Текст книги "Домашний быт русских цариц в XVI и XVII столетиях"

Он же, Афонька, сказал: «Испортил он пушкаря Сусальника, а как ему имя – того не упомнит,– напустил на него беса, и бес его забил до смерти. И кого он, Афонька, похочет испортить, и он наговаривает на соль и призывает бесов, Народила и Сатанаила, и иных бесов; и к тем людям тех бесов посылает, а бесов он знает, – как их призовет, и бесы к нему приходят, старые и молодые, и что им велит, и они то делают, а он в них верует».

По этому поводу, что на пушкаря был напущен Афонькою бес и бес его забил до смерти, был произведен розыск по всей Пушкарской слободе для отыскания пушкаря Сусальника. Все московские пушкари 288 чел. удостоверили, что было у них с прозвищем Сусальника два человека – и те померли, одному смерть учинилась скорая с хмелю от черной болезни и умер без причастия, что и могло подтверждать показание Афоньки. Говорил еще Афонька: знается он с гулящим человеком, живет на Ваганькове, зовут его Фомка Андреев Путимец. Тот Фомка всякое ведовство знает больше его, Афоньки; у него, у Фомки, есть такая книга, которою призывают бесов. И о том он, Афонька, с ним, Фомкою, говаривал, и не одинова, как бы испортить и уморить государыню царицу; и Фомка ему сказал, чтоб дал ему сроку, а он, Фомка, о том, как испортить и уморить государыню царицу, подумает.

Дальше Афонька говорил: учили его отречися Христа в Путивле казак Васька, а на Москве – гулящий человек Фомка Путимец. Первое – велели ему снять крест с себя и положить под пяту и ступить назад трижды и говорить: «Подите, бесы, ко мне, я вам верую, а вы мне служите, какую службу вас заставлю».

После того допрашивали Афоньку, кого он именно испортил и кого женок для воровства приворачивал. На эти вопросы он отвечал оговором на некоторых людей, которых по сыску на лицо не оказывалось, или оказывался напрасный оговор на них. Он рассказывал, что для воровства приворотил к себе женку, Наташкою звали, и воровал с нею с год; и та женка от него съехала в Ярославль к мужу, а муж у ней в Ярославле коновал, посадской человек (таких людей в Ярославле не сыскано). Да он же для воровства приворотил к себе женку Любку, а сидела она в Тесемном ряду и ныне сошла с Москвы безвестно. А на службах он, Афонька, для воровства многих женок к себе приворачивал, да на Москве и в городах многих людей порчивал, и от той его порчи многие люди померли. Воровал он также с женкою, Анискою зовут; и «как с нею воровать не похотел, и она, Аниска, на него грозилась, хотела его испортить и сделать чернее земли». Так как эта женка Аниска по оговору Афоньки являлась тоже колдуньею, то о ней произведен был розыск в Стрелецком приказе Жукова, где жила Аниска. Матери и жены всего Приказа, 600 чел., сказали в Божью правду, что стрелецкую женку Аниску они знают и воровства за нею и всякого дурна и ведовства не слыхали, жена она добрая.

Афонька оговорил также муромца Дмитрия Борисова, что будто Борисов просил у него такого коренья, чем бы ему в Верху прислужиться, чтоб его любили бояре; что такое коренье у него хранилось на дворе Ивана Стрешнева и пр. И это все оказалось лживым поклепом.

Афонька оговорил еще двух держальников[230]230
  Держальник и знакомец — так прозывались молодые дворяне, находившиеся на службе у знатных людей, по объяснению историка Татищева, для посылок, как адъютанты. Держать их в боярских домах накрепко запрещено в 1701 г. для большего принуждения дворян к военной государственной службе.


[Закрыть] Ивана Стрешнева, будто один из них, Истома Темирязев, говорил ему, Афоньке, что «Стрешнева жена Матрена не сможет (испортить государыню царицу), а надобно такого человека добыть, чтоб испортил того, кому мы служим… Пока разыскивали Истому, Афонька покаялся, что поклепал его напрасно, то же произошло и с другим держальником – Михаилом Савиным. А поклепал их по недружбе за то, как он жил у Стрешнева во дворе, и по их насердке ему, Афоньке, от боярина его, от Ивана Стрешнева, и не одинова поученье было».

Снова допросили Афоньку, чтоб сказал про то правду: бесов он призывает коим обычаем? Он сказал, что бесов призывает с прежними словами, что говорил наперед сего. У него в те поры есть трава, а без травы к нему бесы не придут, потому что бесы ту траву любят. Потом, постояв, он молвил, что и без травы к нему бесы придут. Затем спросили его: может ли он призвать бесов теперь? Нет, ответил, бесов ныне призвать не умеет, да и то сказал, что и сам себе пособить не может.

