Текст книги "Домашний быт русских цариц в XVI и XVII столетиях"

В поезде следовала также государева постелька со всякою постельною казною, которую сопровождал вместо постельничего ближний человек и в комнате у крюка Петр Васильевич Хитрово, а с ним стряпчий, дьяк Мастерской палаты, комнатные истопники, сторожи, наплечные мастеры (портные); перед постелькою ехал сотник стремянного полка и с ним 20 чел. стрельцов.

В это время ангелу царевича Петра государь праздновал с особым торжеством. Накануне он послал думного дворянина к патриарху Иоакиму звать его в поход на Воробьеву гору к обедне, к празднику и к столу, со властьми, и указал для того выслать туда шатерничих со столовыми шатрами и столами тотчас, не мешкав. В день праздника 29 июня после заутрени патриарх шествовал на Воробьеву гору в следующем порядке: впереди ехали патриаршие дети боярские, потом следовала ризница с соборным протопопом, протодьяконом, ризничим и певчими. Сам патриарх ехал в карете в сопровождении своего боярина, дьяков и своих стольников.

К обедне государь ходил в Донской монастырь, где службу совершал патриарх с приехавшим туда духовенством. Пришед от обедни, государь жаловал боярство и двор именинными пирогами, а потом давал патриарху со всем духовенством и боярству обед в шатрах. В то же время на своей половине и царица жаловала именинными пирогами свой дворовый чин.

1 июля с Воробьевой горы государь выезжал под Девичий монастырь на потеху, «тешился там в лугах и на водах с соколами и с кречетами и с ястребы, и с государынею царицею и с царевичами Федором и Петром, в каретах». Эту поездку сопровождали отец царицы Нарышкин, дядька царевича Федора Ивановича Хитрово да стольники и ближние люди и для обереганья стрелецкий голова Полтев со своим полком.

14 июля с Воробьевой горы государь переехал со всем домом в с. Коломенское. Оттуда 23 июля он ходил тешиться в с. Соколово с царицею и царевичем Федором, а сидели они с государем в одной карете, запряженной в 6 лошадей гнедых. Карету сопровождали и ехали вперед боярин И. Б. Милославский, окольничий князь Долгорукой, думный дьяк, ближние люди и стольники походные; за каретою ехали братья царицы Иван да Афанасий Нарышкины, с сумою – ближний человек А. С. Шеин да стольник царевича князь М. Я. Черкасский. В Соколове жаловал государь погребом стольников походных, и сокольников, и слуг боярских и стрельцов, т. е. угощал их вином, медами и пивом со своего погреба. А из Соколова, идучи в Коломенское, заходил государь, и с царицею, и царевичем к Николе на Угрешу и слушал вечерню и молебен.

26 июля государь снова со всем домом переехал из с. Коломенского на Воробьеву гору; 26 августа он праздновал там именины царицы Натальи Кирилловны и царевны Натальи Алексеевны; слушал вместе с именинницами и со всем домом обедню в полотняной походной церкви в присутствии всего боярства и всех чинов, которые нарочно были вызваны к этому дню из Москвы.

После обедни в государевых хоромах царица из собственных рук жаловала своими именинными пирогами всех ближних комнатных и некомнатных бояр, окольничих, также думных дворян, думных дьяков и ближних стольников. «А как государыня жаловала пирогами, и в те поры сидел сам государь да с ним же царевич Федор». Такая раздача самою царицею именинных пирогов была не совсем обычным делом в государевом дворце.

Глава V
Царицын дворовый чин

Женский чин: мамы и верховые боярыни, их честь и место. – Казначеи. – Постельницы. – Комнатные бабы. – Мастерицы. – Портомои. – Мужской чин: приказный, крестовый, стольничий, походный, истопничий, мастерской. – Царицына слобода Кисловка. – Черты жизни и нравов младшего чина дворовых людей по сыскным делам и челобитным.

