Текст книги "Домашний быт русских цариц в XVI и XVII столетиях"

Старинные «Прохладные или избранные Вертограды, изысканные от многих мудрецов о различных врачевских вещах» или врачевские книги, лечебники, дают много советов, как и чем наводить благолепие и светлость лицу, глазам, волосам и всему телу. Все они, конечно, вместе с переведенными лечебниками приходили к нам из средневековой Европы и там значительною долею заимствованы еще от античной древности; но должно полагать, что от той же древности, чрез посредство Византии, иное из этих советов было и нам известно задолго до появления в нашей письменности упомянутых Прохладных Вертоградов. Силы естества в растительном и минеральном царстве были знакомы и нашим доморощенным ведунам и знахарям, а по женской части – ведуньям и знахаркам, которые, как мы уже и видели, с. 448 и след., сохраняли много способов и средств нравиться даже тайных, в собственном смысле ведовских.

Простые средства приобретать красоту всех родов и видов были делом самым обычным и потому, быть может, так мало нам известны, ибо не было никакой надобности записываньем сохранять о них память. Так, из лечебников и из доморощенной практики наши допетровские красавицы должны были знать, что овсяная мука, смешанная с добрыми белилами и варенная в воде, доставляла умыванье, от коего лицо бывало бело и светло; ячмень толченый без мякины, варенный в воде «до великой клеести», потом выжатый сквозь плат, доставлял умыванье (в виде теплой воды) от загара. Сорочинское пшено, варенное в воде, выводило из лица сморщенье. Вода из бобового цвета, равно и из бобовой травы, когда ею умывали лицо и тело, всякую нечистоту выгоняло, придавало телу гладкость и светлость. Тоже производили и бобовые скорлупы, варенные в воде до клея. «Мука бобова, мелко толчена (пудра), если потирать ею тело, каким обычаем ни буди, лице и тело ставила гладким». Семя дынное, варенное в воде, давало умыванье для лица и рук, отчего тело бывало чисто и бело. Семя дынное, высушенное на солнце, толченное без чешуи мелко, смешанное с мукою бобовою, или ячменною, или пшеничною на гуляфной водке (розовой воде) в виде пресночка (лепешки), высушенное потом на солнце, доставляло особый род мыла, от которого при умываньи лица и рук тело становилось светлым и всякая нечистота и лишаи пропадали. Вода из дубового листвия как умыванье тоже очищала все тело и доставляла ему светлость. Вода из зори как умыванье сгоняла нечистоту с лица, и угри черные и прыщеватые, и светлость наводила. К тому же служил сок кореня травы бедренца, от которого лицо делалось чисто и молодо. Вода из травы иссоповы как умыванье и питье давала лицу светлость; иссоп в вине наводил лицу благолепие и т. п. Всякие подобные травы в достаточном количестве разводились в царских садах, московских и подмосковных, а также и в аптекарских огородах. Нет сомнения, что в этих садах, по совету тех же врачевских Вертоградов, собиралась девицами с цветов роса, которая тоже доставляла лицу свежесть и светлость. «Платом чистым, – говорит Вертоград о рябом и угреватом лице, – сбирать росу с цвету колосов пшеничных зеленых и с цветов всяких, и плат выжимай (собирая воду), и тою росою умывать лице, чисто будет».

По советам врачевского Вертограда, многое благолепие доставляли также пряные зелья. Он говорит между прочим: «Кто часто корицу в брашне приемлет, у того бледность из лица выведет и благолепостен станет, также темность очную сгонит и светлость творит; гвоздика часто прията – очам светлость наводит; мушкатный орех на тощее сердце прият утре (пол-ореха) благолепие лицу наводит; перец ефиопской, аще во рте жуем, благовоние рту наводит и смердящей дух отгонит; шафран прият в питии благолепие лицу наводит и сердце укрепляет» и т.д. Все такие пряности, как известно, и в действительности употреблялись в допетровское время в большом количестве во всякого рода брашнах и снедях и во всяких питьях, в водках, медах, винах. В XVII столетии, например, во всеобщем употреблении был аптекарский «сыроп коричной», равно и коричная водка (вода), т.к. самым употребительным лечебным (предохранительным) средством была водка-апоплектика, ароматическо-спиртуозная вода, в состав которой, кроме разных сильно духовитых, пряных растений, входили главным образом дух, т.е. спирт гладышев, коего шло ок. ²/₃, и водка гуляфная, ок. ¹/₃; и которая поэтому употреблялась и вообще как благовоние для тела, ибо ею мыли голову.