Наконец, после всех тех распросов Афоньку стали пытать, чтоб он сказал именно, по чьему умышленью он хотел портить государыню царицу и коим обычаем было ему портить? Было ему на пытке 40 ударов. Он при этом свалил вину снова на Истому Темирязева, говоря, что портить царицу велел ему Истома, давал ему за то два ведра вина да 5 руб. денег.

Как водилось, все распросные речи Афоньки были записаны и затем при новых допросах были ему прочитаны, все ли так написано. Он сознался, что все так написано, что во всем том виноват, что говорил. Для следователей самым важнейшим делом было дознаться, какие отношения Афонька имел с государевым Верхом, т.е. с Дворцом; кто ближние люди его знают и к ним он приходил ли, и дворовые люди есть ли у него знакомцы? Снова у пытки он допрашиван накрепко, чтоб сказал вправду, кто его научал портить и уморить государыню царицу и за что такое непристойное дело ему было делать, самому ль или кем иным такого воровского дела доходить? Он сказывал прежде, что ему велел государыню царицу портить и уморить до смерти стрелец Васька Мещерка да гулящий Фомка, и то дело не статочное: за что таким худым людям на великую государыню царицу такое лихое дело умышлять? На это Афонька ответил, что научал его испортить государыню царицу Левонтей Плещеев[231]231
  Плещеев Леонтий Степанов, дворянин, в 1648 г. был судьею Земского приказа и мая 25-го во время бунта убит земскими людьми.


[Закрыть]. Да постояв немного, сказал, что Левонтья он тем поклепал, говорит про то вне ума и на себя и на людей в том деле говорит напрасно.

Затем у пытки он заявил, что портить и уморить государыню царицу нанимал его Федор Карпов[232]232
  Стольник Федор Борисович Далматов-Карпов пользовался также приближением к царскому двору и впоследствии, в 1645 г., был пожалован в окольничие, а в 1649 г. – в бояре. Ск. в 1664 г.


[Закрыть] и говорил ему: можно ли такого человека добыть, чтобы испортить государыню, и он, Афонька, ему сказал, что такого человека промыслить можно. Афонька к этому прибавил, что Федор Карпов присылал к нему человека своего, Сеньку, и он, Афонька, с тем человеком у Федора Карпова был на дворе и пил вино; и Сенька от Федора говорил ему, Афоньке, чтоб добыть такого человека, чтоб дал боярину его, Федору Карпову, коренья или травы, чем испортить и уморить государыню царицу; и он, Афонька, дал ему слово, что таким делом промыслит. Афонька говорил также, что и сам Федор Карпов ему о том злом деле говорил же…

Таким образом, расследование напало на след и ближних ко Двору людей. Сначала стали разыскивать упомянутого Сеньку. Про него сыск производился на Петровке в двух приходах, у Пречистыя в Столешниках да у Воскресенья, что бывали старые богадельни, в местностях около двора Карповых. Было приказано собрать свидетельства обо всех людях, которых зовут Сеньками, но указанного Сеньки не было найдено. Тогда государь повелел всех людей окольничего Льва Ивановича и стольника Федора Борисовича Долматовых-Карповых, что есть на Москве и в деревнях, взять к сыску и про Сеньку допросить. Опять такого Сеньки не найдено.

Было очевидно, что для проволочки дела Афонька его запутывал ввиду своих целей или, избываючи пытки, не истерпя пыток, клепал многих напрасно, в чем, однако, вскоре и сознавался и затем не раз проявлял полное раскаяние, что «в прежних своих речах и на пытках все на себя и на людей говорил напрасно; и никто его на то, что ему портить государыню царицу, не научал; и ведовства он никакого не знает, а говорил он то все в распросе и с пыток на себя для того, чтоб его скорее велел государь казнить».

Но следователи мало доверяли таким речам – и неуклонно возобновляли свои допросы, кто его научал портить государыню царицу, кто с ним умышлял на такое злое дело, каким злым кореньем он хотел портить? Очень требовалось узнать доподлинно, кто научал портить, т. к. такое наученье по подозрению должно было неотменно выходить от близких ко Двору людей. По этому подозрению время от времени Афоньку подвергали новым пыткам, а пытки заставляли его делать новые напрасные поклепы и оговоры.