Дворовый чин, или придворный штат царицы, состоял в ближайшей службе по преимуществу из женщин. Первое место в женском чину принадлежало боярыням, которые именовались дворовыми, или верховыми, а между ними первое место занимали боярыни-мамы малолетних царевичей и царевен. Старшинство мам соответствовало старшинству возраста царских детей, а потом старшинству мужского племени пред женским. Мамы царевичей, хотя бы и самых меньших по возрасту в целой семье, были всегда выше мам даже и старших возрастом царевен. В мамы избирались пожилые, опытные и, главное, самые приближенные к царице или к государю вдовы, большею частью из их же родственниц. Мамою царя Ивана Васильевича была вдова Аграфена Челяднина – жена государева дворецкого. Челяднины в то время занимали самые первые по приближению должности почти сряду в течение 20 лет (1496–1518 гг.) перед рождением Грозного. Отец и брат дворецкого были конюшими. Первому царевичу из рода Романовых Алексею Михайловичу (род. в 1629 г.) в мамы была избрана его бабушка по отце Орина Никитична Годунова, сестра Филарета Никитича и жена окольничего Ивана Ивановича Годунова – мужа доброго и благочестивого, по отзыву иностранцев, который, служа царю Василью Шуйскому, погиб в Калуге от второго Лжедмитрия в 1610 г., «скончася мученически, но к советникам самозванца не приложися».

Мамы получали годового жалованья более чем вдвое прочих дворовых боярынь. Во второй половине XVII столетия их оклад простирался от 50 и до 100 руб. Столовых, или кормовых, денег они не получали, затем что, живя во дворце, пользовались всем дворцовым содержанием. Исполнив свою прямую службу, мамы обыкновенно уходили в монастырь; но при царевнах иногда они оставались и после их возраста, заведуя по-прежнему всеми их делами и всем их обиходом. Мама царевны Софьи Алексеевны княгиня Анна Никифоровна Лобанова-Ростовская оставалось мамою в дворовом штате до своего пострижения в монастырь. Она скончалась в Новодевичьем монастыре в 1709 г. схимонахинею. При дворе, сначала в числе приезжих боярынь, она находилась более 60 лет.

В чин дворовых боярынь избирались обыкновенно вдовы по большей части из царицына родства или же по заслугам из придворных женщин меньшего чина, преимущественно из казначей, а иногда и из кормилиц, разумеется, после долгой и испытанной службы. Так, известная Анна Петровна Хитрово появляется в первое время, в 1630 г., казначеей у царевны Ирины Михайловны. В феврале 1646 г. по случаю разбора всего царицына чина умершей царицы Евдокии Лукьяновны она была отставлена, причем отмечено: по ее челобитью отпущена постричься. Но отметка была зачеркнута и показывала только, что Хитрая вышла из двора по собственному желанию. Спустя несколько лет, именно в 1658 г., она была пожалована прямо в дворовые боярыни и с этого времени постепенно приобретает влиятельное и первенствующее положение между боярынь. Она особенно возвышается назначением в мамы к царевичу Федору Алексеевичу. Когда царевич достигает возраста и по смерти старшего брата Алексея становится сам старшим в семействе и объявляется наследником престола, его мама по естественной причине является тоже старшею и первою в дворовом женском чину. Она приближается даже и к новой царице – Наталье Кирилловне. В 1672 г. за родинным столом царевича Петра она стоит у ней в кравчих, что повторяется и в 1674 г. на родинном и потом на крестинном пиру царевны Феодоры. По смерти царя Алексея у царя Феодора, своего воспитанника, Хитрая становится ближайшим человеком, а по частым болезням молодого царя – и необходимым лицом в его комнате. Затем у новых цариц, у двух супруг царя Федора – Агафьи Семеновны Грушецких и потом у Марфы Матвеевны Апраксиных – она является полною хозяйкою и тоже исполняет важную должность кравчей, но не ради только торжественных столов, как у царицы Натальи, а повседневно. Должно полагать, что она введена во двор и в комнату к царевичу Феодору своим родственником, любимцем царя Алексея и его дворецким Богданом Матвеевичем Хитрово, при помощи которого она постоянно и высилась. В чиновных списках ее имя уже на втором месте упоминается еще в 1698 г.

Находившись такое долгое время, около 70 лет, в царицыных хоромах, зная насквозь весь царский домашний обиход, все тайные нити дворских отношений, эта женщина, всегдашняя приверженница рода Милославских, умела так себя держать, что невредимою прошла чрез все дворские смуты конца XVII столетия, хотя, как говорят, была одною из начальных причин семейной вражды между Милославскими и Нарышкиными, потому что была лютою враждебницею царицы Натальи Кирилловны и всего рода Нарышкиных. Под фарисейским только видом постница, пустой лицемерной бабьей святыни только устами полная, Хитрая по прозванию и поистине хитрая видом, нравом и самым делом, она ушничеством и ложным наговором, быть может, больше чем другие другими средствами, успела родовую вражду в царском доме довести до известной печальной стрелецкой трагедии. Так, по крайней мере, писал о ней сын погибшего в этой трагедии боярина Матвеева Андрей Матвеев.