Словом сказать, благовонные, ароматические и спиртуозные воды различного состава во дворце и особенно на женской половине были в большом употреблении, как это видно по кратким указаниям рецептов, например для царевен Екатерины Алексеевны, Евдокии Алексеевны и др.[256]256
  Рихтер В. М. Указ. соч. Ч. 2. С. 169, 207.


[Закрыть] Такие воды и водки хранились у царевен в особых погребчиках, ящиках и коробочках. В 1685 г. декабря 15-го в хоромы царевны Феодосии Алексеевны велено сделать два погребчика к 32 сулейкам (скляницам) измайловского дела, один – на четыре грани, другой – на шесть граней о 16 местах, где быть сулейкам.

В казне царевны Ирины хранились «шкатула деревеная, немецкое дело, писана золотом, с замком, а в ней 8 скляниц на аспидное дело, у скляниц шурубцы (пробки-завертки) оловянные. Шкатулка оклеена бархатом червчатым, оправлена серебром, в ней 5 скляниц, шурупы серебрены, араматник золот с балсаны, навожен финифты розными, наверху ниже колца в закрепке 8 алмазцов, да в стоянце 12 искорок алмазных. Араматник золот с финифты с розными, привязка золото с серебром». У царевны Софьи Алексеевны был также араматник алмазной. Кроме того: «шкатула оправлена волоченым и сканным серебром, сделана из благоуханного дерева с зеркалом и с двумя ящики; в той же шкатуле ящик серебряной с камешки, да блюдечко, да малой ящик. Погребец деревянной, оправлен серебром, в нем 6 скляниц, 2 достокана хрустальные».

Совсем убранная, наряженная и изукрашенная красота покрывала свое лицо фатою — тонким сквозным покрывалом огненного цвета, как замечает Рейтенфельс, чрез которое можно было все видеть и самой быть видимой. Флетчер говорит, что такое покрывало употреблялось особенно летом и состояло из тонкого белого полотна или батиста, было густо унизано дорогим жемчугом и завязывалось у подбородка с двумя длинными висящими кистями. Фатою вообще назывался большой четыреугольный плат – покров, сшитый из самой легкой ткани, каковы были, например, выбойки турские и индейские, миткали арабские, камки индейские, бязи и т. п. Она бывала и цветная, т. е. набивная разными цветами, разноцветная, и одноцветная алая, синяя, но больше белая, нередко полосатая, например «синя полосы белы, полосата розные шелки». В 1645 г. у царевны Ирины была фата бела полосата, кругом фаты кайма червчата. Ей же в 1648 г. подано «в хоромы на фаты 7 арш. камки индейской серебреной по алой земле».

* * *

По порядку первою одеждою была сорочка — и в качестве белья, как рубашка, и потом в качестве теперешнего платья. Как белье, рубашка, шитая обыкновенно из полотна, она называлась в общем смысле белою. Собственно, это была сорочка нижняя. Как платье она шилась большею частью из цветных тканей и потому носила общее название сорочки красной, т.е. верхней, более красивой и по материалу, и по убору. Нижние полотняные, или белые, сорочки кроились равно широко и в вороте, и в подоле, т. е. из прямых полотнищ, без клиньев в подоле и с обыкновенными короткими рукавами. Ворот стягивался пояском или шнурком и посредине на груди имел небольшой разрез, дабы удобнее было надевать одежду.

Верхние сорочки кроились так же, как и нижние полотняные, с тою разницею, что они были шире и длиннее и имели до чрезвычайности длинные рукава, которые обыкновенно собирались на руке во множество мелких складок. О такой длине рукавов иностранцы свидетельствуют: «Складки их едва можно было уложить от кистей рук до самых плеч, что множество складок так хорошо защищали руки и плеча от холода, что даже зимою не было нужды надевать какую-либо одежду в рукава». Действительно, покрой вторых, или средних, одежд вполне соответствовал назначению носить рукава сорочки наруже и даже как довольно заметный убор во всем наряде. Вторые одежды хотя и шились тоже с рукавами, но в мышках имели всегда проймы, в которые обыкновенно и продевалась рука, одетая в сборчатый рукав сорочки, так что рукава вторых одежд висели за плечом и кроились больше для полноты наряда, а вовсе не для употребления. Ниже увидим, что сорочечные рукава украшались, сверх того, богатым золотным шитьем и низаньем как необходимым убором для видной, открытой части наряда.