После неоднократных заявлений, что его никто не научал, и сам он того, чем портят, не знает, он все-таки оговорил стрельца Гришку Казанца в великом колдовстве и в том, что Гришка знает того человека, кто научает их, чтоб испортить государыню царицу; «а чем ее портить и такое-де коренье у него, Гришки, есть, чтоб он, Афонька, не хлусил, про то никому не сказывал. А видал он, Афонька, у него, Гришки, такое коренье во дворе его, и в сенях, и в коробье. А как они с ним были на службе в Путивле и он, Гришка, заставливал по себе стрелять свою братью стрельцов из пищалей, и его пищали не имут; и про то ведомо стрельцам всем, которые были в Путивле, потому что он похвалялся перед ними, что его стрельба не возьмет, хотя из ста пищалей».

Афонька у пытки подтвердил свои речи. Из застенка один из дьяков отправился с Афонькою на Гришкин двор, где в сенях, а иное в избе в коробках вынято коренье, и травы, и кости раковины, а иное, сказывает, громовая стрелка да чертов палец, и то все взято в Приказ. И тут же на дворе маленький мальчик сказал, что и у соседки Афимьицы есть тоже травы. Тотчас и у ней обыскали и нашли разные травы в трех узелках. Дознанием выяснилось, что это были травы простые лечебные.

Все, что было найдено у Гришки Казанца, о том жена его, Катеринка, сказала, что все то: «травы, коренья, раковины – принадлежит ей, Катеринке, и привезено ей мужем ее: иное – из Астрахани, иное – из Казани, а иное – из Валуйки. Всем тем предметам составлена была роспись, по которой значилось: 1) трава Божья, а скуривают тою травою квашню, а привез муж ее Гришка ту траву с Валуйки; 2) 2 раковины, сказала Катеринка – привез муж ее из Астрахани; 3) 3 шипка цвету, сказала – привез муж из Путивля; 4) 2 раковины пиявочных, сказала – привез муж от города; 5) трава, коренья, сказала – привез муж от города, а едят от сердечной болезни; 6) камень – привез муж от города, а сказала – громовая стрела; 7) семя, сказала – горчица; 8) 2 раковины, сказала – привез муж от города; 9) трава, сказала – конская, а привез ей мужик-поморец; 10) сенной скип, сказала – привез муж с Валуйки, а дают пить от поносу…; 11) трава Божья, сказала – привез муж из Астрахани для духу; 12) семя, сказала – из шипов, привез муж из Путивля; 13) 2 деревца, сказала – привез муж из Путивля, а дают пить, у кого болят зубы; 14) трава чечуйная, сказала – пьют от зубов; 15) трава чечуйная – пьют от поносу; 16) семя, сказала – солнечник; 17) стрелка громовая; 18) кость, сказала – говяжья, а купил муж ее, хотел делать к ножу черен; 19) корень ир, сказала – кладут в вино для духу; 20) краска синяя; 21) обломок камени, Катеринка сказала – дуб лежал в воде и окаменел, а она держала у себя для диковины; 22) 2 корешка желты, сказала – желтят у сапог подошвы; 23) 4 травы разных цветов; 24) лыка, чешуя опонка; 25) кусок, походила на винную ягоду, жилы, сказала – не знает, привез муж от города».

Все это были вещи невинные, но более или менее подозрительные для следователей, почему, несомненно, они были подвергнуты осмотру докторов Аптекарского приказа. Вместе с кореньем найдено было два письма (писания), из которых в одном между прочим написано было следующее: «Из города из Наполи пишет, что в великой Калабреи новой пророк являлся и сказывался, что Мисеев сын, а по Руски Христов сын; Калабренская Земля ему дались все, и пошел на великия горы со многими тысящами и с полным воинским оружьем; и о том-де стала в Калабренском королевстве великая страсть. Галанской немчин Вилим Фандоблок сказал: объявился-де в Калабренской Земле пророк новой, а сказался, что он будто с Небес сын Христов, Я-де Миротворец, Землю-де вашу всее обороню и иные страны и Земли поемлю. И простые-де люди ему преклоняются, и он-де им говорит, что он их от того всего избавит; и станете-де на сем свете царствовати и жить беспошлинно и без дани, и ни от кого-де вам обиды не будет. А та Калабрейская Земля на границе меж Шпанской и Турской Земли».

Оказалось, что это писание Гришка получил от подьячего Разрядного приказа, который объяснил, что Гришка прашивал у него бумаги на заряды, и подьячий ему из-под стола драную бумагу на заряды давал и, должно быть, то писание дал ему в драной бумаге, а писаны те вести в отписке изо Пскова, и та отписка в разряде ныне есть. Получив эту бумагу, Гришка, по его словам, прочел и подивился.

