Текст книги "Домашний быт русских цариц в XVI и XVII столетиях"

Это была другая, тайная сторона действий, желаний и исканий цариц, дабы излечить немощь своего неплодия. По суеверию века, заботы помочь себе знахарством, волшбою шли рядом с усердными молитвами, обетными богомольями, вкладами по монастырям и церквам, переплетались, так сказать, с благочестивыми подвигами, вызываемыми одною и тою же целью получить силу чадородия и тем привлечь любовь государя.

Должно заметить, что в тот век знахарство и волшба или ведовство как область реальных практических, хотя бы и младенческих знаний о разных силах естества и тайнах природы, несмотря на то что были отречены и прокляты, всегда и повсеместно были принимаемы как обычное врачевство материальное, вещественное, которое невозможно было миновать людям, искавшим вещественной же помощи в своих недугах, телесных и сердечных. Ведуны и ведьмы прежде всего были лекаря и лекарки – врачи. Они сами так понимали свою специальность, так понимал ее и народ. Но это было врачевство мирское, знание отреченное, противное врачевству духовному по той причине, что оно утверждало свои действия тайнами сего мира, уклонялось от действий, благословенных и указанных Церковью, ставило самочинно в противность тайнам благословенным свои греховные, бесовские тайны. Вместо слов молитвы оно ставило слова заговора или наговора и усердно веровало в силу этих слов; вместо благословенных и освященных действий (см. выше, с. 253) оно ставило действия нечестивые и усердно ожидало от них помощи. Но как бы ни было, под этою мифическою оболочкою оно хранило действительные познания естества, которые, действительно, в иных случаях врачевали, исцеляли недуги и тем всегда оживляли и поддерживали народное верование в особенные силы ведовства. Оттого в народных понятиях естественное врачевство не было отделяемо от волшебства и врачи не только по профессии, но даже и именем не различались от волхвов. Так, одно поучительное слово касательно волшбы запрещает «к врачам ходити», т.е. к волхвам, которых русский писец XVIв. отождествил с врачами, и наоборот[157]157
  Летопись занятий Археографической комиссии. 1864. С. 84.


[Закрыть]. Самое слово ведовство, знахарство, должно показывать, что в основе волхвования лежала идея реальных знаний о природе, прикрытых лишь мифическою оболочкою, суеверием, которыми прикрывалось в те века всякое знание и вообще наука. Вот почему, несмотря на гонения со стороны врачевства освященного, несмотря на сожжения волхвов и вещих женок, мирское отреченное волшебство оставалось все-таки великою силою в жизни народа и к нему в трудных и безвыходных обстоятельствах по необходимости прибегал всякий, искавший себе помощи, не исключая даже и гонителей. После развода с Соломониею Василий избрал себе в невесты княжну Елену Глинских – дочь умершего нововыезжего князя Василия Львовича Темного-Глинского, из рода знатного, но иноземного, литовского, который, изменив литовскому королю, вскоре изменил было и Москве в лице своего головы, родного дяди избранной невесты, князя Михаила Львовича. Неизвестно, как происходило избрание государевой невесты; но, вероятно, обычным же порядком, т.е. повсеместным собранием всех тогдашних красавиц, из которых больше всех полюбилась княжна Елена, жившая у матери – вдовы Анны. Надо заметить, что несчастный дядя невесты, Михаил Глинский, был воспитан в Германии, долго там жил, находясь в службе у герцога Саксонского Албрехта и у императора Максимилиана в Италии, прославился военными заслугами и был предан немецким обычаям, которых, без сомнения, держались и его братья – Иван и Василий, отец невесты. Таким образом, и Елена была воспитана в среде более или менее иноземной, в обычаях, которые, быть может, многим и к лучшему отличали невесту от ее сверстниц и соперниц, что и должно было остановить на ней выбор государя[158]158
  Карамзин Н. М. Указ. соч. Т. VII. С. 11, 84.


[Закрыть].