По свидетельству Олеария и Корба, рукава сорочек бывали длиною в 6, 8 и 10 локтей. Если считать обыкновенный локоть в 10²/₃ верш., как он переводился на русскую меру в XVI и XVII столетиях, то выйдет, что длины в таких рукавах бывало 4 арш., 5¹/₃ и 6²/₃ арш.

Коллинс, говоря об одежде царицы, замечает, что ее наряд от других особенно отличался длиною рукавов у сорочки, которые бывали от 30 до 36 английских футов. Чем тоньше была материя, тем длиннее делались рукава, и потому длина кисейных бывала больше 10 локтей.

Верхние сорочки шились из легких шелковых тканей, преимущественно из тафты червчатой, алой, белой, желтой; также из тафты полосатой – «полосы белы да червчаты, желты да червчаты, зелены да червчаты»; из шиды[257]257
  Шидою или шитою, откуда ситец, называлась индейская бумажная набивная ткань. У нас именем «шиды» могли обозначаться и различные шелковые ткани, особенно тонкие тафты, но также всегда набивные, привозимые тоже из Индии.


[Закрыть] – «полоски алы с золотом, белы с золотом»; из кушаков, тоже шелковой полосатой ткани – «полосы белы, а другие желты с золотом»; из кисеи, особенно из цветной полосатой,– «шелк желт бел, бел зелен червчат, желт зелен, бел червчат» и т.п. Нарядные сорочки по швам вынизывались мелким жемчугом в веревочку, причем рукава по запястью до локтя и по швам низались особым, более красивым способом – рясою, или ряскою, т. е. наподобие бахромы.

Иногда вместо жемчуга по швам бывали кладены пояски плетеные (тесьмы), золотные или серебряные. Особенно богато всегда отделывались рукава, преимущественно на плечах и у запястья; здесь они узорочно вышивались цветными шелками, золотом, серебром, низались жемчугом с мелкими золотыми дробницами или разновидными бляшками. У сорочек, которые надевались под вторую одежду, рукава богато украшались шитьем и низаньем только у запястий. В описях царицыной казны времени Годуновых и Шуйского находим достаточные подробности о таких сорочках. Упомянем также, что еще в 1486 г. князь Верейский в своей духовной жалует своей дочери в числе прочего наряда «сорочку шидену сажену с дробницею, да четыре сорочки красны, да ларец желт с сорочками с шидеными»; а княгиня Волоцкая (1503 г.) отказывает своей внучке между прочим сорочку «шита (шида?) червчата, рукава сажены».

Сорочка верхняя, как мы заметили, соответствовала в употреблении теперешнему платью. Это была исключительно комнатная повседневная одежда, носимая с поясом, следовательно, обозначавшая стан и грудь, что и ставило ее в разряд одежд стыдливых. Показаться пред посторонними людьми, и особенно пред мужчинами, в такой сорочке для женщины было величайшим неприличием. По рассказу Поссевино, из-за такого именно обстоятельства совершилось при Грозном несчастное убийство царевича Ивана: «Все благородные и не совсем бедные женщины, – говорит он, – носят здесь обыкновенно по три одежды, которые, сообразно с временем года и состоянием погоды, то легче, то тяжеле. Женщина, которая носит только одну одежду, навлекает на себя дурную славу. Однажды во дворце, в Александровской слободе, в жаркий летний вечер третья жена царевича Ивана, бывшая на последних порах беременности, лежала, растянувшись на скамье в легкой одежде, как вдруг вошел свекор ее, великий князь. Она тотчас вскочила, но великий князь вне себя от гнева ударил ее рукою по щеке, а потом палкою (посохом), которую постоянно носил с собою, до того ее отделал, что она в следующую же ночь преждевременно разрешилась сыном. Царевич Иван прибежал на этот шум, вступился за жену и стал упрекать отца, что по его же жестокости он лишился своих прежних двух жен, удаленных в монастырь. Тогда гнев отца обратился на него, и он нанес ему посохом такой сильный удар в висок, что тот упал, смертельно раненный, и, несмотря на всевозможную помощь, скончался по прошествии пяти дней».