Дворовые боярыни утверждались в своем звании особым царским указом. Соблюдался ли при этом обряд сказыванья им их боярства – неизвестно; но, вероятно, царицын дворецкий или царицын дьяк провозглашали им царский указ в присутствии царицы и прочих боярынь. Этот указ вносился иногда даже в записные разрядные книги, в которых, например, читаем: 1675г. июля 6-го «пожаловал великий государь в верховые боярыни стольника Федорову жену Григорьева сына Кокорева – вдову Марью, Иванову дочь, а по отце Акифьевых. А указано ей быть, по указу великого государя, в светлице у мастериц и указано ей ведать мастериц всех»[222]222
  Дворцовые разряды. Т. III. С. 1515.


[Закрыть]. Таким образом, из верховых боярынь некоторым поручалось всегда какое-либо особое заведывание в обиходе царицына быта. Одна главнейшая боярыня была кравчею, находилась постоянно при царице и была, так сказать, ее правою рукою во всех домашних делах ее обихода. Другая заведовала вообще царицыною казною и называлась боярыней-казначеей, третья была светличная, заведовала всеми рукоделиями женского царицына чина, четвертая – боярыня-постельница, в ведомстве которой состоял весь постельный обиход царицы, в том числе и портомойное дело; пятая была боярыня-судья, рассуждавшая разные дела царицына дворового женского чина относительно исполнения придворных обязанностей, споров и ссор между тем же женским чином, особенно рукодельным и постельным. Сверх того, боярынею же называлась и приказная Хамовного двора, на котором изготовлялась всякая белая казна, полотна, скатерти и т.п. Этот двор находился в слободе Кадашове, отчего и боярыня, заведовавшая хамовным делом, называлась кадашевскою боярынею. Она, впрочем, не принадлежала к чину дворовых боярынь, а равнялась по должности казначеям.

Верховые боярыни получали годовое денежное жалованье, смотря по своему достоинству и по значению их занятий. В XVII столетии оно не превышало 50 р. в год, а в меньшей степени, в начале столетия, доходило даже и до 10 руб. Впрочем, средний и обыкновенный их оклад бывал в 25 руб. Кормовых денег они не получали, потому что кормы, подачи и питье для них выдавались из дворца.

В начале царствования Михаила Федоровича, когда он собирался жениться на Марье Долгоруких, а царицыным двором правила его мать инока Марфа Ивановна, дворовыми боярынями были (1624 г. сентября 15-го) две вдовы княгини Долгоруких, Татьяна Степановна и Прасковья, из которых первая получала годового жалованья 30 руб., вторая – 28 руб. Вероятно, они назначены были служить во дворе молодою царицею как близкие ее родственницы. Третьею боярынею была Марья Юрьевна Головина, получавшая 10 руб. В 1625 г. мая 28-го на место Долгоруких, которые по смерти царицы удалились в монастырь, именно в Вознесенский, к иноке Марфе Ивановне по ее же указу велено жить в Верху вдовам же Катерине Бутурлиной с жалованьем по 30 руб. и княгине Овдотье Коркодинове с жалованьем по 25 руб., причем Головиной назначено по 20 руб. Перед свадьбою царя на Стрешневой, в 1625 г. боярынями были те же Бутурлина и Коркодинова; вновь поступили: Федора Заболоцкая (жалованья 25 руб.), вдова Соломонида Васильчикова (жалованья 23 руб.). Быть может, последняя поступила на место Головиной, имени которой с тех пор мы не встречаем в записках.

Приводим списки боярынь, состоявших в царицыном чину в течение XVII столетия.

У царицы Евдокии Лукьяновны мамы: царевича Алексея – Орина Никитична Годунова, жена Ивана Ивановича; Ульяна Степановна Собакина, жена Сергея Степановича; царевича Ивана – Анна Константиновна Стрешнева; царевны Ирины – княгиня Марья Ивановна Хованская, жена Ивана Федоровича; царевны Анны – княгиня Ульяна Васильевна Троекурова, жена Романа Федоровича; царевны Татьяны – княгиня Марья Ивановна Пронская, жена Василья Романовича.

