Текст книги "Код Розы"

Глава 20

Мистеру Дж. П. Э. Ч. Корнуэллу.

Простите – не знаю, как к Вам обращаться, – но Вы вымыли мне голову шампанским, когда бомба попала в «Кафе де Пари», а до этого стукнули по башке человека, который пытался меня ограбить, и еще потом одолжили мне свою шинель. Тогда у меня все так перемешалось в голове, что я не догадалась спросить Ваше имя. Я обнаружила на Вашей шинели метку «Дж. П. Э. Ч. Корнуэлл», и мне удалось отыскать адрес некоего Дж. Корнуэлла в Лондоне, но отправленная туда бандероль вернулась обратно вместе с пояснительной запиской. Насколько я поняла, Вас отправили за границу вскоре после нашей короткой встречи. Если это письмо Вас найдет (я посылаю его Вашей предполагаемой квартирной хозяйке), позвольте от всей души пожелать Вам удачи в предстоящих сражениях. А если Вам вдруг захочется навестить Озлу Кендалл, когда снова окажетесь в Англии…

Озла помедлила, размышляя, как лучше закончить письмо. Ей вовсе не хотелось, чтобы этот добрый самаритянин решил, будто она выпрашивает у него свидание. Она его почти не помнила, только военную форму и спокойный голос, но ей действительно хотелось однажды пожать ему руку и сказать спасибо за услугу, которую он ей оказал.

…я буду счастлива вернуть Вам шинель при личной встрече – вместе с моей глубокой благодарностью.

– Мисс Синьярд, я бы хотела перевестись в другой отдел. – Озла смотрела начальнице прямо в глаза. – Мои языковые навыки пропадают попусту, пока я подшиваю бумаги и раскладываю карточки по коробкам.

Мисс Синьярд неодобрительно поцокала языком:

– Наша работа может показаться неблагодарной, но это дело большой важности.

– Я отлично владею разговорным и техническим немецким. Уверена, в нашем корпусе найдется должность, где я смогу это применить. – Озла выдала свою самую обворожительную улыбку. Работа показалась ей скучной практически с первого дня, но лишь пережив бомбардировку, она почувствовала, что ей до чертиков надоело это терпеть. Едва не погибнув в «Кафе де Пари», не станет же она тащиться обратно в БП лишь для того, чтобы растрачивать свои добытые непосильным трудом навыки, делая работу, с которой справилась бы любая школьница, способная раскладывать папки по алфавиту. Она, Озла, пока еще жива и намерена употребить данную ей жизнь для большего – например, для того, чтобы активнее противостоять тем чудовищам, которые сбрасывают бомбы. – Вы знаете, что некоторые ребята называют наш отдел «приютом дебютанток»? – спросила она у мисс Синьярд. – Позвольте же мне доказать, что я не просто глупенькая светская барышня, мисс С!

– Мне будет очень жаль с тобой расстаться, Озла, – вздохнула мисс Синьярд. – Но если уж ты владеешь техническим немецким, то, наверное, можно перевести тебя в отдел переводов с немецкого. Я поговорю с мистером Бирчем.

– Благодарю вас, мэм. И Салли Нортон тоже стоит посадить за переводы, ее немецкий не хуже моего.

Салли завербовали в Блетчли-Парк не так давно, этой весной, и, к восторгу Озлы, тоже направили к мисс Синьярд.

– Будут еще какие-то предложения по перераспределению кадров? – усмехнулась начальница.

– Нет, мэм.

Озла и глазом не успела моргнуть, как ее направили в другой отдел все в том же Четвертом корпусе. Там толпа мужчин затрапезного вида, изучавших немецкий в университете, и стайка женщин в монохромных джемперах и кардиганах, «завершивших образование» в Мюнхене и Вене, сидели за длинным столом и переводили расшифрованные сообщения. Они весело помахали Озле и сдвинулись, освобождая место. Тут же перед ней оказалась стопка бумаг.

– С пылу с жару, дешифрованы «Тайпексами», просто перепиши это по-английски.

Озла поплотнее запахнула розовый шерстяной жакет – в корпусе было зябко, бледное весеннее солнце не прогревало обшитые зелеными досками стены – и взялась за первое сообщение. Судя по заголовкам, речь шла о местоположении стаи германских подлодок, охотившихся на английские суда. Донесение поступило со станции радиоперехвата Y в Скарборо.

– А что делать, если чего-то не хватает?