О свадебницах (так назывался в народе рождественский мясоед), 28 генваря 1526 г., Василий обвенчался с новою супругою – «оженися, яко лепо бе царем женитися», т. е. с подобающим царскому сану торжеством и веселием. Во время свадьбы известный впоследствии наперсник Елены молодой князь Иван Федорович Овчина-Телепнев-Оболенский находился вместе со своим отцом князем Федором Васильевичем в числе самых доверенных и приближенных к государю свадебных чинов. Отец его по свадебному разряду занял тогда очень важную должность конюшего: ему «велено быти у государева коня и ездити весь стол и вся ночь круг подклета (спальни новобрачных) с саблею голою или с мечом». Сын находился в числе детей боярских четвертым у брачной постели вместе с дворовыми боярынями, вдовами ближних бояр Челядниных – Еленою и Аграфеною. Последняя была ему сестра и потом была избрана в мамы к новорожденному малютке Грозному. Сверх того, ему тогда же было назначено: «колпак держати у великого князя и спати у постели и в мыльне мытися с великим князем», что обыкновенно поручалось самым приближенным, так сказать, домашним, комнатным людям. Таким образом, сердечная связь Елены с Овчиною, как его обыкновенно называли, объясняется давнишним приближением его семейства к государевой комнате, и особенно через Аграфену Челяднину – его сестру, которая была замужем за Васильем Андреевичем Челядниным – государевым дворецким (ск. в 1518 г.), братом государева конюшего Ивана Челяднина и сыном тоже государева конюшего, Андрея Челяднина, который был в этом чину еще при отце великого князя Василия. Знатный чин конюшего давался только самым близким, любимым и заслуженным людям. Незадолго перед кончиною великого князя и Овчина получил звание конюшего.

Враги великого князя, не одобрявшие его второй брак, тотчас же распустили молву, что бывшая супруга, теперь монахиня, Соломония беременна и скоро разрешится. Герберштейн рассказывает, что «этот слух подтверждали две боярыни, жены близких к государю людей, именно вдова казначея Юрья Малово Траханиота (Варвара) и жена постельничего Якова Мансурова»[159]159
  Юрий Траханиот умер в 1513 г., а Мансуров пожалован в постельничие в 1514 г., умер в 1520 г. Так отмечено в списке бояр. – Древняя российская вивлиофика. Т. XX. С. 17, 20. Между тем имя Якова Мансурова является в свадебном разряде при бракосочетании великого князя с Еленою в 1526 г., где ему назначено «за саньми великой княгини идти и ходити в хоромех и у платья великой княгини». – Там же. Т. XIII. С. 16.


[Закрыть]. Они говорили, что слышали от самой Соломонии о ее беременности и близких родах. Великий князь очень смутился этою молвою, удалил из дворца обеих боярынь, а вдову Траханиота приказал даже высечь за то, что она раньше не донесла ему об этом. Он послал в монастырь к Соломонии разузнать дело на месте своих дьяков Третьяка Ракова и Меньшого Путятина. Чем окончилось исследование – нам неизвестно.

«Московская история» рассказывает, что, когда при дворе слух промчался, якобы бывшая царица Соломония «в монастыре непраздна и вскоре имеет родити», царь Василий послал вскоре бояр и двух знатных дам, чтобы прямо освидетельствовали Соломонию. Соломония же, когда услышала в Суздале о приезде их, «зело убоялася и вышла в церковь в самый алтарь и, взявся за престол рукою, стояла, ожидая к себе посланных; и егда к ней придоша бояре и дамы, просили ее, чтоб она из алтаря к ним вышла. И она к ним выдти не хотела. И егда вопрошена, что имеет ли она быть непраздна, она им на то отвечала, что я со всякою моею надлежащею должностию и честию была царица и пред несчастием своим за несколько времени стала быть непраздна от супруга моего царя Василья Ивановича и уже родила сына Георгия, который ныне от меня отдан хранится в тайном месте до возрасту его; а где он ныне – о том я вам никак сказать не могу, хотя в том себе и смерть приму. Бояре же уразумели ея неправду, и дамы, осмотря ее, что она никогда не бывала непраздна, возвратились в Москву и о всем поведали царю Василью, яко то все неправда и обман, и за то она еще далее сослана въ ссылку». Герберштейн, продолжая свой рассказ, говорит, что в его бытность в Москве выдавали за истину, что Соломония родила сына, именем Юрья, и никому его не показывала. Когда к ней явились посланные узнать истину, она будто бы сказала им: «Вы недостойны того, чтобы глаза ваши видели ребенка; а вот когда он облечется в свое величие (станет царем), то отомстит за оскорбление матери». Но некоторые решительно не верили, что Соломония действительно родила. И, таким образом, этот слух остался сомнительным, замечает Герберштейн. Во всяком случае, сказка очень любопытна. Она характеризует стремление боярской и вообще дворской среды и на самом деле есть крамольная попытка внести смуту и в государеву семью, и в государство, первая попытка поставить самозванца, которая как порождение деспотизма и самовластия олигархов-правителей впоследствии развилась органически в самых широких размерах – и возрождалась мгновенно при всяком смутном государственном обстоятельстве.