Мы видели, что и былины, описывая зазорное поведение некоторых своих героинь, изображают их в одной сорочке и притом еще без пояса, делая тем самым прямой намек на забвение необходимого и обычного приличия.

Из вторых, или выходных, одежд самою употребительною была телогрея. Это было платье распашное, застегиваемое по передам небольшими пуговками или нашивкою, т.е. завязками. Она кроилась, как и все другие выходные одежды, в длину почти до пят, при среднем росте в 2 арш., в ширину в плечах – около аршина, в подоле в 3 арш. (или кругом в 6 арш.), с воротом в 8 верш. ширины с длинными до и ниже подолу рукавами, имевшими ширины в корени вершков 6, в запястье – ок. 3 верш., у которых под мышками, в ластках, делались проймы вершков в 5 длиною, в расстоянии от ворота вершков на 6 и больше.

В эти проймы телогрея и надевалась на сорочку, так что ее рукава всегда оставались висящими и ниспадали позади рук до подолу или связывались назади за спиною вперекидку друг на друга. По свидетельству иностранцев, такие рукава почитались необходимым украшением этого платья, как и вообще обычного женского выходного наряда[258]258
  В простом быту эти длинные рукава служили глубокими карманами, или, вернее, мешками, для поклажи надобных предметов и вещей. В народе ходило присловье: «Шей, вдова, широки рукава, было б класть куда небылые слова», которым ярко обозначалось в старом обществе беззащитное положение вдовьего быта, всегда подверженного небылым словам, т. е. клеветам на вдовье поведение.


[Закрыть]. Для телогрей, как и вообще для выходного платья, употреблялись ткани более тяжелые, чем для верхних сорочек, именно золотные и простые камки, атласы, объяри (гродетур), изредка тафты, а иногда зуф, шерстяная ткань вроде камлота, и т. п. По вороту, по полам и по подолу эта одежда окаймлялась кружевом, обыкновенно золотным, также шелковым; полы, как мы сказали, застегивались пуговицами, число которых бывало различно – от 9 до 20 и даже до 30; обыкновенно бывало 15 и 17. Они ставились по всей поле от ворота до подола.

Холодные, или летние, телогреи подкладывались тафтою, а по подолу, сверх того, имели атласную или камчатную подпушку, вершка в 1¹/₂ шириною, которая во всех подобных одеждах употреблялась для сохранности подольной части платья. Подпушка своим цветом всегда более или менее ярко отделялась от подкладки. К лазоревой, червчатой, брусничной, зеленой подкладке пришивалась подпушка желтая; к белой, лазоревой, желтой – червчатая; к червчатой – светло-зеленая; к желтой – зеленая, алая и т.п. Есть известие, что у телогрей бывали и зепи, карманы, на которые царице Агафье Семеновне вышло тафты алой четверть аршина[259]259
  Архив Оружейной палаты. № 536.


[Закрыть]. Под теплые телогреи подкладывался меховой испод — горностаевый, белий, лисий, соболий, песцовый, а иногда и черевий, заячий, с пухом, т.е. с бобровою опушкою, причем на полах оставлялся подполок из той же ткани, из коей был скроен верх. Белые меха нередко нацвечивались черными, например белый песцовый нацвечивался черными песцами, т.е. по местам вшивались лапки, хвостики[260]260
  Меха по мездре прокладывались ветошками: «153 г. июля 15 наплечный мастер купил на 8 алтын 2 денги ветошек рубашечных на царицыну телогрею киндячную черную, на черевей заячий испод на настилку».


[Закрыть].

При описании одной из телогрей царицы Евдокии Лукьяновны упоминается «запястье, по отласу по червчатому низано жемчугом с канителью». Но у телогрей запястья ничем не украшались, а тем более жемчугом, и это упоминание есть лишь описка вместо слова «кружево»[261]261
  Савваитов П. Описание старинных царских утварей, одежд, оружия, ратных доспехов. СПб., 1865.


[Закрыть].