Боярыни: Ульяна Степановна Собакина, крайчая 1628г., а потом мама; Катерина Ивановна Бутурлина, жена Василья Матвеевича; княгиня Соломонида Петровна Мезецкая, крайчая; княгиня Авдотья Федоровна Коркодинова, светличная; Соломонида Васильчикова; Федора Заболотская, постельница; Анна Борисовна Травина; Анна Пушкина; Анна Андреевна Колычева, жена Ивана Федоровича; Татьяна Скобелцына; княгиня Анна Ивановна Одоевская, жена боярина Ивана Ивановича; княгиня Марья Елизарьевна Туренина, жена Василья Ивановича.

У царицы Марьи Ильичны мамы царевичей: царевича Димитрия – Катерина Федоровна Милославская; царевича Алексея – княгиня Арина Григорьевна Катырева-Ростовская; княгиня Анна Андреевна Мещерская; царевича Федора – княгиня Прасковья Борисовна Куракина, Анна Петровна Хитрая; царевича Симеона – княгиня Авдотья Михайловна Хованская, Аксинья Алексеевна Кологривова, княгиня Ульяна Ивановна Голицына; царевича Ивана – княгиня Анна Фирсовна Ухтомская, с 1667 г. Мамы царевен: царевны Евдокии – княгиня Фетинья Володимеровна Сицкая, с 28 декабря 1651 г.; княгиня Аксинья Хилкова; Пелагея Ивановна Ивашкина; царевны Марфы – Ульяна Петровна Шереметева, ск. 4 апреля 1676 г.; царевны Софьи – княгиня Анна Никифоровна Лобанова-Ростовская, с 1659 г.; царевны Екатерины – Настасья Федоровна Шереметева, Афросинья Демидовна Зубова, Анисья Юрьевна Лодыженская; царевны Марьи – Дарья Тимофеевна Смайлева, с 1660 г., Марья Ивановна Ильина; царевны Феодосии – Зиновия Степановна Головина, Дарья Силична Мясново, с 22 марта 1666 г.

Боярыни: княгиня Фитинья Володимеровна Сицкая, с 1653 г.; княгиня Марья Ивановна Пронская, 1647–1653 гг.; Матрена Семеновна Милославская, с 30 марта 1648 г.; Анна Михайловна Вельяминова, урожденная Ртищева, с 30 марта 1648 г., крайчая; княгиня Авдотья Федоровна Коркодинова; Аксинья Григорьевна Еропкина, с 30 марта 1648 г.; Домна Семеновна Давыдова, из казначей, с 14 апреля 1648 г.; Наталья Алексеевна Нарбекова; княгиня Анна Андреевна Мещерская, с 1663 г., жена князя Лаврентья; Устинья Ивановна Вельяминова; Анна Петровна Хитрая, вдова Степана Тарасова Хитрово; Аксинья Ивановна Кологривова; Анна Семеновна Плещеева; Анна Егупьевна Колычева; княгиня Агафья Романовна Горчакова, с 1667 г.; княгиня Домна Никитична Волконская; княгиня Анна Матвеевна Хилкова.

У царевен: княгиня Марья Ивановна Пронская; Ульяна Степановна Собакина; Анна Борисовна Травина; княгиня Ульяна Михайлова (Тимофеева) Щетинина; Дарья Ивановна Толстово, с 1663 г.; Марья Андреевна Мартюхина, крайчая у царевен больших, с 1659 г.; Анна Матвеевна Супонева, с 1667 г.; Пелагея Ивановна Ивашкина, с 1667 г.; Афросинья Демидовна Зубова, крайчая царевен меньших.

У царицы Натальи Кирилловны при жизни царя Алексея мамы: царевича Петра – княгиня Ульяна Ивановна Голицына, Матрена Романовна Леонтьева; царевен: Натальи – княгиня Прасковья Ивановна Ромодановская; Феодоры – княгиня Анна Львовна Львова, жена стольного князя Андрея Ивановича.

Мамы детей от Милославской: Ульяна Петровна Шереметева; княгиня Анна Никифоровна Лобанова; Настасья Федоровна Шереметева.