Другое писание заключало в себе известный и до сего времени бытующий Сон Богородицы, который приводим здесь как древний список 1642 г.

«Крест на Галиада победа, Молитва Господу нашему Исусу Христу, святыя Богородицы сон. Мати Божия спала во святом граде во Ефлиеме. Приде к ней Господь Исус Христос и рече: Мария! Моя мати возлюбенная, спиши ли или слышиши; Рече Свитая Богородица: спала есми намаевсе во святом граде во Ефлиеме на марте месяце, унудив меня сон. И рече Господь Исус Христос: Мария! Мати моя возлюбленная, повеждь ми сон, преподобная, что видех? И рече Мария, мати моя возлюбленная, Господня Богородица, ко Исусу Господу нашему: Владыко, чадо мое! Видех тя во святом граде во Иерусалиме, измаевши, сладчайши меду и соту на кресте древа кипариса распята быти; и тернов венец на главу положен; и заушение заплевана и желчи напоян; тростию по главе биен; а руце и нози ко кресту пригвожден бысть; и копие в ребра прободен; праведни Господи от жидов своего создания приял еси на землю и пострадал еси; и страсти волею изволил еси взыскати на землю; и взыскати погибших за преступление Адамово, смертию на смерть наступил еси; рукописание Адамово раздрал еси; Евину клятву разрушил еси; Адамово преступление грехи наша на кресте пригвоздил еси; и ада умертвил еси, дьявола супостаты студную силу нерушимыми руками и связал еси; Адама извел и спящая со Адамом из мертвых воскресил еси собою от тьмы на свет. И рече Исус Христос Бог наш: Мария! Мати моя возлюбленная, Богородице: неложно сон твой, истинное видение свое. Аще кто носит молитву сию Господню и страсти со крестом Господним, и твой сон святыя Богородицы на себе или в дому у себя, и тот человек будет от Господа помилован, на рати здрав, на суде прав, великих людех великого чину пожалован будет, а в беседе честен; к тому человеку не прикоснется и огнь, ни кой злой человек супостат, ни тать, ни разбойник, ни душегубство, ни чародейства, ни притче, ни призор, ни прелюбодейство, ни чародейство, ни потеря, ни продажа, ни поклеп, ни болезнь, ни убыток, ни черная немочь, ни от дьявола искушения, ни во сне, на яве; аще Бог изволит душу его взяти, не могут беси взяти, но примут Ангели Божий по велению Господню и во веки веков аминь».

Об этом писании Гришка рассказал, что «взял он то письмо на Пизу с казака (?), как были на государеве службе, и носил он то письмо на себе для того, что ему сказали: кто то письмо на себе носит, и того человека стрельба не возьмет; и как-де его на службе в Путивле ранили, а то письмо было на нем, и он-де с тех пор тому письму не стал и верить, а держал его у себя спроста. Да была у него на жену болезнь, трясло ее ночью, и он, то письмо списав, клал на нее, и от того письма ей помочи ничего не было. Его жена Катеринка сказала, что то письмо она держала у себя для того, что на ней (болезнь) черная немочь».

О травах и кореньях Гришка объяснил, что они лечебные, что он лечился ими, и иные ему помогали; а траву, что имя ей Богородицына, да раковины морские привез он из Поморья для показанья. Видимо, что это был человек любопытствующий, каких едва ли много встречалось в то время. Он собирал разные предметы не только для леченья или для другой пользы, но и для диковины, для показанья. Кроме упомянутых вещей у него был найден косной развод, о котором он сказал, что держал его у себя для глумовства, а ничего на нем не угадывал и не знает… (о косном разводе см. с. 265. Нам не встретилось объяснений, какого рода было это колдовство.