Вступив во вторичный брак единственно только с политическою целью дать государству наследника, великий князь освятил этот брак в самом начале молитвою о чадородии. Через месяц после свадьбы, 4 марта, назначая в Новгород архиепископом своего любимца, архимандрита Можайского монастыря Макария, Василий поручил ему, как приедет на паству, «в октеньях молити Бога и Пречистую Богоматерь и чудотворцев о себе и о своей княгине Елене, чтобы Господь Бог дал им плод чрева их», о чем действительно и молились по всей епархии в церквах и монастырях.

В конце года великий князь совершил богомольный поход в Тихвин, к Тихвинской Богоматери, куда приехал вместе с владыкою Макарием 24 декабря в навечерие праздника Рождества Христова, пробыл там три дня и три ночи, молился «о здравии и о спасении и чтобы ему Господь Бог даровал плод чрева… великую веру и умильное моление показал ко всемилостивому Спасу и Пречистой Богородице и к Их Угодникам; показал многую милость к печальным людям, которые в его государевой опале были, многие монастыри милостынями удоволил…»[160]160
  ПСРЛ. Т. IV. С. 296; Акты исторические. Т. I. С. 532.


[Закрыть].

Но прошло и еще почти два года, а Господь не благословлял детьми и этого брака. Осенью 1528г. великий князь, прожив до Филипповских заговен в Новой Александровой слободе, предпринял оттуда новый богомольный поход по монастырям к чудотворцам вместе с великою княгинею; был в монастырях Переяславских, Ростовских, Ярославских, на Белом озере в Кириллове монастыре, на Кубенском озере, в Спасо-Каменном монастыре, везде милостыню великую давал и потешение по монастырям и в город попам, а велел молитися о чадородии, чтоб, дал Бог, отрод у него был. В Переяславле основывал тогда свой монастырь прп. Даниил – ученик Пафнутия Боровского. Посетив святого старца «паче мимошедших лет простирал к нему свою любовь: близь себе седети повелеваше; для него освобождал повинных от смерти; завещал поставить в монастыре каменную церковь во имя Святой Троицы, для чего и запас к церковному зданию послал… И, бывши у преподобного в монастыре, братского хлеба изволил вкусити, такожде и от кваса монастырского пия, бе бо квас вельми препрост…[161]161
  По-видимому, монастырский квас пользовался в народе значением особой святости, укреплявшей молитвенное чувство полною надеждою в исполнении молебных прошений и обетов. В 1637г. суздалец, посадский человек Василий Степанович Жинкин в челобитной государю писал следующее: «Лежал, государь, я с год без ног в великой скорби и обещался я Спасу и чудотворцу Еуфимью в монастыре работать, труды полагать, какову службу изволит Спас и чудотворец Еуфимей и архимандрит с братьею, то и работать; и вкладу дал, и молебен служил, и квас чудотворцев пил; и мне Спас и чудотворец с тех мест дал легость. И как, государь, подумаю пожить еще на воле, и Спас на меня ту же скорбь нашлет». Почему он и просил дать ему грамоту в Суздаль воеводе и земскому старосте, чтобы ему быть на обете у Спаса и чудотворца Еуфимья, упоминая, что во дворе у него остается брат его.


[Закрыть] но радостного умиления исполнялся самодержец, и как некоею надеждою огражден возвращался в свой царский дом. Иногда же посылал в монастырь к прп. Даниилу и повелевал к себе принести хлеба и квасу братского, также и к царице своей, и вкушал с верою. И сладостно и полезно вменяшеся им…». Великий князь, по словам любимца его Макария, «не умалял подвига в молитве, не сомневался от долгого времени своего безчадства, не унывал с прилежанием просить, не переставал расточать богатство нищим, путешествуя по монастырям, воздвигая церкви, украшая святые иконы, монахов любезно упокоивая, всех на молитву подвизая, совершая богомольные походы по далечайшим пустыням, даже пешком, вместе с великою княгинею и с боярами; всегда на Бога упование возлагая, верою утверждаясь, надеждою веселясь… желаше бо по премногу от плода чрева его посадити на своем престоле в наследие роду своему…»[162]162
  Степенная книга. II. № 205.