К тому же отделу вторых, или средних, одежд принадлежала шубка накладная, или столовая, в XV и XVI столетиях обозначаемая просто шубою. Верейский князь в 1486 г. отказывает своей дочери: «Шуба кована, бархат червчат, шуба камка мисюрская, шуба червчата, шуба зелена, шуба багряна, шуба рудожолта, шуба бела, да другая шуба бела». Княгиня Иулиания Волоцкая, 1503 г., отдает своей внучке женского платья: «Две шубы скорлат червчет, одна без тафты, да шуба бело-голуба, без тафты ж, да шуба цини (ценинного цвета) без тафты ж, да шуба червчетая ипская, да шуба светло-зелена лунская, да шуба багреци…» Так как наиболее обычною тканью для шубок было сукно, то в этой росписи о нем и не упоминается, а обозначается только его цвет и иногда местность, откуда привозилось, ипское лунское.

Шубка этого названия шилась покроем сорочки, без разреза на полы, и надевалась, как сорочка, с головы, отчего в отличие от других верхних одежд и называлась накладною, ибо не накидывалась на плечи по-кафтанному, а накидывалась, как мы сказали, с головы. В этом ее различие от телогреи. Кроилась она длиною тоже до пят, при среднем росте в 2 арш., шириною в плечах около аршина с высоким прямым воротом, как у сорочки, т. е. с небольшим разрезом на груди для надеванья, который застегивался пуговкою с петлею. Рукава ее ниспадали почти до подолу и в мышках, или ластках, имели проймы, в которые обыкновенно продевались руки, одетые в сорочку. Ширина подола расставлялась клиньями и обыкновенно бывала в 3 арш., или кругом в 6 арш.

Это платье, быть может, потому называлось шубкою, что на него употреблялись ткани плотные и тяжелые, шелковые, и большею частью золотные бархаты, атласы, алтабасы, зарбафы, объяри, камки (по преимуществу камка кизылбашская и бурская как самая дорогая и тяжелая). Из золотных тканей кроились шубки парадные, праздничные, выходные и ездовые. Они подкладывались обыкновенно тафтою. Другой разряд накладных шубок, назначаемый только для домашнего употребления, кроился из сукна – белого, червчатого, желтого без подкладки, только с тафтяною подпушкою по подолу. В накладных шубках обыкновенно выходили за стол, отчего они и назывались также столовыми.

Так как накладная шубка не была одеждою распашною, то на ней и не встречаем никаких наружных уборов – ни кружева, ни нашивки, ни пуговиц. Она оставалась чистою, т.е. без всякого наряда и убора. На богатых выходных и ездовых шубках всегда носили накладное ожерелье — круглый широкий воротник или пелерину из бобрового меха.

Покрой шубки и дорогие тяжелые ткани, из которых она шилась, способствовали тому, что у царицы, как и у больших царевен, она, особо украшенная, приобретала значение царского платна, порфиры, или вообще одежды царственной. Тогда она делалась распашною, с рукавами длиною только по кисть и шириною в запястье вершков в 7 или 8, и роскошно украшалась широким кружевом по запястью рукавов, по полам и по подолу. На полах, кроме того, ставились богатые пуговицы числом 13, 14 или 15. Кружево, особенно по передам, украшалось нередко аламами — большими круглыми бляхами из басменного золоченого серебра.

На плечах у такой шубки полагалось из той же ткани круглое широкое ожерелье – род пелерины, соответствовавшее царской диадеме и потому всегда богато украшаемое кружевом с аламами, обнизанными жемчугом.

Так украшена была царская шубка царицы Марьи Ильичны и царицы Агафьи Симеоновны, которая впоследствии в 1681 г. марта 3-го употребила весь этот богатый убор своей шубки на оклад образа Пресвятой Богородицы в церковь на Потешном дворе. На этой шубке «аламов было в кружеве и на ожерелье 46 мест, весу в них 12 ф. 83 золотн.».

Подобные шубки-платна переделывались иногда из готовых уже шубок. В 1682г. для новобрачной царицы Марфы Апраксиных были «переделаны платном с широкими рукавы, две шубки покойной царицы Агафьи Грушецких: первая 28 марта – отлас виницейской по серебреной земле травки и репьи золоты оксамичены изредка, в обводах шелк бел; подкладка тафта червчата (кроено в 189г. ноября в 14 д.); вторая 30 марта – бархат виницейской золотной, по нем морх червчат да орлы двоеглавые оксамичены золотом и серебром; подкладка тафта ала»[262]262
  Архив Оружейной палаты. №148. В «Описании старинных царских утварей…» г. Савваитова отметка об этой переделке у первой шубки не упомянута (с. 135); а у второй (с. 136) передана не совсем точно, с обозначением: «Переделана платием вместо платном».