Чем больше Афонька понапрасну оговаривал людей, тем сильнее возбуждалось подозрение, что он скрывает истину дела, потому снова и снова его подвергали пыткам с повторением тех же вопросов: кто его научал портить государыню царицу, какими кореньями и способами и т.д. Он пытан был накрепко, было ему 57 ударов и после того жжен огнем дважды. С этой пытки он говорил, что людей окольничего и стольника Карповых и стрельцов клепал напрасно для того, чтоб ему невскоре умереть; что никто его портить государыню царицу не научал, а умышлял он портить царицу один, а портить было кореньем, а коренье имать в поле… А о бесах говорил, что с бесами знался и крест под пяту клал, а ныне бесы от него отступились и к нему не приходят, а как приходили и он их видал, старых и молодых. От знакомства с бесами, несмотря на повторительные пытки, Афонька никак не мог отречься. Снова его допрашивали об этом и снова он уверял, что коли он отвергся Христа, и тогда ему бесы помогали и во всем его слушали, что им велит делать; а как его пытали впервые, и с тех пор он бесей и по сию пору не видал; а верует он ныне в Господа нашего Исуса Христа, и помоги ему ныне от бесей никакой нет. На пытках он теперь твердил одно, что портить государыню царицу никто его не научивал, а сам он думал портить государыню царицу ни за что, с малоумья. На пытке была подожжена ему пята, да в заключенье на другой пытке ему было 17 ударов.

Выслушав это сыскное дело, бояре (6 бояр и 3 окольничих) приговорили: «Афоньку Науменко за его воровство пытать, и буде с пытки он ничего не прибавит, приговорили в струбе сжечь за то, что он в расспросе до пытки и с пыток говорил сам на себя, что он Господа Бога и Спаса нашего Исуса Христа и православной христианской веры отвергся, и животворящий крест под пяты клал, и с бесы знался, и на людей бесов по ветру воровством напущал, и кореньем многих людей портил. Да он же говорил сам на себя до пытки и с пыток, что было ему государыню царицу и великую княгиню Евдокию Лукьяновну портить, напущать по ветру бесей и коренье в питье класть и всякими мерами домышляться, чтоб ее, государыню, испортить. И за то его воровство приговорили ему отсечь руку да ногу, да вкинуть его в сруб в огонь и сжечь его в струбу». По другой записке приговора решено «обсечь ему руки и ноги, да буде только будет жив, досталь вкинуть в огонь, а казнить его на Болоте или на Площади».

Этот боярский приговор состоялся 20 августа 1642 г. Но сыски, розыски, допросы виноватого и оговоренных людей, по-видимому, тянулись с лишком целый год. Сам государь с большим участием следил за ходом этого дела, постоянно выслушивая доклады следователей. Окончилось оно 17 мая 1643 г., когда государь вместо казни повелел Афоньку сослать в Сибирь на Тару и держать его с большим береженьем в тюрьме, выдавая на корм по две деньги на день.

Афонька Науменок, отставленный стрелец, принадлежал, как видно из дела, к разряду людей, сбившихся с пути, каких немало появлялось и в старой Москве. О нем один из оговоренных им свидетелей сказывал, что не знается с ним тому лет с пять, как он начал воровать, пить и ходить почал за воровством. Именем воровства в то время называли не кражу, а вообще беспутную жизнь, готовую на всякие преступления. Подобное воровство Афоньки высказалось и в том случае, когда он говорил караулившим его стрельцам, чтобы они отпустили его на Дон, и сами они, и кто хочет, шли бы туда с ним, а он им на Дону даст атаманство, а иным – есаульство. Как на Дону он с ними будет, и им добро будет. «А буде вы меня не отпустите, говорил, ино-де и вам со мною тут же от кнута оторвать конца», т.е. не миновать кнута. Таким образом, Дон как область вольных людей представлялся обетованною землею для всех потерявших хотя бы и тесный, но добрый путь жизни и потому искавших нового наиболее вольного, наиболее гулящего пути.

Надобно принять во внимание, сколько тягости, трепета и страха и всякого замешательства испытывали целые слободы и улицы Москвы и даже подмосковные деревни от беспрестанных розысков по поводу лживых показаний этого беспутного человека. Но государево великое верхнее, т.е. Верховое, или дворцовое, дело требовало всестороннего обследования, не умышлял ли кто на здоровье государыни царицы именно из верховых приближенных или вообще дворцовых людей, хотя бы и из низших чинов[233]233
  Чтения Общества истории и древностей российских. Кн. III. 1895.


[Закрыть].

Похвальба царицыным жалованным челобитьем

1651 г. ноября в 6-й день извещал государю Петр Семенов сын Хомяков на сокольника на Тимошку Григорова, а сказал: «В прошлом в 159 г. в Коломенском селе на Потешном дворе в хоромех, перед оспожиными говейны, говорил ему, Петру, сокольник Тимошка Григоров, один на один с ним, Петром: до брата-де моего до Левонтья Григорова государская милость, а крестьянин-де их похваляется, ходячи по пирам: государыня-де царица, жалуючи мать Левонтьеву, прислала челобитье с человеком их с Трошкою; а как того крестьянина зовут, который такие речи говорил, и он, Тимошка, тому крестьянину имя сказал, а он, Петр, имя того крестьянина забыл. Да он же сказывал ему, Петру: нам-де к родителям своим и выехать нельзя; говорят нам, поделом-де вы, дураки, что вас государь не жалует, как милость государская к Левонтью и государыни царицы к матери его; царица-де государыня к матери Левонтьеве жаловала, приказывала челобитье.