Куски лежащего перед ней текста то и дело обрывались, как будто их не успели дописать.

– Впиши недостающее исходя из контекста. Ничего не поделаешь – не все удается расшифровать.

«А если отсутствует как раз самая важная часть? – подумала Озла, уставившись на пропуск в тексте. – Что, если именно это могло бы спасти чью-то жизнь?»

Что ж, ей хотелось задач посложнее и поважнее – и она их получила. Озла взяла карандаш и раскрыла немецкий словарь. Die Klappenschrank – что это такое?

– Надо было переводиться сюда в конце марта, – сказала ей сидевшая напротив девушка, когда она покончила с первой депешей. – Очень увлекательное чтение, поверь. Вся переписка после Матапана шла прямо к нам!

Озле хотелось сказать ей: «Мой парень был там, при Матапане. Потому что его перевели на “Вэлиент”. Я поняла, что “Вэлиент” участвовал в сражении, только когда мне в руки попала информация об этом в отделе мисс Синьярд. И после Матапана я не получала от него никаких вестей…»

Она оборвала страшную мысль, не давая ей разрастись. Филипп не писал ей, потому что был занят, разве непонятно? А может, он просто ее забыл, дал ей отставку. Ну и ладно. Все, чего ей хотелось сейчас, – это знать, что он в безопасности. А потом уже можно будет волноваться, гадая, бросил он ее или нет.

Ну конечно же, с ним все было хорошо. Ведь что сказал диктор в киножурнале, который она смотрела в тесном зале «Одеона» в Блетчли? В тот раз Озла слушала, оцепенев, как поверх дребезжания триумфальной музыки диктор объявляет: «А вот некоторые из наших кораблей, которые потопили по меньшей мере три итальянских крейсера и три эсминца, а также вывели из строя и, возможно, потопили броненосец, – и все это избежав потерь и урона со своей стороны!» «Избежав потерь…» Однако Озла знала, как по-дурацки оптимистичны бывают такие выпуски новостей. Люди гибли даже на той стороне, которая одерживала сокрушительную победу. У победы своя цена. Каждый день Озла раскладывала цену победы по коробкам из-под обуви, которые заменяли шкафы картотеки в ее отделе.

«Вот пятнадцатидюймовые снаряды, с одного залпа разбившие вдребезги новенький крейсер…» – продолжал восторгаться диктор. Озла вообразила, что может сделать такой снаряд с подтянутым сильным телом и золотистой кожей некоего молодого человека, с умным мозгом внутри его хрупкого черепа, и едва сдержала приступ тошноты. Жизнь – не сказка, принцы умирают так же легко, как все люди.

Но ведь если он погиб, в газетах бы непременно сообщили. Павший в бою принц – новость, и еще какая. А что, если об этом просто еще не узнали?..

Постоянно грызущий ее страх за Филиппа и стал последней каплей, из-за которой Озла взмолилась о более ответственной работе, чем переписывание, подшивание и раскладывание бумаг. Если уж ей суждено так страдать, так бояться, тогда пусть уж, черт возьми, она при этом занимается чем-то поважнее.

– Правда, ужасное зрелище – итальянские военнопленные из выпуска новостей? – спросила она вслух неожиданно для самой себя. – Те, которых наши корабли выудили из моря. Я все думаю – а сколько их еще утонуло?..

Остальные удивленно подняли на нее глаза.

– Это же макаронники, – сказала девушка с прической под Веронику Лейк[47]47
  Вероника Лейк (1922–1973) – знаменитая в 1940-х годах американская киноактриса. Свои волнистые белокурые волосы зачесывала на косой пробор с прядью, спадавшей на один глаз.


[Закрыть]. – Не хотели, чтобы их топили британские эсминцы, – не надо было поддерживать Муссолини.

– Возможно. И все же… – Раздосадованная, Озла не договорила.

У нее было такое чувство, будто взрывом в «Кафе де Пари» сорвало покрытие с ее отполированного фасада, открыв ее не только для страха, но и для сострадания. Вид несчастных итальянцев в киножурнале чуть не довел ее до слез: она ведь понимала, что на каждого спасенного приходилось двое-трое сгоревших заживо или утонувших. Столько людей умирают каждый день во всем мире… Озле не удавалось отогнать навязчивые мысли о них – об англичанах, французах, ее соотечественниках-канадцах, австралийцах, поляках… И да, даже о немцах и итальянцах. Пусть они и враги, но из их ран тоже течет кровь. Они тоже умирают. Да когда же, черт возьми, все это закончится?