Боярыни: Анна Петровна Хитрая; княгиня Анна Андреевна Мещерская; Матрена Романовна Леонтьева; Анна Михайловна Вельяминова; княгиня Агафья Романовна Горчакова; Матрена Васильевна Блохина, из казначей, с 1672 г., на место Еропкиной; княгиня Домна Никитична Волконская; Анна Степановна Соловцова; Марья Борисовна Давыдова, с 1672 г. на место Вельяминовой Устиньи; княгиня Анна Фирсовна Ухтомская; Федора Ивановна Плещеева; Дарья Ивановна Толстова; Марья Андреевна Мартюхина; Анна Матвеевна Супонева; Пелагея Ивановна Ивашкина; Аксинья Алексеевна Мертваго, с 1672 г. на место Зубовой, крайчая у царевен меньших; Марья Ивановна Ильина; Дарья Силична Мясная.

Чин боярынь за 1680–1682 гг.: мама — княгиня Анна Никифоровна Лобанова; дворовые — Марья Матвеевна Грушецкая у царицы Агафьи Семеновны; Анна Петровна Хитрая — боярыня у цариц Агафьи Семеновны и Марфы Матвеевны; княгиня Анна Андреевна Мещерская; княгиня Анна Фирсовна Ухтомская, была после у царицы Прасковьи Федоровны, ск. 20 марта 1688 г.; княгиня Агафья Романовна Горчакова — боярыня у царицы Агафьи Семеновны, а после у царицы Прасковьи Федоровны; Федора Ивановна Плещеева – царицы Агафьи Семеновны; Арина Федоровна Вельяминова — светличная царицы Агафьи Семеновны; Авдотья Ивановна Свиньина — царицы Агафьи Семеновны; Офимья Ларионовна Орлова; Анна Ивановна Полтева — царицы Агафьи Семеновны; Федосья Ивановна Неелова, из казначей царевича Федора – у царицы Агафьи Семеновны, потом пострижена в 1688 г.; Дарья Ивановна Толстова; Марья Андреевна Мартюхина — у больших царевен; Анна Матвеевна Супонева — у больших царевен, ск. в 1688 г.; Пелагея Ивановна Ивашкина — у меньших царевен; Аксинья Алексеевна Мертваго — у меньших царевен; Марья Ивановна Ильина; Дарья Силична Мясново; Анисья Юрьевна Лодыженская — в 1678 г. у царевен меньших; княгиня Марфа Тимофеевна Шаховская.

Царицы Натальи за 1680 г.: мама — княгиня Прасковья Ивановна Ромодановская. Боярыни — Матрена Романовна Левонтьева; Матрена Васильевна Блохина; Кокорева Настасья Ивановна, светличная; княгиня Домна Никитична Волконская.

Чин боярынь в 1691 г. и за последние годы XVII столетия: мамы — Анна Никифоровна Лобанова-Ростовская; Марья Михайловна Салтыкова; Анна Львовна Собакина. Боярыни: Анна Петровна Хитрово, княгиня Агафья Романовна Горчакова; Татьяна Ивановна Фустова, из казначей, ск. в 1695 г.; княгиня Анна Андреевна Мещерская; Федора Ивановна Плещеева; Арина Федоровна Вельяминова; Федосья Ивановна Неелова; Дарья Ивановна Толстова, ск. в 1698 г.; Марья Андреевна Мартюхина; Пелагея Ивановна Ивашкина; Аксинья Алексеевна Мертвая; Марья Ивановна Ильина; Дарья Силична Мясная; Анисья Юрьевна Лодыженская; Анна Андреевна Измайлова; Авдотья Ивановна Лодыженская — у царицы Марфы; Дарья Лукьяновна Нелединская — у царицы Марфы; Прасковья Осиповна Татищева; Ульяна Михайловна Водорацкая — у царицы Прасковьи Федоровны; Мавра Васильевна Мотовилова; Марфа Ивановна Белкина; Афросинья Павловна Дурная, из казначей, с 1685 г.; Татьяна Ивановна Панова; Соломонида Карташова, из казначей, с 1685 г.; Авдотья Осиповна Петрова, с 1695 г. из кормилиц – у царицы Прасковьи Федоровны; Ульяна Ивановна Коптева, из казначей; княгиня Авдотья Васильевна Мещерская; Аксинья Петровна Заболоцкая; Олена Григорьевна Лепунова, ск. в 1698 г.; Авдотья Даниловна Горяинова, из казначей; Прасковья Матвеевна Тарбеева, ск. в 1697 г.; княгиня Марья Ивановна Волхонская; княгиня Аграфена Федоровна Барятинская — с 1695 г. у царицы Прасковьи Федоровны; Татьяна Семеновна Бутурлина — у царевны Прасковьи Ивановны мама с октября 1695 г.