[Закрыть].

Таким образом, четыре с половиною года протекли в непрестанных молениях, в непрестанных подвигах благочестия и милосердия. Особенно часто государь ходил в Успенский собор ко гробу Петра чудотворца и в Чудов монастырь ко гробу Алексея чудотворца, молясь и со слезами лобызая их святые мощи, и особенно в своих хоромах наедине по вся дни и нощи с теплою верою на помощь призывая их, да помогут ему ходатайством к Богу и ко Пречистой его Матери о прижитии чад и обеты свои пред ними в сердце своем полагает, коль скоро благоприятна будет молитва его (Львовская летопись. IV, 34). В последнее время с особенною верою супруги прибегали в своих молитвах к прп. Пафнутию Боровскому. Молитва была услышана: Господь внял стенаниям и слезам супругов и «разверзе союз неплодства их». 25 августа 1530г. была великая неизреченная радость великому князю и великой княгине и всему Московскому государству: в этот день Бог даровал государю сына Ивана – молитвенный плод, столько времени и с такою горячностью ожидаемый не только родителями, но и всеми друзьями государя и государства. В 1584г. рязанский епископ Леонид свидетельствовал пред царем Федором Ивановичем, как о деле всем известном, что «по прошению и по молению прп. Пафнутия чудотворца дал Бог наследника царству и многожеланного сына отцу» (Акты исторические. Т. I. №216). Это утверждается еще и тем, что восприемниками от купели новорожденного царевича были избраны ученики прп. Пафнутия – Даниил Переяславский и Кассиян, по добродетели прозванный Босым, собеседник прп. Иосифу Волоколамскому. Крещение происходило в Троице-Сергиевом монастыре, у мощей прп. Сергия – общего учителя и наставника, где Даниил своими руками носил младенца во время литургии и к причастию Св. Тайн. Благочестивое и богомольное настроение мыслей указало, что рождение царственного младенца не было просто, как иным случается. Оно приметило, что «когда отроча во чреве материи растяше, то печаль от сердца человекам отступаше; когда отроча во чреве материи двигалось, то стремление иноплеменной рати на царство низлагалось». (Здесь разумеется, вероятно, удачный поход на Казань весною того же года.) Рассказывали также, что великая княгиня во время своей беременности, «яко бысть близ рожения», вопросила одного юродивого Дементия, кого она родит. Он, юродствуя, отвечал: родится Тит – широкий ум. Она еще больше стала молиться, чтоб исполнилась ее надежда. За девять дней до рождения, в Успеньев день, служили иереи обедню, вовсе не ведая, что великая княгиня уже непраздна. Когда на ектении среди обычных молений о царе и о его царице следовало произнести, «еже подати им плод чрева»,– один клирик внезапно, яко сном объят, возгласил: «и о благородном чаде их» — и в изумлении оглядывал других служащих, желая знать о имени царского отрока; затем, опомнившись, произнес уже обычные слова ектении[163]163
  Степенная книга. Кн. II. 1560–1563. С. 209, 237.


[Закрыть]. Богодарованному отроку наречено имя Иван, «еже есть усекновение Честные Главы», сказано в летописи, обозначавшей день памяти Крестителя.

Ни одному царскому рождению не придавали такого великого значения и особенного смысла, как этому рождению будущего грозного царя. Летописцы записали, что будто бы в час его рождения по всей Русской земле внезапно был страшный гром, блистала молния, как бы основание земли поколебалось; после узнали, что в тот час родился государь Иван Васильевич.

Исполняя свои обеты, счастливый отец между прочим повелел сделать «Петру чудотворцу раку златую, вычеканить и образ святого злат и каменьями дорогими украсить, а стороны раки серебряны; Алексею чудотворцу – раку серебряную всю и на раке образ его позлатить и столбцы у раки позлатить же». В генваре 1531 г. начали делать эти раки. Через четыре года в феврале 1535 г. рака Алексею чудотворцу была доделана уже после кончины Василия Ивановича, и тогда же февраля 11-го святые мощи чудотворца с торжеством были переложены из старой в новую раку в присутствии малолетнего государя Ивана Васильевича. О золотой раке Петра чудотворца сведений не имеем.