Об этом она, вероятнее всего, узнает прежде, чем покажут в киножурналах, – узнает, когда новость окажется перед ней на столе в ожидании перевода. Невеликое утешение, но все же… Теперь она выцарапала себе место позначительнее в иерархии Блетчли-Парка, и, возможно, именно здесь, опередив остальных, пусть и всего на несколько минут, она первой прочтет, что война завершилась.

– Входите. – На стук Озлы дверь открыла женщина в зеленой кофте. Она выглядела озабоченной. – Я Шейла Зарб. Приятно познакомиться…

Жена Гарри снова куда-то поспешила, прежде чем они успели поблагодарить ее за то, что согласилась принять в своем доме Безумных Шляпников. Дом был тесный и обветшалый, пахло перестоявшим чаем. В соседней комнате орал ребенок.

– Радости семейной жизни… – мечтательно протянул Джайлз, наклоняя голову под притолокой. – Зачем ждать смерти, когда есть вот это?

– Не будь таким злобным, – оборвала его Озла, стыдясь, что не смогла не заметить: выговор жены Гарри выдавал куда менее основательное образование, чем у ее мужа.

«Да и ты сама не будь такой противной», – отругала она себя, пока они с Джайлзом пробирались через узкий коридорчик. И тут Озла действительно почувствовала себя какой-то мерзкой змеей, потому что Шейла Зарб вышла из комнаты, неся на руках ревущего сына. Его ножки, тонкие как палочки, бессильно висели, заключенные в металлические шины, напоминавшие пыточные устройства. Видимо, полиомиелит. Озла училась в школе с девочкой, носившей такие же железки.

– Приветствую вас в сумасшедшем доме! – Гарри вышел в коридор следом за женой и взял на руки ребенка. – Проходите, гостиная вон там. Кристофер, старина, я понимаю, что ты их ненавидишь, но без шин нельзя.

Сынишка Гарри обиженно сморщился, продолжая орать.

– Какой милашка, – прокричала Озла, пытаясь заглушить его вопли. – Сколько ему?

– В январе исполнилось три.

Мальчик выглядел слишком маленьким для своего возраста, худосочный, хилый, более слабый и вялый, чем сверстники. От отца он унаследовал угольно-черные глаза и волосы, но кожа у него была нездорового желтоватого оттенка.

– Я знаю, что нужно этому малому. – Маб вышла из гостиной позади Гарри, держа в одной руке рюмку хереса, а в другой шляпу, символ их кружка. – Хочешь надеть цилиндр Безумного Шляпника? Он ведь волшебный, – дружески предложила она Кристоферу.

Малыш Кристофер прекратил орать и задумался. Маб нахлобучила шляпу ему на голову, Гарри посмотрел на нее с благодарностью, и все они протиснулись в гостиную, где другие Безумные Шляпники передавали друг другу тарелку с гренками и обсуждали томик «Увязшие: военные стихи» Фрэнсиса Грея.

– Я предпочитаю Зигфрида Сассуна, – заявил кто-то.

– Мое любимое у Грея – сонет «Алтарь», просто до костей пробирает…

– Да кому дело до его стихов? Я жажду интимных подробностей о самом поэте. – Джайлз повернулся к Маб с ангельской улыбкой: – Выкладывай, королева фей. Ты с ним уже ужинала, а «Блеянье Блетчли» утверждает, что на той неделе у вас снова свидание…

– Мы просто идем на концерт. И убери свой любопытный нос!

– Простите! – В комнату с опозданием проскользнула раскрасневшаяся Бетт. – Пришлось выгуливать пса. Матушка клянется, что избавится от него, если он нагадит в доме.

– Бетт! – Несмотря на свои габариты, Гарри ловко пробрался к ближайшему стулу и сел, ловко удерживая на коленях Кристофера вместе с его шинами. – Не видел тебя с… ну ты поняла. – Он ухмыльнулся. Бетт вспыхнула и уставилась на чашку, в которую Гарри наливал ей чай.

– Ну и ну, – с озорным блеском в глазах прошептал Джайлз на ухо Озле, – неужто наша тихоня втюрилась?

– Не болтай ерунды, – отрезала Озла, подумавшая ровно о том же.