[Закрыть].

Из числа золотных, шелковых и суконных столовых или накладных шубок царицы Евдокии Лукьяновны описываются следующие: «Шубка бархат червчат, на ней круживо серебрено золочено басмянное обнизано жемчугом, подкладка тафта жолта; на ней 15 пугвиц золоты с чернью (144г. июня 10 с сее шубки у царицы в хоромех около аламов жемчуг на государские дела снят местами). Шубка бархат венедитцкой, по червчатой земле круги серебрены, под кругами листье золото, в них шолк зелен да червчат, подкладка тафта двоелична, шолк бел да ал. Шубка алтабас, по серебреной земле травы золоты, подкладка тафта червчата. Шубка алтабас, по серебреной земле травки розные, шолки с золотом, подкладка тафта виницейка червчата (и 135г. ноября 27 сее шубку царица пожаловала княгине Устинье Оболенской). Шубка отлас по червчатой земле, реки и листье шолк бел да зелен с золотом, другое листье серебрено с лазоревым шолком, подкладка тафта лазорева. Шубка камка кизылбашская по червчатой земле, люди и звери золоты с розными шолки, подкладка тафта виницейка жолта. Шубка сукно скорлат червчат, подпушка тафта лазорева. Шубка сукно скорлат бел, подпушка тафта червчата. Шубка сукно лундыш светло-зелено, подпушка тафта червчата».

Летник принадлежал к одеждам накладным, т.е. надеваемым, подобно сорочке, с головы, а не в опашку, и потому кроился также сорочкою без разреза на полы. Его покрой в стану сходствовал с покроем накладной шубки. Но он отличался от всех одежд особым покроем рукавов, которые и назывались даже не рукавами, а накапками. В длину эти рукава, начиная от плеча, равнялись длине всего платья, следовательно, простирались несколько, вершка на 4, ниже подола; средняя их ширина была в половину длины, причем в корени они делались шире на вершок против запястья. Они сшивались рукавами только до половины длины или несколько более; нижняя их половина оставалась несшитою и украшалась вошвами, так что на руке они висели, как перекинутое полотнище.

Нет сомнения, что по этой кройке и по особой ширине рукавов одежда и получила особое название летника как одежды, открытой в рукавах, прохладной. Стан в плечах также кроился на несколько вершков просторнее, чем у других летних и даже зимних одежд. Ширина подола была обыкновенная, 3 арш., или вокруг 6 арш. Длина всего платья простиралась до пят и при среднем росте имела около 2 арш., как и все другие верхние выходные одежды, носимые в хоромах.

В кройке составные части летника были следующие: перед, зад или стан, крыльца, клинья передние и задние поднакопошные, ворот (воротник), подольник. Перед и накапки иной раз кроились из одной ткани, более богатой или узорчатой, а зад и клинья – из другой, разумеется, подобранной под цвет и под узор; а если из гладкой, то в этом случае ее подделывали вышиваньем, золотным или шелковым, смотря по ткани переда.

Подольник составлял особую от платья кайму шириною с небольшим в 2 верш., которая пришивалась по подолу, но не опушкою, внакладку, а как прибавка к длине подола; она по большей части бывала атласная или из другой подобной же блестящей ткани и всегда другого цвета с платьем; так, к белому атласному летнику пришивался подольник алый или червчатый, к червчатому – зеленый, светло-зеленый, празеленый; к лазоревому или желтому – червчатый и т. п. Нет сомнения, что в выборе цвета на подольник руководились желанием подобрать его к лицу, т. е. возвысить им и собственную красоту, и красоту всего наряда. Все платье шилось из золотных и шелковых тканей, по преимуществу из золотной камки бурской, кизылбашской и подобных, также из кушаков, золотной же тяжелой полосатой ткани, и из шелковых – атласа, камки, тафты, дорогов и пр. Подкладка ставилась подо всем платьем легкая тафтяная.