Через два года с небольшим, 30 октября 1532 г., родился у Елены другой сын, Юрий, восприемником которого тоже был Даниил Переяславский. Затем 3 декабря 1533 г. великий князь скончался, оставив по себе двух малолетних наследников.

* * *

Царь Иван Васильевич женился первым браком на Анастасии Романовой, на 17-м году, 3 февраля 1547 г. Бог не благословил их детьми в первые два года супружества. По благочестивому примеру отцов молодые супруги стали усердно молиться о своем неплодии.

21 июня 1548г. (когда прошло уже 16 мес., а наследника у царицы не было), в последнюю неделю Петрова поста, государь со многим желанием и с великою верою совершает обетное богомолье к Троице пешком с царицею и с братом. С тою же, по всему вероятию, мыслью о чадородии и царица особо предпринимает 14 сентября новое богомолье к Троице – также пешком, по обещанию. Через неделю за нею выехал в монастырь и сам государь. Спустя год после этого обетного богомолья 10 августа 1549г. у супругов родилась дочь Анна. Государь так был обрадован рождением дитяти, что тогда же в Новодевичьем монастыре заложил обетный храм во имя Иоакима и Анны, слушал там всенощную и заутреню и на утро другого дня, 18 августа, освятив этот обыденный храм, крестил в нем новорожденную дочь. Через год, однако ж, младенец скончался. Другая дочь, Марья, родившаяся 17 марта 1551г., также скончалась младенцем. На следующий год (1552) 11 октября родился сын Димитрий в то самое время, как царь окончил так счастливо завоевание Казанского царства. Радость его о рождении наследника была неизреченна. Связывая значенье казанского взятья с победою над Мамаем, он дал сыну имя в память прародителя Дмитрия Ивановича Донского – первого победителя татар. По приезде из похода в Москву государь вместе с царицею возил новорожденного в Троицкий монастырь ко крещенью. Потом, весной следующего года, царь повез с собой младенца даже в Кириллов монастырь, на Белоозеро, когда отправился туда молиться вместе с царицею по случаю своего выздоровления от болезни. Но, к великой горести родителей, младенец скончался на возвратном их пути в Москву в июне 1553г. Царь и царица «зельною печалию объяты быша и сугубо скорбяше, понеже неимуще ни единого чада». Снова предпринимают они богомольный поход по чудотворцам, молятся в Ростове у великого святителя Леонтия, прося у Бога чадородия в наследие своему царству; молятся в Переяславле у гроба прп. Никиты и у честных его вериг; молят со слезами святого Никиту как благонадежного ходатая к Богу. Молитвами угодника Бог отнял скорбь от их сердца. «Того ж дни приидоша в град Переяславль и в царском дому своем обрадованно почиша. И ту царица зача во чреве своем. И оттуду приидоша в царствующий град Москву, веселящеся, благодаряще Бога. Егда же приспе время, родися им благодарованный сын (1554г. марта 28-го) и наречен бысть отчим именем царевич Иван». Признательная царица после того своими руками и боголепными своими трудами вышила на плащанице из дорогой Венедицкой камки образ чудотворца Никиты, и златом каймы обложила, и слова серебром вокруг плащаницы вышила, а подпись – имя чудотворцево – дорогими жемчугом и дорогими каменьями и бисером многоценным украсила и на раку чудотворца положила[164]164
  Описание сборников Императорской публичной библиотеки А. Ф. Бычкова. Т. I. С. 212.