– А может, и он… – Джайлз заговорил еще тише, чтобы только Озла могла расслышать его на фоне общей болтовни. – Как-никак наша Бетт – девочка неглупая, а я подозреваю, что супружница Гарри не из тех, с кем можно пообщаться на интеллектуальные темы.

– Ты просто невозможный сноб!

Снова появилась Шейла с зажатым под мышкой передником.

– Прости, что оставляю на тебя купание и укладывание, – сказала она мужу, понизив голос, пока остальные передавали друг другу чайник. – Начальник столовой вызывает меня на замену…

– Иди, иди. – Гарри погладил сына по черным волосам. – Я за ним присмотрю.

Наклонившись, Шейла нежно поцеловала Кристофера в щечку, и Озла едва удержалась от слез. Мальчик доверчиво свернулся калачиком на руках у отца. Она бы отдала обе свои ноги взамен такого родного дома в детстве, где можно забираться на чьи-то теплые колени и где целуют в щеку на ночь, – да что там, за какой бы то ни было родной дом, но сейчас. Вот еще одна вещь, которую она поняла после того взрыва в «Кафе де Пари», – до какой степени у нее нет родного дома.

«Ну и что с того? – сердито отчитала себя Озла. – Зато у тебя много всего другого. Даже наконец-то появилась работа, которая по-настоящему имеет значение». А в мире, охваченном войной, поистине только самые ненасытные станут претендовать и на важную работу, и на дом, где тебя ждут после нее.

Изобразив улыбку и не участвуя в обсуждении книги, Озла достала клочок бумаги и начала набрасывать мысли для следующего выпуска «Блеянья Блетчли», который она печатала по средам. «Обсуждение военных стихов Фрэнсиса Грея прошло оживленно – хотя редакция ББ задается вопросом, помогает ли военная поэзия поддерживать боевой дух? После того как ты всю смену переводила, скажем, список погибших с немецких подводных лодок, что тебе больше хочется обсуждать – пятистопные ямбы о растоптанных идеалах “потерянного поколения”, утонувшего в болотах Фландрии? Или все-таки “Дживза и Вустера”?»

К пятнице экземпляры ББ неизменно попадали во все корпуса Блетчли-Парка, где расходились по рукам под взрывы хохота. Пусть нынешней Озле и не удавалось рассмешить саму себя, но, по крайней мере, у нее отлично получалось заполнять еженедельную газету сплетнями, от которых бежали искры по всему Парку.

Глава 21

ИЗ «БЛЕЯНЬЯ БЛЕТЧЛИ». МАЙ 1941 ГОДА

На днях из отдела Нокса доносилось пение – пьяное, заметим, пение, если редакция ББ не ошибается…

– Вам, барышни, медведь на ухо наступил, – заметил Дилли. – Слава богу, хоть шифры умеете взламывать. – Он вновь взмахнул трубкой, как дирижерской палочкой, и все хором грянули очередную строфу его сочинения, написанного специально к этому случаю:

 
При Матапане Каннингем
Весь вражий флот разбил.
Помогла ему в этом МАРГАРЕТ,
Потрудившись что было сил:
Она указала пилотам,
Какие суда бомбить.
 

Пегги Рок с улыбкой покачала головой, когда Бетт и остальные выкрикнули ее имя. Каждой работнице Коттеджа был посвящен отдельный куплет.

 
При Матапане Каннингем
Весь вражий флот разбил.
Помогла ему в этом наша БЕТТ,
Потрудившись что было сил:
Не найди она самолетов,
Адмирал бы попал в переплет.
 

– Я не самолеты нашла, – возразила Бетт, – а только координаты…

– Попробуй подбери рифму на «координаты»! – заметила Пегги.

– Пенаты, – немедленно отозвалась Бетт. – Электораты. Директораты…

Пегги запустила в нее винной пробкой. Наконец-то им представился случай по-настоящему отпраздновать свой триумф. В первые дни после головокружительной победы на них свалилась уйма работы, и только сегодня Дилли послал Бетт и Пегги в паб «Восемь колоколов», наказав им купить столько вина, сколько они смогут унести, – сам адмирал сэр Эндрю Каннингем, герой Матапана, намеревался приехать в Блетчли-Парк, чтобы лично поблагодарить Дилли и его команду.

Допев последний куплет, они подняли бокалы в честь своего шефа.

– За Дилли Нокса, – провозгласила Пегги. – Благодаря которому все мы работаем здесь.

Дилли снял очки и часто заморгал.