Особый наряд, или убор, летника составляли вошвы. Это были небольшие полотнища, или платы, скроенные косынями длиною в 1³/₄ или в 1¹/₂ арш., шириною в верхнем конце вершков в 8 и более. Нижний же конец несколько округлялся и срезывался на нет[263]263
  Обыкновенно из полотнища в 1³/₄ и в 1¹/₂ арш. длины, в аршин или больше шириною, кроилось с угла на угол две вошвы косынями.


[Закрыть]. Они делались из более тяжелой, плотной и дорогой ткани, обыкновенно парчовой, а большею частью – и из гладкого атласа или бархата, по которому роскошно и богато украшались золотым и шелковым шитьем и жемчужным низаньем с дорогими каменьями и нередко с металлическими дробницами.

Эти косыни своею долевою стороною пришивались к нижнему концу рукавов, или накапок, причем широкий конец вошвы ставился к передней части рукава, а острый – к задней, так что при подъеме руки широкий конец находился вверху, а острый ниспадал к подолу; в этом положении вся вошва всегда оставалась открытою и служила самым видным и роскошным убором одежды. Для того чтобы вошвы всегда оставались пышными и несмятыми, их подклеивали с подкладки рыбьим клеем.

Разумеется, такой покрой и убор рукавов требовал, чтобы руки всегда были подняты или прижаты к груди, дабы поддерживать вошву в долевом и открытом ее положении. В чрезвычайно длинных накапках с такими дорогими вошвами опускать руки было невозможно, тогда и накапки и вошвы волочились бы по земле. Но т. к. летник, и особенно богатый, нарядный, был всегда одеждою парадною, а известно, что в допетровское время во всяких парадных, церемонных, а по-русски – во всяких чинных случаях держание рук у груди представлялось для женщин обычным, самым необходимым приличием, выражавшим вообще кроткое и покоренное их положение в обществе, то это видимое неудобство в покрое рукавов летника вполне совпадало с обычными и приличными формами уменья держать себя в обществе.

Самое слово вошва указывает, что плат вшивался в накапку. Но оно же могло обозначать и то, что эти платы в богатом и достаточном быту украшались всегда вышиваньем, следовательно, означали предмет наряда исключительно вышивной работы. Кроме вошев на рукавах, летник украшался подобными же, но меньшими косынями на груди у ворота, которые поэтому назывались передцами.

У царицы Евдокии Лукьяновны был летник «отлас бел, вошвы отлас турской по червчатой земле, развода и круги велики золоты, в кругах шелк лазорев, листье шолк бел; подольник отлас червчат, подкладка тафта бела. У летника на вороту передцы по отласу по червчатому шиты золотом да серебром». В духовной Верейского князя 1486г. упомянуто «ожерелье пристежное с передци низано и с запястьем»; в духовной княгини Волоцкой 1503г.– ожерелейной жемчуг и передцевой и с запястьем. Все это принадлежало к убору какой-либо одежды.

Передцами вообще назывались платы разного вида, вшиваемые в платье для большей красоты на видных передних местах. Самые вошвы – запястья накапок – украшались иной раз тоже передцами, т. е. особыми нашивками. В царицыной казне времен Шуйского были вошвы столпчатые, очень богато расшитые золотом шипами и на чеканное дело, у которых были пришиты передцы – «шиты по червчатому отласу золотом и серебром волоченым».

Для осеннего и зимнего времени летник опушался бобровым пухом, т. е. меховою лентою около полвершка или меньше шириною, по вороту, по краям вошев и по подолу. С такою опушкою летники иногда носили и летом.

В холодную пору с летниками носили накладное бобровое ожерелье; в летнее время вместо такого ожерелья подавалась опашнща — род короткой мантии из богатой золотной ткани, украшенной золотым шитьем. На таких опашницах времени Шуйского были вышиты золотом и серебром: на одной – орлы, олени, павы; на другой – орлы и олени, на третьей – орлы. Кроме того, у одной из этих опашниц были еще и передцы, шитые тоже золотом и серебром и бархаченные шелками. Четвертая опашница имела 14 пуговиц.

Опашница Евдокии Лукьяновны была украшена вышитым золотом белым атласным кружевом и червчатыми тафтяными передцами, шитыми так же. Летничная опашница иначе называлась летничною приволокою. В казне Шуйских сохранялась приволока из лазоревого золотного бархата с горностаевою опушкою. У царевны Ирины Михайловны с летником большого наряда подавалась «приволока тафта червчата, с пухом, вошвы по отласу по червчатому низаны жемчугом». В другой описи у той же приволоки вместо вошев обозначено оплечье.