[Закрыть]. «Потом родися царю царевна Евдокия, 1550г. февраля 26-го, и царевич Феодор, 1557 мая 11-го». Царевна на третьем году скончалась (в июне 1558г.); сыновья же, как известно, достигли совершенного возраста. Но, видимо, их здоровье сохранено надолго молитвами и заступлением того же угодника Божия прп. Никиты. Однажды, когда царевич Иван был уже по второму году, царица по обыкновению отдыхала, а царевич у кормилицы сидел на коленях. Внезапно кормилица слышит позади себя на лавке воду, клокочущую в оловянном сосуде. Кормилица в испуге вскочила с царевичем, подумав, что сосуд проутлился, т.е. протек; а в сосуде сохранялась вода, взятая из кладезя св. Никиты. Тут была приставница-мама царевича Фотинья. Она тотчас приняла к себе царевича на руки, взяла потом сосуд, и «паки возгреме вода в сосуде» в руке Фотиньи, так что даже сама собою открылась крышка и кипящая вода потекла из сосуда, исходя двумя источниками (быть может, намек на двух сыновей царя). Благоразумная Фотинья, разумея, что это благодать Божия, принимала рукою кипящую воду и возливала ее на главу, и на лицо, и на все тело царевича, приговаривая: «Буди сие Божие милосердие на многолетное здравие и радость благородным твоим родителям и тебе, государю, и всему вашему царству». Проснулась и сама царица. Рассказали ей все, как было. Взяла она сосуд в свои руки, и «паки воскипе вода и возливашеся на руце ее». Царица благодатную ту воду возлила на свое лице и на перси. Умывались тою водою и все живущие там (во дворце): «видеша благодать Божию, дивляхуся, славяще Бога и великого в чудесех Никиту». Возвещено же бысть чудо сие и великому государю[165]165
  История о Казанском царстве. СПб., 1791. С. 262.


[Закрыть]. Подтверждением этому сказанию может служить то обстоятельство, что спустя 2 года по рождении царевича Ивана, 1 сентября 1556 г., царь с царицею и с сыном, предприняв обычный поход к Троице, проехал оттуда в Переяславль к Никите чудотворцу и повелел игумену «общину соделати и велий монастырь соградиша…». Известно, что в XVII столетии в числе домовых, сенных храмов и престолов на царицыной половине дворца существовал и придел Никиты Переяславского, устроенный, по всему вероятию, еще при Грозном, в особенное уважение к покровительству святого угодника Никиты. Он находился в храме Святого Лазаря, в нижнем этаже сенной царицыной церкви Рождества Богородицы.

* * *

Перед тем временем, как царь Иван Васильевич вступал в седьмой и последний свой брак, он женил и младшего своего сына Федора на сестре Бориса Годунова – Ирине Федоровне – весною 1580 г. Федору в это время было уже 23 года. Рассказывают, что отец решился женить его по той причине, что у старшего его брата Ивана не было детей, что, следовательно, царский род мог остаться без наследника. Простой умом и болезненный телом Федор, однако ж, не был способен укрепить на престоле царский корень. Ирина же Федоровна, по официальным сведениям, подобно Соломонии, испытала несчастие бездетства, которое не повлекло за собою развода единственно только потому, что в наследники царства шел уже твердою стопою ее брат Борис.

Надо припомнить любопытное обстоятельство, о котором рассказывает избирательная на царство грамота Годунова, по всему вероятию, с его же слов, что его сестра Ирина Федоровна еще при жизни Грозного в младенческом возрасте, семи лет, была взята во дворец и воспитывалась вместе с царевичем Федором как обреченная ему невеста. В грамоте читаем следующее: «По Божиему изволению и по своему милосердию вел государь царь и великий князь Иван Васильевич сочтал за сына своего великого государя царя и великого князя Федора Ивановича великую государыню нашу царицу и великую княгиню Ирину Федоровну благозаконным браком, а взял ее, государыню, в свои царские палаты не в совершенном возрасте седми лет и была питома в его царьских палатах до сочетания брака; а государь наш Борис Федорович при его царьских пресветлых очех был всегда безотступно по тому же не в совершенном возрасте, и от премудраго его царьского разума царственым чинам и достоянию навык»[166]166
  Акты, собранные Археографическою экспедициею. Т. II. № 7. С. 25.


[Закрыть].