– Ну-ну… – пробормотал он. – Ну-ну…

Все бросились к нему. Бетт преодолела свою нелюбовь к прикосновениям и обняла всех, до кого смогла дотянуться. От переполнявших ее чувств так сдавило горло, что она едва могла дышать.

– Ой, мамочки, – внезапно воскликнул кто-то в панике, – это не адмирал прибыл? Клянусь, я слышала, как подъезжает авто…

К тому времени, как адмирал Каннингем в своей обшитой золотым позументом форме подошел к ним в сопровождении улыбающегося капитана Деннистона, они успели выстроиться у Коттеджа, очень серьезные, тщательно причесанные и немного осоловевшие от третьесортного шабли. Высокопоставленный гость принялся по очереди пожимать руку каждой. Бетт с трудом заставила себя поднять на него глаза.

– Мы одержали крупную победу в Средиземном море, – сказал адмирал, поднимая стакан с дрянным винцом. – И это полностью заслуга Дилли Нокса и его девушек.

Торжественность минуты была смазана, когда адмирал повернулся к ним спиной: его безукоризненно отутюженный темный китель весь был в меловых пятнах.

– Коттедж только что побелили, – хихикнул кто-то из молоденьких девушек. – Мы его потеснили так, чтобы он потерся об стену.

– Нельзя так обращаться с адмиралом! – пожурила ее Бетт, но почувствовала, что смех всплывает и в ней, как золотые пузырьки: ощущение триумфа и непривычная выпивка ударили в голову.

Наконец герой Средиземноморья понял, в чем дело, и с шутливым огорчением покачал головой. Команда Дилли расхохоталась.

Даже когда Бетт вернулась домой, она все еще улыбалась.

– А вот мне что-то не до смеха, – укоризненно вздохнула мать. – На ужин придется готовить рубец с печенью, если в лавке не найдется хоть одной луковки[48]48
  Во время войны лук числился среди наиболее дефицитных товаров в Великобритании: в британском влажном климате его хлопотно выращивать, и раньше его в основном привозили из Франции.


[Закрыть]. Да еще и целая корзина нештопаных носков!

– Давай я займусь носками. – Бетт чмокнула мать в щеку.

«Матушка, сегодня я познакомилась с адмиралом. Он сказал, что его победа – полностью наша заслуга, моя и людей, с которыми я работаю». Ей так хотелось это сказать – и чтобы мать ею гордилась. Но это было невозможно. Оставалось только предложить помочь со штопкой.

– И выведи на улицу эту собаку, – грозно велела миссис Финч, взяв корзину для покупок. – Клянусь, она только и ждет, пока я отвернусь, чтобы насвинячить…

Бетт до сих пор не верилось, что она добилась своего, приютив пса. А все благодаря тому странному, восторженному чувству опустошенности, охватившему ее после взлома итальянского плана сражения… На следующий день мать даже не стала цитировать Вторую книгу Царств. Похоже, там не нашлось подходящей цитаты о дочерях, которые работают по три ночные смены подряд. Видимо, появление собаки показалось ей просто еще одним проявлением необычного поведения Бетт.

– Вы ведь знаете, что взломщики никогда не полезут туда, где есть собака. – Говоря это, Маб сделала мрачное лицо, будто шайки домушников уже положили глаз на дом миссис Финч, а Озла стала рассказывать, что «у принцессы Маргарет есть шикарная собачка, совсем как эта, разве вы не читали в “Татлере”…»

Так что псу позволили остаться, и теперь Бетт вывела его на улицу, а сама устроилась на крыльце с корзинкой носков и принялась штопать, греясь на солнце.

– Странная собачка, – заметила соседка, наблюдая, как шнауцер сердито нарезает круги вокруг безупречно прополотого миссис Финч «огорода победы»[49]49
  «Огород победы» – в годы Второй мировой правительство призвало британцев отказаться от газонов и лужаек и разбить где только можно огороды для выращивания дефицитных в то время овощей. Огороды были разбиты даже в лондонских парках.


[Закрыть]. – Как ее звать?

– Его зовут Бутс.

Имя пес получил по чистой случайности. Маб спросила у Бетт: «Как ты его назовешь?» Еще не отошедшая от кодов Бетт ожидала услышать: «Где ты его нашла?» – и пробормотала «Бутс», так как подобрала собаку у аптеки[50]50
  «Бутс» (Boots) – название британской сети аптек.


[Закрыть].