Царицы Наталии: мама – княгиня Прасковья Ивановна Ромодановская; княгиня Домна Никитична Волконская; Прасковья Борисовна Ордина-Нащокина, после у царевны Наталии; Матрена Гавриловна Чихачова; Авдотья Поликарповна Лапатина; Авдотья Федотовна Толстая; Лукерья Семеновна Махова; княгиня Лукерья Гавриловна Ухтомская, жена окольничего князя Ивана Юрьевича, кормилица царевны Наталии, а с 19 июля 1694 г. – ее боярыня, на место умершей княгини Волконской.

Царицы Евдокии Лопухиных: Авдотья Авраамовна Чирикова; Наталья Осиповна Лопухина; Акулина Васильевна Доможирова, из казначей. Царевича Алексея Петровича мама Прасковья Алексеевна Нарышкина; боярыня Авдотья Семеновна Нестерова, из казначей.

* * *

Честь и место и на царицыной половине государева дворца между женщинами соблюдались с тою же заботливостью, поддерживались и охранялись с тою же ревностью, как и на половине государевой, между мужчинами. Честь и место даже дворовых боярынь ставились в случай, когда тягались между собою местники – бояре и другие разрядные люди. Так, в 1576 г. Васюк Зюзин, искавший своего места перед Федором Нагим, ставил в случай между прочими и следующее обстоятельство: «Да жила, господине,– писал он боярину-судье,– Петрова мать Шетнева (его родня) Фетинья у государя на сенех, и какова была с Оленою Плещеевою в государевой милости, во чти (в чести) и в местех, в том у государя в милости и о сыску челом бью».

В 1627 г. точно так же Василий Пушкин, тягавшийся о местах с Андреем Плещеевым, подал между прочим случай, что в 1547 г. когда царь Иван Васильевич понял в брак царицу Настасью Романовну, то у царицыных саней были Никифор Хвощинской да Иван Иванович Плещеев, а жена Ивана Плещеева, мать смерда Плещеева, который являлся здесь основою спора, была у царицы Настасьи в Верху, и приказано ей было у портомой, а приносила она белое платье (чистое белье) к боярыням, которым над нею у белого платья приказано, к княгине Волконской да к Оксинье Губиной.

Пушкин этим доказывал, что Волконская была больше жены Ивана Плещеева, что больше ее была даже и Аксинья Губина, т. к. больше Ивана Плещеева был Хвощинский, а на Хвощинского и Губина ему, Пушкину, и случаев «добыть не уметь», потому что они молодые дети боярские. Словом сказать, Пушкин по этому случаю считал себя выше Плещеева «многими месты». Если таким образом честь и место дворовых боярынь шло, как говорится, тоже, как всякое лыко, в строку при местнических счетах, то им естественно было поднимать такие счеты и при их назначении во двор царицы, где они никак не хотели занимать должность меньшую против своих местниц или совместниц. По поводу одного такого назначения возбуждено было очень большое счетное судное дело между знаменитым князем Дмитрием Михайловичем Пожарским и князем Борисом Михайловичем Лыковым.

В 1602 г. при царе Борисе Годунове велено быть у царицы Марьи Григорьевны в дворовых боярынях княгине Марье Лыковой – матери Бориса Лыкова, а у царевны Ксении Борисовны – княгине Марье Пожарской, матери Дмитрия Михайловича. Пожарский стал бить челом царю Борису и писал в челобитной, что «по царской милости и по своему отечеству его матери, княгине Марье, быть меньше княгини Лыковой не вместно, а можно его матери больше быть княгини Лыковой многими месты и государь бы его пожаловал, велел ему с князем Михаилом Лыковым в отечестве дати суд и счет». Пожарский считал себя даже больше отца Борисова Михаилы, потому и просил считаться с ним, а не с сыном. Однако государь приказал боярам: в отечестве его судить и разряды сыскать с Борисом Лыковым. Бояре спросили: почему матери его, княгине Марье, меньше быть княгини Борисовой матери не можно? Пожарский привел множество случаев о чести и местах своего рода и ни одного – о чести и местах дворовых боярынь, как можно было бы ожидать от этого спора: ясно, что счеты о женских местах возникали не сами по себе, не были особыми самостоятельными придворными счетами и вполне зависели от общих местнических счетов, в которых женское место точно так же, как и мужское, становилось случаем, находкою.

