухин у царевен больших и дворецкий Б. Г. Юшков у меньших, а с ними дворяне. По обе стороны всего царицына поезда шли стрельцы с батожьем для береженья. За поездом ехали боярыни верховые, казначеи, карлицы, постельницы, каптан с пятьдесят, оберегаемые боярскими детьми царицына чина.

На следующий год весною, 24 мая 1675 г., государь со всем домом выехал на летнее житье на Воробьевы горы, для чего еще за месяц прежде, 19 апреля, туда нарочно был послан стольник князь Троекуров, а указано ему пересмотреть всякого строения в тамошнем дворце, а где худо, построить все вновь к государеву пришествию. Выезд царицы с детьми происходил точно в таком же порядке, какой описан выше, при выезде в Преображенское. Те же колымаги в 12 лошадей, те же почти окружающие лица, те же 30 колымаг с боярынями и другими придворными чиновницами. 8 июня в именины старшего царевича Федора она ходила подобным же поездом с царевнами и меньшими царевичами к обедне в приходскую церковь к Троице, вероятно, в патриаршее село Троицкое-Голенищево.

19 июня государь ходил с Воробьевской горы в с. Преображенское со всем государским домом. «А сидел государь в одной карете с царицею, да с царевичами Федором и Петром. За каретою ехали тесть государев К. П. Нарышкин, дядька князь Прозоровской и стольники, братья царицы, все Нарышкины. Карета была запряжена в шесть лошадей карих. Вперед этого государева поезда и всего шествия ехал стрелецкий полуголова стремянного полка, а за ним вперед же государя везли государеву постельку, т. е. всякую постельную казну под охранением ближнего человека Ивана Демидовича Голохвастова и наплечных мастеров (портных). В другой карете ехали большие царевны, Ирина Михайловна с сестрами, а с нею сидели мамы, и боярыни, и кормилицы. В карете было шесть возников гнедых. Перед каретою ехали стольники и ближние люди все, да царевичевы Феодора стольники да стольники площадные все, а за каретою ехали бояре, окольничие, думные дворяне и думные дьяки. В третьей карете ехали царевны меньшие, Евдокия Алексеевна с сестрами, а с ними сидели мамы, да боярыни, и кормилицы. В карете было шесть возников темно-серых. За каретою ехал дворецкий А. Н. Лопухин. В четвертой карете в шесть лошадей буланых шел царевич Иван Алексеевич, а с ним сидели царевны да боярыни. За каретою ехал Петр Иванович Матюшкин».

На другой день, 20 июня, государь из Преображенского ездил к обедне в с. Покровское и, возвратившись после кушанья, ходил из Преображенского тешиться в с. Измайлово с царицею, царевичами и царевнами. В Преображенском остались только царевич Иван да две маленьких царевны Наталья и Феодора. В первой карете шел государь с царевичами Феодором и Петром. В другой карете царица с меньшими царевнами, окруженная братьями Нарышкиными. В третьей карете – царевна Ирина с сестрами и царевна Евдокия с сестрами. Далее в трех колымагах ехали мамы да в трех колымагах боярыни, казначеи, кормилицы. Кареты были запряжены каждая в шесть лошадей, а колымаги – парою; впереди поезда ехали бояре и все другие чины, сопровождавшие государя, а позади за колымагами – царицыны дети боярские. С потехи возвратились в Преображенское в 3-м часу ночи, т. е. часов в 11 вечера.

23 июня из с. Преображенского царица со всем домом, кроме государя, ходила к обедне в с. Покровское в каретах. А шли три кареты: в первой на 6 саврасых лошадях шел царевич Федор с дядькою. В другой карете на 6 темно-серых лошадях шла царица, сидевшая со своею матерью, и невесткою, и дворовою боярынею Блохиною. Карету сопровождал царицын отец и ее дворецкий, а позади ехали в колымагах дворовые боярыни. В третьей карете на шести лошадях карих шли царевны Ирина с сестрами да Евдокия с сестрами, а с ними сидели мамы. За ними ехали в колымагах верховые боярыни и казначеи. Карету сопровождали ближние люди Матюшкин и Юшков. Поезд оберегали стрельцы.

26 июня ходил государь из Преображенского опять в с. Измайлово с царицею, царевичем Федором и с большими царевнами. В эту поездку государь сидел в одной карете с царицею и с царевичем. Карета была запряжена в 6 саврасых лошадей. В другой карете, в 6 лошадей гнедых, шли царевна Ирина да царевна Евдокия, каждая с сестрами, а за ними в колымагах ехали мамы, верховые боярыни и казначеи. Поезд сопровождали ближние люди и оберегали стрельцы стремянного полка под начальством головы. Тогда и кушанье было у великого государя в с. Измайлове в роще.

28 июня пошел государь после кушанья из Преображенского на Воробьеву гору со всем домом праздновать именины царевича Петра. Впереди всего поезда ехал стрелецкий голова Лутохин со стремянным полком; затем следовали бояре и другие чины, ближние люди и походные стольники. Потом ехал в своей карете маленький царевич Петр, а с ним в карете сидели его бабушка Анна Левонтьевна Нарышкина с дочерью Авдотьею Кирилловною, тетка Прасковья Алексеевна Нарышкина да боярыня Матрена Леонтьева. Карету сопровождали его дед Кирилла Полуектович Нарышкин, Артамон Сергеевич Матвеев, стольник Иван Фомич Нарышкин и стольник царевича Ивана Иван Головин. В государевой карете с государем сидели царица, царевич Федор, царевна Феодосия. В другой карете ехала царевна Ирина с сестрами, в третьей – царевич Иван с сестрами, а с ними сидели мамы, боярыня да кормилицы. Государеву карету сопровождал дядька царевича Федора, ближние люди Матюшкин и Иван Кириллович Нарышкин и царевичевы стольники. Царевнины кареты сопровождали тоже ближние люди – дворецкие Лопухин и Юшков. Около всего поезда шли стрельцы стремянного полка 100 чел. За царевниными каретами ехали прежде всего мамы и дворовые боярыни в пяти колымагах, по двое в каждой. За мамиными колымагами ехали казначеи государя, царицы, царевичей и царевен в семи колымагах, по две в каждой по порядку старшинства. В 8-й колымаге ехали карлицы царицы и царевен; в 9-й – комнатные бабки царицы, царевичевы и царевен; в 10-й – мастерицы. Затем следовали 40 колымаг, а в них сидели постельницы царицыны, царевичей и царевен. Кареты были запряжены каждая в шесть лошадей, а колымаги – парою. Колымаги оберегали дети боярские царицына чина по два человека да стрельцы, также по два человека.