И того же числа сокольник Тимошка Григоров расспрашиван. А в расспросе сказал, что он таких речей Петру Хомякову не говаривал, такие-де речи Петр Хомяков на него, Тимошку, затеял. А на очной ставке Петр Хомяков говорил на него, Тимошку, прежние речи, что он в расспросе говорил. А Тимошка на очной ставке запирался, а сказал, что он Петру таких речей не говаривал. Да Тимошка ж говорил: за что-де он, Петр, на него, Тимошку, в ту пору не извещал, как будто я ему сказывал, и то-де знатно, что он, Петр, на меня затеял. И Петр Хомяков сказал: не извещал государю на него в ту пору потому, поблюлся-де Левонтья, а к Левонтью в ту пору была государская милость, чего б-де он, Левонтей, на него, Петра, государю не сказал; а на него, Петра, государь в ту пору был кручиноват. Да он же, Петр, сказал: извещал он, Петр, государю, что кречет не кормлен; и Левка его, Петра, излаял: кто-де тебя спрашивал извещать государю; а как его, Петра, в ту пору Левка лаял, и то слышал Митрошка сокольник.

И Тимошка Григоров у пытки в расспросе сперва говорил прежние свои речи, а постояв, винился: виноват-де я перед государем, Петру Хомякову такие речи говорил, что государыня царица Левонтьеву мать о здоровье спросить велела; а сказывал ему такие речи дьячок Григорья Богослова Коломенского уезда села Восцы на речке Селижарке Васка Артемьев. А он, дьячок, слышал от крестьянина деревни Алешкова, у Давыдки, а прозвище Волк, да от женки тое ж деревни от вдовы от Дуньки: государыня-де царица боярыню нашу жалует, челобитье приказывает, человек-де наш Трошка Максимов шел дворцом, и государыня-де царица увидела моего человека и велела спросить с Верху боярыне: жива ль-де его боярыня, скажи-де ей челобитье».

Декабря 13-го по государеву указу послан стольник Алексей Мусин-Пушкин для расспросу в Коломенский уезд в с. Восцы для церковного дьячка и для Даниловых крестьян Григорова. По приезде на место декабря 18-го стольник тотчас послал «сотника Андрея Ромейкова по дьячка Васку и по крестьян по Давыдку, прозвище Волк, да по вдову Дуньку Казаринову, да по дворового человека по Тришку Максимова. И того ж числа сотник привез крестьян, а Васку-дьячка в том селе, где он живет, не изъехали, выбежал с двора с женою и с детьми. И стольник Алексей Мусин-Пушкин крестьян расспрашивал. Давыдко прозвище Волк в распросе сказал, что он не знает, не ведает. И к пытке Давыдко приведен, и он ни в чем не винился ж». Вдова Дунька, Казаринова дочь, к расспросе сказала: говорил-де ей дворовый человек Тришка такие речи, что «государь жалует боярина нашего Левонтья и боярыню нашу жалует же, приказывает государыня царица ей челобитье»; а говорил он, Трошка, такие речи: «пьян напився у дьячка на дворе, у Васки Артемьева, а в те поры были они у дьячка в гостях в прошлом во 159 г. в родительскую субботу; а он, дьячок, те речи слышал ли или не слышал, и она, Дунька, того не упомнит». Да Дунька ж в допросе сказала: «Приезжал с Москвы человек их, Янька Григорьев, до присылки за три дня, как их взяли к расспросу с вестью; а ночевал он одну ночь, а наутро и поехал к Москве; а что в грамотке писано, и она того не ведает. А как приехал по них сотник Андрей Ромейков, и она в ту пору, Дунька, сидела в комнате у боярыни своей, пряла пряжу и слышала она от жонок, говорили женки в хоромах: все-де им делается от своего ж, от Тимошки Григорова, а которая женка говорила такие речи, и она того, Дунька, не упомнит, потому что в ту пору испугалась; а от боярыни своей и от бояр никаких речей она, Дунька, не слыхала». Трошка Максимов в расспросе ни в чем не винился, и на очной ставке с Дунькою ставлен, и к пытке приведен, и подыман, и ни в чем не винился. Декабря 19-го он, Трошка, и Дунька снова расспрашиваны. И, постояв, он, Трошка, винился и говорил: «Приехал-де, Трошка, с Москвы в прошлом в 159 г., а в котором месяце и числе – того не упомнит, и пришодчи-де он в хоромы к боярыне своей, и боярыня его стала спрашивать: здорово ль сын мой живет, Левонтей, и по-прежнему ль к нему государева милость, и приказывала ли мне государыня царица челобитье? И он, Трошка, ей говорил: шел-де я дворцом мимо хором государыни царицы, и из хором велела его государыня царица спросить боярыне: жива-ль-де твоя боярыня, скажи-де ей от меня челобитье. А говорил он такие речи боярыне своей с хмелю; а затеял он такие речи сам, а ни от кого он таких речей не слыхал; как по него, Трошку, приехал сотник Андрей Ромейков, и боярыня ему говорила, чтоб он ничего, Трошка, не сказывал; а весть к нему была ль с Москвы или не была – и он того не ведает». Да Трошка ж в распросе сказал, что приезжал человек их, Янька Григорьев, с Москвы до присылки сотника за три дня, как их взял сотник, а с вестью он, Янька, приезжал или не с вестью – и он того не ведает, а ночевал-де он, Янька, одну ночь дома. И того ж числа сокольник Тимошка Григоров против вдовы Дунькиных и Трошкиных речей расспрашиван, что он весть подавал ли или нет? И он, Тимошка, в распросе винился и говорил: писал-де он грамотку и, написав, послал ее со стрельцом к брату своему к Василью Григорову, что говорил на дьячка и на Артемья Бирева и на Даниловых крестьян Григорова, а которого приказу стрелец послал грамотку, и он того не упомнит; а писал он, Тимошка, грамотку до пытки.