В калитку бодрым шагом вошли Озла в нежно-розовом пальто и Маб – в серо-голубом. Миссис Финч вышла со двора и направилась в бакалейную лавку.

– Правда, чудесное солнце? – Маб опустилась на крыльцо рядом с Бетт. – А ты в курсе, что в Бедфорде будут танцы? Играет американский оркестр, они знают все последние мелодии Гленна Миллера.

– Кого? – спросила Бетт, роясь в корзинке в поисках подходящих ниток.

– Я же говорила, она понятия не имеет, кто это, – ухмыльнулась Озла, тоже садясь. – У таких, как она, мозги слишком заняты придумыванием всяких гениальных штук, чтобы интересоваться новой музыкой!

– Для того, чем я занимаюсь, не нужна гениальность. Всего лишь нелинейное мышление. Смотрите. – Бетт помедлила и огляделась. Подслушивать было некому. Отодвинув корзинку с носками, она достала из кармана клочок бумаги и быстро что-то на нем нацарапала. – Это шифр Виженера. Дилли велел мне разминаться на нем в свободное время, просто как упражнение по историческому криптоанализу. По работе мы занимаемся совсем другим, так что никаких тайн я не разглашаю. Я вас научу взламывать этот шифр за двадцать минут. – Все еще вдохновленная праздником в Коттедже, вином и адмиральским рукопожатием, Бетт чувствовала непривычное желание поделиться тем, что умела делать. – Сейчас покажу, как его взламывают при помощи ключа. Но можно и без… – И Бетт продемонстрировала девушкам, как это делается.

Маб и Озла ради развлечения попробовали свои силы – и не смогли оторваться. У них ушло на это больше двадцати минут, но в итоге обе взломали шифр.

– Видите? Не так уж и трудно, – заключила Бетт.

– Хотелось бы мне показать это тем парням, которые прохаживаются насчет «приюта дебютанток». – Озла посмотрела на свой шифр Виженера. – Представляете истерику Гитлера, узнай он, что куча девушек скрипит карандашами в Блетчли, выворачивая наизнанку его войну?

– «Думал ты, что вечна слава, но пробил твой смертный час, – процитировала Бетт ироническое стихотворение Дилли, – когда девушки из Блетчли разгадали твой приказ»[51]51
  Эта эпиграмма Дилли Нокса была адресована итальянскому диктатору Бенито Муссолини.


[Закрыть].

– А теперь эти девушки собираются на танцы в Бедфорде, – объявила Маб. – Мы заслужили право развеяться – и ты тоже, Бетт.

– Сама ведь знаешь, она не пойдет, – улыбнулась Озла. – Смешно даже надеяться, дорогуша!

К своему удивлению, Бетт открыла рот и произнесла:

– Нет, пойду.

Не прошло и часа, как она пожалела о своем решении.

– Ты представить себе не можешь, как давно мне хотелось ими заняться, – призналась Озла, атакуя пинцетом брови Бетт.

– Ой!

– Потерпи. Красота требует жертв.

Согнав Бутса с кровати, Маб разложила на ней скудный гардероб Бетт. Осмотрев все, она выбрала темно-синее креповое платье.

– Вот. Здесь только оно не коричневого, бежевого или цвета блохи в обмороке. Никогда не носи этих оттенков, Бетт, ты в них смотришься как тахта. Много бы я дала, чтобы нарядить тебя во что-нибудь яркое…

– Могу одолжить ей сиреневое атласное, – предложила Озла, безжалостно выдергивая волоски.

– Тесновато…

– А твое малиновое креповое?

– Великовато. – Маб профессиональным жестом встряхнула синее платье, расправляя его. – Дам ей мой красный шарфик, получится яркое пятно…

Бетт взвизгнула, расставаясь еще с одним волоском. Всю жизнь она ненавидела, когда на нее глядели, ежилась от любого прикосновения, а теперь ее изучали и ощупывали, словно дойную корову в стойле. Тем не менее манипуляции подруг странно завораживали. Она с сомнением бросила взгляд на себя в зеркало через плечо Озлы. Неужели подругам, как бы искусны они ни были, удастся изменить то, что она сама видела в своем отражении?

– Кожа у тебя отличная, но надо бы добавить цвета, – постановила Озла. – Тональная база «Макс Фактор» плюс капелька моей «Красной победной» помады от Элизабет Арден…

– Матушка говорит, что женщины, которые красят губы, – кокотки.

– И она совершенно права. Из тебя получится отличная кокотка!