Спор и суд не был вершен при царе Борисе и возобновился с лишком через 6 лет – уже при царе Василье Шуйском, и притом со стороны Бориса Лыкова, который объяснил, почему и суд не был окончен. В своей челобитной царю Шуйскому он писал: «А преж сего, при царе Борисе в 1602 и в 1603 годах князь Дмитрий Пожарской доводил на меня, Бориска, ему, царю Борису, многие затейные доводы, что будто я, сходясь с Голицыными да с князем Борисом Татевым, про него, царя Бориса, рассужаю и умышляю всякое зло. А мать его, княж Дмитриева, княгиня Марья, в те ж поры доводила царице Марье на матерь мою, что будто мать моя съезжаючись с княгинею Василья Федоровича Шуйского-Скопина Оленою, и будто ся рассуждают про нее, царицу Марью, и про царевну Оксенью злыми словесы. И за те затейные доводы и за иная многая лганья царь Борис и царица Марья на матерь мою и на мене наложили опалу, учали в том гнев держати без сыску, и матери моей не велели без указу от себя с дворишка съезжать (выезжать из своего дома). И в те поры тот князь Дмитрий Пожарский не по своему отечеству и не по стычке, теша его, царя Бориса, бил челом на меня в отечестве о суде, и царь Борис его, князя Дмитрия, за те затейные доводы и за многая лганья жалуючи, а меня, по своему тайному гневу, позоря и казня, вместо смертные казни (как бы на смертную казнь) велел мне с неволю (неволею) отвечать ему, князю Дмитрию, в отечестве. И князь Дмитрий на суде говорил и разряды подавал Стародубских и Ряполовских князей, будто они больше бывали моих родителей – Оболенских князей. А сам он к тем Стародубским и Ряполовским ко многим князьям причитал отца своего и себя по родословцу лесвицею, и ставил отца своего в лесвице больше многих (тех) князей, а своих ближних родителей, Пожарских князей, которые бывали в городовых прикащиках и у иных (подобных) дел, за их худобою ни в каких случаях не подавал и по тому своему умыслу и по тем своим затейным доводам хочет больше быть мене лесвицею родословием, а не отечеством, т. е. ближними родители, и не по разрядам. И после того суда я многажды царю Борису бивал челом о вершеньи того суда, и царь Борис, не жалуючи меня за те его, князя Дмитриевы и его матери, затейные доводы, того суда вершить не велел, а велел мене для своей докуки послать на службу в Белгород и тот суд и по ся места не вершен; а ныне князь Пожарской по тому суду меня с собою в ровенстве ставит». Вообще тяжбу Пожарского Лыков объяснял придворными интригами, и случай между их матерями, который подавал повод тягаться с ним Пожарскому, не почитал настоящею местническою стычкою. Как бы ни было, но подобные случаи признавались в местничестве тоже опасными для родовой чести и в известных обстоятельствах могли служить немалою потеркою и позором всему роду, оттого местники и были так чувствительны ко всякой мелочи в своих местнических счетах.

При царе Михаиле Федоровиче, 1627–1630  гг., к его супруге царице Евдокии Лукьяновне была определена в Верх в дворовые боярыни княгиня Ульяна Васильевна Троекурова, жена Романа Федоровича Троекурова, и учинена во всем царском жалованье равною с боярынею Екатериною Ивановною Бутурлиною – женою Василья Матвеевича Бутурлина. В этот раз Троекурова самолично подала государю челобитную и объясняла, что ей с Катериною Бутурлиною в равенстве быть не можно: «по вашей государской милости, по нашему отечеству, прадед родной Василия Бутурлина и его деды и дед его родной и дядя большой везде в пятых и в шестых товарищах (бывали) с дядею моим да с отцом в ваших государских разрядах». В доказательство она стала перечислять случаи и в заключенье просила: «Милосердый государь, пожалуй меня, рабу свою, не вели мне быть в ровенстве с Бутурлиною и вели по своим разрядам на Бутурлина в нашем отечестве свою царскую боронь учинить, чтоб родству нашему тем вперед позорным от Бутурлиных не быть. Царь-государь, смилуйся!» Решено было против указанных случаев вывести справки из разрядов; но чем окончилось дело – неизвестно. Знаем только, что в списках дворовых боярынь Троекурова ставилась выше Бутурлиной.