Чем окончилось дело – неизвестно.

Обман в свадьбе царицыным жалованным словом

1653 г. «государыне благоверной царице и великой княгине Марье Ильичне всеа Русии бьет челом из Вознесенского монастыря богомолица твоя, старица Ефросинья, твоего, государыня, царицына двору, на Ивана Девулю да Вознесенского монастыря на белицу на вдову Овдотью, что живет у старицы, у Екатерины Солоховой. Жила у меня, богомолицы твоей, в келье сиротка, девочка Макринка, и в нынешнем государыня во 162 г. октября в 11-й день пришел ко мне, богомолице твоей, в келью тот Иван Девуля и та вдова Овдотья, тое моей девки сватали за твоего, государыня, царицына крестового дьячка, а сказали мне, богомолице твоей, при старице Маремьяне Красниковой да при вдове-протодьяконице рязанской, при Овдотье, твое, государыня, благоверной царицы и великой княгини Марьи Ильичны, всеа Русии, жалованное слово: по челобитью-де твоего, государыня, царицына крестового дьячка тое мою девку замуж взять. А указала-де ты, государыня, наперед тое моей девки досмотритца, провести мимо тебя, государыню благоверную царицу, октября в 13 день в пятом часу дни; а ты-де, государыня, благоверная царица, будешь в то время гулять в Царя-Борисовой палате; и ту бы-де мою девку провести по улице мимо тое палату. И я, богомолица твоя, им отказывала, что у девки замуж мысли нет и не хочет, а се нага и боса, платья ничего нет. И он, Иван, сказал: платье-де все пожалует государыня, благоверная царица, и полотна с Верху для ради своего крестового дьяка. И октября, государыня, в 13-й день в четверг, в четвертом часу дни пришли ко мне в келью тот Иван Девуля да с ним же пришла, нарядясь, женщина, а сказалась мне и перед игуменьею Александрою, что она с Верху от тебя, государыни царицы, наплечного мастерова жена, а пришла-де по тое мою девку к смотренью перед тебя, государыню, провести мимо Царя-Борисову палату, и принесли на девку с собою доброе платье; и я, богомолица твоя, обрадовався твоей, государыня, благоверной царицы и великой княгини Марьи Ильичной всеа Русии, жалованью и призренью к убогой сироте, тое свою девку, не познав их лукавства и обману, нарядив, к смотренью отпустила с ними. И они, государыня, не водя тое моей девки мимо Царя-Борисову палату, отвели в церковь Козмы и Домьяна, что у святых Вознесенских задних ворот, и, изготовя новобрачного, и обвенчали, а обвенчав, и отвели к тому Ивану Девуле во двор, а не за твоего, государыня, крестового дьячка, взяли и выдали; а я, богомолица твоя, про то после сведала. И тот, государыня, новобрачный бродящий, за кого выдана, неведомый и незнаемый нам какой человек. А женився, государыня, ныне он и жить с нею не хочет, посажена у Девули нага и боса, помирает голодною смертью, и велит ей муж постричься. И то, государыня, они учинили, Иван Девуля и та вдова Овдотья, и с приходящею женщиною, умысля великою воровскою статьею, обманули твоим, государыня, благоверной царицы жалованным словом; тое девку у меня, будто перед тебя, государыню, к смотренью за крестового дьячка, выманили и замуж выдали безвестно, одночасьем. А мы, государыня, того новобрачного до тех мест и в те поры ни знали, ни ведали и в рожей его не видали. А те, государыня, Иван Девуля и вдова Овдотья, сватая тое девки за твоего, государыня, царицына крестового дьячка, сказывали, что тот дьячок домом и прожитками человек полный и у тебя-де, государыни, пожалован. Милосердая государыня, благоверная царица и великая княгиня Марья Ильична всеа Руси, пожалуй меня, богомолицу свою, и тое бедную сироту, вели, государыня, противу сее моей челобитной про то воровство, про оман Иван Девули и вдовы Овдотьи и приходящей женщины с платьем сыскать и свой, государыня, царский указ учинить. Государыня благоверная царица, смилуйся, пожалуй!»