– Так, теперь волосы. – Маб расплела длинную косу Бетт и теперь пропускала между пальцами волнистые светло-русые пряди. – Если отхватить дюймов шесть… Да не смотри ты на меня так, я свою сестренку уже не раз стригла.

– Матушка меня убьет!

– Бетт, – строго сказала Озла, – если ты еще раз скажешь «матушка», я тебе так дам, что своих не узнаешь. Расправь плечи! Выше голову! Накрась губы!

– Я передумала. – Бетт попыталась встать. – Не хочу я никуда идти.

Но было слишком поздно. Глаза подруг горели воодушевлением, протест Бетт тут же был подавлен, и она наблюдала словно зачарованная, как ее раздевают, вертят, красят губы. Щелкнули ножницы, и шести дюймов волос как не бывало. Озла подкрутила вялые локоны Бетт и заколола их «невидимками», а Маб начала подрубать темно-синее платье.

– Слишком коротко! – ужаснулась Бетт.

– Глупости, – оборвала ее Маб, не выпуская из рук иглу. – У тебя же есть ноги, Бетт! Спереди ты, надо признать, плосковата, бедра тоже не очень, но ноги у тебя имеются, причем весьма недурные, так что сегодня их должны увидеть.

– Нет!

– Да! – безжалостно возразили подруги.

Через какое-то временя, когда с нарядом закончили, темно-синее платье было не узнать: полученный от Маб красный шарфик красиво задрапировал вырез, подол едва прикрывал коленки Бетт и казался пышнее благодаря алой нижней юбке Озлы («пусть шелестит и мелькает на ходу вокруг твоих стройных ножек!»). Бетт недоверчиво уставилась на свое отражение в зеркале. В прекрасного лебедя ее, конечно, не превратили – никакое выщипывание, шитье и шелковые оборки не могли наделить ее фигурой Маб и лоском Озлы, – и все же выглядела она далеко не так ужасно, как опасалась.

– Сделаем тебе прическу под Веронику Лейк, – постановила Маб, вынимая заколки. – Ты всегда опускаешь голову при встрече с незнакомцами, а если у тебя появится прядь на один глаз, за которой можно спрятаться, станешь казаться не застенчивой, а загадочной. – Она расчесывала, делала пробор, взбивала… – Ну как тебе?

«Матушка это просто возненавидит», – подумала Бетт. Но вообще-то, если честно, выглядело не то чтобы совсем плохо…

Подруги поспешно занялись собственными нарядами. Маб надела нечто ярко-фиолетовое с синими переливами. Платье обхватило ее высокую фигуру, будто вспышка молнии.

– Это старая подкладка от штор, – пояснила она. – Я ее откопала в мешке с тряпками у Ма, когда ездила в Лондон в последний раз. Думаю, три стирки вполне переживет.

– Милочка, только ты и Скарлетт О’Хара способны облачиться в занавеску и при этом шикарно выглядеть. – оценила Озла, пристегивая чулки к поясу. – А мне все равно, что надеть. Передай мне вон то ситцевое в розочках. Итак, Бетт, слушай: мы с Маб отвлечем твою мать, а ты выбегай через черный ход. Скажем, что у тебя разболелась голова и ты пораньше легла спать.

«Теперь я точно попаду в ад», – подумала Бетт, кружась, как и остальные, в облачке духов «Суар де Пари» из запасов Озлы. Но эта мысль не помешала ей поцеловать Бутса на прощанье, перед тем как схватить пальто.

– Отлично, поехали! – сказал Джайлз, когда они забрались в его автомобиль на непроглядно темной улице. – Это кто, неужели наша Бетт? Отложи для меня танец, красавица!

– Я не умею танцевать, – пробормотала Бетт. – А даже если бы и умела, наверняка ненавидела бы это занятие.

Танцы оказались шумными, как она и опасалась. Собралась тьма народу – просторный зал ломился от мужчин в военной форме и местных девушек. Бетт едва различала сцену, где оркестр исполнял «Перекресток Смокинг»[52]52
  Tuxedo Junction – хит 1940 года из репертуара оркестра Гленна Миллера.


[Закрыть]. Джайлз и Маб поспешили на танцпол. Заметив, как Озла нетерпеливо выстукивает ритм своими крохотными лодочками со стразами, Бетт и ее убедила пойти танцевать. Перспектива сидеть в одиночестве пугала, но еще неудобнее было заставлять подруг стеречь ее ночь напролет.