При этом является затруднительный вопрос, почему женитьба царевича Федора не была совершена в должное по старому обычаю время, когда царевичу наступал готовый к женитьбе возраст, а женился он с опозданием, спустя этот возраст, на 23-м году. Возможно предполагать, что возраст невесты до этого года не был еще готов для брака. В первые годы этого брака и сам Годунов очень заботился о чадородии сестры, ибо тем только он и мог твердо держаться у царского престола. В 1585г. он поручает англичанину Горсею разведать у ученых английских докторов о средствах «к зачатию и нарождению детей» и привести в Москву «докторицу, искусную во врачевании женских болезней и безчадия». Горсей выспрашивал мнений и наставлений ученых врачей оксфордских, кембриджских и лондонских и наконец просил королеву (Елизавету) отправить с ним в Россию опытную повивальную бабку. Повивальная бабка была привезена в 1586г.[167]167
  В то же время вместе с Горсеем выехал вторично в Москву и английский доктор Роберт Якоб, которого рекомендовала царице Ирине сама королева как весьма искусного врача и особенно знающего женские всякие болезни и родильные болезни всякие лучше иных баб. См.: Рихтер В. М. Указ. соч. Ч. 1. С. 298, 405.


[Закрыть] Но она не только не была допущена к царице, но даже и не привезена в Москву. Ее задержали в Вологде; там она как сосланная жила целый год и потом уже отпущена в Англию. Возвратившись на родину, бабка подала в московское торговое английское общество просьбу на Горсея, в которой требовала с общества проторей 100 фунтов стерлингов, объяснив притом, что Горсей обманул королеву, сказав, будто бы царица Ирина при выезде его из России была в пятом месяце своей беременности, между тем как ее в течение целого года и не потребовали к царице. Она подозревала, что не была допущена к царице происками Горсея.

Обманывал ли в самом деле Горсей королеву по поручению именно Годунова, которого очень беспокоило теперь уже то обстоятельство, что царица Ирина «со времени своего супружества часто бывала беременна»,– дело темное, как и многое множество дел тогдашнего века. Известно, что Горсей был самым преданным услужником Годунова, который за то и оказывал ему необычайные ласки и милости[168]168
  Сказания англичанина Горсея о России в исходе XVI столетия // Отечественные записки. 1859. Сентябрь.


[Закрыть].

Оставленная им по этому делу в описании своего путешествия заметка весьма подозрительна. Он говорит: «Я потратил много времени, спрашивая у ученых врачей оксфордских, кембриджских и лондонских их мнений и наставлений для императрицы Ирины в ее трудных обстоятельствах фор консертион анд прокератион оф чилдрен» (при зачатии и рождении детей). Горсей употребил в этих словах русские буквы, чтобы скрыть это содержание записок от любопытных. «Она вышла замуж семь лет назад (1580г.) и часто консеявед (бывала беременна?!). Спрашивал вместе и о некоторых других брачных обстоятельствах, на что был уполномочен секретно». Королева Елизавета, посылая Ирине бабку и еще доктора Якоба, писала ей письмо, в котором и упоминала именно о посылке бабки. В переводе на русский место о повивальной бабке было пропущено, так что ни царь и ни царица не могли и знать, что бабка прислана. По свидетельству одного современника, Ирина в действительности ничего не знала о приезде бабки. Таким образом, из обстоятельств дела видно, что Годунов, хлопоча для прилики о бабке, чтобы помочь безчадию, хлопотал совсем о другом, именно: чтобы чад не было. Трудно верить, но могло и это быть[169]169
  Гамель И. Англичане в России в XVI и XVII столетиях. СПб., 1865. С. 114 и след.


[Закрыть].

Горсея после обвинили и даже хотели повесить, за то, между прочим, что, привезя в Россию повивальную бабку для царицы, он тем оскорбил честь царицы. Но, по-видимому, все оскорбление состояло лишь в том, что этому делу королева по недоразумению дала излишнюю гласность.

Заботы Годунова о чадородии царицы-сестры в первое время ее брака являлись, как мы заметили, насущною необходимостью для сохранения и укрепления его положения при царском лице. Они тем более были необходимы, что, по некоторым, весьма вероятным сказаниям, царь Иван Васильевич оставил завещание, что если Ирина через два года (после его смерти) не будет матерью, то Федору развестись с нею и жениться на другой. Сверх того, не желал и народ бездетного царского супружества. Действительно, года через два или три по вступлении на царство Федора составился заговор против самовластного временщика. Митрополит Дионисий, бояре Шуйские и их сторонники, а также гости и все люди купеческие сошлись на совет и рукописанием утвердили бить челом государю, чтоб он «чадородия ради второй брак принял, а первую свою царицу Ирину Федоровну отпустил бы в иноческий чин»[170]170
  Карамзин Н. М. Указ. соч. Т. X. С. 46. Примеч. 147.