В феврале 1623 г. царь Михаил Федорович женил царевича Михаила Кайбудовича на дочери Григорья Ляпунова Марье, а на свадьбе указал быть в сидячих боярах Ивану Плещееву и князьям Роману да Никите Гагариным, а в сидячих боярынях – их женам: Настасье Семеновне Плещеевой и княгиням Катерине Матвеевне и Марье Михайловне Гагариным. По случаю же болезни Плещеевой велено быть ее дочери, по муже Вельяминовой. Гагарины тотчас заявили, что по росписи им назначено быть меньше Плещеева, что теперь они хотя садятся под ним, но вперед станут бить челом государю; а женам их меньше Вельяминовой никак быть нельзя. Между тем Вельяминова не сама себя представляла в сидячих боярынях, а представляла только свою мать, почему на свадьбе ее и называли не собственным ее именем, а именем матери, Ивановою женою Плещеева; она только занимала место матери. Гагарины же не хотели сидеть именно под Вельяминовой как очень молодой перед ними. Однако из Разряду велено было князей посадить сильно на назначенных местах: «Да из Разряду же приезжал разрядный дьяк, а велел княгинь Гагариных посадить (стало быть, также сильно) под Вельяминовою. Вообще велено сидеть по росписи, где кому указано, а кому до кого будет дело, и они впредь государю бей челом… И они по росписи сидели, и после свадьбы Гагарины никто не бил челом».

Подобные столкновения даже и между женщинами во дворце были делом обычным и неизбежным по самому существу местнических отношений, ибо во дворце честь и место никогда не были мечтою. Здесь известная местническая потеря чести и места всегда сопровождалась потерею и многих служебных весьма существенных выгод – и не для одного лица, а для всех его родичей. Можно было о чем подумать и похлопотать, можно было вытерпеть и батоги, и тюрьму, и опалу, и всякие личные унижения, лишь бы сохранить то место, с которым приобреталась, а иначе вовсе терялась известная служебная ступень, а с нею все существенные блага, именно денежные и поместные оклады.

Но честь и место как понятие о достоинстве лица глубоко коренилось в нравах всего народа, от дворца до людских помещичьих изб, во всяком доме, где собирались люди, и особенно во всяком доме, где встречалось какое-либо служебное господарское разделение людей, где был двор в смысле дворовых людей. Вот, например, что писал в 1681г. из Москвы некий дворецкий к своему помещику (Андрею Безобразову): «А что, государь, написано в памяти (твоей), чтоб баб развесть по избам, и бабы, государь, ни которая не слушает, все лиша бранятца меж себя, и меня, холопа твоего, не слушают, лают; и их развесть без твоего-де государского указу нельзя, все большие и старые. Приходил я, холоп твой, многожды в избу и им говорил, чтоб изместили Марью Чеглокову, дали места; и они не дают, нихто не хочет ниже сидеть»[223]223
  Русский исторический сборник. Т. V. С. 3; т. II. С. 268–272; Временник Императорского общества истории и древностей росийских. Кн. 6. С. 15; кн. 14. С. 25, 105; кн. 9. С. 57; Дворцовые разряды. Т. I. С. 538; Древняя российская вивлиофика. Т. XIII. С. 128.


[Закрыть].

* * *

После верховых боярынь вторая степень женских царицыных чинов принадлежала казначеям, на руках которых сохранялась всякая казна, все уборы, вещи, деньги, различные материи и т. п. Они вели приход и расход этой казны, а потому должно полагать, что по своим обязанностям они необходимо были грамотницами. Это подтверждается еще и тем, что иные казначеи исполняли вместе и должность комнатных псаломщиц, комнатных чтиц, или читальщиц. Казначеи находились при каждой комнате особо, т. е. у казны царицыной, у казны каждого царевича и каждой царевны. Таким образом, их штатное число определялось числом членов царской семьи. Впрочем, у самой царицы обыкновенно бывало по две казначеи. Годового жалованья они получали по 8 руб., да кормовых по 6 ден., или по 3 коп. на день.