Едва только Озлу пригласили, Бетт отыскала для себя стул у стенки. Какой-то белобрысый парень склонился над ней, обдав парами джина:

– Покружимся, Вероника Лейк?

– Благодарю вас, нет.

Не то чтобы Бетт нравилось находиться в толпе, но через какое-то время она поняла, что ничего не имеет против того, чтобы спокойно сидеть – алые шелковые оборки приятно шелестели у ее колен – и следить за танцорами. Пары вихрем кружились под музыку, юбки женщин раскручивались колоколом, будто венчики цветов, на форме мужчин сияли начищенные пуговицы, мелькали нашивки… Она почти уже различала в этой круговерти определенные узоры, напоминающие то ли спирали из лепестков розы, то ли рисунок кирпичной кладки…

– Привет! – Гарри шлепнулся на стул рядом с ней, большой, веселый, с растрепанными черными волосами. Казалось, он не просто не удивился переменам в ее внешности, а вовсе их не заметил. Бетт улыбнулась и поняла, что ее это ничуть не огорчило. Когда Джайлз сделал большие глаза, а потом изобразил, что очарован ее преображением, это показалось ей немного обидным – неужели прежде она выглядела таким уж чучелом? Видимо, да. Но если и так, выходит, на ее прежний облик Гарри тоже не обращал внимания, и это радовало.

– Не ожидал тебя здесь увидеть, – продолжал он, закидывая руку за спинку стула.

– Почему? Разве я такая зануда?

– Нет, но ты ведь не выносишь толпу.

– Меня вытащили Озла и Маб. – Бетт взглянула на Гарри сквозь падавшую на один глаз волну волос, сгорая от желания спросить, чем итальянская флотская «Энигма» отличается от флотской немецкой, взломом которой занимались в его корпусе. Но посреди толпы, где полно чужих, нельзя было разговаривать о шифрах и взломе, и Бетт попыталась завязать разговор на обычную тему: – А твоя жена тоже тут?

– Шейла дома с Кристофером. Вчера вечером она ходила на концерт с приятелем, так что сегодня вытолкала меня за дверь и велела развлекаться.

Хотя, судя по его голосу, он вовсе не жаловался на такое положение вещей, Бетт поняла, что сочувствует ему, но не знала, как это выразить словами. Когда ребенок такой слабенький, одному из родителей приходится постоянно быть рядом…

– Э-э… А как ты думаешь, Америка вступит в войну? – Бетт попыталась переключиться на менее личную тему.

– Хорошо бы. – Лицо Гарри помрачнело. – Немецкие подлодки из нас просто фарш делают.

Беседа снова заглохла. Обсуждать щелчки и «омаров» Бетт могла хоть день напролет, а вот обычный разговор давался ей трудно. «Но это все-таки лучше, чем раньше, когда при любом разговоре мне казалось, что я плыву против течения».

Оркестр заиграл «В настроении»[53]53
  In the Mood – фокстрот, ставший популярным в исполнении оркестра Гленна Миллера (1939).


[Закрыть], и по залу прокатился басовый рифф.

– Хорошо играют, – заметила Бетт, не зная, что еще сказать.

– Да, неплохо, но лично я предпочитаю несколько более упорядоченную музыку. Когда там ровные узоры. – Гарри ухмыльнулся в ответ на ее ошарашенный взгляд. – Ты тоже? Я так и думал. Не знаю, в чем тут дело – либо наш мозг изначально так устроен, либо мы просто к этому привыкли, учитывая, чем мы занимаемся круглый день. Вот Бах – это мое. В «Хорошо темперированном клавире» уйма узоров.

– Я его никогда не слышала.

– В Кембридже я подрабатывал в музыкальной лавке и, когда не было покупателей, слушал музыку в наушниках. Очень, знаешь ли, раздражало, если кому-то приспичит копаться в пластинках, ровно когда ты в самой середине симфонии.

– А я никогда не была в Кембридже. («Я никогда нигде не была».)

Мелодия закончилось, пары распались. Одни танцоры отошли в сторонку, другие нашли новых партнеров для начавшей журчать «Лунной серенады»[54]54
  Moonlight Serenade – популярная баллада в ритме свинга на музыку Гленна Миллера (1939).


[Закрыть]. Гарри прислушался.

– Может, покружимся?

– Не хочу танцевать, хочу на работу, – призналась Бетт.