[Закрыть]. Общим советом была избрана бездетному государю и невеста – сестра боярина князя Федора Ивановича Мстиславского, княжна Ирина Ивановна. Годунов скоро успел рассеять вместе с людьми и самую память об этом предприятии. Невесту тайно увезли из дому и постригли в монахини[171]171
  Старица княжна Ирина Ивановна Мстиславская при царе Михаиле жила вместе с его матерью Марфою Ивановною в Вознесенском монастыре и пользовалась большим уважением при дворе, являясь на торжественные пиры к столам царицы Евдокии Лукьяновны.


[Закрыть]. Между тем царица продолжала молиться о чадородии. В 1589г. после торжества поставления первого в Москве патриарха Иова Константинопольский патриарх Иеремия вместе с прочим духовенством был приглашен и в палату к царице благословить ее. Когда совершилась эта церемония, то на средину палаты вышел почтенных лет боярин и возгласил патриарху, чтобы он помолился о здравии и благополучии царя и царицы и просил бы Господа Бога о даровании им наследника. С тою же просьбою обратился старец и ко всем спутникам патриарха, которые все громким голосом стали молить Бога об исполнении желания царицы. Вслед за тем и сама царица «с большим чувством и со слезами просила духовенство молиться усерднее Господу о даровании ей наследника. Все плакали, ибо очень были тронуты этою мольбою царицы и воссылали еще раз самые усердные моления, заключив их словами: Пошли ей, Всемогущий Господи, то, что для нее самое важное, а именно – наследника ее царству»[172]172
  Чтения Общества истории и древностей российских. Кн. II. 1863. С. 252.


[Закрыть]. Наконец в июне 1592 г. царица разрешилась дочерью Феодосиею, которая вскоре и скончалась. В 1589 г. царь Федор помер без наследника. С ним прекратился и род царя Ивана Васильевича – московский царский род, обессилевший и совсем угасший в борьбе с боярскими родами, которым с этой минуты открылся желанный путь к царскому престолу.

* * *

В XVII столетии в роде Романовых царицы, к их счастию, не испытали особенных печалей неплодия. Но заботы о чадах мужеска пола не покидали и их.

У второй супруги царя Михаила Федоровича, царицы Евдокии Лукьяновны (Стрешневых), первым плодом чрева была дочь – царевна Ирина Михайловна, родившаяся в 1627г.; вторым плодом в 1628г. была тоже дочь – Пелагея, прожившая всего 9 месяцев. Это обстоятельство, что рождаются только дочери, очень опечалило и озаботило царственных супругов. Была печаль и беда немалая и царю, и еще более – благоверной царице о «безродии сыновнем», о безродии наследника царству, беда, обыкновенно развивавшая холодность царя к несчастливой царице. Супруги стали усердно молиться… Однажды в беседе с известным во дворце соловецким иноком Александром Булатниковым, который впоследствии был келарем Троицкого монастыря, царь Михаил обратился к нему со словами: «Ты не знаешь ли, кто у вас старец преподобный, который помолился бы о нашей печали?» Александр ответил: «Есть, государь, такой муж, и я уверен, что может испросить вам у Бога плод сыновства: это прп. Елеазар, подвижник Анзерский». Александр рассказал подробно о святом его житии, и царь немедля послал Александра с люблением, дабы преподобный как можно скоро прибыл в Москву. Прибыл святой старец в царские палаты и в беседе с горевавшими супругами утешил их благонадежными словесами: «Не печалуйте,– говорил.– Силен бо есть Бог дати вам плод по вере вашей, и это сбудется, яко день сей. Уповаю на Господа, что зачнется вам сын и родится и царствию по вас будет наследник». Слыша это, супруги исполнились неизреченной радости и упросили преподобного, чтобы остался до времени в Чудовом монастыре. «Богу содействующу глаголам святого, не по многом времени зачатся и родися царю сын Алексей Михайлович», который, впоследствии воцарившись, почитал святого старца как другого отца – богодарованного, осыпал его щедрыми дарами и повелел в его скиту соорудить церковь каменную[173]173
  Житие Елеазара Анзерского. Ск. в 1656 г.


[Закрыть].