В августе 1648 г. молодой царице Марье Ильичне была сшита приволока тоже из червчатой тафты с бобровою опушкою, с 10 пуговицами и с оплечьем, по червчатому атласу низанным жемчугом большим. У царицы Агафьи Семеновны была приволока тафта червчата: нарамки низаны жемчугом по червчатому атласу; на рамках ж пух бобровый: на ней же нашито 5 пуговиц с финифтью. Таким образом, древние передцы в XVII столетии стали обозначаться оплечьем, а потом нарамками, сохраняя и общее название – вошев как частей вшивных, пришивных.

Нет сомнения, что подобная же одежда называлась и подволокою, которая с этим именем употреблялась в XV и XVI столетиях и украшалась тогда богатым запушьем. Верейский князь в 1486 г. отказывает дочери своей четыре подволоки: «подволока на червьце желт шелк, подволока бела, подволока желта, подволока камка на золоте», а великому князю Ивану Васильевичу «запушье подволочное сажено…». Быть может, это же самое «запушье подволочное сажено жемчугом гурмыским з дробницою на бели на камке на червчатой» находим потом в числе саженья в казне сына великого князя Ивана Васильевича, Димитрия Ивановича (1509 г.). Но здесь это запушье могло обозначать наряд мужской подволоки.

В свадебных чинах летник приобретал значение как бы штатной мундирной одежды, равно как и накладная шубка, надеваемая с ним вместе. Свадебные чины, свахи, сидячие боярыни по уставу должны были до совершения обряда наряжаться в летники желтые, в шубки червчатые, в убрусы и в бобровые ожерелья, а зимою вместо убрусов – в каптуры. Сама невеста, готовясь к обряду, была в венце и также в желтом летнике и в червчатой шубке. С этою целью к свадьбе царицы Агафьи Семеновны постельницам было сшито 15 летников камчатых желтых, вошвы атлас золотной по таусинной земле, подложены киндяком, и столько же шубок накладных суконных червчатых[264]264
  Архив Оружейной палаты. № 243.


[Закрыть]. На другой день по чину и новобрачная, и боярыни одевались в белые летники. Кроме того, свадебный чин уставляет невесте прикрываться накапкою, когда являлся князь, молодой жених, и садился подле нее на место. На другой день, когда сваха с боярынями новобрачную поднимали с постели, одевали в белый летник, в шубку золотную обычную и в горлатную шапку, она, шествуя в хоромы, должна была по чину тоже прикрывать себя накапками[265]265
  Временник Общества истории и древностей российских. Кн. 25.


[Закрыть].

Летник, разрезанный на полы, распашной, назывался роспашницею, а иногда и опашницею. Роспашницу кроили из легких шелковых или золотных тканей, из камки, тафты, атласу, большею частью белого или червчатого и алого цвета; подкладывали или тафтою, или дорогами, и украшали кружевом около ворота, на полах и по подолу; также дорогими пуговицами, числом 15 и 20, которые пришивались на вороту, т. е. в верхней поясной части пол; рукава обшивали богатыми вошвами. Неизвестно, как длинны бывали рукава этой одежды. От летника она отличалась еще и тем, что не имела подольника, который заменялся кружевом.

В 1627 г. царице Евдокии Лукьяновне была скроена роспашница, обозначенная также и опашницею и описанная в числе летников следующим образом: «Роспашница, камка куфтерь бела, вошвы по бархату по червчатому шиты золотом и серебром, орлы оксамичены, круживо по отласу по червчатому шито золотом и серебром травы, в травах орлы, и инроги, и львы, и павы, на вороту 15 королков червчатых резных, у королков репейки и спни золоты, в закрепках искорки изумрудные, подкладка у опашницы (sic) тафта (виницейка) бела (и с тое роспашницы королковые пугвицы сняты и положены в казне, а на роспашницу нашиты 15 пуговок серебрены золочены, сняв с царицыной с тафтяной с алой телогреи, что на пупках собольих. 144 г. сентября 3 сее роспашницу царица пожаловала боярина Иванове дочери Никитича Романова)».