И против сей челобитной отставленный сторож Ивашка Девуля расспрашиван, а в расспросе сказал: «В нынешнем-де во 162 г. октября в 11-й день Вознесенского монастыря к старице Офросинье в келью не прихаживал, и девки ее Макритки государыни царицы за крестового дьяка не сватывал, и таких речей ей Офросинье не говаривал, что тое девки наперед посмотрить и провесть тое девку мимо Царя-Борисовской палаты, а государыня царица будет в те поры в тех палатах; а в тех-де числах, которые писаны в челобитной, приходил он, Ивашка, в Вознесенский монастырь к келарю, к старице, а как зовут – того он не упомнит, и ей говорил, чтоб она у себя в монастыре поискала девки, которая б была летна, хотя и увечна, и нага, и боса, а жениха-де, ты сама знаешь, что зовут Фролом Минин, малоумен; и келарь-де ему, Ивашку, сказала, что она про него припамятовала, каков он, а невесты хотела поискать; а ему, Ивашку, велела у себя побывать иным временем. И он, Ивашка, от того келаря пошел к себе домовь и тут же-де, на монастыре, попалась ему, Ивашку, навстречу вдова Дунка, Осипова дочь, что живет того ж монастыря у старицы, у Катерины Солоховы; и он-де, Ивашка, ее, Дунки, спрошал тому ж Фролу про невесту; и она-де, Дунка, ему, Ивашку, сказала про девку Сухоруку, которая живет того ж монастыря у старицы у княжны Александры Голицыны, и он-де, Ивашка, пришел к той старице к подклету, и та девка вышла к нему из подклета сама и ему, Ивашку, отказала, что она замуж не хочет, а хочет постричься; и он-де, Ивашка, отшедчи от той кельи, и стал с тою ж вдовою Дункою, и старица-де Офросинья шла мимо их, и Дунка-де учала ей, Офросинье, говорить: у тебя-де есть девка сиротинка, а Ивашка-де спрашивает невесты. И та-де старица Офросинья учала его, Ивашка, спрашивать: за какого-де ты человека сватаешь? И он-де, Ивашка, стал ей про Фрола рассказывать, что он, Фрол, – человек уродивой; и та-де старица послала тое вдову Дунку к нему, Ивашку, на двор того Фрола смотреть, и, смотрев, она, Дунка, его, Фрола, пришли с ним, Ивашком, к той старице Офросинье в келью, и с тою старицею он, Ивашка, за того Фрола тое девку и по рукам ударили; а поверила-де она, Офросинья, слову вдовы Дунки; и на завтрее-де того сватанья пришел он, Ивашка, к той старице Офросинье по невесту с отцом его, Хроловым, духовным, а как того попа зовут – того он не ведает; а служит-де он у Кузмы Демьяна, что у Чудова монастыря у святых ворот; да с свахою портного мастера с Ларкиною женою. И, взяв тое девку, со Фролом венчали в церкви Кузмы Демьяна. А против челобитной таких речей он, Ивашка, не говаривал, и женке Дашке наплечного мастера женою называться он, Ивашка, не веливал».